Окно напротив

Дима. Передо мной сидел Красавчик. Таких, как он, любят женщины, но т.к. он относился к другой категории мужиков, следовательно, его еще любили и мужики. Он знал, что нравится ВСЕМ, поэтому даже перед нами «строил глазки», театрально заламывая руки в пальцах, всем своим видом показывая, что стесняется наших прямых вопросов. - Красавчик, ты как с Селивановым познакомился? - Это было сто лет назад, я уже не помню. - Ты к нему домой приходил? - Вот еще! Сейчас опасное время, никому верить нельзя. Придешь к одному, а там еще двое сидят, и обслуживай всех за одну цену. - Последний раз когда виделись и где? - Виделись в парке когда? Два месяца назад, двенадцатого. - Ты так хорошо запомнил число? Что ж там такого произошло? - Машину я разбил одному челу, - вздохнул грустно. - Это случайно вышло, я его не заметил. Машина «Опель» темно синяя, стояла в тени, а тут снег как раз шел, стекло залепил, я стал разворачиваться и задел. Помял дверь, фару ему разбил, но… - Красавчик возмутился: - не убивать же из-за этого! Я спешил по одному срочному делу, поэтому уехал, а не потому, что не хотел платить за машину. А этот урод на следующий день ворвался ко мне на студию, принялся избивать со своим дружком. - Красавчик пожаловался, ища у нас сочувствия: - Он мне угрожал, обещал пожаловаться на меня Сынку, и тогда мне точно не поздоровится. Когда уходил, выставил смету за машину, моральный ущерб и проценты. А мне кто студию восстановит?! А у меня заказы, у меня сдача перед Новым годом. Пошел к Селиванову, занял у него денег под бешеные проценты, я полностью увяз, а куда деваться?! За машину и моральный ущерб выплатил сразу, остались копейки, а проценты каждый день набегают, пришлось опять идти к Селиванову, может, подкинет клиента. Подкинул, богатый дядька оказался, сразу предложил поехать с ним в пансионат на две недели. – Красавчик обиженно поджал губы. – Приезжаем с пансионата, и что? Оказывается, пока мы отдыхали, моего клиента ограбили под чистую! - Красавчик всхлипнул и заплакал. – Клиент наорал, что меня к нему специально подставили, чтобы я увез его из города. Я убеждал, как мог, а вечером звонок в дверь, открываю, на пороге лежит коробка. Открываю коробку, и мне чуть плохо не стало! В коробке лежит палец Селиванова, я его по кольцу узнал! - Красавчик взвыл: - Да почему мне?! За что?! Я не был в курсе дел Селиванова, я просто занял у него деньги, он находил мне клиентов для заработка! - Кто тот человек, которому ты разбил машину? Он? - Андрей положил перед Красавчиком фотографию Носова. - Он, он! Пожалуйста, я вас очень прошу, защитите меня, я их всех боюсь! Мне палец через ночь снится. Красавчика увели, мы с Андреем заварили чай, сели через стол друг от друга, принялись рассуждать: - Что мы имеем на данный момент? – начал Андрей. – Я посмотрел в базе, никакого Сынка у нас нет. Либо он из новеньких, либо в картотеке под другой кличкой. Ладно, об этом позже, что там у тебя? - С первого на второе января схлестнулись две группировки, одна из них Разваловская, крышующая район, в котором живет Мануковский. Тема разборки такая: одна группа без спроса влезла в район другой группы. Вначале пытались договориться миролюбиво, потом перешли к более весомым аргументам. И по достоверным данным известно, что один из главарей был тяжело ранен. Что, если это и есть наш «стрелок»? - Люба села в машину Носова, чем он занимается? - У него своя автомастерская, клиентов с улицы не берет, в основном все по протекции. Участковый утверждает, что Носов живет замкнуто, тихо. Автомастерскую открыл год назад… Андрей понимающе ухмыльнулся. Год назад у нас объявились ребята, орудующие на дорогах. Останавливали машину, водителю делали укол, он впадал в прострацию, его выкидывали посреди дороги и уезжали. На след напасть было трудно – сегодня они здесь машину остановят, завтра там, а то и вовсе со двора угоняли. - За Носовым понаблюдать, но пока не трогать, присмотреться, кто к нему ходит в мастерскую, - приказал Андрей. – Давай поговорим с Наумовым, приглашай его в допросную. За двое суток, проведенные у нас, Наумов потерял свой лоск, оброс серой щетиной, во взгляде появилась обреченность. - Ну что, Евгений Борисович, разговаривать будем, или как? - Спросил ласково Андрей. Он так кротко и располагающе улыбнулся, что будь я на месте Наумова, рассказал бы всю правду. - Где Люба, сволочь?! – Гаркнул я настолько угрожающе, что Андрей покосился в мою сторону осторожно. – Я убью тебя за нее. - Рванулся через стол, кулаком пытаясь задеть лицо Наумова, но Андрей успел перехватить, насильно усадил на стул, предупредив: - Не умеешь держать себя в руках, выйди, я один допрос проведу. - Господа полицейские, оставьте эту дурацкую игру «в плохого-хорошего» мента, я же не вчера родился, фильмы смотрю… - Она тебе не просто коллега по работе, ты ей перед всем отделением знаки внимания оказывал, Новый год вместе встретили, ты ей жить вместе предлагал… - Заметил, как Андрей при этих словах покосился на меня, дернул губами понимающе. – Значит, она для тебя не случайная баба, значит, она для тебя имела значение. Как же ты не поймешь, что пока здесь в молчанку играешь, у нее все меньше шансов остаться живой. Помоги нам, спаси ее! Наумов с тигриным рыком отер лицо ладонями, словно делая намаз, ответил вяло: - Я не знаю, где она. Поверьте, я знаю намного меньше, чем вам кажется. - Он долго молчал, опустив голову, сцепив руки на столе, мы с Андреем терпеливо ждали, боясь вспугнуть напряженную тишину. – Люба-Любочка… Я ее, когда встретил, подумал: вот женщина, с которой можно всю жизнь прожить в семейном уюте. Ей бы замуж выйти за простого мужика, работящего такого, трудягу. Детей двое, мальчика и девочку, чтобы комплект. По субботам блинчики пекла бы, вечером с мужем на одном диване сериалы бразильские смотрела. Любе много не надо, она не требовательная ни к чему, что есть, того и хватит. Очень удобная жена, о такой многие мужчины мечтают. – Наумов поднял перед собой растопыренные пальцы: - Но что ж она такая… ДУРА! Я же по-хорошему ее просил: Люба, заткнись! А теперь я ее должен почему-то спасать ценой собственной жизни. – Он с усмешкой взглянул на меня, и я понял, что он расскажет что угодно, только не про Любу. - Чей это номер телефона, - положил перед ним лист. - Понятие не имею. - У нас детализация ваших звонков, - сказал Андрей. – С этого телефона вам позвонили до операции, потом ВЫ позвонили после операции, а потом вы позвонили еще раз, разговаривали десять минут, и после этого Люба исчезла. - Мало ли с кем я разговаривал. - Хорошо, не хотите говорить о Любе, давайте поговорим о вашем прежнем месте работы, - предложил Андрей. Я всегда удивлялся, как на допросе у Андрея человек начинал раскрываться. То сидел весь напряженный, каждое слово фильтровал, проходит полчаса - и человек уже откровенничает, порой даже на самые сокровенные темы. Он в большом потоке пустоты мог выделить самую суть, из мизера составить историю жизни. Меня допрашиваемые опасались, видя для себя скрытую опасность. Может, поэтому нам с Андреем всегда хорошо работалось, в паре мы получали информации больше, чем рассчитывали. Вот и в этот раз: вначале Наумов неохотно вспоминал о прежнем месте работы, из него буквально приходилось слова клещами тянуть, а потом разговорился, когда Андрей предложил ему стакан сладкого, горячего чая. Грея ладони о стакан, Наумов рассказывал: - Это все пьянка… У нас с женой каждый день скандал, понимал, что дело к разводу идет, и ничего сделать не мог, от отчаяния напивался в хлам, только на дежурстве держался. Но так просто ничего не проходит, порой утром проснусь, не помню, что вчера было, память отшибало… А тут мое дежурство, в отделении тишина, небольшая передышка, заходит врач с соседнего отделения, предложил с ним выпить. Я вначале отказался, но только спиртом пахнуло, сразу согласился… Утром просыпаюсь, не пойму, почему меня к себе вызывает зав.отделения? Оказывается, пока я пьяный в ординаторской спал, сейф с наркотиками вскрыли, взяли ампулы… Не знаю, как он дело замял, чтобы шума по больнице не было, но с этой минуты я стал работать на него. - Это как? – Удивился я, прикидывая, чем можно шантажировать простого (ну, ладно, пусть не простого) хирурга. - «Как», - усмехнулся не весело. – Дорогие ампулы берешь себе, более дешевые колешь больному, как дорогие, разницу кладешь в карман. Привозят больного, просто накладываешь швы, а в карте пишешь: операция на брюшину. Медсестра не смотрит, какой диагноз записан, она колет то, что хирург приказал. Когда сдаешь карту в архив, просто меняешь лист назначения – все, никаких вопросов! Однажды ночью звонит заведующий, вызывает срочно на домашнюю операцию, даже машину выслал. Когда в машину сел, мне сразу завязали глаза, это значит, чтобы я не видел куда везут. - Долго ехали? - Где-то полтора часа. И дорога вначале ровная, а потом все ухабы, и соснами пахнет. Ну, приезжаем, не пойму: то ли частный дом, то ли дача, ночь же, не видно ничего толком. Я, когда к столу стал, сразу понял: в этот раз я вляпался по-крупному. Лежит мужчина, у него нога разворочена, легче просто ее отпилить сразу, чтобы не мучиться. Ассистировал мужчина, видно, что врач не плохой, но такие операции раньше не делал, приходилось подсказывать, что и как. - Что было дальше? - Ничего. Домой отвезли, тоже с завязанными глазами, даже заплатили хорошо. Потом возили на перевязки к парню, несколько раз все так же с завязанными глазами и ночью, и каждый раз мне платили за визит, я еще подумал: если так дальше пойдет, смогу на квартиру накопить. - Как они друг друга называли? Имена, прозвища произносили? - При мне нет, хотя…- Наумов задумался, усмехнулся неопределенно: - Кто-то сказал "Сынок", приказал отвезти его домой… Честно, я едва сдержался, чтобы не переглянуться с Андреем. Наоборот, придал лицу недоуменный вид: кто такой? - Что дальше? – Подавил зевок Андрей, не предав значения. - Ну что, написал заявление об уходе из больницы. Зав.отделения попытался давить, но я своим новым покровителям нажаловался, зав сразу в сторону отступил, больше на моем присутствии не настаивал. Разошлись и больше ни разу не встречались. - И часто вы оперировали вне больницы? - На поток поставлено не было, - засмеялся снисходительно. - Все больше по мелочам – лекарство достать, больничный на официальную работу организовать. Начальник, мне много все равно не дадут, от силы, по самому плохому раскладу, год-два, а если я хорошего адвоката найму, так и того меньше, а то и вовсе условно. Мне предъявить больше нечего. - Ну почему же нечего? - не выдержал я. - Похищение человека, а, если Любу найдут убитой, то и в этом тоже. Я постараюсь эту статью к тебе приписать, - улыбнулся поощрительно. - Куда Любу дел? - Никуда! – Рявкнул раздраженно. Он меня вообще невзлюбил с первой минуты, может, это ревность? – Поймал случайную машину, подъехал к дому Любы, а тут и она! Предложил свою помощь, хотел увезти ее к себе домой, но она уперлась: я все рассказала Диме, завтра мы с ним уедем. Все, больше я ее не видел! - Врете, Наумов! Свидетели показали, что Люба поговорив с вами, села в вашу машину. Кто был за рулем, ваш сообщник? - Не было никакого сообщника. Я случайно, на улице поймал машину, попросил подвезти, мужик хотел заработать… - Врешь! – прошипел ему в лицо. – Твои соседи показали, что подъехал темно-синий «Опель», и ты в него сел. - Но если вы про меня все знаете, так зачем же глупые вопросы? – Смотрел на меня с презрением, словно разочаровался. – Ничего я больше говорить не буду, тем более без своего адвоката. - Будете, - сказал Андрей, собирая со стола бумаги. - Нет, - ответил твердо. – У меня есть маленькая надежда: пока молчу, со мной ничего не случится, но как только начну говорить… - Пока ты молчишь, Любу могут убить… - напомнил ему. - Да плевать мне на эту болтливую дуру. Сама кашу заварила, ну так и пусть выкручивается, как может. Мне ему так врезать захотелось: а ведь Люба ему верила! Вышли из дознавательной, оба перевозбужденные - в одном деле второй раз звучит прозвище Сынок – не может быть это случайностью. Знать бы еще, кто такой! - Андрей, надо брать Носова, через него мы точно выйдем на Сынка. Не знаю, насколько он серьезный чел, но Наумов прав, пока молчит, у него есть надежда на собственную безопасность. - Вспугнем, - не согласился Андрей. – Бандиты уже насторожились, что мы взяли так быстро Наумова, а если еще и Носова, можем поторопить к действиям… - Принялся рассуждать сам с собой: - Если они ее похитили, чтобы убить, то ее уже убили. А если не убили и где-то держат, то для чего? – Взглянул на меня внимательно, я продолжил его мысль: - Для того, чтобы она выхаживала «стрелка». - У меня все внутри заликовало: Любка, Рыжуха моя конопатая, ты только продержись! Найду, расцелую! – Андрей, давай Носова брать! За хулиганку! Или аварию подстроить, чтобы в больнице оказался, чтобы со стороны не сразу поняли, что к чему… Этим же вечером Носов шел домой, к нему привязался пьяный, началась драка. Их попытались разнять, кто-то выхватил нож. Какая-то женщина это увидела, в испуге стала призывать полицию, которая и вилась минут через десять, когда уже кто-то был порезан. Не разбираясь, кто прав, кто виноват, всех затолкали в машину, отправили в отделение, «порезанного» в больницу, из которой он вышел через пять минут со служебного входа. Свидетелей драки полный двор, у кого возникал вопрос, очевидцы охотно поясняли: «Опять алкаши бутылку не поделили». Я позвонил Андрею, доложил, что Носов находится у нас, думал, он похвалит за хорошо проведенную операцию, а он ответил вяло: - Допросим с утра, у меня уже сил ни на что нет. Только что звонили, Наумов в камере повесился. Жалко, хороший хирург был. …Утром допрос Носова. Он, думая, что его забрали за драку, никак не мог понять, о какой «бабе» идет речь? Что от него хотят? - Да не о вчерашней, что орала, болван, - взорвался я. - Куда ты отвез женщину, которую к тебе посадил Наумов? - Какой Наумов? – Оторопел Носов. – Я вечерами таксую, мне у них фамилии спрашивать?! – Уставился на фотографию Наумова, что положил перед ним. – И что? Я его должен знать, помнить? Ко мне разные люди в машину садятся. Не спорю, может, я его когда и подвозил, может даже с бабой. - Врешь, Нос, ты прекрасно с ним знаком, даже встречались неоднократно, вот его показания. – Положил перед ним лист, но, как только Носов склонился, чтобы прочитать, резко убрал исписанный лист в сторону. – Учти, на тебе сейчас висят две статьи: похищение человека, удержание в заложниках, скоро будет третья – пособничество в убийстве. Обещаю, тебе из тюрьмы больше не выйти. Носов посмотрел на меня внимательно, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди: - Начальник, у тебя на все это доказательство есть? А показаниям этого, – показал взглядом на лист, - я не доверяю. Давай очную ставку, пусть при мне скажет, где это мы с ним познакомились и какую бабу я с его помощью украл. Люба. …Пришел Хирург для очередного осмотра Сынка, я приготовила турунду, держала ее наготове пинцетом. Хирург стал вводить ее с помощью зонда, Сынок, хоть и в бессознательном состоянии находился, сразу застонал, заскрипел зубами. Позади нас стоял Родственник, при первых звуках стона сделал шаг вперед, но Хирург рявкнул угрожающе: - Не приближаться к столу! – И потом уже более спокойно мне: - Продолжим… Как жаль, что мы с вами поздно познакомились, хотелось бы мне иметь такую помощницу. У вас легкая рука… - Спасибо, - поблагодарила, дрогнув голосом. Он ясно дал понять, что живой мне отсюда не выбраться. - Приложите все усилия к заботе о пациенте, может тогда... - взглянул на меня многозначительно. - Помогите мне… - Я не имею права рисковать, у меня семья, я сам заложник… - Эй, вы там, что шепчетесь? – Угрожающе прикрикнул Родственник. - Даю указание, что за чем подавать. – Ответил невозмутимо Хирург. Шепнул мне: - В следующий раз дайте телефон друга. – Пошел мыть руки, говоря на ходу: - Приду через четыре дня, если все будет нормально, думаю, моя миссия на этом закончится. Четыре дня! Ждать своего освобождения целых четыре дня! После ухода Хирурга затеплилась надежда, что мне все же удастся выбраться из этого подвала живой, но что невредимой, еще сомневалась. Только села выпить чаю, пришел Помощник (значит, Родственник повез Хирурга в город, и мы в доме остались втроем), попросил угостить чаем. Чай делаю, у самой коварные мысли в голове: вырубить Помощника чем-нибудь тяжелым по голове и сбежать. Только далеко ли я убегу без сапог и пальто по снегу при морозе в 25 градусов? - Тебя как зовут? - спросила, когда расположились мирно за столом. - Тебе зачем? - Встречаемся почти каждый день, а не знаю, как обращаться. - А как ты меня называешь про себя? – Спросил с неподдельным интересом, склонив голов на бок. Лицо у него такое приветливое, улыбка добрая, сроду не подумаешь, что бандит. - Помощник, - ответила смущенно, вдруг ему не понравится. - Твоего напарника Родственник. А его, – кивнула в сторону лежащего клиента, - Стрелок. - Ух, ты! – Восхитился моей фантазией. – Ну и зови так дальше, чем меньше знаешь, дольше проживешь. Ты вот шум подняла и подставила хорошего человека… - Пояснил на мой удивленный взгляд: - Менты стали тебя искать: куда это главный паникер делся? Взяли Борисыча, а ты сама знаешь, как в ментовке могут выбивать признания. Мужик не выдержал давления, повесился в камере. Я вскрикнула, вскочила, опять упала на стул: Женя! Да, я оказалась здесь по его вине (с себя вины не снимаю!), но все равно его было жаль! Какой хирург погиб! Женя, Женя, прости, что подставила тебя! Я заплакала навзрыд, жалея всех, кто был втянут в эту историю по моей вине… Как же я ненавидела себя в этот момент… Сынок очнулся этой же ночью, когда я спала и видела тревожные сны. Сквозь шум в ушах услышала стон, бормотание и четкое: - Немой, ты где? Я торопливо поднялась, склонилась над ним, стараясь в свете неяркого света бра разглядеть его лицо. Сынок повел в мою сторону взглядом, несколько минут внимательно всматриваясь в мое лицо, узнавая. - Ты кто? – Позвал напряженно: - Немой! - Лежите спокойно, - предупредила строго. – Сейчас я кого-нибудь позову. – Бросилась к двери, заколотила в нее кулаками. Она мгновенно распахнулась. – Он пришел в себя, зовет кого-то. Родственник кинулся к кровати: - Сынок, братан! – схватил его за плечи, приподнял, прижимая его к груди, отчего тот охнул и вновь потерял сознание. - Да ты что делаешь, - испугалась я, отталкивая Родственника от кровати. – У него сейчас болевой шок будет! – Решила припугнуть: - Смерти его хочешь? - Все, все, не трогаю! – Заверил Родственник, на всякий случай отступая в сторону. Выхватил из кармана телефон, заговорил быстро: - Седой, Сынок пришел в себя, но опять в отрубе… Ага, понял. Я конечно представляла, что улучшение состояния Сынка обрадует его собратьев, но не до такой же степени. Утром, только успела провести больному моцион, как в комнату вошли несколько человек, и среди них Помощник с Родственником: - Ну ты как, Сынок? - просил подобострастно Родственник. – Ну и напугал же ты нас всех. - Мы еще повоюем, - тихо, с трудом сказал Сынок, устало прикрывая глаза. – Где Немой? - Пока еще не приехал, но дал знать: скоро будет. Седой сказал, как только станет легче, приедет тебя проведать. «Интересно, кто ж для них этот Сынок, что они так радуются его выздоровлению?» Не верилось мне, что братки настолько дружны между собой, что счастливы за другого своего собрата. Скорее всего, Сынок играл какую-то большую роль в их организации, даже больше, чем Седой, который давал всем указания, которого слушали беспрекословно. …Сынок медленно, с громким скрипом, но шел на поправку, и я все чаще задумывалась: что со мной будет? Попыталась расспросить Помощника, с которым сложились нормальные отношения на почве любви к сериалам, но он каждый раз уводил разговор в сторону. Но однажды не выдержал: - Попроси Сынка заступиться, его слово авторитетно. Я перекинулась на Сынка, и, когда кормила в обед протертым супом, рассказывала о своих школьных годах, о первой и единственной любви. Про любовь Сынок слушал с особым удовольствием: глаза прикроет, на губах мелькает мечтательная улыбка. - Ты как попала сюда? – Спросил однажды. Рассказала все с самого начала, как операцию делали, как запись по всем журналам искала… Он слушал недоверчиво, усмехаясь. - Люб, что ж ты такая суетная? Здесь ты не из-за меня, а по своей глупости. Хотя кто знает, если бы не ты, то и меня бы уже не было. - Сынок, спаси меня. Я, честно, никому ничего не скажу, тем более и правда не знаю, где нахожусь. – Слезы тяжело потекли из глаз, и он, минуту назад смотревший на меня с жалостью, раздраженно отвернулся, пробормотал: - Как же я ненавижу бабские слезы! Я поняла, что моя участь давно решена, и хоть плач перед ним, хоть умоляй, ничего он переигрывать не станет – я слишком опасна для них всех. - Тогда сделай, чтобы мне не было больно… и страшно… - попросила, представляя картины казни, выбирая какую полегче. - Не волнуйся, ты ничего не почувствуешь, - пообещал с нежностью в голосе, от чего я не испытала спокойствия, наоборот, слезы хлынули с двойной силой. – Любка, будешь реветь, отправлю ночевать к браткам. – Пригрозил сурово. Ну, я ему за эти слова отомстила! Нарочно, когда делала перевязку, перетянула повязку, и, если вначале терпел, только зубами скрипел, под конец не выдержал, взмолился: - Сделай что-нибудь, сил нет терпеть… Любой медик скажет: правильно наложенная повязка снимает боль, даже если рана очень болезненная. А вот если йодом сжечь, или перетянуть, никто такие пытки терпеть не сможет, через час-полтора завоет! Кормить Сынка сажусь, сама думаю: подсыпать бы тебе в тарелку яда. Хоть умру не одна, обществу пользу принесу, избавив его от бандита. Единственное, что останавливало от этого плана, что обозленные братки за своего собрата меня живую на полосы порежут. Но иной раз не удержусь, вступлю с Сынком в его игру. - Не боишься, что после твоих угроз, вколю, чего доктор не приписывал? - Дура ты, Любка, я на смерть каждый день хожу, нашла, чем пугать. Утром не знаешь, доживешь ли до вечера. Лучше от твоих рук умереть, чем от ножа дурака какого по горлу, или пули в спину. - А у тебя одно: то дурак, то дура. – Подхожу к нему со шприцом наготове. – Подставляйте вашу драгоценную попку, умник, посмотрим сейчас, какой ты смелый… Сынок с трудом поворачивается полубоком, долго и осторожно устраивается, чтобы не сбить перевязку. - Ой, - вздрагивал телом. – Ты что мне колешь? Вчера было не больно. – С удовольствием перекатывался на спину, складывал руки на животе: - Любк, а что ты замуж не вышла? Я сегодня ночью на тебя смотрел, как ты спала, красивая ты баба, волосы спутались, грудь жаркая, так и хочется в нее носом уткнуться. И нога, как из гипса, гладкая… У меня баб много было, но так, все больше шлюшек, их любить западло. - Сам таких выбирал. - Мне бы такую, как ты – мягкую, рыжую. Чтоб волосами своими окутать могла, зацеловывала до головокружения… - Говоришь складно, а придет время, такую вот мягкую и рыжую пристрелишь без жалости и пойдешь к очередной шлюхе. Сынок рассмеялся, придерживая живот, резко схватил меня рукой за шею, притянул к себе, шепнул: - Люб, а если я тебе жизнь сохраню, полюбишь меня? – И тут же оттолкнул. – Все вы бабы продажные, только одна за деньги продает, другая за лишний год жизни. – Смотрел на меня брезгливо. – Ну, зачем она тебе, твоя никчемная жизнь? Что ты в ней видела хорошего? С работы домой, копейки считаешь. В мечтах живешь, в миражах… - Он начинал заговариваться, глаза закрывались, голова клонилась к подушке. - Ты лучше устроился? Деньги лопатой гребешь, не знаешь куда их девать. Помирать будешь, не забудь в гроб себе положить, чтобы другим не достались. - Хоть один день, а пожить, как человек, не как смерд трусливый. Я все себе могу позволить, любого подкуплю. - Врешь, смерть не подкупишь. - Днем раньше, днем позже… - шептал через силу. – Говори что-нибудь, голос твой слышать хочу. – Из последних сил открывал туманные, пьяные глаза: - Ты что вколола мне, суукаа… - Не бойся, жив будешь, - усмехаюсь мстительно. – Врешь, боишься смерти, из последних сил за жизнь цепляешься. Он спал, ровно дыша, кроткий и мирный. Кто бы подумал, что в руках этого человека находятся жизни многих людей, и что каждый день придумывает для меня «безболезненную» казнь. Проснувшись через два часа, мы с ним вновь приступим к игре под названием «выбери себе смерть». …Мы с Сынком смотрели боевик по телевизору, где бравые ребята без сожаления стреляли друг в друга. Потом их выхаживали медсестры в больницах, кокетничая, ставя капельницы, с ненавистью глядя на полицейского, который расследовал это дело, с брезгливым высокомерием отвергая его приглашение на свидание. Сынок посмотрел на меня с улыбкой: - Ты тоже по больнице бегаешь на каблучках в халатике в обтяжку? - В халатике, но не в обтяжку. И в туфельках не очень набегаешься. Тут к вечеру в тапочках на пятки не наступишь. В комнату вошел Родственник, покосился в мою сторону неприветливо, шепнул Сынку на ухо что-то долгое, значимое, от чего тот взглянул недоуменно вначале на него, потом на меня. Я невольно напряглась, интуитивно почувствовав для себя опасность. Мелькнула мысль: неужели сегодня и сейчас для меня все закончится? В полной мере ощутила, что испытывает приговоренный, которого ведут на плаху… Мне скоро будет всего лишь 31 год, у меня не было мужа, я не испытала счастья материнства, и ничего не успела сделать полезного в этой жизни. Если бы я родила ребенка, после моей гибели Димка забрал бы его себе и воспитывал вместе с нашими бабушками… Родственник вышел, бросив в мою сторону недобрый взгляд, словно я была перед ним в чем-то виновата. Сынок потянулся к пульту, выключил телевизор, помолчал. - Люб, у тебя вчера мать умерла. Она в больнице лежала со дня твоего исчезновения, у нее там с сердцем что-то. – Он сказал это так просто и обыденно, что я не сразу поняла, о чем идет речь. - Нет, - не поверила ему. Нельзя так легко говорить про смерть матери ее дочери. – Нет! - Люб, а что ты хотела: больная, старая бабка… - Она не бабка, она моя мама. – Я очень хотела сдержаться и не заплакать у него на глазах, поэтому впивалась ногтями в ладонь, сжимая кулаки. - Она не так просто умерла, это вы ее убили… - Да нужна она нам была! – Возразил обиженно. - У нее сердце было слабое, астма. Ей уколы надо было делать, следить, чтобы вовремя выпила таблетки. Ей волноваться нельзя, а она думала, что одна из ее дочерей исчезла неизвестно куда, ее убили и больше не вернется домой… - Я посмотрела на Сынка, почувствовав силу и давление своего взгляда. Он зябко передернул плечами, настороженно покосился на подушку, под которой хранил пистолет. Я поднялась, набрала в шприц лекарство: - Ложись, пора делать укол. Впервые Сынок отказался от укола, испугавшись, что могу отомстить ему за все и сразу. Приехал Хирург, мы обменялись с ним понимающими взглядами, он подошел к раковине, попросил: - Сестра, слейте мне на руки. Я взяла чайник с кипяченой водой, полила ему на руки, осторожно передав записку с телефоном Димы, помогла ему надеть перчатки. Хирург приступил к осмотру. - Ну что ж, думаю, больше моя помощь вам не понадобится, сестра прекрасно справляется со своей задачей. Сейчас напишу, какой требуется за вами уход, какие делать капельницы. – Я заглянула через его плечо, что он пишет, на рецептурных листах по латыни были написаны названия глюкозы и витаминов. - Не торопитесь вставать и самостоятельно двигаться, только под присмотром сестры… - Уходя, Хирург взглянул на меня с сожалением – он сделал все, что было в его силах, он как мог, тянул время, надеясь, что помощь все же успеет прийти. В обед пришел Родственник, сделал знак Сынку, из чего я поняла, что хочет сказать ему что-то важное. Сынок кивнул: говори. - Немой приехал. Сейчас на кухне обедает и сразу к тебе придет. Ее куда? – кивнул в мою сторону. - Выведи в другую комнату, пусть там посидит. Я, когда в туалет выходила, всегда одевалась тепло – дом, в целях экономии, целиком не отапливался, по коридору гуляли сквозняки, а в комнатах был настоящий дубак! Поэтому я кинулась одеваться, натягивая на колготки носки и на халат свитер. Появление Немого у меня вызвало интерес – за все время пребывания здесь ни разу его не видела, зато часто слышала: «Немой сказал ждать его», «Немой приедет, тогда решит вопрос». Немого братва уважала и ценила, и, если Сынка считали за старшого, то Немой был его главным заместителем. По словам Сынка Немой спас ему жизнь, за что удостоился особым доверием. Короче, я оделась, выхожу из комнаты и нос к носу в дверях сталкиваюсь с Юрой Соколовым! Я едва не вскрикнула, не зная, как себя вести – сделать вид, что не узнала, или наоборот, кинуться ему в ноги, умоляя о защите. А он смотрел на меня спокойно, как будто уже знал, что я здесь, и кто та сестричка, которая ухаживает за Сынком. - Привет, соседка, - сказал обыденно, - все хорошеешь? Я склонила голову, прошмыгнула мимо, настолько была ошарашена от встречи с Юрой. В голове сразу тысяча планов, мысли наскакивали одни на другие, путаясь между собой: у меня с ним всегда были хорошие отношения, неужели Юра не поможет бежать мне отсюда? Неужели для него ничего не значит, что когда сидел в тюрьме, я слала ему посылки, поддерживая в трудную минуту? Но тут же спрашивала себя язвительно: если все это он забыл, то хорошо помнит, из-за кого он в эту тюрьму попал. А я ближайший родственник этих людей… Если не удивился встрече, значит знал, что я здесь, и, если знал, но до сих пор никак не помог, значит, он либо не может это сделать, либо не хочет. Я редко где бывала в доме, в этой комнате вообще ни разу, поэтому огляделась по сторонам с любопытством, подошла к окну – напротив высоченный забор, за ним не менее высоченные сосны. Зачем-то подергала раму, она, естественно, не открылась. Да и как бы я сбежала, если кругом забор, который не смогу перелезть? В доме вначале было тихо, потом хлопнула входная дверь (по ногам пролетел сырой холодок), затопали ботинки, по коридору тянули что-то тяжелое, незнакомые голоса натужно ругались. Ко мне заглянул Юра, сделал знак идти за ним. Пользуясь шумом и суетой (два мужика тянули по полу большой деревянный ящик), шепотом попросила: - Помоги мне. Честное слово, я никому ничего не расскажу. - Не сейчас. Позже я приду к тебе… - Открыл дверь моей комнаты, и, едва я вошла, захлопнул, щелкнув замок с обратной стороны. Сынок лежал, заложив руку за голову, задумчиво рассматривая потолок. При моем появлении не шевельнулся, только сказал: - Есть несколько вещей на свете, когда человек получает истинное удовольствие – вкусная еда, баня, секс и сон. – Помолчал, продолжил обреченно и устало: - Беда, Любка, пришла. Чувствует душа, что сегодня последний день покоя, больше везения не будет. Помирать, Любка, сейчас не хочется, пожить бы еще лет сто, чтобы насытиться вдоволь, чтобы обрыдло все и самому в петлю захотелось полезть. Но видно, не судьба. – Достал из-под подушки пистолет, положил его под одеяло. Остаток дня в доме вновь было тихо, а вечером пришел Юра. - Сынок, я за тобой. Помог подняться Сынку, натянул на него теплую одежду, на ноги ботинки, осторожно повел к выходу, поддерживая за спину. - А я? – Напомнила о себе, не зная, что думать. - Дверь за нами забаррикадируй, никого не впускай, что бы за ней ни происходило. Если не приду за тобой… короче, не открывай никому. – Он вышел, волоча на себе Сынка, тот буквально на глазах ослабевал, ногами едва переступал. За ними щелкнул замок. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно – я осталась одна, без чьей-либо защиты. Назревало что-то страшное и непонятное для меня, никто не знал исход дела, потому Юра не мог сказать, вернется за мной или нет. Я оглядела комнату, прикидывая, что можно использовать в качестве баррикады – кровать! Она тяжелая и стоит ближе другой мебели к двери. Стала ее толкать, чертыхаясь вслух, упираясь ногами в пол… и тут произошло что-то непонятное - вначале раздался топот, потом крик Родственника. Он кричал не испуганно, не возмущенно, не знаю, как передать словами, а словно во дворе увидел то, чего быть никогда не должно: - Братва, чужие, уходим! Я застыла: а мне что делать?! Раздались выстрелы, я сперва не поняла, что они исходят из самого дома, как будто ломают сухие ветки. Вначале я рванула к двери, боясь остаться одна в доме, потом, наоборот, подальше от нее – в двери стреляют, могут зацепить меня. Но комната - замкнутое пространство, здесь возможен только один выход, через дверь, и что теперь делать? Я подбежала к столу, схватила ножницы – единственное мое оружие, которым неплохо владею, на всякий случай засунула их в карман халата… Тут так загрохотало, что от двери полетели щепки, и там, где они отлетали, появлялись дыры. - Мама! – Закричала я от ужаса, падая на четвереньки, уползая под стол. Дверь внезапно распахнулась, в комнату ввалился Юра с Сынком, у того кровоточил бок, мне показалось, что открылась прежняя рана, но, возможно, его ранили вновь. Юра прислонил Сынка к стенке, сам бросился к кровати, стал двигать ее по направлению к двери, от напряжения краснея лицом. - Люба, помоги мне. – Приказал Сынку: - Лезь вниз! Я бросилась к Юре на помощь, Сынок в это время по стене сполз на пол, стал на четвереньки, как когда-то я, пополз на середину комнаты. Подняв ковер, на котором когда-то стояла кровать, поднял крышку люка, под которым оказалась черная яма. А мне все время не давало покоя: почему кровать стоит посреди комнаты на ковре, который едва выступает за границы этой самой кровати. Лаз собой закрывала! В дверь вновь застучало горохом, и в ней появились новые дыры. Юра рванул меня на себя, я упала, сильно ударившись коленкой, он толкнул меня следом за Сынком в яму с такой силой, что полетела вниз, сбивая Сынка, слыша над собой его стон. Следом за мной в яму прыгнул Юра, захлопнул крышку, лязгнул чем-то металлическим и мы погрузились в кромешную тьму. Где-то наверху слышались выстрелы, но они были далеко от нас. В горячке не сразу поняла, что так больно воткнулось мне в бок, водила перед собой рукой, желая обо что-то опереться и подняться с разбитых, горящих огнем коленей. В руках Юры зажегся фонарик от телефона, он, повел им в разные стороны, я увидела стену, о которую наконец-то удалось опереться. - Сынок, ты живой? – Юра склонился к его телу на полу. Тот что-то промычал, Юра подхватил его, перебросил себе на спину. Приказал мне: - Люба, не отставай. - Мне больно идти, у меня колени разбиты, и бок поранила. - Я не справлюсь с вами двумя. – Он решительно пошел вперед. – Держись за стену, иди следом. Если тебя найдут здесь, тебя убьют как свидетеля. – Свет фонарика удалялся, расстояние между нами увеличивалось. - Я не могу идти, - повторила упрямо, - у меня бок в крови! - Хоть на четвереньках ползи… Да я сегодня целый день только и делаю, что ползаю на четвереньках! Осторожно ощупала бок, поняла, что из меня торчат ножницы, выполняющие роль пробки, и, если я их сейчас вытащу, кровь пойдет сильнее… Так себя жалко стало, что всхлипнула – мало того, что оказалась одна в кромешной тьме, да еще здесь холодно, умру от кровопотери и никто не узнает, где меня искать… Кругом стояла замогильная тишина. Нащупала сухую холодную стену, потихоньку пошла вдоль нее, стоная при каждом шаге, отзывающемся в боку. Куда ведет этот туннель? Как долго мне по нему идти… Интересно, от чего я быстрее умру – от кровопотери, или от переохлаждения? Пальцы рук перестали слушаться, больше не сжимались в кулаки, я часто останавливалась, чтобы подышать на них, называла себя умницей, что, выходя днем в комнату, надела носки и свитер. Если бы Юра меня сбросил сюда в одних тоненьких колготках и ситцевом халатике, было бы совсем тяжело… К ногам упало что-то металлическое, бок засаднило, из него сильнее потекла горячая кровь, стекая по ноге в тапок. Полой халата зажала дырку, прибавила шагу, несколько раз оступаясь о мелкие камушки на полу. Рука так неожиданно наткнулась на стену, что я чуть было не сломала себе пальцы. Старательно прощупав поверхность, обнаружила угол стены – ага, оказывается, я дошла до конца и сейчас бы повернула назад. Но если это конец туннеля, то куда делись Юра с Сынком? Значит, где-то здесь должна находиться дверь. Я отступила чуть в сторону и со всего маха ударилась лицом во что-то твердое и ледяное, сверху тянуло сквознячком. Осторожно нащупала железную трубу, поднимающуюся вверх и ступеньки – лестница! Стала осторожно подниматься, пока не уперлась в люк макушкой. Попыталась приподнять крышку руками – бесполезно, она намертво вмерзла в основание. Вспомнила, как радистка Кет вылезала из колодца с двумя грудничками на руках – у нее же получилось, так почему у меня не может выйти? Но как я ни пыжилась, каких бы усилий и стараний ни прилагала, люк даже не приподнялся. Я избежала насильственной смерти, чтобы умереть перед «вратами» свободы?... …Я всегда хотела знать: о чем человек думает перед тем, как умереть? Что его тревожит больше всего? Я лично, после того, как свернулась клубочком, натягивая на колени халат, пытаясь согреться, чхнула несколько раз и подумала: «Ну, вот я и простыла! Больничный мне обеспечен». С этими словами я закрыла глаза и стала смиренно ждать, когда ко мне придет моя смертушка… …Сквозь сон я услышала голоса, где-то рядом мелькали огни, один из них ударил меня по глазам. Потом раздался голос Димы: - Люба! Рыжуха моя! – его руки резко подняли меня и прижали к груди, и я окунулась в его тепло и запах. – Рыжуха моя, я нашел тебя. – Голос его кружил вокруг меня. Кто-то спросил: - Чи мертвая, чи живая? Меня куда-то несли, я плыла по воздуху… Кто-то с силой разжал мне зубы, лил холодное, жидкость тут же превращалась в огонь, внутри все горело, а снаружи все равно было холодно и меня всю трясло, колотило мелкой дрожью. - Глотай, глотай, девонька,- советовал заботливо незнакомый голос. Я открыла веки, на меня смотрели с любопытством и вниманием несколько пар глаз, и только одни улыбались с нежностью и любовью, я сразу сказала им: - Ты что так долго шел, я измучилась, пока ждала тебя. …Потом все поплыло, и стало так больно, что закричала: Сынок не сдержал своего слова, он убивал меня медленно и мучительно, получая от этого удовольствие.