С любовью, Техас

      Тайлер заглушил двигатель и хлопнул дверью. От капота «бьюика» отлетел песок, от шин — которые Тайлеру пришлось менять и накачивать заново (как оказалось, иногда через степную дорогу пролегали забытые кем-то «ежи») — сухая трава. Тайлер отряхнул протертые джинсы (это были старые джинсы Джона. Собственные Тайлер порвал, когда помогал отцу разобрать погреб, и забросил их в спальню Ричи, который, бормоча под нос, взялся за нитку и иглу) и хлопнул себя по оттопыренному (в молодости Джон любил носить в карманах пивные банки) карману, где лежал кожаный кошелек. Тайлер отсчитал три сотни и свернул их трубочкой. Это были деньги, полученные от Джона за работу в салуне. Тайлер, купивший с Рэйчел первые препараты для Чарльза, кое-что рассчитал и понял, что отпускных, доставшихся от службы, до октября не хватит.       Вечером, после долгой поездки в Даллас и обратно, Тайлер постучал отцу, который брился и слушал какую-то музыку по радио. Джон, умывшись от пены, посмотрел на Тайлера и кивнул, когда тот протянул ему полотенце. Тайлер знал: чтобы попросить что-то у отца, сначала его нужно было умаслить (в детстве Тайлер перед поездкой в соседний город или походом к реке долго рассказывал отцу об олимпиаде по математике, где он занял призовое место. Тайлер, на самом-то деле, никаких мест не занимал, но Джон, появляющийся в его школе не чаще раза в год, об этом и не догадывался. Гордился и отпускал Тайлера). Подлизаться, как всегда говорил Ричи (в этом-то он особо не преуспел), и Тайлер был с ним согласен. — Как съездил-то? — спросил Джон и открыл банку с пивом. Выругался, когда пена брызнула на руки, а Ричи, куривший перед салуном и слушающий вполуха, рассмеялся. Джон крикнул: — А ты над отцом-то не смейся! Сопли под носом еще не высохли, чтоб ты зубы мог скалить, понял? Как вышвырну тебя из салуна. Будешь перебиваться с воды на хлеб да у девок за центы жалкие прислуживать. — От девок хотя бы перегаром не разит, — усмехнулся Ричи, — папаша.       Он рассмеялся и ловко увернулся от отцовского подзатыльника. Взбежал по лестнице и хлопнул дверью. Джон выругался. — Не брат у тебя, Тай, — сказал он, — а заноза в заднице. — Это точно, — хмыкнул Тайлер.       Он помнил, как в детстве Ричи, зная, что их скромная старушка-соседка до ужаса боится змей, спустился как-то к реке и среди травы и камней нашел настоящее змеиное гнездо. Тогда он взял школьную сумку Тайлера и резиновые перчатки Джона для чистки выгребной ямы. Пока стояли ночные холода, Ричи лопатой подковырнул гнездо и сунул змей, которых было около десятка, в сумку. Он хотел подложить ее соседке на крыльцо (повод, по мнению Ричи, был веский: старушка не захотела покупать у него гнилые и побитые яблоки), но Тайлер забрал сумку раньше. Хотел забрать учебники из библиотеки, но вместо этого бегал по всей школе, отлавливая змей, которые уползли, как только он от удивления уронил сумку. Тайлеру, в отличие от Ричи, молчавшего как партизан, тогда знатно влетело от отца. Он около месяца ходил с огромным синяком на щеке и шатающимся зубом, который в итоге выпал. — Тунеядец он, а не заноза в заднице, — сказал Джон и сделал глоток. Выдохнул. — Я ему плачу, чтоб он деньги эти откладывал на, ну не знаю, дом, может, или квартиру в городе побольше. В Галвестоне, например. А он, прохиндей этакий, все на пойло да девок спускает. Как Коркоран, вон. Не побратались они, конечно, хотя могли. Девочки их обоих, вон, взашей гонят. — Тайлер усмехнулся, и Джон внимательно на него посмотрел. — А тебе чего надо-то было, а? Час-то уже поздний, спать пора. — Возьми меня вторым работником, — ответил Тайлер. Джон нахмурился. — Тебе зачем это? — спросил он. — Неужто деньги где-то проиграл, а? Долг, поди, выплачиваешь? — Деньги нужны, это правда, — сказал Тайлера. — Но долга нет, честно тебе говорю. — Смотри у меня. — Джон нахмурился сильнее. — Знаешь ведь, что я такие дела недолюбливаю. Нет долга? Хорошо это, но и верить я тебе просто так не могу. Спустишь а то все деньги на сигареты и девок. Ты, конечно, солдат, Тайлер, и я горжусь тобой, но мало ли какая моча тебе в голову ударит. Я бы и не спрашивал, если бы ты денег просто попросил. Ну, не знаю, сотни две. А тут ты на работу просишься. — Джон пожал плечами. — У тебя ж отпуск, какая работа, а? Не порядок. — Лечение оплатить хочу, — ответил Тайлер и посмотрел на отца. — Поэтому и нужны деньги. — Лечение? — Джон поставил банку на стол и скрестил руки на груди. Прищурился. — Что подцепил, а? Девку какую, небось, на дороге подобрал да без резинки засадил ей, а? Верно говорю? — Нет. — Тайлер качнул головой. — Не мое лечение. Девушке, к которой я езжу, нужна операция. Дорогая операция.       Джон поджал губы. Потом, когда Тайлер сглотнул, морщины на его лбу разгладились, и он рассмеялся и хлопнул рукой по столу. Пустая банка подскочила, но Тайлер успел поймать ее. — Тю, ну и напугал ты меня, Тай, — сказал Джон и усмехнулся. — Я-то думал сначала, что в долги ты какие влез, потом, что чумка у тебя. В городах-то больших много петухов этих дрянных ходит, мог и заразиться, конечно. Все себе уже надумал, а ты, вон, рыцарем в доспехах-то оказался. Удалось мне, значит, воспитать тебя настоящим мужчиной. — Джон снова рассмеялся, и Тайлер выдохнул. — Серьезно у вас там все, да? Раз операцию ты ей оплачиваешь. До свадьбы, глядишь, скоро дойдет. Ну я в эти ваши дела лезть не буду. Мой нос вам не нужен. Ты вот что скажи: денег-то сколько надо, а? Может, я как-то помочь смогу? Вдруг дочкой она моей станет, а я как жид себя сейчас поведу. Не порядок. — Около пятнадцати тысяч, — ответил Тайлер, и Джон округлил глаза. — Это только операция. Есть препараты, которые нужно покупать уже сейчас. — Пятнадцать кусков? — воскликнул Джон. — Это ж где такие цены, а? В Даллас, небось, катались, да? Ну, чтобы проверить там все? — Тайлер кивнул. — Тогда понятно. Цены там грабительские, я тебе так скажу. Надо было в другое место, конечно, ехать, но сейчас уже ничего не попишешь. — Джон усмехнулся и продолжил: — Денег у меня таких на руках нет, Тай, но на работу я тебя взять смогу. В салуне ты не разживешься, и тебе придется искать что-нибудь еще. Сходи-ка в лавку мясную. Мистер Смит, вроде, искал себе сменщика. Немного отсюда, немного оттуда и, глядишь, насобираешь хоть сколько-то. В кредит, я надеюсь, ты влезать не собираешься? Кабала еще та, на самом деле. — Нет, — ответил Тайлер. Он знал, что Рэйчел хорошенько потопчется на его мертвом теле, если он возьмет кредит для лечения Чарльза. Но брать Тайлер не хотел и сам. Понимал, что в случае чего ему придется вернуться на службу, чтобы выплатить все до единого цента. Тогда Чарльз остался бы один, и Рэйчел снова пришлось бы за ним смотреть. Этого Тайлер допустить не мог. — Хорошо, — снова сказал Джон и поднялся из-за стола. — Тогда завтра с утра я разбужу тебя, а не Ричи. Поможешь мне кое с чем и можешь ехать к своей девчонке. В последнее время-то ты только и делаешь, что туда-сюда катаешься, а.       Тайлер усмехнулся, а Джон рассмеялся. — Ну и где ж живет твоя девчонка, а? — спросил Джон, когда Тайлер закрыл багажник и запрыгнул в прогревшийся салон. Он прихлопнул муху, бьющуюся в лобовое стекло и закурил. Джон хмыкнул, увидев на заднем сидении плотный бумажный пакет из аптеки, и скрестил руки на груди. Небо заволокло плотными тучами, и на Саладо опустился сизый туман. Утро, как и лицо разбуженного собачьим лаем Ричи, было хмурым. — Ну, если брать от Саладо, то миль тридцать точно будет, — соврал Тайлер.       Несколько дней подряд, когда Джимми только кивал в ответ, но не подходил близко, Тайлер заводил «бьюик» и выезжал к пересечению. Делал это после работы в салуне (Джон нагружал его, будто бы Тайлер был уборщиком, официантом и садовником в одном лице. Нагружал, но платил достаточно, поэтому Тайлер, тихо матерясь под нос от жары, выполнял любую работу). Потом он парковал машину у огромного высохшего дерева, оставляя на лобовом стекле записку: «Спустило заднее колесо, — ушел к ближайшей мастерской», и спешно шел пешком. До Чарльза и Элли (Рэйчел всегда была на работе) добирался через двадцать минут. Сначала было тяжело: тело, отвыкшее от долгой ходьбы по пескам и камням под палящим солнцем, уставало, и Тайлер, погладив Элли по голове, отправлял ее на кухню за стаканом холодной воды. Он долго сидел в тени дома рядом с Чарльзом, чистящим винтовку. Потом, когда езда-парковка-прогулка стали обыденностью, Тайлер шел уверенно и легко, зная, что на подступе к дому его встретит Бадди, размахивая хвостом и поскуливая от радости. Бадди шел рядом, тыкаясь носом в ладони и выпрашивая кусок мяса.       Иногда Тайлер приносил ему говядины, иногда — остатки куриного пирога, который Донованам приносила какая-то старушка. По словам Ричи, хорошенькая женщина, пытающаяся закадрить Джона. Хорошенькой женщине на вид было лет восемьдесят, и от нее всегда несло кошачьей мочой или кислым молоком. Ни кошек, ни молока у нее не было (аллергия, черт ее дери), но Тайлер, видя ее старческую улыбку с красными деснами и кривыми зубами, только кивал и умело выворачивался из-под морщинистой руки, когда старушка пыталась потрепать его по волосам. Что-то в ней определенно настораживало, но Тайлер не мог понять что. То ли странный запах, то ли куриный пирог с костями вместо мяса, то ли улыбка, от которой по спине пробегали мурашки.       Тайлер, оставив записку, обернулся: он отчетливо слышал какой-то шорох за спиной. Степь казалась безжизненной: высокая трава от ветра пригнулась к земле, перекати-поле зацепилось за корягу и подпрыгивало, огромное дерево качало кривыми ветками, а следы от костров, разведенных под его тенью, выглядели мертвыми глазницами монстра, растянувшегося вдоль сухой земли. Пустынно и горячо, несмотря на тучи, грозившие обрушить на Саладо холодный дождь. Рассосутся, подумал Тайлер, посмотрев на бледное солнце. Дожди в Саладо редки, как оазисы — среди колючих песков. Тайлер стоял, скрестив руки на груди, и внимательно смотрел на степную дорогу, извилистую и ухабистую. Никого. Тишина.       Через сотню ярдов Тайлер увидел Бадди. Он принюхивался к земле, но, заметив Тайлера, бросился к нему, громко тявкнув. Бадди именно тявкал. Лаял, по словам Рэйчел, он очень редко. Когда кто-то чужой пытался переступить порог. Или когда Элли доводила его, запрыгивая сверху и пришпоривая, словно коня. Тайлер потрепал Бадди по спине и хлопнул себя по ноге. Пес встал на задние лапы и попытался лизнуть его лицо. Тайлер рассмеялся. — Хороший мальчик, — сказал он и вспомнил Купера. Тайлер не видел, хотя и держал его на руках всего-то пару раз, чтобы Келли его дрессировала. Купер с трудом забирался на диван, барахтаясь лапами в воздухе и напоминая Джимми, купающегося в ручье. Что-то схожее между ними определенно было, но Тайлер бы этого никогда не сказал. Не хотел обидеть Келли. Тоже мне, сказала бы она, выпятив нижнюю губу, сравнил моего Купера с этим засранцем Коркораном. Тайлер мог смеяться над Джимми или шутить над Чарльзом (хотя делал он это нечасто: не знал, где ему дозволено зайти с ним чуть дальше), но над Рэйчел, или Келли, или малюткой Элли он не стал бы насмехаться никогда. Не потому, что они были слабыми женщинами (Тайлер всегда воспринимал их с собой на равных: Рэйчел работала, не жалея собственного здоровья, Келли могла утереть нос любому расхваленному ковбою, а Элли, умная не по годам, присматривала за дядей, когда ее мама валилась с ног от усталости), а потому, что не хотел показаться перед ними шутом. Десятки газет пестрили статьями о насилии над женщинами, и Тайлер хотел стать, в случае чего, для них опорой. Твердым плечом, на которое можно опереться. Не только потому, что он солдат, давший когда-то клятву. Но и потому, что он их друг. — Тайлер! — Элли выбежала, настежь распахнув дверь. На земле остались следы от ее босых ног, и Тайлер подхватил ее на руки. Элли чмокнула его в щеку и, смутившись, положила голову ему на плечо. Тайлер рассмеялся и погладил ее по спине. Элли улыбнулась, увидев, как Бадди пытался прыгнуть на руки вслед за ней, и продолжила: — Плохой пес, понятно? Сгрыз сегодня ножку стула, и дядя Чак упал. Из-за тебя упал, ясно тебе, морда слюнявая?       Бадди заскулил и виновато блеснул глазами. — Чарльз упал? — Тайлер нахмурился. — Как это произошло? — Дядя Чак читал мне газету и пересел из своего кресла на стул. Бадди лежал рядом. Он иногда грызет стулья, когда дядя не обращает на него внимания. Ну, в этот раз Бадди сильно укусил, и дядя свалился. Ударился виском, и мне пришлось отколупывать из холодильника лед. А он, между прочим, гудит, как какой-то гоблин из ужастика. Плохой пес, понял меня?       Бадди тявкнул и бросился вперед. Вбежал на кухню и под отборную ругань Чарльза (некоторых слов Тайлер раньше даже не слышал), зацепившись хвостом, снес со стола тарелки. Элли вздохнула и снова положила голову Тайлеру на плечо, спрятав улыбку. — Маленький гаденыш, — беззлобно сказал Чарльз и хлопнул Бадди по боку. Он, замахав хвостом, положил морду ему на колени и блеснул глазами. Чарльз, усмехнувшись, продолжил: — Ну и чего ты смотришь, как побитый жизнью кот, а? Стул сгрыз, тарелки разбил, а теперь прощения просишь, а? — Бадди тявкнул. — Ой, даже не смотри на меня так. Кто, по-твоему, убирать все это будет? Ты, что ли? Иди-ка лучше в комнату и подумай над своим поведением, а.       Бадди фыркнул и лизнул Чарльзу руки. Потом, когда тот щелкнул его по носу, пошел в спальню, стуча когтями по полу. Тайлер спустил Элли с рук и улыбнулся. Захотелось так же щелкнуть Чарльза по носу, а потом прижаться к нему со спины, уткнувшись носом между лопаток. Тайлер уже обнимал Келли или трепал Джимми по волосам, но не мог лишний раз коснуться Чарльза, потому что он запретил. И от этого лоб сразу хмурился, а губы поджимались. — Нашел лошадь-то? — Чарльз усмехнулся. Он наклонился и начал собирать осколки. Тайлер присел на корточки, чтобы помочь. — Руки! — Чарльз оттолкнул его. — Сам справлюсь.       Чарльз быстро сгрузил осколки в мешок и поставил его у двери. Где-то в доме рассмеялась Элли, и Чарльз улыбнулся. Тайлер заметил, что лицо его было бледнее, чем обычно, а руки мелко дрожали. Глаза словно вкатились, а губы посинели. Чарльз то и дело оттирал с шеи или со лба испарину и часто дышал, словно температура тела повысилась градусов на пятнадцать. Майка на Чарльзе висела мешком, а брюки собрались складками. Он закашлялся, согнувшись пополам от вырывающихся из груди хрипов, и схватил платок, на котором сразу расплылись красные и желто-зеленые пятна. Кровь и гной. Это тянулось с апреля. — Плесни мне водички, — прохрипел Чарльз и сжал край стола до побеления пальцев. Стакан осушил залпом и поморщился, когда в груди что-то булькнуло. — Что случилось? — Тайлер знал, что кашель Чарльза усиливался с каждым днем, но никогда не видел и не слышал, чтобы его грудь словно разрывалась на части, а вдохи и выдохи становились больнее. Что-то определенно изменилось. — Слишком много вопросов, — буркнул Чарльз и развернулся. Хотел покатить в спальню, но Тайлер остановил его, резко дернув на себя. — Я знаю, что это не мое дело, — сказал он, встав на колени. — Но у тебя, Чак, есть сестра и маленькая племянница. Подумай, как сильно ты напугаешь Элли, если снова упадешь с кресла посреди ночи и начнешь задыхаться. — Чарльз поджал губы, и Тайлер продолжил: — Что случилось? — Рэйчел нашла морфин и кодеин и выбросила их вместе со шприцами. — Морфин? — Тайлер нахмурился. — Зачем он тебе, а?       Чарльз рассмеялся. Смех перешел в кашель, и он, захрипев, схватил Тайлера за плечо. Кашлял долго, отхаркивая собственное легкое. На глаза выступили слезы, а лицо побледнело сильнее. Вены на висках вздулись, и Тайлер смочил тряпку, чтобы обтереть лоб. — Ты, конечно, не понимаешь, насколько хреново может быть, когда приходится постоянно кашлять и дышать через раз, — Чарльз криво усмехнулся, продолжая сжимать плечо. — Это хреновина в моем легком растет каждый день, и я даже не могу подремать, потому что она рвет меня изнутри. Чтобы не загибаться от боли, я колол себе морфин или кодеин, что посильнее. Тогда я и ел нормально, и передвигаться мог, не останавливаясь на каждом чертовом дюйме, чтобы выкашлять какую-то гребаную хрень. — Чарльз со свистом вдохнул. — Элли, конечно, видела иногда, что я себе делаю уколы, но я говорил ей, что это для моей больной ноги. Она и верила. А пару дней назад стащила у меня ампулу и случайно выронила ее перед Рэйчел. Истерика, крики, и теперь мне приходится постоянно хрипеть, кашлять и загибаться от боли в груди. — Я могу отнести тебя в спальню, — сказал Тайлер. — Посижу рядом, пока ты не задремлешь. — К черту, — прохрипел Чарльз. — Нет разницы, где загнуться от боли: в спальне или, вон, в траве какой-то. Я хотел ружье прочистить, так что отойди. Понимаешь ведь, что, когда у меня нет настроения, ко мне лучше не лезть.       Это Тайлер знал хорошо. Очень хорошо. Чарльз напоминал ему дикого кота, которого однажды подрали дворовые собаки. После этого он опасался подходить даже к людям, протягивающим ему руку с огромным куском колбасы. Иногда, когда какой-нибудь прохожий трепал его за ухом, Чарльз мурчал. Тайлер видел его улыбку или усмешку, слышал смех и безобидные шутки. Но иногда, когда прохожий позволял себе что-то большее, — поцелуй в мокрый нос и поглаживание по животу — Чарльз ощетинивался, и глаза его наливались глухой злобой. Хвост начинал бить по земле, а уши поджимались к голове. Он показывал свои клыки — сломанные и тупые — и начинал шипеть, выставляя острые когти.       Чарльз, нахмурившись, поставил винтовку между ног и начал вычищать порох. Тайлер, улыбнувшись, сел рядом, прислонившись спиной к прорезиненному колесу. Чарльз посмотрел на него и поморщился. — Я присмотрю за тобой, — сказал Тайлер. — Вдруг что. — Уйди-ка отсюда. От тебя воняет. — Чего? — Чего-чего? — Чарльз скривился. — Несет, говорю, от тебя, как от помойки. Душ-то давно видел? А то дышать невозможно. — Ну дорога-то долгая, — ответил Тайлер и придвинулся ближе. — Сначала на машине, потом пешком по степи с Элли на руках. Рядом еще Бадди, как ошалелый, скачет. — Иди ополоснись, а. — Чарльз положил винтовку на землю. — Не помру я, пока ты кости свои перемываешь.       Тайлер фыркнул. Он попросил у Элли, строящей замок из кубиков, ведро и набрал холодной воды. Горячей, как и у многих в Саладо, у Кларков не было, и они грели воду в чайнике или глубокой кастрюле. Тайлер запариваться не стал: будучи солдатом, он мог не видеть нормального душа месяцами и мыться в холодной речной воде, где за ноги кусали не только склизкие пиявки, но и гады побольше. Тайлер помнил, как однажды его приятеля укусил пангасиус, рыба размером с походный рюкзак. Тогда ее выловили и зажарили, и особо любопытные, попробавшие ее на вкус (Тайлер не ел: однажды уже отравился), потом несколько дней подряд караулили выгребную яму и обнимались не с девушками, которые пришли развлечь солдат, а с собственными портками.       Тайлер вынес ведро и ковш на улицу. Чарльз нахмурился, когда он стянул с себя футболку с темными пятнами. — Что за хрень ты вытворяешь, а? — спросил Чарльз и откатился к двери. Ее Тайлер захлопнул: не хотел, чтобы Бадди разлил всю воду и выкупался в грязи. — Ополаскиваюсь. — Тайлер пожал плечами и плеснул холодной воды из ковша. Стало действительно лучше. Кожа раскраснелась, а в голове прояснилось. Он плеснул на лицо и качнул головой, словно промокший Бадди, разбрызгав воду вокруг. Ботинки стянул и топтался босыми ногами на влажной и колючей траве. Капли блестели на смуглой коже, и Тайлер смахивал их. Воды осталось немного, и он, улыбнувшись, посмотрел на Чарльза. — Отец тебя, что ли, учил раздеваться перед каждым встречным, а? — спросил он. — Или мать? — Ну, мать-то я уже не помню: мелким был, когда она сбежала с кем-то. А так, — Тайлер прищурился, — ты ж сам сказал мне ополоснуться. Видите ли, несло от меня, как от взмыленного жеребца. — Как от помойки, — поправил Чарльз и цыкнул, когда Тайлер брызнул на него водой. — Вот ведь мелкий засранец, а.       Тайлер рассмеялся и плеснул еще раз. Чарльз, откатившись в тень, подобрал с земли мелкий камень и бросил его. Он угодил Тайлеру в плечо. Чарльз усмехнулся и взял еще один, только побольше. За дверью раздался стук когтями, и на улицу, через отверстие, прикрытое полотенцем, выбежал Бадди. Он обнюхал мокрого Тайлера и тявкнул, когда тот снова брызнул водой на Чарльза. Камень попал ему в грудь, оставив красный след. — Только попробуй, — сказал Чарльз, увидев, как Тайлер зачерпнул ковшом оставшуюся воду. Он шагнул, и Бадди прыгнул за ним. Чарльз откатился к узкой тропе, ведущей в рощу, и остановился, занеся руку с камнем над головой. Тайлер, словно ловкая кошка, бросился вперед, выставив перед собой ковш. От удивления Чарльз выронил камень и покатил назал. Бадди, подбежавший к нему, ударился о колесо, и кресло, накренившись, начало падать. Чарльз не успел выругаться: крепкие руки Тайлера поймали его раньше. Он, отбросив ковш, взял его, подхватив под бедра. Чарльз схватил Тайлера за шею руками, а его спину обвил ногами. Ковш упал, и вода выплеснулась, окатив их. — Говнюк, — прохрипел Чарльз, и Тайлер подумал, что сейчас он закашляется. Попробовал опустить, чтобы усадить в кресло, но Чарльз прижался сильнее и случайно, как показалось Тайлеру, мазнул своим носом по его щеке. Он тихо рассмеялся, когда Бадди попробовал укусить его за штанину, и продолжил: — И на солдата вовсе не похож. Детство у тебя в одном месте всегда играет, понятно?       Тайлер, усмехнувшись, кивнул. — Я посажу тебя обратно, — сказал он и удобнее перехватил Чарльза. — Кресло-то подними сначала.       Тайлер нахмурился. Кресло зацепилось за валун, лежавший у тропы, и запуталось в высокой траве. Не упало, но Тайлеру пришлось бы повозиться, чтобы выпутать его. Он осмотрелся: на траву, влажную от воды, сажать Чарльза он не собирался. Мало ли. Футболка Тайлера лежала рядом с ведром, и он мог расстелить ее у двери. Нахмурился, когда Чарльз будто бы потяжелел фунтов на тридцать. Он завозился у него на руках, притираясь ближе, и выдохнул. Тайлер ощутил, что его сердце забилось быстрее, и переступил с ноги на ногу. Главное, чтобы Чарльз ничего не заметил. — Исуси, хватит глазеть по сторонам, — сказал Чарльз и откашлялся. — Занеси меня уже в дом. Я спины не чувствую.       Тайлер кивнул. Шагнул, но дорогу ему преградил скалящийся Бадди. Он залаял, и из окна кухни высунулась Элли. Тайлер и Чарльз обернулись.       Джимми застыл. Он остановился у широкой дороги, уходящей в степь. Именно оттуда пришел Тайлер. Именно оттуда приезжал сам Джимми, когда он будил его на рассвете или глубокой ночью. — Джимми? — Коркоран?       Джимми открыл рот, о чем-то подумал и закрыл его. Он выругался себе под нос и отшатнулся, когда Бадди дернулся. — Стив хочет тебя видеть, Тай, — наконец сказал он. — По поводу какой-то бумажки.       Тайлер спешно шел к особняку Морганов. Чарльза он занес в дом, уложив на постель. Потом прикатил к нему кресло и, снова погладив Элли по спине, за что она крепко обняла его, вышел на крыльцо, где его дожидался Джимми. Он курил. Посмотрел на Тайлера и предложил сигарету. Тот взял ее, поняв, что не курил почти неделю: рядом с Чарльзом он не курил, чтобы не искушать его лишний раз, а в салуне частенько пререкался с Ричи или помогал отцу. На курево времени не находилось, да и не тянуло его особо. Тайлер так думал, но, стоило зажигалке чиркнуть перед сигаретой, он словно посвежел, сбросив с плеч какой-то невидимый груз. Они курили, пока шли. Иногда смотрели друг на друга, но молчали. Если Джимми и хотел что-то сказать (а он был очень болтливым и никогда не затыкался), то вовремя прикусывал язык, потому что по Саладо уже прокатился слушок о взгляде мертвеца. Кто-то говорил (и Джимми к этим слухам причастен не был: о своих приятелях он судачил мало), что у приезжего, ну, сынка того трактирщика, взгляд настоящего убийцы. Джимми и сам слышал, как Джон Донован посмеивался, говоря что-то о глазищах Тайлера. Но Джимми ничего не спрашивал. Правду о нем говорили: трусливее загнанного зайца.       Тайлер затушил окурок, кивнул Феликсу, от жары растекшемуся на качели в саду, и постучал. Дверь ему открыла Келли. Она была в длинном шерстяном платье и тапках. Волосы Келли собрала в толстую косу, а на шее завязала платок. Стив опять ее ударил, подумал Тайлер, вспомнив слова отца. Узнал он случайно. Келли бы никогда не рассказала ему или Джимми о Стиве, который, будучи пьяным, всегда становился бешеным и очень драчливым. Однажды он, проиграв в карты в каком-то пабе, сломал Феликсу палец, когда вернулся домой. Ему не понравилось расположение вазонов с цветами на крыльце, и он, подозвав Феликса, ударил того лопаткой по руке. Палец не отрезал чудом, но сломал его в трех местах. — Ну привет, ковбой, — усмехнулась Келли и привалилась плечом к косяку. Тайлер улыбнулся, и она продолжила: — Давненько я тебя, конечно, не видала. Слышала, что ездил ты куда-то. Спросить хотела, а потом братец твой пришел, как ты там его звал? А, Ричи-лапки-птичьи. Приходил он недавно, а я на качели сидела в саду. Он с Феликсом долго говорил, но я и не вслушивалась. Мало ли что он болтает. Потом Ричи чуть ли не на крик перешел, и я узнала, что к девушке ты повадился ездить. За тридцать миль, говорит, катается. Заболела, говорит, она недавно, а ты и покатил к ней, только колеса твоей развалюхи и сверкали.       Тайлер фыркнул. — А ты не фырчи, — продолжила Келли. — Мне даже интересно стало, что за девчонка такая, ради которой ты тридцать миль почти каждый день мотаешь. Красивая хоть? — Очень, — хмыкнул Тайлер, но внутри насторожился, услышав про Ричи. И что ему надо здесь, подумал он.       Келли рассмеялась и кивнула. Тайлер поставил ботинки на этажерку и прошел в гостиную. Ничего не поменялось. Разве что теперь на столе лежала не книга-журнал, а стояла чашка с холодным кофе. Рядом — тарелка с откусанным сэндвичем. — Отец наверху, — сказала Келли и растянулась на диване. Взяла пульт и включила телевизор. — Уж не знаю, что ты натворил на этот раз, но он погнал за тобой Джимми чуть ли не вилами. Злым, конечно, не выглядел, но удивленным — это точно.       Тайлер хмыкнул. Он еще не знал, что все письма и конверты, связанные с будущими скачками в Далласе, проходили через руки мистера Моргана, и только от него зависело, узнает ли жюри о новом наезднике. Тайлер не знал, поэтому нахмурился, увидев конверт, отправленный им четыре дня назад, в руках Стива. — Закрой-ка дверь, — сказал Стив и закурил. Курил он исключительно толстые сигары, до отказа набитые кубинским табаком, поэтому смрад в его кабинете, больше похожем на крошечную библиотеку, стоял ужасный и едко жжег глаза. Стив открыл окно, чтобы проветрить, и указал Тайлеру на кресло. Тот сел, вытянувшись по струнке и положив руки на колени. — А ты не дрейфь, солдат, — усмехнулся Стив и плюхнулся на стул с высокой спинкой. Руки, сцепленные в замок, положил на стол и, наклонившись к Тайлеру с сигарой в зубах, продолжил: — Слышал, что ты в скачках собрался участвовать. Сначала не поверил. Думаю, ну, какой десантник отважится на лошади-то скакать. — Стив усмехнулся. — А потом вот конверт мне этот принесли. Нахмурился я: в Саладо, кроме меня, наездников-то больше не водилось. Открываю, да вижу твою рожу на фотографии. Думаю, совсем паренек из ума-то выжил. А Келли мне потом говорит: мол, ты на лошади-то учился в детстве кататься, а в тот раз, ну, когда ты кубарем свалился, Мара просто строптивая была, с характером такая. Я ей, конечно, поверил. Дочурку-то я свою люблю, души в ней не чаю, а тебя раза два всего видел, вот и поговорить захотел. — Стив внимательно посмотрел на Тайлера. — Правда, что ли, в скачках хочешь участвовать, а?       Тайлер кивнул. — Правда, — сказал он. — Отцу сказал, он и посоветовал бумажку-то эту отправить. — Дельный совет, — хмыкнул Стив. — Но зачем тебе, а? Слышал, что в армию ты хотел вернуться к августу. А скачки-то чуть ли не в сентябре. Остаешься в Саладо, стало быть? — Скучно мне. — Тайлер пожал плечами. — Захотелось острых ощущений, вот и решил поучаствовать. Скачки-то любительские: всех, видимо, берут. Без разбора. — Что правда, то правда, — ответил Стив. Он поднялся из-за стола, затушил сигару и шагнул к Тайлеру. Остановился аккурат напротив него и почти ткнулся обвисшим животом ему в нос. Тайлер не отвернулся. Знал, что с такими людьми как Стив, высокомерными и нахальными, нужно быть осторожнее. Они следят, словно затаившиеся гадюки, и выжидают, чтобы напасть, проткнув шею клыками. Тайлер много гадюк встречал, поэтому сачок и толстые перчатки у него были, и Стив это чувствовал и пытался хоть как-то припугнуть его, расправив ободранный, без лоснящихся чешуй хвост. Стив, шагнув назад, продолжил: — Острых ощущений, говоришь, захотелось, да? — Тайлер кивнул. — Ну оно и понятно. Меня в твоем возрасте тоже иногда клинило. С бабкой я жил да с дедом. Ох, и нарыдались они: мне моча-то в голову ударит, так я ж и усидеть на месте не могу. Как кобель глистный, ей-богу. Помнится, как-то сбежал я с дружками да девчонками на речку. Вонючка тогда, а я, между прочим уроженец Саладо, хорошая еще была, чистая. Ну, мы поплавали, мясца жареного поели и выпили, куда ж без этого. А у друга моего, земля ему пухом, сестра старшая самогон гнала. Про русскую водку знаешь? Вот, похож он был. Крепкий, черт возьми. Мы выхлебали пинты четыре, не меньше. Потом как в голову ударит, — Стив рассмеялся. — Я еле до дома доковылял. Бабка учуяла да трепки мне такой хорошей отсыпала, ремнем-то по заднице, что я еще недели две нормально сидеть не мог. Получил, как говорится, острых ощущений. На всю жизнь хватило.       Тайлер усмехнулся. Стив снова закурил. Он буравил Тайлера взглядом, словно надзиратель — провинившегося заключенного. Стив надеялся, что он, как и многие, стушуется, опустит голову или отведет взгляд. Но Тайлер привык. Когда на него смотрел враг, крутя в руке нож для пыток, или упиралось чье-то дуло, он действовал быстро, не раздумывая. В голове звенело от пустоты, глаза словно затуманивались, и Тайлер уже не помнил, как сломал чью-то руку, выхватив нож, или отобрал автомат, выстрелив из него же кому-то в голову. Действовал быстро и уверенно. Но не помнил. И испугался, впервые увидев кровь на своих пальцах. Кровь, въевшуюся в кожу и оставшуюся на мокрой от пота форме.       Стив затушил сигару и снова взял конверт. Положил его на колени Тайлера и скрестил руки на груди. — Я-то не против, — сказал он и прищурился. Гаденько так. Напомнив Тайлеру улыбку Итана Эванса. — Наоборот, даже за. Молодые умы и силы, так сказать. Но знаешь ли, Тай, — Стив усмехнулся, — для скачек-то лошадь нужна. Уже подумал, где брать-то будешь? Хорошего-то коня днем с огнем не сыщешь. — В Далласе, говорят, конюшня хорошая есть. Хочу прокатиться, — Тайлер соврал. Он уже знал, какая лошадь ему нужна. Не знал только, как расположить Стива к себе, чтобы он позволил забрать Мару. — В Далласе, — усмехнулся Стив. — Что Даллас-то, а? Вон, Галвестон поменьше, да ничем не хуже, согласись? — Тайлер кивнул. — Еще б в Нью-Йорк за жеребцом поехал или, вон, в Европу намылился. Был я там. Ничего хорошего. — Стив подошел к окну и посмотрел на темную крышу конюшни. Феликс начал стричь газон, а Мартин, погоняя Джимми, словно взмыленную кобылу, сидел на перекладине стойла и жевал соломину. Стив показал ему кулак, и Мартин, схватив шляпу, бросился к денникам. Продолжил: — Я-то гнедого возьму: силен и быстр, черт возьми. Этот, как его, а, мистер Эванс, сказал, что шанс на выигрыш есть. Я думаю: ничего себе, «шанс». Ставлю сто к одному, что Рупер, жеребец в смысле, даже не замылиться, когда первым к финишу-то придет. Умный и покладистый. Был бы человеком, — расцеловал бы в обе щеки.       Стив рассмеялся. Тайлер сухо улыбнулся. Не получилось, подумал он. Стив, словно пьяный Джимми, не давал и слова ему сказать. То о лихой молодости, то о конюшне и жеребцах. Тайлер взял конверт и хотел проститься, но Стив снова сел за стол и хлопнул по нему ладонью. — Давай свои бумажки, — сказал он. — Говорю же: люблю, когда молодые характер показывают. Вряд ли, конечно, ты хоть что-нибудь займешь. Пинка только и получишь от других наездников-то. Они-то тебя заставят пыль глотать. Но я все равно хочу, чтоб ты поучаствовал. Из Саладо-то я да еще пару мужиков ездили, да и те померли потом. Один я остался. Только в Даллас приезжаю, а на меня уже пальцем тычут. Мол, посмотрите, вон тот деревенщина-то. Вместе поедем, вместе носы им городские утрем, понял? — Тайлер, хмыкнув, кивнул. — Ну и хорошо, что понял. Люблю я понятливых. Ты, Тай, умный черт, не то что Коркоран этот. Уж не знаю, как он со своими куриными мозгами машину выучился водить. Загадка-то не только для меня, загадка для всего Саладо. Но я тебе вот что скажу: ты в нашем деле новичок, согласен? — Кивок. — Рука тебе железная нужна. Для наставления, так сказать. Как жеребенка-то воспитывают, так и тебя надо выучить, понимаешь? Сначала азы, потом команды посложнее. Не то ринешься в небо, не научившись крыльями хлопать. Ты парень хороший, Тай, и я это вижу, поэтому и предлагаю. Возьми одну из моих кобыл. Ну, или жеребцов, если приглянется. Я тебе покажу да расскажу. Келли, чертовка этакая, тоже чему-нибудь да научит. Не пей с ней, главное, а в остальном она девка бойкая и умная, как и ты. Замуж, правда, все никак не выйдет, но это дело десятое, так сказать. Я тебе чуток помогу, чтобы ты лицом в грязь не ударил. Во всех смыслах, знаешь ли. Деньги мне от тебя за обучение не нужны, но кобылу или жеребца я бесплатно, конечно, не отдам. Согласишься, и договоримся насчет цены. Много-то драть я не буду, не бойся.       Но Тайлер не боялся. Положил конверт на стол и протянул руку. — Согласен, — ответил он, и Стив улыбнулся. Не так скользко, как Итан, но тоже неприятно.       Келли, обув отцовские сапоги, затягивала седло. На Рупере, гнедом, должном выиграть на августовских скачках, ей хотелось прокатиться давно. Тогда, когда отец впервые, еще весной, заговорил о нем. Рупера ему привезли из Канады. Гнедой, с белесой гривой и длинным хвостом, который Стив обрезал. Сильные ноги, крепкие шея и спина. Келли пищала от восторга не меньше, чем Мартин. И если она делала это потому, что Рупер действительно был красавцем, то Мартин, чтобы не получить нагоняй от Стива.       Рупер заржал, услышав тяжелые шаги. Келли обернулась: к денникам, отмахиваясь от навозных мух, подошли Стив и Тайлер. Последнему она улыбнулась и подмигнула. Тайлер усмехнулся. — Келли, — сказал Стив и положил ей руку на плечо, — куда собралась, а? Вроде говорил тебе дома сидеть да не рвать задницу. Забыла, что ли? — Он сжал плечо, и Келли поморщилась. Смахнула руку. — Хочу немного объездить Рупера, — ответила она. — Ты-то на нем давненько скачешь, а я так только, издалека видала. — А нечего его объезжать-то. — Стив поморщился. — Он тебе дикий мустанг, что ли? Сломает себе что-нибудь, пока ты ему спину задницей отбивать своей будешь, я потом как на скачки-то поеду, а? Рыжую кобылу твою возьму, что ли? Она ж трясется, как паровоз этот. На ней ни пернуть, ни вздохнуть. Копыта отбросит раньше, чем Джимми поумнеет.       Келли цыкнула и продолжила затягивать ремни. Рупер махнул хвостом, ударив Стива по спине, и тот сильно врезал ему по крупу. Рупер взволнованно заржал, и Келли, метнув на отца серьезный взгляд, вывела жеребца к манежу, где Джимми подкрашивал балку. — Выбрал, говоришь, уже кобылу-то? — Стив поправил поводья, висевшие на гвозде в стене. Пододвинул ржавое ведро ближе к выходу манежа. Келли запнется, подумал Тайлер и понял, увидев усмешку, что Стив сделал это специально. Он обошел Стива и случайно, чтобы тот ничего не заметил, толкнул ведро обратно. — Вороная кобыла у вас здесь есть, — сказал Тайлер и двинулся в самую глубь конюшни. Стив пошел за ним. — Марой, кажется, звать. Хорошей мне показалась, вот я и заприметил ее. — Мара, говоришь? — Стив усмехнулся. — Не та ли Мара, которая сбросила тебя с седла неделю тому назад, а? Мне-то казалось, что вы не особо сдружились. — Вы же сами сказали, что в случае чего направите меня железной рукой. — Тайлер нахмурился, но виду не подал. — Говорили, что кобыла она хорошая. И награды какие-то брала, и силенки у нее кое-какие остались. Вы-то на гнедом, а я на вороной буду — сразу заприметят.       Стив кивнул. Позвал Мартина. Тот, улыбнувшись так, что уши, казалось, натянулись до лба, открыл денник и вывел Мару в манеж. Стив отдал Тайлеру седло и поводья и пошел, иногда останавливаясь, чтобы присмотреться к какой-то кобыле или подобрать что-то с настила. Джимми, судя по бурчанию Стива, работал дерьмово и напрашивался не только на пинок под зад, но и на тарелку супа, перевернутую на голову.       Келли, увидев Мару, причмокнула, и кобыла, заржав, поспешила к ней. Мартин что-то крикнул, и Мара фыркнула. — Дрянное животное! — Мартин потряс кулаком. — Я тебя на шампур-то насажу, чтоб неповадно было.       Стив ощутимо хлопнул Мартина по плечу, и тот успокоился. Буркнул что-то себе под нос и ушел, натягивая соломенную шляпу до подбородка. Тайлер, вспомнив уверенные движения Келли, легко (хотя со стороны казалось, будто он пытался задушить Мару через живот) затянул ремни и надел поводья. Мара фыркнула и отошла, когда Тайлер попытался поставить ногу в стремя. Келли рассмеялась и пришпорила Рупера. Взяла Мару под узду. — Залезай, — сказала Келли, и Тайлер уверенно перемахнул. Пошатнулся, когда Мара качнула крупом, но, удержавшись за рог, выпрямился. Келли, усмехнувшись, продолжила: — Пришпорь, как я тебя учила, и поезжай, приподнимая задницу. Как только сможешь уверенно держаться, аллюры будут даваться легче. Тем более, сам говорил, что в детстве уже учился. — Учился, — согласился Тайлер. — Потом с лошади брякнулся и сотрясение получил. Память мне на время отшибло. Ричи шутил потом, что я, на самом-то деле, приемный.       Келли фыркнула. — Ну и шутки, — сказала она. — Надолго память-то потерял? — Месяца два со звоном в ушах ходил, потом снова лошадь сел. Ездил немного, да не то было. Не хватало словно чего-то. А там и армия уже показалась, ну я и сбежал. Про лошадей даже не думал. — Отец говорил, что в скачках собрался участвовать. Это правда?       Тайлер кивнул. — Ощущений захотелось, — сказал он. — Дай думаю развлекусь. — Развлечешься? — Келли прищурилась. — А с девчонкой своей не развлекаешься, что ли? — Ревнуешь? — Больно надо, остолопа такого, еще к кому-то ревновать, — рассмеялась Келли. — Эй, Мара, прокати-ка этого зазнавшегося пройдоху так, чтобы в ушах свистело.       Келли снова причмокнула и пришпорила Рупера. Мара, фыркнув, поскакала следом, и Тайлер, сжав поводья, чуть пригнулся, когда ветер действительно засвистел в ушах. Лошади бежали вдоль балок, и Тайлер мыском ботинка чувствовал обтесанную древесину. Все смешалось: прохладный воздух, запах соломы и скошенной травы, стук копыт и смех Келли. Тайлер видел только чистое, без единого облака небо и яркое солнце, слепившее глаза. Он зажмурился, доверяя Маре, и ощутил странное прикосновение к спине. Словно кто-то обнимал его, прижимая к твердой груди. На ладонях будто сомкнулись чужие пальцы и сильнее натянули поводья. Лошадь не должна клевать носом, вспомнил Тайлер, и его словно окатило ушатом ледяной воды. Шею защекотало, а в нос ударил запах горького пота. Чей-то спокойный голос обволакивал, словно плотный утренний туман, и Тайлер пытался распахнуть глаза. Не выходило. Кто-то, чей бесплотный дух сидел за его спиной, притирался сильнее, и Тайлер ощущал, как пригибается ниже, к крепкой шее. Держись крепче, шепнул голос, и Тайлер задохнулся: Мара, фыркнув, перемахнула через перекладину манежа под удивленный вздох Келли. Чужие пальцы исчезли, а волосы перестали щекотать плечи, и Тайлер распахнул глаза: перед ним открылась бескрайняя степь. — А ты, оказывается, непромах, — рассмеялась Келли. — Даже не поморщился, когда прыгал-то.       Тайлер обернулся: Келли, сидя на Рупере, осталась за перекладиной манежа. Мара снова фыркнула, и Тайлер погладил ее по крупу. — Все хорошо, — прошептал он и повел плечами: призрак словно все еще преследовал его. Трепал волосы или щекотал дыханием шею. — Возвращайся, Тай. — Келли махнула рукой. — Отец не очень любит, когда кто-то разъезжает по степи. Мало ли, змея какая цапнет или еще что. — А если ты прикроешь меня, а? — спросил Тайлер, и Келли усмехнулась. — За тридцатку, — сказала она. — С собой только десятка. — Да шучу. — Она снова отмахнулась. — Покараулю, конечно, куда деваться. Тем более, что отец-то сейчас занят. Мартин его чем-то загрузил, вот он даже за тобой и не присматривал. Хотя обычно всех новичков глазами так и сверлит, — Келли усмехнулась. — Но я бесплатно тоже не работаю. Возьму, так сказать, за бензин. — За бензин? — Тай, свози-ка меня завтра кое-куда. С отцом не поеду: он мне все мозги выскребет. Ехать немного, часа полтора, наверное. — После обеда, — ответил Тайлер. — Утром занят. — К девчонке своей поедешь, что ли? — Келли хмыкнула. — Как же. Отец загрузил работой: плита да духовка у него сломались. Готовить не на чем, а гостей кормить надо. Ричи пробовал разобрать, так у него ж руки из задницы. Доломал там что-то. — А у тебя, значит, все правильно растет? — Еще бы, — усмехнулся Тайлер. — Как сказал твой отец: и рукастый, и мозговитый. — Келли фыркнула. — С утра со всем разберусь и после обеда свожу тебя. А, насчет Джимми… — Ну уж нет. — Келли качнула головой. — Никакого засранца Коркорана. Мы едем вдвоем, и точка! — Как скажете, босс. — Ой, да иди ты, а!       Тайлер пришпорил Мару. Боялся, что она снова воспротивится, но кобыла, словно почувствовав его настроение, пошла, а после перешла на рысь. Призрака, направляющего его, уже не было, и Тайлер качался, иногда дергал ногой в стремени или отпускал поводья. По сравнению с ездой в манеже, он выглядел новичком, севшим на лошадь во второй раз. Келли смеялась бы, подумал Тайлер и пригнулся. Он направил Мару к степной дороге, увиливающей в сторону покосившегося дома, когда вдали замаячил чей-то силуэт. Мара остановилась, когда Тайлер натянул поводья. — Джимми?       Джимми курил и качался на пятках. Тайлер помнил, как он, согнувшись пополам, выкрашивал балку, а рядом стоял Мартин с хлыстом. Как Джимми ускользнул от него, Тайлер не понял. Что делал посреди степи в одиночестве — тоже. Джимми затушил окурок мыском ботинка и, сложив руки на груди, выдохнул. Тайлер ожидал многого, но точно не того, что Джимми, чуть ли не плача, начнет что-то бубнить себе под нос. — Боже, Тай, я так и знал, что ты увяжешься за ними. Знал ведь, понимал своей светлой головой, что нельзя тебя без присмотра оставлять. Думал, раз городской, раз солдат, поймешь ты, что болячка-то заразная и не пойдешь. А ты ж любопытнее вороны оказался. Тебе говоришь «нельзя», а ты в рожу плюешь и по-своему делаешь. И где тебя этому научили, а? Надо ж было этому индейцу вонючему тебе про болячку-то сказать. Да и я хорош. Как начал: педик то, педик сё. Не понимаю я тебя, Тай, понятно? Хочу понять, но не могу никак. Чё ты за ней увязался, а? Вот Келли. Хорошая девка: красивая, умная, языкастая, выпить со всеми мужиками вместе может, покурит, если надо. Но нет, тебя ж на каких-то прачек тянет. А вот я… — О чем это ты, а? — Тайлер нахмурился. Джимми, как ему казалось, нес какой-то бред, хотя пьяным не выглядел. — Да про прачку я ту, — ответил он. — Ну, которая вместе с педиком хромоногим живет, понял? Влюбился ты, видимо, в нее, вот и таскаешься. Я-то после того случая, ну, когда ты хрень-то ту провернул, следить за тобой начал. В салуне твоего папашки слух пошел, что к девчонке ты начал мотаться. Я-то сразу два и два сложил и понял, что врут они все. Решил присмотреть за тобой, чтобы ты в передрягу какую не попал. Сначала на «форде» все за тобой ехал, потом уже пешком шел. Вижу, что машину свою под деревом тем паркуешь, да жду, когда дальше пойдешь. Ты и идешь. К дому тому, возле степи который. С прачкой все говоришь, потом за хромоногим тем смотришь да с дочерью его играешь. Я и понял, что влюбился ты в нее, ну, в прачку в смысле, вот и помогаешь. По дому там да еще где. Ты мне только одно скажи: как тебя влюбиться в нее угораздило, а? Не боишься заразиться чем-нибудь?       Тайлер фыркнул. Потом рассмеялся, закрыв лицо руками. Про Джимми говорили, что глуповат он да слухи любит собирать. Тайлер не верил, но сейчас, выслушав все, что у Джимми созрело в голове, и правда подумал, что извилины у него работали как-то по-другому. Как-то неправильно. — Черт, Джимми, — снова рассмеялся Тайлер. — Надо ж было тебе все через задницу вывернуть, а. Не люблю я никакую прачку. У нее имя, кстати, есть. Рэйчел звать. Она попросила меня присмотреть за братом и дочкой своей, вот я и помогаю. Не потому, что люблю, а потому, что солдат и должен помогать в любом случае. — Она тебе платит, что ли? — Не-а. — Ты делаешь это, — Джимми прищурился, — просто так? — Можно и так сказать. — Черт, Тай, а вот этого я точно никогда не пойму. Ты согласился помогать заразным, потому что солдат? Знаешь, ты либо очень тупой, либо очень добрый. А учитывая, кому ты помогаешь, я не думаю, что здесь есть место твоему огромному сердцу. Серьезно, как ты вообще додумался приходить к ним. Тем более, сначала ехать на машине, потом еще и пешком чесать. А все ради того, чтобы пересадить этого калеку поближе к телику? — Все сказал? — Тайлер нахмурился. На миг огонек в его глазах погас, и Джимми стушевался. — Да я, собственного говоря, не то чтобы против, знаешь ли. Просто берегу тебя: мужики наши узнают — шкуру-то быстро с тебя спустят. Да и не только с тебя. Если не хочешь, чтобы пошли слу… — А ты язык-то за зубами держи, и слухов не будет. — Я?! — Джимми задохнулся. — Хочешь сказать, что я, твой хороший приятель, буду про тебя сплетни распускать. Засранец ты, Тай. Я твой зад, между прочим, прикрываю. Сегодня Стив послал меня за тобой, чтобы с бумажками разобраться, ну я и пошел в салун. Твой отец сказал, что уехал ты к девке какой-то. Потом и Ричи подтянулся, когда мы говорили. Сказал, что не верит тебе, что явно не к девке ездишь, если ездишь вообще. — Джимми блеснул глазами. — Ну я и говорю ему, что видел девчонку-то твою. Вместе в Даллас, говорю, мотались на концерт с тобой. Там и познакомил меня с ней. Ричи нахмурился и стал похож на скукоженную рыбину. Страшное зрелище. Поговорили мы еще немного, а я сразу понял, что не у девки ты. К дому-то покосившемуся пошел. Подошел только и слышу, как ты смеешься да пе… — Тайлер нахмурился, — да мужик тот. Вижу: на руках у тебя сидит, чуть ли не лобызаетесь. Высказать сначала все хотел, а потом кресло в траве увидел. Упало оно, видимо. — Видимо, — сказал Тайлер. — Получается, следил за мной сегодня? — Он вспомнил шорохи за спиной. — Не-а. Сегодня не следил. Сразу как-то понял, и слежка не нужна была. — Джимми похлопал себя по карманам. Чиркнул зажигалкой и закурил. Продолжил: — Хорошо на кобыле-то сидишь. Не первый день, видимо. — Видимо, — усмехнулся Тайлер. Он снова услышал тот шорох в степи и нахмурился. Кто-то определенно приглядывал за ним. — Далеко собрался-то? — Так, хочу прокатиться по степи. Вернусь обратно минут через сорок. — Да уж вернись, — усмехнулся Джимми. — Не то Стив башку-то тебе отвертит. — Эй, Джимми, — Тайлер обернулся, — про сплетни-то помни. — Я нем как рыба. — Скорее болтлив как сорока.       Джимми фыркнул и показал Тайлеру средний палец.       На заднем дворе никого не было. Элли, по всей видимости, играла где-то в доме, положив голову на бок спящего Бадди, а Чарльз дремал, сидя в кресле и держа в руках старую газету. Их в доме Кларков было много, и Тайлер заметил это даже глубокой ночью. Мара перешла на рысь, когда Тайлер пришпорил ее, и оказалась у покосившегося дома минут через десять. Тайлер ловко спрыгнул (хотя его нога все-таки застряла в стремени, и Келли бы посмеялась) и подвел Мару к штырю, от которого к стене дома тянулась бечева. Здесь Рэйчел развешивала белье. Тайлер, погладив Мару по крупу, успокоил ее и, шагнув к двери, постучал. Он знал, что под тонким ковриком, на котором обычно лежал Бадди или сидела Элли, был дубликат. Но Тайлер хотел, чтобы Чарльз выкатился к нему сам, а потом долго не мог подобрать челюсть. Он мог бы меня обнять, подумал Тайлер, в знак благодарности, например. Эта мысль каким-то странным теплом осела в груди, и Тайлер не услышал, как открылась дверь. — Дядя Чак, Тайлер пришел! — крикнула Элли и крепко обняла его, прижавшись к ногам. Принюхалась и прислушалась. — Что это? — Она попыталась выглянуть на улицу, но Тайлер остановил ее, легко сжав плечи. Приложил палец к губам и велел позвать Чарльза. Элли кивнула.       Чарльз с мешками под глазами и всклоченными волосами выкатился на улицу. Он зевнул и погладил Бадди, когда тот положил голову ему на колени. — Чего тебе? — спросил Чарльз, и Тайлер поджал губы. Выглядел он неважно. Еще хуже, чем утром, когда они дурачились, словно дворовые мальчишки. Рэйчел выбросила морфин, и Чарльзу приходилось терпеть ужасные боли в груди, стиснув зубы. Он не жаловался, хотя очень хотел хорошенько обругать кого-нибудь, а после покурить. Выкурить несколько пачек подряд, чтобы задохнуться и умереть раньше, чем кашель снова начнет разрывать его изнутри. — Ты говорил, что похлопаешь мне стоя, если я найду лошадь для скачек, — сказал Тайлер, и Чарльз, поморщившись от боли, хмыкнул. — А у тебя, как я посмотрю, хорошая память. — Очень.       Тайлер отвязал поводья от штыря и, взяв Мару под узду, чтобы она не заржала, увидев Бадди, вывел ее. Чарльз моргнул. Он сжал ручки кресла до побеления пальцев и, как показалось Тайлеру, попытался приподняться, чтобы погладить Мару. Он подвел ее ближе, и Чарльз поджал губы. — Ты, — прохрипел он и сразу вытащил платок, — ты как это сделал, а? — Хорошая память, — хмыкнул Тайлер и перехватил руку Чарльза. Он хотел погладить Мару, провести по ее крупу, взлохматить гриву. Хотел, но боялся. И Тайлер подвел ее еще ближе и положил руку Чарльза ей на лоб. Мара фыркнула и принюхалась. Потом, заржав, ткнулась носом в ладони Чарльза, и он прижал ее к себе. — Девочка моя, — прошептал Чарльз. Он не плакал, но Тайлер видел, что теперь ему стало намного тяжелее. Разбередил старую рану, подумал он и поджал губы. Чарльз что-то шепнул. — Что? — Спасибо, — сказал Чарльз и посмотрел на него. Глаза его горели. Это была не холодная вода океана. Это была гладь спокойного озера в свете рассветного солнца. Тайлер сглотнул. Его сердце бухнуло под горлом, а кровь отдалась стуком в висках. — Теперь-то ты научишь меня? — Тайлер встал на колени. Он не хотел, чтобы Чарльз задирал голову, когда смотрел на него. Не хотел глядеть на Чарльза сверху вниз. Тайлер хотел прижаться к его ногам, как делал это Бадди, или обнять со спины, как делала это Элли. Хотел, но не мог. Потому что Чарльз сказал «нельзя». — Научу, — ответил он, и его сердце странно всколыхнулось.