Окно напротив

Ну, вот ни дура ли я?! Наговорила на себя черте что! А как вела себя вызывающе, до сих пор стыдно вспомнить – юбку задрала до самых трусов. Что Димка подумал обо мне, лучше не фантазировать, видела, какой ужас у него был на лице, несся через двор, как угорелый. На следующий день прихожу в колледж, ко мне сразу Роксана с Кристиной подходят: расскажи во всех подробностях, как прошел вечер встречи, к которому готовилась целый год! Мне скрывать нечего, я и выложила, как было, девчонки потом полчаса хохотали, никак успокоиться не могли. - Ты его напугала своей откровенностью, - сделала вывод Кристина. - Он теперь к тебе близко не подойдет без свидетелей. - Кто ж на мужчину так бросается? - добавила Роксана. – Ты его так напугала, он теперь всех девчонок избегать будет. Я приуныла: кто ж знал, что мужчину можно напугать такими мелочами? Я думала наоборот, мужчины любят темпераментных, активных женщин. Что ж мне так в жизни не везет, кажется, уж все имею, что надо – не уродка, другим парням нравлюсь, а Димка как от чумной убегает. От Миленки не убегает, с ней запросто, без упреков и допросов: с кем была, когда была! Смотрю на Кристину – счастливица! Ей с первого раза все удается. Правда, последнее время ходит в глубоких раздумьях – муж на последнем курсе, сейчас уедет по распределению, а ей что делать без него целый год? Говорит: брошу учебу, поеду за мужем. Мы всей группой уговариваем не дурить, хорошо подумать. За дело взялась Роксана, так мозги прочистила мужу Кристины, что тот приказал строго: учебу не бросать, окончить колледж с красным дипломом, реветь прекратить! Год – не вечность, когда-нибудь закончится. Кристинка сразу успокоилась, и все экзамены сдала на пятерки! Вот что значит получить стимуляцию от мужа! У меня не так все радужно, по теории четверки, зато по практике пятерки, в дневнике записи от врачей с благодарностями, на словах приглашая после колледжа приходить работать именно к ним: «Возьмем с удовольствием, нам такие медсестры нужны». После выпускного в летном училище позвонил Кеша, предложил встретиться. Я сразу решила поставить все точки над i, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. - Люб, я распределение получил, - смотрел выжидающе. Я молчала. - Предлагаю год переписываться, окончишь колледж, получишь диплом, приедешь ко мне, и мы поженимся… Как могла мягко, спотыкаясь на каждом слове, постаралась объяснить, что мне есть кому писать письма, он был ранее предупрежден и принял мои условия, поэтому у нас ничего серьезного быть не может. И вообще, зря мы вернулись к прежним отношениям, ничего хорошего из этого не получится, это только еще больше запутало, в частности меня… Расстались с Кешей в арке дома, целуясь до одури, заверяя всегда помнить друг о друге и не держать зла… Мимо шла тетя Соня с сумками, остановилась, постояла, тяжело вздыхая, но поняв, что я ей помогать не собираюсь, пошла дальше. Прихожу домой после расставания с Кешей, мама сразу набросилась с вопросами: - Мне Соня сказала, ты с парнем в арке стоишь, я сразу поняла – с Кешкой встретилась! Ну, что он сказал? - Предложил год ждать, пока учусь, потом женимся. - Ну?! – вперила в меня умоляющий взгляд. - Сказала, что буду ждать Димку, мне никто кроме него не нужен. Мама в ужасе отшатнулась, открыла рот, смотрела на меня, как на тяжело больную, с сожалением. - Господи, - простонала со слезами в голосе, - да что ж ты дура такая?! Какого парня упустила!   Думала, летом отдохну на законных основаниях, но мама разнылась, что набрала в долг денег отцу на операцию, теперь их надо отдавать, и мне пришлось идти на временную работу без записи в трудовой. Устроилась санитаркой в женскую консультацию – полдня работаешь, полдня отдыхаешь, красота да и только! Заведующая попалась понимающая, особо не придиралась. Главное, чтобы было в коридоре чисто и вовремя подметено. Какая грязь летом, разве только после дождя, а так сухо, с улицы ничего кроме песка нанести не могут. Утром дома полы помою, обед приготовлю и бегом на пляж с Роксаной. Загорела до черноты, волосы на солнце выгорели, стали светлым на корнях, как ореол на солнце светится. Парням нравится, они активно заигрывают, приглашая на свидание. Смотрят, как я «по-собачьи» плаваю, предлагают свои тренерские услуги, обещая научить ВСЕМУ за один вечер. Роксана «завидует»: - Себе, что ли, в рыжий цвет покраситься? Я только хохочу – всю жизнь страдала, что обзывали рыжей, а теперь оказалась в центре внимания именно из-за цвета волос… После пляжа бегу в консультацию, пройдусь по коридору, загляну в туалет - чисто? Чисто! Можно с девчонками в регистратуре посплетничать о женихах… …Приходила Тася с зеленым цветом лица из-за токсикоза, жаловалась, что Коля ее бесит буквально во всем. - Вроде бы тихий, голос не повышает, но с утра до вечера: бубубу! Зудит, зудит! Рубашку не так погладила, носки чистые не подала, не в ту тарелку суп налила. Утром побреется, столько одеколона на себя выливает, после него полдня комнату проветриваю. Меня от запаха тошнит, я задыхаюсь, прошу не лить на себя столько одеколона, а он: а если я инфекцию занесу? Есть сядет, со стула зад не поднимет: подай соль, нарежь хлеб, налей воды. Мне плохо, мне бы полежать, но попробуй уйди, сразу обижается: тебе на мужа наплевать, эгоистка, только о своем удобстве думаешь. Мама от жалости к Тасе плачет, меня трясет от злости: пигмей недоросток! Да тебе на Тасю молиться надо, что внимание обратила. Коля к нам на выходные придет, мама не знает, чем его умаслить, как угодить, на стол, как на свадьбу собирает. Коля весь скривится, ради приличия это отщипнет, это надкусит: я такое не ем, я такое не люблю. Что бы ни было приготовлено, у него всегда не досолено, пересолено. Мама уже боится ему что-либо подавать, шепчет Тасе: «Ты уж сама ему готовь, я угодить не могу». Зато Коля меня боится, я на каждое его слово десять найду, чем ответить. Начнет маме жаловаться, что Таська ему носки не постирала, я сразу руки в боки: - А самому слабо? Боишься, руки сотрешь, если свои же носки постираешь? Он: Два дня ходил с оторванной пуговицей, жена не замечала, пока не сказал. Я: Ты в армии иголку с ниткой держал, воротнички пришивал? А пуговицы пришить еще легче, главное, в дырочки попасть, а не в палец. Тасе внушаю, чтобы она больше о себе и ребенке думала: - Пользуйся моментом, пока беременная, легла и лежи, ноги вверх! Но от моих советов ей только хуже, новый скандал, уже со свекровью: «Ты что разлеглась, у тебя муж с работы пришел, есть нечего, второй день рисом с котлетами давится. Я приучила Колю к свежей еде», а Тася от слабости еле ногами двигает. Однажды Коля не пришел с работы, свекровь Тасю затерзала: - Что ты за жена такая, лежишь, когда мужа нет?! Вставай, иди, ищи его. Может, с ребятами выпил, лежит где, подняться не может. Тася только что вышла из туалета, где ее минут десять наизнанку выворачивало, до кровати дошла, держась за стенку, на кровать свалилась снопом, чтобы отдышаться. Слова свекрови, что ей надо бегать по улицам искать пьяного Колю, потом тащить его домой, вывели из себя, она и ответила в сердцах: - Да пошел он на хрен! У свекрови челюсть отвисла, такого ответа она не ожидала! Тут уже досталось всей нашей родне: я – шалава, ни одного парня не пропущу, под каждого лечь готова; отец больной – это Господь его наказал за жадность, обещал на свадьбу три ящика водки, а дал только два; мать – просто потому что она наша мать, и воспитала недостойных дочерей, которые никого не уважают. Коля пришел утром, объяснил: зашел выпить к другу, нечаянно напился и уснул. А Таська в это время с животом и токсикозом должна была бегать по улицам искать заблудшего мужа! Свекровь с радостью передала слова Таси в его адрес, Коля на жену обиделся, принялся упрекать: а если бы с ним что случилось, а если бы его машина сбила, она так бы и продолжала на кровати лежать? Тасины оправдания, что ей самой в тот момент было плохо, слушать не хотел. Свекровь несколько дней на Тасю рычала: «Как только твой поганый язык повернулся так на мужа сказать?!» - Не любишь ты меня, - сделал вывод Коля. - Зато ты обожаешь, днем и ночью заботишься, - Тася уже не пыталась скрывать своего отношения к нему. Все лето у них прошло в скандалах, а в сентябре Тася пришла к маме, попросила робко, боясь услышать отказ: - Можно я назад вернусь? Сил моих больше нет со свекровью жить, каждый день поедом ест, упрекает во всем. Коля, если со мной не пойдет, пусть остается, я согласна на развод, мне все равно. Не знаю, как Тасе удалось уговорить Колю съехать от матери, но к нам домой они приехали вместе. Мама перед зятем не знала как угодить: он только с работы придет, она бежит его встречает, за стол усаживает, только его кушанья подает, полотенце наготове держит, чтобы он пальцы вытирал. Сядет Коля за стол, окинет важным взглядом выставленные перед ним блюда, спросит, кто готовил: если узнает, что мама или я – тарелку в сторону отодвигает, даже не попробует. А скажем, что Тася, ест, хоть и морщится, брезгливо каждый кусок рассматривает. Поест, уйдет, папа ему вслед плюнет: «Глаза б на тебя не смотрели!» По дому Коля ничего не делает, отговариваясь тем, что он здесь не хозяин, вот когда у него будет отдельная квартира, тогда и будет ремонтом заниматься. К нему больше никто не приставал с просьбами, пусть лежит на диване, лишь бы не придирался ни к кому.   Третий курс самый интересный, почти не учимся, только на практику ходим, выбирая будущее место работы. В каждой больнице свои порядки, свои нормы и условия санитарии. Приходим в венерологический диспансер, нас сразу предупредили, чтобы ни за что руками не хватались: «нацепляете всякой дряни». Идем стайкой по коридору, перед нами больные расступаются, улыбаются заискивающе, мужчины помоложе заигрывают. Я, пока иду, вспоминаю все, что знаю, по вензаболеваниям: сифилис может быть бытовым, грибок может передаться через рукопожатие. Заводят нас в кабинет, там уже больной стоит, красивый, на артиста похож. Увидел нас, заулыбался радостно, заворковал, как голубь: - Я смотрю, у нас пополнение! Ух, какие девочки, свежачок. Только из-за них в отделении остаться можно. Мы захихикали, а врач на его шутки приказывает: - Егоров, не пугай девчонок. Снимай штаны, покажи свое хозяйство. Больной этак кокетливо трико приспустил и к нам гордо повернулся, чтобы лучше видно было. Девчонки дружно ахнули и зажмурились, парни, наоборот, подались вперед, чтобы рассмотреть «хозяйство» получше. Я от стыда и брезгливости уткнулась Кристине в плечо, а та так и застыла с открытым ртом. Я голого мужика только в морге видела, когда к Лене ходила, а тут ТАКОЕ наглядное пособие стоит, которое не в каждом справочнике увидишь. Ленка, смелая девчонка, оторва, детдомовка, она все успела повидать, одна не смутилась, подошла к Егорову ближе, осмотрела «наглядное пособие» со всех сторон, протянула задумчиво: - Даа, после такого и мужика не захочется, побоишься, как бы насквозь не проткнул. После тебя запросто на столе у хирурга окажешься. - Пальчиком в мужское достоинство ткнула, и между ее пальцем и его «хозяйством» голубая нитка с треском пробежала, разбрасывая в стороны искры – их обоих током КААК шибанет!  Они с испуга и неожиданности разом КААК заорут! Мы дружно вздрогнули, подхватились – кто с матом, кто с криком, кто с "Господи помилуй!" - к двери бежать, подальше отсюда! - Стоять! – гаркнула врач во все горло. - Всем вернуться назад! - повернулась к Егорову. - Ну, ты у меня сегодня получишь! – затем посмотрела на Ленку. - А тебе два в дневник! - За что?! – удивилась Ленка, посчитав себя пострадавшей стороной – не каждого половой орган током бьет так, что искры летят. - За то, что санитарию не соблюдаешь! В воспалительный орган пальцем тычешь! Почему без перчаток? Надели перчатки, каждый подошел, осмотрел и к завтрашнему дню свои выводы! Стали подходить по очереди, Егоров стоял весь такой важный, гордый! Тут подходит моя очередь, он облизнулся, руки вытянул и шаг навстречу сделал: - Иди ко мне моя крошка! Я только представила, что он сейчас до меня дотронется, чуть сознания ни лишилась, взвизгнула так, что врача оглушила. - Егоров, ну хватит, - сказала врач добродушно и потрясла пальцем в ухе. – Распугаешь девчонок, никто не придет сюда работать. Да я бы и так не стала! Вот такой индивидуум попадется, будешь от него прятаться по всему отделению в ночное дежурство. …Пошли в чесоточное отделение. Только порог переступила, чувствую: что это у меня тело как-то подозрительно чешется? Оглянулась на других, они тоже почесываются, смеются смущенно… Нет, не хочу здесь работать, не нравится. …Пошли в роддом, мне сразу не понравилось – груднички все страшненькие, с набухшими бровками, орут не переставая, так что уши закладывает, багровея от натуги – вот-вот лопнут. У меня сердце от жалости к ним сжалось, каждого хочется на руки взять, утешить. Медсестры над нами смеются: - Поначалу мы тоже брали осторожно, а сейчас вот как, - подхватили сразу троих-четверых, на каталку хлоп-хлоп, как кульки пустые. Мамаши, кто видит, как с их детьми обращаются, чуть в обморок не падают. Медсестры обижаются: пусть спасибо скажут, что за их детьми ухаживают. В других роддомах мамочка с первой минуты рядом с ребенком, медсестра не подходит… …Пришли в областную глазную больницу. Здесь интересно, особенно на операции. Но боязно - вдруг иголку мимо глаза воткнешь, не туда попадешь, сделаешь человека окончательно слепым. Вообще-то я уколы делать любила, и больным нравилось, как легко у меня это получалось, говорили, что у меня рука легкая, и самый больной укол был не таким больным, как у других. Даже внутривенные хорошо получались. Какая бы веночка тонкая ни была, я в нее с первого раза попадаю, и дело здесь не в хорошем зрении, просто когда подхожу со шприцем, начинаю ее заговаривать: - Где наша веночка? Не бойся, милая, покажись, не прячься. - У тебя иголки, что ли, другие? – удивлялись девчонки. – Здесь тычешь, тычешь, сама вся взмокнешь и больного измучаешь. У Чусовой, что ни укол, то трагедия! Руку расковыряет, на больного наорет, раскровавленную руку бросит, за другую берется. После нее больные цветными неделями ходят, называя ее «фашисткой». А Чусовой вроде как в удовольствие больно сделать, нарочно бабок с дедами к себе вызывает, чтобы те врачам не жаловались… …Наконец, пришли в областную больницу, где работала тетя Клава. До обеда водили по отделениям, рассказывали, показывали, потом распустили, предупредив, что завтра начнутся занятия, опоздавшим без всяких объяснений два поставят. Я спустилась на первый этаж, в приемное отделение. Тетя Клава вначале, как увидела меня, испугалась: - Люба, ты что здесь? С Димой что-то случилось? – узнав, что буду проходить здесь практику, успокоилась. – От дома далеко, зато отделений сколько, везде побываешь, все посмотришь, выберешь работу по душе. С Димкой переписываетесь, пишет тебе? Нет, Димка не писал. С нашей последней встречи, когда улепетывал от озабоченной дуры, ни одной строчки. Хотя я ему отправляю письма регулярно, подробно описывая практику, рассуждая о выборе профессии. - Вот поросенок, - пожурила добродушно сына, - вот я ему задам. - Не надо, теть Клав, не пишет, значит, не хочет. Может, так лучше. Тетя Клава внимательно посмотрела на меня, виновато отвела взгляд, все поняв – опять поругались. Сменила тему разговора: - Постарайся проявить себя, показать, что умеешь, чтобы завотделением заметили тебя, – у тети Клавы радостно загорелись глаза. – Хорошо бы в хирургическое отделение! Люба, ты не представляешь, какой там коллектив! До сих пор к девочкам прихожу в гости, – тетя Клава уже видела меня на «своем месте», а я подумала, что находясь рядом с тетей Клавой, через нее буду ближе к Диме. …Ночью проснулась от суеты, выхожу к родителям в комнату, Тася сидит на стуле, держится за живот, смущенно улыбаясь: - Люб, я, кажется, рожаю. Спросонья не сразу поняла, о чем она говорит, смотрю, а у нее живот лежит на коленях и подрагивает. Я быстрее назад в комнату переодеваться, побежала во двор встречать скорую помощь, мама следом вела Тасю. Коля и папа продолжали спать… Из скорой вышел врач, спросил с усмешкой: - Кто рожает? - Я, я! – Тася, идя в полусогнутом положении, вырвалась из маминых рук, резво побежала, лихо запрыгнула в открытые двери машины. Затем выглянула из нее, дала последнее указание: - Мам, принеси завтра конфет шоколадных, так сладенького хочется. Вечером, сразу после практики, пошла к Тасе. Она еще не родила, выглядывала из окна грустно, то и дело морщась от периодической боли. Я думала, она здесь ревет от боли и страха, а Таська жует конфеты и держится боле менее спокойно. - Ты как, рожать не боишься? - Не-а. И вовсе не больно, терпеть можно, что бабы так орут? Пришла к сестре на другой день, Тася еще не родила, вместо нее к окну подошла незнакомая девушка, доложила, что схватки сильные, Тася кричит на всю больницу. Вечером приходит Коля с работы, я у него спрашиваю, был ли он у жены? Коля поставил на меня удивленные глаза: - А что я пойду, когда теща обещала вечером сходить? Сейчас придет, скажет, родила Таська или нет. Если родила, завтра схожу. Честное слово, так и хотелось ему сунуть в лобешник! Скотина! На другой день взяла решительно Колю под руку, повела его к роддому. Мама семенила следом, боясь мне слово сказать, перед зятем заискивает. Коля недовольно сопит, что его планы на выходные нарушили. Заходим в приемную, там мужики друг за другом ходят – напуганные, растерянные, тыркаются с какими-то бумагами, сумками, не зная, куда их пристроить. За стеклом регистратор в микрофон зачитывает, кто у кого родился. Мужики, у кого девочка, исчезают пристыженно и незаметно; у кого мальчик, сразу грудь вперед, нос вверх. Одному сказали, что у него родился сын пять двести, он оглядел присутствующих, почему-то прицепился именно к Коле: - Понял, каких богатырей делать надо? Регистраторша посмотрела на него с брезгливым сожалением: - Лучше бы жену пожалел, небось, пока рожала, порвалась вся! Теперь два месяца зашитая-перешитая ходить будет, и потом неизвестно как зарастет. Так что тебе, мужик, долго к жене в постель ложиться нельзя. Следующий! – я подошла, сказала Тасины данные, регистраторша полистала журнал. – Мальчик, два семьсот. Вот женщина молодец, и о себе позаботилась, и о здоровье мужа подумала. Коля гордо посмотрел на отца «богатыря», который сосредоточенно раздумывал о месяцах воздержания. Счастливые и взволнованные, мы выбежали в больничный двор, Коля сразу закурил, что делал крайне редко, только в минуту крайнего возбуждения или по-пьяне. Мама побежала в ближайший магазин за кефиром и минеральной водой. - Коля, пиши записку Тасе, благодари за сына, – приказала я ему. - А что писать? - растерялся Коля. Он не привык переживать столько событий сразу в течение одного часа, потому не понимал, что от него хотят. Я вообще удивляюсь, как он институт окончил?! Спасибо, я предусмотрела подобную ситуацию, захватив блокнот и ручку, Коля нацарапал, прислонив блокнот к дереву: «Тася, родная моя, спасибо тебе за сына. Хочу быстрее забрать вас домой. Люблю, целую, Коля». Я записку ему диктую, а сама думаю: я стала тетей! Родился маленький человек, и весь мир с первым его криком изменился – я стала тетей Любой, мама с отцом бабкой и дедом, а Тася молодой мамочкой. Этим же вечером написала письмо Диме, пусть разделит со мной мою радость, тайно надеясь, что не выдержит и ответит поздравлением. …Ночью просыпаюсь от криков Владика. Мама ходит с ним по коридору, укачивая на руках, стараясь унять его плачь. Но крик не затихает, становится громче и нетерпимее. И так каждую ночь, с тех пор, как принесли с роддома на протяжении двух месяцев. Чувствую, что скоро сойду с ума, потому что не помогает спасаться от крика и бессонных ночей ни подушка, положенная на голову, ни легкое снотворное. Сквозь сон раздраженно думаю: кто выдумал этих детей, зачем они вообще нужны? Я хочу спать, я смертельно устала. Только теперь я понимаю врачей и медсестер из роддома – слыша детский плачь каждодневно, невозможно оставаться внимательной и заботливой, есть только два выхода: либо перестаешь замечать крик, либо переходишь на другую работу. Но дома не замечать крик Владика невозможно, а уйти некуда. «А-а-а!», - заливается Владик криком… Неужели Таська его не слышит? Как у нее вообще выдерживают нервы? Будь это мой ребенок, отобрала бы его у мамы, попыталась бы напоить, накормить, приложить животиком к себе на живот, чтобы он понял – мама рядом. …Каждый вечер я бегу домой и первым делом подхожу к племяннику, который счастливо улыбается окружающему миру. «Владик, агу!» - склоняюсь над его кроваткой. Он тянет ручки вверх, цепляется крепко за мои пальцы, глаза его изумленно распахиваются – я часть неизвестного изумительного мира. Тася, передав в мои руки свое сокровище, бежит в институт. За это время она так похудела, что все платья на ней болтаются, как на колу, она похожа на подростка с пышной грудью. Коле не нравится, что жена убегает вечерами в институт, а не встречает его у порога с тапочками (эту почетную роль играет мама), ему не нравится, что ужин подает не жена, не нравится, что сын все время плачет – ему все не нравится. Но Коля стоически молчит, и ложится спать в десять часов вечера. Когда Тася приходит из института – она устала, она вымотана, она готова рвать и метать, поэтому на вахту по уходу за Владиком вступает мама. Я ложусь в кровать, накрываю голову подушкой: спать-спать! Пока в доме тихо, пока не начался плачь… Осенью мы с Тасей собрали Юре посылку, написала ему прощальное письмо, где все объяснила: прощай, вышла замуж, желаю всего наилучшего… В ответ от него пришло такое обличительное письмо, что Тася плакала несколько дней, но что в нем было написано, не сказала даже маме. На Новый Год мы опять послали Юре записку, я написала, что у Таси родился сын. Мама знала о наших сборах, стуча кулаком по столу, громким шепотом ругалась: - Вот Коля узнает, он тебе задаст! Сколько раз говорила: брось ты этого урку, он тебе всю жизнь сломает. Коля тебе муж, а этот кто? А через неделю на Тасю налетела мать Соколова, принялась лупить сумкой (благо, что та была пустой), выкрикивая что-то нечленораздельное. Позже оказалось, что Юра в тюрьме устроил драку – то ли он кого порезал, то ли его пырнули ножом, короче, к прежнему сроку прибавился еще. Папа, узнав новость, сказал с сожалением: - Юрка теперь на Таську злой. Выйдет из тюрьмы, убьет. Нет у нее надежного защитника, некому за нее заступиться. Коля Тасе не защитник, его ничто не интересует, кроме него самого. Ему бы поесть посытнее, перед телевизором посидеть и спать пораньше лечь. Обижается, что Тася с ним не ласкова, а сам, видя, как ей трудно порой все успеть, даже не подумает в чем-то помочь. Он даже с сыном во дворе не гуляет: где это видано, чтобы НАСТОЯЩИЙ мужик коляску по двору катал?! Кивнул в нашу с мамой сторону: - Вон сколько в доме нянек, пусть гуляют, мне это не интересно. Подрастет, тогда и буду с сыном заниматься. - Коль, а до каких пор Владик должен расти, чтобы тебя собой заинтересовать? - меня всю выкручивало от язвительности. - Лет пять-шесть, чтобы соображать начал. - Поздновато ты его воспитывать собрался, не опоздать бы. - Не волнуйся, не опоздаю! – отвечал заносчиво, считая, что я говорю глупости. Он вообще меня едва терпел. - Да мне-то что волноваться, твой сын, тебе плакать придется. Мама, видя, что Коля начинает заводиться, налетала на меня грудью, оттирая от «любимого» зятя: - Любка, ну-ка, прекрати эти разговоры! Коля спасался от меня бегством, исчезал до вечера, отсиживаясь у своей мамочки, которая с удовольствием выслушивала «обидки» сыночка, костеря нашу родню. Она его всегда ждала, при условии, что Тася с Владиком останутся дома – внук ее раздражал криками. От матери Коля приходил с колбасой или куском мяса, говорил важно Тасе: - Мать мне на неделю дала, чтобы я здесь не умер с голоду! Вот уже новая тема для очередной ссоры. Тася объясняет, что ей некогда готовить, она и так ничего не успевает из-за сына, а что готовит наша мама, он демонстративно не ест. Коля никаких объяснений слушать не хочет: «Я знаю, кто нас настраивает против друг друга – твоя семейка». Мама начинает плакать: «Что я делаю не так? Уж не знаю, как угодить». Мне становится жалко маму, я взрываюсь бомбой: «Не там виноватого ищешь, лучше на свою мать обрати внимание, что она тебе внушает против Таси и нас». Владик от наших громких голосов заходится криком, папа, потирая живот, ложится на кровать, отвернувшись к стене, бормочет: «Господи, когда ж я сдохну?!» В доме царит ад, как папа говорит: все черти повзбесились. Резко наступает тишина, мы расходимся по комнатам, переводя дыхание, несколько дней не разговаривая друг с другом. Через неделю все повторяется. Поводом может послужить любое неосторожное слово, хлопок дверью от сквозняка, небрежно брошенная рубашка на стул. Я устала от такой жизни, мечтаю оказаться на необитаемом острове и хотя бы там выспаться под пение птиц. А еще лучше если вокруг будет гробовая тишина.