С любовью, Техас

— Тай?       Келли, запахнув халат на груди, оперлась плечом о дверной косяк. По коже заскользили мурашки, когда прохладный утренний ветер пополз по полу. Келли надела широкие тапки, бывшее ей на пару размеров больше, и спустила ноги с постели, когда услышала сначала звонок в дверь, потом — глухой стук. Словно кто-то, кто стоял за дверью, шатался и был пьян. На ногах Тайлер держался уверенно, хотя Келли чувствовала запах выпитого бренди, смешанного с дешевым пивом. Ее отец был охоч до разного пойла (хорошего и не очень) и пил почти каждый день. К перегару и сигаретному смогу она привыкла, но Тайлера, качающегося, словно пропащий пьяница, видела впервые. — Мне нужен Стив, — сказал Тайлер, и голос его звучал глухо. Язык не заплетался, но Келли заметила, как его лицо осунулось и побледнело. Под глазами залегли темные мешки, словно Тайлер не спал несколько ночей подряд, нос покраснел, а губы кровоточили. Келли знала, хотя Тайлер никогда ей не говорил, что он частенько кусает губы, а потом слизывает кровь. Ее мать делала так же, и Келли привыкла видеть голое мясо и ошметки кожи вместо нормальных губ.       Тайлер качнулся и поморщился: голова раскалывалась, а под веками, словно яркие звезды, взорвались белые пятна. Его тошнило: джин, выпитый прошлой ночью, и холодная курица, которую он съел сегодня ранним утром, просились наружу. Тайлер схватился за распахнутую дверь и склонился над крыльцом. Живот скрутило, и он, сомкнув челюсти до появления желваков, рвано выдохнул. — Тай, что случилось? — Келли подставила свое плечо и обхватила Тайлера за талию. Она довела его до дивана в гостиной, который был разложен (последние ночи Келли провела на диване: запах навоза в ее комнате стоял нестерпимый), и усадила, словно маленького ребенка. Тайлер качнул головой и попросил стакан воды. Тошнота отступила, но боль и усталость по всему телу усиливались, несмотря на пачку выпитого аспирина. Джон, сломав замок на двери, погнал Тайлера в ванную, где окатил ведром холодной воды, чтобы тот пришел в себя. — Что за нахрен с тобой происходит, а?       Джон остановился, оперевшись плечом о дверной косяк и скрестив руки на груди. Тайлер ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в запылившееся зеркало, которое Джон принес со свалки (многие жители Саладо копошились там, чтобы найти что-нибудь целое или съестное) и повесил в ванной, напоминавшей чулан с хламом. Тайлер поджал губы. Его лицо напоминало раздутую и вонючую рыбу: глаза покраснели и опухли, нос покрылся странной синевой, губы, сжатые в тонкую нить, побледнели, а смуглая кожа стала серой, с желтоватыми пятнами на опухших от алкоголя щеках.       Тайлер вернулся в салун к полуночи. До этого курил, лежа рядом с Джимми, щебечущем о какой-то красотке на синем «Шевроле», на стоге сена и смотрел в закатное небо, где одиноко бледнела луна за иссиня-черными тучами, укутавшими небо. Дождя не было, и Тайлер лежал рядом с денниками, пока Джимми не пнул его мыском грязного сапога. В салуне, пустом и грязном после пьянки, Тайлер взял пару бутылок пива и выпил их за несколько минут. Потом открыл дешевый бренди и смешал его с горьким виски. Стакан осушил залпом и даже не поморщился. Пил он долго, хотя сослуживцев, не просыхающих даже во время боя, оттаскивал от себя, морща нос. Перегаром от них несло, как дерьмом — от лошадей.       Джон спустился, когда Тайлер случайно разбил бутылку мартини. Он отвесил сыну хорошего подзатыльника и отправил спать. Сам убрал осколки и протер пол. Джон долго прислушивался, стоя у двери в спальню Тайлера. От стен эхом отразилось пьяное сопение, и он вытянулся на своем грязном матраце. Глаз не сомкнул: знал, что после выпитого Тайлеру станет только хуже, поэтому держал на готове ржавый таз и мокрую тряпку.       Не знал Джон только, что утром Тайлер проснется вполне бодрым, выкурит почти две пачки сигарет и спустится, чтобы опохмелиться. В комнату, закрывавшуюся на ключ, он принес ящик крепкой водки и несколько лимонов. Где-то под кроватью осталась полупустая бутылка джина, и Тайлер, чтобы заглушить что-то колючее в груди, начал мешать их пальцем в стакане. Сначала к нему стучался Ричи, потом — Джон. Через три дня он, не выдержав, снес дверь с петель и завалился к сыну в спальню с кожаным ремнем в руках (помочь это могла мало: Тайлер возвышался над отцом на две головы, но припугнуть Джон хотел). Он застыл. Тайлер метался по постели, а вокруг — на полу, кровати, ящиках и полках — стояли пустые бутылки. Ликер, виски, бренди, водка, пиво и джин. — Девка тебя, что ли, твоя бросила, а? — спросил Джон и сложил последнюю бутылку в мусорный мешок. Отдал его Ричи и посмотрел на Тайлера. — Никогда еще не видел, чтобы солдат так хлестал пойло и превращался в свинью. От тебя несет, как от кабана застреленного. Помылся бы, прежде чем на улицу-то идти. Распугаешь людей-то. — Сам знаю, — буркнул Тайлер и взял полотенце. — Тю, знает он, — усмехнулся Джон. — Знал бы, не напивался бы, как алкаш пропащий. Ты столько высосал, что я удивляюсь, как коньки еще не отбросил-то. Хорошо, что не буянил, понял? А то бы пошла молва, что сын Джона Донована, не солдат вовсе, а пьяница и прохиндей зажравшийся. В порядок себя приведи и спускайся, понятно? — Джон постучал по тонкой двери. — Поговорить надо.       Джон сварил крепкий кофе и поджарил хлеб. На толстом слое подсолнечного масла, как любил сам. Хлеб Тайлер есть не стал, но от кофе не отказался. Знал, что в случае чего Джон выплеснет ему все на голову и пинком погонит во двор. — Ну, расскажи-ка отцу, что за блядство творится с тобой в последнее время, а. — Джон подпер выбритый подбородок волосатым кулаком и посмотрел на Тайлера. Тот был красным, как вареный рак, от горячей воды, которую ему принес Джон, и от головной боли. Болело так, что хотелось выстрелить себе в виски из двух пистолетов разом. Тайлер жевал холодную курицу и молчал. Джон продолжил: — Молчишь, да? Хрень какую-то учудил, что ли? С девкой своей али с сослуживцами?       Тайлер молчал и жевал хлеб. Услышал, как скрипнул матрац Ричи. Потом на втором этаже раздались тяжелые шаги и недовольное бормотание: Ричи снова ударился обо что-то мизинцем и клял всех на этом свете.       Джон присвистнул. — С девкой, видимо, раз говорить не хочешь, — усмехнулся он. — В юбку к ней, что ли, раньше времени полез? Или, наоборот, на свидание не сводил, а? Поматросил и бросил, получается? — Джон кивнул и поскреб грязным ногтем подбородок. — Не хорошо это, конечно, — продолжил он. — Но и не значит, что напиваться до посинения надо, понял? Пойди к ней и извинись. Не знаю, на колени там упади, за юбку схватись и прощения просить начни. Девушки-то сердобольные многие. Увидит тебя да зарыдает.       Тайлер глотнул кофе и поморщился. За окном занимался рассвет, и алое солнце пригревало сухую землю. Тайлер слышал, как Ричи умывался и растирал бледное от холодной воды лицо полотенцем. Потом надевал брюки, ругаясь под нос, и застегивал пуговицы на старой и рабочей рубашке. Работал Ричи только в салуне отца. Иногда, в основном, зимой, когда прибыли становилось меньше, и они начинали перебираться с тухлых яиц на черствый хлеб, Ричи устраивался грузчиком и частенько воровал из вагонов уголь или древесину. За это его гнали с путей, а Джон отвешивал подзатыльники. Воровства он не любил. Однажды обжегся сам, поэтому сейчас бил сыновей по рукам. — Молчать-то долго будешь, а? — Джон прищурился. — Поговори с отцом хоть, раз к девчонке своей подступиться никак не можешь. Я совет какой дать могу. — Да она его видеть, может, не хочет, — сказал Ричи и остановился на последней ступени. Половицы скрипнули, и хлопнула дверца маленького и гудящего холодильника. Ричи чиркнул спичкой и зажег круглую конфорку. Поставил сковороду и разбил два яйца. — Да ну? — Джон нахмурился и посмотрел на Тайлера. — Правда это, что ли, а?       Тайлер исподлобья посмотрел на Ричи, крутившегося у плиты. Он вывалил жареные яйца в тарелку и вылил оставшееся кофе в высокий стакан. Добавил мартини и плюхнулся на колченогий стул рядом с Тайлером. — Да мало ли из-за чего они могли поссориться, папаша, — усмехнулся Ричи и крякнул, когда Джон отвесил ему несильную пощечину. — Папашей меня не зови, — сказал он. — Я тебе не воскресный отец, который на футбол возит да конфеты покупает. Я тебя всю жизнь воспитывал, понятно? Прояви хоть каплю уважения.       Ричи фыркнул и потер красную щеку.       Тайлер поднялся из-за стола, на котором оставил грязную посуду. Он никогда не делал этого раньше: знал, что мог получить от отца за маленькую крошку, оставленную на полу. Сейчас, когда в голове шумело, а руки мелко тряслись, Тайлер, шатаясь, дошел до лестницы и застыл. Живот скрутило, а во рту осел противный вкус скисшего пива. — Куда пошел-то, а? — Джон нахмурился. — Вещи надо собрать, — ответил Тайлер и сглотнул. — Да за билетом на поезд съездить. «Бьюик» я у тебя оставлю. — Подарок мой оставишь? Ну, как знаешь. — Джон сгрузил тарелки в раковину. — А насчет скачек-то что, а? Неделя осталась. Или думаешь, что Стив, этот засранец хитрый, так просто тебя отпустит? Денег ты ему будешь должен, понял? А ты все бабки на девушку свою спустил: подарки, лекарства какие-то. На бензин-то знаешь сколько потратил, когда туда-сюда катался, а? Денег у тебя разве что на пинту пива осталось, а Стив сдерет с тебя штук десять, не меньше. Ты ж и кобылой его пользовался, и с дочкой заигрывал. Ричи вон видел.       Ричи кивнул и усмехнулся. Тайлер поджал губы. Ему захотелось хорошенько ударить брата по лицу. Чтобы он упал со стула и пропахал носом пол до самой дальней стены салуна. Чтобы сломал не только нос, но и руки или ноги. Чтобы перестал гаденько ухмыляться и подшучивать. — Договорюсь, — сказал Тайлер, и Джон хмыкнул. — Ну-ну, — ответил он.       Тайлер, идя вдоль Главной улицы, остановился у покосившегося дома и посмотрел на него. Высокая трава колосилась, несмотря на август, гулявший в степях. У крыльца, где когда-то стоял велосипед, который Тайлер так и не смог найти за салуном отца (спасибо, Тай, сказала Рэйчел и улыбнулась, если бы не ты, Элли бы продолжила ездить не пойми где, чтобы помочь мне), теперь лежало несколько мусорных пакетов и стояла деревянная трость. Та, на которую Чарльз опирался, чтобы встать. Он делал это каждый раз, когда Тайлер, сидя верхом, уезжал в степь. Он пытался стоять ровно столько, сколько Тайлер сидел в седле, отбивая себе задницу и отмахиваясь от комаров. Получалось у Чарльза плохо: правая нога, опухшая и кривая, отказывалась его слушаться, а левая, слишком тощая, не могла выдержать нагрузки. Но Чарльз пытался, стиснув зубы. Не хотел сидеть, пока Тайлер стоял. Хотел стать равным и не подозревал, что был таким с самого начала.       Тайлер услышал скрип. Словно повернулись ржавые дверные петли. Его сердце забилось быстрее. Тайлер думал, что сейчас Рэйчел поможет Чарльзу выйти (кресло покрылось тонким слоем пыли в чулане) на задний двор. Она усадит его на стул, потом, когда Чарльз задремлет, позовет Тайлера и заварит ему горячий чай. Он будет сидеть рядом с Чарльзом на холодной и влажной от росы земле и смотреть на него, разглядывая каждую родинку или мелкий шрам. А Чарльз только усмехнется и ничего не скажет, продолжая жмурить глаза от восходящего солнца. — Эй, мужик, — голос был грубым, но женским, — хватит тут перегаром дышать, понял? Мои дети вон спать из-за тебя не могут. Свали обратно в салун, мужичье пьяное.       Скрипнула не дверь, а деревянные створки старого окна. Женщина в ночной сорочке нахмурилась и пригрозила Тайлеру кулаком. Рука была морщинистая и опухшая от постоянной стирки и глажки. Может, она, как и Рэйчел, работает в прачечной, подумал Тайлер и снова посмотрел на дом. Пыльные окна, пустое и скрипящее от ветра крыльцо, тени от жалюзи в спальне Чарльза. Ни блеска серых глаз, ни ухмылки. Дом казался пустым.       Когда Тайлер дошел до дома Морганов, Мартин уже курил, сидя на рваном седле. Они кивнули друг другу и разошлись. Феликс, увидев Тайлера, сглотнул и сжал в руках соломенную шляпу. С ней он не расставался никогда: она была ему дорога, потому что подарила ее покойная жена. Тайлер кивнул ему, и Феликс выронил шляпу. Она упала в ведро с навозом, и он не спешил ее поднимать. Для Феликса, интеллигентного старичка с дипломом колледжа, Тайлер был порядочным и воспитанным, несмотря на то, что детство его прошло в Саладо, а юность — в армии. Тайлер никогда не грубил, не ругался, не пил до посинения, как делал это Стивен, и не курил до хрипов в горле, как Мартин или Джимми. Тайлер хорошо относился к женщинам и детям, и Феликс видел в нем своего умершего в аварии внука. Сейчас Тайлер качался, когда усиливался ветер, и хмурился, когда голова начинала гудеть сильнее. Он был пьян, и Феликс это не только видел, но и чувствовал. Поморщил узкий нос, но ничего не сказал, когда Тайлер постучал в дверь. Не сказал он и тогда, когда Келли завела Тайлера в дом и закрыла дверь. — Ну, и что же заставило тебя, Тай, напиться вдрызг и прийти к моему отцу, а? — Келли подала ему стакан холодной воды. — Или вы вместе пили, а?       Тайлер качнул головой и приподнялся на локтях. После аспирина и воды ему стало лучше, хотя он все еще шатался и передвигался с трудом. — Хотел поговорить с твоим отцом насчет скачек, — ответил Тайлер и сел на диване, свесив ноги на пол. — А что с ними? — Келли нахмурилась. — Или что, решил в последний момент описать штанишки и сдрыснуть, поджав хвост, а? — Именно.       Келли цыкнула. Она поднялась на второй этаж и постучала в дверь. Из спальни ее отца донесся громкий храп, потом — когда Келли снова постучала — бурчание и тяжелые шаги.       Стивен закурил. Он развалился в кресле с высокой спинкой и исподлобья, нахмуря кустистые брови, посмотрел на Тайлера. Тот стоял, скрестив руки на груди. От чая, сигар и стаканчика виски он отказался, и Стивен хмыкнул. Он видел, что Тайлер шатается и кривится от головной боли из-за похмелья. В молодости, когда Стивен пил что-нибудь особенно крепкое, утром он ощущал себя так же. Во рту словно кошки нагадили, а по голове кто-то ударил молотком. Стивен усмехнулся и затушил окурок. — Папаша тебя твой научил людей в пять утра поднимать, а? — спросил он. — Мартин мне как-то рассказывал, что ты Джимми, работничка моего между прочим, в шесть утра однажды поднял и погнал куда-то. Целый день этого прохиндея не было, а Феликс, добрая душа, ему потом еще и заплатил, хотя Джимми ни черта не сделал. — Я хочу отказаться от участия в скачках, — сказал Тайлер. Его лицо, в отличие от хмурого лица Стивена, осталось бесстрастным. Он не нахмурился, не поджал губы, не поморщился. — С чего это, а? — Стивен поднялся из-за стола и остановился аккурат напротив Тайлера. — Кобыла тебе, что ли, чем-то не угодила? Или Келли, прохвостка эта, что-то сделала, а? — Ни то, ни другое. Я хочу продлить контракт и вернуться на службу. — А девка твоя что? Ну, которая с проблемами с легкими. Ее тоже бросаешь? — Не было никакой девушки, — ответил Тайлер. — Ричи — обычный брехун. — Не было, говоришь. А куда ж ты все мотался, а? Ричи, вон, от нервов места себе не находил. — По делам. — По делам? — Стивен нахмурился. — Это ж какие дела у тебя в отпуске-то могут быть, а? Или, — он прищурился, — слухи-то не врали, а? Спутался, небось, с кем-нибудь. С женой чьей-нибудь, а теперь, когда муж ее вернулся, ты бежишь, поджав хвост под трусливые яйца. Так, что ли? — Нет. — Тайлер поджал губы и качнул головой. — Надоело сидеть в Саладо. Хочу вернуться к приятелям и сослуживцам. — А ощущения тебе острые уже не нужны, да? — усмехнулся Стивен. — Да. Понял, что наездник из меня не вышел. Я лучше с парашютом пару раз прыгну, чем снова в грязи изваляюсь.       Стивен хохотнул. Снова закурил. — Как знаешь, — сказал он и прищурился. — Но помнишь ведь, что договор мы заключали. Заплатить ты мне должен был после скачек. За Мару и имя мое. Было такое? — Тайлер кивнул. — Было, значит. До скачек мы, конечно, так и не доехали, но Мару ты уже несколько раз объездил, верно? Верно говорю. Пять штук я драть с тебя, конечно, не буду. Говорил же, что нравишься ты мне. Возьму только половину. Принеси мне перед отъездом две с половиной тысячи долларов или останься на скачки. — О чем это вы?       Стивен цыкнул. — Говорил же тебе, что на «ты» можешь меня звать, — сказал он. — но сейчас не об этом. О чем я? Хороший вопрос. Недавно вот с мистером Эвансом говорил. Выпили мы чуток да говорили долго. Я ему про тебя немного рассказал. Вы-то, оказывается, уже встречались. В салуне твоего папаши, Тайлер, а. Чего ж ты мне не сказал? Короче говоря, удивился этот Эванс. Сказал, что никогда бы не подумал, что ты на лошадь смог бы сесть. Ну, он-то видел, как ты с Мары брякнулся. Посмеялись мы тогда. Потом уж я ему объяснил, что наездник ты толковый. Келли говорила мне, что на лету все схватываешь, даже объяснять не надо. Эванс-то мне не верил. Сказал, что наездника из десантника-то не получится. Ну, я с ним и поспорил. Сказал, что к финишу ты пятым али четвертым точно придешь. Знаю я некоторых наездников-то. Гонора — вагон целый, а умений — маленькая тележка. Заключили мы пари. На пару сотен точно, а так, — Стивен пожал плечами, — уже не вспомню. Присматривал я за тобой через окошко-то. Увидел, как степь ты рассекаешь, аж завидно стало, — хохотнул он. — Думал, точно утру нос этому сопляку Эвансу. А тут ты приходишь и говоришь, что уезжаешь. Не порядок, конечно, но силой я тебя держать точно не буду. Не брат ты мне и не сват.       Тайлер кивнул. — Даю тебе время подумать, — продолжил Стивен и внимательно на него посмотрел. — Решишь остаться — гнать не буду. Захочешь уехать — только деньги стрясу и отпущу.       Тайлер снова кивнул. Они пожали друг другу руки.       Тайлер, как и говорил Стивен, принес две с половиной тысячи долларов наличными. Джон, матерясь себе под нос, отсчитал ему баксы и, свернув трубочкой, сунул в руку. Тайлер обещал вернуть, но Джон только отмахнулся. Жуликом Тайлер не был и вернул бы деньги отцу обязательно, даже если бы ему пришлось сидеть на холодной воде из-под крана.       Деньги Тайлер сложил в кожаный кошелек, а его — в спортивную сумку, с которой приехал. Все вещи он перестирал щелочным мылом, и пахли они овечьей шерстью. Тайлер аккуратно сложил шмотье в сумку. Пока складывал, морщился от запаха: малина, которую он собрал, когда ездил с Келли и Джимми на ручей, скисла. Тайлер когда-то хотел угостить ею Элли или Чарльза, а теперь просто смял платок и выбросил в мусорный мешок с десятками пустых бутылок и пачек от сигарет. Тайлер закончил паковать вещи, когда из узкого кармана на сумке что-то выпало и покатилось по полу. Он нахмурился: это была маленькая шестерня. Тайлер сунул руку и вытащил промасленную тряпку с мелкими деталями: шестеренки, гайки, болты и кожаные шнурки. Серебряное кольцо с гравировкой.       Механическая ласточка.       Тайлер поджал губы. Кольцо он положил в нагрудный карман рубашки. Нужно отдать, подумал он. Детали завернул в исписанную бумажку и хотел выбросить. Тайлер долго стоял над мешком, сжимая бумажку в руке. О чем-то думал. Потом цыкнул и сложил их обратно в карман. Выброшу по дороге в Нью-Йорк, продолжал думать Тайлер и остановился в дверях. Его спальня, прибранная и вычищенная, выглядела так же, как в день его приезда. Тайлер не звонил Джону и не предупреждал его, но знал, что его отец, как и брат, содержит его пустующую комнату в порядке. За исключением деревянных ящиков и коробок, здесь ничего не изменилось, и Тайлер улыбнулся.       Он заметил рваный край потрепанного фотоальбома и задержался в спальне, хотя время близилось к пяти вечера, а автобус до Далласа уходил ровно в шесть. Тайлер присел на край заправленной постели, положив альбом на колени. Он листал пожелтевшие страницы и улыбался. На снимках был он, маленький, со сколотым верхним зубом. Был Ричи с всклоченными после драки волосами. Эту фотографию Джон сделал, когда Ричи впервые подрался. Она долго висела на стене в спальне Джона, и он гордился, смахивая с нее пыль. Был и сам Джон. Рядом с каким-то быком на родео, у салуна, только открывшегося, с наплывом гостей в первый день. Тайлер с новым велосипедом, хнычущий из-за укуса пчелы Ричи, Джон в обнимку с сыновьями напротив единственной в Саладо школы. Несколько снимков Тайлер сунул в сумку, чтобы потом, в новой и пустой квартире, поставить их в рамку.       С последней страницы, порванной пополам почти до самого края, выпала фотография. Маленькая, с рваным краем. Снимок был кем-то порван. Не хватало ровно половины, и Тайлер нахмурился. С фотографии на него смотрело чье-то улыбчивое лицо. Черные волосы отросли до самых плеч, а серые глаза блестели. Юноше на вид было лет двадцать, не больше. Он был тощим, словно палка, и высоким, хотя Тайлер подозревал, что все-таки перерос его. Этого человека он не знал. Может, какой-нибудь брат, подумал Тайлер. Хотел положить снимок обратно, но передумал. Сунул в сумку и закрыл альбом. Сердце странно застучало.       Джон крепко обнял Тайлера и хлопнул его по спине. Шмыгнул носом. — Позвони, как доедешь-то, — сказал он. — Или, не знаю, письмецо какое чиркни да фотографию квартиры приложи. Хочу посмотреть, как ты устроился-то. — Можете приехать ко мне, — ответил Тайлер и улыбнулся, когда Ричи навалился на него со спины. — Вот говнюк, а. Хребтину мне пузом своим переломишь. — Да ну тебя, — усмехнулся Ричи и толкнул Тайлера локтем. — Мой любимый старший братец уезжает, а мне даже попрощаться нельзя, да? Кобель ты, Тайлер, вот ты кто.       Тайлер отвесил ему легкий подзатыльник и рассмеялся. Рассмеялся и Ричи, хотя его смех показался Тайлеру каким-то натянутым. Неестественным. Словно Ричи радовался, что Тайлер наконец-то уезжает и оставляет все, как было. — Деньги-то Стиву не забудь занести, — сказал Джон и зажевал седой ус. — Не то придет он ко мне и скажет, что с деньгами его ты в Нью-Йорк-то сдрыснул. Непорядок будет. — Занесу, — ответил Тайлер. — Как раз собирался. Заодно попрощаюсь с Келли и Джимми. — Коркораном, что ли? — Джон нахмурился. — И как ты с этим засранцем умудрился спутаться, а? Эй, Ричи, почему за братом старшим не приглядывал? Он вон с Коркораном какие-то отношения завел. Побратались они, видите ли. — Как не приглядывал? — усмехнулся Ричи, и Тайлер нахмурился. — Еще как приглядывал. Можно сказать, следил. Не зря ж на велосипеде все ездил. Знаю я, с кем да где Тайлер вечера коротал. С девчонкой али с приятелями новыми. Или, скажем так, с приятелем. — Чё за приятель-то, а? — Джон поджал губы. — Рабочий какой или, вон, старикашка-сосед? — Лицо-то я особо не видел, — хмыкнул Ричи. — Да и разругались они, папаша. Уже неделю как чаи не пили. — Я за папашу-то тебе леща отвешу, — сказал Джон и потряс кулаком. Ричи рассмеялся и ловко юркнул в салун. Блеснул хитрыми глазами в сторону Тайлера и скрылся на лестнице. — Чертов Ричи, — буркнул Тайлер и ощутил, как в груди заклокотало от гнева.       В конюшне Тайлер увидел Джимми, жующего солому, и Келли, седлающую Рупера. — Уезжаешь? — Джимми спрыгнул с перекладины. — Мелкий засранец, ты это серьезно, да? А с кем же я пиво пить буду да в Даллас кататься, а? — Он скрестил руки на груди. — Тай, это нечестно. Ты поедешь в Нью-Йорк, а я останусь с говнюком Мартином и Келли, а она, между прочим, меня бьет. — Тайлер усмехнулся. — Вернее, мы деремся. Да, просто деремся. Короче, возьми меня с собой, а. Я за квартирой присмотрю, пока тебя не будет. Убирать буду, вещи твои стирать и гладить. Собаку заведешь — выгуливать ее буду. Не каждый день, конечно, и мне развлечься нужно будет, но на пол она тебе не нагадит, это точно. — Ты ему жена, что ли? — усмехнулась Келли и поправила рукав рубашки.       Тайлер улыбнулся. Выглядел он намного лучше, чем три дня назад, когда заявился к Стивену в пять утра. Лицо его снова стало смуглым, мешки под глазами исчезли, морщины на лбу разгладились. Тайлер стал прежним. Исчез только блеск в темных, как горький шоколад, глазах. На лице — улыбка, а во взгляде — странная пустота, от которой холодок полз по спине. Тайлер не улыбался, а кривил губы. Не смеялся, а болезненно каркал, словно горло ему сдавливали железные тиски. В груди все еще неприятно ныло при одной мысли о Чарльзе, но Тайлер списывал это на алкоголь. За пять дней беспробудной пьянки он выпил столько, сколько не выпил за двенадцать лет службы, где его сослуживцы хлестали дешевое пойло почти каждый день. — Черт, Тай, я надеялась, что ты все-таки поучаствуешь в скачках. — Келли вздохнула. — Хотела увидеть, как ты утрешь носы этим жирным боровам на тощих кобылах. Скакать-то у тебя хорошо получается. Уж не знаю, кто был твоим учителем, но я готова поклониться в ноги этому человеку, — она усмехнулась. — Азы ты, конечно, знал, но за месяц научиться тому, что Джимми бы осваивал десятилетиями, это… мощно. — Келли рассмеялась.       Тайлер усмехнулся. Он похлопал Джимми по спине и обнял Келли, потом, когда они начали пререкаться из-за седла, кивнул Феликсу и вошел в дом. Стивен курил в гостиной и смотрел черно-белую запись каких-то старых скачек. Он иногда что-то бубнил себе под нос, делал пометки на бумаге и вздрогнул, когда Тайлер хлопнул его по плечу. Он положил на стол деньги. Без конверта, как и любил Стивен. Скрученные в трубочку и обвязанные шнурком. Стивен кивнул ему, потом, плюнув на скачки и сигару между зубов, крепко обнял Тайлера и потрепал его по волосам, словно щенка или маленького ребенка.       Тайлер снова попрощался с Джимми, ползающим по земле из-за сильного удара Келли, ускакавшей на Рупере в степь. Он попросил передать привет и шагнул из конюшни. — Эй, Тай, — Джимми, легко подпрыгнув, остановил его, — переговорить хочу с тобой. — Говори.       Джимми, закусив губу, отвел взгляд и посмотрел в небо, чистое, с ярким солнцем. Потом глянул на Тайлера и перевел взгляд на покосившийся дом, видневшийся из-за зеленой крыши сарая, который Мартин и Стивен отстроили совсем недавно. — Что насчет, — буркнул Джимми. — Ну, что насчет мистера Кларка, а? — А что с ним? — Тайлер прищурился, а пальцы, в которых он держал сигарету, мелко задрожали. — Вы поедете вместе, да? Ну, ты, он и семья его. В смысле, Рэйчел с дочерью. — Опять слухи? — Чего? — удивился Джимми. — За кого ты меня принимаешь, а? Я-то думал, что вы друзья с ним, поэтому и спросил. — Не друзья мы, — ответил Тайлер. — И никогда ими не были.       Джимми кивнул. Тайлер затушил окурок и похлопал его по плечу. — Бывай, — сказал он и ушел. Сумка качалась на его плече.       Тайлер закурил, остановившись у крыльца. Ветер прополз по нему, и скрип подгнивших досок отозвался эхом. Постепенно небо, алое от лучей закатного солнца, заволокло тучами, из-под которых показался бледный бок луны. Тайлер курил, смотря, как горячий ветер гоняет не только колючий песок, но и сухую траву и блеклые листья. Гудение фабрики усилилось, и он обернулся.       Фабрика — кирпичное здание по производству труб — стояла на самой окраине, в окружении полуразрушенных и заброшенных домов и складов. Над ней поднимался огромный клуб сизого дыма, едко жгущего глаза. Тайлер щурился, через маленькое и пыльное окошко видя, как плывут ленты конвейеров и рабочие в синих комбинезонах и ярких касках (хотя у кого-то каски не было, только замасленный платок, которым он оттирал испарину со лба) фасуют детали и трубы. Где-то хлопали тяжелые двери и заводились двигатели грязных грузовиков. Тайлер видел, как несколько потных мужчин закурили, посмеиваясь и показывая на какую-то полную женщину в платье с ржавым тазом в руках. Женщина, прикрывая вырез и отмахиваясь от комаров, что-то сказала им, и они рассмеялись громче. Мужчины ушли, затушив тлеющие окурки мысками грязных ботинок. Хлопнула дверь, и Тайлер, смотря по сторонам, шагнул на задний двор. Нужно попрощаться с Элли и Рэйчел, подумал он и затушил окурок.       Тайлер обтер влажные от пота ладони о брюки и поправил сумку на плече. Потом поставил ее на землю и постучал. Он не слышал звонкого смеха Элли или ее спешных шагов. Не слышал и тявканья Бадди и стука когтей по полу. Тайлер постучал снова и отшатнулся, когда на улицу выбежал пёс. Взъерошенный после сна, с ниточкой слюны и сонными глазами. Он обнюхал Тайлера и, заскулив, ткнулся носом в тонкий коврик у двери. Дубликат ключа, вспомнил Тайлер и обшарил траву. Элли и Рэйчел, по всей видимости, дома не было, и он, поднеся ключ к замку, остановился. Не могу, подумал Тайлер и сглотнул, он не захочет меня видеть.       Ключ легко скользнул в замочную скважину. Тайлер провернул его два раза, и дверь, скрипя на петлях, приоткрылась. Пахнуло сигаретным дымом, спиртом и чем-то, напоминающим жженную человеческую плоть. Тайлер, сглотнув, шагнул и закрыл за собой дверь. Он заглянул в гостиную, где всегда расправленный диван (Элли любила сгружать на него все свои игрушки) был застелен: подушки аккуратно расставлены ровным рядом, а плед, старый и мятый, расправлен по углам. Ни Бадди, ни сидящего на стуле Чарльза. Тайлер шел вдоль узкого коридора, где почему-то мигала лампочка. Он остановился напротив двери и услышал стук когтей по полу. Потом — щелк затвора, тихий скулеж и голос Чарльза. Тот что-то сказал Бадди, и Тайлер улыбнулся. В груди снова защемило, и он сглотнул ком, вставший в горле. Чарльз, кажется, действительно не хотел его видеть.       Тайлер постучал и громко выдохнул. Тишина. Он положил влажную от пота ладонь на ручку и нажал. Дверь, несмотря на ржавую щеколду, открылась, и Тайлер, криво улыбнувшись, вошел. Он боялся напугать Чарльза снова. Боялся увидеть страх в его глазах. Боялся услышать, что тот ненавидел его. Они никогда не были друзьями. Чарльз это понимал. Тайлер — нет. — Тайлер? — Страх в серых, как холодный океан, глазах сменился облегчением, потом — острой болью, и Тайлер сглотнул. На него смотрело дуло винтовки, и он усмехнулся. История повторилась. Чарльз опустил винтовку и продолжил: — Что ты здесь делаешь? — Его голос прозвучал глухо, словно он сдерживал ком в горле и слезы, застывшие на глазах. — Я хотел попрощаться с Рэйчел и Элли, — ответил Тайлер и остановился на пороге. Не мог сделать и шага, смотря на осунувшегося Чарльза, который теперь напоминал бесплотного призрака с пустыми глазницами. — Сегодня они ушли вместе, — сказал Чарльз и опустил взгляд.       Говорить о том, что причиной этому был Ричи, младший брат Тайлера, он не хотел. Чарльз попросил Рэйчел взять Элли с собой, потому что чувствовал себя и правда дерьмово. Он почти не соврал. Боли в груди, несмотря на препараты, недавно купленные Рэйчел (по расчетам Чарльза, она потратила около двух тысяч долларов, но он не знал, откуда она брала деньги), усиливались с каждым днем, а температура повышалась, и Чарльз не мог спокойно спать. Он ворочался, сбивал во сне одеяло и что-то бормотал. Утром, когда солнце только выкатывалось из-за горизонта, Чарльз долго и надрывно кашлял. На платках и салфетках оставались кровь и гной. В горле пересыхало, и он пил около пяти стаканов воды, прежде чем начинал говорить. Чарльз ощущал, как холодная коса смерти щекотала ему шею и затылок, но не жаловался. Знал, что Рэйчел, как и ему, тяжело, а Тайлер после всего, что Чарльз ему наговорил, наверняка собирался уехать. — Тогда передай им, что я заходил, — сказал Тайлер и выдохнул. — Скажи, что Рэйчел — замечательная подруга и сестра, а Элли, если захочет, однажды сможет перебраться в Нью-Йорк и увидеть настоящего Санта-Клауса.       Чарльз криво усмехнулся и кивнул.       Тайлер присел на корточки рядом с Бадди и погладил его по горячему от солнца боку. Тот тявкнул и ткнулся мокрым носом в его ладони. Тайлер грустно улыбнулся и поморщился от боли в груди. Внутри что-то словно затягивалось в тугой узел и пульсировало. Тайлер ощутил, будто открытая и рваная рана снова начала кровоточить и саднить при каждом прикосновении. Он не мог посмотреть на Чарльза: знал, что не выдержит. Чарльз его ненавидел, но Тайлер все равно хотел положить голову ему на колени и скулить. Хотел, чтобы Чарльз погладил его по голове. Хотел поцеловать его в горячий от жара лоб. Хотел прижаться, притереться как можно ближе и зарыться носом в отросшие волосы. Вдохнуть запах не только спирта, который почему-то заполнил всю комнату, но и собственный запах Чарльза. Что-то горькое, отчего Тайлеру хотелось зажмуриться из-за острой боли в груди, которая никак не давала ему покоя. Если бы мы только могли встретиться в другой жизни, подумал Тайлер и внимательно посмотрел на Чарльза, лежавшего на постели и прикрывшего глаза, я бы никогда не отпустил тебя. Тайлер улыбнулся. Искренне, потому что слезы уже начали жжечь глаза. — Тебе пора, — ответил Чарльз. Он посмотрел на пыльные окна, потом — на Бадди. На Тайлера смотреть не мог: сердце бешено билось под горлом, а в висках стучала кровь. Только из-за него. Из-за Тайлера. — Я могу попробовать починить кресло, — сказал Тайлер и поднялся на ноги. Бадди прыгнул за ним, и он сухо рассмеялся. Продолжил: — Я видел, что у тебя есть паяльник. Спица-то пополам сломалась, могу и подлатать. — Не надо. — Чарльз сглотнул. Он вспомнил ухмылку Ричи и его оскал на пол-лица. — Мне будет нечем заплатить тебе. — Мне не нужны деньги, — сказал Тайлер. — А автобус до Далласа приезжает только через час. — Автобус? — Чарльз все-таки посмотрел на него, и его лицо побледнело. — У тебя же есть машина. — Решил оставить отцу. В Нью-Йорке присмотрю новую, а то «бьюик» уже разваливается. — Тайлер поправил сумку на плече. — Так что насчет кресла, а? — Валяй, — ответил Чарльз и прикрыл глаза.       Тайлер снял колесо со сломанной спицей и осторожно, чтобы не разбудить Чарльза (он, на самом-то деле, не спал, а внимательно смотрел за руками Тайлера), присел на край постели. Бадди лег рядом и с любопытством смотрел, как Тайлер что-то подкручивал и паял. Тайлер нахмурился, когда спица выскользнула из его рук. Он цыкнул и махнул ладонью: обжег палец. Ожог был красным, с рваными краями и напомнил Тайлеру, как он однажды случайно плеснул на руку кипятком. Рэйчел обработала ему ожог спиртом и перебинтовала руку. На смуглой ладони остался нечеткий шрам с белесыми краями. Теперь, поверх старого, краснел новый. — Обработай, чтобы ничем не заразиться. — Чарльз бросил на постель банку со спиртом и пачку бинтов. Они лежали на тумбочке рядом с постелью, и Тайлер нахмурился. Он забинтовал палец и продолжил внимательно рассматривать колесо. Спицу спаять удалось, а с прорезиненной рамой пришлось повозиться. Металл никак не нагревался, и Тайлер наклонялся все ниже. По вискам бежал пот, а ладонь странно жгло. Жгло и затылок, который Чарльз буравил взглядом. — Готово, — наконец сказал Тайлер и улыбнулся. Сглотнул, когда посмотрел на Чарльза, и хмыкнул, чтобы скрыть блеск в глазах. Продолжил: — Делов-то.       Чарльз криво усмехнулся. — Если хочешь пить, то в холодильнике есть пиво, — сказал он. — Рэйчел принесла недавно.       Тайлер кивнул.       Из гудящего холодильника он взял холодную банку. Застыл, держа дверь, и посмотрел в коридор, где крутился Бадди. Взял вторую банку и шагнул в спальню. Чарльз полулежал на широкой подушке и комкал под собой тонкую простынь. По вискам стекали крупные капли пота, лоб покрылся липкой испариной, а футболка потемнела на груди. Чарльз приоткрыл глаза, когда Тайлер, смочив тряпку, положил ее на лоб. Он хмыкнул: в руках тот держал две пивные банки. — Холодное, — сказал Чарльз и поморщился. Пиву он предпочитал какое-нибудь красное вино или мартини. Но выбирать не приходилось. Рэйчел вернется и устроит ему настоящую взбучку, когда узнает, что одну из банок прикончил он. Потом успокоится, если Чарльз скажет ей о Тайлере. Но он не скажет. Потому что все кончится. — Могу подогреть, — ответил Тайлер и сделал глоток. В голове прояснилось. — Микроволновка не работает уже года три, — усмехнулся Чарльз. На Тайлера, хоть тот и сидел рядом на постели, он не смотрел. — Рэйчел привезла ее сюда уже сломанной. — Я могу подогреть воду и сунуть туда банку. Всегда так делал. — Не надо. — Чарльз качнул головой. — Итак слишком много для меня сделал. — Он задумался и замолчал. Молчал и Тайлер. Выдохнув, Чарльз продолжил: — Прости меня. — За что это? — Банка в руке Тайлера дрогнула. — За то, что сказал тебе. — Чарльз зажмурился. — Я не ненавижу тебя. Да и не мог никогда ненавидеть. Ты помог мне, и у меня не было никакого права гнать тебя отсюда. Я, — он сглотнул. — Я испугался, прости. Когда за мной присматривал жених Мэдлин, такого не было. Я, честно сказать, относился к нему с подозрением, а к тебе… Я не знаю, что должен сказать, Тайлер. Можешь меня не прощать, твое право, но знай, что я, наверное, никогда не смогу забыть тебя. Конечно, мне будет больно, когда ты наконец сможешь жениться и у тебя появятся дети. Но я буду и рад за тебя. Мне правда жаль, что мы не встретились лет через тридцать или сорок. Наверное, тогда бы в этом не было ничего плохого. Но я, честно говоря, даже не знаю. Прости за то, что я сказал тебе, и уходи. Если бы Бог принял меня таким, какой я есть, я бы даже помолился за тебя. — Чарльз, я… — Тайлер не сразу ощутил, как по щекам потекли слезы. — Я… — Нет, Тайлер. — Он отвернулся и поджал губы. — Пожалуйста, просто уходи. Я не хочу ломать тебе жизнь. — Чарльз. — Тайлер нахмурился: на футболке Чарльза маленькими пятнышками виднелась кровь. — Нет… — Чарльз, у тебя кровь. — Тайлер схватил его за руку. На бледной коже краснели десятки круглых ожогов. — Что это? — Он увидел, как в глазах Чарльза заискрился настоящий страх. — Откуда это, а? — Тайлер посмотрел на пол. Под кроватью, у обгрызенной ножки, стояла пепельница, полная сигарет. Не окурков. — Зачем ты это делаешь? — Уходи, — сказал Чарльз и попытался высвободить руку. Тайлер сжал крепче. — Пожалуйста, просто уходи. — Зачем ты тушишь об себя сигареты, Чарльз? — Тайлер подполз к нему на постели. Посмотрел в глаза, напоминающие гладь высыхающего от зноя озера, и погладил Чарльза по руке. Тот дернулся, словно его прошибло электрическим током, и Тайлер сглотнул. — Так я себя наказываю, — ответил наконец Чарльз и отвел взгляд. Тайлер захотел погладить его по щеке. Провести пальцами по бледной коже и остановиться на обкусанных и обветренных губах. — Наказываешь? — Тайлер нахмурился. — За что? — За то, кем я стал, — прохрипел Чарльз, и по его щеке скатилась слеза. — За то, что я грешник. — Он поджал губы, чтобы заглушить всхлип. — За то, что я неправильный. Голубой. Петух. Пидор. — Чарльз посмотрел на Тайлера. — За то, что не умею правильно любить и люблю того, кого нельзя. — Он грустно улыбнулся. — Уходи, Тайлер. Ты ведь пришел попрощаться, да? Тогда прощай.       Тайлер сглотнул и подобрал под себя ноги. Он мазнул пальцами по руке Чарльза. По бледной коже, усеянной мелкими ожогами. По выступающим костям. По еле заметным и коротким волоскам. — Я могу обнять тебя? — спросил Тайлер и внимательно посмотрел в глаза Чарльза. Красные и опухшие. — На прощание? — Как делал это с сослуживцами? — криво усмехнулся Чарльз и поморщился: в груди разгорался пожар. — Да. — Нет, Тайлер. — Чарльз отполз назад. — Забудь меня и уезжай. Нам нельзя быть вместе. Это болезнь, и от нее нужно лечиться. Ты заразился, и я в этом виноват. — Он моргнул, и по щекам побежали слезы. — Мы грешим, Тайлер. Не только перед Богом, но и перед обычными, честными людьми. И вспомни-ка: именно ради них ты давал присягу Рейгану. Ради них рисковал своей жизнью. Меня ты тогда даже не знал, поэтому я не позволю тебе ошибиться. Не позволю отречься от семьи и загубить свою жизнь. Видишь ведь, что со мной стало. Это мое наказание. Моя кара. — Чарльз посмотрел на Тайлера. — А теперь уходи. Спасибо за все, что ты сделал ради меня. Я ничего не могу дать тебе взамен. — Он закашлялся от слез. — У меня нет ни денег, ни имущества, ни возможности обнять тебя. Так что прости меня за то, что я сделал, и просто уходи, Тайлер.       Чарльз отвернулся и подтянул левую ногу к груди. Правая осталась лежать на постели, и он выругался, когда распухшее колено кольнуло от боли. Чарльз зажмурился и обхватил себя дрожащими руками, чтобы согреться. Чтобы защититься и не разрыдаться, сорвав голос.       Тайлер молчал. Потом, выдохнув, навалился на него. Так, что Чарльз испугался. Тайлер дрожащими руками прижал его к себе и крепко обнял, зарывшись носом в отросшие волосы. Он почувствовал, как Чарльз вздрогнул. Потом его рубашка намокла, и он крепче прижал его к себе. — Если Бог против нашей любви, то для меня его нет, — сказал Тайлер и выдохнул. — Если ты не можешь любить меня, то я буду любить за двоих. Если ты не можешь обнять меня, то я возьму тебя на руки и обниму тебя сам. Если ты никогда не сможешь встать на ноги, я буду держать тебя. Если тебе станет хуже, я останусь рядом и помогу тебе. Если ты будешь бояться, я защищу тебя от любого, кто посмеет навредить тебе. — Тайлер, ты… — прохрипел Чарльз и посмотрел на него. — И не потому, что я солдат, клявшийся Рейгану, — продолжил Тайлер. — А потому, что я люблю тебя, Чарльз.       Тайлер выдохнул и, взяв лицо Чарльза в свои ладони, стер большими пальцами слезы с его красных щек. Чарльз всхлипнул и погладил Тайлера по волосам. Его пальцы скользнули по вискам и помассировали их, отчего Тайлер зажмурился. Потом Чарльз очертил скулы и нос и мазнул подушечками по губам. Осторожно, чтобы не разбередить мелкие раны. Тайлер льнул к его рукам, словно был огромным пушистым котом, которого наконец-то подобрали с холодной и мокрой улицы. Он почти заурчал, когда Чарльз склонился к нему и поцеловал в лоб. Его сухие губы охладили горячую кожу, и Тайлер грустно улыбнулся.       Тайлер внимательно посмотрел на Чарльза и взял его ладонь в свою. Сплел пальцы и поцеловал каждый из них. Он долго смотрел на его губы, и его глаза блестели в свете качающейся под потолком лампочки. — Можно я, — сказал Тайлер и аккуратно провел пальцем по губам Чарльза. Сердце бешено колотилось под горлом, и он сглотнул. Продолжил: — Можно… — Можно, — грустно улыбнулся Чарльз, и глаза его загорелись. Это был серебристый блеск чистого ручья в свете горячего и алого солнца, и у Тайлера засосало под ложечкой.       Тайлер встал на колени и положил одну руку Чарльзу на щеку, другую — на шею. Он приблизился и рвано выдохнул. В висках стучало, а в груди клокотало. Тайлер ощутил себя новобранцем на борту узкого истребителя. Жарко, от духоты учащается дыхание. От страха перед неизвестным сердце грозится сломать грудную клетку. По вискам бежит пот, а лоб покрывается испариной.       Тайлер сглотнул и, прикрыв глаза, поцеловал Чарльза. Нежно и осторожно, чтобы не сделать больно. Он гладил его по шее, чтобы успокоить, зализывал языком мелкие ранки и прижимался ближе. Так, будто Чарльз мог от него сбежать. Чарльз улыбнулся в поцелуй, и глаза его заблестели от слез. Он вплел пальцы в волосы Тайлера и зажмурился. Сердце стучало где-то в горле, а по коже бежали мурашки. Чарльз ощутил, как горячая кровь прилила к щекам, и ответил на поцелуй, мазнув своим носом по носу Тайлера. Он почувствовал, как Тайлер удивился, и снова улыбнулся. Его руки скользнули с затылка на шею и погладили горячую кожу. — Только не бросай меня, — прошептал Чарльз и зажмурил слезившиеся глаза. — Пожалуйста, не бросай. — Никогда, — ответил Тайлер и снова поцеловал его. Более жадно и горячо. Так, что Чарльз выдохнул и прижался к нему крепче.       Тайлер выдохнул и отстранился. Поцеловал Чарльза в лоб и прижал его к себе. Чарльз уткнулся носом в его плечо, вдохнул запах тяжелого одеколона и снова всхлипнул. — Я смогу защитить тебя, — сказал Тайлер и погладил его по спине. — Защитить ото всех.