Зелье Придуманных Сновидений

В тот вечер я не дождался никого. В оставленную чуть приоткрытой дверь не вошел никто: ни авроры для немедленного ареста, ни разочарованный Дамблдор, ни возмущенная МакГонагалл, ни взбешенные Уизли и Грейнджер. Честно прождав до полуночи, я заперся и, приняв порцию Зелья Придуманных Сновидений, лег в постель. Полная фальшивого наслаждения ночь прошла, и я вернулся в реальность, снова запивая головную боль очередным зельем. Сигнальные чары безмолвствовали, вводя меня в заблуждение безопасности, а это значило, что мой Гарри решил не рассказывать никому о моем эгоистичном, подлом поступке. Приняв душ, я оделся, на все пуговицы застегиваясь в свою привычную личину, и вышел из своих апартаментов. Реальность прохладных подземельных коридоров, по которым я шел, собираясь с силами, словно направился на поле боя, отрезвила немного мою горячку утреннего бессознательного оргазма, и я, безучастно кивая приветствующим меня слизеринцам, готовился к возможной встрече с Гарри. На выходе из подземелий на меня налетела Минерва и, увлекая меня за собой в холл, затараторила что-то о «непозволительном поведении» Нотта этой ночью. Оказывается, сегодня в районе полуночи староста школы застукала Теодора за развлечением с когтевранкой в заброшенном классе, о чем доложила МакГонагалл. Право же, я чуть не расхохотался! Если она так поражена обычным подростковым совокуплением, до какой же глубины души чопорную заместителя директора поразило бы «непозволительное поведение» в моем исполнении тогда, не хочу и представлять! — Можешь себе представить, когда мисс Голд призвала его прекратить безобразие и пригрозила наказанием, Нотт пригласил её присоединиться, либо же пройти… подальше, — спеша успеть за моим шагом, возмущалась МакГонагалл. — Северус, я требую наказать его по всей строгости! — Разумеется, Минерва, я этого так не оставлю,— ответил я, глядя прямо перед собой, пересекая холл на пути к Большому Залу. — Сразу же после завтрака я переговорю с мистером Ноттом. Полагаю, баллы сняла мисс Голд, а отработка уже назначена тобой? — Верно, — подтвердила Минерва. — В другом случае, я бы вызвала в школу родителей, но Лорд Нотт… — неодобрительно пожевала она губы, красноречиво обрывая предложение, не видя смысла озвучивать, что тот является Пожирателем Смерти и находится вне закона. — Я поговорю с Говардом в нашу следующую встречу, — отозвался я с усмешкой. — Если это безопасно, — буркнула она, мрачно провожая взглядом Нотта и Малфоя, входящих в Большой Зал. Я хмыкнул, живо представляя себе одобрительный хохот Говарда Нотта, сопровождающий мой рассказ о «непозволительном поведении» его сына. Долг преподавателя и декана обязывает меня контролировать соблюдение приличий и порицать любые отклонения от нравственности, но во имя же Салазара, какая всё это чушь! Толпа парней и девушек, находящихся на пике пубертатного развития, запертые в волшебном замке, полном укромных уголков, без присмотра родственников, о чем речь вообще? Я лично ловил семикурсницу Голд за совокуплением со вторым старостой школы слизеринцем Адрианом Калленом дважды. Практически все парни и девушки последних курсов начинают светиться неуловимым флером недевственности, чувственным светом полового влечения, распространяют свои флюиды, притворяясь, что читают учебник по Трансфигурации и Заклинаниям. А каждой весной по замку невозможно пройти, чтобы не наткнуться на чьи-то проявления чувств разной степени физического контакта, в школе сексом пахнет сильнее, чем испарениями зелий или книжной пылью. Минерва МакГонагалл никогда не была дурой и всё это знает лучше меня, ведь сама, будучи студенткой, крутила роман с молодым профессором трансфигурации Альбусом Дамблдором в этой самой школе. Но репутация и совесть работника образования диктует всем нам свои правила, заставляя прикидываться кого-то бесчувственным мизантропом, а кого-то старой фригидной перечницей. — Как у Гарри успехи в окклюменции? — поинтересовалась Минерва, смягчив тон. — Сносно, — сдержал я дрожь, сбежавшую по рукам, от звука его имени. — Вчера впервые отразил мою атаку. — Ты хоть похвалил его? — тонко улыбнулась МакГонагалл. — Он старается, я уверена. Поверь мне, дорогая Минерва, я «похвалил» его! Выдержав паузу в поиске нужных слов, я уже открыл рот, чтобы утвердительно ответить, но тут в холл начали спускаться гриффиндорцы. Завидев ещё у подножия лестницы Гарри с друзьями, я сцепил руки в замок за спиной, чтобы не выдать охватившего меня волнения. Улыбаясь запальчивой речи Уизли, мой Гарри выглядел совершенно как обычно, ничем не выдавая, что вчера его мироощущение было подвергнуто жесткой атаке. Проходя в холл, он случайно встретился со мной взглядом и разомкнул губы, делая глубокий вдох, словно перед прыжком в воду. Обмирая от страха, я пытался увидеть в его взгляде панику жертвы или отвращение, но он лишь решительно продолжил маршрут, снова возвращаясь к беседе с Грейнджер. — Доброе утро, профессор Снейп, профессор МакГонагалл, — поприветствовал он нас вместе с друзьями, поравнявшись у входа в Зал. Я молча кивнул им, стараясь не глазеть на своего Гарри, который виртуозно делал вид, что это самое обычное утро в его жизни. — Здравствуйте, — поздоровалась Минерва в ответ. — Мистер Поттер, можно вас на секунду? Гарри прилежно остановился рядом с нами, превращая биение моего сердца в спринт, пока его друзья прошли на завтрак, обещая занять для него место. — Профессор Снейп, как раз рассказывал мне о твоих успехах на ваших занятиях, Гарри, — благодушно поделилась с ним Минерва. — В самом деле, профессор Снейп? — с интересом повернулся ко мне мой Гарри, приподнимая брови. — Мне показалось, вы были не в полной мере удовлетворены моими результатами вчера. — До абсолюта вам, безусловно, далеко, мистер Поттер, — произнес я, глядя на него самым равнодушным взглядом на который был способен. — Но, несомненно, вчера вы сделали шаг навстречу нашей цели. — Но сначала его сделали вы, сэр, — ответил мне дерзкий призрак моей мечты. — Если бы вы не снизили силу атаки, мне бы снова не удалось её отразить. — Я решил сменить тактику: думаю, движение по нарастающей даст больше плодов, — прояснил я, чувствуя, как потеют ладони от всепонимающего взгляда Поттера. — И, как я понимаю, это работает, — переключила на себя моё внимание Минерва. — Ты умница, Гарри. Встретимся на уроке. Гарри кивнул нам и прошел мимо, едва не задевая меня плечом. Чувствуя, как колыхнулись мои волосы от его стремительного движения, я утомленно вздохнул, закатывая глаза для Минервы. — Ну-ну, Северус, видишь, уже есть успехи, — понимающе похлопала она меня по локтю. — Совсем скоро его защита укрепится до приемлемого уровня, и директор избавит тебя от этой обязанности, потерпи. Идём, позавтракаем. Двигаясь вместе с ней меж студенческих столов, я с трудом удержал кисть недвижимой, чтобы не провести пальцами по спине, своего Гарри, что уже сидел за своим столом. Словно слыша мои мысли, он повернул голову, провожая меня взглядом по пути к преподавательскому столу. Что со мной творилось на протяжении всего дня! Сердце, голова — словом, всё плохо. Весь завтрак я просидел уткнувшись в тарелку, бездумно слушая стрекотание Филиуса под ухом, затем строго поговорив с Теодором Ноттом на предмет сокрытия своих интрижек, направился на первый за сегодня урок у второго курса. Затем шестой, седьмой, обед, включающий несколько взглядов на Гарри Поттера и содержательная беседа с директором на предмет занятий по окклюменции с героем и новых нюансов плана Темного Лорда на Пророчество в Отделе Тайн. Послеобеденные сдвоенные зелья у пятого курса Гриффиндора и Слизерина прошли для меня мучительным испытанием воли. Я боролся с желанием всё бросить и запереться в лаборантской до окончания урока, в идеале — дня. Сидя за пергаментами, то и дело отвлекался на Гарри, что сосредоточенно резал, отсчитывал, мешал и сыпал, прелестно сдувая челку со лба и поправляя пальцем сползающие очки. Тенью проходя меж столов с занятыми работой учениками, я, кусал внутреннюю сторону щеки от желания подойти к своему Гарри сзади и, нависая над его плечом, обхватить его руку с ножом, помочь правильно нарезать ингредиенты, упиваясь его запахом. К концу второго урока я был близок к тому, чтобы, послав директору заявление на увольнение совой, сбежать из этой школы навсегда. После звонка я ощутил на себе задумчивый взгляд Гарри, что выходил из класса, и мысленно засек время до следующего занятия окклюменцией. Сама возможность, которого была призрачней, чем когда-либо. Незадолго до отбоя я сидел в своем кресле с сигаретой и всеми своими возможностями в рукавах расстегнутой на половину рубашки. Изучая пополненный новыми заметками журнал опытов Зелья Придуманных Сновидений, которые проводил над собой же, я услышал стук в дверь и, не глядя, взмахнул рукой, приглашающе распахивая её. Ожидая мягкой речи Дамблдора (кто же ещё мог появиться в такой час, да ещё и без предупреждения), я услышал до боли знакомый тембр и обернулся на дверь так, что волосы хлестнули по щекам. — Можно войти, профессор? — Мистер Поттер? — удивленно констатировал я, выдыхая задержанный в легких дым. — Конечно, входите. — Не поздновато-ли для «мистеров», сэр? — деловито прошел он в кабинет, пока я торопливо затушив сигарету, отчистил воздух в помещении и трансфигурировал ему кресло рядом с собой. — Твоя правда, — качнул я головой, наблюдая, как садится в кресло, поддернув свободные джинсы на коленях. — Я ожидал, что ты будешь меня избегать. — Не имею привычки избегать проблем, — ответил Гарри, оглядывая класс, впервые оказавшись по эту сторону учебной схемы. — Я проблема, — сделал я горький вывод, понятливо кивнув. — Не вы, профессор Снейп, а эта ситуация, — перевел на меня мрачный взгляд Гарри, сложив руки на груди. — Прошу, называй меня по имени, иначе «эта ситуация» выглядит ещё сложней, — поднял я ладони, чуть поморщившись от фантомного ощущения, что мы на уроке. — Много просишь в последнее время, — сощурил глаза Гарри, всё же приняв предложение. — И, видимо, совершенно не собираешься прояснять для меня повод для таких поблажек. — Я виноват, — кивнул я, глядя ему в глаза. — Прости меня, я не должен был так поступать, я знаю. Я был не сдержан и, наверняка, напугал тебя, но поверь, я не хотел… — Как «поступать»? — перебил меня Гарри, чуть приподнимаясь от спинки кресла. — Хватать меня как бессловесную вещь? Целовать без согласия, словно его и не нужно? Требовать о «секунде» моего молчания, словно имеешь на это право? — Ты во всем прав, Гарри, всё так. Я не мог так поступать, но поступил, потому что… не смог удержаться, — мучительно признался я, с трудом выдерживая его взгляд. — Прости меня, если можешь. До спазма в груди очаровательный  в своем возмущении подросток неверяще сузил глаза и приподнял руку, призывая меня помолчать. — Не смог сдержаться? Я этого не понимаю. Если не можешь сдерживать свою похоть при виде учеников, то в школе тебе не место, Северус, — презрительно выплюнул моё имя Гарри. — Нет-нет-нет, Гарри, подожди, — поспешно вклинился я. — Ты ни в коем случае не должен меня сейчас неправильно понять. Я понимаю, насколько все это выглядит странно и неправильно, и это моя вина целиком. Но то, что я чувствую к тебе, это не просто что-то низменное. Я люблю тебя. Ты значишь для меня больше, чем кто-либо ещё, поверь. Я убью за тебя и умру за тебя, Гарри. И то, что случилось вчера — последствие долговременного сдерживания этих чувств, которые никак нельзя назвать поверхностными и которые относятся только лишь к тебе. Я сорвался, этого больше не повторится, я клянусь. — Вот только клятв не нужно, пожалуйста, — выставил ладонь Гарри, качая головой, недоверчиво переваривая всё, что я на него вывалил. — Ты уже достаточно меня шокировал. И как долго длится твоя «любовь», если принять её на веру? — Тебе было пятнадцать, — глухо отозвался я, опершись локтями на колени, складывая пальцы в замок. — То есть, ты год третировал меня, высмеивал, оскорблял, ни в грош не ставил мои старания, и при всём этом любил, — медленно кивая, дрожащим голосом подвел итог мой Гарри, в слух размышляя на тем, что я говорил. — Если ты так любишь, я боюсь тогда представить, как же ты ненавидишь… Он поежился, сидя в футболке, невидящим взглядом исследуя мой стол заваленный кипами пергаментов, перьями и фолиантами. Я, повинуясь острой необходимости, протянул руку к палочке и, сделал движение, собираясь набросить на него Согревающих, как вдруг он, ткнул в моё колено своей остролистовой. — Не наставляй на меня палочку, — впервые за этот вечер повысил он громкость голоса, взволнованно глядя на меня распахнутыми глазами. — Я просто заметил, что ты замерз, — я поднял руки, честно глядя в ответ. — Не бойся меня, Гарри. — Не моя вина, что я нервничаю в твоём присутствии, — ответил он резко, укладывая палочку на стол рядом с собой. — Я доверял твоей ненависти. Не побоялся пустить тебя в свою голову, учился у тебя, думал, что знаю— кто ты такой. Не смотря на твоё отношение ко мне, фальшивое, как оказалось, я чувствовал себя рядом с тобой в безопасности. — Тогда почему ты не рассказал никому о том, что я сделал? — быстро спросил я, снова опираясь на свои колени. — Я ждал ареста. — Я не ненавижу тебя, Северус, — искренне заверил меня Гарри. — Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму или что там бывает за подобное. Не хочу, чтобы тебя презирали, гнали, оскорбляли и наказывали за одну ошибку. Она не стоила мне жизни и будущего. То, что случилось, не принесло мне счастья или радости, но и не ранило настолько, чтобы казнить тебя за это. Ты должен был мне сказать. Я что, настолько глуп, что не понимаю человеческих слов и меня нужно сразу хватать, валить и?.. — Это был бы сложный разговор, на который я бы не решился. — Сложнее, чем этот? — парировал Гарри, глядя на меня с упрёком. Риторический вопрос ответа не подразумевал, и Гарри, замолчав, откинулся обратно на спинку кресла, отвернувшись от меня к освещаемому лампами кабинету. Приставив одну ногу на сиденье кресла, он положил на колено руку, безвольно свешивая кисть, другой рукой неслышно стуча пальцами по мягкой обивке подлокотника. С его молчаливого согласия, я продолжал смотреть на него, впечатывая в память это зрелище, чувствуя приближение рождественских каникул, которые разведут нас по стране почти на две недели. Как бы ни было мне тяжело от насильного копания в моей душе вдвоём, я не мог не чувствовать радость от того, что мой Гарри сидит так близко от меня, не пытаясь закрыться или сбежать. Он пришёл сегодня по своей воле, своему желанию, чтобы решить мою проблему, найти выход из сложной ситуации. Пришел, чтобы спасти меня, хотя должен был утопить. И за это я был ему благодарен, едва ли не сильнее, чем за само его существование. — И что теперь? — решительно повернулся ко мне Гарри, нарушая тишину. — Я должен с тобой переспать или что?.. — Конечно же, нет! — в сердцах воскликнул я, до глубины души пораженный этим возмутительным, хоть и вполне логичным его предположением. — Гарри, я ничего от тебя не требую… — Нет, требуешь! — эмоционально возразил мой мальчик, сведя брови. — Сидишь тут и требуешь своими рассказами о душевном раздрае и страдающей любви! Своим виноватым взглядом ты обвиняешь меня, вынуждаешь пойти тебе на уступки! Ничего обо мне не зная, якобы любишь меня, и самое главное — надеешься, что я полюблю тебя в ответ с пустого места и мгновенно! — Ну, хочешь, я тебе память сотру? — в отчаянии спросил я, подаваясь вперед, не видя никакого возможного выхода из этого тупика. — Я весьма сведущ в менталистике, и уверен, что не наврежу твоему разуму кратковременным вмешательством… — Ах, вот как? — ударил себя по колену Гарри, опустив ногу на пол, невесело усмехаясь. — Теперь ты готов мне память стереть? И что дальше? Оставишь меня в счастливом неведении до следующего твоего срыва? Моя психика для тебя что, жевательная резинка? — возмущенно смотрел он на меня, вгоняя в бессилие. — Мерлин, тогда чего ты от меня хочешь, Гарри? — запустил я пальцы в волосы, убирая их с лица. — Чего я от тебя хочу? — голос гриффиндорца становился всё выше, иллюстрируя его изумление моей глупостью и неспособностью объясниться. — Ты серьёзно? Я окончательно потерялся в расставленных нами декорациях и, глубоко вздохнув, опустил голову. Гарри тихонько рассмеялся и, сняв очки, помассировал переносицу, шумно выдыхая. В ходе разговора мы словно поменялись несколько раз ролями, и теперь уже непонятно, кто эмоциональный драматизирующий подросток, а кто логичный рациональный взрослый. — Знаешь, я вчера думал об этом пол-ночи, пытаясь в тебе разобраться. Ты же зельевар, Северус, почему ты просто не подчинил меня? Ментально, магически, возможностей достаточно… — За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я на это способен? — уставился я на него в шоке. — А я уже теперь не знаю, — пожал плечами Гарри. — В этом всё и дело. Я тебя не знаю, и ты меня не знаешь. Мы с тобой разговариваем всего-то около часа, а ты уже в отчаянии, готов предложить любую чушь, лишь бы отделаться от меня. — Нет, я не хочу от тебя отделаться, — возразил я твердо. — Я пытаюсь предложить выход, лучший для тебя. — Тогда что же будет с тобой? — Я разберусь, — убежденно ответил я. — Не сомневаюсь, — насмешливо сказал подросток. — У тебя же это всегда получается. — Если ты не хочешь стирать воспоминания, сдавать меня аврорам, то, возможно, тебя устроит Непреложный Обет о твоей неприкосновенности физически и магически с моей стороны? — предложил я, уже выстраивая в голове клятву обета, не сжигающую меня заживо за невинно случайное прикосновение. — Обойдёмся без крайностей, — отмел этот вариант Гарри, подумав несколько секунд. — Предлагаю просто жить дальше так, как это было раньше. Ты не прикасаешься ко мне, я никому об этом не рассказываю. Договорились? — Договорились, — ответил я. Подавив рефлекторное движение рукой для скрепления договора традиционным рукопожатием, я увидел, как удовлетворенно отмечает это Гарри. Взглянув на часы, я отметил время, что ползло к полуночи, и поднял взгляд на Гарри, что подобрав палочку, встал с кресла. — Я провожу тебя, уже поздно, — встал я следом, протягивая руку за своей мантией. — Не нужно, я под мантией-невидимкой пришёл, — качнул головой Гарри, избегая смотреть на меня. — Нет, я провожу, — повторил я твёрже. Уже почти ухватив Гарри за предплечье, чтобы остановить, я остановил свою руку в сантиметре от неё и прикрыл глаза, вдыхая поглубже. Наблюдающий вполоборота за мной Гарри, приоткрыв губы в ожидании, с удовольствием кивнул головой, одобряя мой запоздалый самоконтроль. — Хорошо, идём. В молчании мы шли по замку, истратив все возможные слова на обвинения и оправдания. В свете луны поднимаясь по лестнице от самого низа до самого верха, я держал дистанцию, исподтишка наблюдая за своим произведением искусства, внезапно обретшим голос и разум, превзошедший мой, хвалёный и, видимо, истончившийся. Закончив свой безмолвный путь у спящего портрета Полной Дамы, Гарри внезапно обернулся ко мне, остановившись. Подняв ко мне лицо, он посмотрел на меня странным взглядом и вдруг протянул руку к моей голове. Отведя прядь моих волос в сторону, он опустил руку вместе со взглядом и тихо сказал: — Иначе пробор неровный. Резко развернувшись, он разбудил портрет громко названным паролем и исчез в открывшемся проходе. Я же проводил его взглядом, стоя со сбившимся дыханием слишком высоко от своих подземелий. Молись за меня, если когда-нибудь молишься, мой Гарри. Знаю, что прошу слишком многого в последнее время.