Четыре всадника Темного Лорда

Атмосфера не располагала к милым разговорам. Грейнджер погрязла в собственных мыслях, Амелия, кажется, была немногим веселее неё, и только Драко по-прежнему сохранял равнодушие. Конечно, желание Гермионы и Буве участвовать в самом эпицентре событий вряд ли могло порадовать мужскую часть коллектива, однако отсиживаться без дела совершенно не хотелось. Перед Грейнджер возник пустой бокал. Она вздрогнула от его стука о стол. Малфой недвусмысленно приподнял бутылку бренди. Гермиона кивнула, а Амелия накрыла свой бокал рукой, вежливо демонстрируя отказ. Драко лишь мягко улыбнулся ей. Их отношения вызывали какое-то странное покалывание в темечке. Лёгкая белая зависть. Всё казалось открыто и просто: они много и часто проводили время вместе, иногда просто разговаривая, а иногда пропадали ото всех, словно стараясь скрыть что-то личное, тайное, доступное лишь им двоим. Это было так органично и мягко. Никакой недосказанности и напряжения. Чистая и неприкрытая заинтересованность. Гермиона невольно задумывалась о том, что её тяга к Теодору отдаёт чем-то совершенно нездоровым. Он вроде рядом, но в то же время совершенно далеко. Так глупо и по-детски. Никакой определённости или хотя бы диалога. Их взаимодействие больше напоминало американские горки, которые контролировались его бушующим подсознанием. — Все без исключения считают Теодора забавным идиотом, — усмехнулся Малфой, взглянув на неё и переводя зрачки на потолок, — который ни черта не понимает. Эта фраза прозвучала слишком неожиданно. Грейнджер даже напряглась, подумав, что легилимент копался в её голове. Но, судя по его виду, это было лишним, чтобы понять, о чем её мысли. — Ну, я бы не стала так грубо выражаться, — потерев шею, качнула головой она. — Просто он слегка… Эм… Своеобразный. — По-моему он милый, — поджала губы Амелия. — Даже больше безобидный, когда человек. — И вы обе ошибаетесь, — рассмеялся Драко. Грейнджер приподняла бровь, а вейла сложила руки перед собой, подаваясь грудью вперёд и заглядывая Малфою в глаза. Гермиона улыбнулась про себя. Драко явно плавился от её взгляда, даже без особой наблюдательности можно было заметить, как он сильнее вдохнул и напрягся всем телом. — Почему? — мягко протянула Амелия, заставляя мышцы на его шее еле заметно дрогнуть. — Мы с ним так давно знакомы, что я даже не могу вспомнить все выходки Нотта, которые он когда-либо совершил, — отпивая из бокала, Малфой как-то странно приподнял уголки губ. — Было время, когда я его не понимал, когда боялся, что он слетит с катушек и уничтожит всё вокруг. Мне долгое время казалось, что он вообще не понимает, что делает. — Но? — хмыкнула нетерпеливо Гермиона. — Но если вдуматься и посмотреть на ситуацию сейчас, то он оказался даже более дальновидным, чем Блейз, — спокойно ответил Малфой. — Я нисколько не умаляю гениальность в стратегии Забини. Но Теодор создал себе идеальную маску кровожадного маньяка, с которым лучше не связываться. Это звучало даже абсурднее, чем предполагала Грейнджер. Невзирая на скривившиеся лица девушек, легилимент продолжил невозмутимо крутить бокал с бурой жидкостью в руках. Казалось, что он только и ожидает обратных аргументов, чтобы продолжить свой спич. — Какая убедительная маскировка, — чуть не закатила глаза Амелия. — Он прям очень убедительно поддерживает легенду о себе. Настолько, что даже в моей стране знают, кто он. — Давайте загибать пальцы вместе, — невозмутимо предложил Малфой. — Нотт является одним из самых усердных и талантливых убийц своего времени. Однако кто-то из вас видел, чтобы он убивал без причины? Я не говорю о методах, которые он использует. Это всегда кроваво, провокационно и изобретательно. Но! Без повода, без приказа, без личной мотивации? Гермиона молчала. Вспоминать все эти случаи крайне не хотелось. Однако если проанализировать то, что говорил Драко, то Теодор просто выполнял свою работу. Слишком хорошо и с лишними декорациями, но выполнял. Даже если взять случай, когда он потерял контроль, его гнев был вызван не просто так. — Едем дальше, дамы. Он остался единственным Пожирателем Смерти, от которого защита понадобилась даже Тёмному Лорду, — легилимент демонстративно загнул два пальца. — Мало того что Теодор нашёл то, что защитит его шкуру от внезапных выпадов нового правителя, так ещё и дополнил это неадекватной репутацией. Даже я верил долгое время, что он ебанько без ограничений. — Но ты ведь не будешь отрицать, что его способы, мягко говоря… — Грейнджер содрогнулась, когда вспомнила про Рона, — …просто пиздец. — Тут не поспоришь, — согласился Драко. — Однако как элемент устрашения работает безотказно. — То есть ты хочешь сказать, что Теодор вовсе не идиот и психопат, которым его все считают? — заключила Амелия, украдкой глядя на Грейнджер. — Да. Он жесток, обучен и талантлив, — ненадолго задумавшись, протянул Малфой. — И нам повезло, что мы ему нравимся. В комнате повисла тишина. Но Драко был прав. Если наблюдать ситуацию со стороны, то ничего кроме ужаса и страха Нотт не внушал. Ведь весь его дебильный юмор и развязное поведение лишь добавляли красок к показному безумию. Никто не видел, как он сокрушается, копаясь в себе, или нервно сбегает, поцеловав девушку. Никто никогда не задумывался о том, сколько времени он посвящает изучению искусства, которое потом воплощает в кровавых этюдах. Грейнджер, в принципе, не хотела рассуждать о нём в подобном ключе. Конечно, она прекрасно понимала, что он не психопат и не асоциален, но его стабильность всё равно была под большим вопросом. Плюс клеймо на шее добавляло свои нотки безумия в его поступки. Этот расклад лишь всё сильнее запутывал. Гермиона никак не могла свести все его поступки воедино. Теперь их близость виделась совершенно под другим углом, но правильно ли это? Чёрт его знает. Даже лучший друг не может определить направление мыслей Теодора. А что пыталась синтезировать Грейнджер, было вообще не понятно. Складывалось ощущение, будто она не знала, с кем спала прошлой ночью в одной постели. Наверное, это должно было пугать или заставить внутренние инстинкты зашевелиться, однако Грейнджер ничего не почувствовала. Это даже нельзя было назвать абьюзом, ведь она сама так сильно желала его внимания. Даже слишком, если хорошо подумать. Она провоцировала, она сделала шагов навстречу больше, чем было положено, буквально загоняя его в эмоциональный угол. Война сделала её слишком жёсткой и нетерпеливой. Но разве могло быть иначе? Когда ты ежедневно теряешь тех, кого знаешь и ценишь, можно ли научиться правильно считаться со временем? И лишь боль-боль-боль. Ежедневная боль, сделавшая её отрешённой и уставшей. Слишком большой дефицит чувств и ощущений раздавил её, позволяя спокойно смотреть на вещи. Гермиона помнила тот день в ванной. Ей не хотелось производить впечатление. Она желала умереть и не видела причин пытаться спастись. Это была лишь случайность. Глупое обстоятельство, которое подарило ей не только жизнь, но и заинтересованность. Лишь игра, в которой она поставила на кон свою жизнь. Ей было любопытно наблюдать, как волшебник, перед которым дрожит вся магическая Британия, медленно, но верно прогибается под неё. И возможно, ей бы было так же наплевать, если бы чёртова сладкая вата на его щеке не заставила сердце дрогнуть. Он был слишком волнующим, слишком аккуратным, слишком притягательным. Он не касался, даже не намекал, он лишь смотрел так заворожённо и поглощённо, что внутри всё сжималось под натиском обжигающих зелёных глаз. В тот миг он перестал быть опасным безумцем или взбалмошным убийцей, восприятие изменилось. Не от того, что взыграл отбитый с годами инстинкт самосохранения, нет. Его общество стало приносить удовольствие, не как извращённая попытка хоть как-то получить эмоции и адреналин, а совершенно иначе, разливаясь теплом под рёбрами. Гермиона до сих пор не хотела давать название тому, что между ними происходило. Не потому что это могло всё испортить или опошлить, она просто не желала ничего решать самостоятельно. Слишком опустошена, чтобы что-то делать или куда-то двигаться. Однако вряд ли можно было тянуть дальше, когда они уже зашли настолько далеко. И дело было даже не в сексе, сам по себе он значил немного. Но послевкусие, оставленное после него, играло огромную роль. Больше, чем симпатия, весомо меньше, чем любовь. Этого было достаточно, чтобы хотя бы попробовать не просто плыть по течению, а действительно бороться за собственную жизнь. За обретение хоть какого-то смысла. — А почему я не участвую в пьянке? — возмущённый голос Блейза послышался над головой. Грейнджер подняла на него глаза. За собственными мыслями она даже не заметила, как Забини появился в комнате. — Я оставляю тебе прекрасного собеседника, — мягко ответил Малфой, приподнимаясь с места. — Не хотел, чтобы Гермиона спивалась в одиночестве. — М? — Амелия вопросительно взглянула, когда он протянул ей руку. — У нас есть некоторые дела, — наклонив голову, Драко приподнял бровь. — Знаем мы ваши дела, — фыркнул Блейз, взяв бутылку в руку, — опять будете столы ломать. Грейнджер поджала губы, чтобы тактично не засмеяться, зато Забини вообще не сдерживался в выражении эмоций. Малфой отрицательно мотнул головой, ожидая, пока Буве всё же поднимется со своего места. Блейз только закатил глаза и притянул пустой стакан к себе ближе. — Да и чёрт с вами, — отмахнулся он, — значит, я наконец-то буду алкоголизировать не один.

***

Эмоциональные порывы Драко всё ещё вызывали у вейлы странную улыбку. Несмотря на их стремительно развивающиеся отношения, он всё ещё держался необходимых правил приличия, стараясь не лезть к ней с чрезмерной заботой или удушающей опекой. Каждый из них по-прежнему оставался самостоятельной единицей, принимающей решения. Никаких запретов и осуждений. Это было удивительно, учитывая характер Малфоя. Он больше не проявлял никаких ревностных порывов и старался бережно относиться к личному пространству Амелии. Однако всё ещё стремился как можно больше времени проводить с ней, отдельно от всех. Существующая обстановка не позволяла подобную роскошь, но Драко это ничуть не волновало. Он использовал любой шанс привнести в тяжёлую военную обстановку сладкий оттенок романтики. Сегодняшний день не стал исключением. Это был частный концерт классической музыки. С одним но: каждая нота имела свой характерный цвет, создавая движущиеся иллюзии. Сплетение цветов и образов разливалось вокруг, перехватывая внимание и восстанавливая дыхание. Музыка, которую можно не только почувствовать, но и увидеть. Потрясающее сочетание. И как только представление было окончено, а немногочисленные зрители стали покидать зал, Малфой придержал Буве за руку. Она вопросительно на него взглянула. — Я хочу кое-что тебе показать, — мягко улыбнулся Драко, целуя её руку. — Ты мне позволишь? — Да… — немного нерешительно произнесла вейла. Придержав её за ладонь, Малфой помог ей подняться на сцену. В пустом помещении царила непривычная для этого места тишина. Он пригласительно взглянул на стул около рояля. С некоторым сомнением Амелия хмыкнула, но всё же села. — Ты же знаешь, что я не умею играть? — приподнимая на него взгляд, Амелия почувствовала себя неловко. — Тебе это и не нужно, — доставая палочку, проговорил Драко. — Я совсем не это хотел тебе продемонстрировать. В его голосе звучало какое-то непривычное волнение. Он наклонился ближе, делая круговое движение между своим и её запястьем. Тонкая бело-голубая нить оплела кисти и будто впиталась в кожу, полностью растворяясь. Буве вопросительно на него посмотрела, когда он проделал тоже самое со второй рукой. В голове появился еле уловимый туман, застилающий мысли. Несвойственные и чужие эмоции осторожно проползли под кожей. Их было нетрудно отличить от собственных, однако идентифицировать было практически невозможно, они были слишком слабыми. Драко убрал палочку и опустил девичьи пальцы на прохладные клавиши. По венам заструились чужие ощущения. Его ощущения. Накрыв её руки своими, Малфой как-то судорожно вздохнул, и, спустя секунду, звуки и цвета заполнили всё вокруг. Движения стали единым целым, а сознание заполнилось тягучим и сладким, как патока, чувством близости. Каждое новое прикосновение переполняло клетки организма новой гаммой эмоций. Диапазон чувств расширился настолько, что собственное тело стало тесным. Вслед за нотами в голове кружились нежность, восхищение, ожидание, очарование, предвкушение. Они неотделимо следовали друг за другом, разрастаясь и усиливаясь. Наверное, это могло бы продолжаться вечно, но краски начали таять в тёплом освещении ламп, а последний звук отразился эхом от стен. Магия, сплетающая их руки, рассыпалась мелкими сверкающими искрами, и Малфой наконец-то тяжело выдохнул, но не отстранился. — Я хотел, чтобы ты знала… — его голос слегка осел и дрогнул. — Ты не просто увлечение. Ты занимаешь все мои мысли. И я могу только надеяться, что не потеряю это.