Окно напротив

Я ехал домой в отпуск на целых десять суток! Планировал, с кем в первый день встречусь, кому позвоню, что сделаю… Миле ничего не писал насчет отпуска, пусть для нее это будет сюрпризом, заодно хотел посмотреть как встретит – искренне обрадуется или только вид сделает? В письмах прям настоящая Пенелопа, так и представлял ее сидящей у открытого окна за прялкой. Посмотрим, как на деле верность соблюдает. С Любкой-голубкой тоже намеривался встретиться, поговорить о жизни, и вообще - письма какие пишет, а сама с букетами в арке стоит. Я ей нарочно полтора месяца писем не посылал, давая разобраться в себе, нужен или нет. Думал, легко переживу наш разрыв, но каждый раз, как пишу Милене, так и подмывает спросить, как там наша общая подружка? Думал, Любка на мой упрек забросает письмами, начнет оправдываться, а она послушно замолчала. Пока ехал от вокзала, оглядывал девчонок, удивляясь: сколько же их в нашем городе много! Или я одичал в казарме, или они на самом деле красотки, глаз не отвести? Перед дверью потоптался, решая дилемму: позвонить или открыть своим ключом? Ключ сжимал в кулаке, достав его сразу, как только сошел с поезда. Все же решил зайти потихоньку, осторожно щелкнув замком, прислушиваясь к звукам квартиры – со стороны кухни слышалось движение, играло радио, мама под него выписывала рулады голосом, стучала ножом по доске, что-то нарезая – по квартире витал запах зажарки, вызывая аппетит. Мама всегда готовила под музыку, заверяя, что так получается вкуснее и быстрее. Поставил сумку в угол, снял обувь, в одних носках пошел в кухню. - Мам, я есть хочу, – сказал негромко, выглядывая из двери. Она резко обернулась, смотрела недоверчиво и недоуменно. - Дима, сынок! – Сказала потерянно, медленно опускаясь на стул. Сразу же вскочила, бросилась мне на шею. - Дима! Я как знала, чувствовала, что ты должен был прийти, так всем и говорила: Димка придет! Сыночек! Дал себя расцеловать, рассмотреть со всех сторон, выслушивая ее замечания, что на армейской каше поправился, раздался в плечах. Потом мама отправила меня в ванную, сославшись на то, что ей надо «доготовить». Я в ванной не был год! В армии душ два раза в неделю, и то по часам. С наслаждением перенюхал шампуни и гели, что стояли на полочке, вылив пол пузырька пены в ванну. Мама принесла новое, еще с бирками, белье, спортивный костюм, чтобы было в чем ходить по дому. Штатское! Армейское сразу бросил в таз отмокать и, через полчаса после купания, перестирал вручную, чем вверг маму в легкий шок – до армии носки отдавал ей стирать. - Димка, как ты изменился! – Сказала мама, рассматривая меня с интересом, наблюдая, с какой жадностью я ем ее котлеты и блинчики, фаршированные творогом. – Совсем взрослым стал. - Мам, я приехал на десять дней, успеешь рассмотреть и налюбоваться, про себя расскажи, про отца… Как нога? - На массаж походила, легче стало. Сама в магазины, на рынок хожу. Идти две остановки, дорога занимает сорок минут, у одного подъезда посидела, отдохнула, дальше пошла, чап-чап, до рынка дошла. Что надо купила, обратно пошла, дорога еще длиннее стала… Вечером пришел отец, прямо с порога крикнул: - Клав, от Димки письмо пришло! – Разулся, прошел в комнату, где мы с мамой сидели, увидел меня и растерялся. - О! А мы от тебя письмо получили, - протянул мне конверт. Когда ехал домой, думал: посижу час-другой с родителями и побегу к Милене, теперь понимал, что никуда от них в этот вечер не уйду, обижу, даже если они сделают вид, что не обиделись, осадочек останется. Весь вечер провели на кухне за ужином, как раньше, обсуждая дальнейшую мою жизнь. - У нас ребята по контракту остаются служить, мне тоже предложили. Не знаю, что делать. Парни присылают письма, все как один: работы нет, или платят такие гроши, что больше на проезды платишь. На контракт хоть какая-то надежда, что получишь деньги… - А опасность-то какая, - ахнула мама. – Где какая заварушка, вас первых пошлют. Забыл, как Тройниным сына привезли в цинковом гробу, а когда мать настояла открыть гроб, там оказались нарубленные тела. Каждый день по телевизору показывают то Грозный, то Буденовск. - Ты хотел на юрфак поступать, - напомнил папа, - или уже передумал? Думаю, мать права, придешь и сразу поступай, тебе после армии льготы полагаются, с такими баллами по аттестату пройдешь запросто. А работа найдется. Пока не женатый, можно устроиться на маленькую зарплату, главное, чтобы учебе не мешало. - Юристом не только на гражданке можно быть, военные юристы тоже неплохо пристраиваются. - Лучше военным юристом, чем контрактником, - обрадовалась мама. – Главное, высшее образование получи, а там разберешься. Когда уже спать ложился, мама пришла «благословить» на ночь: - Завтра на сутки иду, девочка одна попросила подменить, знала бы, что придешь в отпуск, не согласилась бы, а теперь деваться некуда. – Присела на край кровати, вновь рассматривала с легкой улыбкой. - Думала, придешь в отпуск, будем встречаться по утрам, да ночами, когда от Милены придешь. Спасибо, что сегодня нам уделил время, не убежал сразу к ней, уважил родителей. К Милене пошел утром, в надежде, что она на выходные никуда не уехала, а как подобает прилежной студентке, готовится к очередным экзаменам. Возле ее двери перевел дыхание, стараясь унять возбужденно бьющееся сердце, осторожно нажал на звонок. Щелкнул замок, дверь распахнулась, на пороге стояла смеющаяся Милена. Ее реакция на мое появление была неоднозначная - вначале с лица медленно сползла улыбка, потом проступили нотки растерянности, легкой досады, словно я ей в чем-то помешал, и теперь она не знала как себя вести – радоваться моему приходу или я некстати. - Дима, - подвела итог, оглянувшись в глубину комнату, откуда слышались веселые голоса. Отступила в сторону, предлагая войти, упрекнула. - Это так неожиданно, не мог заранее предупредить? Когда приехал, надолго? – Всмотрелась в меня, словно желая убедиться, что это именно я, улыбнулась. - Димка, не верю собственным глазам! – прильнула к моей груди. Из комнаты вышла Елена Антоновна, одетая в легкий брючный костюм, держала в руке соломенную шляпу. За ней следом с сумками вышел мужчина лет пятидесяти, или старше. Увидев меня, вопросительно приподнял брови, недоуменно взглянул на Милену. - Антон Александрович, познакомьтесь, мой школьный товарищ Дима Куприянов, - торопливо, словно извиняясь, представила Милена. - Так что планы поменялись, я никуда не еду. Мужчина хотел возразить, но Елена Антоновна радостно перебила: - Она права, Антон. Когда-то у Милены с Димой была близкая связь. Настолько близкая, что опасалась стать бабушкой раньше времени. И если бы Диму не забрали в армию, думаю, свадьба была бы не за горами. – Окинула меня веселым взглядом. - Я так понимаю, ты приехал в отпуск? Дней на десять? – и вновь стала пояснять мужчине. - Вот видишь, человек приехал в отпуск, для двух влюбленных сердец десять дней – это так мало! Оставим их, не станем мешать. Думаю, нам и без Милены не будет скучно на даче. – Говоря все это, переобулась в легкие кроссовки. Открыла дверь, желая выйти в подъезд, на пороге обернулась на Милену. - Надеюсь, ты будешь благоразумно себя вести. - Надеюсь, ты тоже, - улыбнулась в ответ, чем, кажется, задела мать, та вскинула гордо голову, ничего не ответив. Антон Александрович на прощание полоснул по мне неприязненным взглядом, едва протиснулся с сумками в дверной проем, не прощаясь с нами, стал спускаться за своей женщиной. Милена с силой захлопнула за нами дверь, повернулась ко мне, рассматривала с хитрой улыбкой, глаза лукаво блестели: - Ну, привет, Димася! - взвизгнула, бросаясь ко мне на шею, вопя в самое ухо. - Димка, если бы только знал, как мне не хотелось ехать на дачу «к общим друзьям». Представляешь: я, вокруг меня старперы и их старухи! – Наконец перестала вопить, положила ладони мне на плечи, смотрела весело. В доме было тихо-тихо, все звуки замерли, даже настенные часы остановились, которые минуту назад громко отстукивали время. Милена первая не выдержала, поцеловала меня с такой страстью, словно это она, а не я провел в армии год… Очнулся я, когда тело стало замерзать от сквозняка, сочившегося из приоткрытой форточки. Милена лежала рядом, с видом насытившейся кошки, хитро глядя в окно. - Ты такой голодный, - засмеялась тихо, заметив, что я пришел в себя и начал заново жить жизнью счастливого человека. - А ты нет? – повернулся к ней, с удовольствием рассматривая ее обнаженное тело, водя по нему раскрытой ладонью, готовясь к новому штурму. – Кто теперь тебя провожает до дома: физик, лирик? - Провожает?! – Милена рассмеялась. – Будущий отчим предоставил мне машину в любое время суток с личным шофером. Я пешком не хожу, в провожатых не нуждаюсь. – Потянулась за платьем. - Когда Елена Антоновна приедет с дачи? - Завтра вечером. – Засмеялась, легонечко поцарапав мою грудь острыми ноготками. - У нас с тобой вся ночь впереди, мы будем принадлежать только друг другу… Поэтому поднимайся, иди в душ и пошли гулять, а вечером на салют. - Какой еще салют? - Ты что, забыл? – Она рассмеялась, как смеются над маленькими глупенькими детьми. - Сегодня день города, значит, на набережной будет салют! После салюта предаемся разврату в любых формах, каких только пожелаешь. После душа сидели за столом, подкреплялись бутербродами, меня то и дело тянуло взглянуть в окна напротив, желая рассмотреть, что происходит за темными окнами. Милена заметила мои попытки, усмехнулась скептически, спросила равнодушно: - Любка знает, что ты должен приехать в отпуск? - Нет, мы прервали общение, не писали друг другу месяца полтора. - И ты молчал?! Не рассказал такую новость? – У Милены расширились от любопытства глаза, она даже есть перестала. - Кто первый оборвал переписку? - Я. Ты сама писала, что у Любки новый хахаль, какой-то там летчик-перелетчик, вот я и решил: может, летчик ее судьба, зачем мешать устраивать личную жизнь? Милена разочарованно сникла, она явно ожидала другого ответа, не знаю, какого именно, но только не то, что я сам оборвал с Любой отношения. Шел с Милей по улице, удивляясь, как она изменилась за год, в письмах это как-то незаметно, а сейчас видел – она стала более сдержанной, пропала ее истеричная нервозность, которая всегда вырывалась наружу при малейшем неудобстве. Научилась не замечать мужские взгляды, игнорировать заигрывания с их стороны. Раньше без умолку трещала о поклонниках, теперь оставалась равнодушной на очередной комплимент, словно относился не к ней. - Как тебе Антон Александрович? – поймала меня врасплох. - Эээ, мм, как можно судить человека, не зная его? – отделался неопределенным ответом. – Он жених матери? - Любовник! – фыркнула небрежно. - Правда, раньше числился другом семьи, ну я тебе писала. Мамочка не против стать его официальной женой, только он не торопится делать предложение. Конечно, ей жалко выпускать такого перспективного мужчину из своих когтистых лапок – при деньгах, хорошей должности, но годы берут свое. Как ни хорохорься, как ни следи за собой, а старость подкрадывается медленно и безоговорочно. Еще лет пять и все, вышла в тираж, молодые девочки на пятки наступают, и каждой хочется устроиться в жизни, где теплее и не так проблематичнее. - Ты тоже матери на пятки наступаешь? – ее рассуждения были неприятны. Раньше Миля не позволяла себе так отзываться о матери. - Не заводись, - посоветовала равнодушно. – Знаешь, что больше всего взбесило, когда родители подали на развод? ВСЕГДА с младенчества мне объясняли, КАКОЙ должна быть девочка, КАК она должна себя вести. Со школьной скамьи контролировали каждый мой шаг, убеждая беречь себя для мужа, не сметь иметь никаких добрачных отношений, даже не смотреть в сторону других мужчин: у тебя должен быть только один мужчина, твой муж, и ни кто другой! А потом оказалось, что у моего отца где-то «там» на стороне есть другая семья, у меня есть сводные братья и сестры. А мать, оказывается, на протяжении нескольких лет встречалась за спиной мужа с его другом. Меня держат в строгости, упрекая, что я не дождалась мужа, а сами что хотят, то и делают! Двойная мораль: мне ничего нельзя, им можно все! Да, их взгляды на жизнь, на супружество считала отсталым, старомодными, но они хотя бы вызывали уважение. Но после того, что произошло, видеть их обоих не могу, общаться с ними обоими противно – лицемеры! Так и хочется напомнить матери ее же слова: женщина должна знать только одного мужчину, чтобы ей не с кем было сравнивать. И папочке напомнить: замужняя женщина защищена своим мужем, как каменной стеной. Мимо прошли две девчонки, стрельнув в мою сторону зазывным взглядом. Я оглянулся на них, за что тут же получил чувствительный удар в плечо от Милены: - Охренеть! Это уже вообще открытое хамство! Идешь рядом со мной и строишь глазки каким-то козам! - Миля, только ты и никто больше! – заверил ее. Обнял, поцеловал в сурово сжатые губы – мне так нравится, когда она меня ревнует! Зашли в кафе, заказали мороженное, показавшееся мне настолько вкусным, что заказал, на потеху Миле, еще несколько порций. Потом пошли в сторону набережной, по дороге зашли в магазин, купили бутылку сухого вина по выбору Милены, что для меня стало каким-то открытием: когда же она научилась в винах разбираться? На набережной по мосту гуляли люди, некоторые заранее «застолбили» за собой места. Один мужчина принес с собой раскладной стульчик, сидел на нем, задумчиво рассматривая водную гладь и противоположный берег. Пустой рукав пиджака был засунут в карман, на груди тихо звенели медали. Не сговариваясь, спустились к самой воде, прошли по зарослям кустов на остров, где уже находилось человек десять. - Замерзла? – спросил у Милены, заметив, как она зябко поежилась, от воды тянуло холодом и сыростью. Обнял ее, тесно прижимаясь к спине, оплетая руками, целуя в теплую нежную шейку. Подумал про себя: если бы находились сейчас наедине, взял бы ее прямо на песке, под плеск накатывающих волн. Как же я ее любил и желал сейчас! Кто-то из зрителей произнес: - Десять часов, сейчас начнется. Вперед продвинули детей, чтобы им было лучше видно. Вначале услышали редкий залп, на черном небе вспыхнул свет и расцвел желтый цветок. Дети завопили от восторга, взрослые скуксились: что-то «жиденько». С каждой минутой цветы распускались все чаще и пышнее, заслоняя друг друга, мешаясь светом в брызгах. Мы не выдержали на последних выстрелах салютов: - Уууррааа! – покатилось эхом от одного берега к другому. - Уурааа! – завопила Милена, хлопая в ладоши, хохоча счастливо… Салют отгрохотал, мы постояли еще несколько минут в ожидании, но так ничего и не дождались, стали подниматься наверх. Вокруг было весело, все смеялись и шутили, помогая друг другу подняться по насыпи, обсуждая салют, сетуя, что длился он не долго, «в прошлом году был дольше». - Как думаешь, до двенадцати домой доберемся? – спросила Милена, показывая на автобусы, проезжающие мимо, переполненные людьми. Остановилась, опираясь на мою руку, вытряхнула из туфельки камушек. - Устала? - Даже если и устала, ты можешь предложить какой-то вариант? Все равно такси поймать невозможно, автобус отпадает сам собой, придется идти. – засмеялась. - Если бы Антон Александрович был в городе, можно было бы позвонить, что бы прислал машину, но увы и ах, ему приходится ухаживать за моей маман, вряд ли она его отпустит от себя. - И что же, мать устраивает ходить в его любовницах? - А куда ей деваться, - отозвалась равнодушно, словно речь шла о постороннем человеке. – С Тоником у нее давняя связь, к другому надо привыкать, подстраиваться, заново обольщать, а у нее уже возраст, ей это и не интересно, – хохотнула весело. - Знаешь, как отец узнал о ее измене? Я подсказала. Приезжает со своих очередных «учений» раньше на один день, а матери дома нет, он ко мне: где она? Ну я и сказала, что она на дачу к Антону Александровичу поехала. Отец сразу туда и застал их в самом разгаре – мать в простынях, Тоник без трусов. Ох, мать и орала на меня, даже предательницей назвала. Но я ей напомнила насчет верности жены, что муж должен быть единственным мужчиной в ее жизни. Мать сразу заглохла, больше слова не проронила. - Зачем же ты мать заложила? – слушать, как она подставила родного человека, было неприятно. Я не мог понять, откуда у нее столько ненависти к родителям? - А что, надо было защищать ее? – вспылила Милена. – Что ж она меня не защищала, когда отец меня воспитывал? Тебе не понять, ты не прошел через то, через что прошла я! - И что это «ЧТО»? – не выдержал, желая разобраться до конца. - Тебя отец когда-нибудь бил? – Миля остановилась посреди дороги. - Бил широким армейским ремнем, чтобы больнее было, чтобы пряжкой по попе?! У моего отца одно понятие: девочка во всем должна слушаться и подчиняться мужчине, только потому, что он – Бог! А чтобы наука лучше запоминалась, за малейшую провинность в угол на колени, пощечину за то, что посмела взглянуть на него «не так», головой о стену, чтобы не смела реветь, когда «мозги» вправляет. Я его с малых лет ненавидела! Думаешь, мать хотя бы раз за меня заступилась? Она ему еще под руку подзуживала, стращая: дочь подрастает, чтобы по рукам не пошла, сейчас учить надо, потом поздно будет. - голос ее дрогнул, она тихо заплакала, закрыв лицо ладонями. - Миля, родная, девочка моя дорогая, - обнял ее крепко, прижал ее белокурую головку к своей груди. - Обещаю, больше тебя никто не посмеет обидеть. Я всегда буду тебя защищать. Больше на тему «любовь к родителям» мы не разговаривали, старательно делая вид, что никакого откровенного разговора не было. Вспоминая, как Милена буквально тряслась от одного взгляда отца, охотно верил ее рассказу, и теперь оправдывал и понимал ее вспышки агрессии в отношении мужчин – возможно, в них она видела своего деспота-отца. …К дому мы подошли в начале первого ночи, так устав, что не было сил сразу подняться в квартиру. Вечер был настолько хорош, что хотелось насладиться им полностью, и даже ночная прохлада не пугала, мы согревались тем, что пили из бутылки вино. Сели в беседку, я расслабленно осматривал окна соседей, мысленно перебирая кто где живет. У Круглого в комнате горел свет, мне захотелось увидеть его прямо сейчас, несмотря на позднее время. - К Круглому зайти надо, узнать, как живет. Мы последние месяцы не писали друг другу, у него вечно какие-то срочные дела. Как он, все так же работает в качалке? - Понятия не имею, мне это как-то не интересно, - Милена устало и равнодушно зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Недавно видела Таньку. Помнишь Эдичку-шкафа, с которым отмечали Новый Год? Она теперь с ним встречается, с Круглым окончательный разрыв. - Серьезно?! – я был сражен! Эдичка-шкаф и хрупкая Танька?! Мой взгляд все время возвращался к окнам Любы, за которыми было темно. Как мне хотелось заглянуть в ее комнату хотя бы одним глазком! Может, с родителями кино смотрит – в их комнате мерцал голубой свет. Интересно, какая у нее была бы реакция, узнай она, что я в данный момент сижу во дворе? Мимо нас по дорожке прошла парочка, обнимаясь и целуясь на ходу. Они были настолько увлечены друг другом, что не заметили нас, прошли мимо, мы с Миленой невольно притихли, у меня вдруг сердце забилось громко и часто, а Милена, изогнувшись назад через мое плечо, проводила поворотом головы. - Ну вот и наша главная героиня, - произнесла с сарказмом Милена. - Кто это? Парочка остановилась возле подъезда Любы, то тихо разговаривали, то смеялись, то, дурачась, дрались. И тут я понял причину своего волнения, и уже хотел окликнуть подружку детства, уже хотел бежать к ней, как Милена зажала мой рот ладонью: - Тише, молчи! – хихикнула иронично. - Зачем мешать, им так хорошо сейчас вместе, мы будет лишними… - всплеск восторга от неожиданной встречи утих, я стал заполняться обидой. Милена поддала жару. - Что она тебе писала насчет своей любви? Так кто из нас двоих тебе врет? Какой он у нее по счету? - Идем домой, что-то прохладно стало, - поднялся решительно. Мне не хотелось обсуждать поведение Любы, только подумал: как хорошо, что сейчас темно и Милена не видит мое лицо. А еще подумал, что сам дал свободу Любе, зачем-то внушая, что у каждого из нас своя дорога, вместе нам не по пути… Проснулся ночью из-за того, что из форточки тянуло сигаретным дымом. Рядом Мили не было, я повернулся и увидел ее, стоявшую у окна, курившую сигарету. Это стало каким-то шоком, раньше она не позволяла себе подобных вольностей, считая, что сигареты наносят вред женской красоте. - Миля! – окликнул изумленно, она не обернулась, словно не слышала. - Это что такое?! – спросил строго. Поднялся, подошел к ней, решительно вырвав зажатую сигарету. Она взглянула на меня с такой ненавистью, что я отшатнулся – такой Мили я еще никогда не видел. Она толкнула меня в грудь, вырвала сигарету, демонстративно глядя на меня, сделала глубокую затяжку, медленно выдохнула в меня дым: - Никогда не смей мне указывать, что делать, что нет! – посоветовала жестко и властно. – Если что-то не нравится, встал и ушел, но не воспитывай. Я вышла из подросткового возраста и сама для себя устанавливаю правила. Я смутился, не зная, как реагировать: вообще-то она права, я слишком много на себя взял, возомнив себя над ней руководителем. Да, мне не нравится, когда женщина курит, когда от нее пахнет, как от пепельницы, и пальцы желтые, но я не имею право навязывать свое мнение Милене. - Прости, не хотел тебя обидеть, просто сам растерялся. Ты всегда была противницей подобных забав… - Дим, не демонстрируй мне моего папочку, ты знаешь, как я отношусь к родительской заботе, – потушила сигарету в пепельнице, задумчиво смотрела на окна Любы. – Как думаешь, какая у нее была бы реакция, узнав, что ты сейчас лежишь в моей постели? - А тебе не кажется, что Любы всегда было слишком много в нашей жизни? – я все еще чувствовал обиду. – Заметила: о чем бы мы ни говорили, вновь возвращаемся к ней. Она всегда между нами. - Милена неопределенно усмехнулась, положила ладони мне на плечи, заглянула в глаза. - Может, зря я не разрешила тебе ее окликнуть? Представляешь, что было бы, знай она, что мы стоим сейчас и смотрим на ее окна? От нее пахло дорогими сигаретами, незнакомо, но настолько маняще, словно рядом стояла другая, новая женщина. Мы принялись целоваться, и к моему удивлению никакого отвращения к курящей женщине я не испытал, наоборот, меня это завело с новой силой… Весь следующий день мы провели с Миленой в постели, даже одевались по-минимуму, когда переходили на кухню перекусить. И только к вечеру навели в квартире порядок, убрав следы буйств, чинно сели в комнате перед телевизором. Елена Антоновна приехала часов в пять, одна, без своего любовника. Принесла охапку тюльпанов и сирени, счастливо похвасталась дочери: - Посмотри, красота какая! Тоник всю дачу ободрал… Хорошо, что не поехала с нами, там были люди не твоего возраста, – взглянула с сарказмом в мою сторону. - А вы, Димочка, так и не уходили со вчерашнего утра? Надеюсь, вы здесь с Миленой не скучали. - Не скучали, не скучали, - засмеялась Милена, ответив вместо меня. - Это вы, старички, грустите, что жизнь почти прошла и вам только и остается, что вязать носки и воспитывать внуков. А нам, молодым и энергичным, скучать не приходится, у нас все впереди – и радость, и удовольствие! Ты, мамочка, иди, отдыхай после шашлыков, мы как-нибудь здесь сами, без нравоучений. Цветочки оставь, - крикнула в спину матери, но та сделала вид, что не услышала. Засмеялась, шепнула без обиды. - Жадина! - Что завтра делать будем? - Мне завтра в универ к двенадцати, не знаю, когда освобожусь. А послезавтра билеты в театр на премьеру закуплены. Я ждала ее полгода, и ждать следующей премьеры не очень хочется, неизвестно, будет ли она. К тому же не хочется портить отношения с Антоном Александровичем, он в дальнейшем может пригодиться. Сказать, что я был сражен ее словами, не сказать ничего. Приехал, называется, в отпуск к любимой девушке. Думал, с Миленой расставаться на минуту не будем, она ради меня в универ ходить перестанет, а оказалось, она больше какую-то премьеру в театре ждала. - А мне эти два дня что делать? - Придумаешь что-нибудь, - отозвалась равнодушно. …Пришел домой, мать с отцом смотрели телевизор. - Пришел, бродяга! – вместо приветствия сказал весело отец. - А мы с матерью пари заключили, когда ты домой вернешься. Я уверял, что еще увидимся, а она говорит, что ты от друзей и сразу на вокзал с вещами. Я выиграл. - Мам, есть хочу. Мама подхватилась, радостно побежала выгружать из холодильника все, что успела наготовить за два дня. А заготовила она не слабо: здесь и котлеты, и блинчики с мясом, и перцы фаршированные, главное, торт со сгущенкой! Чтобы у нее, да для любимого сына не нашлось чего-нибудь вкусного? Отец пришел следом, вроде как водички попить, от угощения отказался, сославшись на то, что уже некуда впихивать, в доказательство своих слов погладил округлившийся за два дня живот. - Ты уедешь, мне еще неделю доедать придется. Ты рульку в пиве попробуй, я пока половину не съел, оторваться не мог… - Да ладно тебе! – отмахнулась мама. - Дай поговорить нормально, – села напротив меня, с ласковой улыбкой спросила. - Ну, рассказывай, где пропадал два дня? Кого, кроме Милены видел? Я засмеялся: вот кто не променял бы встречу со мной ни на какую премьеру в театре! Как же они соскучились по мне! На другой день позвонил Фукачеву, тот обрадовался, предложил встретиться вечером в кафе, сославшись на то, что дома кавардак – мать с Варварой и сыном уехали на дачу, так он решил к их приезду ремонт сделать, стены ободрал, потолки смыл… - …на этом все и закончилось. Неделя ведро с разведенным клеем стоит, - весело и смущенно закончил Андрей. – Времени ни на что не хватает. Приду домой, спать лягу, через час звонок. Поесть нормально не успеваю, на пирожках из ларька третий день сижу. - Видеть его было радостно, разница в возрасте по-прежнему не чувствовалась, он так и остался для меня старшим братом. – Ты-то как, не передумал еще в юридический поступать? Если что, могу помочь, у Варвары, оказывается, дядька в универе преподает сопромат, если трудности какие будут, можно через него попробовать. Только чур, - взглянул строго, - уговор: моим доверием не злоупотреблять, не лодырничать и меня не подставлять… Вечером пошел в качалку к Круглому, как знал, что застану его здесь. Круглый даром время не терял, за год организовал деятельность, переписав клуб на себя, став его директором. Хороший карьерный рост для парня в 19 лет, а тут год жизни – псу под хвост. Круглый на мои хвалебные речи только рассмеялся: - Нас директоров здесь трое, я бы один не справился с этим, - он с гордостью оглядел зал. – Иной раз думаю: на фига мне это институт, я без него смогу раскрутиться. У меня такая задумка классная, но нужен надежный компаньон и желательно с деньгами, - взглянул на меня с надеждой, но я ему ничем не мог помочь. Он говорил только о качалке, о новом, более просторном помещении, об оборудовании. Его не интересовала моя жизнь, моя служба в армии, мои планы на будущее. Я понял: друг детства от меня настолько далеко, что нас больше ничего не связывало, никакие игры в одной песочнице, ни клятва, когда-то данная друг другу, быть братьями. Исчезни я сейчас, и он когда-нибудь вспомнит меня, вздохнув с грустью: эх, был у меня друг детства, давно не виделись. Надо бы ему позвонить, встретиться, да все дела, дела. Да и телефон его я куда-то подевал… В качалке было душно, пахло потом, тусклый свет освещал ринг, на котором боксировали два парня, и Круглый то и дело отвлекался на них. Возвращался ко мне, задавал вопрос, но не удосужившись выслушать ответ, вновь бежал к тренирующимся на тренажерах, показывал правильность движений, что-то поправлял, объяснял. Когда я собрался уходить, показалось, что он испытал облегчение – ему было интереснее проводить занятия, чем общаться со мной. Шел домой, с грустью думая, что год равен десяти - все оказались не такими, какими виделись раньше, как я представлял. И теперь еще больше хотел посмотреть: какой стала Люба за этот год, в кого она перевоплотилась?   Я сидел в сквере перед медколледжем, ожидая конец занятий, от нечего делать рассматривая проходивших мимо девушек, неспешно поедая вторую порцию шоколадного мороженого. Недалеко от меня крутился курсант, то и дело посматривая  на часы и окна колледжа, время от времени махая рукой, после чего смотрел в мою сторону с любопытством. Видать признал «за своего». Ну и я принял его авторитет, поняв, что он человек опытный, не впервой под окнами стоит. Поэтому, когда он рванул к дверям колледжа, я бросился за ним, стал так, чтобы было видно выходящих. Двери широко распахнулись, площадка в одно мгновение заполнилась девушками, среди которых изредка мелькали парни. К курсанту подбежала девушка в очках, что-то сказала веселое, и они оба уставились на меня, рассматривая, словно чудо какое. Мне даже неудобно стало: я им что, знаменитый актер, и они пришли на мой спектакль? Вот еще девчонка, армянка, так откровенно на меня уставилась, что я осторожно оглядел себя – может, я мороженым испачкался? И вот еще одна – идет не спеша, сумкой эдак кокетливо помахивает, а сама лыбится во весь рот. Фигура, как у манекенщицы, ноги, словно столяр выточил, а грудь… На блузке пуговки расстегнуты, и в вырез видны две белые полоски, тесно прижатые друг к другу, упругие, как щечки ребеночка. Я как эти полоски увидел, больше уже на девчонку не смотрел, как же мне хотелось в эти «щечки» носом уткнуться, зарыться в них лицом, сдавив с двух сторон ладонями! А девчонка подходит близко, становится напротив и смеется. Я взгляд поднимаю, и у меня сердце кааак скаканет вверх! - Любка! - Димка! - взвизгнула Люба и наконец-то бросилась мне на шею, вопя в ухо что-то страстное и восторженное. Отстранилась, посмотрела и опять принялась тискать с прежним темпераментом. – А я тебя в окно увидела! Только-только письмо тебе написала, хотела сейчас отправить, смотрю, а ты под окном стоишь! Несколько девчонок собрались недалеко, наблюдая нашу встречу, армянка сказала: - Ну вот, дождалась своего Димку. Курсант со своей девчонкой помахали нам с Любой и пошли своей дорогой. Мы с Любой двинулись следом, я забрал у нее сумку, забросил на плечо, согнул руку в локте, предлагая уцепиться. Уцепилась спокойно, уверенно, а всего лишь год назад держалась бы на пионерском расстоянии. - Ты когда приехал, на сколько? – Люба рассматривала меня счастливыми глазами, из которых буквально лился золотой свет. - Да я уже здесь четыре дня, - ответил беззаботно, заметив, что улыбка у нее застыла на губах, а свет в глазах стал гаснуть. - Еще шесть дней осталось, так что гуляю и ни о чем не думаю. - Спасибо хоть на четвертый день обо мне вспомнил. - Ой, можно подумать, ты без меня грустила и скучала… - Ну что ты, - вскинула гордо голову, - не совсем грустила, не совсем скучала. Я перед собой цель поставила стать лучшей в группе, так что над учебниками сижу, зубрю, скучать некогда. К остановке подъехал автобус, не сговариваясь, побежали к нему со всех ног, и, едва заскочили, двери захлопнулись. Люба протолкнулась вперед, я, стараясь не потерять из поля зрения ее затылок, двинулся следом. Она все время оглядывалась на меня, словно боясь, что отстану и потеряюсь. Мы пролезли на заднюю площадку, где было народа еще больше, нас вдавило друг в друга, ее коленка прочно втиснулась между моих ног, грудь упруго впечаталась в мою. Она вопросительно подняла смеющийся без смущения взгляд, что-то тихо сказала. Я не расслышал, наклонился к ней, чтобы переспросить, в этот момент автобус тряхнуло, и наши губы встретились. Это было так неожиданно, что мы растерянно застыли, а потом принялись целоваться, никого не стыдясь, словно это было в порядке вещей… Я сразу понял, что у Любки по поцелуям большой опыт, так нельзя целоваться без частой практики. Милена  права, говоря, что Люба не такая уж и скромница, больше притворяется. Может, Люба за этот год не только поцелуям научилась? - Ну, как жила без меня, сестренка, - спросил, оторвавшись от ее губ. – Только не рассказывай сказки про то, как верно ждала, учти, я все знаю, и не от Милены. Лично видел, как ты с парнем у подъезда стояла, – я едва сдерживался от смеха, наблюдая, как у нее растерянно мечется взгляд, и она пытается продумать варианты ответа. - Думаешь, на понт беру? Давай, вспоминай день города, с кем ходила на салют? Глаза ее испуганно расширились, взгляд остекленело замер, и она покраснела так, что конопушки на ее носу исчезли. Ее словно невидимая рука отшвырнула в сторону, что для меня послужило новым поводом прижать ее плотно к окну. - Я тебе писала о нем, - залепетала испуганно Любка, желая оправдаться. – Кеша, Иннокентий, он курсант летного училища. Я ему рассказала про тебя, и он согласился быть просто другом… - Ага, как я тебе старшим братом. С друзьями взасос не целуются! - Даа?! – Любка наконец-то пришла в себя, глаза ее вспыхнули злорадным огнем. - А ты мне кто, жених, чтобы перед тобой отчитываться, с кем целуюсь? Прежде чем с меня отчет требовать, ответь: сам-то что делал в нашем дворе, как там оказался? К Милене в первый день прибежал, обо мне только на четвертый день вспомнил, еще упрекать смеешь? Сам себя назначил моим братом, и нечего теперь предъявлять права как на собственность, – Люба осуждающе сжала губы, я, желая разрядить обстановку, чувствуя, что излишне погорячился в упреках, миролюбиво предложил: - Ладно, давай замнем. Признаю: был не прав. - Люба взглянула с упреком, не понял, что хотела сказать, но поторопился спросить. - Как родители, Тася? - Ты же не знаешь еще ничего! – подпрыгнула Люба на месте от волнения. - Главная новость: Тася замуж вышла! - Как?! Что, Юрку выпустили? - Нет, - Люба сникла, стыдливо произнесла, - она за другого замуж вышла, уже беременная. Таська, тихоня! Вспомнил ее образ, слова, заверения, что будет ждать Юру, что ей никто больше не нужен! Прошло три года, и вот уже жена другого, скоро станет матерью. -А ты что? – спросил, пытаясь по ее лицу понять: оправдывает сестру или осуждает? А если оправдывает, то какие слова находит? - Я ей не судья, у нее совесть есть, пусть с ней сама разбирается. Вышли с автобуса, подошли к арке, Люба взглянула неуверенно: - Зайдешь к нам? Я как чувствовала, вчера капустный пирог пекла. - Зайду, поздороваюсь с тетей Верой и дядей Мишей. - А их нет. Папе операцию сделали, мама сегодня у него дежурит. У подъезда сидели бабки (куда ж без них!), мы с Любой проскочили мимо, поздоровавшись вскользь, опасаясь, что они меня узнают, начнутся расспросы, а мне ни с кем из них разговаривать не хотелось. Мы бежали по ступеням, хохоча, обгоняя, сталкиваясь, стараясь первым оказаться у цели. У двери я ее поймал, пока она искала в сумке ключи, не утерпел, хитро спросил: - Не боишься, что в квартире мы будем совсем одни? Она стрельнула в меня не менее хитрым взглядом, засмеялась: - Я - нет, а ты? – распахнула дверь, пригласила. - Входи. Снял обувь, Люба подала тапочки дяди Миши. Прошел знакомым коридором, по знакомым комнатам – все тот же пупырчатый лаковый шкаф, полки, сделанные по заказу тети Веры. Люба остановилась позади меня, тоже рассматривала свою комнату, как будто впервые видела. Я подошел к окну, взглянул на окна Милены, потом стал так, чтобы она меня случайно не увидела. - Ну, ты тут располагайся, я на кухню… - Люба бросила сумку в кресло, упорхнула, как будто ее здесь не было. Я подошел к полкам, желая посмотреть, чем теперь увлекается Люба – раньше здесь стояла любовные романы, теперь справочники, атласы по анатомии. Похоже, она на самом деле решила стать лучшей в группе. Потянулся за учебником, желая посмотреть, что она там изучает, нечаянно локтем толкнул стопку общих тетрадей, та покачнулась, и несколько тетрадей упали на пол. Я торопливо постарался навести порядок на полке, поднял одну из раскрывшихся тетрадей, невольно бросив взгляд на исписанный лист… и замер! Это был либо дневник, либо Любкин роман. Озираясь на дверь, прислушиваясь к движению в квартире, пробежал взглядом по строчкам, выхватывая куски написанного: «…- Какие-то ханжеские мечты, - поморщилась брезгливо, - не разочаровывай меня. Погоди, а под «мужем» ты, случайно, не Куприянова подразумеваешь? - решительно, как отрезав, сказала. - О нем забудь, он никогда тебе не достанется, я никогда не разрешу ему к тебе приближаться… и другим парням, кстати, тоже, – улыбнулась коварно, наблюдая за моей растерянностью. – Война, так война, если не мне, то, как говорится, "не доставайся же ты никому", оставайся старой девой. Как только у тебя на горизонте появится парень, я стану между вами и заберу его себе. И пока он будет вызывать у тебя к себе интерес, от себя не отпущу. - Вот и прекрасно, пока ты удерживаешь Диму, сегодня с вечера я уйду с Денисом. Не сможешь же ты разорваться пополам между ним и Димой…. Дима может узнать, что ты ему изменяешь, и тогда вернется ко мне, а я его прощу, в пику тебе, чего бы мне это ни стоило. Рано или поздно Димка все равно будет со мной, вволю наигравшись тобой и поняв, какая ты на самом деле. - Никогда! Я сделаю так, что для него ты будешь равна нулю, он с легкостью ОТКАЖЕТСЯ от тебя, предаст, СДАСТ и сам толкнет в мои объятия. Спорим? – протянула руку. - Какой же ты тяжелый, мстительный человек…» ЭТО ЧТО?! У меня минуты сомнения не было, что диалог не плод Любкиной фантазии, он реально произносился, но кем?! Кто была вторая девушка, которая подбивала Любу к сделке? Вспомнил Новый Год, когда мы дружной компанией собрались у Круглова дома и как Люба кричала: «Она говорит, что я останусь старой девой!» Я тогда подумал, что Люба напилась, и ее крик – пьяный выброс эмоций. Теперь понятно поведение Милены – их спор еще не выигран, каждая из них желает оказаться победителем, захватив знамя, и этим победным знаменем оказался Я. У меня голова пошла кругом. Две девушки, каждая по своему для меня дорога и любима, поставили меня, как вещь, на кон… Опять вспомнил Новый Год, как Люба спросила: «Ты за меня?» Что я ей тогда ответил? «Я за тебя, но условия для всех одинаковы». Да, Миля оказалась права, я сам толкнул Любу в Милины руки. Стоило только сказать, что загаданное желание не корректно, и никакого поцелуя между девчонками не было бы! Я чувствовал себя сейчас апостольским Петром, отрекшимся от Христа. «Так вот кто я на самом деле, не жертва, я – Петр. Миля показала мое настоящее лицо, а Люба великодушно простила… или нет, и продолжает действовать в своих интересах?» Я торопливо засунул тетрадь между другими тетрадями, сел на диван и вовремя – звеня чашками на подносе, вошла Люба. Случайно или нет, но, проходя мимо, коснулась ногой моего колена. Нога у нее бронзового цвета, загар ровный, так и хочется погладить, я и погладил. Раньше за подобное она бы мне поднос на голову опустила, а сейчас Люба хихикнула, взбрыкнула, как игривая кобылица. Дождавшись, когда она поставит поднос на стол, обхватил ее за талию, повалил на диван, принялся целовать, и она сразу отозвалась, приняла меня, не демонстрируя нарочитую скромность. Перед глазами стояли строки из дневника: «…Дима узнает, что ты ему изменяешь, и тогда вернется ко мне, а я его прощу, в пику тебе, чего бы мне это ни стоило…» Теперь понятно, почему каждая из них с удовольствием в подробностях описывает сопровождающих противоположной стороны – для победы все средства хороши. Милене стало скучно и она уже готова признать ничью, но Люба продолжает бороться, потому и привела меня к себе домой, зная, что ее планам никто не помешает… Моя ладонь скользнула под юбку Любы, нога с одной стороны была прохладная, а с другой горячая, как кипяток. Нащупал трусики, вопросительно взглянул на Любу, молча спросил: можно? Я дал ей право выбора – если откажет, настаивать не буду, хотя придется нелегко. Она смотрела на меня напряженно, сухо блестя глазами, сжав губы. - У тебя уже было с кем? – спросил на всякий случай. Вопрос вверг ее в замешательство, видимо, такого услышать не предполагала, и потому на короткий миг оторопела: - Для тебя это имеет какое-то значение? - Да или нет? – стало интересно, заподозрив неладное: а что это она сразу юлить начала, прямо не отвечает? Она вдруг усмехнулась, в глазах появился огонь: - А если «да», то что тогда? Лучше бы она промолчала! У меня враз все желание к ней пропало. Резко отдернул руку от ее ноги, чем развеселил, она рассмеялась: - Что такое Димочка? Когда ты первый раз пришел к Милене, тебя же не смущало, что она УЖЕ не девственница, а я чем хуже? Я поднялся, поправил одежду, отсел от нее подальше. Люба перевернулась на бок, подперла голову рукой, рассматривала меня нагло, с откровенной насмешкой. - Откуда про Милену знаешь, что я не первый у нее? - Столько опыта в шестнадцать лет! Такому по книжкам не научишься, без практики теория глохнет. - По себе судишь? И кто этот счастливчик, кому перепала честь сорвать нераспустившийся бутон, - сыронизировал раздраженно. - Ты о ком, обо мне или о Милене? – сравнение с бутоном ее не задело, как хотел, а развеселило. - О тебе. - Не помню, давно было, уже забыла. Еще вопросы будут? Я решительно поднялся, направился к выходу, она одним прыжком оказалась впереди, закрывая собой дверь. - Ты чего так разволновался? Почему мне нельзя то, что с такой легкостью прощаешь Милене? – вся напряглась, раскраснелась. - Ну хорошо, не было у меня никого, доволен? - Это легко проверить, - усмехнулся ей в лицо. - Ну так в чем дело, проверь, – не испугалась шантажа. Не сводя с меня глаз, стала медленно поднимать юбку по бесконечно бронзовой ноге. Юбка поднималась все выше, и вот уже мелькнула розовая полоска трусиков, и я вдруг испытал такое возбуждение, какого никогда не испытывал даже с Миленой. А Любка замерла и вкрадчиво спросила, придавая голосу особую окраску: - Дим, а если я окажусь «девочкой», ты женишься на мне? Представляешь, если тетя Клава узнает, что ты меня обесчестил, а потом позорно сбежал? Получается, ее сын подлец! Я попятился от нее: она чокнутая! Сейчас с ней пересплю, потом она придет к моей матери, и мать не будет разбираться, кто кого соблазнил! Любка вела себя, как уличная девка, предлагая свои услуги по первой похоти, из-за какого-то давнего спора! Две самки сцепившись за самца, не зная, что еще предпринять, чтобы оказаться впереди соперницы. В другом случае над создавшейся ситуацией я бы только посмеялся, наблюдая за «побоищем», но сейчас дело касалось МЕНЯ, и кто бы из них двоих не выиграл, я в любом случае окажусь в проигрыше – это не я выбираю, мною двигают по шахматной доске, как пешкой… Я бежал по улице, меня трясло, перед глазами маячила розовая полоса трусов на бронзовой ноге, к которой хотелось прикоснуться, вновь ощутив жар и прохладу одновременно. Остановился возле тетки, что продавала квас в маленьких ярких пластиковых бочках, заказал большой стакан красного кваса, любимого с детства. Сел на скамейку, наслаждаясь напитком, принялся рассуждать: а что, собственно говоря, произошло? Что больше всего задело? Нет, не то, что спорили на меня, а то, что узнал поздно, случайно, и упустил время. Что ж, девочки, игра так игра, каждый из нас играет по своим правилам, и теперь Я вас буду использовать, пока МНЕ это не надоест. Рядом со мной присела девушка с лимонадом в стакане. - Вкусно? - кивнул на пластиковый стаканчик. – Советуете, или не стоит? А давайте я вам возьму квас, а себе лимонад и сравним у кого вкуснее. Мы поболтали ни о чем, посмеялись, решили пойти в кино. Но на сеанс опоздали, следующий был только через два часа, поэтому провели их в детском садике, в одной из беседок, где познали друг друга от и до.