Альфа-распад

Хосок превратил меня в посыльного. Он заболел и отправил вместо себя на пятый этаж, чтобы передать какие-то отчёты главе студсовета. — Тэхён? — Откуда ты знаешь моё имя? — Все его… — Понятно. Я принёс бумаги от Хосока. Знакомьтесь: Мин Юнги, первый курс магистратуры, биологический факультет; способен заставить всех молчать одним красноречивым взглядом; бета. Он взял отчёт из моих рук, пробежал глазами бегло по строчкам, достал неизвестно откуда взявшийся карандаш и сделал пометки; вернул со словами: — Я внёс правки. Пусть исправляет. — Правки? Но я не… — Дверь захлопнулась у меня перед носом. Я выдохнул запоздало: — Я не посыльный. Так как выбора у меня всё равно не было, я поплёлся обратно. — Не понравилось? — спросил Хосок, получив отчёт. — Сказал, тут ошибки. — Ох. Раздосадовавшись, он забрал листы и сел за исправления. Я поставил чайник, заварил чай, достал из закромов шоколадку, но как только сделал первый надкус, друг вновь растормошил меня. — Готово. Отнеси Юнги. — Сам иди. Я не посыльный. — Ну пожалуйста, Тэхён-и! Я же болею. Он демонстративно кашлянул в сторону, рассчитывая на мою склонность к состраданию. Чёрт, слишком хорошо меня знает. Я закатил глаза и снова отправился в путь. Поднялся на пятый этаж, постучал в дверь. Юнги посмотрел отчёт ещё раз, вычеркнул новые слова и опять вернул. — Обратно. Я обозлился, но всё же пошёл назад. Четвёртый этаж, исправления Хосока. Пятый этаж, заумный взгляд Юнги. Пометки, Хосок, исправления, лестница. Я сходил ещё раза два, а потом не выдержал и, как только дверь биолога открылась, кинул ему отчёт прямо в лицо. — С этого момента все правки, блять, платные! Базовый тариф исчерпан. Юнги посмотрел на меня покрасневшими от гнева глазами. Я был первым человеком, посмевшим повысить на него тон. — Охуел? Ну вот, теперь ещё и первым, услышавшим от него матерное слово. За спиной Юнги раздался хохот. Нет, не так. За спиной Юнги раздался хохот. Я заглянул внутрь и увидел того, чьё появление в моей жизни превратилось в навязчивый баг. Чонгук, окружённый тетрадями и учебниками, лежал на жёлтом одеяле и громко смеялся. Я впервые видел его в домашнем: серая футболка с растянутым воротом, спортивные штаны. Его голые ступни напомнили мне о горячих источниках. — Ты что здесь делаешь? — Живу. — Давно? — Очень. Юнги посмотрел на Чонгука. Вся его злость куда-то исчезла. Он поднял с пола отчёт и спросил: — Я так понимаю, мне стоит самому спуститься к Хосоку? — И ненадолго задержаться там, хён. — Понял. Не глядя на меня, Юнги вышел. Я был только рад выпутаться из этого адского круга правок, а то, знаете, ещё немного и я бы открыл пространственный портал между этажами. — На что ты рассчитываешь? — спросил я, когда мы остались одни. — Я к тебе приставать не буду. — Вообще-то, я хотел, чтобы ты помог мне с антропологией. Иди сюда. Он похлопал по кровати рядом с собой, я скинул тапочки и послушно приблизился. Это не подчинение, не подумайте, обычное любопытство. На кровати между нами лежали различные конспекты. Чонгук поднял стопку карточек и протянул мне. — Читай термины, а я буду давать определения. — Почему я должен тебе помогать? — Потому что я прошу. — Этой причины недостаточно. Он потянулся навстречу и вдруг оказался прямо напротив моих губ. — Я поцелую, если ты мне не поможешь. — Это угроза? — Да. Если позволить человеку всего одну манипуляцию, он может потом не остановиться. Но сегодня, видимо, всем было позволено пользоваться мной. Да и Чонгук вряд ли говорил всерьёз. Я уже понял, что он скорее ударит себя, чем подорвёт моё доверие. Я вытянул первую карточку и прочитал вслух: «Диаспора». Чонгук отдалился и озвучил определение по памяти. Я проверил — правильно. Вытянул следующий термин, посмотрел ему в глаза. Он отвечал, не отводя от меня взгляда. Так мы прошли большую часть карточек, чередуя наши голоса и напряжённые гляделки. Я погружался в него, забывая следить за текстом временами, а он умудрялся тормошить собственную память и тут же с нежностью разглядывать мои нюансы. Вот это выдержка: смотреть на меня, а думать об антропологии. Вскоре у меня затекла шея, карточек было слишком много. Я расправил плечи и решил сменить позу: лёг на живот позади него. Чонгук повернулся, чтобы не терять меня из виду, лёг рядом, положив голову на подушку. — Этнический контакт. — Процесс взаимодействия двух и более этносов или разных рангов этнической иерархии. — Этнические чувства. — Эмоциональное отношение людей к своей этнической общности и её интересам, а также к другим этносам и их интересам. — Ты очень плохо перемешал карточки. И тебе стоит убрать руки из-под моей футболки. Он прикоснулся к моей спине ещё на определении этнического контакта, но я из вежливости позволил ему самому догадаться, что это неправильно — не догадался, пришлось сказать. — Ты обещал не приставать ко мне, — напомнил я. — Это ты обещал, а я просто попросил о помощи. — Чёрт. И ведь не придерёшься. Я посмотрел на него. Он ждал моих слов, моей реакции. Я убрал карточки в сторону, положил голову на другой край подушки и повернулся к нему. Он так и не вытащил руку из-под моей футболки, продолжил гладить невесомо. — У тебя кожа горячая. — Нагрелся, пока бегал туда-сюда. — А ещё мягкая. — Я недавно из душа. — Тэхён, — он прошептал вдруг таинственно и сакрально, — я знаю, что у твоих губ вишнёвый вкус. Моё дыхание сбилось. Теряясь в догадках, я спросил: — Откуда? — Чонгук открыл рот, но я насмешливо остановил его: — Что, все это знают? — Нет. — Улыбка. — Только я. Он посмотрел мне прямо в душу, и тогда я догадался, что он имеет в виду. Разумеется, он, будучи альфой, не мог почувствовать мой запах, но ему, видимо, удалось унюхать кое-что другое. Я потянулся навстречу — Чонгук задержал дыхание. Когда я положил руку ему на лицо и провёл по губам большим пальцем, он закрыл глаза, замирая в ожидании. Но всё не могло быть так просто, верно? Поцелуй в кончик носа — с его губ слетает тихий стон; поцелуй в закрытые веки — его ресницы дрожат от моего дыхания; поцелуй у виска — руки добираются до лопаток, кончики пальцев давят, оставляя розовый след; поцелуй у основания челюсти — голые ступни гладят мои. Я придвинулся к уху и с нежностью прошептал: — Нюхать чужие гигиенички плохо. Он улыбнулся, а потом тихо рассмеялся, не открывая глаз. Думаю, он почувствовал запах вишни, когда мы ездили на источники. Мои губы так часто трескались от холода, что я намазал их бальзамом, дабы защитить. Он почувствовал запах, когда залез ко мне на колени и пытался не поцеловать, всё просто. Чонгук открыл глаза. — Мне больше ничего не остаётся, да? Только мечтать. — Прости, я знаю, что со мной сложно. — Я сперва думал, что ты это из вредности, но теперь уже не понимаю, почему ты так поступаешь. Ты считаешь тот вечер ошибкой? Я вспомнил, как сидел на столе, а он принимал в рот, свободной рукой держа меня за ногу, вспомнил, как прокусил губу, стараясь не наслаждаться слишком громко. — Я не считаю тот вечер ошибкой. Я бы не позволил этому случиться, если бы сам не хотел. — А мне иногда кажется, что не хотел. Сделал это только из-за алкоголя. — Я был не настолько уж пьян. — Разве? На ногах едва стоял. Я попытался припомнить. Ну да, шатало немного, но скорее из-за смешения алкоголя с табаком, нежели от повышенной дозы первого. Он всё ещё смотрел на меня в ожидании ответа, но мне было нечего добавить. Я не могу объяснить, почему его не целую. Такими вещами наобум не делятся. Я поднялся на локтях, посмотрел в ноги, куда свалились учебники, и понял, что пришло время бежать. — Тебе надо учиться. — Я всё выучил. Останься со мной. — Не могу. Надо спасать Хосока. Ещё немного, и Юнги превратит его в своего раба. Я слез с кровати, надел тапочки возле двери, оглянулся напоследок. Чонгук лежал спиной ко мне, глядя в ту точку, что была мной всего секунду назад. Стало так тепло и уютно, что я невольно улыбнулся его не прикованному ко мне вниманию. Я понял, что не могу больше мучить ни его, ни себя. Слова, что были выдуманы за мгновение, легли на язык и тут же улетели в воздух, не спросив моего разрешения. — Знаешь, ты был прав. Ты действительно начинаешь мне нравиться. Я отвернулся и, не дождавшись ответа, выскочил за дверь; отправился к себе в комнату. Сердце колотилось так, будто я признался ему в любви. Я чувствовал себя глупым и очарованным, но это было неправдой: я не был влюблён. Я лишь мечтал смотреть, как он целует мои ладони; проводить время с ним наедине, держать за руку, пока мы едем на роликах; звать на прогулки и нести полную чушь. Или что, это и есть влюблённость? Тогда я пропал. Потому что хочу, чтобы он стал моей особенной компанией. Хочу иметь больше, чем есть сейчас, но проблема в том, что это «больше» я дать не могу. Я вернулся в свою комнату и обнаружил Хосока на полу в окружении бумажного беспорядка. Юнги возвышался над ним, ступнёй прижимая его руки к полу и читая содержимое титульного листа. Заметив моё появление, он хмыкнул. — Быстро вы. Я даже первую страницу отредактировать не успел. — Не вижу смысла растягивать удовольствие. — Эх, дилетант. — Из его уст смешок прозвучал особенно надменно. — Если не растягивать, будет больно.