С любовью, Техас

— Эй, Чак?       Чарльз обернулся и сухо улыбнулся: Элли, крепко уснув на руках Тайлера, забавно морщила посиневший от долгого купания нос (не дай Бог, Тай, я узнаю, что ты позволил моей дочери купаться в грязной воде. Оторву не только нос, но и кое-что еще), когда над ухом начинали пищать комары. Тайлер смахнул ее выгоревшие от солнца волосы со лба и осторожно, чтобы не потревожить чуткий сон, сел рядом с Чарльзом на горячий камень, который иногда омывала холодная вода. Подступившая осень смыла не только яркое солнце, но и влажную от росы зелень травы и листьев. По реке, которая бороздила сухую землю неглубокими ручьями, плыли серые листья, которые, словно бумажные корабли (Элли складывала их из старых и пожелтевших газет и ранними утрами, когда Саладо напоминал гулкую пустошь, пускала по узким ручьям), рассекали блестевшую воду блеклой кормой. Заходящее солнце бросило последний косой луч и скрыло густую гриву за редкими серо-зелеными кронами. Чарльз, увидев первые звезды, прикрыл глаза, но даже так Тайлер смог заметить в них молочную искру. Бушующий океан наполнился светом одинокой луны, и Тайлер ощутил, как сердце заполошно забилось в груди. — Красиво, — прошептал он, и Чарльз коротко кивнул. — Саладо, конечно, та еще дыра, но виды здесь и правда захватывающие. Взять хотя бы звезды. — Я не об этом. — Тайлер улыбнулся, посмотрев в иссиня-черное небо. — Я о тебе.       Чарльз застыл, ощутив, как лицо стремительно покрылось красными пятнами, потом, когда Тайлер хохотнул, толкнул его в плечо и выругался себе под нос. — Не шути так, — сказал Чарльз и выдохнул. — Тебе пятнадцать, что ли, раз чушь всякую молоть начал, а? — А я и не шутил. — Тайлер прищурился и ловко, так, что Чарльз тихо охнул, взял его за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Он сплел свои пальцы с пальцами Чарльза и, когда тот смущенно завозился, продолжил: — У тебя руки холодные, дай хоть так согрею.       Чарльз что-то прошептал себе под нос, и Тайлер улыбнулся. Свободной рукой он поправил воротник джинсовой рубашки, в которую завернул Элли, когда та уснула у него на руках, а после сел ближе и положил голову на плечо Чарльза. Где-то раздался тихий плеск воды, и Чарльз скосил взгляд на мелкие камни, разбросанные по всему берегу. По ним запрыгали витиеватые тени, которые сразу исчезали в серой воде, и заскользили сухие листья. Один листок зацепился за волосы Чарльза, и Тайлер, улыбнувшись, смахнул его. — Красиво, — сказал он, и Чарльз нахмурился. — Чарльз? — Чего тебе? — Я люблю тебя. — Я… — И никогда не брошу, слышишь меня? — Тайлер невесомо коснулся губами бледной щеки. — Слышу.       Взгляд Чарльза потеплел, напомнив Тайлеру засеребрившееся озеро, и он снова улыбнулся. Улыбнулся и Чарльз, положив голову на голову Тайлера. Я люблю тебя… …и никогда не брошу       Чарльз вздрогнул, когда холодный ветер с силой ударил по окну и захлопнул деревянную раму. Звякнула металлическая защелка, со штор, которые Рэйчел привезла с собой из Галвестона, трухой осыпалась пыль. Чарльз побледнел: он снова увидел деревянные хлопья, оставшиеся после выстрела Джимми, и услышал запах горького пороха. После были только громкие хрипы радио, лепет испуганной Элли и тихий скулеж Бадди, который царапал дверь и крутился в ногах у Рэйчел, чтобы она пустила его к Чарльзу.       Но она его не пустила. Не пустила и Элли, которая каждый вечер стучала в дверь и через замочную скважину пыталась протолкнуть свои рисунки. Не пустила и Джимми, который несколько дней подряд сидел то на крыльце, то на коврике на заднем дворе. Коврик Рэйчел выбросила, а дверь в спальню Чарльза стала закрывать на ключ. Чарльз и не спорил: после звонкой пощечины и слов, о которых он почти забыл (он почти забывал их днем, когда начинал сходить с ума от тиканья часов в спальне и скулежа Бадди под дверью, но ночью гнетущая тишина словно заглушала все звуки, и Чарльз слышал только загнанные хрипы и мольбы о помощи. Молил он сам, когда после ночных кошмаров просыпался в мокрой от пота постели), сил осталось только на тихое «спасибо» для Рэйчел, которая три раза в день приносила ему еду. К ней Чарльз почти не притрагивался: воротило от вида и запаха. Он все еще видел перекошенное от злости лицо Ричи, слышал выстрелы и чувствовал отвратительный запах пороха. Все смешалось: крики, лепет, кровь, горький пот и хрипы радио. Они тяжелой кувалдой били по голове каждую ночь, но в горле вместо слез стояло только одно. Я люблю тебя… …и никогда не брошу       Хлопок.       Чарльз кивнул, когда Рэйчел поставила рядом с ним полную тарелку, и ничего не ответил, когда она указала на другую. Такую же полную. — Решил заморить себя голодом?       Рэйчел, посеревшее от усталости лицо которой не выражало ничего, кроме глухой злости, скрестила руки на груди и внимательно посмотрела на Чарльза. За пару дней он сбросил около десяти фунтов, отчего его пальцы стали напоминать паучьи лапы. Подушечки пожелтели от выкуренных сигарет, а кровь на ногтях запеклась тонкой корочкой. Глаза ввалились и потухли, бледная кожа обтянула кривые от старых переломов скулы. Руки дрожали, когда Чарльз пытался взять ложку или чиркнуть спичкой, а колено уже не сгибалось: несколько раз Чарльз порывался встать и однажды упал, сильно приложившись ногой о дверной косяк. После он уже не вставал с постели, и Рэйчел закатила его скрипящее кресло в чулан. — Честно говоря, — Чарльз криво усмехнулся и задрожал всем телом, — сначала я думал, что это попытаешься сделать ты. Я все еще помню, как дедушка оставлял нас без ужина, когда мы косячили. — Ты косячил, Чарльз, а мне доставалось только потому, что ты мой брат. — Твоя правда.       Чарльз почти улыбнулся (в последние дни это было настоящей редкостью, но Рэйчел, уставшая вздрагивать от каждого шороха, уже не замечала этого), но, увидев, как скривилось лицо Рэйчел, скосил взгляд на тарелку. К горлу подкатил странный ком, и он дрожащей рукой опустил чистую ложку на постель. Есть не хотелось. — Ешь. — Голос Рэйчел звучал глухо. Он натянулся как дребезжащая струна. — Я не для того корячусь на кухне каждый день, чтобы потом сваливать все в сточную канаву. Не веди себя как сопливый мальчишка, Чак. Хочешь сдохнуть от голода? Пожалуйста! Только предупреди меня, чтобы я перестала скакать у плиты и сторожить твою дверь, как какая-то сука сторожит своих непослушных щенков. Я помогаю тебе не потому, что хочу, чтобы ты трепал мне нервы, понятно? — Запереть меня в спальне — это, по-твоему, помощь? — Чарльз хрипло рассмеялся, и Рэйчел вздрогнула. Он не насмехался над ней. Отнюдь. Это был истерический смех. Смех человека, который уже одной ногой стоял в могиле и двумя руками держался за косу призрачной смерти. — Хочешь сказать, что я пытаюсь навредить тебе? — Рэйчел улыбнулась, и ее улыбка напомнила Чарльзу оскал. Так скалился Ричи, когда обещал избить Чарльза до полусмерти, а после сбросить его в сточную канаву к голодными шавкам. — Пытаюсь убить тебя? Ты, черт возьми, уже бредишь, Чак. Я заперла тебя здесь не потому, что ненавижу тебя или боюсь. Я сделала это для того, чтобы ты не натворил глупостей. Вы с этим придурком Коркораном отлично спелись, как я погляжу. Он приходил сюда каждый день и все пытался увидеть тебя. Даже денег мне предлагал, знаешь ли, чтобы я пустила его к тебе хоть на пару минут. Понимаю ведь, что у тебя все еще зудит в одном месте. — Рэйчел склонилась к Чарльзу, и тот вздрогнул. В ее глазах, как и в глазах обезумевшего Ричи, горела только ненависть. — Что ты ему на шею бросишься, если увидишь. Понимаешь ведь, о ком я говорю, а? Я не для того столько лет горбатилась в этой дыре, отрабатывая каждый жалкий цент, чтобы потом какой-то юнец с техасским выговором заставил тебя прыгать перед ним на задних лапах, ясно? Сколько раз я говорила тебе, что это ненормально, Чарльз, а? Что это болезнь, от которой нужно лечиться? Сколько?! — От крика Рэйчел стены дома словно содрогнулись. За закрытой дверью послышались скулеж и тихий голос Элли. — Я делала это все потому, что хотела тебе помочь, Чарльз. Вылечить тебя. Сделать тебя, в конце концов, нормальным, таким как все, а не этим больным педиком, от которого шарахается каждая шавка. И чем ты в итоге мне отплатил, а? Ни одного слова благодарности! Только скулеж и какой-то бубнеж под нос! Ты только ныл, пока я горбатилась за гребанные центы. Ныл и ворчал, но стоило этому техасскому выродку тут объявиться, как ты запрыгал вокруг него преданной шавкой. Он тебе обглоданную кость бросил, а ты вцепился по самый рукав и хвостом замахал, как жалкая и побитая жизнью псина. Он тебе какой-то бред нес, а ты слушал и чуть ли не в рот ему заглядывал. Повелся, как девка неопытная, а теперь скулить начал, когда кость отняли. Хватит, слышишь меня?! Он уже не вернется, черт возьми! Перестань ждать его, как какая-то голодная шавка под дверью! Я… — Так пристрели. — Что? — Устала слушать мой скулеж? Тогда пристрели. Как надоевшую шавку. — Ублюдок.       Рэйчел рассмеялась, и от ее каркающего смеха Чарльз ощутил узел страха, крепко завязавшийся в груди. Так смеялся Ричи, когда наотмашь бил его по лицу. Так смеялся Итан, когда спускал с него брюки и до красных пятен сминал кожу на спине. — Хочешь сдохнуть из-за пули в башке? — Рэйчел криво усмехнулась. — Чтобы потом я и Элли оттирали твои мозги со стен и заворачивали кривые кости в мусорные мешки, да? Если так хочешь сдохнуть, то возьми винтовку и кати в чащу, где ты развлекался с Тайлером. — Чарльз вздрогнул, услышав его имя. В груди странно закололо, лицо залила пугающая синева, и Рэйчел, увидев это, продолжила: — Неужели угадала, а? Не стрелять вы, значит, ходили, а… — Замолчи! — Чарльз ощерился, словно дикий зверь. Раненый зверь. Зверь, которого выслеживал острый глаз обозленного охотника. Которого выстрелами гнали к скальному обрыву. Который слышал только громкий смех охотника и скулеж. Собственный скулеж. В глазах блеснула молния, и Рэйчел сделала шаг назад. Что-то холодное и острое заискрилось во взгляде Чарльза. Что-то, похожее на жгучую ненависть, смешанную с голым страхом. — Не смей говорить о нем. — Как преданная сука, — прошептала Рэйчел и шагнула к двери. Положила сухую ладонь на дверную ручку и, не оборачиваясь, продолжила: — Я выкачу тебе кресло и принесу винтовку. Если решишься свалить, то можешь не возвращаться.       Грязные половицы скрипнули, и Чарльз сглотнул, увидев кресло. Когда-то (прошедшие годы словно смазала ловкая кисть художника), когда Чарльз с некоторым подозрением, спрятанным глубоко во взгляде, смотрел на маленькую Элли, Рэйчел вкатила кресло в его спальню и остановилась, скрестив руки на груди. Взяла по дешевке, когда стояла на перекуре, сказала она, не глядя на Чарльза, нам, конечно, пару-тройку дней придется потерпеть без еды, но так ты хоть сможешь нормально передвигаться по дому и не будешь пугать Элли. Рэйчел внимательно посмотрела на него, а Чарльз только усмехнулся, затушив окурок. Сигареты Рэйчел выдавали бесплатно, и Чарльз выкуривал чуть больше двух пачек в день. Это была настоящая зависимость, и он знал это. Знал, но не хотел бросать, потому что только она удерживала его в мятой постели. В покосившемся доме. В грязном Саладо, который, словно ночной кошмар, оброс тиной.       В тот вечер Рэйчел так и не дождалась его ответа, развернувшись и хлопнув дверью. Чарльз долго, так, что начала болеть голова (таблетки, которые всегда лежали рядом, он не пил до последнего. Надеялся, что боль будет настолько сильной, что он отключится и уже никогда не откроет глаза), смотрел на кресло. В синем сумраке оно напоминало стул, оплетенный тюремными прутьями. Кресло скрипело (в этом Чарльз убедился позже, когда начал передвигаться в нем по дому), словно старая больничная койка, и раскачивалось в разные стороны при легком движении. Чарльз подкатил его к себе и усмехнулся — прорезиненные колеса, дешевые сигареты и въевшийся в стены дома запах пота и лекарств — это все, что осталось в его жизни. Холодный металл под пальцами и тошнота по утрам. Головные боли. Воспаленные и красные глаза. Сорванный голос. Загнанное биение сердца, которое преследовало его каждую ночь.       Чарльз никогда не давал обещаний. Ни себе, ни Рэйчел, ни малютке Элли, которая через пару месяцев после приезда привыкла к Чарльзу и стала забираться к нему на колени под его внимательным взглядом. И Чарльз, ощущая ее теплые ладони на собственной шее, тушил недокуренную сигарету, чтобы обнять Элли. Он тушил ее всякий раз, когда она целовала его в щеку или смеялась над его шуткой. Тогда Чарльз впервые ощутил это смутное желание. Желание жить и каждый день видеть голубые, сверкающие глаза. Элли стала якорем того заблудшего корабля, который безвольно подхватывался жгучими волнами и качался от обезумевшего ветра. Она каждый раз держала его, Чарльза, на скальном выступе, о который с грохотом разбивался серый и мглистый океан. Она словно вела его, продрогшего, испуганного, с завязанными глазами, через шаткий мост и каждый раз сжимала его костлявую руку в своей — теплой и мягкой ладони — когда на них, словно коса — на камень, набегал холодный ветер. Чарльз жил, несмотря на разраставшуюся в груди боль. Улыбался, когда хотелось рыдать. Смеялся, когда от кашля хотелось скулить. Чарльз никогда не давал обещаний, но в тот день, когда Элли, забывшись от смеха, случайно назвала его «папой», он зажмурился и что-то прошептал. Что-то, похожее на… Я люблю тебя… …и никогда не брошу       Кресло опасно накренилось набок, когда Чарльз неаккуратно съехал по узкой и влажной от дождей тропе вниз, к заросшей пустоцветом роще, где стояли кривые колышки. Яблоки, лежавшие рядом, сгнили за пару дней и собрали вокруг жужжащих и жалящих мух. Бадди заскулил, когда одна из них села ему на нос и попыталась вонзить жало. Он чихнул, а после оскалился и громко тявкнул. Потом посмотрел на Чарльза, который дрожавшими руками сжимал холодную винтовку, и вяло махнул хвостом. Бадди положил голову на его острые колени и блеснул глазами. Преданно и жалостливо. Так, что Чарльз ощутил, как по щекам скатились слезы.       Чарльз помнил, как Бадди тыкался влажным носом в его сломанные от ударов пальцы. Как скулил и тявкал. Как кусал Чарльза за рваную одежду и словно молил его, чтобы он поднялся. Но Чарльз не мог. Он только хрипел и рыдал от острой боли, когда открывал глаза и видел перед собой огромную свалку. Чарльз что-то шептал себе под нос, мучился от жара и слышал тихий лай, который после прекратился. Потом были только невыносимые ночи: горло разодрало от криков, сломанные кости словно сломались заново, а все тело вывернулось наизнанку и рассыпалось маленькими клочьями. Но всякий раз, когда Чарльз открывал глаза и что-то мычал, мучаясь от боли, он непременно слышал или, скорее, чувствовал рядом влажный нос и тихое собачье сопение. Бадди был рядом, когда Чарльз умирал, лежа в луже собственной крови. Был рядом, когда Чарльз заново учился сидеть или держать ложку. Был рядом, когда Чарльз полз по холодной земле, оставляя след из ошметков обугленной после пожара кожи. Он был рядом, несмотря ни на что. Был рядом и пытался помочь. — Ну же, приятель, — Чарльз задохнулся от слез, которые безостановочно текли по щекам, — помоги мне еще раз. — Он согнулся пополам от удушающего кашля и прижал к мокрому лицу теплый лоб Бадди. Тот заскулил и лизнул его влажные щеки. — Пожалуйста, помоги.       Бадди тявкнул и, махнув хвостом, отбежал к тропе. Он тявкнул снова, словно указывая путь, а потом жалобно заскулил: Чарльз, зажмурившись, приставил к горлу холодное дуло. — Ты же обещал, — прошептал он сквозь удушающие рыдания. Он уже не знал, о ком скулило его еле бьющееся сердце. — Ты же, черт возьми, обещал.

***

      Белесая молния, точно острый нож, вспорола тяжелые тучи, нависшие над Саладо отвесным обрывом, и исчезла, когда Стивен, нахмурившись, приоткрыл шторы. По чистому стеклу ударили первые холодные капли, и он выругался себе под нос. Выругался тихо, но чуткий слух Итана Эванса уловил и это, и он скользко улыбнулся. Поставил на стол стакан с горячим кофе и удобнее развалился в мягком кресле. Итан перекинул ногу на ногу и постучал пальцами по колену. — Не любите дождь? — спросил он и снова улыбнулся, когда Стивен посмотрел на него. Тот нахмурился сильнее и поджал губы. — Не люблю сопляков, которые переползают мне дорогу.       Итан рассмеялся. Тем смехом, от которого из-за отвращения сводило скулы. Стивен поморщился. — Понимаю, — сказал Итан и усмехнулся. — Сам на дух не переношу выродков, которые смеют плевать мне в лицо. Помнится, с одним мне даже удалось разобраться. Хорошенько так разобраться. — Итан прищурился и внимательно посмотрел на Стивена. — Тот ублюдок до сих пор разгребает все то дерьмо, которое на него свалилось, так почему нам не сделать все то же самое и в этот раз? Чеддер и Пол были быстрыми, но этот вертлявый мистер Донован оказался быстрее. Увернулся после того, как ему насквозь пропороло руку. Скажу честно, я был впечатлен. Вот что значит настоящий солдат. — Не солдат, а ублюдок с членом вместо мозгов. — Стивен снова приоткрыл шторы, словно высматривал кого-то, а после улыбнулся, стоило молнии еще раз разрезать небо. — О чем это вы, а? — Итан постучал пальцами по колену и от нетерпения одернул воротник рубашки. — Тайлеру, этому ужу вертлявому, никакие ощущения были не нужны. Это-то я сразу понял, только вот догадаться никак не мог, чего ради на скачки он поехал. Денег ему и папаша отсыпать мог. Не много, конечно, но мог. А ему, оказывается, больше надо было. — Больше? — Пятнадцать кусков.       Итан присвистнул. Глаза его блеснули хищным азартом. — Чего ради? — спросил он и улыбнулся. Стивен лязгнул зубами от отвращения. — Подстилке пидорской помочь. — Какой это? — А вы, мистер Эванс, думаете, что Саладо — притон для педиков, да? Петушара у нас только один, и тот вроде местной достопримечательности. Вот ради него-то Тайлер все это и провернул. Осекся, правда, но даже так смог настроение мне подпортить. — Все еще не можете принять поражение, а? — Итан прищурился и рассмеялся, когда Стивен обматерил его. — В свое оправдание скажу, что я сделал все что мог, чтобы не дать мистеру Доновану прийти первым. Все остальное было за вами. Не моя вина и уже точно не Тайлера, что за несколько ярдов до финиша вас, мистер Морган, обошли. Честно сказать, я удивился, но не настолько сильно. Все-таки, тот жеребец был намного быстрее и выносливее Рупера. У вас, по правде говоря, не было и шанса на победу. — И вы решили сказать мне это только сейчас, а, мистер Эванс? — Лицо и шея Стивена налились краской, и он напомнил разъяренного быка, увидевшего красную тряпку. — За все сейчас нужно платить, мистер Морган, — ответил Итан и усмехнулся. — Если бы вы добавили мне двести баксов, как мы изначально и договаривались, я бы, может, и рассказал вам всю правду. Но вы сжадничали и в итоге остались ни с чем. Я все еще помню, как кто-то с трибун бросил в вас обгрызенной кукурузой. Хвала небесам, что вы смогли увернуться от струи лимонада. Но не ручаюсь, что это был именно лимонад.       Итан рассмеялся, и Стивену захотелось его хорошенько ударить. Но он не мог (точнее, не решался: знал, что связей Итана достаточно, чтобы приплести ему за маленький плевок в лицо несколько убийств и надолго засадить туда, откуда уже не возвращаются), потому что Итан говорил правду. Стивен, обрадованный криком девчонки-комментатора, пропустил момент, когда вороной жеребец оставил Рупера позади, а его наездник показал Стивену средний палец. На выигрыш не было и шанса. Оставалось только хрипеть и глотать пыль, сильнее ударяя выдохшегося Рупера по крупу. За пару ярдов до финиша жеребец громко заржал и, встав на дыбы, сбросил с себя разъяренного Стивена. Трибуны сначала смолкли, а после разразились гулом, и среди него Стивен отчетливо услышал свист и улюлюканье, а после почувствовал, как на мокрый от пота затылок упала чья-то слюна. Было до омерзения гадко, но в то же время хотелось рассмеяться: Стивен знал, что обеспечил Тайлера сотрясением, переломом нескольких ребер, сквозной раной и, что больше всего тешило его самолюбие, возможной потерей памяти. Осознание проигрыша обухом ударило по голове только тогда, когда под ноги Стивену прилетели не цветы, а объедки сгрызенной кем-то кукурузы. Но Стивен лишь сплюнул на землю (он был не из тех, кто в гневе переворачивает столы в пабах или изгаляется над беспомощными шлюхами) и хмуро посмотрел на усмехнувшегося Итана. — Когда возвращаетесь в Даллас? — Стивен скрестил руки на груди. — Слышал, что вечерний автобус отходит через пару часов. — Вы, как всегда правы, мистер Морган. Я, на самом-то деле, уже купил билет, но вы и мой новый приятель рассказали мне одну презанимательную историю о моем давнем друге. Я бы уехал, это правда, но желание повидаться с ним в итоге меня одолело. Сегодня вечером я загляну к нему на огонек, так сказать, а уже завтра, когда моя совесть будет чиста, отчалю до Далласа. Меня ждет очень много незаконченных дел. — Что за новый приятель, а? — Стивен прищурился. От Итана словно исходил запах подгнившей в чулане рыбы. Такую уже не поджарить и не засолить. Остается только завернуть в пакет и выбросить, но руки никак не доходят и она продолжает лежать где-то там, на самой высокой полке, и заставляет каждый раз морщить нос. — Ричи Донован, младший братец Тайлера, — ответил Итан и снова постучал пальцами по колену. Стивен нахмурился. — Он приметил меня, когда я навестил мистера Донована пару часов назад. Болтливый паренек-то, язык за зубами совсем не держит, — Итан усмехнулся. — Мы поговорили немного, а потом я пошел сюда. Сейчас, думаю, снова наведуюсь в «Серебряный цент». Пойло хорошее да закуски неплохие… — Что вы задумали, мистер Эванс? — Стивен поджал губы. — Вы и этот полудурок Ричи, а? — Ничего такого, поверьте мне. — Итан хохотнул. — Я все-таки в Саладо гость и не собираюсь устраивать здесь цирковые представления. Говорю ведь, что всего лишь навещу старого приятеля и тут же уеду. Думаю, после этого вы, мистер Морган, и слова обо мне не услышите.       Стивен кивнул. Итан поднялся на ноги, и они пожали друг другу руки. За окном снова заискрила молния, и Стивен вздрогнул. — О, не бойтесь, — успокоил его Итан, хлопнув по плечу. — У вас крепкий дом, так что спите спокойно. Бояться сейчас надо тем, кто слоняется по улицам или, упаси Бог, ходит по лесу. Знаете ведь, что бессмысленно прятаться от молнии под деревом? — Стивен кивнул. — Она в любом случае найдет свою жертву.       Итан рассмеялся и хлопнул дверью. Как только щелкнул замок, он замолчал и поморщился: изображать шута с каждый днем становилось сложнее. Мелкие неурядицы и, в особенности, глупые, такие как Стивен, или упертые, такие как Тайлер, люди определенно выводили его из себя. Но отец учил Итана держать себя в руках даже тогда, когда хочется размозжить голову другого человека о стену. Итан хорошо усвоил этот урок (вовсе не потому, что однажды отец за непослушание сломал ему три пальца) и каждый раз прятал раздражение за скользкой улыбкой или каркающим смехом. И это срабатывало, пока другие не начинали показывать когти или зубы. Тогда Итан ломал их. Не просто ломал, а с определенной долей наслаждения вырывал их и отбрасывал, следя за тем, как кто-то корчился от боли. И от восторга ему хотелось визжать. Но визжать, только теперь от злости, ему хотелось и тогда, когда кто-то не ломался. Не желал ломаться. Таких Итан видел нечасто, поэтому за каждым зорко следил, а потом топтал. Ему ничего не стоило пустить жалкий слушок, как это было с Чарльзом Кларком. Как и не стоило подкупить одного из участников скачек, чтобы тот ранил и, в случае чего, добил Тайлера Донована. Но они оказались крепче остальных, и от этого мерзкого ощущения Итану сводило зубы. Что-то, словно жалящая плеча, жужжало в голове и путало все мысли. От этого чувства хотелось лезть на стену и раздирать все в клочья. Но Итан терпел: он знал, что в определенный час все само встанет по своим местам. И даже если для этого придется замарать руки чьей-то кровью, он будет готов. Готов скрываться оставшиеся годы в какой-то глуши. Готов прятаться от людей. Готов, потому что знает, что это чувство будет восхитительно ударять по голым от страха нервам.       Итан остановился на первой ступени, увидев Келли со слюнявым мопсом на руках. Собака взвизгнула, когда Итан улыбнулся, и ощерилась, когда он шагнул. — Подслушивать нехорошо, мисс Морган, — сказал он и усмехнулся, заметив растерянность на чужом лице. — Вы, в конце концов, леди и… — Отчитываете меня, словно нашкодившего ребенка? — Келли хмыкнула и опустила мопса на пол. Тот заскулил и прижался к ее ноге. Она продолжила: — Это вы здесь гость, мистер Эванс, так что не вам учить меня жизни. Не вам и не этому сопляку Ричи Доновану, который ждет вас за забором. — Келли кивнула на окно. Итан шагнул и различил за высокими деревьями яркий капюшон потрепанного плаща. — Я и мистер Донован… — Не перебивайте меня, ясно? — Келли прищурилась. — Терпеть не могу мужиков, которые толком дослушать не могут. Скажу сразу: Ричи, как навозная муха, прилипает только к дерьму. К любому дерьму, мистер Эванс, даже к тому, которое кажется обычной грязью, понятно? И когда он прилипает, эта куча начинает ужасно вонять, а у меня, знаете ли, хороший нюх. — Не понимаю, к чему вы клоните, мисс Морган. — Итан скрестил руки на груди. — Говорите так, будто я… — Я о том, что у меня есть лопата, мистер Эванс. Лопата и огромное желание вычистить все дерьмо в стойле. — Келли, взяв мопса на руки, шагнула к лестнице, задев Итана плечом. Тот поджал губы, и она, усмехнувшись, продолжила: — Так что уезжайте уже сейчас, мистер Эванс, не то мне придется взяться за лопату. А если у меня не получится сделать все самой, то я свистну своим хорошим приятелям. И один из них, я вас уверяю, даже не станет разбираться что к чему. Просто возьмет и хорошенько приложится, — Келли посмотрела на Итана, — к вашему затылку. И никто, честно говоря, даже последняя шавка, вам не поможет.       Келли легко спустилась с лестницы и хлопнула дверью кухни. — Сука, — прошептал Итан, услышав ее громкий смех.

***

      Ночь, несмотря на подвывания, доносившиеся из «Серебряного цента» (кто-то праздновал день рождения родившегося сына, кто-то свистел крашеным девицам, кто-то громко и заковыристо материл Стивена), стояла тихая. Иссиня-черное небо заволокло плотными тучами, грозившимися разразиться затяжным дождем, а бледный бок молочной луны, как и тысячи искристых звезд, были скрыты темной пеленой. Прокричала птица, и Тайлер, затушивший окурок, улыбнулся. Сквозь сизые, как дым, тучи словно проступил луч луны, напомнивший Тайлеру бледную, иногда отдающую синевой кожу Чарльза. После тучи, словно повинуясь его мыслям, приоткрыли десятки звезд, и в них Тайлер увидел блеск серых, как бушующий во время шторма океан, глаз. Это было тусклое видение. Бесплотный призрак, и Тайлер сглотнул. Чарльза он еще не видел: Джон, как и Ричи, приглядывал за ним. Для твоего же блага, знаешь ли, что-то ты частенько головой о землю бьешься, Тай. Не видел он и Рэйчел, Элли, Джимми и Келли. Но кошки о них не скребли. Перед собой Тайлер видел только Чарльза. Его глубокие глаза, волосы, родинки, рассыпанные по шее. Слышал его приглушенный смех и шорох колес по прогнившим половицам. Тайлер хотел его увидеть. Хотел, но не мог. Не потому, что отец или брат присматривали за ним, словно за мелким вором, зашедшим в магазин (при желании, которое всегда зудело где-то в голове, Тайлер мог бы сбежать среди ночи, и даже ужасная головная боль не могла бы ему помешать), а потому, что боялся. Не будь трусом, сказал ему однажды Джон (случилось это, когда Тайлер никак не мог признаться ему, что получил «неудовлетворительно» за переводной экзамен), их, знаешь ли, никто не любит. И Тайлер его послушал. Он не был трусом, когда сбежал из дома в далласский аэропорт, откуда уходил самолет с десятками солдат. Не был и тогда, когда впервые взял в руки горячий автомат (горячий, потому что им несколько секунд назад отстреливался теперь умерший солдат) и выстрелил промеж узких глаз. Но сейчас, когда, как он знал, Чарльз ждал его, нуждался в нем, Тайлер не мог сделать и шага. Его руки начинали мелко дрожать, а сердце бухало где-то в горле. Он боялся. Был, как и говорил Джон, настоящим трусом. — Никогда не думал, что осенью в Техасе может быть настолько хорошо.       Тайлер, коротко вздрогнув (слышал он еще плохо: в голове то и дело начинало шуметь), обернулся и, увидев улыбающегося Итана, скривил губы. — Обычно в начале сентября стоит невыносимая жара, — продолжил, усмехнувшись, Итан и закурил. — Я помню, как изнывал от духоты, когда впервые приехал в Даллас. Дайте-ка вспомнить, — он начал загибать пальцы, — о, это было где-то пять лет назад. — Вы ведь еще два года назад были в Мексике и только учились делать ставки, — сказал Тайлер и хмыкнул, увидев, как нахмурился Итан. — Разве нет? — Хорошее время было, — ответил он и снова улыбнулся. Так, что Тайлера затошнило. — Где я только не побывал за эти два года. Чего уж греха таить, был и в Мексике, приторговывая легкой травкой. — Итан закашлялся и отмахнулся от колючего дыма. — Подозреваю, что за это мне уготована особенно жесткая койка где-то там, — он топнул ногой, — внизу. — И не только за это, — усмехнулся Тайлер и прислушался: в «Серебряном центе», среди пьяных криков и визгов, он различил радостный рев Ричи. Тот, видимо, все-таки смог отвесить какому-то зазевавшемуся рабочему хорошего пинка. — О чем это вы, мистер Донован? — Итан прищурился. — У каждого из нас есть грехи, — ответил Тайлер и ощутил, как странное наваждение, окутавшее его за последние дни, рассеялось. — У кого-то они мелкие, — он посмотрел на дорогу, в сторону покосившегося дома, где, как он надеялся, его ждали (вернее, ждал. Ждал тот, ради которого Тайлер был готов рискнуть всем), — а у кого-то, — он посмотрел на Итана, — по-крупнее. — Понимаю, — Итан усмехнулся. — Букмекеры — настоящее дерьмецо среди честных трудяг. — Он поморщился, услышав ругань, звон посуды и крики девушек. — Но кто-то все-таки должен запачкать руки. А вы сами, мистер Донован, кем себя считаете, а? Вы ведь, на самом-то деле, настоящий палач. Оружие в руках, как-никак, носили. — Носил. — Тайлер кивнул. — Но говорить об этом не люблю. — Как и не любите говорить о своей любимой женщине, верно? — Итан прищурился. — Мистер Морган сказал, что вы затеяли весь этот бардак ради острых ощущений, но я, понимаете ли, не первый день живу и знаю, когда людям действительно не хватает впечатлений. Сам таким был, знаете ли. Люди сбегают из дома, начинают курить дешевую дурь, садятся в машины к незнакомцам, чтобы те увезли их как можно дальше. Но эти люди никогда не покупают лошадей за семь тысяч долларов, чтобы поехать на любительские скачки ради ощущений. Вам нужны были эти деньги, верно? — Итан улыбнулся, и глаза его загорелись. — Нужны были для чего-то или, вернее сказать, для кого-то. И этот кто-то был тем, кто два года назад обошел мистера Моргана на скачках, сидя на вороной кобыле. На Маре.       Тайлер усмехнулся. — Пойло в «Серебряном центе» и правда крепкое, — сказал он, и Итан фыркнул. — Вы, похоже, перебрали, мистер Эванс. Вам бы проспаться, не то начнете чудить, как Стивен после скачек.       Итан хмыкнул. Потом и вовсе рассмеялся, словно Тайлер отпустил потертую временем, но от того не менее смешную шутку. Итан бросил окурок на землю и растоптал его. — Не подумайте, что я пытаюсь вас на чем-то подловить, мистер Донован, — сказал он спустя минуту молчания. — Я просто удивился, узнав, сколько слухов ходит по Саладо. И, знаете ли, большинство из них — это пустой звук. — Все слухи — это пустой звук, — ответил Тайлер, и Итан усмехнулся. — Может быть, — сказал он. — Они глупые, но от этого не менее интересные. Сегодня днем, когда я только приехал и отправился в салун вашего отца, я встретил вашего младшего брата. Не самый умный, — Тайлер фыркнул, — но довольно любопытный человек, понимаете ли. Он угостил меня хорошим пивом и рассказал, что очень переживал за вас, когда узнал, что произошло в Далласе. Говорил, что отец чуть ли не привязал его к батарее, когда он захотел поехать к вам. За такого младшего брата, как ваш, мистер Донован, многие бы отдали все свои деньги.       Тайлер хмыкнул. — Ричи никогда не был тем, о ком вы говорите. — Неужели?       Тайлер пожал плечами. — Хотите сказать, что мне привиделось? — Итан прищурился. — Воля ваша. Но скажу то, с чем вы уж точно согласитесь: у Ричи длинный язык. — Такой, что его можно завязать в несколько узлов, — сказал Тайлер. — И даже тогда останется еще пара дюймов.       Итан снова рассмеялся, и от его смеха Тайлер скривил губы. — Он рассказал мне о девушке, за которой начал ухаживать пару дней назад, — продолжил Итан и вновь чиркнул тонкой спичкой. Этот звук словно оглушил Тайлера: в голове снова загудело и он поморщился. — На его месте я бы не стал делиться такими подробностями. — Итан усмехнулся. — Говорить незнакомцу о том, какого цвета белье было на девушке, когда они впервые уединились, довольно странно, как считаете? — Тайлер коротко кивнул. — И мне, на самом-то деле, было не очень интересно, сколько лобковых вшей получил ваш братец, когда все закончилось. Я бы поблагодарил его за бесплатную выпивку и прогулялся бы по Саладо, но тут Ричи рассказал мне презанимательную историю. Оказывается, в Саладо живет некий мистер Кларк. И он, судя по слухам, местная достопримечательность. Как же Ричи там говорил. — Итан нахмурился и посмотрел на землю, усеянную окурками. — А, вспомнил. — Он скользко улыбнулся. — Хромоногий педик. Я-то, на самом деле… — А вы, как я посмотрю, мистер Эванс, большой любитель почесать языком и перебрать все местные сплетни. — Тайлер полоснул Итана острым взглядом. Таким, от которого по спине побежали мерзкие мурашки. — Хуже торговой девки, понимаете ли.       Итан фыркнул. — Вы не первый, кто так говорит, — сказал он и мазнул языком по фильтру сигареты. Тайлер поморщился. — Помнится, был в моей жизни человек, который смотрел на меня, словно на кучу дерьма. — Тайлер усмехнулся. — О, мистер Донован, не думайте, что это сошло ему с рук. Этот человек заплатил по счетам. Заплатил даже больше, чем нужно. — Вы, видимо, очень злопамятный человек, мистер Эванс? — Тайлер на него не смотрел, но спиной чувствовал его кривую усмешку и горящий взгляд. — Ни капли. Я недолюбливаю выскочек, которые без зазрения совести плюют мне в лицо. — Итан улыбнулся. — Недолюбливаю и тех, перед кем они раздвигают свои кривые ноги. Думаю, мы оба понимаем, о ком я говорю.       Итан рассмеялся, и от его смеха, похожего на скрежет несмазанных петель, Тайлер лязгнул зубами. Он поджал губы и, развернувшись, схватил беззащитного Итана (тот даже не пытался обороняться, словно ждал, когда взорвется порох внутри Тайлера) за грудки и поднял над землей. Сделал это совершенно легко, потому что Итан, по сравнению с ним, был мелким, словно вертлявая мышь. Словно отощавшая крыса, бросающаяся на каждого. — А вы, мистер Донован, оказывается, не настолько сдержанный человек, — Итан усмехнулся и поморщился, когда Тайлер приложил его затылком о стену салуна. «Серебряный цент» содрогнулся. Не то от удара, не то от криков и ругани внутри. — Лишь одно мое слово о нем заставило вас взорваться. И какой же вы после этого солдат, а? — Держите свой язык за зубами, мистер Эванс, — сказал Тайлер, и голос его звучал глухо. Чья-то пьяная песня почти заглушила его слова. — Я тоже, понимаете ли, на дух не переношу тех, кто смеет точить на меня свой гнилой зуб. Как вы там сказали? — Тайлер холодно блеснул глазами, и Итан вздрогнул. Схватил Тайлера за запястья, но хватка не ослабла. — Заплатил даже больше, чем нужно, да? Так как вы думаете, сколько заплатите вы, если продолжите говорить о нем? — Тайлер с силой сжал шею Итана, и тот забился в его руках, словно жалкая мышь — в пасти удава. — И сможете ли вы заплатить?       Тайлер усмехнулся, когда Итан сморгнул слезы, и хищно сверкнул глазами. Он швырнул его на землю (услышал, как начали распахиваться двери салуна) и скрестил руки на груди. Между пальцами мигом оказалась последняя сигарета «Мальборо» и треснувшая зажигалка. Тайлер выпустил струю дыма и посмотрел сначала на побледневшего и всклоченного Итана с выпученными глазами, потом — на шатающегося и улыбающегося Ричи, привалившегося к деревянному столбу, на котором от ветра качался почтовый ящик, забитый письмами. Хозяин «Серебряного цента», его отец, как знал Тайлер (об этом ему говорил Ричи), никогда не читал эти бумажки и всегда сваливал их в огромную кучу мусора на пустыре. Боялся, что среди вороха писем найдет короткое приглашение в суд. Чего он сделал по молодости, Ричи не знал. Не знал и Тайлер. — Девку, что ли, не поделили?       Ричи, снова качнувшись (выглядел он, несмотря на наливающийся под глазом синий синяк и разбитую в кровь губу, вполне довольным: Тайлер не знал, но подозревал, что он смог отделать несколько вдрызг пьяных рабочих, прежде чем хозяин «Серебряного цента» растащил всех по разным углам), усмехнулся. Гадко. Так, что Тайлер скривился, а Итан, лицо которого было бледнее выстиранной простыни, улыбнулся. Скользко, как хвост только что пойманной рыбы.       Ричи поморщился, когда из салуна, шатаясь, вышла девица с разорванным на груди платьем и, склонившись над землей, усеянной окурками, выблевала дешевое пиво и, как оказалось, испорченную вареную кукурузу. Поморщился и Итан: на бледной шее проступили красные отпечатки пальцев, а в глазах, стоило ему подняться, зажглись яркие искры. Стремительно зажглись и стремительно погасли, и Итану пришлось громко сглотнуть подступившее к горлу мартини. — В этой драке у вас не было и шанса, мистер Эванс, — Ричи, увидев, как лицо Итана налилось желтизной, усмехнулся. — Я вам, наверное, и не говорил, что в юношестве мой братец отделывал целую толпу дворовых мальчишек на раз два. — Язык у Ричи заплетался, и Итан расслышал только «в юнстве… атец… пу… чишек».       Он, искоса посмотрев на курящего Тайлера, снова улыбнулся. На этот раз — сухо. Итан с детства не отличался особой силой, но всегда понимал: скалить зубы на того, кто намного сильнее, — заведомо проигрышное дело. Итан, в отличие от своих горе-приятелей, усвоил этого хорошо (ему понадобилось меньше двух зуботычин от крепких и высоких одноклассников) и всегда смеялся, наблюдая из-за угла школы — старого и качающегося здания — как ломались и хрустели чьи-то кости. Итан, как и воспитывающий его дед-пьяница, с ранних лет был облезлым и тощим лисом, завлекающим в капкан крупных волков. Лис был хитрым, а волки, окружающие его со всех сторон, глупыми и доверчивыми. Абсолютно все. Итан внимательно посмотрел на Тайлера, затушившего окурок. Кроме тебя, подумал он и коротко усмехнулся, и того ублюдка с переломанными ногами, чертовы выблядки. — О, мистер Донован, будьте уверены, что это лишь маленькая ссора, которая разрешится, как только мы пожмем друг другу руки. — Итан, приподняв брови, посмотрел на Тайлера. Шагнул и протянул посеревшую от пепла ладонь. — Я ведь прав?       Тайлер усмехнулся. Потом, сплюнув под ноги, скосил тяжелый взгляд на Ричи, который уже не подпирал столб плечом, а теснил какого-то пьяницу у входа в салун (знает ведь, подумал Тайлер и прищурился, знает, но боится, пока боится), и коротко кивнул. Он словно почувствовал, как содрогнулась земля: невидимый и тяжелый камень упал с подрагивающих то ли от страха, то ли еще от чего плеч Итана, когда Тайлер только кивнул. Не замахнулся, не сбил с ног и не ударил так, что он отлетел бы на пару ярдов. Только кивнул, а после, когда Ричи хлопнул дверью, а пьяница затушил окурок и где-то исчез, снова приложил его головой о стену. Салун дрогнул. — Мне казалось, что вы хотели бы сказать мне еще пару ласковых, мистер Эванс. — Глаза Тайлера блеснули, и Итан вздрогнул. Это был взгляд солдата с раскаленным автоматом. Взгляд палача с толстой бечевой, завязанной крепкой петлей. Взгляд убийцы с сумрачном закоулке. Это был мертвый взгляд. И такой Итан видел впервые. Его словно связанным бросили на дрожащую от тяжелых колес землю. Словно пригвоздили к столбу, у которого разлеглись голодные гиены. Словно толкнули к краю пропасти. Так смотрела только смерть, а она, как знал Итан, никогда не давала второго шанса. Возможности что-то исправить. — Убьешь меня, — прохрипел Итан, — и сможешь узнать что-то о хромоногом педике только из писем своего братца. — Он закатил глаза и каблуками сапог вспахал влажную землю. — А он-то, как мне известно, не особо его жалует. Того и гляди, убьет ненароком.       Какая-то искра блеснула во взгляде Тайлера, и он, прежде чем отпустить Итана, снова хорошенько приложил его головой о стену. С крыши хлопьями осыпалась труха. — Зачем мне пачкать руки, мистер Эванс? — Тайлер усмехнулся и скрестил руки на груди. Он, в отличие от Итана, не дрожал, а только насмешливо улыбался. — Уверен, что времени вам отпущено меньше, чем вы думаете. — Тайлер шагнул назад. — Так что проведите его, что называется, с пользой. Вернитесь в Мексику и начните мешать для нищих барыг дешевую дурь. Это у вас, уж поверьте, получается всяко лучше, чем принимать ставки на скачках. — Мерзкий выблядок, — прохрипел Итан, и Тайлер хмыкнул. Он, прислушавшись к звукам салуна и различив только пьяные песни и звон пивных бокалов, пожал плечами и вышел к главной дороге. В середине сумрачной ночи она была тихой и пустынной — даже сухая трава не шуршала от прохладного ветра. Бледная луна зашла за густые и плотные тучи, и Саладо окутал странный туман, не суливший ничего хорошего.       Покосившийся дом неясным пятном темнел в нескольких ярдах, когда обозленный Тайлер, наконец, остановился и затушил окурок. Когда-то он дал Чарльзу слово бросить курить вместе с ним, чтобы каждый раз не приносить с собой не только горький запах, но и сизый дым, от которого кололо в груди. Тайлер дал слово и сдержал его. С последней пачкой сигарет, купленной в Далласе, он попрощался задолго до отъезда на скачки. Тогда, когда впервые ощутил, как заполошно забилось сердце. Сначала Тайлер подумал о Келли. О ее широкой улыбке, обнажавшей сколотый зуб, и клетчатых рубашках, всегда бывших на пару размеров больше. Но его сердце не отозвалось тем глухим стуком при мысли о ней. Не отозвалось и тогда, когда Тайлер внимательнее посмотрел на Рэйчел. Оно молчало, но, стоило Тайлеру услышать тихий шорох прорезиненных колес или увидеть серый блеск глаз, подскакивало где-то в горле. Тайлер никогда не чувствовал такого. Не ощущал того огромного желания всегда быть рядом, крепко обнимать, искать губами бледный нос и тонкие губы, шептать какую-то ерунду, от которой становилось легче где-то в груди, там, где сердце каждый раз сжималось железными тисками. Желание разгоралось, словно пламя костра, и противиться ему Тайлер не мог. И не хотел, поэтому снова дал слово. Никогда не брошу, сказал тогда он, прижавшись лбом к острому плечу Чарльза. Останусь рядом. Не отпущу. Прижму к себе. Тайлер мог, хотел сказать намного больше, но легкая, почти невидимая улыбка, которая тронула губы Чарльза, его остановила. Им не нужно было слов. Чарльз ему поверил, а Тайлер лишь сжал тонкие пальцы в своих.       Прости, подумал Тайлер, остановившись перед дверью. Коврика не было, но в вечернем сумраке он этого не заметил. В груди завязалось странное ощущение. Тревога, которую Тайлер испытывал каждый раз, когда бродил по каменным развалинам со снарядом в руках. Он качнул головой и нахмурился. Потом, ощутив, как голый страх ползет по земле, постучал в дверь и выдохнул. Тайлер знал, что, как только увидит Чарльза, бросится к нему, чтобы обнять. Чтобы прижать его мокрое от слез лицо к своему плечу и снова шептать что-то ему на ухо. Чтобы после поцеловать в уголок губ и стереть с бледных щек слезы. Тайлер знал, что будет стоять перед Чарльзом на коленях, чтобы смотреть в его горящие глаза. Он был готов сидеть на холодной земле, держа Чарльза за руку, стоять в ледяной воде, сжимая его в объятиях, проходить через густые и колючие заросли лишь для того, чтобы увидеть его легкую улыбку или услышать смех. Тайлер сделал бы многое, если бы Чарльз только попросил. Он был готов стоять над ним каменным утесом, защищающим тихую гавань от безумных и холодных ветров. И Тайлер знал, что Чарльз чувствовал это. Поэтому смеялся, улыбался и шутил. Потому что понимал, что теперь не только мягкая ладонь Элли, но и твердая рука Тайлера удерживали его где-то на откосе. — Уходи.       Голос Рэйчел звучал глухо, и Тайлер не сразу его расслышал. Как и не сразу заметил, что дверь, ведущая в кухню, накренилась куда-то в бок и скрипела, раскачиваясь в стороны. Тайлер нахмурился, посмотрев в землю. Рэйчел, застывшая у двери, знала, что вычистила каждый угол так, чтобы Тайлер, острый глаз которого подмечал каждую мелочь, ничего не заметил. Вычистила, но сейчас снова напряглась. Какое-то странное чутье подсказало ей, что Тайлер не только увидел, но и понял. Подсказало и оказалось право. — Что случилось? — Уходи, Тайлер, иначе мне придется выпустить Бадди. — Он не бросится на меня, — ответил Тайлер и прищурился. — Он ни на кого не бросается, Рэйчел, и в этом проблема. Впусти меня, я хочу поговорить с Чарльзом.       Рэйчел рассмеялась. Каким-то приглушенным, истерическим смехом, от которого Элли, бесшумно топтавшаяся позади, вздрогнула. Она хотела закричать. Позвать Тайлера. Сказать ему, что Чарльз сейчас один, дрожит от холода и нервно сжимает в руках дуло. Она не видела, но словно ощущала его нежелание бороться. Словно слышала его пугающие мысли, водоворотом кружащиеся в голове. — Проваливай.       В синем сумраке опасно сверкнул нож, и Элли, прижав ладони к губам, шагнула в коридор и тихо сползла по стене. Она боялась Рэйчел. Боялась смотреть ей в глаза. Боялась обнимать ее. Боялась заходить в кухню, когда она что-то готовила. Боялась из-за ножа, на котором снова и снова видела это. Капли крови. Крови ее дяди. Любимого дяди Чака.       Элли не знала, что произошло. Не успела моргнуть, как на щеке Чарльза в одну из ночей расцвел длинный порез. Кровь каплями сбежала по шее и груди и осталась на ноже, который Рэйчел бросила в раковину. После она захлопнула перед Элли дверь и что-то говорила. Но Элли ее не слышала. То ли потому, что Рэйчел говорила тихо и сбивчиво (хотя в это Элли не верила: в последние дни ее мама только кричала), то ли из-за того, что в ушах шумело от страха. Рэйчел ударила Чарльза. Не просто ударила, а рассекла ножом его щеку. Элли не сразу поняла, почему на полу остались красные разводы. А когда поняла, судорожно выдохнула и с головой забралась под толстое одеяло. Было душно, но Элли пролежала так всю ночь, вздрагивая, когда на диване ворочалась Рэйчел. — Уходи, Тайлер, — повторила она и поджала губы. — Он не хочет тебя видеть. — Я уйду, когда он скажет мне это сам. — Тайлер дернул дверь на себя, и та, жалобно заскрипев, отворилась.       Рэйчел снова рассмеялась. — Ты, по словам Джимми, вернулся в Саладо два дня назад, но почему-то объявился у нас только сейчас. Разве ты не наплел Чарльзу всю ту дребедень о вечной любви и преданности, а? Я-то думала, что он скулит как побитая шавка потому, что тебя забыть не может. А ты, видимо, сам про него забыл. Неужто в Саладо подвернулся кто-то получше? Какая-нибудь длинноногая красотка в короткой юбке? Или, наоборот, красавец…       Доски треснули — Тайлер сжал дверь так, что та скрипнула в последний раз. Рэйчел, громко выдохнув, крепче сжала нож. Острие выглянуло из тени, и Тайлер усмехнулся. Его глаза остекленели. Рэйчел ощутила то же, что и Итан, когда Тайлер сдавливал его шею. Холод, веющий об опасности, пополз по земле, и Рэйчел вздрогнула. — Впусти меня. — Уходи, Тайлер.       Голос, несмотря на страх, не дрогнул. Рэйчел, отступив, расправила плечи и поджала губы. Продолжила: — Я не позволю тебе сделать и шага. Ты его больше не увидишь, понял? Я столько бессонных ночей провела рядом с Чарльзом, успокаивая его после ночных кошмаров, в которых такие как ты втаптывали его в грязь. Ты не знаешь, что он пережил. Что я пережила. Что мы все пережили. Вся наша семья, которую в этом вонючем городишке поносят на каждом шагу. Ты пришел, когда я помогла Чарльзу. Когда он перестал ненавидеть себя и каждый раз коситься на нож, чтобы перерезать себе горло. Ты не видел, как он ночами бился в истериках, рыдал и скулил. Ты не знаешь его, Тайлер, так что проваливай. Уезжай из Саладо и ищи какого-нибудь другого калеку, чтобы плясать вокруг него.       Тайлер отпустил дверь и скрестил руки на груди. — Я люблю его, Рэйчел, — сказал он, и она нервно рассмеялась. — Люблю и не уйду, даже если ты ткнешь в меня заряженной винтовкой. Я обещал Чарльзу вернуться, и я вернулся. — Тайлер поджал губы. — Ты права, меня не было рядом, когда Чарльзу было хуже всего, но он доверился мне. Он рассказал, что с ним сделали эти ублюдки, и я…       Рэйчел улыбнулась. Криво. Пугающе. Так, что Элли, выглянувшая в кухню из коридора, вздрогнула и заплакала. — Рассказал, значит? — усмехнувшись, спросила Рэйчел и отбросила на пол нож. Он отлетел в коридор. Отлетел так же, как винтовка, которую бросил Ричи. Рэйчел продолжила: — Может, он рассказал тебе и о той сумасшедшей старухе, которая выходила его два года назад, а? Беззубая и полулысая городская сумасшедшая, живущая на свалке Саладо. Или о том, как он полз от нее по лесу, когда винтики в ее голове начали крутиться по-другому и она чуть не сломала ему ноги отбойным молотком, а? Чарльз дополз до дома, стоящего у въезда в город и прятался там, пока его не обнаружил твой братец-пьяница, Тайлер. Ричи, на самом-то деле, тогда не сразу сообразил что к чему, а когда понял, то поджег дом, заперев в нем Чарльза. Как тебе такая история, а? Мой брат выбил окно и выбрался, а потом несколько дней пролежал в лесу с обугленными ногами и раскроенными в мясо ладонями. Он бы умер, если бы не маленькая девочка, проходившая мимо. Она помогла ему и устроила в собственном доме, где жила с глухой и слепой старухой. В этом доме, Тайлер. И никто бы не узнал, понимаешь ли. Не узнал, если бы не твой любопытный братец, сующий свой длинный нос в каждую дыру. Он следил за этой девчонкой, несмотря на то, что ей едва стукнуло четырнадцать к тому времени. Он следил, а потом узнал, кого она выхаживала. И с того дня он начал точить на Чарльза свой кривой зуб. Мой брат, несмотря на болезнь, и мухи не обидел за всю свою жизнь, даже если и слыл высокомерным ублюдком, а Ричи Донован, у которого мозги зашли за короткий хрен, домогался до маленькой девчонки и не получил за это ни единого пинка под зад. Ни от разгильдяя-отца, ни от старшего братца, который прослыл на весь Саладо самым важным ублюдком. Ты смог переплюнуть даже гребаного Стивена Моргана. О тебе говорит каждая шавка, так что даже не смей появляться на пороге этого дома. Я не пущу тебя ни сегодня, ни завтра. Ты больше никогда, слышишь меня, никогда не увидишь Чарльза. А если попробуешь переступить порог, я хлестну тебя ножом по щеке, как сделала…       Рэйчел осеклась, и Тайлер, ладони которого сжались в кулаки, криво усмехнулся. Его остекленевшие глаза смотрели сквозь Рэйчел, а усмешка, напоминающая хищный оскал, пробирала мертвым холодом. Тайлер словно не слышал, о чем ему говорила Рэйчел. — Как сделала, — повторил он и шагнул к двери. — Продолжай. Как сделала это с кем? С Бадди, который не лает, чтобы не привлекать внимания? С Элли, которая вздрагивает от каждого шороха? С… — голос Тайлера дрогнул, и он качнул головой, — с Чарльзом, мучавшимся последние два года? — Думаешь, я не мучилась все это время? — Рэйчел рассмеялась. — Думаешь, мне нравится горбатиться в прачечной и тащить на себе несколько ртов, а? Выслушивать нытье, подтирать сопли и слюни, молча проглатывать все обиды? Чарльз удобно устроился, не находишь? Нашел себе жилетку, чтобы плакаться в нее каждый день и поносить меня за косые взгляды. А ты, Тайлер, вместо того, чтобы вздернуть его, сказать, что он чертов мужик, а не сопливая размазня, возишься с ним, как с малолетним ребенком, который на горшок еще не научился ходить. Ты потакал ему во всем, Тайлер, а во мне видел лишь злобную стерву, которая мешала вашей любви. Сними эти чертовы розовые очки и пойми, что никакой счастливой жизни вас не ждет и никогда не ждало. Чарльз не доживет до декабря, Тайлер, а ты и вовсе уедешь со дня на день. Ты можешь обманывать его сколько угодно, но не обманывай себя. — Рэйчел зажмурилась. В глазах странно защипало впервые за несколько лет. — Я, наверное, самая ужасная младшая сестра, которая только могла ему достаться, но я не позволю этого. Я выходила его однажды, значит, смогу выходить снова. И в этом «снова», Тайлер, тебя уже не будет. Уходи.       Рэйчел положила дрожащую ладонь на дверную ручку и плечом налегла на дверь. Та не поддалась — Тайлер крепко держал ее и внимательно смотрел на Рэйчел. Испуганную и растерянную. Незнающую, что нужно делать. — Ты не права, Рэйчел, — сказал Тайлер и улыбнулся. — Ты лучшая из всех младших сестер, которых я встречал. Я это знаю. И Чарльз это знает. — При его имени лицо Рэйчел подернулось странной пеленой. — Ни я, ни он никогда не считали тебя злобной стервой. Ты не заслужила того, что тебе пришлось вытерпеть. Ни работы в прачечной, ни голода, ни этих насмешек. Я это понял, поэтому решил помочь. Подожди. — Тайлер жестом остановил ее. — Пожалуйста, выслушай меня. В первый раз я помог Чарльзу не потому, что любил его, а потому, что меня попросила Элли. Маленькая и напуганная, как мышь, за которой бегают дворовые коты. В ту ночь я в первую очередь думал о трясущейся от страха Элли и только потом, слышишь меня, только потом о Чарльзе. Я чинил игрушки Элли не для того, чтобы увидиться с Чарльзом, — здесь Тайлер солгал, но Рэйчел, казалось, ничего не заметила. — Я предложил тебе помощь, потому что видел, как тебе тяжело и как тебе дорог Чарльз. И полюбил я его не потому, что хотел насолить тебе или Элли, а потому… — Тайлер смолк: он никогда не копался в причинах, из-за которых его сердце учащенно билось при одном взгляде на Чарльза. Он просто любил. — Потому что он это он.       Рэйчел внимательно посмотрела на Тайлера, потом, словно услышав чей-то пьяный смех, прислушалась и качнула головой. — Красивые слова, — сказала Рэйчел и усмехнулась. Тайлер застыл. — Наверное, именно ими ты подкупил моего брата, да? Чарльз всегда был романтиком, пока… — Она отвела взгляд. — Пока не случилось того, что случилось. Ты смог одурачить его, но не сможешь одурачить меня, Тайлер. Повторю снова: уходи. — Рэйчел с силой надавила на дверь. — Если хочешь провести здесь всю ночь, гнать не буду. — Она поджала губы. — Но если сюда нагрянет твой несносный братец со своей компанией, дверь не открою и винтовку не дам.       Тайлер прищурился, словно пытался что-то различить. Ночной ветер усилился и принес с собой странное шуршание. Будто кто-то крался к ним, как хищный зверь крадется к своей жертве. Шуршание сменилось на скрип. После все смолкло, и Тайлер внимательно посмотрел на Рэйчел. Показалось, подумал он, увидев нахмуренные брови и поджатые губы. Какие-то шорохи все еще преследовали Тайлера после падения, и иногда он не мог различить, где иллюзия, а где явь. Но что-то, похожее на страх, определенно завладело им, и Тайлер никак не мог сбросить это наваждение. Оно следовало за ним серой тенью после встречи с Итаном Эвансом и не отпускало, сколько бы Тайлер ни гнал его. — Рэйчел, я…       Раздался треск дерева. Элли закричала. — Черт возьми, — прошептала Рэйчел и, прежде чем Тайлер успел схватить ее за руку, выбежала в коридор.

***

      Келли, вздрогнув от грома, казалось, сотрясшего землю, поднялась с постели и открыла окно. Внизу, рядом с неухоженной клумбой, чернели ржавые трубы — бывший водопровод, который сломался пару месяцев назад. Почему отец сгрузил все железки сюда, Келли не знала, но это всегда играло ей на руку — она, ловко перемахнув через окно, спустилась по стене, держась за трубы и поморщилась от пыли. Посмотрела на наручные часы, стрелка которых показала ровно одиннадцать часов, и поджала губы. О том, что должно произойти, Келли узнала случайно и не сделала бы ни одной попытки помочь, если бы не услышала главного — сумасшедшая компашка Ричи Донована собирается избить Тайлера и Джимми. Избить ее друзей.       Случилось это, когда Келли лениво развалилась на деревянной качели в саду и перелистывала скучную книгу, которую случайно забыл Феликс. Она знала, что Тайлер вернулся с перевязанными головой и ладонью и ушибами в нескольких местах. Рассказал ей Джимми, глаза которого частенько увиливали в стороны. Но Келли этого не заметила. — А я говорила ему, что ездок из него так себе, — сказала она, поджав губы. Джимми цыкнул, и Келли толкнула его кулаком в плечо. — Не беси меня, Коркоран, итак настроение паршивое. Папаша вернулся сам не свой, и мне пришлось разгребать все то дерьмо, которое он успел натворить. А ты знаешь, что если он выпьет, то огребают все вокруг. Тебе не попало, потому что ты ошивался черт знает где все это время. Нет, серьезно, Коркоран, за что тебе платит мой папаша, если ты даже в конюшне не появляешься, а? Тайлера, что ли, стережешь?       Джимми усмехнулся. — Ему и без меня надзора хватает, — сказал он и открыл банку с пивом. Теплым, таким, которое он когда-то цедил вместе с Тайлером. Джимми никогда не считал себя плаксивым, но сейчас ему почему-то очень хотел разреветься, будто маленькой девчонке. Будто Элли, которая никогда не плакала. — Сопли на кулак намотай, а, — сказала Келли и взяла банку. Открыла, отхлебнула и поморщилась. — Слушай, ну и дерьмо. Как ты это пьешь? — У тебя есть ружье?       Келли, подавившись, удивленно посмотрела на Джимми, который хлопнул ее по спине. — Коркоран, у тебя гайки за винтики не зашли случайно? — спросила она и поставила банку на землю. — Зачем тебе ружье? — Сам не знаю. — Джимми пожал плечами. — Выстрелить, наверное, уже не смогу. Хотя если тот ублюдок снова отколет какой-нибудь номерок, я проломлю ему башку. Ни ружьем, конечно, может, и камнем получится. — Тебе бы проветриться, а то несешь всякую чушь. Пиво, видимо, перебродило. — Келли, я серьезно. — Джимми, поджав губы, поставил полупустую банку рядом с банкой Келли. Две тени слились в одну длинную, и Джимми вдавил в нее каблук старого сапога. — Я бы, наверное, не рассказал тебе, если бы Тайлер… Ну, если бы он хоть мог держаться на ногах. Мистер Донован сказал, что ему нужно отлежаться пару дней, чтобы перестать бредить и все такое, но, что-то мне подсказывает, что пары дней у нас нет. — Коркоран, ближе к делу, а. — Келли прищурилась. — Или ты всегда говорил какими-то загадками? — Он убьет его, — прошептал Джимми и вздрогнул от холодного ветра. — Или сегодня, или завтра. Он точно не будет ждать, когда Тайлер сможет твердо стоять на ногах. Ему это на руку, Келли. Он просто снесет дверь с петель и пристрелит его, как и обещал. — Ты сам-то головой не ударялся за эти дни, а? — Келли, нахмурившись, положила ладонь на лоб Джимми. Тот был горячим, словно Джимми за пару часов, проведенных под солнцем, схлопотал солнечный удар. Но его взгляд оставался ясным, а голос — твердым, и Келли, не задумываясь, слушала его. Отбросив камень мыском кроссовки, она продолжила: — Ты решил пересказать мне сюжет какого-то второсортного детектива, а? Или сам случайно подслушал, как какие-то юнцы затевали драку за школой? Если так, то мне неинтересно, почему очередной Смит решил надрать задницу очередному Джонсону.       Джимми усмехнулся. — Ричи Донован, — сказал он, и Келли поморщилась, — собирается пристрелить Чарльза Кларка.       Келли, осторожно выглянув из-за угла, нахмурилась — на крыльце, выкуривая сигарету и обмахиваясь грязным платком, сидел Мартин. Он то и дело смотрел на приоткрытую дверь гаража, где Стивен хранил свои ружья. Два двуствольных ТОЗ-34, с которыми он иногда выбирался на охоту, чтобы пострелять в уток. Возвращался всегда с пустыми руками (охотник, как и наездник, из Стивена был так себе), но вполне довольным, таким, что еще несколько дней все могли отлынивать от работы. Стивен научил Келли стрелять, когда ей едва исполнилось тринадцать. Она хорошо попадала по банкам, но никогда не ходила с отцом на охоту — не выносила запаха крови и сырого мяса, которое нужно было разделывать по приходе домой. Выстрелить в человека, даже такого мерзкого, как Ричи Донован, Келли бы не смогла, но припугнуть хотела. Она до сих пор не верила Джимми, с которым договорилась увидеться у дороги, уходящей в степь, но верила словам Ричи — тот, конечно, был скользким, как слизняк, но никогда бы не собрал почти всю свою компанию желтозубых и тощих приятелей за одним столом в шумном «Долларе». Повод должен был быть веским, и Келли, сидевшая в ярде от громкого Ричи, услышала многое. «Хромоногий педик» она заменяла на Чарльз Кларк, о котором ей рассказал Джимми. Я бы и сам за него не заступился, понимаешь ли, но он дорог Тайлеру, а Тайлер как-никак мой приятель. Келли слушала минут двадцать и уже собиралась уйти, чтобы отказать Джимми, но застыла, чуть не уронив пустой бокал. — И что, ты просто хочешь его пристрелить? — спросил тощий юнец, от которого разило кислым пивом. — Он заразный, Рич, его бы сжечь заживо, а не просто пустить пулю в лоб.       Все загалдели. — Не учи меня, — огрызнулся Ричи и склонился к столу, чтобы его услышало как можно меньше ушей. — Я прострелю ему коленные чашечки, чтобы он не мог ни сидеть, ни стоять, а после разложу его на полу и выведу ножом пару ласковых на его брюхе. А вы к этому времени уже должны будете связать его шлюху-сестру и эту мерзкую малявку, которая чуть что сразу бежит к Тайлеру. Никогда не выносил детей, и это безмозглая тварь выводит меня из себя еще больше. Молоко на губах не обсохло, а она уже пытается достать до меня своим длинным языком. — Этот бы язык да на нужный хрен, — сказал «Кислое пиво», и все рассмеялись. Келли вздрогнула. — Этим ты и займешься, — усмехнулся Ричи. — А вы двое отымеете эту, как ее, Рэйчел, что ли. Короче, сестру этой пидорской подстилки. И пока он будет смотреть на все это, я отрежу его уши, нос и короткий хрен. — А не греховно это? — спросил коротышка в разорванной на груди рубашке. — О чем ты? — «Кислое пиво» нахмурился. — Ну, трогать хрен колченого педика.       Стены «Доллара» содрогнулись от громкого хохота. — Может, и греховно, — согласился Ричи и рыгнул. — Тогда его хрен подержишь ты. Тебе-то все равно только котел светит. — Все загалдели. — А ну цыц! Я еще не закончил. Короче, порезвитесь немного с его шлюхой-сестрой и племянницей, а после отчалите, чтобы подозрений никаких не было. — А ты? — А я сброшу педика в канаву. Ну, ту, где сейчас шавки дворовые плодятся. Мерзавку малолетнюю я пристрелю, конечно, а сестру его, так уж и быть, отпущу. — Да ну? — Она мне ничего не сделала. — Ричи пожал плечами. — Не виновата ведь, что ее братец больным вырос. — Если она тебе не нужна, то отдай ее мне. — Рабочий, на вид явно старше Ричи, внимательно посмотрел на него и постучал грязным ногтем по пивному бокалу. Ричи нахмурился, и мужчина продолжил: — У меня с этой Рэйчел возникли некоторые терки. Так получилось, что приглянулась она мне, поэтому я поухаживать за ней решил. Даже братца ее не трогал, хотя следовало его еще тогда подушкой придушить — дома-то у них я бывал. Ну, я с серьезными намерениями к Рэйчел-то подошел, а она мне от ворот поворот дала. Сказала, что я не в ее вкусе. Ей, видите ли, не нравятся медведеподобные амбалы, которые не знают, что такое душ и мыло. Я, понимаете ли, даже не обиделся — мужик все-таки, поэтому вымылся, побрился и с цветами к ней пришел. — Мужчина, усмехнувшись, задумался. — А она даже дверь не открыла. — Он внимательно посмотрел на Ричи. — Вот я и хочу, чтобы ты мне ее отдал, Рич. Я увезу ее отсюда, и мы поженимся. А там уже как пойдет.       Ричи, нахмурившись, глянул сначала на «кислое пиво», потом на коротышку и потер заросший щетиной подбородок. Постучал пальцами по столу и, плюнув на пол, кивнул. — По рукам.       Мужчина улыбнулся.       Келли продолжила сидеть, хотя разговор за соседним столом перетек в обсуждение чьей-то короткой юбки и смазанной помады. Мужчина поднялся из-за стола и прошел к барной стойке, где сидела грузная женщина. Он что-то сказал ей на ухо, и они вышли. Келли бросила на него быстрый взгляд и разгладила мятую рубашку. За столом коротышка рассказывал о какой-то Мэри, Ричи шутил, а «кислое пиво» чесал плешивый затылок. — Слушай, Рич, подсоби мне немного, а, — сказал он, и Ричи посмотрел на него. — Слушок в Саладо ходит, что за педиком этим твой брат старший увязался. Правда это али пустое вранье? — А сам как думаешь? — буркнул Ричи и сжал в ладони бокал. — Ну, я видел Тайлера-то. Не похож он на говномеса. Мужик как мужик. Бороду бы отпустил — от девок отбоя бы не было. — А ему девки-то не нравятся, — ответил Ричи и снова сплюнул. Коротышка смолк. — Тогда, правда это, что ли? — спросил он и прищурился. — Правда.       На какое-то время над столом повисла тишина. Келли слышала, как сопел Ричи. Как «кислое пиво» стучал пальцами по столу. Как коротышка хлопал по коленям. Слышала, но не могла сдвинуться с места. Тайлер, подумала она, так ты… — И что, очень ему этот педик дорог? — «кислое пиво» скосил взгляд на хмурого Ричи и скрипнул стулом — отодвинулся, чтобы не схлопотать кулак в лицо. — А тебе-то что, а? — Ричи хрустнул пальцами. — Тоже за швалью этой голубой собрался ухлестывать?       «Кислое пиво» качнул головой и опустил взгляд. Снова постучал по столу. — Тайлер свернет мне шею, — сказал он и поморщился. — Но перед этим, думаю, сломает пару костей и отрежет язык. А может, и не только язык. — Тайлер проваляется в отключке еще пару дней, — ответил Ричи и поднялся из-за стола. — К тому времени, когда он поймет что к чему, ты уже будешь в другом городе. Или, если повезет, стране. — Он бросил на стол пять долларов и размял плечи. — Я не собираюсь тянуть кота за яйца, понимаешь ли. Завтра в одиннадцать соберемся у фабрики и поквитаемся с ним. — Ричи усмехнулся. — У меня уже чешутся кулаки. — Он пальцем поманил девушку с размазанной тушью и обнял ее за талию. — О, забыл предупредить. Завтра мы наваляем Джимми Коркорану, а через пару дней — моему братцу.       Келли выдохнула и снова посмотрела на часы. Пять минут двенадцатого. Она не слышала выстрелов или криков, но спокойнее от этого не становилось. Чутье подсказывало ей, что слова Ричи — не пустой звук. Что он действительно прострелит Чарльзу коленные чашечки, а после с дружками будет измываться над его сестрой и племянницей. Их Келли никогда не видела и, честно сказать, согласилась помочь Джимми только ради него самого и Тайлера, который сейчас наверняка ворочался в постели. Какого хрена, Донован, подумала Келли, обойдя дом с другой стороны, если нужно искать проблем на свою задницу, так ты первый, а как только нужно их решать… — Черт, — выругалась Келли, когда дверь гаража открылась с громким скрипом.       Мартин продолжал курить на крыльце и, казалось, не замечал ее. Келли ловко юркнула в узкую щель и поморщилась от запаха сырости. Свет не включила и пробиралась на ощупь, пытаясь на стенах нащупать крючья с ружьями. Два из них, самые нижние, были пустыми, и Келли снова выругалась. Шарила рукой по стене, пока не ощутила под влажными пальцами холодное дерево. Осторожно сняла ружье и шагнула к двери — Мартин качнул ногой и чиркнул спичкой. Келли цыкнула. — Чего ж тебе в конюшне не сидится, старый ты хрыч, — прошептала она и сделала шаг. Мартин продолжил курить. Келли, поставив ружье у двери, бесшумно прижалась к стене и, выдохнув, бросилась в сад, держа дуло у самого сердца. Мартин бросил на нее быстрый взгляд и усмехнулся. Быстрая чертовка, подумал он и хлопнул себя по карманам. Сигареты кончились. — Эй, Марти, — Стивен высунулся из окна и посмотрел на него, — Келли не выходила? Она с этим засранцем Тайлером давно спелась, мало ли. — Не выходила, мистер Морган, — ответил Мартин и смахнул пепел на крыльцо. — Точно? — Стивен прищурился. — А то мистер Эванс сказал, что сегодня не самый хороший день для прогулок. — Стал бы я врать, — усмехнулся Мартин и услышал, как захлопнулось окно.

***

— Мама! — Отпустите ее, мерзкие ублюдки! — Мама, пожалуйста! — Нет, не трогайте! — Голос Рэйчел сорвался, и она закашлялась. — Не трогайте ее! Кто-нибудь! Пожалуйста, помогите! Тайлер, пожалуйста! Кто…       Ричи, усмехнувшись, закрыл дверь и подпер ее стулом. Смотреть, как его приятели раздевают мерзкую малявку, ему нравилось больше, чем слушать хлюпы в сломанном носу медведеподобного верзилы, имени которого Ричи до сих пор не спросил. Тот подсел к ним за стол и предложил свои условия, а Ричи только согласился. Если бы знал, что верзила окажется изнеженным и криворуким слюнтяем, прогнал бы его сразу. Но Ричи не знал, поэтому опешил, когда Тайлер, не разбираясь что к чему (эта черта осталась у него с самого детства, когда он вместо Ричи надирал задницы дворовым мальчишкам), ударил верзилу точно в нос, а тот, вместо того чтобы кинуться на него, завыл раненым медведем и сполз по стене. Секунда промедления — и Тайлер бросился бы и на Ричи, если бы коротышка и «кислое пиво» не схватили Рэйчел и Элли, заломив им руки. — Я трахну эту мерзкую малявку, если ты сделаешь хоть шаг, — сказал Ричи, и Тайлер подчинился, подняв пустые руки над головой. Коротышка, передав брыкающуюся Элли в руки какого-то рабочего, оскалился и хорошенько приложил Тайлера лицом к стене. Хорошенько по собственным меркам — на чужом лице не осталось и царапины, и Ричи отвесил приятелю подзатыльник. — Даже бить не умеешь.       Тайлер, подняв руки и заведя их за затылок, стоял на коленях в маленькой гостиной, пока Ричи с искренним любопытством рассматривал потрепанный альбом с фотографиями. Верзила, приложив к носу холодную банку тушеных бобов, что-то мычал себе под нос и качал головой. — Заглохни, — сказал Ричи и отвесил ему подзатыльник. Альбом полетел на пол, и он наступил на него. — Пора кончать эту свистопляску. Эй, Билли! — Коротышка хлопнул дверью и усмехнулся, увидев Тайлера на коленях. — Я остыл, так что приволоки мне сюда эту пидорскую подстилку. — Тайлер дернулся. — Тише-тише, братец, не то мой приятель свернет тебе шею, да? — Мужик в сером комбинезоне, стоявший за спиной Тайлера, кивнул и положил мозолистые ладони ему на плечи. Тайлер внимательно посмотрел на Ричи, и тот рассмеялся: — Твой взгляд давненько на меня не действует, Тай. Стоило смотреть так на подзаборную шавку, которая раздвинула перед тобой ноги. Глядишь, избежали бы недомолвок. — Отец тебя, наверное, уже обыскался, Ричи-лапки-птичьи, — усмехнулся Тайлер. — Незачем тебе, трусливому полудурку, шататься по ночам черт знает где. А то вдруг, болячку какую подцепишь, а.       Ричи хмыкнул, а после наотмашь ударил Тайлера по лицу. На щеке осталась мелкая ссадина и красный отпечаток. Ричи усмехнулся и сжал ладонь в кулак. Снова удар. На этот раз — в солнечное сплетение. Тайлер, громко выдохнув, согнулся пополам, но крепкая рука мужика вздернула его обратно. Ричи рассмеялся. — Язык у тебя больно длинный, Тайлер, — сказал он. — Кто бы говорил, — Тайлер усмехнулся и поморщился — кулак впечатался в правую щеку, а после с новым ударом рассек бровь. — Над тобой я извращаться не буду, — сказал Ричи и потряс рукой. — Брат ты мне все-таки. — А ты мне — нет, — ответил Тайлер и исподлобья посмотрел на Ричи. — Уже нет.       Ричи фыркнул. Хотел что-то сказать, но осекся — в гостиную вошел коротышка. Его узкие глазки забегали по сторонам, а короткие пальцы сжали грязную майку. По таким и стрелял, подумал Тайлер и поморщился, когда на плечо опустилась тяжелая рука. — Ну?! — как-то истерично спросил Ричи. — Его здесь нет.       Тайлер выдохнул. С губ почти сорвалась молитва. — Что значит «нет»? — То и значит, гребаный ты ублюдок, — сказал Тайлер и закашлялся, когда рука с плеча скользнула на шею и сжала. Не сильно, но ощутимо, так, что на виске вздулась жилка.       Ричи, улыбнувшись на манер Итана Эванса, присел рядом с Тайлером на корточки и хлопнул его по плечу. — Раз не брат я тебе, то могу делать все что захочу, так ведь? А, Билли, что скажешь? — Билли кивнул, и Ричи оскалился. — Сломай ему плечо, — сказал он, посмотрев на мужика. — Правое, чтобы не только ложку держать, но и дрочить себе не мог.       Мужик вздернул Тайлера за воротник рубашки и под гогот верзилы со сломанным носом прислонил к стене. Тайлер ощутил, как рука крепко сжала правое плечо и зажмурился, считая ровно до шести. Так его учил командир. Врагу потребуется время, чтобы оценить, как побольнее ударить тебя в челюсть, друг мой, поэтому всегда отсчитывай шесть секунд, прежде чем бросаться на него с кулаками, поверь моему опыту, парень, это всегда работает. Тайлер словно ощутил, как разорвались сухожилия, и, почти дернувшись, остановился — хватка ослабла, хлопнула дверь, раздались тяжелые шаги. — Мистер Донован, — сказал Итан, и Тайлер захотел рассмеяться. Кто еще, кроме этого скользкого ужа, мог подговорить его брата на такое. — Мы, кажется, договорились. Я не для того заплатил вам три сотни, чтобы смотреть, как раздевают каких-то девиц. Я пришел повидаться со своим давним другом, а не в бордель, а вы… — Итан смолк, уловив тихие ругательства, и насмешливо посмотрел на Тайлера. Его губы скривились в гадкой улыбке. — О, мистер Донован, и вы здесь? Что же, не ожидал. Ваш отец сказал, что у вас строгий постельный режим, но вы, как я погляжу, во всю развлекаетесь с… — Итан глянул на мужика в комбинезоне. — С каким-то рабочим, по всей видимости. Странно, мне казалось, шавки до последнего преданы своему хозяину. Даже если их хозяин хромоногий педик.       Ричи рассмеялся. — Еще хоть слово о нем, — сказал Тайлер, — и я переломлю тебе твою жалкую хребтину, Итан. Я не сделал этого в Далласе только потому, что обещал вернуться сюда живым. И я сдержал обещание. Так вот, обещаю тебе, что в скором времени ты захлебнешься в собственной крови.       Итан усмехнулся. — Как цепной пес, ей-богу. Сунешь палец — откусит руку по локоть. — Итан разгладил джинсовую рубашку. — И как вы с ним уживались, мистер Донован? — О, я, знаете ли… — Это был риторический вопрос. — Он поморщился и отступил от Ричи. — Меня не интересует ваша жизнь. Меня интересует Чарльз Кларк. О, не дергайтесь, мистер Донован, я не жадный, так что обязательно верну его вам. Скажем, часа через полтора, подойдет? К тому времени все мои дела с Чарльзом будут покончены. — Итан улыбнулся. — Вернее, с Чаком. Так мне больше нравится. — Я надеюсь, чертов выблядок, что тебе нравится вкус собственного хрена, потому что я собираюсь затолкать тебе его поглубже в глотку, — сказал Тайлер и скривился, когда Итан хлопнул его по плечу. — Не утруждайтесь, мистер Донован. Вы не сделаете и шага, пока приятели вашего брата будут развлекаться с Рэйчел и Элли. Вы же не хотите, чтобы из-за вашей глупой импульсивности пострадали эти прекрасные дамы, а? Я бы на вашем месте, конечно не хотел, поэтому сидел бы смирно, не поднимая головы, как, скажем, какой-нибудь трусливый пес, и ждал, когда хозяин бросит ему обглоданную кость. — Итан пропустил перед собой Ричи и усмехнулся. — А он обязательно бросит.       Итан поморщился, услышав пронзительный визг Элли, которую коротышка и «кислое пиво» раздели до трусов и теперь пугали металлическим штырем. Рэйчел, на лице которой наливался сине-фиолетовый синяк, рыдала скорее от безысходности, чем от боли. Итан окинул их скучающим взглядом и посмотрел на дом Стивена Моргана, видневшийся вдали. Окна его кабинета светились желтым, и Итан усмехнулся. Он предлагал ему разделить долю, но Стивен отказался. Трус, подумал Итан и скосил взгляд на гудящую фабрику. Он увидел мнущегося у дверей рабочего в синем комбинезоне. Тот трусливо посматривал на скрюченную Рэйчел и визжащую Элли, а после, увидев Итана, хлопнул дверями. Трус, снова подумал Итан и посмотрел в небо. На улице, несмотря на осеннюю полночь, было светло, и он без труда разглядел сначала деревья, покрывалом спускающиеся куда-то вниз, потом узкую тропу и в самом конце — здесь Итан усмехнулся — бледного Чарльза, у ног которого скулил и вился пес. Его Итан помнил — тот смог укусить его за ногу, когда он отбросил от себя обессилевшего Чарльза два года назад. На этот раз Итан хотел его пристрелить. И он не знал, кого больше — жалкую дворнягу или жалкого педика. Или обоих сразу. — А вот и мой приятель, — усмехнулся Итан и расправил плечи. — Дядя Чак! — взвизгнула Элли и было бросилась к нему, но коротышка перехватил ее поперек груди и прижал к себе. — Чарльз, — сквозь слезы прошептала Рэйчел, подняв голову. — Чарльз. — Она увидела, как Итан сделал шаг. Еще один. И еще. — Нет. — Рэйчел вздрогнула. — Нет! Не трогай его, чертов ублюдок! Чарльз, пожалуйста, уезжай! Не подходи к нему, лживая мразь! Не смей! Тайлер, пожалуйста! Тайлер, он снова сделает это с ним! Тай… — Да заткнись ты, — буркнул «кислое пиво», ударив Рэйчел по лицу. — Мама! — И ты захлопнись! — Коротышка потряс Элли в воздухе. — Пока не получила по губам. — Он обернулся. — Эй, Рич, ты идешь с этим, — он хотел сказать «напыщенным ублюдком», но промолчал, — с мистером Эвансом? — Да, — ответил Ричи и оскалился. — Мне тоже есть что сказать этому колченогому педику.

***

— Келли, где ты, черт возьми, шарилась, а? — Джимми прищурился и цыкнул, увидев в ее руках одно ружье. — Не беси меня, Коркоран, — ответила она и осмотрелась. На дороге, увиливающей в пустынную степь, не было ни души. Только по-осеннему холодный ветер перекатывал песок, мелкую гальку и сухую траву. Вершины гор Гваделупе смотрелись особенно мрачными. Особенно, потому что Келли чувствовала не только вес ружья в своих руках, но и коробку патронов в кармане джинсовой куртки. Келли, качнув головой, продолжила: — Я поверила в твои пьяные бредни не для того, чтобы ты жужжал под моим ухом. Что-то мне подсказывает, что с пивом ты в последний раз явно перебрал.       Джимми снова цыкнул, и Келли захотела его ударить. На этот раз, к ее удивлению, не от того, что он раздражал ее до зубного скрежета. Каким-то шестым чувством она понимала, что сейчас все до смешного правильно. И пустынная дорога, и бормочущий Джимми, и ружье в ее руках. Ружье, которым она собиралась только припугнуть. — Отлично, — хмыкнул Джимми. — У нас одно ружье на двоих. И как ты себе это представляешь, а? Ты выпрыгнешь из кустов с этой штуковиной для убийств, а я что, подберу забытую кем-то палку? — Куда ты вообще выпрыгивать собрался? — Келли нахмурилась. До нее словно донесся чей-то крик. — Наплел мне какую-то ересь про… — Мама! — Нет! Не трогай его, чертов ублюдок! Чарльз, пожалуйста, уезжай! Не подходи к нему, лживая мразь! Не смей!       Келли, сглотнув, посмотрела на испуганного Джимми и, удобнее перехватив ружье, бросилась к тропе, ведущей к покосившемуся дому. Джимми что-то крикнул, но она не услышала. Металл почти обжигал пальцы, а в ушах стоял детский визг, наполненный страхом и болью, и Келли бежала, несмотря на удушающую пыль и боль в правом боку. Бежала, пока, наконец, не оказалась лицом к лицу с коротышкой, державшим в руках заплаканную Элли. — Отпусти ее, — сказала Келли, вскинув перед собой ружье. Заряженное, с тремя патронами. — Ты еще кто такая? — «кислое пиво» нахмурился. — Очередная шлюха Тайлера? — Еще хоть слово, сраный ты урод, и пуля влетит тебе по трусливым яйцам, — Келли усмехнулась. — Если, конечно, они у тебя есть. — Сука, — сказал «кислое пиво» и, бросив Рэйчел на землю, оскалился. Достал нож и, увидев тень испуга в глазах Келли, хмыкнул. Повертел лезвие в руках и продолжил: — Давай-ка так, красотка, ты сейчас опустишь эту пукалку, а я, так уж и быть, не буду кромсать твое милое личико, что скажешь? Такой принцессе незачем таскаться с ружьем и размахивать им направо и налево, понимаешь ли. Твое место у плиты с кастрюлей и оравой мелких сопляков под боком. Так что, красотка, опусти ствол и шлепай отсюда, качая бедрами.       Коротышка рассмеялся и хрюкнул. «Кислое пиво» улыбнулся, спрятав нож. — Еще хоть одно слово, тычок или плевок в мою сторону, и я сгребу в кучу твои яйца и вырву их у тебя с корнем, все ясно? — Келли приподняла бровь и навела дуло на промежность. «Кислое пиво» нахмурился и прикрыл пах ладонью. Отступил на шаг. Келли продолжила: — Уж не знаю, что вас держит рядом с таким ублюдком, как Ричи Донован, но, мой вам совет, бегите от него, парни. Бегите и не оглядывайтесь. Я не даю вам время на обдумывание, но даю на то, чтобы вы убрали отсюда свои трусливые задницы. Насчет три, парни, окей? Раз. — Коротышка и «кислое пиво» переглянулись. — Два. — Они рассмеялись. В руках снова сверкнул нож. — Три.       Раздался грохот.

***

— Тише, приятель, тише. — Чарльз дрожащей рукой гладил Бадди по лбу и иногда, чтобы отвлечь, чесал за ухом. Бадди скулил, тявкал, вяло размахивал хвостом и постоянно смотрел на тропу, с которой скатился Чарльз. На которой через пару минут должны были оказаться Ричи и Итан.       Чарльз, дрожащий от холодного ветра, убрал дуло от горла, когда Бадди заскулил особенно громко. На лес опустились синие сумерки, и Чарльз, щурясь и останавливаясь каждые десять минут, чтобы перевести дыхание (лекарства он уже не принимал: Рэйчел приносила на подносе только еду, никаких шприцов и таблеток), а после снова начиная крутить колеса. Что-то случилось. Что-то определенно случилось, и Бадди это чувствовал. Чувствовал и Чарльз, все ближе подбираясь к выезду к дому.       Сердце болезненно сжалось, а по спине пополз холодок, когда Чарльз увидел его. Увидел снова. Не в ночных кошмарах. Увидел наяву. Руки дрогнули, по щеке скатилась слеза. Чарльз задышал чаще. Потом, увидев Элли (малютку Элли, раздетую почти донага и мечущуюся между двух тощих ублюдков), он сжал ружье и покатил вперед. — Нет! Не трогай его, чертов ублюдок! Чарльз, пожалуйста, уезжай! Не подходи к нему, лживая мразь! Не смей!       Трус, подумал Чарльз, скатившись в овраг, наполненный прелыми листьями. Жалкий трус. Гребаный педик, как и говорил Ричи. Ублюдок, который не смог помочь им. Спасти то единственное, что у него осталось.       Бадди снова тявкнул, и Чарльз вздрогнул, услышав шаги. Услышав, как под ногами скатились камни. Услышав тихий смех. Его смех. Чарльза затошнило. Ночной кошмар, мучавший его эти два года, превращался в явь. Снова эта скользкая улыбка. Эти прищуренные глаза. Эти холодные и мерзкие руки, от которых Чарльз вздрагивал. Это ощущение сломанных во всем теле костей, обугленной кожи, мокрых от слез щек, слипшихся от пота и собственной крови волос. Чарльз почувствовал, как в горле встал горький ком. Слезы текли, зубы стучали друг о друга, руки мелко дрожали, и Чарльза будто бы изнутри пожирала и расцарапывала темная пустота. Пустота, наполненная страхом и криками боли. Чарльз до побеления пальцев сжал дуло винтовки и, дрожа всем телом, зажмурился. — Трясется, как школьница перед борделью, — усмехнулся Ричи, ловко спрыгнув на прелую листву. Он, скривившись, посмотрел на Чарльза, напоминавшего бесплотный, еле видимый в темноте призрак, и скосил взгляд на Итана. Спросил: — И зачем вам, мистер Эванс, нужен этот калека, а? Неужто вы тоже из этих? — О, нет-нет, конечно, нет, — Итан улыбнулся и шагнул ближе. Остановился, услышав глухое рычание из-за кустов. Прищурился и, различив черного пса, усмехнулся. — На самом деле, мистер Кларк не до конца выплатил свой долг, поэтому я к нему так привязался. Но сейчас не об этом. — Итан посмотрел на Ричи. — Мистер Донован, у вас не найдется какого-нибудь ножа? Терпеть не могу скулящих шавок.       Ричи усмехнулся и, похлопав себя по карманам, достал нож-бабочку с именной гравировкой. Это был подарок отца на его совершеннолетие, и Ричи носил этот нож как талисман на удачу. Иногда, по правде говоря, он пригождался ему по делу, но случалось это редко — Ричи предпочитал работать кулаками, чтобы не вымазываться с ног до головы в крови.       Ричи подбросил нож, и Итан без труда поймал его. После шагнул к кустам, где все еще рычал Бадди, и, схватив того за ошейник, выволок к дереву. Бадди тявкнул, потом заскулил и попытался вырваться — Итан, занеся нож под самой шеей, держал крепко. Ричи поежился. — Что, мистер Донован, не по душе вам такие развлечения, а? — усмехнулся Итан и скользнул холодом лезвия по коже. Бадди дернулся. — Собака-то вам, мистер Эванс, ничего не сделала, — ответил Ричи, завороженно смотря на ловкие руки Итана. Он не резал — только водил в нескольких дюймах от горячей собачьей кожи. Но этого хватило, чтобы Бадди трусливо поджал хвост. Этого хватило, чтобы Чарльз, поджав губы, выстрелил. Ричи дернулся, когда пуля просвистела перед его носом и врезалась в дерево. — Чертов ублюдок! Давненько тебя не прикладывали твоей пустой башкой к земле, раз ты осмелился выстрелить. Хочешь, чтобы я отрезал тебе пальцы? Так я отрежу! — Тише, мистер Донован, — сказал Итан и сжал его плечо. — Ваш нож все равно у меня. — Он потряс им перед лицом озлобленного Ричи. — Я, по правде сказать, сделал это специально. — Что? Зачем? — Мне не нужен дрожащий от каждого шороха Чарли, — Итан усмехнулся и посмотрел на темное дуло, глядевшее в его грудь. — Мне нужен он, — он указал на Чарльза с поджатым губами, — нужен Чарльз Кларк. — Итан рассмеялся и спрятал нож. — Такого намного приятнее ломать, как думаете?

***

      Коротышка взвизгнул, когда дверь со скрипом слетела с петель на два ярда, и завопил, когда Элли извернулась и, укусив его за палец, выпуталась из его рук. Спрыгнула на землю и бросилась к Рэйчел, которая сразу крепко сжала в ее объятиях. Элли рыдала, а Рэйчел баюкала ее, напевая под нос тихую колыбельную.       Келли, скосив взгляд на выбитую дверь, обернулась. Тайлер, на глаза которого тонкой струей текла кровь со лба, прищурился, а после, размяв плечи, шагнул за порог. Келли увидела, что кожа на его руках была содрана, обе щеки рассечены, а на шее темными полосами наливались следы от чьих-то пальцев. Келли не знала, что случилось с теми, кто оставил эти отпечатки на Тайлере. И, если честно, знать не хотела. — Тайлер, — прохрипела Рэйчел, и он сглотнул, увидев, что они сделали с ней и Элли. Одежда была разорвана, волосы спутаны, на щеках подсыхали грязь и слезы. Тайлер дрожащими руками обнял Рэйчел за плечи и помог подняться. Она, откашлявшись, продолжила: — Пожалуйста, помоги ему. Я прошу тебя, Тайлер, в последний раз помоги ему. Прости меня. Я не должна была говорить то, что сказала тебе. Пожалуйста, Тайлер, пожалуйста… — Тайлер. — Келли хлопнула его по плечу. — Я помогу им, а ты возьми это. — Она протянула ему ружье. — Там три патрона. — Усмехнулась. — Как раз хватит, чтобы отстрелить Ричи оба яйца и пустить пулю между глаз. — Спасибо, — ответил Тайлер, и взгляд его остекленел. Глаза налились чем-то пугающим, холодным и пробирающим до костей. Это был мертвый взгляд, о котором ей говорил Джимми. Это был взгляд убийцы. Убийцы, у которого не следовало вставать на пути.       Келли, приобняв Рэйчел за плечи, осмотрелась. Коротышки и «кислого пива» уже не было.

***

— А вы все такой же упрямый, мистер Кларк, — усмехнулся Итан и шагнул ближе, оставив Ричи позади. Чарльз приподнял винтовку, и дуло смотрело Итану промеж глаз. — А вы все такой же мерзкий ублюдок, мистер Эванс, — ответил Чарльз, и Итан рассмеялся. Потом улыбнулся. Скользко и гадко, так, что у Чарльза болезненно сжалось сердце. Итан снова шагнул. — Здесь три патрона. Сделаете еще шаг, я выстрелю.       Итан, остановившись, хмыкнул. — Три? — спросил он. — Второй, я так полагаю, угодит в пустую голову мистера Донована, а третий? — Итан прищурился. — Неужто вы так легко распрощаетесь с собственной жизнью? Мне казалось, что вам есть ради кого жить.       Руки Чарльза дрогнули. — О, — продолжил Итан, — а вы разве не знали? Не знали, что Тайлер Донован вернулся со скачек живым и вполне здоровым? Пара ссадин, и только. Какая жалость, что после его интрижки в Далласе вы, мистер Кларк, стали для него пустым местом. — Интрижки? — Чарльз сглотнул, и винтовка дрогнула в его руках. Итан сочувственно улыбнулся. — Так вы не знали, — сказал он. — Эй, мистер Донован, разве вы не рассказали моему старому приятелю, что в Далласе Тайлер, ваш любимый братец, заприметил себе хорошенькую девушку? Как же ее звали, а? Саманта? — Аманта! — рассмеявшись, крикнул Ричи. — Аманта, — повторил Итан и было шагнул, но Чарльз прищурился и крепче сжал винтовку. — Я выстрелю, — сказал он. — Даже после того, как узнали о предательстве? — Пусть так, — согласился Чарльз, и пустота, пожирающая его изнутри, сильнее раскрыла свою пасть. — Даже хорошо, что Тай… — Голос дрогнул, и Чарльз поджал губы. — Что Тайлер нашел себе девушку. Это избавит его от многих проблем. Но я, мистер Эванс, живу не только ради него. У меня есть младшая сестра и племянница, о которых я должен заботиться. У меня есть причины жить. — Чарльз исподлобья посмотрел на Итана, и тот отступил, увидев колючий ветер и безумные волны в его глазах. — У меня есть причины пристрелить вас. Вас обоих.       Итан рассмеялся. Рассмеялся и Ричи, хотя даже не слышал их разговора. — Ваши сестра и племянница? — спросил Итан. — Боюсь, что приятели мистера Донована не оставят на них живого места. А после того, как они наиграются, тела будут сброшены в канавы. Так мы условились. — Тогда третью пулю я пущу себе в рот. — Как смело, — усмехнулся Итан и бросился на Чарльза. Быстро и резко, так, что тот мигом упал с кресла и только и мог, что ползти назад, собирая ладонями грязь и прелую листву. — Очень смело, — повторил Итан и подобрал винтовку. Осмотрел ее и вскрыл магазин. — А еще лживо. — Патроны у Чарльза кончились, и он это знал. Не знал только, что в нескольких ярдах за его спиной окажется жухлое дерево, в которое он упрется затылком. Итан присел на корточки и погладил Чарльза по волосам. — А я терпеть не могу лжецов. — Пожалуйста, — прошептал Чарльз, подбородок которого дрожал от каждого касания Итана. Тот снова улыбнулся и сжал его пальцами. — Пожалуйста… — Настолько страшно, что теперь ты опустился до скулежа? — Итан усмехнулся. — Я думал, ты продержишься намного дольше, Чарли. Ну, скажем так, хотя бы час сможешь помотать мне нервы, а потом все равно сдашься, потому что… — Итан задумался и внимательно посмотрел на бледного Чарльза. — Знаешь, почему? — Тот не ответил. Только неразборчиво шептал что-то себе под нос. — Потому что ты жалкий педик с трясущимися ручонками. Ты смелый, когда у тебя в руках винтовка, а за спиной тот ублюдок с техасским выговором, понимаешь ли. Отбери у тебя все, и ты начнешь скулить, как сука с переломанными ногами. — Итан рассмеялся. — Ах, да, прости, они ведь у тебя и правда переломаны. — Он с силой сжал бедро Чарльза, и тот дернулся, но не отполз. Уже не мог. Голый страх плескался во взгляде. Итан продолжил: — Были переломаны, но, знаешь ли, я бы с радостью повторил все события того дня. И на этот раз, — он поднялся на ноги и положил руку на ремень брюк, — я возьму тебя, что называется целого, и только потом разрешу Ричи сломать каждую косточку. — Итан снова схватил Чарльза за подбородок и улыбнулся. — Ну же, перестань рыдать. Терпеть не могу все эти слезы и сопли. Я ведь не сделаю с тобой ничего такого, если ты откажешься. — Он погладил его по волосам. — Давай, Чарли, скажи это. Скажи, что не хочешь, и я отпущу тебя. Давай же, я жду. — П-п-пожалуйста, — прошептал Чарльз и задохнулся от кашля. По подбородку потекла струя крови. Итан брезгливо одернул руку. — Я не слышу! — сказал он. — Громче! — Пож-жалуйста, н-не т-трогай м-меня. — Чарльз попытался отползти, но Итан взял его за волосы и подтянул к себе. Чарльз носом уперся ему в ширинку. — Я н-не хоч-чу. — Что? Я не слышу тебя, Чарли. — П-пожалуйста… — Ну что за послушный щенок, а? — Итан улыбнулся. — Я бы с радостью, но… аргх… мерзкая ты сволочь!       Итан, отбросив от себя Чарльза, схватился за ногу, в которую тот всадил нож-бабочку. С именной гравировкой. По самую рукоять. Чарльз видел, как Итан сунул его в карман, когда отпустил Бадди и начал спускаться к нему. Он лишь подгадывал момент. — Не думай, что я буду унижаться перед тобой, сраный ублюдок, — сказал Чарльз и отполз, здоровой ногой оттолкнувшись от земли. Итан зарычал — по-другому Чарльз никак не мог передать этот звук — и попытался схватить его за ногу. Чарльз перекатился на бок, потом на живот и снова на бок. Их разделял ничтожный ярд. Ничто для обозленного Итана и тонкая нить для Чарльза. Он уже ползал по лесу. После избиения, пожара и повторного избиения. Он знал, каково это — когда от голода судорогой сводит желудок, изо рта течет кровь, а руки отказывают из-за сильной усталости. Чарльз знал эти ощущения и был готов повторить, если потребуется. — Лучше уж сдохнуть в лесу от голодомора, чем от рук каких-то дрянных выблядков, которые не умеют держать свой хрен в штанах, — сказал Чарльз, увидев, как стремительно спускался Ричи. Он бежал, но, как понял Чарльз, явно не к нему. Что-то, вернее, кто-то другой был в лесу.       Джимми, подумал Чарльз и не заметил, как Итан ухватил его за ногу. Подтянул к себе, вырывающегося и брыкающегося, и закрыл собственным телом. — Сначала я сделаю с тобой то, что хотел эти чертовы два года, а потом сверну твою гусиную шею, гребаный ублюдок.       Итан рассмеялся. Его лицо было бледным, глаза — горящими. Руки тряслись, когда он расстегивал собственный ремень и пытался стянуть брюки Чарльза вниз, к лодыжкам. Чарльз кричал, вырывался, пытался ползти и наотмашь бил его везде, куда мог дотянуться. А Итан смеялся, не слыша ни задушенного крика — это упал Ричи, взвыв и схватившись за ногу. Ни тяжелых, приближающихся шагов. Опомнился только тогда, когда чья-то крепкая рука вздернула его за шиворот и отбросила на целый ярд. — Я не буду убивать тебя, хотя мне очень и очень хочется, — сказал Тайлер и, прищурившись на один глаз, направил ружье Итану в грудь. Надавил так, что тот закашлялся, а после наступил тяжелым ботинком ему на ногу. На ту, где зияла кровоточащая рана. Итан закричал. — И я даю тебе выбор: либо ты уходишь отсюда на своих двоих, прихватывая того ублюдка, которому я прострелил коленное сухожилие, либо я сломаю тебе прикладом пару костей и вынесут тебя отсюда на руках. А может, — Тайлер усмехнулся, — и не вынесут.       Итан вздрогнул под его внимательным и холодным, как кромка льда, взглядом. Тайлер смотрел только на него, словно не замечал стонущего где-то позади собственного брата или бледного Чарльза, который со свистом и болью в груди делал каждый вздох. Итан понял, что сейчас перед ним был не Тайлер. Это был солдат. Это был убийца. Хладнокровный. Такой, который в любую секунду спустит курок. Дуло лежало у Итана на груди, и он попытался его сбросить, но Тайлер сильнее надавил ботинком на рану. Итан закричал. — Я не слышу ответа, — сказал Тайлер. — Я дал тебе выбор, жалкая ты шавка, так что давай, выбирай.       Итан, учащенно задышав и оттерев пот со лба, улыбнулся. — А давай-ка третий вариант, а? Я дам тебе денег. Скажем, тысяч семь. — Кровь хлынула по ноге теплой струей, и Итан застонал. — Ладно-ладно. Хорошо. Может, тогда, десятку, а? Я бы…       Итан закричал, сорвав голос. Тайлер, присев на корточки, резко вынул нож и развел рваные края раны пальцами. Надавил сильнее, и Итан, побледнев, потерял сознание. Тайлер усмехнулся. — Тряпка, — сказал он.       Тайлер отбросил ружье, обтер руки, перепачканные в крови — он уже не понимал: чужой или собственной — о рубашку и посмотрел на бледного, с синевой под глазами Чарльза. Взгляд Тайлера был немигающим, блеклым. Потом, когда он увидел слезы на щеках Чарльза, что-то внутри разбилось вдребезги, и Тайлер бросился к нему, упав на колени. Он крепко прижал Чарльза к себе и уткнулся носом в его волосы. Чарльз задрожал. — Прости, — прошептал Тайлер, выцеловывая его лоб. — Пожалуйста, прости меня, Чарльз. Ты не должен бы видеть меня… я не знаю… меня иногда как-то переклинивает, и я…       Тайлер смолк, потому что расслышал приглушенный рыданиями шепот. — Что?.. — Живой, — прохрипел Чарльз и взял его лицо в свои ладони. Уткнулся мокрым носом в его щеку и снова зарыдал. — Живой…