Окно напротив

Когда Андрей узнал, что я перевез Милену с Юликом к себе домой, минут десять рассматривал с задумчивым удивлением. Прохоров озадаченно почесал затылок: - Не, ба..., - взглянул на меня и поправился, - женщина она красивая, что и говорить, но я б к ней не подошел, очень уж она такая вся, – и в воздухе поиграл пальцами, - рядом с ней стоять опасно, не то, что в ее постель залезть. А Любовь Михайловна, - при этом расцвел весь, глаза заискрились, Андрей ожил, заулыбался мечтательно, - вот это женщина! Строгая, серьезная, скалкой запросто заедет, но веселая! Главное, душевная, свою яичницу чужому мужику отдала! Когда прошел суд, и Милена отправила сына к матери, Андрей усмехнулся – у него на ее счет иллюзий никогда не возникало. Мне ее поступок тоже не очень понравился, но что я мог возразить – Юлик из-за дальнего расстояния в школу не ходил, спал у моих родителей в комнате на раскладном кресле. А дома у бабушки у него была своя комната, школа рядом, все кружки, куда ходил. Нет, однозначно мальчишке будет с бабушкой лучше, чем с матерью. Родители к появлению Милены в нашем доме отнеслись философски: моя жизнь, мне жить, мне решать… Первые дни Милена сдерживала эмоции, особо не зацикливалась на мелочах, но вот отправила сына к матери, и словно распрямилась, начала подавать голос. Первый инцидент произошел на мой день рождения – гостей не созывали, широко отметить в ресторане денег не было, просто собрались семейным кругом на кухне, мама курочку запечённую на стол поставила, зимние заготовки открыла, картошки нажарила – просто, но, главное, сытно. Отец достал из холодильника бутылку водки, Милена сразу отказалась: - Я водку не пью, только мартини, бракетто или шардоне. - Ну, мы люди простые, - обиделся папа, - мы названий таких-то не слышали, не то что пить. - Я подозреваю, - улыбнулась Милена очаровательно, - что кроме водки и самогона вы вообще ничего не пили. - И самогончиком балуемся, особля когда на апельсиновых корках настоянный, – согласился охотно отец. – Помню, Вера Гущина такой «коньяк» делала на ореховых шкарлупках! Пьешь и наслаждаешься. Милену от этих «шкарлупок» передернуло всю. Мама заметила и только усмехнулась. Нарезала куски курицы, каждому положила на тарелку, Миля попробовала, скривилась: - Мясо пересушено, я такое есть не могу, только зубы мучить. - Я кулинарные курсы не заканчивала, как умею, так и готовлю, еще никто не жаловался, - обиделась мама. – Мужики мои всегда ели. - Наверное, лучше не пробовали. - Милочка, а давай ты сама для себя готовить будешь, - предложила радостно мама. – Как раз по своему вкусу, и мне мороки меньше. «Праздничный» ужин дальше прошел в тишине, каждый понимал: одно неосторожное слово, и может произойти непоправимое, что может отразиться на года. Мы скоро разошлись, Милена первой поднялась из-за стола, поблагодарила, ушла, оставив тарелку на столе. Мама посмотрела на тарелки: - Это для меня оставила? Дим, ты скажи правила в нашем доме: кто есть готовит, тот посуду не моет. Я у плиты целый день стояла, ногу натрудила, она мыть тарелки не хочет, значит, ты за нее. Милена остро чувствовала отношение моих родителей к себе, и с каждым днем проникалась к ним неприязнью – она терпеть не могла, когда ею кто-то пренебрегал, с первой минутой не восторгался, не становился верным поклонником. Не раз говорила: - Да, родители явно разочарованы твоим выбором. На моем месте они с большим удовольствием приняли бы Любочку Гущину, девочку из народа, такую же, как и они – простая сельская девушка. - Однако эта сельская девушка противостоит тебе уже несколько лет, - усмехался в ответ. – Кто бы мог подумать: Леди Совершенство не может прогнуть под себя какую-то «серость». Меня забавляло, что Милена начинает злиться при упоминании Любы. Она как будто ждала от нее какого-то решения, но, не получая ответа, раздражалась: «Я для нее все, что можно сделала, даже согласилась отступить в сторону, если хорошо попросит. Нет, эта дебелая корова опять не мычит, ни телится». В другой раз выговаривала за родителей: - Знаю, они против меня, сегодня была в ванной, слышала, как твоя мать высказалась: "намучаемся мы с этой сношенькой, так и придется под нее подстраиваться". Она меня со школы терпеть не могла! В чем я перед ней провинилась?! Я сколько раз предупреждал родителей, чтобы они были аккуратнее в своих высказываниях. А кому понравится каждый раз слышать подобные упреки? Теперь родители старались не выходить из своей комнаты, когда мы были дома, в выходные уходили на рынок с утра и до обеда, или уезжали в деревню. Если у меня график работы ненормированный, то у Мили на телевидении строго – два дня через два. Не знаю, чем она занималась в выходные, но с работы приходила всегда поздно, раздраженная, голодная. С жадностью хватала бутерброд, сетуя, что с такой работой скоро заработает себе гастрит. Мы жили с Миленой вместе где-то месяца два, когда мама спросила, собираемся ли мы расписываться, или так и будем сожительствовать? Для нее какие-то условности были не условными, она предпочитала все делать «как надо»: - Раз сошлись вместе, нечего дурака валять, расписывайтесь, как все нормальные люди и живите по-человечески. У меня в больнице спрашивают, а я ответить не знаю как. - А кто спрашивает, Гущина? – усмехался мечтательно. – Скажи, что женился, пусть не питает напрасных надежд. - Я с Любой последний раз разговаривала, когда она твою Милочку от бандитов у себя прятала, - поджала сурово губы. – Обвинил человека ни за что и хоть бы извинился после. Убедился, что аборта не было, ну так покайся, что дурно подумал… - Это еще проверить надо, с чего это у нее выкидыш случился в самый нужный момент. Подружка Роксана в гинекологии работает, проверить бы, не помогла ли по дружбе избавиться от ненужного приплода. - Ты эти мысли из головы выбрось! – топала ногами мама, не представляя, что Любка осознанно могла пойти на убийство ее внука. А я, как Журавлеву вспомню, у меня в душе все переворачивается – живого, готового ребеночка не пожалела, чего уж за какой-то эмбрион говорить! Спросил Милену, согласилась бы от меня ребенка родить, она усмехнулась, глаза сразу хитрые: - Помимо готовности родить, надо включать голову: чем кормить и как растить. В первую очередь не хочу делать несчастным своего ребенка, чтобы он чувствовал себя в чем-то ущемленным перед своими сверстниками. - Что ж такое с нашими женщинами происходит, - удивился ее холодному расчету. – Где ваше природное материнство? - Это инстинкт выживания, - пояснила терпеливо Милена. – Не обижайся, но я Любу понимаю. Что она даст своему ребенку? Нищенское существование, твои копеечные алименты, на которые проживешь только первую неделю месяца, а там можно идти побираться? - Ты на что намекаешь? – напрягся невольно. – Я лично видел выписку, это был никакой не аборт! - Да успокойся ты, - смеялась, - ну не было и не было. Считай, что легко отделался, а то бы сейчас геморрой на голову! Невольно принимал ее точку зрения: какие мне дети, если себя обеспечить не могу. На очередной упрек мамы, что своих внуков она, видно, не дождется, а чужих ей не доверяют (ей Юлик понравился, она к нему с первого дня душой прикипела), ответил словами Мили, на что отец встрепенулся: - Это тебе денег мало платят? Тогда иди на завод к станку, или сантехником. Будешь говно тросом пробивать. У меня стаж тридцать пять лет, зарплата в два раза меньше твоей. - Да, мы не олигархи, - подхватила мама, - сколько имеем, на столько и живем. Зато спим с чистой совестью – не воруем, как другие. - Зачем же воровать, - усмехнулась Милена, осторожно откусывая кусок пирога (испеченного мамой!), чтобы не стереть с губ губную помаду. – Есть разные способы заработать большие деньги, надо только ум приложить. – посмотрела на меня снисходительно: - Ты сколько лет в органах, у тебя связи в разных сферах, подумай, где можно выгоду поиметь… - Милочка, - мама схватилась за сердце, отец озадаченно крякнул, - да на что же ты его толкаешь?! Может, ему наркодельцам покровительствовать, или притоны прикрывать за умеренную мзду? А еще лучше рекетом заняться и самому разбой расследовать? Или за взятки бандитов на волю отпускать? - Потому вы и живете нищими, что живете стереотипами, - зевнула равнодушно Милена. Отец маму еле из кухни вытащил, та все норовила высказать свою точку зрения. Я Милю подхватил, уволок в комнату, предупредил: - Больше такие темы в нашем доме не поднимай, не настраивай против себя ни отца, ни мать. Нарочно дразнишь, удовольствие получаешь, видя из раздражение. - А что они шуток не понимают, - веселилась Милена, получив порцию энергетического заряда, и теперь находилась в прекрасном расположении духа. – А если серьезно, подумай над моими словами. Дима, учись извлекать выгоду не только для себя, но и для любимой женщины. Новая машина и шубка для жены лишними не бывают. Моих друзей-ментов Милена не приняла сразу – не ее уровня, тем более Фукачев в курсе ее веселой юности и мог упрекнуть, поддеть, напомнить об этом. А Державин понравился и его окружение понравилось, с ним ей было весело, «забавно». Миля в любой компании осваивалась моментально, никогда не чувствовала скованности или какого-то неудобства, вот и здесь с первой минуты стала вести себя так, словно сто лет знакома. С девушками в компании знакомилась осторожно, заводила нейтральные разговоры, словно прощупывая на что сгодятся. Когда понимала, что интересного от них не получит, больше не замечала, они становились пустым местом. Зато с парнями держалась всегда уверенно – один раз улыбнулась, и они у ее ног, преданно высунув языки, готовые выполнить любой ее приказ. «Мальчики, - говорила Милена, сидя в плетеном кресле среди клумбы с цветами, вдыхая их аромат, - что-то мне жарко, принесите зонт… Держите его надо мной! Чуть левее. Прямо держать можешь, ты что, не видишь, солнце светит прямо мне в глаза?!» Смеялась, видя, как я наблюдаю за ее манипуляциями: «Понял, что такое власть? А деньги при власти дают еще больше свободы». «Тогда иди к старперам, они с удовольствием при своих деньгах уложат тебя в своей постели». Милена хмурилась: «Димася, ты повторяешься, мне начинает надоедать». А мне не нравились ее друзья – либо напыщенные, слова нормального не скажут, непризнанные гении; либо мальчики-девочки, краснеющие от любого грубого слова, которые могут разрыдаться над любовным сюжетом фильма. Миля к ним относилась снисходительно, могла утешить у себя на груди, поглаживая по головке, воркуя нежности. Лучшая подружка Светочка меня ненавидела. Когда я, шутя, или просто обнимал Милену в присутствии этой грымзы, казалось, что Светка с удовольствием вылила бы на меня кипяток из чайника. Любое мое движение вызывало в ней подозрение, словно знала, что я пришел обворовать ее дом. Получилось так, что с работы освободился раньше времени, что было редкостью. Ехал домой, мечтая, как сейчас поужинаю, приму ванную с пеной и остаток вечера проведу с Миленой за «любимым занятием». Приезжаю и что вижу – жены нет. На мой вопрос, куда унесло Милену на ночь глядя, мама пожала плечами: - А кто ее знает, что она, докладывает нам, что ли? Ушла два часа назад, нарядная, платье новое надела, я такого у нее не видела. Я вначале не придал значения: мало ли куда ей надо, может, на очередную тусовку с друзьями, где будут читать стихи и играть в интеллектуальные игры… В девять часов вечера принялся ей звонить, она трубку не брала. Позвонил Елене Антоновне, спросил, не приезжала ли Милена проведать сына, которого не видела давно. - Если бы она приехала, сама была бы удивлена, - засмеялась язвительно. – Наверное, опять загуляла. Это у нее периодически бывает, как у алкоголиков раз в месяц, обязательно надо напиться или начинается ломка. Не торопись объявлять ее в розыск, нагуляется и приползет драной кошкой. Еще историю жалостливую расскажет, чтобы пожалел и посочувствовал. - Елена Антоновна, мне интересно, вы Милену совсем не любите, как дочь, и она у вас кроме неприязни ничего не вызывает? - Хм, - усмехнулась, - поживешь с ней подольше, поймешь, что из себя представляет. Она белая и пушистая, пока не затрагиваешь ее интересы. Не переживай, рано или поздно придет… Я не понимаю таких отношений между родителями, тем более между матерью и дочерью. У Милены к матери никакого уважения, у Елены Антоновны никакой жалости к дочери, словно она ей чужая. Впрочем, даже взяв ребенка из детского дома, прожив с ним бок о бок столько лет, начинаешь к нему относиться теплее и нежнее. А тут наоборот, с каждым годом все дальше друг от друга. В одиннадцать часов тренькнул звонок, отец хмыкнул. - Открывай, твоя пришла. Где ее только носило с пяти часов? Я открыл дверь, Милена взглянула на меня с раздражением, задевая плечом, прошла в прихожую, привалилась к стене. От нее сильно пахло сигаретами и спиртным, платье помято, неопрятно. - Ты где была? - Так и знала, что встретишь именно этим вопросом, - усмехнулась недобро. - В магазин за хлебом ходила, такой ответ устроит? – приподняла ногу, приказала: - Расстегни. У нее ремешок на босоножке туго застегивался, она сколько раз из-за него ноготь ломала. Раньше я бы молча расстегнул, делов-то, любимой женщине помочь в трудную минуту, а теперь эта ее приподнятая нога и приказной тон вывел из себя: пришла в одиннадцать вечера, пьяная, прокуренная насквозь и никакого раскаяния, хоть бы вид сделала, что сожалеет. Развернулся, ушел в комнату, слыша, как Миля, чертыхаясь, громыхая обувью, влетела следом, держа босоножки в руке, и, не долго думая, один за другим запульнула ими в меня. Но один босоножек пролетел над головой, я умудрился вовремя пригнуться, а второй пролетел мимо прямо в окно. Спасибо, шторы были задернуты, они-то и смягчили его полет, иначе точно стекла не осталось бы. Меня от злости подбросило! Подскочил к ней, швырнул на кровать, шепотом, чтобы родители не слышали, приказал: - Ложись спать и не звука! Утром поговорим. Она издала звериный рык, и на меня с кулаками. Я даже оторопел: девочка, а ты не офигела? Ты на кого с кулаками бросаешься? Ведь знает, что ответить не могу, потому и смелая, ногтями в лицо, зубами в руку, ногами по ногам, как даст! Я еще успел подумать: спасибо, на ней босоножек не было, у них шпилька 10 см. Я ее махом на живот перевернул, лицом в подушку утопил, еще строже шепчу: - Миля, я сейчас на тебя наручники надену, только не те, что розовенькие с опушкой, а тяжелые, металлические! Запомни: никогда не поднимай на меня руку, у меня на автомате защита сработает, убить не убью, но инвалидом сделаю. Поняла, или повторить? Милена промычала что-то, я переспрашивать не стал, сграбастал подушку, ушел спать к родителям в комнату. Неделю друг с другом не разговаривали, зато вела себя Миля безупречно, прихожу с работы - в комнате убрано, ужин на столе и сама дома, лежит на кровати журнал «Караван» читает. Полная идиллия, вот только молчание убивало. Через неделю надоело спать у родителей в комнате, купил одиннадцать роз, пришел к ней с повинной, прикрывшись букетом. Она из-за журнала взгляд подняла и опять молчит, листает его, картинки внимательно рассматривает. Я стал перед кроватью на колени, головы не поднимаю, но осторожно выглядываю из-за букета, что она там делает? Милена тихо засмеялась, запустила пальцы мне в голову, легонечко потрепала за волосы. - Так уж и быть, на этот раз прощу. Но еще раз позволишь себе подобную выходку, соберу вещи и уеду. - Миля! – осыпал ее розами. – Крошка моя! – Взглянул на нее пытливо, спросил тихо: - И все же, где ты была? - Фу, Куприянов, как мне надоели ревнивые мужики! Думала, ты хоть чем-то от них отличаешься, нет, такой же! На дне рождения Светы я была! Ты забыл, она нас приглашала, но ты сразу сказал, что не пойдешь, вот я и пошла одна! Отмечали в ресторане… Точно, как я мог забыть, она же предупреждала, говорила, что ей неудобно без меня появляться при других гостях. - Сразу можно было объяснить? Обязательно истерики закатывать? - Истерики закатываешь ты по каждому пустяку! И еще раз подобное повторится, босоножками не промахнусь! Мы помирились, и все у нас опять стало хорошо, только нет-нет, да и всплывут в памяти слова тещи насчет Милиных загулов, и кажется мне, что эта ссора у нас с ней не последняя. Ночь. Сплю. Вдруг сотовый ожил, завертелся вокруг своей оси, подавая короткие сигналы. Милена раздраженно перевернулась к стенке, буркнула что-то про дурацкую работу, как надоели звонки во внеурочное время. И что по конституции каждый гражданин имеет право на отдых… - Слушаю, – отозвался в трубку, в чем-то соглашаясь с Милей. - Давай, собирайся, - сказал, зевая Фукачев, - сейчас за тобой машина подъедет, им как раз по дороге. Взглянул на часы – половина пятого! Полтора часа сна украли. Оделся, стараясь двигаться как можно тише, выхожу в коридор, там уже мама стоит с бутербродами и термосом наготове. Вот когда успела?! - Дима, возьми поесть, вдруг негде будет. Мама, родная моя, чтобы я без тебя делала? Приобнял ее на прощание, поцеловал в макушку, побежал по ступенькам вниз – у нас лифт выключают в целях экономии на ночь, включают с шести утра. Приезжаю на место, там уже Фукачев и Мишка – ему обучаться полезно, поэтому Андрей его таскает за собой, где надо и где не надо. В кустах лежит мужик с тремя дырками в голове, словно кто-то хотел подстраховаться, чтобы от лица ничего не осталось. На левой руке нет безымянного пальца, с неровными краями. - Пальчик-то отрезан, - сказал «заумно» Миша, рассматривая руку покойного. - Интересно зачем, может, татуировка заметная была? - Может и татуировка, а может, колечко сняли, или перстенек дорогой. Видишь, полоска белая? Похоже, как след от широкого кольца. Он, видимо, давно его носил, кольцо в палец вросло, уже не снималось через косточку, пришлось его пилить на весу, поэтому края неровные. Ладно, кольцо взяли, палец-то им зачем? Все ищем палец! – Крикнул остальным… Начинать любое дело, если нет первоначальных зацепок, всегда тяжело. Но именно это мне и нравилось в работе – уцепиться ноготком за кончик ниточки и тянуть ее потихоньку на себя, пока весь клубочек не размотается. Я прям кайф от этого ловил, превращаясь в выдрессированную, хорошо обученную гончую, готовую хватать на бегу, рвать и вести дело до победного. В отделе Андрей распределил дела, отдав Мише три старых, уже почти раскрытых дела, а мне ДОВЕРИЛ это. Он знал, что вначале работы ко мне с советами и комментариями лучше не лезть, разрешив действовать самостоятельность, напомнив свою любимую поговорку: вначале работает голова, потом ноги. Первым делом просмотрел списки пропавших, обратив особое внимание на жалобу одной мадам: у нее пропал брат, вторую неделю не может до него дозвониться. Она написала заявление по месту жительству, но «в полиции не думают шевелиться, брата никто не ищет и искать не собирается»! Вызываю к себе, расспрашиваю об особых приметах, сравнивая ее рассказ с описанием в деле: - У него на левой коленке белое пятно, это я его в детстве кипятком облила. Еще кольцо носил давно, оно в палец вросло, даже с мылом не снималось. Он еще шутил, что его можно снять, если только палец отрубить. В юности любил девушку, кольцо - память о ней. Прошли с ней в морг, женщина, едва на труп взглянула, побледнела, глаза закатила, но на ногах устояла, только шепнула: - Он. Никита. Селиванов Никита Демьянович. Едем к Селиванову домой, начинаем искать «что нибудь интересное». Балкон, что выходил с кухни, открыт настежь, с него с улицы налетела дорожная пыль, которая лежала ровным слоем. - Никита, когда из дома уходил, даже если к почтовому ящику на первый этаж спускался, всегда окна и балкон закрывал. В прошлом году его друга ограбили, вынесли все, именно через открытое окно. На столе стояла тарелка с высохшей едой, рядом лежал надкушенный кусок хлеба. Такое чувство, что человек мирно сидел обедал, и его буквально выдернули из-за стола, куда-то увели (причем он ушел добровольно, следов драки не наблюдалось), а потом сделали вместо лица месиво. Иду по соседям (самое мое любимое занятие), которые знают ВСЕ! Но в этот раз информации мало. - Селиванов? – удивилась бабка, долго вспоминая, из какой он квартиры. – Тихо жил, не пил, баб не водил. - Никита? – вспоминает другая. - К нему больше мужики ходили, хихи, мы еще спорили, можно в таком возрасте быть ЭТИМ, или пора за ум взяться? Мужчина, друг его, молодой, лет тридцать. Лицо у него все такое, в оспе… Еще одного помню, столкнулась с ним в дверях, спросила: куда он с таким упорством в чужой подъезд прет? Усы у него пушистые… - Да, видел, - вспомнил сосед с первого этажа. - Представительный такой, с портфелем ходил. Нет, мы с ним друзьями не были, так: здрасти-здрасти, у меня одни интересы, у него, – усмехнулся глумливо, - другие… Я баб люблю, - он руками изобразил какие формы его привлекают, - а за Никитой слушок ходил, что он наоборот… Возвращаюсь в квартиру, сестра Селиванова вместе с Мишей рассматривает фотографии, я к ним присоединился и чуть не присвистнул от удивления: на одной из фотографий стоит Селиванов с… одним из друзей Милены! Мануковский! Он у нас в городе известный коллекционер, нумизмат и еще какой-то другой ерундой занимается! Год назад его жестко ограбили… через открытое окно, днем, пока ходил в магазин за хлебом! Дело вел соседний отдел и подробности не знаю, но теперь придется прийти к ним с визитом вежливостьи. Миле про Мануковского ни слова, чтобы не успела предупредить. Смотрю на нее и думаю: а знает ли она, чем в свободное от коллекционирования время занимается ее дружок? Он всегда приходит на вечер в клетчатом пиджаке, в пестром шейном платке, а в петлице цветок по времени года. Я сколько раз подтрунивал, что он похож на Йагупопа из фильма про девочек Олю и Яло. Миля хоть и хохотала над сравнением, но все же убеждала: он творческая личность, он так себя видит, ему можно все! Вызываю Мануковского. Он, как увидел меня в кресле, дар речи потерял, смотрел, как на предателя! Милена меня представляла великим адвокатом, имеющий личный офис, а я оказался каким-то следаком! Я про себя усмехнулся: это он еще не понимает разницу между следаком и сыщиком, а знал бы, еще ниже в его глазах пал. - Расскажите мне про связь с Наумовым. Отпираться не советую, вас опознали соседи, подтвердившие, что одно время вы у него бывали довольно часто… Мануковский протяжно вздохнул, кокетливо глянул, взмахнув ресницами, и я понял, что он со мной заигрывает. - Мы были любовниками. Но мы с ним расстались, у него кто-то появился, у меня завязались другие отношения. И я ему еще руку пожимал при встрече? Вспомнил, как во время общей тусовки, Мануковский уединялся с мальчиком лет семнадцати в недрах загородного дома, я думал, он свое очередное приобретение по коллекции показывал. Теперь понимаю, что это за коллекция была. Честно, я чувствовал себя слепым идиотом, что не увидел очевидное! - Селиванов бывал у вас дома? - Конечно. Ему нравился наш двор – тихо, спокойно. Думал купить квартиру, расспрашивал о соседях, о системе охраны. - Уставился на меня изумленно: - Вы на что намекаете, что Селиванов был замешан в ограблении? Был этим, как там их называют в ваших кругах – наводчиком?! Со слов соседей составляли портрет второго, усатого друга. Только распечатали, приходят ребята из соседнего отдела: «Иди, взгляни на нашего угонщика, очень уж на вашего похож». И правда, похож, как брат-близнец. Забираю его в обработку, за ним автоматом на наш отдел переходит угон автомобилей, чему я, Прохоров и Андрей очень «рады». Мы испытали глубокое удовлетворение, когда нам на стол положи папки, пожелав успеха на трудовом поприще. - Ну, - смотрю на Пигунува со скукой на лице, - давай, рассказывай о своем разлюбезном друге Селиванове. Отпираться бесполезно, твои пальчики по всему его дому, на постели следы страстной любви. Что ты делал девятнадцатого числа? - Начальник, - Пигунов возмущенно уставился на меня, - я что вчера делал не помню, не то что две недели назад. - Понятно, признаваться не хочешь. А мне что с тобой делать? С меня начальник каждый день шкуру снимает. Мне надо сдавать дело и плевать на кого что вешать, – улыбаюсь ему нежно, чуть ли ни с любовью. – Пигунов, я посажу тебя в камеру, где очень активные, дружные, а, главное, голодные до женщин пацаны. И когда ты умрешь от переизбытка удовольствия, спишу на тебя все висяки, за что получу премию, а, возможно, и повышение звания. - Я не убивал Селиванова! Мне не было выгоды это делать, он наоборот помогал мне. Мы, когда познакомились, я еще удивился: простой работяга, а каждый день из ресторана ужины заказывает. Он сказал, что поможет заработать, если буду его слушать. Познакомил с одним клиентом, он богатый, платил щедро. Я думал, Селиванов просто сутенер, и ему придется платить процент, а он просто попросил нарисовать план квартиры моего клиента. А недавно прихожу к Селиванову, у него дверь опечатана, я сразу понял, что с ним случилась какая-то беда, подумал, что это последствия его просьбы насчет плана квартиры моего клиента… Я испугался, сразу решил валить из города, пока на меня не вышли. Случайную машину во дворе взял и в этот же вечер свалил, только недалеко уехал, ваши повязали. НО Селиванова я не убивал! Нашу дружескую беседу доложил Андрею, тот взгляд в потолок уставил, задумчиво произнес: - А если решил, лучше за угон сесть, чем за убийство? Но Селиванов, как ловко пристроился: и мальчиков для клиентов поставляет и наводчиком на богатые квартиры работает. Наш пострел везде поспел. Мне дали отпуск, целых две недели! За два года первый раз, и даже обещали в течение этого времени не трогать, не дергать, и не вызывать на срочные дела. Миля тут же договорилась на работе о подмене на неделю. Я позвонил Державину, обговорив детали совместного отдыха – он мог позволить себе отпуск в любое время года, работая раз в неделю у отца в офисе, утверждая, что в молодости надо развлекаться, а не просиживать в душном кабинете. Договорились с Державиным не тянуть с поездкой, выедем в пятницу вечером, чтобы в субботу не стоять в пробке на дорогах на моей машине, т.к. у Державина одна машина в ремонте, а вторая ремонту не подлежит. Несколько дней закупались продукты по списку, проверяли целостность палатки и надувной лодки. В пятницу днем Миля позвонила с работы, сказал, чтобы я заехал к ее матери, у нее ТАМ случилось что-то неординарное, срочно требуется моя помощь. - Как освободишься, сразу езжай к Державину, ждите меня там, - продолжила Миля. – У меня съемки до шести, я договорилась с нашим водителем, он подбросит по адресу. Спорить с Миленой – себе дороже. Загрузился, оставил родителям записку с ориентирами, как можно меня найти, если все же срочно потребуюсь на работе, и поехал к теще. Елена Антоновна встретила меня вежливо, сдержанно, за ее спиной маячил Арчил (отчество забыл), который с некоторых пор оказывал ей знаки внимания. Он появился в жизни тещи недавно, чем вызвал у Милены ярый протест, она вопила и кидалась вещами, требуя, чтобы мать не смела приводить мужиков домой, потому что «старая» и ее удел заниматься внуком, а не развлекаться. - Дима, вам придется забрать Юлика к себе. Нас с Арчилом пригласили на выходные друзья, мальчика с собой мы взять не можем, там будут только взрослые люди. Я с удовольствием бы доверила Юлика Донцову, но он лежит в больнице. - Мы сегодня уезжаем на вылазку, - попытался возразить. - Вот и прекрасно! – улыбнулась теща. – Ребенку давно пора выехать из города на чистый воздух. Юлик, ты хочешь на природу? Юлик стоял здесь же, виновато опустив голову. Не будь он сыном Милены, я бы подумал, что он болеет аутизмом, настолько безучастен был ко всему. Мне стало его жаль, ребенок никому не нужен, всем мешается – у каждого из нас нашлись более важные дела. - Ладно, Юлька, собирайся, едем с нами. Он тут же подхватил сумку, что стояла у его ног. Вышли из подъезда, подошли к машине, я принялся перекладывать в багажнике вещи, чтобы впихнуть туда сумку Юлика, учитывая, что Державин со своей девушкой тоже будут не с пустыми руками. - Здрасти, тетя Люба, - крикнул Юлик в сторону. Я поднял голову, из арки выходила Люба с сумками, наверное, шла из магазина, остановилась, чтобы перевести дух, поставив сумки на траву, улыбнулась слабо. Мы с ней сто лет не виделись, и потому обоих встреча смутила, я не знал, как с ней себя вести – вроде бы не чужая, но я уже «женат», и нас больше никогда ничего связывать не будет. - Привет, - сказал ей, улыбнувшись в ответ. - Здравствуй, - сказала Юлику. – Привет, - сказала мне. – Твоя? - спросила, оглядывая машину, цепляясь взглядом за багажник наверху, на котором лежали удочки, мангал, лодка с палаткой. – В отпуск едете, или к тебе окончательно переезжаете? - В отпуск. Решили отдохнуть на природе, речка, рыбалка, костер вечерами. – Я видел, как она ревниво и завистливо усмехнулась, да, ей я такой отдых не устраивал. И, черт возьми, у меня так и вертелось на языке сказать ей: поехали с нами. - Ммм, - протянула задумчиво, скорчив рожицу, сомневаясь в прелестях подобного отпуска, - комаров только кормить. Я люблю цивильный отпуск, с удобствами. Уже путевку взяла, поеду в Турцию на десять дней, вот это я понимаю, отпуск. – Подхватила сумки: - Пойду, в холодильнике шаром покати. Юлик, хорошего отдыха! – Перебросила сумки из рук в руки, неторопливо пошла к подъезду. Я раздраженно со всего маха захлопнул багажник. Соседки у соседнего подъезда принялись горячо обсуждать увиденное. - Люб, - окликнул ее, желая дать информацию сплетницам. Люба вопросительно обернулась. – Классно выглядишь. Она посмотрела в сторону соседок, поняла, почему я это сказал, засмеялась, крикнула в ответ: - Ты тоже не плохо. Милене привет передавай. Державин, увидев Юлика, тихо выговорил: зачем притащил с собой пацана, о нем речи не было, когда говорили о поездке. Мы взрослые люди, у нас взрослые игры и развлечения, ребенок лишний. Я попытался объяснить, как мог – у тещи тоже назревают взрослые игры. - Перед женой сам будешь оправдываться, - сказал, махнув рукой. – И я тебе не завидую. - Он уже знал, на что способна Милена. Ирина, девушка Державина, одела наушники, закрыла глаза, стала слушать музыку – ее голос при важном решении не учитывался, поэтому ей было все равно. Переживание и волнения от встречи с Милей были не напрасны, едва увидев сына, налетела на меня возмущенно, стоя посреди двора, отчитывая, как нерадивого пацана: - Ты зачем его притащил? Мямля, не мог отбиться! Надо было хлопнуть дверью и уйти, никуда бы она не делась. Я не собираюсь тратить на него свой отдых, сам будешь следить за ним. Юлик стоял возле машины, опустив голову, смиренно рассматривая свои сандалии. Державин сидел на штакетнике, грызя травинку, равнодушно слушая нашу перепалку, не собираясь вмешиваться в нее. Ирина закурила сигарету, задумчиво выпускала дым в небо. Никого из нас не волновала судьба маленького мальчика, каждый пекся только о своем удобстве. - Хватит! – Рявкнул на Милю так, что она вздрогнула и резко замолчала. Я сказал уже тише и спокойнее: - В конце концов, он твой сын, и от его отца ты получаешь алименты. Хочешь, чтобы отдел опеки передал его отцу, потому что ты отказываешься принимать участие в его воспитании? Учти, как только Донцов соберет достаточно доказательств, что ты свои интересы ставишь выше интересов сына, тут же отсудит Юлика обратно. Миля вопросительно взглянула в сторону Державина, тот согласно кивнул головой – как адвокат он знал, что я прав. Миля сразу успокоилась, приказала сыну сесть в машину. Я за рулем, Державин рядом, Ирина и Миля по краям, зажав Юлика посередине (нарочно?), утопив его в кресле. Милена пригрозила сыну: - Только попробуй мне испортить отпуск. Будешь ныть, капризничать, отправлю одного через лес в город, добирайся, как хочешь. Обещай вести себя хорошо! - Обещаю вести себя хорошо, - послушно повторил за матерью, но так неуверенно, что все поняли, что он сам сомневается в своих обещаниях. Я завел машину и мы тронулись в дорогу, наше путешествие началось… Мы с Державиным договорились сразу: палатка одна, поэтому ночевать в ней будем по очереди, чтобы не было обидно. Но теперь с нами ехал Юлик и спать втроем было как-то не совсем удобно, значит, палатка будет полностью наша, что меня устраивало. В машине спать душно, окно не открыть, сразу комарье налетит, да еще и сидения раскладывались, как Американские горки - голова и ноги где-то внизу, а посередине бугор. Время от времени посматривая в зеркало, видел, как Милена расслабленно наблюдает в окно проносящийся пейзаж. Ирина, приоткрыв окно, курила, выпуская дым наружу, но он клубами врывался в салон, Юлик бледный, с вспотевшим лобиком, часто сглатывал слюну. - Прекрати курить, - сказал я Ире, - видишь, ребенку плохо. - Ничего ему не плохо, - возразила Милена в пику мне, - он притворяется. - Мама, мне правда плохо, меня тошнит, - сказал Юлик слабым голосом. - Меня сейчас, наверное, вырвет. - Начинается! – Возмутилась Милена. - Терпи, скоро приедем. - Я не могу больше терпеть, мне плохо. - Дай ему воды, - сказал я. - В кармашке сидения бутылка стоит. Юлик сделал несколько глотков, притих. Но через несколько минут опять завозился, сел на край сидения, опустив низко голову. Я приоткрыл окно, чтобы его обдуло ветерком, благо было тепло, и он не простудился бы. - Может, машину остановим? – Спросил у сидящих. - Зачем? – Возразил Державин. – Тут ехать осталось меньше часа. Мы и так задержались, палатку будем ставить ночью. - Он больше притворяется, - зашипела на сына Милена. Он к ней повернулся, чтобы что-то сказать, и тут из него вырвался такой фонтан, что обдало ее прямо с головой. Она завизжала так, что оглушила всех сидящих, я от неожиданности дал по тормозам, Ирина въехала лицом в мое сидение, а у Державина расстегнулся ремень безопасности. Юлика продолжало выворачивать, и тогда к визгу Милены присоединился вопль Иры, с ужасом наблюдавшей, как с ее подруги стекают рвотные массы. Державин обернулся на девчонок и заржал. Юлика перестало тошнить, и он заревел. Я выскочил из машины, открыл со стороны Милены дверь, вытащил ее из салона, она стояла на обочине, широко расставив ноги, сгибая их в коленях, продолжая орать. Следом за ней вытащил Юлика, поставил рядом, вид его был настолько несчастен, что сердце сжалось от сострадания: «Мальчик, как же тебе не повезло с мамой». Достал из багажника воду, принялся обмывать Милену, тряпкой счищая с ее юбки куски и ошметки чего-то оранжевого с красным. Державин сразу предупредил, что салон машины отмывать не будет, иначе сам последует примеру мальчишки. Он с трудом заставил себя подойти к Ире и полить ей на руки, чтобы она могла смыть с себя остатки брызг. Наконец отмывшись, вымыв машину, проветрив ее, расселись по местам, поехали дальше. -Я знала, что он все испортит, - сказала Милена, все еще не желая успокаиваться. – Весь в своего папашу, тому обязательно надо гадость сделать, иначе день прожит зря. - Миля, прекрати! – Приказал строго. – Если бы мы вовремя остановили машину, этого могло не быть. – Взглянул на Юлика в зеркало, он, оправдываясь, испуганно сказал: - Я не хотел, оно само получилось. - Успокойся, малыш, тебя никто ни в чем не обвиняет. Дальнейшая дорога прошла в молчании и без всяких последствий. Наконец, приехали на запланированное место, там уже расположилось несколько групп, таких же отдыхающих, как и мы, образовав, таким образом, кемпинг. Нас встретили приветливо, предложили выбрать место, помочь поставить палатку – надо было успеть, пока окончательно не стемнело. …Утром разбудил Державин, каким-то образом приоткрыв полог палатки, пощекотав мои голые пятки травинкой. Я приподнялся, желая его послать куда подальше (можно мне в первый день отпуска спать столько, сколько хочется?), но Державин приложил палец к губам, махнул рукой: идем за мной. Нехотя вылез из теплой палатки наружу, поеживаясь от утренней сырости, зевая, с трудом продирая глаза. Следом за мной вылез Юлик – в свитере до колен, и носках на голых ногах. - Идем ловить раков, - предложил Державин, показав «плетушку». - Дядя Дима, возьмите меня раков ловить, - попросил Юлик, с жадностью заглядывая в глаза. – Я буду тихо сидеть, не распугаю. - Пойдем, только штаны одень. И тихо, не разбуди маму, а то она покажет нам с тобой и раков, и где они зимуют. Державин посмотрел на меня и победно загоготал, но не громко, учитывая утреннюю тишину. От реки тянуло сыростью, Юлик, закутавшись в плед, стоял на берегу, наблюдая, как мы с Державиным, закатав штаны до колен, осторожно ступая по склизкому дну, вытаскиваем из «раколовок» раков, бросая их на траву. Когда наши девчонки проснулись, мы наловили целое ведро раков, они шевелили усами и щупальцами, пытаясь вырваться на свободу. Юлик, палкой спихивая их обратно в ведро, увидев мать, радостно закричал: - Мам, смотри, сколько мы раков наловили. - Замечательно, - Милена заглянула в ведро. – Только пальцы им не суй, а то откусят. – У нее было прекрасное настроение, она любила всех окружающих. Прошла по тропинке к речке, принялась умываться, низко наклоняясь с самодельных мостков к воде. Мы поставили греть воду, и как только она закипела в котелке, стали бросать в нее раков. Юлик увидев это, дико вскрикнув, бросился ко мне, повис на руке: - Дядя Дима, пожалуйста, они же живые! Они хотят жить! Им больно! Я согласен быть голодным, только отпустите их в речку! На нас оглядывались, к нашему костру подходили узнать, что случилось, кто-то смеялся и давал шутливые советы, кто-то упрашивал прислушаться к словам мальчика. Милена схватила сына за руку, отвешивая звонкие подзатыльники, поволокла его в машину, затолкав туда, захлопывая дверцу, пригрозила: - Пока не успокоишься, будешь сидеть здесь! – Приблизилась к стеклу, понизила голос: - Как ты ведешь себя! Мне за тебя стыдно перед окружающими. Истерик, неандерталец и дикарь. Я знала, что с тобой будут проблемы, поэтому не хотела брать с собой. Я подошел к ним, сказал Миле: - Сама для начала успокойся, дай мне с ним поговорить по-мужски. И, пока мы будем разговаривать, приготовь сыну завтрак. - Я? – Почему-то удивилась Милена. - Ты предлагаешь мне варить ему кашу? А больше ничего не надо сделать? - Надо! – Ее упертость меня порой раздражала. – Сыну кашу, а мне бутерброды и кофе! – Открыл дверцу, сел рядом с Юликом, он обиженно отвернулся к окну. – Юль, прости, я не думал, что ты так отреагируешь. – Я начал говорить, что мы люди, и хотим есть, это идет издревле – охота, рыбалка, да, своего рода убийство, но надо же что-то есть… Юлик вначале всхлипывал, вздрагивал тельцем, потом притих, только смотрел в окно, кусая палец, чтобы вновь не заплакать. – Если тебе будет легче, обещаю больше никогда на твоих глазах не убивать животных, еду ты будешь получать в готовом виде. Согласен? – Юлик кивнул. Дверь открылась, Милена протянула сыну тарелку с рисовой кашей: - Юля, возьми. Осторожно, каша горячая, не обожгись. – На меня Милена не взглянула. Думал, проигнорирует мое пожелание насчет бутербродов, а она вернулась через несколько минут, принеся их в тарелке, в руке едва удерживала две кружки - одну с кофе для меня, другую с чаем, для сына. - Теперь ты доволен? – Спросила с вызовом, когда я забрал у нее бутерброды и кофе. - Вполне. - Может, не будешь идти у него на поводу? - Не рушь то хрупкое, что сейчас связывает меня с твоим сыном. Милена усмехнулась, задумчиво рассматривая противоположный берег. Ничего не ответив, пошла в сторону костра, где доваривались раки. Юлик посмотрел ей вслед, потом сказал мне: - Мама вас слушается. Она вас любит и уважает. - Любит, говоришь, - улыбнулся мечтательно. - А ты как к маме относишься? Какие она в тебе вызывает чувства? - Я ее боюсь, - сказал тихо. Признался: - Она злая… - Что ты такое говоришь! – Остановил сразу, не давая разыграться его фантазии. Попытался оправдать Милю: – У твоей мамы была тяжелая жизнь, ее часто обижали, делали больно, она озлобилась. Но в душе она добрая, светлая. А тут еще работа нервная, напряженная, она постоянно устает… - Бабушка говорит, что мама никого не любит. Дядя Дима, а разве вы маму не боитесь? - Нет, я просто ее люблю. Мне ее жалко, она несчастна… - я принялся рассказывать, как Миля первый раз вошла в наш класс, как стояла у доски, осматривая своих будущих одноклассников. Юлик притих, слушал с интересом, он словно заново открывал образ матери, и мне надо было сделать все, что в моих силах, чтобы подружить сына с матерью… …Целыми днями мы были вроем – катались на лодке, сидели на берегу с удочками, ходили в ближайший лес за ягодой. Миля расслабилась, сбросила с себя напряжение, много смеялась, играла с Юликом, плавали наперегонки. Мальчик такой матери никогда не видел – это была совсем другая женщина, он восторгался ею, любовался, для него мать открылась с новой стороны. А я хотел себе такого сына, перед сном читать ему книжку, планируя завтрашний день… В такие минуты думал о Любе: если бы у нее не случился выкидыш! Сейчас бы она уже родила, я стал бы настоящим отцом своего ребенка. Почему-то мне казалось, что нерожденный малыш была девочка, рыжая и конопатая, похожая на свою мать… …Юлик давно уже спал, тихо посапывая в подушку. Где-то далеко, за стенками палатки играла гитара, в воздухе плыла тихая, спокойная песня. Рядом с палаткой прошуршали шаги, хлопнула дверца машины, Милена шепотом позвала: - Дима, ты спишь? Я не ответил, наоборот, затаился, мечтая, как сейчас Миля вползет в палатку, ляжет рядом, а я начну ее целовать, предлагая ласку «в напряженном состоянии», когда рядом спит Юлик, а за стеной Державин с Ирой. Милена обожала подобный секс, утверждая, что он особенно острый и энергетически сильный. Но трава опять зашуршала, и все стихло – она ушла? Странно! Я подождал некоторое время в надежде, что Миля вернется, но убедившись, что она это делать не собирается, осторожно, чтобы не разбудить Юлика, выполз из палатки. Наш костер был потушен, возле него никто не сидел. Спустился по мосткам к реке, зная, что Миля любит купаться нагишом под луной, утверждая, что в прошлой жизни была русалкой. Но речка была спокойная, всплесков громких не было. Со стороны кустов послышалось движение, тихий смех, разговор вполголоса, я бесшумно отступил с тропинки в сторону, затаился. - Какой он тебе муж, - сказал Державин, - сожитель. Что он может тебе дать? В тридцать лет собственной квартиры не имеет, живет с родителями, в отпуск на местную речку, потому что денег нет даже на путевку в Турцию. - А ты что дашь? – Усмехнулась Милена. – Папин бизнес? Ты сам по себе, что значишь без папиных денег? В тридцать лет одни понты, да чужих жен в кустах заваливать, на большее тебя не хватает… Голоса стихли, они прошли мимо меня, не заметив. Я вышел из своего укрытия, сбросил с себя одежду и бросился в реку – тело охватило вначале холодом, потом теплом. Я плыл, делая махи руками, вкладывая в них свое раздражение. Что я мог предъявить им обоим? А если у них был только разговор и больше ничего, что если своей ревностью, наоборот, обозлю Милю, она нарочно бросится в объятия Державина, лишь бы только насолить мне посильнее? Последнее время у нас с ней идет все гладко и спокойно, я чувствую, что она успокоилась, и «смирилась» со мной… Когда вернулся в палатку, Милена «спала» рядом с Юликом. Я лег рядом, она обняла меня, пробормотала сонно: "где ты был?" - Купался. Думал встретить тебя, но видно, обошлись дорогой. - Поцеловал ее, принюхиваясь, выискивая на ней чужой запах соития. Но на ней был мой свитер, Милена пахла мной… …Утром никакого напряжения, Милена покорно стала готовить на всех завтрак, не возражая против очередности. Блестела на солнце рыбьей чешуей, жарила куски на сковороде, переворачивая вилкой. Державин наблюдал за ней весело, заметил: - Миля, не боишься волосы костром опалить? Ты бы их заколола. - Заколку где-то потеряла, наверное, вчера вечером, когда переодевалась. Сейчас Юлик проснется, поищу в палатке. Я прошел по мосткам к реке, спустился к кустам, откуда вчера вышли Державин и Милена, внимательно осмотрелся, выискивая нужные детали. На примятой, еще не успевшей подняться за ночь траве лежала расстегнутая заколка. Разговор у Державина с Миленой был долгий, то стояли на одном месте, то топтались по кругу, вдавленные следы говорили о том, что на мягкую землю было оказано небольшое давление, словно один человек поднимал другого на руки. Если между ними был простой разговор, зачем надо было уходить в кусты? Или все же ушли, чтобы никто не застукал за двойной изменой? Поднял заколку, вернулся к костру, где Милена заваривала чай, Державин чистил очередную порцию рыбы. Ирина на берегу драила песком сковородку. Я бросил к ногам Мили заколку, она взглянула на нее, подняла на меня взгляд, засмеялась напряженно: - Где ты ее нашел? - Там, где ты ее ночью потеряла, в кустах. Там до сих пор трава не поднялась и рядом с твоим следом мужской. – Перевел взгляд на Державина, тот перестал чистить рыбу, перехватил нож удобнее. – Думаю, позавтракаем и надо домой возвращаться, как бы здесь с кем из нас несчастный случай не случился. – Перевел взгляд на Милю, предупредил: - С тобой дома разговаривать будем, чтобы Юлик ничего нового про тебя не услышал. Когда-то я у Державина «увел» девчонку, которую он любил. Теперь он захотел заполучить мою жену (пусть мы и не зарегистрированы) – бумеранг вернулся. У меня больше не было друга в лице Державина, а насчет Милены разговор другой.