Альфа-распад

Бывают дни, когда я обожаю Момо. Сегодня один из таких. Она опять пригласила меня на прогулку, на которой оказалась почти половина университета. И знаете, почему это хорошо? Потому что в числе прочих там, разумеется, был Чонгук. Всю неделю после «признания» я мучился желанием куда-нибудь его пригласить. Позвать на встречу, но не на дружескую и не на романтическую, естественно, а на ту странную стадию, что лежит между ними: ещё не любовь, но уже не дружба. Несколько раз я набирал сообщение, но стирал его, как только добирался до слова «свидание». Я же говорю, не свидание, что-то другое! В университете встретиться не позволяла случайность: расписание не совпадало, да ещё его чудесная способность всюду сталкиваться со мной внезапно перестала работать. Но наконец момент моего учащённого сердцебиения случился. Чонгук вошёл в караоке-бар, снял кожаную куртку и подошёл к столику, за которым сидели мы с Момо. Я не удержался и посмотрел на него влюблёнными глазами. Всё моё лицо вспыхнуло ярко-красным, как стая китайских фонарей, что празднично взмывала в небо. Что же со мной происходит? Я сошёл с ума? — Опоздал, прошу простить. Кресты на его серёжках дрожали; я смотрел то на них, то на глаза. — Прощено и забыто, — ответила Момо. — Выбирай коктейль. Он улыбнулся так, как никто, кроме него, не умеет; посмотрел на меня и добавил тише: — Привет, Тэхён. Его голос проник в меня непорочно. Я мигом обо всём забыл: возжелал поцелуя прямо там, на месте — всего лишь импульс, но какой сильный! — однако уже через секунду опомнился; кивнул равнодушно и отвернулся, пряча радость за маской безразличия. Он заметил мою отстранённость и, нахмурившись, тоже отвёл взгляд. Ничего нового: в попытках скрыть свои желания, я умудряюсь отталкивать людей. У Момо с Чонгуком быстро завязалась беседа, которую я не услышал. Мои мысли были о другом, хотя я тоже мечтал с ним разговаривать; мечтал шутить и улыбаться, но мне было страшно выдать волнение голосом. Один неверный шаг, одна неверная интонация, и мои жалкие непристойные побуждения будут полностью раскрыты. А такие желания нужно прятать, верно? Одногруппники выходили петь по одному либо парами. Я смотрел на выступающих с мечтательной улыбкой, не имеющей никакого отношения к их жалким попыткам голосить. Радовался я другому: собственной фантазии, рисующей картину того, как мы с Чонгуком стоим на одной сцене. Суть не в том, чтобы восхитить его голосом — это я без проблем смогу, — а в том, чтобы исполнить чувственную песню, пропевая строчки любви прямо ему в глаза. Если повезёт, я даже смогу насладиться его искренним изумлением: «Флирт или сарказм?». Ах, Чонгук, ты ведь уже понял? Понял, что разницы между ними в моих речах не существует? Очередь-таки дошла до меня. — Тэхён, давай ты! — О, нет, я пойду только с кем-то. Не люблю петь один. — Я выразительно посмотрел на Чонгука, а он удивлённо склонил голову. Ещё немного, и он бы всё понял, клянусь, но удача (как ей и полагается) была не на моей стороне. За спиной раздался хохот одногруппников. — Что смешного? — Этот парень недостаточно пьян, плесните ему ещё алкоголя. — Хочешь я пойду с тобой? — спросила Момо. Я сжал пальцы, понимая, что она только что разрушила мой план. Натянув вежливую улыбку, я ответил: — Конечно, Юмеко. С тобой хоть на край света. И это не ложь. Я научился доверять её беспечности, так как она стала для меня близким человеком. Но в этот вечер я хотел разыграть другой сценарий. Жаль, что не удалось. Ладно, плевать. Если нужно, я смогу очаровать Чонгука и с расстояния сцены. Мы долго спорили с Момо из-за песни, которую будем исполнять. Я голосовал за «Я выбираю тебя» по личным причинам: во-первых, это песня о любви мужчины-альфы и мужчины-омеги. Во-вторых, её название отсылает к словам Чонгука, сказанным мне на одной из вечеринок: «Я тебя не выбирал, Тэхён. Это ты меня выбрал». Будет красиво, если я спою это, глядя ему в глаза. Однако Момо не спешила принимать мой песенный выбор. — Пусть это будет «Горячая леди». — Я не могу петь о девушке, которая считает себя мечтой всей планеты. — А я не могу петь об альфе, мечтающем завоевать парня-омегу. — Ладно. Видимо, словами этот спор не решить. Придётся прибегнуть к научным методам. — Камень-ножницы-бумага? — Камень-ножницы-бумага. Стоит ли говорить, что она проиграла? Выбрала ножницы — своё любимое оружие, — но я сломал их сложенным в камень кулаком. — Поставьте нам «Я выбираю тебя». — Твою мать… Чонгук узнал песню с первой ноты. Ещё не начав петь, я уже видел, как его глаза, полные смешливого удовольствия, сияют. Он улыбнулся, но так трепетно и влюблённо, что у меня невольно сдулось дыхание. Неужели он догадался о том, что я хочу донести? Так быстро? Мои одногруппники тоже пришли в восторг. Я никогда не получал столько внимания к своей персоне. Поправочка: столько положительного внимания. Они кричали и подбадривали меня. А ещё почему-то глядели на Чонгука. Неужели мои чувства так очевидны? Момо, стоявшая рядом, улыбалась дружественно, однако я видел подозрительный огонёк и в её глазах. Кажется, она тоже что-то сообразила. Чёрт возьми, да с каких пор все такие догадливые?! Крик одногруппников, взгляд Чонгука, улыбка Момо — в этих действиях скрыта какая-то история. Безусловно, несовершенный, но сладкий голос моей напарницы покорил каждого альфу, находящегося в зале. Даже парни-омеги стали с интересом поглядывать на неё. И только Чонгук и Чимин продолжали выражать равнодушие, так как питали чувства к иным людям. — Я хорошо выступил? — спросил я, вернувшись за столик. Чонгук не ответил. Он был весь красный от смущения (или от возбуждения?). Я знал про его кинк на мой голос и бесстыдно им пользовался. Мы были слишком далеки друг от друга весь вечер, так как я проявлял холод, но теперь мне захотелось это исправить. Песня растопила лёд моей души. Осмотревшись, я положил руку ему на бедро и погладил так высоко, как получилось. Его мышцы напряглись, он тесно свёл ноги, из-за чего моим пальцам стало больно. Натянув свитер ниже, он убрал мою руку. Я посмотрел на него растерянно, а он в это время вскочил. — Я следующий! — Я с тобой, — заявила Дахён. Мне было трудно понять его поведение. Что это? Смущение или желание оттолкнуть? Заметив моё смятение, он улыбнулся и наклонился, шепча на ухо перед уходом: — Ты выступил лучше всех. Если бы я был омегой, я бы уже намок. Я укусил губу, которая должна была обнажить моё восхищение. Он знает, как меня развеселить, мастер в этом. Мне осталось лишь проводить взглядом его грациозную, почти омежью походку. Они с Дахён выбрали песню из нулевых. Текст не нёс в себе глубокого смысла, и меня это слегка раздосадовало. Я-то думал, Чонгук попробует ответить мне песней, но он предпочёл насладиться красивой мелодией. Что ж, есть своя прелесть в его непредсказуемости. К тому же, глядеть на то, как Дахён с каменным лицом пытается петь смешные строчки, было весьма уморительно. Момо глядела на сцену. Я решил воспользоваться нашим единением и сказать то, о чём думал давно: — Юмеко, тебе стоит сузить круг друзей. Необязательно таскать за собой половину университета, чтобы скрыть подтекст свидания. Услышав это, она удивлённо на меня посмотрела. — Ты догадался? — Да. И я понимаю твоё стремление проводить больше времени с альфой, который тебе нравится, но для конспирации хватило бы и трёх человек. Она улыбнулась печально. Блеск её глаз померк, а затем вновь загорелся, когда она посмотрела на сцену. Я начал подозревать, что она смотрела на Чонгука. — Думаю, ты прав. В следующий раз позову меньше. — Надеюсь, я всё ещё буду в числе приглашённых. — Конечно! Ты моё основное прикрытие. Мы посмеялись вместе. «Кто тебе нравится?» — скрывало моё веселье. Меня пугало, что с каждым днём я всё больше увязал в предположении, что влюбилась она в Чонгука. Я не хотел делить с ней любовный интерес, я не хотел терять в её лице друга. — Мне страшно, Тэхён, — призналась она после паузы. Её откровение меня удивило. — Кажется, меня собираются отшить. — Почему ты так решила? — У меня имеется талант определять влюблённые сердца. — Думаешь, он влюблён в другую? Её взгляд стал острым и пугающим. Весь зал потемнел, когда я услышал: — В другого. — Мои губы задрожали. Момо сжала ножку бокала и сказала, не отрывая глаз от сцены: — Я не переживу, если меня бросят ради парня, Тэхён, понимаешь? Не переживу и не прощу. Это унизительно — проиграть альфе. Сердце сжалось. Что я должен был сказать? Меня трясло от страха и удивления, наша дружба вдруг показалась такой хрупкой и ненадёжной. Мы лишь притворяемся, что ценим друг друга, а на деле ждём минуты, чтобы убить соперника ножом. Я хорошо отношусь к Момо, моё желание её использовать давно перекочевало в братское чувство. Но если мне придётся сражаться с ней за Чонгука, поверьте, я буду. Я знаю, чего хочу, — теперь знаю, — и никакая Момо не сможет меня остановить. Она добавила с едкой усмешкой: — Нужно совсем ёбнуться, чтобы, будучи альфой, трахаться с альфой, да? Я потупил взгляд. Весь мой возвышенный порыв, все мои чувства и радужная влюблённость разбились о каменную плиту её правды. Сдирая кожу с щёк, я ответил: — Да. Но смысл в том, что я и есть ёбнутый. Как раз такой хуеты от меня все ждут. Я сам жду её, когда говорю, что это чертовски «неправильно», но остановиться сил не имею. Потому что хочу быть с тем, кто мне нравится — до изнеможения, до боли и пламени в груди; хочу целовать руки, которыми он меня трогает, хочу обнимать шею, за которой прячусь от собственных чувств; вдыхать запах свитера, пропитавшегося потом и сожалениями, и стыдливо молчать под его согревающим взором. Не понимаю, почему это может быть запрещено кем-то? Разве я делаю что-то плохое? Разве я переступаю черту, питая нежность к человеку, который отвечает мне взаимностью? Знаю случаи, когда альфы проявляли к омегам куда более устрашающие чувства и не получали за это ничего, но мне такой роскоши, видимо, не позволено. Мораль общества та ещё лицемерная сука, не способная ответить за свои двойные стандарты, я никогда её в этом не пойму. Она прощает одним то, за что других отправляет на виселицу. Я наконец понял: я не ребёнок. Не хочу бегать по комнате с видом «мне наплевать», не хочу быть героем сериала, который никак не признается в чувствах, потому что время не пришло, потому что сюжет продлили на очередной сезон, и ему пока рано сталкиваться с кульминацией своей эмоциональной арки. Мне не страшно, мои чувства настоящие, я их не выдумал. Так почему же я должен останавливать себя от попытки? Почему я должен вечно бояться, если в душе хочу любить? — Я пойду, пожалуй. Это сказал он. Я замотал головой, ища его взор. Сколько прошло времени? Как долго я витал в облаках? Посмотрел на часы: без десяти «должен быть в комнате». Кажется, я так много думал, что не заметил, как его компания стала удаляться. Песня закончилась. — Уже? — удивилась Момо. — Мне нужно заняться дипломом. Я же ответственный студент. Чонгук мельком глянул на меня и подмигнул. Я считал его посыл: «Докажи, что тебе всё равно: не следуй за мной» Надев кожаную куртку, он ушёл, а я впервые не стал сомневаться. К чёрту Момо, к чёрту её мнение. Если она подумает, что я его отнимаю, я переживу. Выбежал на улицу и увидел Чонгука в шаге от входа. В каждом его взгляде на прохожих считывалась уверенность, что я приду. И я пришёл, а он нисколько тому не удивился. — Можно тебя проводить? — спросил я, подойдя ближе. — Мы живём в одном общежитии. — Я провожу до пятого этажа. — А потом? — А потом спущусь на один лестничный пролёт, залезу в кровать и буду смотреть в телефон, не решаясь написать тебе. Я тоже научился веселить его ответами, даже если они несли в себе оттенок несправедливой грусти. Мы двинулись в сторону общежития. Чонгук первым нарушил тишину: — Ты специально выбрал эту песню? Специально ли я выбрал песню, в которой говорилось об альфе, предпочитающем омег-парней вместо омег-девушек? Да, определённо. Потому что я хотел показать, что готов отступить от привычного сценария во имя попытки получить больше. Я не умею говорить о чувствах, но пою о них в песнях, надеясь, что красивая лирика скажет всё за меня. — Я выбрал эту песню, потому что мне нравится её текст. — Да, знаю. Его «знаю» прозвучало особенно, словно он сказал: «Знаю, что ты чувствуешь этот текст всей душой, потому что хочешь быть со мной». Это напомнило мне, что несколько минут назад я принял решение не скрывать свои порывы. Детские игры с флиртом закончились, я хочу больше, хочу зрелых чувств, основанных на общении и доверительной открытости. Как удивительно, что ещё утром я этого не знал. — Это неправильно? — спросил я, остановившись. Он посмотрел на меня. — Что именно? — Мы. Ведь альфа, целующий альфу — это что-то не вписывающееся в рамки нормы. Чонгук опустил взгляд и улыбнулся печально. В его мимике мне почудился горький надрыв. — Всё-таки ты считаешь это ошибкой. — Ты мне нравишься. Вот так просто, без предупреждений. Я признался в чувствах, но Чонгук после моих слов запутался лишь сильнее. — Я не понимаю. — Я тоже. От тебя ничем не пахнет, ты не источаешь феромоны, а твои черты не такие феминные, как у парней-омег. В тебе нет ничего, что должно привлекать меня. — Я сделал паузу, Чонгук нахмурился. — Но я всё равно хочу тебя. И речь не о сексе. Я хочу тебя рядом. Хочу быть твоим другом, видеть, как ты улыбаешься, но не маниакально, знаешь, как в романтических фильмах, когда один спит, а другой пялится на него ночью, поглаживая волосы, как одержимый, думая, что это и есть настоящая любовь; я готов не видеться неделями, не сходить с ума по тебе и просто… просто ждать новой встречи, даже если ей не будет суждено случиться. — Я перевёл дыхание и спросил: — Ты пойдёшь со мной на свидание? — Да! — Ты даже не дал себе времени подумать. Возьми паузу, осмысли предложение… — Я пойду с тобой на свидание! Он так сиял, когда говорил это, разве что не прыгал от восторга. Чонгуку сомнения не нужны, он в отличие от меня всегда твёрдо знает, чего хочет; верит в правильность своих поступков, не допуская страха. «Нужно совсем ёбнуться, чтобы, будучи альфой, трахаться с альфой, да?» Если кто-то думает, что осуждение способно меня остановить, то этот кто-то ошибается. Да, я убеждён, что не делаю ничего дурного, я всего лишь влюблён, и если чувства, полные нежности и здорового уважения, оскорбляют чьё-то мировоззрение, то этому кому-то придётся переселиться на другую планету. Потому что я не уйду, я не хочу получать снисходительное разрешение для своих трепетных чувств; хочу любить здесь и сейчас, без особых условий. А все недовольные могут убираться из моего круга общения. Он всё ещё смотрел на меня, озарённый счастьем. Я должен был его предупредить: — Ты ввязываешься в авантюру. Прости, но рядом со мной будет трудно. Могу сказать это загодя. — Мы познакомились больше года назад, и за это время я успел привыкнуть к мысли, что дорога к тебе бесконечна. Я не глупый, Тэхён. Если будет больно, я уйду. Не стану терпеть унижение ни от тебя, ни от кого-либо другого. Так что наша авантюра взаимная. Но разве не в этом суть? Мы никогда не знаем, к чему приведут отношения. — Ты прав. Мы никогда не знаем. Я обнял его, носом прижимаясь к щеке. Закрывая глаза, впервые за вечер почувствовал, как накатывает тревога. Не подумайте, я хочу быть с ним, правда, но часть меня привыкла бояться перемен; она всегда держит сердце в тисках, сжимая до боли, чтобы напомнить о зыбкости счастья. Но в этот раз я ей не поддамся. Я посмею рискнуть. Чонгук коснулся моих губ большим пальцем и посмотрел в глаза — я не ответил, подал молчаливый знак, который он считал без ошибки: «Время ещё не пришло». Тогда он отпустил мои губы, и я положил голову ему на плечо с благодарностью. У меня на душе потеплело от мысли: кто-то с уважением относится к моим границам. Разве не это самое важное?