Возвращение.

Разбитого услышал звук И я очнулся ото сна Совсем мне незнакомый звук Пытаюсь оградить его от себя, но нет смысла Боль в горле всё сильнее, Но пытаюсь её скрыть Мой голос уже пропал Но сегодня, я слышу его

      Прошло уже пару месяцев как я живу в деревне истерлингов. Люди тут внешне слишком жестокие и черствые, но по натуре очень мягкие. Сначала я немного их боялась, так как совсем не понимала, что они могут выкинуть в следующий момент, однако оказалось, что жители деревни весьма хорошие и миролюбивые люди, даже несмотря на их происхождение и весьма агрессивное родное государство. За неделю пребывания в таверне я поняла, что мне бояться нечего: среди них мне никто не причинит зла. С многими я сдружилась: Эгиль, Фрэнк, Лобелия, братья Ривис и многие другие работники таверны. На улицу я выходила редко, так как аномальные холода для меня были чем-то странным и неприятным, однако раз в неделю я выбиралась на природу, дабы поиграть с детишками. Компания Тео приняла меня тепло — неожиданно вспомнив пару приемов (мышечная память у меня оказывается хорошо развита), я старалась обучить их всему, чему знаю. В прошлом я, возможно, была опытным бойцом, иначе я не знаю, откуда у меня такие познания в боевых приемах.       Приближался конец зимы. Холода еще не спали, однако солнце с каждым днем греет все сильнее и сильнее. Снег тут стоял небольшой, отдавая предпочтение сильным и жутко холодным ветрам нежели снегопадам. В некоторые столь жуткие морозные дни, когда абсолютно все жители деревни сидели по своим домам, таверна пустовала. Лишь наша компания — Эгиль, братья Ривис, Лобелия да я — ютилась в холле таверны, сидя у разожжённого камина. В такие вечера Фрэнк и многие другие работники оставались в своих домах в кругу семьи. Грусть хоть и накатывала временами, но близкие мне люди не давали уходить в себя. Мы общались, пели уютные атмосферные песни под тихую игру скрипки и лютни, а также пили теплый чай, обернувшись во все одеяла, что находили.       За это время я сильно углубилась в чтение. Ту книгу, что подарил мне Алатар, я прочитала пару раз, стараясь запомнить любую информацию. Также друзья помогали мне — с Эгиль я изучала карты и приблизительную историю, что знала сама хозяйка таверны, а с Делвином и Дэвидом я учила различные песни. Теперь вечера в таверне были намного веселее. Вдохновение меня постигало очень часто, однако в начале своего пребывания в этом мире я почему-то не умела писать. Читать на всеобщем наречии я могла спокойно, но писать — нет. Причем, когда я начала свое обучение и переписывала строки из книги «Народы Средиземья», зациклившись на какой-то мысли, я писала совсем другое. Невиданные мне раннее буквы, что не были похожи ни на один язык, которые были описаны в книжке, появлялись на бумаге после моего пера. Вскоре после этого такие случаи становились редкостью, а ближе к концу зимы и вовсе исчезли. Писала я хоть и медленно, но умело. Сочиняла различные песни, музыку, что иногда могла заесть в моей голове, а также записывала свои воспоминания, которые редко мелькали у меня перед глазами. Однако самые яркие я видела лишь в первые дни моего пребывания тут: особенно меня заинтересовал тот растрепанный мальчик, которого я видела где-то в садах. Он единственный человек, которого я так детально вспомнила… Дальше я видела лишь размытые силуэты, да ловила чувство дежавю.       Кулон, что подарил мне Алатар, я носила, не снимая. Мысли о том, что он является оберегом, проносились каждый раз, когда я вспоминала о нем. Витая где-то в облаках, я, не задумываясь, начинала тереть кулон в правой руке. Ладонь будто сама тянулась к груди, по привычке, однако чувство, что что-то не так, вырывало меня из раздумий. Сама форма камня была овальной, однако металлическая проволока, что обвивала его словно змея, будто была тут лишней. Появлялось такое чувство, будто я ожидала схватить не тот кулон, что сейчас висит на моей шее. Со временем это чувство тоже пропало.       Каждую ночь я видела те глаза. Если вначале я хоть как-то пыталась докричаться до их хозяина, зацепиться за любую мелочь в своих снах, понять, что происходит, то сейчас, спустя пару месяцев, я привыкла. Привыкла к их боли и унынию, что я испытываю по утрам. Привыкла понимать, что я ничем не смогу помочь… Их грусть стала для меня привычным делом, однако меня не переставало тянуть к ним. Я все также горела идеей найти их обладателя и не только его — мое прошлое. Временами меня посещают некие вспышки прошлого, однако они столь мутные, что я не могу разобрать, что я только что видела или слышала. Однажды, сидя в полном одиночестве у догорающего камина, я услышала рядом с собой чей-то смешок. Он был столь родным и привычным для меня, что я даже сначала не обратила на него внимания. Только спустя несколько мгновений я поняла, что нахожусь одна в помещении. В ту ночь я даже боялась заснуть. Воспоминания прошлого меня преследовали, однако с каждым днем я все больше не понимала, как на них реагировать: вроде бы я и хотела узнать свою прошлую жизнь, вспомнить свою семью, друзей, возможно даже любовь, но я боялась. Страх шел за мной по пятам, и я не понимала, чего я боялась…       Шли дни, время летело незаметно. За это время я уже успела познакомиться с главой деревни. Сэр Бэррим был мужчиной статным, но весьма простым: иногда я ходила на собрания деревни чисто из-за любопытства, однако я была в шоке. Сэр Бэррим в таверне и на собрании — два разных человека. На официальных встречах, приемах и собраниях он носил менее потрепанную одежду, был причесан, говорил ясно и четко по делу, а в таверне — ничем не отличался от других жителей. И это было весьма удивительное явление для меня, хотя жители деревни в таверне весьма добро и мило относились к этому мужичку и в таверне, и за ее пределами.       С Делвином и Дэниелом я сильно сблизилась. Они стали моей поддержкой. Почти всегда, когда у меня было тяжелое состояние, они оказывались рядом со мной. Мы стали музыкальным трио: Дэниел продолжал играть на скрипке, Делвин метался от лютни к флейте, я же могла и петь, и играть на уже своей лютне. Оказалось, что у Эгиль погибший муж играл на старой потрепанной лютне. С его смерти прошло очень много времени, однако женщина не знала, куда деть данный музыкальный инструмент. Делвин хотел сам отдать мне свою, но Эгиль его опередила — теперь на моих руках лежит хорошая старая лютня со своею душою. Даже по сравнению с относительной новой лютней Делвина, мой инструмент звучал по-другому: от нее я слышала более духовную музыку, будто кто-то играл вместо меня. Даже Эгиль, впервые услышав мою игру на лютне ее мужа, прослезилась, однако на ее устах стояла добрая улыбка. После этого я старалась только радовать хозяйку таверны лишь веселыми мелодиями, хотя по атмосферным вечерам я часто играла музыку, которую я налету придумывала, а она зачастую была не шибко ритмичной и веселой. Я научилась выражать свои мысли с помощью мелодии. Слова, что возникали у меня в голове, хорошо ложились на музыку, что звучала у меня из-под пальцев. Посетителям и друзьям нравилось, и значит, я довольна.       Хоть я и чувствовала личный рост, с вспоминанием своего прошлого я не продвинулась ни на метр. Всё находилось пока на стадии плана, однако уже я чувствовала, что вот-вот я кинусь в путь. Сэр Бэррим согласился на мою идею идти вместе с ними до Королевства Эребор. Братья Ривис, услышав данную информацию, тоже загорелись идеей пойти вместе со мной, а после отправиться по Западному Средиземью в путешествие — может станут великими бардами, как хотел Делвин. Дэниел же поддержал идею своего брата, хотя я видела, что ему просто лень идти куда-то столь далеко, когда они уже весьма удобно устроились в этой небольшой деревушке.       План Сэра Беррима по путешествию до Одинокой Горы состоял в том, что небольшая компания истерлингов сначала дойдет до небольшой деревеньки, которая когда-то принадлежала Рохану и что находилась у южно-восточной границы Лихолесья, там переждать все холода, а после направиться уже к самой Горе с новыми запасами и силами. На сколько я запомнила, название у этой деревни — Истгрид. Поведет нас не Сэр Беррим, а его правая рука во всех делах — Мистер Иккид. Вообще, он собирался идти на переговоры с Королем Эребора лишь со своими двумя помощниками, однако, как оказалось, к этой компании прибавились еще я и Делвин с Дэниелом. Мистер Иккид вообще, по моему взгляду, мужчина крайне суровый, любит дисциплину, однако даже к нему можно найти подход: если ему не портить настроение, то вечерком за чашечкой чая или чего покрепче можно услышать от него кучу историй и, как правило, чем крепче напиток, тем смешнее его рассказ. Как я это узнала? Ну вообще мне об этом рассказали братья Ривис, однако в скором времени сама в этом убедилась: как оказалось, Мистер Иккид положил на нашу любимую Эгиль, хозяйку таверны, глаз, потому и часто задерживается допоздна, а также навещал нас пару раз в метель и бурю, приносил некоторые запасы. Вот так я и немного, можно сказать, подружилась с этим мужчиной. Он не говорил о своих чувствах ни мне, ни тем более Эгиль, однако его полные любви взгляды на суровую женщину, что стояла за барной стойкой, были видны отчетливо. Но его взгляд напоминал мне глаза, что я вижу в своих снах — у них обоих читается боль. Могу предположить, что любовь Мистера Иккида безответна, но прямого отказа в действиях Эгиль я совсем не вижу — странное это чувство, любовь…       Сейчас стояло непривычно для привыкшей к холоду меня теплое утро. Солнце таки норовило растопить тонкий слой снега, что укутал за ночь холодную землю. Теплые лучи приветливо проникали в помещение, радуя глаз. Недавно пришедшие официантки и Эгиль, чьи возгласы были слышны с самого моего пробуждения, торопливо бегали у меня под носом и к чему-то готовились. Дело в том, что, как оказалось, сегодня ожидается куча посетителей из-за грядущего праздника наступления весны. Хоть холода тут были привычным делом, но теплый сезон жителям нравился куда больше.       Я сидела спокойно за барной стойкой и завтракала: в небольшой тарелке несколько минут назад покоились одно сваренное яйцо и немного хлеба с маслом. Скудно, но я привыкла, да и сытно выходит. Сейчас же я собиралась уже уходить к себе обратно в комнату, дабы не мешать приготовлению к празднику. Сама же, глядя на снующих туда-сюда подруг, понимала, что лучше будет приготовить какую-нибудь задорную и веселую песенку на вечер. Когда я уже подошла к лестнице, что вела на второй этаж, внезапно отворилась входная дверь. Интерес захватил мои мысли, от чего я с любопытством поглядела на утреннего гостя таврены — Мистер Иккид уже снимал с себя мантию. Его лицо немного вспотело, видать, из-за пекущего солнца на улице. Выглядел он весьма спокойно, но его взгляд был крайне серьезен. Я оглянулась на холл таверны: в поле моего зрения были лишь официантки, которые были заняты, протирая пыль со столов — в прошлые пару дней никто не заходил в таверну. Мистер Иккид тоже видимо так подумал и, увидев меня, что стояла без дела, направился в мою сторону, на руку повесив свою мантию.       — Доброе утро, Мистер Иккид. — кивнула я в приветствии, — Подождите немного у барной стойки, Эгиль сейчас вернется. — я, уверенная в своих словах, уже хотела было отправиться в свою комнату, как меня прервал мужчина.       — Вообще-то, я к тебе. — удивление явно читалось в моих глазах, от чего мужчина усмехнулся, — Пойдем присядем. Есть разговор.       Широко раскрыв глаза, я проследила за мужчиной, что направлялся к барной стойке. Сначала тот хотел сесть за какой-нибудь столик, однако, заметив работающих официанток, что готовились к приливу гостей, решил, что нам лучше будет поговорить за более спокойной обстановкой.       Только я села за барный стул и настроилась на какой-то серьезный разговор с правой рукой главы деревни, как нас прервала ниоткуда взявшаяся Эгиль:       — Иккид? Какими судьбами? — женщина стояла позади меня и, удивленно глядя на мужчину, протирала руки полотенцем. Видимо, помогала на кухне с чем-то.       — Ох, Эгиль, доброе утро. —Иккид был явно рад увидеть хозяйку, — Хоть я и с немного печальными вестями…— после этих слов женщина сразу напряглась, и я тоже. Слышать такую фразу от человека с высокопоставленной должностью — дело такое себе…       — Что-то случилось? — Эгиль положила руку на сердце, беспокоясь обо всех разом. Она хоть с виду была суровой бабой, но сердце лежало к каждому жителю деревни. Я же молча глядела на собеседника — слишком странно было наблюдать на его лице улыбку, хоть и слегка грустную.       — Да вот, забираю я у тебя Таю и шутов наших. — уже? Так быстро время пролетело… Такое чувство, будто я только вчера очнулась у Алатара в доме. Кстати, как он там? Нашел ли он своего друга иль продолжает в одиночестве бороздить Средиземье? — Теплынь наступила. Пора и на Гору идти, заждались нас там уже. — на слова Мистера Иккида Эгиль не знала, как реагировать. Вроде бы новость хорошая — наконец-то выдалась возможность наладить торговые пути с гномьим царством, но мы покидаем это место… Не снимая руки с груди, женщина с грустью глядела на меня. — Стоит отметить, что нас там действительно ждут, хотя могли и послать подальше, учитывая наши масштабы. — будто не замечая женского уныния, мужчина устало потер глаза.       — Ох, Тая, милая… — Эгиль кинулась на меня с объятьями, которые я с радостью приняла. Благодаря ей и многим окружающим меня сейчас людям, я могу считать это место своим… родным. Я не могу назвать его домом — меня тянет в другое место, к другим людям и существам, но я буду прекрасно понимать, что тут меня ждут и примут с теплым сердцем. Как… Как кого? Чьё имя только что хотело пролететь в мыслях? Однако я сразу забила на эти размышления.       — Спасибо вам… — прошептала я, уткнувшись в плечо хозяйки. Мы не плакали — прекрасно понимали, что этот день настанет. Отпрянув от меня, Эгиль с грустной улыбкой поглядела мне прямо в глаза:       — Ну не надо тут при мне слюни разводить. — шутливо скривился Мистер Иккид, после чего нешуточно получил мокрой тряпкой по голове от Эгиль, — Ладно, ладно! — подняв руки в сдающемся жесте, мужчина усмехнулся, — Сегодня и завтра — время на сборы, а на третий день выходим. Передадите эту информацию братьям-кроликам? А то дел куча, побежал. Сегодня не ждите! — накинув на себя мантию, мужчина выбежал из таверны под наши удивленные взгляды. Делвин и Дэниел действительно еще дрыхли на втором этаже, что было обычной историей.       После этого я пошла к себе в комнату. Если завтра я выделю время на сборы и хороший сон перед походом, то значит, сегодня мой последний рабочий день в таверне. Взгляд сразу же упал на старенькую и чуть потрепанную лютню. На темном дереве, из которого было сделано основание, были видны многочисленные царапины, однако все остальное я привела в порядок — струны сменила, пыль стерла, даже в некоторых местах явные царапины закрасила. Конечно, делала я это только с разрешения Эгиль, ведь эта вещь многое для нее значит.       Стало грустно на душе, однако и это путешествие тоже внушало некий азарт. Я должна отыскать всех: и Олорина, и обладателя глаз, которые я вижу каждую ночь, и свое прошлое, и ответы на все вопросы.       Вещей у меня было не много: к моей уже привычной кофте, майке, штанам и сапогам прибавился еще один комплект одежды, на которую я сама заработала. Одежда и обувь были намного теплее моих старых вещей, так как холода в то время только крепчали, а пережить зиму надо было как-то. Также на первую свою зарплату я взяла походную сумку — она была небольшая, но для моих весьма скудных вещей очень вместительной. В нее я завтра положу книгу, которую мне подарил Алатар, а также карты, которые завтра куплю у Эгиль. Пару монет на данное дело у меня точно найдется.       Взгляд вновь упал на лютню. А с ней что делать? Это же не мой инструмент, я не могу просто так взять и забрать его с собой, особенно учитывая тот факт, что это лютня погибшего мужа Эгиль. Я начала представлять себе поход: тихие спокойные вечера вокруг костра; Делвин и Дэниел от скуки играют какую-то мелодию, а я что-то напеваю себе под нос, без лютни, к которой я уже так сильно привыкла. Грустная улыбка озарила мое лицо. Я медленно подняла инструмент и аккуратно провела пальцами по струнам. Тихая красивая мелодия наполнила комнату.       — Ну что, оторвемся в последний раз? — с усмешкой шепотом спросила я, обращаясь к музыкальному инструменту, что лежал у меня в руках.       Почувствовав некое тепло в груди, я села на кровать и стала репетировать песни, которые сегодня собираюсь исполнить. Некоторые из них я придумала сама, некоторым меня научили братья и другие члены рабочего состава таверны. Когда я пела, в голове прокручивала моменты этих трех месяцев. Это всё, что я помнила. Странно понимать, что ты взрослый человек, а помнишь лишь три месяца своей жизни…       Струны прогибались под пальцами, наполняя комнату приятной и ритмичной музыкой. С каждой секундой я всё больше понимала, что это последняя наша репетиция. Но горевать не буду — я всегда могу позаимствовать лютню Делвина, да и накопить мне нетрудно будет, если по дороге в различных поселениях будем брать плату с выступлений. Вышеупомянутый как раз возьмет на себя обязанности менеджера и будет руководить договорами с заказчиками — это его стезя.

Звук преследует меня

На замёрзшем озере ещё трещина

В то место я сам бросил себя

Похоронил свой голос для тебя

***

      Вечер наступил быстро. За повторением и доработкой музыки и песен время летит незаметно. Солнце стремилось к горизонту, окрашивая небо в приятный оранжевый цвет, — весна приближалась, от чего было непривычно в такое время уже слышать нарастающий шум в таверне.       Тихо спустившись в холл, я с удивлением наблюдала красивую картину — девочки постарались на ура: на каждом столе стояли небольшие букетики с цветочками, которые, я могу с уверенностью сказать, вырастила Далия, цветочница деревни. Приятный аромат наполнил помещение, улучшая мое чуть подавленное настроение. Сразу стало ясно, что весна приближается. Веселые и уже чуть подвыпившие посетители, искренне улыбающиеся официантки, цветы — все это только радовало мой глаз. Уходящее в закат солнце тоже являлось одним из факторов сказочной атмосферы.       Типичный шум таверны наполнил мой разум. Музыки пока не было — знакомые темные макушки, я заметила, сидели у бара и разговаривали с Фрэнком, который сегодня стоит на смене. Окинув собравшуюся толпу, я не заметила в ней главу деревни, а также Мистера Иккида. Всё-таки, дел у них по горло, так что ожидать их сегодня не стоит. Чуть усмехнувшись своим мыслям, я направилась к своим знакомым, которые что-то активно обсуждали.        — Да не нервничаю я! — неожиданно громко произнес Делвин, ударив рукой по барной стойке. Сам парень сидел, непривычно выпрямив спину и подняв голову, будто его только что оскорбили. Фрэнк на это действие только усмехнулся и, подняв бровь, взглянул на его брата, который краем глаза заметил меня.       — А мы сейчас это проверим. — Дэниел приветливо кивнул мне, от чего бармен и Делвин обратили на меня внимание, — Тая, Делвин, на твой взгляд, сейчас нервничает? Я оценочно окинула парня перед собой взглядом. Глаза широко раскрыты и неуверенно бегают, губы напряженно сомкнуты, руки же он не понимал куда деть, потому нервно чесал себе шею, хотя всем видом старался этого не выдавать. По сравнению с весьма расслабленным Делвином, к которому я привыкла, он сильно нервничал, о чем я поспешила сказать, — Вот видишь! — довольно усмехнулся Фрэнк, наливая в пинту эль.       — А чего это ты? — я подсела к ребятам за барную стойку. Многие гости уже сидели за столами и им было не до бара, так как многие уже заказали себе выпивку и еду. Фрэнк поставил передо мной глиняную пинту, и я тихонько его поблагодарила.       — Тебе Эгиль не сказала? — озадаченно произнес Дэниел, чуть наклонившись к столу, дабы увидеть меня через Делвина. Осознание сразу накатило на меня, от чего я активно закивала.       — Да, я утром встретила Мистера Иккида, он нам и сказал. — глядя на друзей, произнесла я и пригубила эля. Хоть в помещении и было теплее, по сравнению с холодными вечерами, но алкоголь всё равно разлил приятное тепло по телу. На самом деле, я не так часто пью, просто сегодня, я считаю, нужно. Мой последний день в качестве работника таверны. Не знаю, на счет братьев, но завтра я собираюсь отдохнуть перед походом.       — Почему самое интересное происходит тогда, когда мы спим?! — с явным недовольством произнес Делвин и вскинул руками в разные стороны. На его психи уже никто не обратил внимание.       — Значит, ты уже собралась? Мы тебя весь день не видели. — Дэниел вновь чуть наклонился вперед, дабы обратиться прямо ко мне, на что я ответила:       — Нет. Репетировала весь день. Хочу сегодня оторваться по полной, а завтра уже собираться буду и отдыхать перед самим путешествием. А вы?       — Блин… — веснушчатый парень задумался, — Теперь эта идея кажется мне самой адекватной…       — Так у вас по-другому и не получится. — прервал наши размышления Фрэнк, чья усмешка уже немного нервировала глаз. Заинтригованные, мы все ждали от него пояснения, — Завтра нерабочий день. Весна началась — начались и активные работы, а у нас «заслуженный» отдых на пару дей.       — Аааа… — протянула я, — Теперь понятно, почему сегодня не видно Мистера Иккида и Сэра Бэррима.       — Из-за огромных планов на весеннем празднике их никогда не видно. Конечно, это грустно, но и похвально.       Так мы и продолжили нашу беседу, распивая эль. Болтали не о чем, наслаждаясь моментом. Люди, что подходили к бару, приветствовали нас очень тепло, но не гнали нас садиться за музыку — это сделала Эгиль. Только увидев нас, рассиживающих у бара и попивающих эль, она достала свою любимую тряпку и, легонько ударяя нас по спинам, погнала нас троих к сцене под всеобщий смех. Люди уже привыкли к нам — мы были некими балванами в таверне, однако все нас любили.       Вечер прошел классно: все веселились, радовались наступившей весне, теплу. Мы старались выступать от всей души, ведь это наш последний рабочий день в таверне. Мы говорили тосты, пили, развлекали посетителей, а также сами веселились, стараясь запомнить каждый момент. Эгиль сначала пыталась поумерить наш пыл, однако она сама понимала причины нашего поведения, а также видела, что людям это нравиться, поэтому последующий вечер не пыталась даже нас остановить. Мы пели, танцевали вместе с желающими, радовались моменту.       Утро встретило меня тупой головной болью и вселенской усталостью в теле. Хоть я вчера и не сильно пила (по сравнению с парнями), но сейчас, лежа на кровати, я осознала, что четвертая пинта крепкого эля была явно лишней. Зато было весело. Повеселились от души. Однако сейчас, сидя в одиночестве в комнате, я чувствовала некую пустоту в душе. Будто мне чего-то или кого-то не хватало…

В то холодное озеро упал

И всё покрылось толстым льдом

Даже когда так крепко спал

Чувствовал ту воображаемую боль

Наверно, потерял себя

Или же нашёл тебя

Внезапно к озеру побежал

И увидел своё лицо

***

      Комната Эгиль — самая дальняя, из которой почти не слышно шума в холе таверны. Самая лучшая по расположению комната, однако я считаю, что для Эгиль данный фактор никак не влиял: она всё равно засыпала самая последняя и просыпалась самая первая, когда в самой таверне нет никакого шума. Удивляюсь, как она каждый день выглядит так бодро и хорошо.       — Эгиль, можно войти? — я тихонько постучалась. Услышав приглушенное «Угу», я открыла дверь и зашла в комнату. Женщина стояла у рабочего стола и перебирала какие-то бумаги. — Простите, что отвлекаю… Я вот, пришла вернуть вам… — дождавшись, когда хозяйка повернется на меня, я вытянула вперед руки, в которых покоилась лютня. Удивление сразу же отобразилось на ее лице, от чего я сразу выпалила, — Ну не могу же я просто так отобрать у вас память о муже… Я не могу так.       — Тая, милая… — Эгиль растрогалась моими действиями, от чего я впала в ступор. Да, я понимала, что поступаю правильно, но женщина почему-то не собиралась забирать у меня музыкальный инструмент, — Оставь ее у себя. — только я хотела возразить, как женщина прервала меня своим грозным «Цыц!» и продолжила, — Забрав лютню с собой, ты мне окажешь огромную услугу. — я чуть нахмурилась, не понимая смысл ее слов, на что Эгиль с тяжелым вздохом начала мне объяснять, — Дело в том, что у Генри была мечта… — впервые я услышала его имя. Эгиль говорила с такой любовью о своем погибшем муже, с таким трепетом, но с вселенской грустью. В глазах ее читалась тупая печаль, а на губах горькая улыбка, — Он хотел стать великим музыкантом, исполнителем, известным бардом даже, а я хотела иметь свою таверну. Узнав друг друга поближе, он даже обещал мне, что каждый вечер посетители моей таверны будут слушать его музыку. Конечно, наша любовь поставила его мечту в жестокие рамки, от чего даже я думала его бросить, ради его будущего, но мы выстояли. Открыли общий бизнес, начали вести совместный быт… — с каждым словом на глаза всё больше и больше собирались горькие слезы. Эгиль их уже не сдерживала. Я же внимательно ее слушала, однако сердце разрывалось от боли, — Но кое-что оказалось сильнее…       — Сильнее любви только ее потеря… — прошептала я, понимая, о чем идет речь. Женщина слабо закивала головой. Теперь лютня в моих руках выглядела не обычным предметом — как я и говорила, в ней была душа, не только покойного мужа, но и самой Эгиль. Успокоившись, женщина продолжила:       — Если ты ее возьмешь с собой, я буду тебе благодарна. Генри не смог исполнить свою мечту, потому прошу тебя… — на мои плечи опустились руки хозяйки таверны. В ее глазах читалась некая мольба, однако взгляд был очень мягким, — … возьми ее с собой. Я не знаю почему, но у меня есть предчувствие, что ты станешь великим человеком, ты все сможешь. Отыщешь своего дедушку, найдешь все ответы на свои вопросы, найдешь человека, который будет тебя сильно любить, как я когда-то любила Генри. Пожалуйста, сделай это ради меня…       Сжав посильнее рукоятку лютни, я уверено кивнула. Хоть я и хотела вернуть музыкальный инструмент его хозяйке, но пойти против ее воли я не могла.       Весь оставшийся день я потратила на сборы. Ближе к вечеру у входа в комнату уже стояла моя полная, но небольшая сумка. Вещи, книга, деньги и запасы — всё лежало в ней. Сейчас я стояла у стола, склонившись над картами, что купила у Эгиль. Картограф в деревне есть, так что я вполне спокойно купила их. Взяла я всего лишь две карты: западное Средиземье, которое почти не охватывало море Рун, а также местность возле него, дабы если что, вернуться в эту деревню. Взгляд то и дело цеплялся за Ривенделл — хотелось поскорее просто оказаться в тех землях, дабы наконец-то найти все ответы.       Страх потихоньку накатывал. Было страшно покидать столь привычное уже место и идти куда-то вдаль. По сути, я буду идти только с верой на лучшее, однако всегда нужно готовиться к худшему… А если я по итогу не найду Олорина? Если я всю свою жизнь проведу в поисках себя? Возможно, что я даже не смогу понять, кто я на самом деле…

Прошу, не говори ничего

Закрой рот, чтоб не сказал лишних слов

Когда-нибудь всё же придёт весна

Тогда тот крепкий лёд покинет меня

Скажи мне, если мой голос фальшив

Может не стоило бросать себя туда

Скажи мне, если этой боли и не было

Что я должен был сделать тогда?