Окно напротив

Я, когда увидела, как парни набросились на Димку, меня такая злость обуяла: сейчас они его убьют, а мы с Димкой так ни до чего не договорились! Оглянулась по сторонам, выискивая, что можно взять в руки потяжелее, ни одной палки рядом, схватила первое, что под руку попало, и с копченой скумбрией наперевес помчалась спасать Диму. Парень, честно, от моего напора ошалел, не сразу понял, чем я ему по мордасам нахлестываю, а я хлещу скумбрией, и вижу, как он нее отлетают куски «мяса», и думаю: а я хотела ее к Новому году с лучком подать. Я бы этой скумбрией всю морду парню извазюкала, если бы он меня в палисадник, в самый сугроб головой не отправил. Попыталась подняться – ноги разъезжаются, глаза снегом залепило, чувствую, кто-то тянет на себя, я, как пробка из бутылки, из сугроба вынырнула, слышу, Димка в ухо шепчет: бери Миленку, веди к себе. Ну, я же послушная девочка, Миленку в одну руку, в другую сумку с продуктами, та сына за воротник, и мы трусцой, пока соседи увлечены дракой, скрываясь за сугробами, побежали ко мне. И вот бегу я, а сама думаю: а чёй-то я должна Миленку к себе домой тянуть? У нее мать в соседнем подъезде живет, что к ней-то не вернуться? Но цель поставлена, главное, выполнить указание – довести Милку с ее чадом до квартиры, а там разберемся! Юлик пару раз вякнул, что хочет к бабушке, попробовал громко поорать, но Милена так на него цыкнула, он своим языком подавился. Сразу пошел послушно, помогая матери тащить ее сумки. Мы ввалились дружной толпой в квартиру, я сразу закрыла двери на все замки, из комнаты выглянула испуганная мама: - Люба, что во дворе творится? Что там за драка? Я, не отвечая, как была обутая, бегом на кухню к окну, посмотреть, что во дворе происходит. А там столпотворение! Скорая помощь, полиция из арки огнями мигают, парней скручивают, руки за спину заламывают, куда-то уводят, Димку не рассмотрела, где он, что с ним, непонятно. Вернулась в коридор, Милена к стене прижалась, перед собой Юлика держит, загораживается им, как щитом. - Мы сейчас уйдем, - шепчет испуганно, мигая одним глазом, другой основательно заплыл – то ли муж постарался, то ли сейчас в драке получила. - Куда?! – рявкнула на нее, испытывая раздражение и непонятное удовлетворение. – Хочешь в полицию попасть? Они не будут разбираться, кто первый из-за чего драку затеял… - Мама, я в тюрьму не хочу, - подал голос Юлик. - Ты их зачем привела сюда? – опомнилась мама. - У них что, своего дома нет, ты всех подряд к нам волочешь? - Димка сказал. Он за ними позже придет. Мама опешила! У нее глаза из орбит вылезли, рот открылся: - А кто такой Димка, что указывает тебе, кого в дом приводить? Коль такой жалостливый, тащил бы к себе, к нам-то зачем? Милена со стоном закрыла один глаз, другой и без того уже не открывался – она не привыкла, чтобы о ней ПРИ ней говорили, как будто она стала невидимой. Я мстительно усмехнулась: как приятно почувствовать, пусть минутную, но власть над ней. - Димка придет, разберемся. – И Миленке: - Нечего ребенка парить, раздевайтесь и идите в комнату, в бывшую Куприяновскую. Во дворе стали разъезжаться машины, народ расходиться, приехал погрузчик, вытащил со двора разбитую машину парней, погрузил, уехал. Во дворе парни из качалки, которых не забрала полиция, собрались кучками, громко гогоча, обсуждали происшествие. Позвонила Таська, спросила, куда я делась со скумбрией? Я объяснила, что у нас во дворе драка, полиция никого не впускает и не выпускает, так что Новый год ей придется отмечать без меня и без скумбрии. Только промолчала о Димке и Милке, не желая упоминать их имена в паре. Мама, посматривая грозно на дверь комнаты, за которой находились непрошенные гости, строго спросила: - И где он, Димка? Может, в милицию со всеми забрали? Пока разберутся, что свой, пока отпустят, два дня пройдет. А может, его покалечили в драке, на скорой увезли, тогда еще дольше ждать. Скрипнула дверь, из комнаты по стеночке вышла Милена, я не выдержала, сорвалась на нее: - Господи, от тебя всегда у всех одни проблемы! Куда бы ни пришла, где бы ни появилась, обязательно скандалы, драки, заварушка! Димка, сколько раз он из-за тебя страдал… - Да что ты заладила «Димка, Димка»! – крикнула мама. – О себе думай, о своей голове! Он-то выкрутится, на ноги поднимется и к ней побежит, а ты опять останешься, с чем была. Гордости в тебе нет, давно бы послала и его куда подальше, и эту шлендру! Милена было дернулась ответить, но благоразумно промолчала, понимая, что если мы сейчас ее выставим из дома, идти ей с ребенком практически некуда. А мама продолжала бушевать: - Тебе больше всех надо, на бандита с рыбой полезла, селедкой убить хотела! Теперь вот ходи разрисованная. От людей стыдно! Я подошла к зеркалу – на лбу шишка, на челюсти лиловый синяк. Встретила, называется, Новый год! - Мне позвонить надо, - сказала Милена, покосившись на домашний телефон. – Я сотовый из дома забыла взять, выбежала, в чем была. Я посмотрела на внушительные сумки, стоящие возле двери. - Видать, много на тебе было одето. Ты прям, как арабка, что имеешь, с утра на себя надеваешь, чтобы при разводе ничего мужу не осталось. Мама с Юликом уставились на меня заинтересованно. - Это одежда Юлика, - вскинула с вызовом голову Милена. Глянула гордо: – Дашь позвонить, или мне Димку ждать? Разрешила позвонить, но напомнила: телефон платный, пусть долго по пустякам не треплется, сама же пошла готовить компрессы, отбеливать наши синяки и лечить шишки. Милена вначале поговорила по одному телефону, всплакнула жалостливо, потом по другому, опять всплакнула, потом вкрадчиво сказала: - Светочка, я не могу сказать, где нахожусь, не хочу тебя подставлять! Света, пришлю к тебе Диму, дашь координаты, остальное он сам сделает. Дорога каждая минута! Донцов оставит без трусов, мне денег на автобус не хватит до тебя доехать. Я стою, слушаю, а сама лихорадочно соображаю: если Милка с мужем твердо решила развестись, не видать мне больше Димки, он же не отступится, его от нее не оторвать! Настроение у меня окончательно пропало, и я уже пожалела, что влезла из-за этих двух голубков в драку, пусть бы их обоих покалечили! Принялась мечтать: Милку похитили, увезли в неизвестное направление, а Димку привезли к нам в травматологию, и я за ним ухаживаю – перевязки делаю, уколы колю… ох, как хорошо было бы! Полночи прождали Димку, он не появился, его телефон молчит, что дальше делать неясно. Смотрю, Юлик носом клюет, голова на грудь, так и падает, постелила им новое постельное белье, сказала ложиться спать – утро вечера мудренее. Ночью, вместо того, чтобы спать, просчитывала варианты, куда мог деться Дима и где его искать, если утром так и не появится? У меня был записан сотовый телефон Фукачева, может, ему позвонить, он-то быстрее справки наведет, где его подопечный… Утром первым делом стала искать старую записную книжку. Все облазила, все ящики обшарила – нет нигде! Тут еще мама ходит, зудит, как будто без нее не соображу, что делать надо. - И долго порядок в ящиках наводить будешь? Звони Димке, может, он дома отсыпается, а тут места не знаешь, где найти. - Если отсыпается – это хорошо. Хуже, если его в больницу отвезли, или со всеми вместе забрали. Из комнаты вышла Милена – в шелковом халатике, уже с прической, с легким макияжем, пахнущая тонкими духами (а тут в застиранном халате ходишь, шлепая разношенными тапками, на голове воронье гнездо). Следом за матерью из комнаты выполз Юлик, стал в дверях, уцепившись за ручку, готовый скрыться при первой возможности. Кто бы вчера с утра сказал мне, что вечером Миленке с ее отпрыском приют на ночь дам – расхохоталась бы, сочтя этого человека фантазером. Мама жалостиво взглянула на Юлика, вздохнула: - Люб, гостей кормить надо. - Сейчас картошки нажарю, - у Милены глаза с блюдце: где это видано, жареной картошкой завтракать? - А что, у нас деликатесов нет, фуагра не питаемся, смузи не запиваем, у нас просто, что есть, то готовим. Ладно, для дорогих гостей нажарю яичницу с колбасой. - Яйца дорогие, - напомнила мама, - и колбаса не копейки стоит! Не хотят картошки, навари каши гречневой, у нас ее два пакета. И молоко есть, вчера купила три литра, пусть пьют. Всех накормила, напоила, Миленка кашу ест, чуть ли ни давится, каждую ложку рассматривает, словно я туда яду насыпала. А Юлик молодец, полную тарелку съел и добавки попросил, сказал, что никогда такой вкусной каши не ел. Ну, поели, из-за стола поднялись и каждый в свою комнату разошлись, а я стою над грязными тарелками и думаю: я вообще-то посудомойкой не нанималась! Надо срочно разыскивать Димку, что-то он реально подзадержался. Только хотела позвонить, как телефон сам ожил, взглянула – номер неизвестный, у меня сердце от предчувствия - ух в ноги! Голос пропал, еле отозвалась: - Алло? - Люб, это я, - сказал радостно Димка. – Вы там как, живы? Сейчас приду с мамой, только переоденусь. Милена где? Меня такая злость взяла! Я его разыскиваю полдня, вчера жизнью рисковала, а он позвонил только чтобы спросить, не добила ли я Милену за ночь! - Тебя только это интересует? Жива, можешь не волноваться! - Люб, я тебя, правда, очень люблю… - Да пошел ты со своей любовью, - трубку в сердцах швырнула, телефон едва «жив» остался! – Прицепился, как клещ, не оторвешь! Пошла переодеваться и наводить марафет, не желая на Миленкином фоне выглядеть совсем уж безнадежно. Но разве с совершенством кто-либо соревноваться может? У Миленки фигура такая, словно не рожала никогда, ни одного грамма лишнего жира, а тут с боков поплыла, грудь отвисла, живот опустился – годы, годы! Надо садиться на диету, тем более, есть хороший повод для этого… …Короче! Когда я пришла в травматологию, в один день со мной пришел новый врач Наумов Евгений Борисович, и все решили, что мы вместе. Нас сразу поставили работать в пару на операции. Вернее, первое время я была на испытательном сроке и только помогала ведущей сестре, но за месяц до Нового года меня закрепили за Наумовым, как его медсестру. Первую операцию сильно переживала, боялась замешкаться, от волнения подать не тот инструмент, но, когда операция прошла вполне благополучно, Евгений Борисович, не отходя от стола, сказал: «Мне понравилось с вами работать, Любовь Михайловна, с вами легко. Спасибо!» Я расцвела сразу, как майская роза, через повязку видно было, что покраснела от удовольствия. И теперь, когда прихожу на смену, он неизменно встречает меня в дверях ординаторской, вежливо здоровается: - Доброе утро, Любовь Михайловна. Поработаем сегодня? На это наши любезности заканчиваются, мы приступаем к обычным делам с полной серьезностью и ответственностью, без каких-либо намеков на особые отношения друг к другу. Наумов режет, я подаю инструмент, отходя от стола, становимся каждый сам по себе, не одним целым. О нем говорят: «Хирург от Бога», «Его Боженька в лоб поцеловал»… Я присматриваюсь к его работе с интересом, примечая, что он любит, как ему нравится. Он ласков с больными, снисходителен к их капризам, но строг с медсестрами и санитарочками, от них требует полного выполнения обязанностей. Наши незамужние сестры его уважают и побаиваются одновременно, узнав, что мы не имеем друг к другу никакого отношения, принялись атаковать его, заигрывая на все лады. Но Евгений Борисович кремень, со всеми одинаково строг, только со мной по-особенному нежен, внимателен, выделяя из всех… и не только по работе. Однажды ко мне подошла санитарочка, шепчет: - Люб, Борисыч на тебя глаз положил. Сколько раз видела, ты проходишь, а он обернется и тебе вслед смотрит. Наш травматолог, Полина Семеновна, доложила: - Он нарочно утром раньше приезжает, потом у окна стоит, смотрит, как ты от главного корпуса идешь, потом в дверях встречает, вроде, как случайно вышел… Евгений Борисович внешне мне нравится – плотного телосложения, крепкий, сильный – больного один перекладывает со стола на каталку. И на лицо симпатичный, только взгляд у него всегда грустный, словно большое горе перенес, и теперь носит в себе, ото всех скрывая… Я как-то стала примеривать его к роли своего мужа, отцом своих детей: а почему бы и нет? Он единственный, к кому я за последний год потянулась душой, начиная верить, что мне еще доступно личное счастье… …Пока размышляла о Евгении Борисовиче, мама, стоя у окна в ожидании появления Куприяновых, крикнула: - Люб, иди встречать, Куприяновы идут, – первая поспешила распахнуть дверь, выглянула в подъезд: - Клава, подруга моя дорогая! Сто лет не виделись! На Мишины похороны не пришла проститься, а я ждала, я сколько раз тебе звонила! - Вера, так я же в больнице лежала с ногой, думала, отрежут. Костя рядом не отходил, – расцеловались на пороге. Подала торт в коробке. – К чаю, а это тебе с Любой подарочек к празднику, - подала небольшой пакет. Меня обняла, поцеловала в щеку, вроде бы как упрекнула: - В одной больнице работаем, а не видимся совсем, – оглянулась на Милену, губы поджала, во взгляде читалось: змея! – Здрасс, - посвистела ей и отвернулась, не желая больше смотреть. Милена гордо фыркнула, я усмехнулась, а Димка радостно вздохнул, переводя с Милены на меня и с меня на Милену взгляд. - Маму привел в качестве алиби, - пояснил он. – Будут спрашивать, зачем мы приходили, скажите: «На дороге скользко, Клава одна побоялась в гости прийти. Дима ее всюду сопровождает». -А я думала, - усмехнулась мама, - надо сказать "свататься приходил". Соседи уже спрашивали, когда Любка за тебя замуж выйдет, не знаю, что врать, – улыбнулась тете Клаве: - Подруга, на тебя никаких обид, не думай, ты, как была родной, так ею и останешься. Пошли на кухню, чай поставлю. Как знала, вчера блинцов напекла, сейчас макалку сделаю. Помнишь макалку из яиц? – они, обнявшись, пошли на кухню, мы следом за ними. – Костя что не пришел? - Его раньше с дивана не сдвинешь, сейчас домкратом не поднимешь. Целый день перед телевизором лежит, каналы щелкает. Мы дружно в шесть рук накрыли стол, разогрели блинчики, для Юлика намешали сгущенку с вареньем, Димка из пакетов доставал тарелки с салатами, холодцами и заливным… Только что крутился возле нас, смотрю, уже нет. Выглянула в коридор, он стоит с Миленой, какие-то бумаги сует, настаивает, что бы она их срочно заполнила, он их с собой заберет... - Миля, дорога каждая минута. Хорошо бы сейчас побои снять, но тебе лучше из дома не выходить. Возле арки стоит машина, я за ней понаблюдал, ребята, что в ней сидят, очень внимательно просматривают молодых женщин, и женщин с детьми в возрасте восьми лет. Самое безопасное для тебя место ближайшие несколько дней здесь. Потерпи неделю, а там я вас заберу… ЧТО?! Мне показалось, что мой возглас соединился с возгласом Милены – нас обеих не устраивал предложенный вариант. Я налетела на него фурией, желая высказать все, что думаю о нем и его идеях, но мама выглянула из кухни, позвала к столу: - Хорош шуметь, соседи и так шушукаться будут. И ты иди, - сказала Милене. – Юлика зови, а то будет сидеть голодный. Димка от меня подальше, Мелена между мной и собой Юлика посадила, за каждым моим движением следила, словно опасаясь, что брошусь драться. - Значит так, докладываю обстановку, - сказал Дима, когда первый голод был утолен. – Утром к Елене Анатольевне приходили гости, интересовались, куда делась ее дочь с внуком после драки. Она ничего сказать не могла, даже показала, что в квартире, кроме нее, никого больше нет. Гости пошли с опросом по соседям, оставив слежку за квартирой, - Дима улыбнулся Милене, потом мне. – Никто ваших имен вместе не связал, во дворе все знают, как вы, гм, недолюбливаете друг друга, поэтому к вам до сих пор никто и не сунулся. Что из всего этого следует? А из этого следует, что самое идеальное укрытие для тебя здесь, – он посмотрел на Милену с нежностью: - Как только состоится развод, и Юлику будет определено место жительство с одним из родителей, ты можешь смело выходить из укрытия. - ЧТО?! – теперь уже вскрикнули мы в четыре голоса. В это поверить было трудно! Мама закатила глаза, тетя Клава уставилась на сына изумленно. – Она до развода с мужем будет жить здесь?! - завопила я возмущенно. Юлик перестал жевать блин со сгущенкой, замер над тарелкой. – Я должна здесь жить до развода? Куприянов, ты нормальный? – вопила Милена через голову сына. - Ты хочешь, чтобы она доделала то, что не успел сделать Донцов?! - Папа хороший, - сказал Юлик ртом в сгущенке, за что получил подзатыльник, и чуть было не клюнул носом в тарелку. – Я к бабушке хочу, - заныл на одной ноте. На него никто не обратил внимание. - А ты у меня спросил, - продолжала я, - может, я не согласна на квартирантов. Что ты за меня решил, кому здесь жить? А если кто из соседей вспомнит, что мы ушли вместе, Донцов пришлет своих головорезов, они придут и вырежут нас, два трупа – это как?! - Папа добрый, - возразил Юлик, - он никого не обижает. - Ага, на мать свою посмотри, какой твой папа добрый. От большой доброты лицо ее в тесто вымесил! Милена второй раз дала сыну подзатыльник, слышно было, как кольца на ее пальцах стукнули по его голове. Мальчик втянул голову в плечи, прямо на блин закапали слезы, но он не издал ни звука. - Выйди из-за стола, и не смей за него садиться, если не умеешь себя вести, когда разговаривают взрослые! – приказала Милена. Юлик охотно и торопливо поднялся, мама суетливо начала накладывать на тарелку все, что увидел глаз: - Я тебе сейчас мультики включу. Ты любишь мультики? - Папа хороший, - сказал Юлик тихо-тихо, поднимая на мою маму доверчивый взгляд, желая что-то ей доказать. – Он меня любит. - Конечно, любит, он же твой папа… Едва они ушли, тетя Клава сказала осуждающе Милене: - С мужем цапаешься, а на мальчишке зло срываешь. Эх, ты, мамаша! – демонстративно села так, чтобы не видеть ее. Дима осуждающе посмотрел на мать, он, казалось, понимал раздражение Милены и ничуть не винил ее в поведении. Потом посмотрел на Милену, улыбнулся ей, заломив бровь, прося снисхождения. Перевел взгляд на меня, тихо окликнул: - Люб, ну Люба! Не будь здесь тети Клавы, уж я бы ему сейчас ответила, как он того заслужил, но перед ней не хотела показать себя с худшей стороны, поэтому сдержанно ответила: - Дим, честное слово, не пойму, что в тебе больше – холодного эгоизма, или ты действительно настолько тупой и бесчувственный, что предлагаешь мне подобные вещи? Неужели тебе все равно, что и как будет со мной, лишь бы ЕЙ создать комфортные условия? - Господи,- простонала тетя Клава, - да это умом рехнуться можно, спасать жизнь одной любовницы, за счет жизни другой своей любовницы, – подняла на сына взгляд, полный отчаяния. – Да кого же я воспитала, вырастила? Милена усмехнулась, кокетливо прикрыла один глаз. На кухню ворвалась мама, с ходу стукнула кулаком по столу, Милена вздрогнула, на всякий случай на стуле отъехала в угол. - Ее ты пожалел, - так резко вскинула руку с вытянутым пальцем в сторону Милены, что та опять вздрогнула, тоненько вскрикнула и спряталась за тетю Клаву. – Ее ты пожалел, а меня с Любкой пожалел? Ладно, я старая, я свое отжила, детей вырастила, а Любку за что? За нее, за эту шлендру, которая жопой перед мужиками вертит, никак не успокоится! – Миля угрожающе втянула в себя воздух, но мама ее не испугалась, продолжила: - Я к тебе всегда, как к сыну относилась, приди в любой момент, что у меня будет, отдам, не задумываясь. А ты так меня отблагодарил?! Наигрался моей дочерью вволю, натешился и бросил ради другой. И ради кого? Ради той, которая предала в трудную минуту! – теперь уже и Дима насупился, но мама угрожающе продолжала: - Пришел: "Люба, прикрой собой, помоги, спаси!" - перегнулась через стол, сметая грудью чашки по сторонам, зашипела в лицо: - А что ж ты Любе не помог, не спас, собой не прикрыл, когда она пришла к тебе за помощью? Когда вот здесь три дня белугой ревела? Ты ей на дверь указал… - Чего? – возмутился поклёпу Димка. – Когда было такое? Я со стуком упала головой на стол, хотела просто спрятаться, чтобы не видели моего стыда, но ударилась шишкой о столешницу с такой силой, что слезы брызнули из глаз, плечи затряслись в немом плаче. - А когда была беременная от тебя! – выкрикнула мама. – Думал, я не знаю ничего?! Сволочь. Не обижайся, Клава, но твой сын сволочь, так порядочные мужчины не поступают. Вот этого я боялась больше всего! Ведь знала, к чему может привести мамино правдолюбие! От стыда закрыла лицо ладонями, стараясь унять слезы, чувствуя, как отчаяние, с которым боролась, возвращается назад. На короткое время за столом была тишина, потом Димка вскочил, отбрасывая табурет в сторону, тетя Клава, сидевшая пришибленно, белее мела, тихо простонала, Милена озадаченно произнесла: ндаа! - Я ничего не знал о беременности! – крикнул Дима. - Да конечно! – мама воинственно поставила в бока кулаки. – Она к тебе приходила, ты ее слушать не стал. - Тетя Вера, ЭТОГО не было! – он навис надо мной угрожающе: - Когда ты приходила ко мне?! Почему о беременности я узнаю только сейчас, мимоходом, случайно?! - Не ори на нее! – вступилась за меня тетя Клава. – Любочка, девочка, ты правда была беременная? Ты приходила к нему? - Приходила, - ответила упрямо. Мама посмотрела на Диму победно, Милена усмехнулась неопределенно. – Только все было не так. - Почему ты ничего не сказала мне?! – заорал возмущенно Дима. - Сказать, тебе сказать?! – я тоже вскочила. – Я, когда поняла, что беременная, сразу пошла к тебе, думаю: как решит, так и пусть! Откажется от меня, сама рожу ребеночка, с мамой вырастим, не пропадем, – мама согласно закивала. – Прихожу, только к подъезду подхожу, подъезжает ее, - показала в сторону Милены, - машина, а рядом с ней ты сидишь, смеешься, потом целоваться стали… Два месяца назад говорил, что ничего для нас не решил, последнее слово остается за мной. А я смотрю, как вы целуетесь, и думаю: и что я к ним полезу сейчас со своей беременностью? А хочу ли я рожать от тебя ребенка, чтобы всю жизнь смотреть на него и вспоминать, кто его отец, и в нем искать твои черты? В нем любить тебя и ненавидеть. - И что дальше было? - спросила тетя Клава, с ужасом на глазах. - Ничего, домой пришла, ревела три дня, а потом у меня выкидыш на нервной почве. Врач так и сказал: беречься надо было… - Выкидыш, говоришь, был, - угрожающе двинулся на меня Димка. - Вначале, значит, задумалась: зачем ребеночек от такой сволоты, как я, а потом сразу выкидыш?! Мама стала перед ним, растопырив руки, к ней на помощь поспешила тетя Клава, пригрозила: - Только попробуй тронь ее! – повернулась ко мне: - Любочка, да что ж ты мне не сказала? Я бы его к тебе за руку притащила! - Да не надо мне, чтобы вы его ко мне за руку вели! Обе матери взрыднули, обнялись от отчаяния. Димка, заскрипев зубами, рухнул на табурет, вцепился в волосы, застонал: - Все справки подниму, если узнаю, что это не просто выкидыш, а аборт, никогда тебе этого не прощу! - Не простишь, - кинулась на него, - а ты кто такой, чтобы прощать или нет? Ты вначале с ней разберись, а потом ко мне с нравоучениями лезь. Это моя жизнь, она тебя больше не касается. - Это мой ребенок, наш! Я имел право знать о его существовании. - Ну и все, больше нас ничего не связывает, оба свободные, я от ребенка, ты от меня, – посмотрела на притихшую Милену: - Можешь утешиться, ты выиграла в споре, но и я не проиграла, отдаю добровольно, он мне больше не интересен! – Милена недоверчиво усмехнулась, она знала цену моим словам, сказанным в минуту отчаяния, и не предавала им особого значения. - Ага, - угрожающе начал Дима, - значит, дело не во мне, а в споре… - Разговор об этом закончен,- хлопнула я ладонью по столу. - Больше я к нему возвращаться не собираюсь! – тяжело перевела дыхание. Димка демонстративно сидел, отвернувшись к окну. - Хочешь ее здесь оставить, давай договариваться. - Любка, ты ополоумела? – удивилась мама. – Тебе это надо? - Ой, да ладно, прорвемся. А ее убьют, потом он же, – со злостью вдарила ногой по табурету, на котором сидел Димка, - меня во всем обвинит, сделает главной злодейкой. Значит так, мои условия: Милка с мелким живет в Тасиной комнате, без нужды из нее не высовывается. Стирать, убирать, готовить будешь сама, здесь тебе прислуги нет. Платишь, как квартирантка, я не собираюсь содержать и кормить тебя за свой счет, у меня зарплата маленькая, у мамы пенсия еще меньше. Живешь, пока у Юлика каникулы, извини, больше держать не смогу. Твоя задача за это время найти ей прибежище, - сказала Димке, тот пошевелил губами и промолчал. - У меня нет с собой наличных, - сказала Милена. – Муж последнее время держал деньги при себе, выдавал по мелочи на хозяйство. - А пусть он за тебя заплатит, - усмехнулась я, указав взглядом на Диму. – Он у нас щедрый, одну любовницу на юг за счет государства возит, другую на халяву пристроить норовит, когда-то надо начинать платить по счетам из собственного кармана... Милена сдернула с пальца кольцо, положила передо мной на стол: - Сдай в ломбард, получишь деньги, они все твои расходы покроют. - Любка, не смей брать! – предупредила строго мама. Но я уже положила кольцо в карман, улыбнулась: - Еще чего! Оно ей задаром досталось, а мне за него два месяца у операционного стола стоять. Димка возмущенно выдохнул – такой меркантильности он от меня не ожидал. Он думал, я благородно откажусь от платы, но я взяла, и тем самым окончательно пала в его глазах. Тетя Клава стыдливо опустила взгляд – в ее понятии, если взялась помогать, то помощь должна быть бескорыстной, а не так, как у меня. Но и осудить сурово не могла, потому что ее сыночек воспитан еще хуже! Под четким контролем Димы, Милена заполнила бумаги, какие он ей давал, он сделал несколько снимков ее побитого лица на свой смартфон, и Куприяновы стали собираться домой, тетя Клава тихо хлюпала носом. На прощание подошла, обняла меня, шепнула: - Ангел, святая. Димка всем своим видом пытался показать свое призрение ко мне, прежде чем выйти за порог, посмотрел тяжелым взглядом: - Вот теперь между нами действительно все кончено, нас больше ничего не связывает, ты сама перерезала эту пуповину. И если это все же был аборт, никогда тебе его не забуду и не прощу. - Да пошел ты! – успела выкрикнуть, прежде чем захлопнуть за ним дверь. Насчет того, что он действительно поднимет документы и проверит правдивость моих слов, можно было не сомневаться. Как только дверь за ним закрылась, Милена ушла в выделенную ей комнату, за ней тенью проскочил Юлик – он боялся оставаться со мной один на один. …Утром встала, стараясь не шуметь и не разбудить квартирантов, позавтракала. Уже стала выходить, мама вышла в коридор проводить, показала взглядом на стену, за которой стояла тишина: - Этих-то чем кормить? - В холодильнике еды полно, найдется чем. Миленка сама приготовит, ты ради нее у плиты не стой, ложись и лежи. У арки стояла машина, в ней сидели два парня, я усмехнулась про себя: знали бы вы, кто мимо вас идет! До больницы доехала без приключений, подхожу к воротам, догоняет Евгений Борисович: - Доброе утро, Любовь Михайловна, - улыбнулся приветливо. – С наступившим Новым годом. Как отметили, как отгуляли, - и тут видит синяк (хорошо еще шишка под шапочкой, а то полный набор!), в лице изменился, настороженно этак спрашивает: - Что это у вас? - Не поверите, бандитские разборки. Спасала женщину с ребенком от похищения разъяренного мужа. - Боже мой! - вскрикнул вполне искренне. - Любовь Михайловна, вы уж будьте осторожны, поберегите себя. Если с вами что случится, медицина, в частности наше отделение, понесет большие потери. - А вы лично сильно огорчитесь потери в моем лице? – обнаглела вконец от его доброжелательной улыбки. - ОЧЕНЬ, - заверил с жаром, и пожал мои пальцы через перчатку. В отделении разошлись по раздевалкам. Пока переодевались, обменялись рассказами, кто как отметил Новый год, я рассказать девчонкам о бандитских разборках, чем вызвала восторг: - Люб, только с тобой такое может приключиться, - заметила ехидненько Оленька, первая красавица отделения, привыкшая к мужскому вниманию, из-за чего и развелась с мужем. – Кинуться на бандитов со скумбрией в руках, такого нарочно не придумаешь. - Да ты бы точно не кинулась, даже если бы в руках был пистолет, - заметила Полина Семеновна. - Люб, что это ты с утра с Наумовым вместе шла, я думала, вы Новогодние выходные вместе провели. - У ворот встретились, случайно. - Ну-ну, рассказывай, - не поверили «девчонки», которым было от сорока и старше. Я только засмеялась, их недоверие польстило. – И что он в тебе нашел, - фыркнула Оленька, первой вышла из раздевалки. Девчонки понимающе рассмеялись, попытались меня утешить: - Не слушай ее, это она от зависти, единственный холостой мужчина, и достался не ей. Можно подумать, у меня с Наумовым уже все обговорено. Пошла принимать смену, знакомиться с больными, что поступили за вчерашний день. Бумажными вопросами я заниматься не люблю – вся эта рутинная писанина наводила на меня скуку, она занимала времени больше, чем основная работа. Мне легче день у операционного стола отстоять, чем час заполнением журнала заниматься. До обеда было спокойно, новые больные поступали с завидной периодичностью в два часа. Мелкие ранения, оперировались прямо в приемном отделении и отправляли больных либо домой, либо на день-два на этаж. Во время перерыва собирались в комнате отдыха, где освободившиеся девочки накрыли на стол, выставив на тарелках остатки домашнего пиршества. Я принесла торт собственной выпечки, вчера вечером испекла, Юлик ходил вокруг, облизывался, но я сразу предупредила, чтобы не надеялся – торт пеку на работу. Хочет торт, пусть ест тот, который дядька Димка принес. За свою выпечку я не боялась, она всегда у меня хорошо получалась. Димка обожал мои пирожки и торт под названием «Старый пень». Евгений Борисович поставил на стол бутылку хорошего коньяка и бутылку вина тем, кто любит «слабенькое». К удивлению присутствующих сказал, что будет вино, объяснив свой вкус просто: - Было время, когда увлекался более крепкими напитками. Я из-за этого, - щелкнул ногтем по бутылке с коньяком, - семью потерял. Вот так новость! Борисыч бывший алкоголик! Девчонки между собой переглянулись, на меня сочувственно вздохнули, постарались замять разговор: всем известно, бывших алкоголиков не бывает, рано или поздно сорвется, наверстает то, что не допил за это время. Сколько таких случаев, когда хорошие хирурги буквально погибали из-за пристрастия к спиртному. Мне стало грустно: почему, как только встречу подходящего мужчину, позже оказывается, он с каким-то изъяном. Видно, правда, на роду написано быть замужем за разведенным алкашом. Дежурство прошло спокойно, никаких сложных случаев не было, нам даже удалось поспать ночью. Утром пошли домой, Евгений Борисович ждал у больничных ворот. - Любовь Михайловна, можно я провожу вас до дома? - Я живу на другом конце города, пощажу вас, все же после смены, устали, наверное, – попыталась отказать, но и не обидеть. Мне надо было подумать, стоило ли начинать отношения, смогу ли я принять его таким, какой есть. - Любовь Михайловна, предлагаю, когда находимся наедине, переходить на «ты» и называть друг друга просто по имени. - Хорошо, давай на «ты», - согласилась неохотно, понимая, что делаю шаг к сближению, которое неизвестно, во что может перейти. - Люб, тебя испугало мое признание насчет спиртного? Но я считаю, лучше знать всю правду с самого начала, чтобы потом не упрекать недоговоренностями. И насчет спиртного вопрос решенный, больше я никогда не вернусь к прежней жизни. Если буду строить новые отношения, старым привычкам там не место… Я ехала в автобусе и думала о разговоре: а вдруг Наумов и есть ТОТ САМЫЙ, и он про себя говорит правду – бывают же люди с сильной волей, которые, поставив перед собой цель, достигают ее всем соблазнам назло. Пришла домой, мама выглянула из комнаты, веселая, довольная. На мой вопрос, как вчера прошел день, доложила: - Милка в комнате сидела целый день. Ей кто-то звонил по телефону, я нарочно прошла мимо, думала, может, что услышу, с какой-то Светкой разговаривала о документах. Днем вышла во двор гулять, смотрю, бабы с Сонькой стоят, и мне так ехидно: Вер, чей-то вчера Куприяновы приходили к вам с тортом, а вы крик подняли, они от вас побежали, хвост поджав? Я им сразу сказала, - мама приосанилась, взглянула сверху вниз: - Да что, свататься приходили, уговаривали Любу за Димку выйти, но Любка сразу ответила: НЕТ! Про Клаву ничего плохого сказать не могу, и Костя порядочный мужчина, а сына вырастили кобеля! Димка гуляет и направо, и налево, начерта нам такой муж нужен, лучше одной, чем разыскивать его по чужим постелям. Я не выдержала, рассмеялась. Раньше бы маме за подобное скандал закатила, а теперь понимала: она мою честь спасает, перед соседями обелить старается. Теперь, узнав, что мы расстались с Димкой, соседи будут в любом случае на моей стороне, хоть и осталась я теперь в вечных «девках»: мне тридцатник скоро, кто ж в этом возрасте замуж выходит? - А так мы с Юликом кино смотрели, - продолжила доклад мама, - он мне книжки читал, я ему твои детские с антресолей достала. Ох, какой же мальчишка умный, ну что ни спросишь, на все ответ знает. Рассуждает, как дед старый, нашему Владьке не чета. Владька неслух растет, а Юлик – профессором будет, не иначе, – она тихо загоревала о единственном внуке, в котором не могла найти утешение. Владька учился в школе неохотно, переползал из класса в класс с двоек на тройки, не желая прилагать никакого усердия, ничем не интересуясь. У меня с Колей сколько раз был разговор на эту тему: ребенком надо заниматься, а не отпускать на самотек. Владьку было жалко до щемления в сердце – мальчишка не глупый, его бы подтолкнуть в нужное направление, помочь найти себя, но мать занята любовником, а отцу ни до чего дела нет. …Кто бы мог подумать, что с Миленой мы будем вполне дружно существовать. Я думала, она разбалованная домработницей, ничего по дому сама не делает, будет придираться, что не так ей приготовила, не в тех тарелках подаю, а она удивила в первый день - только я пришла со смены, переоделась, иду на кухню, а она прямо-таки сияет, пол блестит, тарелки скрипят от чистоты. Открываю холодильник, там кастрюли выстроились вряд. Мама шепчет: - Это Милка вчера готовила, смотри, не ешь ее. Она мне предлагала, я сразу отказалась, сказала, у меня своя диета. Но Милена уже вышла из комнаты, крутилась рядом: - Я приготовила из тех продуктов, что нашла, если не претит моя готовка, можешь есть, – пока я ела, сидела напротив, пила чай, рассматривала меня с улыбкой. – Ну как, вкусно? - Да. Честно, не ожидала от тебя таких поварских способностей. Смотрю, и кухню помыла. А у меня все руки не доходят, либо лень, либо прихожу со смены - рук поднять не могу, ноги отваливаются. - У тебя всегда было предвзятое отношение ко мне. Заранее выстроила шаблон этакой сучки меркантильной, больше ничего видеть не хотела. А внешняя оболочка не всегда соответствует внутреннему содержанию, и, если я обороняюсь от окружающих зубами и ногтями, то только от страха, что могут обидеть еще сильнее, чем обижали до сих пор… - она явно боролась с собой. – Я сразу поняла, что про выкидыш правда. Ты никогда бы не убила ребенка от Димки, у тебя такой мысли не возникло бы, слишком долго ты шла к этой цели, и ребенок мог бы стать весомым аргументом в ваших отношениях. Дима, наивный дурачок, так и не научился отличать настоящие чувства от призрачных. Да, Милена в двух словах рассказала, что было у меня на душе, только от этого мне легче не стало. - Но если он так плох и наивен для тебя, отпусти его. - А я не держу, - усмехнулась холодно. – Я его никогда за собой насильно не тянула, просто предлагала и ждала, что он предпримет. И он всегда вставал и шел за мной, и с первого его шага я знала, чем закончится наш вечер. Ни разу он не сделал попытки воспротивиться. Всегда уходила и выгоняла его из своей жизни я. - Ну, так выгони его сейчас! - Извини, не могу. Сейчас я нуждаюсь в крепком плече, на которое можно опереться, а Димка, как никто, подходит к этой роли, он должен стать временной гаванью, заслонить собой, чтобы обеспечить мне комфорт и удобство, – Милена сузила здоровый глаз. – Меня муж избил, мне жить негде, я с ребенком скитаюсь, не зная, куда приткнуться, где мои «друзья», которые заверяли о своей любви и преданности? Как тараканы разбежались в страхе перед властью Донцова, остались два-три человека, которые со мной до конца. Теперь я знаю, на кого можно положиться и буду беречь этих людей и держать возле себя, чтобы ни случилось. - А я вот возьму и расскажу Димке про наш сегодняшний разговор, - желая насолить ей и отомстить ему, пусть хоть на миг побудет в моей шкуре. Милена взглянула на меня веселым глазом: - Люб, ты уже однажды рассказала Димке правду, кто от этого пострадал? Кто оказался крайний? Ты что, реально думаешь, он не понимает, что я его использую? - Меня ты тоже держишь про запас? – спросила неуверенно, не зная, к какой категории себя причислить – к тараканам или избранным. - Люб, ну куда ж я без тебя, - засмеялась Милена. – Я двенадцать лет назад поняла, что ты собой представляешь, и на протяжении этих лет ты ничуть не изменилась. Если бы не Димка, у нас могли возникнуть совсем другие отношения, – с этими словами осторожно положила на мою руку ладонь. Глаза ее горели таинственным огнем, я видела, что она хочет что-то спросить и боится, вопросом нарушит наш хрупкий мир, но вопрос разжигал ее изнутри… …Со мной Милена была внимательна и терпелива, но с сыном разговаривала резко, щедро раздавая подзатыльники. Юлик голову опустит, слезки с глаз от обиды смаргивает, мне его даже жалко становится. Так и бывает: родители собачатся, а страдает в первую очередь ребенок. Смотрю на Юлика, на его светлые волосики, закручивающиеся на кончиках в кольца, в голубые глаза, и такую нежность к нему испытываю, такую любовь, что словами не передать. Ни один психолог не сможет объяснить, почему сына соперницы люблю сильнее, чем своего ребенка, которого потеряла, о котором не хочу думать. Первое время Юлик со мной держался отчужденно, обходил стороной, но у меня опыт общения с детьми был, на племяннике натренировалась, я к нему вскоре ключик подобрала. Заметила, что Юлик книжки любит читать, выбрала несколько штук из своей библиотеки, принесла ему. - Ты про что любишь читать? - Про путешествия. Я, когда вырасту, хочу всю землю обойти, во всех странах побывать, посмотреть, как люди живут. - А мама кем хочет тебя видеть? - Ей все равно, - опустил голову. – Лучше бы я девочкой родился, мама мальчиков не любит, говорит, что они все: «будущие моральные уроды». Мама девочку хотела, чтобы на нее похожа была, а родился я, ее «разочарование» и «папин сын». Я не вытерпела, высказала Милене насчет равнодушия, поинтересовавшись ее материнским инстинктом. Она выслушала мои претензии без эмоций, даже не пытаясь оправдаться. - Ты сына не хочешь, но отцу не отдаешь. Сколько у нас живете, только и слышно от него: папа, папа! Был бы отец плохой, он бы к нему не тянулся, не просился… - Моя семейная жизнь давно дала трещину. Когда выходила замуж за Донцова, у него карьера была на самом пике, я думала, так будет всегда. А хозяин сменился, и его вышвырнули, как старый башмак. Все! Он никто, а я-то ради чего должна продолжать терпеть старого, больного ревнивца? Но разводиться, значить многое потерять, а Юлька моя гарантия обеспеченной жизни, его папашка подсуетился и написал завещание, где все имущество оставляет младшему сыну. И можешь считать, что я использую Юлика, как остальных мужчин, мне все равно, что ты думаешь, – она смотрела задумчиво перед собой. – Вообще, детей надо рожать от любимого мужчины. Пока все хорошо – это твой ребенок, а только натворит что-то, сразу сравнение делаешь: папочка урод, и дитятко такое же, ничем не лучше. Через слезы ребенка ненависть к мужу выливаешь, через ребенка мстишь, что достался не тот мужчина, которого хотела получить. …Лежу ночью, вспоминаю слова Милены и соглашаюсь, я ведь тоже так думала, только вслух сказать не осмеливалась, чтобы никто не подумал, что я тварь бездушная. А она ничего не приукрашивает, как есть, так и говорит, не боится высказать открыто свою точку зрения, может в этом ее сила - в прямолинейности, цинизме. Интересно, а если бы мы с ней встретились не 12 лет назад, а сейчас, когда уже взрослые, четко оцениваем свои силы, чувства, у нас могло бы что-то завязаться серьезное? Не побоялась бы я переступить условности, не оглянувшись назад: «что скажут люди»? Так от своих мыслей разгорячилась, что поднялась, прошла на кухню выпить воды, остудиться. Смотрю, в кухне у открытого окна стоит Милена, курит в форточку, меня увидела, замерла с сигаретой, зная, что я противница «изощрений» над своим организмом. - Извини, не сдержалась, - сказала неуверенно. Сигарету тут же потушила о коробок со спичками, окурок выбросила в форточку. Смотрю на нее – рубашечка у нее шелковая с кружевами, выше колен, под лунным светом просвечивается, вся фигура видна. В талии такая тонкая, двумя руками перехватить можно. Я женщина, и то от такой красоты возбуждение пошло по телу, и мысль: вот такой ее Димка видит. Так как же мне его осуждать, если сама с первого взгляда попала под ее чары? Не знаю, что Милена во мне при лунном свете рассмотрела, только усмехнулась и говорит тихо: - Всегда хотела из твоего окна посмотреть на свои окна, чтобы увидеть то, что видишь ты. - Давно уже не смотрю на твои окна, не интересно. - Ну, это пока я замужем за Донцовым была, – подходит ко мне близко, от нее духами и сигаретами пахнет, у меня голова от ее запаха закружилась, дыхание перехватило. – Ты никогда не хотела повторить тот Новый год? У меня по спине мурашки, и опять мысль: вот сейчас я получу ответ на свой вопрос, смогла бы с ней закрутить, став взрослой. От нее исходила просто какая-то дьявольская сила давления, заставляя подчиниться тому, что она желала. Она стояла близко-близко от меня, я едва сдерживалась, чтобы не обнять за талию, прижаться к ее горячему телу, понимая: стоит один раз уступить, и больше никогда не смогу уйти от нее… Поэтому сделала над собой усилие: - Ты ведьма! – отошла от нее на безопасное расстояние. - Возможно, - засмеялась тихо. – И я знаю, что ты не случайно сейчас сюда пришла, тебя мучают вопросы, которые без меня тебе не решить, – села за стол, поигрывая пальцами по столу, приказала: - Ставь чайник, заодно поговорим откровенно, вдруг больше такой возможности не будет. Теперь угадайте, что я сделала?!... Кто сказал, что безмолвно подчинилась ее приказу, оказались правы. Разве я посмела бы отказать в чем-то САМОЙ Милене, когда она чаю изволит испить в 12 ночи, а мне завтра с утра на смену идти. Но кого это волнует! Поставила чайник, пока он грелся, достала чашки, сахарницу, в банке варенье (блюдце еще пачкать! так поедим), села через стол. - Миль, скажи честно, ты и сейчас хочешь получить меня? Не верю, что с твоим магнетизмом у тебя за все время не было никого, - смутившись, поправилась: - Я имею в виду, из женщин. - «Получить меня»! – передразнила Милена. – Какое у тебя высокое мнение о себе! - задумчиво отхлебнула чай. – Люди делятся на три категории: первая – встретила свою первую любовь, и помнишь ее всю свою жизнь. И даже бабушкой стала, куча внуков, а вспоминаешь ЕГО с теплой улыбкой и благодарностью, что был в твоей жизни. Вторая категория - встречаетесь через несколько лет, и ты с ужасом думаешь: Я могла любить вот ЭТО?! Третья категория - страсти бушуют, кровь бурлит, заканчиваются отношения, встречаетесь через пять лет и первый вопрос: кто это? Что-то морда знакомая. Так вот, чаще всего мне встречались люди из второй категории, и только вы с Димой из первой, но не будь тебя рядом с ним, он давно бы перешел в третий ряд, – она задумалась, потом начала рассказывать: - В пятнадцать лет, по своей наивности, я хотела любить чистой светлой любовью, и быть любимой в ответ. Я вся такая красивая, нежная, любой парень за честь счел бы просто рядом постоять, но я всегда помнила грязный подвал, как меня распинали на вонючем, обоссанном кошками песке. Я не могла простить мужчинам подобного к себе отношения… Потом встретила тебя – это был такой эмоциональный всплеск энергии, такая сила, что себя готова была разорвать от желания к тебе. Любила настолько, что трясти начинало, если ты находилась в радиусе ста метров, и я боялась когда-нибудь сорваться, при всех наброситься на тебя. Рядом с тобой всегда находился Дима, я стала за вами наблюдать, и увидела то, что вы еще сами толком не осознали – между вами могут вспыхнуть настоящие чувства, те самые, о которых пишут в книжках. Я не хотела ждать, почему-то решив, что у меня нет времени подготавливать тебя к главному событию, что могу опоздать со своей любовью. Я пришла… но получила отпор, жесткий, брезгливый, ты даже не попыталась понять, что со мной происходит, – Милена тихо засмеялась, вполне добродушно, без обиды. - Ты отказала Леди Совершенству, предпочтя какого-то простачка Диму Куприянова. И я подумала: почему ты должна наслаждаться любовью любимого мужчины, а я страдать от неразделенной любви? И тогда я сказала себе: «Ну, как она со мной, так и я с ней». - Ты встряла в наши с Димой отношения только потому, что позавидовала мне? – спросила потрясенно. Сжала чашку в руках, чтобы не вмазать ей по здоровому глазу. – Вот так вот просто, из-за зависти разрушила жизнь человека, перечеркнула его чувства… - Я просто хотела любить и быть любимой… тобой. Я хотела испытать то, что испытываешь ты, но я лишена этого счастья. Наш новогодний спор был не случаен, я наказала тебя за насмешку над собой. Ты поступила ничуть не лучше тех уродов из подвала. - Миля, я не хотела тебя обижать, я с уважением относилась к твоим пристрастиям, но не могла дать в ответ то, что мне не свойственно. Я обыкновенная женщина, я люблю мужчин, мне приятно их внимание, ухаживания, я возбуждаюсь от их поцелуя. Почему я должна переступать через себя, во имя ТВОИХ целей, чтобы ты могла потешить свое самолюбие и тщеславие: вот еще одна в моем списке. Ты сама призналась, после меня у тебя были женщины. - Я тебе уже ответила на этот вопрос, - усмехнулась Милена. – Наш треугольник держится столько лет, но если разобраться, я спокойно могу обойтись без Димы, а ты без меня, у нас нет верхушки этого треугольника, каждая сторона в нем главная. Не будет кого-то одного, мы распадемся, но пары не будет, вновь окажемся каждый сам по себе. Получается: либо мы держимся вместе, либо… - она таинственно замолчала. - И что дальше? - Ты любишь Диму, Дима желает оказаться в моей постели и больше никогда из нее не вылезать. А я хочу тебя, хотя бы для того, чтобы удовлетворить израненное самолюбие. Я должна компенсировать унижения с твоей стороны. Можно сделать так, что каждый из нас будет счастлив, находясь рядом друг с другом, каждый в отдельности несчастен по-своему, Понадобиться много времени, чтобы научиться жить без третьего лица, для этого кто-то один должен исчезнуть с лица земли, – Милена допила остывший чай, отставила чашку в сторону. – Совсем недавно я поняла одну вещь: для Димы больше не будет существовать никаких женщин, если одна из нас станет его женой, другая его любовницей. Ему на роду написано жить с нами двумя – день одна, день другая. - Офигеть! – прошептала пораженно, представляя возможность очередного варианта. Миля спокойно рассудила: - Ты нуждаешься в любви Димки, я в удовлетворении самолюбия через тебя, значит, в нашу кровать с ним надо уложить тебя. Этакая своего рода шведская семья с оглядкой на моральные устои. - Это как? – я все еще не могла выйти из шока. - Нам надо с тобой договориться, кто будет его женой, а кто любовницей, - улыбнулась просто, словно это было в порядке вещей. Я несколько минут смотрела на нее, примеряя предложение. В голове полнейший сумбур, как обухом по голове прибитая, ее слова звучали дико!! Поднялась, сполоснула чашку, сказала на пороге: - Больше не кури, у мамы сердечная астма, она от сигаретного дыма задыхается, это может вызвать приступ. Спокойной ночи. На следующий день я работала на сутках, но все время прокручивала в голове наш разговор, не желая прийти к единому мнению: как бы я хотела находиться рядом с Димой? В качестве его жены, зная, что все свое свободное время он проводит в постели с Миленой, или в качестве любовницы, зная, что Милена в курсе того, с кем в данный момент кувыркается ее муж? Уверена, что Миленку устроили бы оба варианта, меня не устраивал никакой! Прихожу утром домой, мама бежит с докладом: - Миленка вчера полдня с Димкой по телефону разговаривала. Он там что-то для нее важное нашел, она подружке звонила, говорила, что теперь Донцов у нее в руках, надо только какого-то Арика дождаться, – мама сделала выразительные глаза. – О, как он для нее старается, все коленки посшибал, бегает, как кобель, язык на плечо, чтобы от мужа защитить. Ради тебя так бы не бегал. - У меня мужа нет… - буркнула обиженно, уходя на кухню готовить себе завтрак. Еще дойти не успела, как в дверь позвонили. Миленка только из комнаты вышла, назад рванула, прятаться, Юлик за ней, в комнате затаились. Открываю, на пороге стоит парень, чуть старше меня, небритый, на голове клетчатая кепочка (мой папа в молодости такую носил), в зубах цыгарка. Окинул меня внимательным взглядом, улыбнулся весело, вежливо этак кепку приподнял: - Здрасти. Любовь Михайловна? - А вы кто? Что надо? – не стала размениваться вежливостью. Дверной проход собой загородила и думаю: сразу соседей на помощь звать, или вначале выяснить, что этому зеку от меня надо? - А я капитан Прохоров, - сунул корочку мне в нос, - работаю вместе с Дмитрием Куприяновым, это он меня к вам прислал, к госпоже Донцовой Милене Сергеевне. - Ну, проходите, - отступила в сторону. Прохоров прошел, за ним следом прется еще один мужик, но этот культурный, в дорогом пальто, с кожаном портфелем. - Любовь Михайловна, позвольте представиться, адвокат Деккер… - не успел имя отчество договорить, как из комнаты выскочила Милена и прямо к нему, чуть ли на шею ни бросилась: - Арик, я здесь! Боже, я думала ты не приедешь! - Милаша, - принялся целовать страстно ее руки, - только узнал, что нужна моя помощь, бросил все дела и сразу к тебе! - Кгм, - кашлянул Прохоров, привлекая их внимание. - Милена Сергеевна, Куприянов вам передал документы… - подал папку, Милена ее схватила, к груди прижала – больше не отнять! Я думала, она с благодарными поцелуями и на Прохорова набросится, но Милена вновь кинулась с радостными воплями к Деккеру: - Арик, если это то, что я думаю, я спасена! Димочка, ты чудо! - Куприянов постарался на славу, ты перед ним в большом долгу! – заметил с кислым видом Деккер. - Куда можно пройти? – скептически огляделся по сторонам, направляясь за Миленой, не разуваясь, оставляя на полу следы. - Ну, с ним-то я как-нибудь разберусь, - рассмеялась звонким колокольчиком. – Уверяю: он полностью получит по своим заслугам, – они скрылись за дверью, но через минуту из комнаты вылетел Юлик, с такой скоростью, словно ему дали пинка, Милена приказала: - Посиди с бабушкой Верой, посмотри с ней мультики. Я посмотрела на Прохорова, спросила неуверенно: - Вы остаетесь или уходите? - Мне надо подождать Милену Сергеевну, узнать, до чего с адвокатом договорится. - Тогда идемте на кухню, чаем вас напою, сама поем. Я только что с работы пришла, еще не завтракала, – увидела, что Прохоров стал снимать сапоги, торопливо остановила: - Да не разувайтесь, все равно полы мыть, - указала взглядом на следы адвоката. Сделала бутерброды, поделилась яичницей, заварила цветочный чай с таким вкусом, цветом и запахом, что по кухне поплыло лето! Прохоров пил чай, как-то недоверчиво меня рассматривая, время от времени поднимая недоуменно брови. Наконец, сказал вкрадчиво: - Меня Григорий зовут. Два года назад развелся… - И к чему мне эта информация? – засмеялась, поймав себя на том, что начинаю перед ним кокетничать. - Давно мечтал познакомиться с вами. Столько слышал о ваших подвигах, как вы с Куприяновым в школе маньяка поймали, потом на юге по наркотикам работали, а когда услышал, что бандита скумбрией избили, сразу подумал: Боже мой, какая женщина, настоящая Мата Хари! Теперь я ваш поклонник! Я польщенно расхохоталась! Нет, правда, почему я должна его одергивать, если ему хочется говорить женщине приятные для нее вещи? Миленке вон руки целуют, я-то чем хуже ее?! …С адвокатом, закрывшись в комнате, Милена просидела часа два. Мы с Прохоровым на кухне, испробовав после чая кофе, разговаривая, хохоча на всю квартиру, так что мама несколько раз выходила из комнаты, делая мне замечание, что веду себя вызывающе. Но мне было без разницы! Мне нравилось его общество, и я не собиралась сдерживать свои эмоции. Наконец, Милена с адвокатом вышли в коридор, Прохоров поторопился к ним, взглянул вопросительно. Адвокат сказал на прощание: - Милаша, не волнуйся, волнение негативно скажется на здоровье. Ты достаточно пострадала от этого монстра. Едва за ним закрылась дверь, Милена с вызовом уставилась на Прохорова, не понимая, что ему тут еще надо. - Это вам Куприянов передал, - подал ей розовый смартфон. – Симка восстановлена прежняя, – Милена вскрикнула, расцеловала с жаром смартфон, из чего я сделала вывод, записи из прежнего телефона для нее очень дороги. – Собирайтесь, вы переезжаете на другую квартиру, поживете до развода, пока не станет безопасно. - Мам, я к бабушке хочу, - заикнулся Юлик. На что Милена наклонилась к нему и прошипела в лицо: - Еще раз заикнешься про бабушку или папу, отправлю в детский дом, чтобы понял разницу жить с мамой рядом, или кем-то еще, – затем старательно «перелистнув» смартфон: - Свет, я же говорила, Димася для меня в лепешку расшибется. Представляешь, он Арика из Доминикан вытащил! – продолжая говорить, двинулась в комнату собирать вещи. Я принесла деньги, что остались с продажи кольца: - Чеки с покупок имеются, если надо, могу предоставить. Она, ни слова не говоря, сгребла деньги, не считая, запихнула в сумку, уходя, окинула комнату внимательным взглядом – не забыла ли чего, а то примета есть, что назад вернешься. Уже одетая в шубу, глянула в нашу с мамой сторону, задумчиво произнесла, словно рассуждая сама с собой: - Возможно, вас вызовут в суд, как свидетелей драки, что я это время жила здесь, а не у любовника, – Юлик взглянул на мать с любопытством, она погладила его по шапке, улыбнулась: - Сыночек, я всегда была верна твоему отцу, но этот старый козел так и не оценил мою верность. Прохоров глянул на нее с сомнением, засунул в губы цыгарку, скрывая ухмылку, открыл перед ней дверь. Милена гордо вышла в подъезд, Юлик подхватил свою сумку, Прохоров взял сумку Милены – действительно, не ей же таскать за собой сумки, когда рядом свободный мужчина… Когда за ними захлопнулась дверь, мы с мамой так и остались стоять в коридоре, не дождавшись простого человеческого «спасибо», за то, что дали кров над головой. Милена больше во мне не нуждалась, рядом с ней находились более сильные защитники. Теперь для мамы стало развлечением ходить на прогулку «с бабами» во двор. Только увидит, что те собираются кучками, по двое-трое, что-то обсуждают, сразу одевается: - Пойду, послушаю, что бабы говорят, может, что дельное услышу. И мороз-то ей не страшен, по две кофты под пальто наденет, как колобок на ножках стоит, новости обговаривает. Приходит с мороза красная, глаза голубым светятся, смеется. - Миленкин муж к Елене зачастил. Бабы говорят: назад к Елене вернуться хочет, но она не соглашается, у нее вроде бы как уже новый хахаль имеется. Все время на кухне сидят, против Миленки план составляют, как Юльку отобрать. Миленка нигде не появляется, на работе отпуск взяла, Юлика в школу не водит, Елена криком кричит по внуку, не знает где он, что с ним. Донцов Димку Куприянова вычислил, приехал к нему пьяный с охраной, но тот им быстро морды начистил и в полицию сдал. Адвокат сказал: еще одна подобная выходка, и Донцова уже ничего не спасет, сам себе яму выроет и сына больше не увидит. - Мам, откуда такие подробности? - А наши бабы все знают, - удивилась мама моей неосведомленности. – Я сколько раз тебе говорила: ори тише, люди все слышат, а тебе надо, чтобы о тебе сплетни по двору ходили? Другой раз приходит злая, сапоги с ноги сбросила как попало, платок с головы сдернула, принялась причитывать: - Ославилась на весь двор, на старости лет от людей глаза прячу, сказать не знаю что, оправдаться не знаю как! Наворотила с Димкой дел, то в арке стояли, то он к тебе с тортом, люди думали, он к тебе свататься приходил, а он Миленку к себе домой привел! Вместе с мальчишкой живут, не посмотрел, что от другого родила. Кобель! Вырастили примерного мальчика! – передразнила, обидевшись на всех Куприяновых. Изредка встречаясь в больнице с тетей Клавой, обе делали вид, что ничего не случилось, как и прежде спросим о здоровье… и расходимся, каждая по своим делам. Я понимала, что ей больно вспоминать, как сидела у нас дома на кухне и плакала, так и не увидев своего первого внука или внучку, а мне тоже не доставляло радости чувствовать себя как будто виноватой в чем-то. О Димке ни разу ни она, ни я даже не упомянули… …На суд Милена пригласила меня в качестве свидетеля. Кстати, Димка тоже выступал свидетелем, он рассказал, как Милена позвонила ему внезапно, попросив помощи. Потом выступал какой-то водитель, сказав, что вначале вез Диму по одному адресу, а потом повез по другому, где муж избивал жену. Когда его спросили: «Муж избивал эту женщину?» - указав на Милену, водитель радостно улыбнулся: «Не, ну сейчас-то она совсем другая, такая, какая по телевизору выступает, а тогда у нее все лицо было разбито». Ему предоставили фотографии «разбитого лица», и водитель радостно подтвердил: «О, точно, вот такой и была!» Потом вызвали меня, и я подтвердила, что во время драки увела Милену с ребенком к себе, где она первое время и жила, а не как утверждает Донцов: «За ней приехал ее любовник и увез с собой». Потом выступили соседи, которые подтвердили, что у Донцових периодически вспыхивают скандалы, муж давно обещает убить Милену, если та не прижмет хвост. Оказывается, дом хоть и элитный, а сплетников везде хватает. Глядя на Донцова, как тот спокойно обстоятельно отвечает на вопросы судьи, с каким-то удовольствием рассказывая о похождениях своей жены, не стесняясь унизиться, как мужчина, мне совсем не было его жалко. Нет, а на что ты рассчитывал, когда женился на молодой, красивой женщине, что она тебе будет верной, и в твоей старости помогать до туалета доходить? «Эта женщина ни перед чем не остановится, для нее нет ничего святого и никаких моральных устоев!» Отгадайте, кто сказал эти слова? Мать Милены, единственный свидетель Донцова, которая пришла его поддержать… Конечно, все в зале решили, что таким образом она мстит своей дочери, что та когда-то перешла дорожку с выгодным женихом. Судья так и сказал: «Вы предвзято относитесь к своей дочери». Милена все заседание не проронила ни слова, ни звука, стояла, скромно потупив взгляд, время от времени вздыхая, за нее говорил только Деккер. Наконец все закончилось, суд вынес решение: Донцову штраф, полгода исправительных работ (наверное, пошлют на улицах мусор подметать, хихи!), развод, Юлика определить матери, на ребенка назначить алименты. Имущество, что числится за Юликом, отдать под надзор отцу. Милена попыталась возразить, но адвокат сказал, что с этим ничего сделать нельзя – пока жив отец мальчика, он имеет право переписать наследство на кого угодно, даже на свою тещу! Милена была разочарована, она хотела распоряжаться наследством Юлика прямо сейчас до его совершеннолетия, а теперь осталась, хоть и не с плохими, но все же просто алиментами. Выйдя из зала заседания, Милена, нервно натягивая перчатки на руки, сказала в пространство: - Наконец-то я избавилась от этого старого козла! Ничего, передохнем, наберемся новых сил и будем строить жизнь заново, - обернулась на меня: - Любаша, спасибо за свидетельские показания, – озабоченно нахмурила лобик, пытаясь что-то вспомнить: - Кстати, наш ночной разговор остается в силе, подумай. - Это вы о чем? - насторожился Димка. – Вы что, опять что-то затеяли? – спросил у Милены угрожающе. Она только улыбнулась недоуменно: ты о чем? Подхватила его под локоть, Димка посмотрел на меня через плечо: - Мне жаль, что у тебя, у нас, короче, жаль… Значит, все же убедился, что никакого аборта не было. Ну что ж, хоть в этом оправдалась. Я смотрела им вслед, как они идут плечо к плечу, Димка больше не обернулся, он уже забыл о моем существовании – я вновь стала для него НИЧЕМ, нулем, недочеловеком. …Через несколько дней мама пришла с прогулки, рассказала, что Милена привезла Юлика матери, мотивируя тем, что от нее ему близко к школе, а ей некогда заниматься сыном, у нее совсем другие планы. Она получила от Донцова, что хотела, и теперь сын мешал в устройстве личного счастья – она не привыкла о ком-то заботиться, она хотела, чтобы все заботилась только о ее благополучии.