Окно напротив

Люба. Тася родила дочку. Я ее, когда увидела, сразу поняла, кто ее папочка: носяра на пятерых рос - одной достался, точный портрет Коли. Девочку было жалко до слез: что ж ей, бедной, так не повезло, как ей по жизни с таким носом идти? Одна надежда, что в дальнейшем сделает пластическую операцию, станет привлекательнее. Зато Коля, увидев «носик» доченьки, проникся к ней глубокой отцовской любовью, которой не испытывал к сыну. Видимо, все же сомневался, что Тася второго ребенка ждет от него, потому вздохнул с облегчением: МОЯ. Тася смотрела на Колю с тихим испугом, не зная, как реагировать на его внезапно проснувшиеся отцовские чувства, шептала мне: «Представляешь, он ей САМ памперсы меняет. Чтобы к сыну когда подошел, если его пеленаю – да ни за что в жизни! Из комнаты выскакивал. А тут из бутылочки поит, ночью встает… Вчера постирал вручную распашонку. А сегодня, - всхлипнула, - прихожу в кухню, а он в кастрюле бутылочки кипятит». Тася разрыдалась от отчаяния, что мужа подменили, и такие перемены в нем не к добру. Из-за рождения Лили, на дачу ездила я одна. Вернее, в напарники и помощники мне давали Владика, но он, сдружившись с ребятами, садился на велосипед и уезжал на речку, возвращался только вечером, когда домой собиралась. Родители пытались на него воздействовать угрозами и уговорами, но у него одна отмазка: «С вас пример беру. На даче только Люба работает, что ж вы ей не помогаете?» Колю тоже к земле не тянуло, ему бы меня на место довести, и при этом всю дорогу стоная: «Любк, у меня столько дел своих, а ты со своей дачей! Могла бы и на автобусе, как другие, доехать. Вечером приехать за тобой не могу, ты сама как-нибудь». Вначале я чуть ли носом землю ни рыла, день наработаюсь, приеду домой, валюсь снопом на кровать. Но, видя к себе отношение родственников, стала ковыряться в земле не спеша – сколько успею за день сделать, столько и сделаю. Но как только пошла клубника, тут все набежали с ведрами, Тася с Лилькой подмышкой первая прискакала. Тут же всем работу нашла, впрягла и с крыльца контролировала, как выполняются ее приказы. На сына наорала, чтобы не филонил, Коле досталось – он вместо того, чтобы грядку пропалывать, полчаса над Лилькой погремушкой гремел. Мне тоже досталось, что не так грядки поливаю – все помидоры помяла. Ну, я шланги в кусты запульнула, легла в тень яблони, принялась небо рассматривать. Таська подбегает: «Что это ты разлеглась? Летом один день год кормит». Я ей спокойно (Я не Коля с Владькой, я знаю, как с ней разговаривать): «Вот и покажи пример. Грабли и тяпка тебя уже ждут». Тася встала в позу: «Вообще-то, я с ребенком сижу». Я еще спокойнее: «Вот и отдохни от него. Иди тяпай, а я с племянницей посижу». Тася сразу тон сбавила: «Ну ладно, полежи, отдохни. День длинный, успеешь еще поработать». Клубника сошла, больше семейство на даче не появляется, ждут, когда начнется следующий урожай - ягоды… …Я, когда из больницы домой вернулась, боялась одна в доме находиться. Днем еще ничего – движение, суета, чем-то занята все время (нарочно для себя работу искала). Вечер наступает, и тут начинается – окна все зашторю, чтобы не дай бог никакой щелочки не было, во всех комнатах свет горит, прислушиваюсь к каждому шороху. Кажется мне, что кто-то в дверной замок отмычкой лезет, за окном шум непонятный, словно в окно ладонью уперся, и оно под давлением трещит. Спать лягу – опять слышу крадущиеся шаги, шепот непонятный, скрип. Понимаю, что это соседи по потолку ходят, разговаривают за стеной, а все равно кажется, что это бандиты пришли меня добивать. Включу телевизор, смотрю, пока глаза сами закрываться ни начинают. Во сне вижу маму, мою добрую ворчунью, прошу у нее прощение, за то, что рядом не оказалась, когда она умирала в неведении; за то что на похороны не попала… Раньше думала: как хорошо иметь отдельную квартиру. Теперь до туалета боялась без света выйти. …Фукачев лично позвонил нашей завотделению, рассказал коротко о моем героическом поступке, даже сумел выторговать внеплановый отпуск, чтобы я смогла спокойно долечиться. Тут еще по телевизору в новостях показывали, как губернатор вручает мне медаль: «за отличие в охране общественного порядка», после чего стала знаменитой, соседи при встрече рассматривали открыв рот, словно видели впервые. Кстати, со мной вместе на телевидении был Фукачев и Дима, им вручили ордена «мужества», я даже гордость испытала: с какими людьми я знакома! На работе меня встретили, как героиню детективного сериала. Как смена, соберемся в сестринской, и давай меня пытать, выспрашивать - что, да как, удивляясь моей «прозорливости», жалея Наумова: «Какой хирург погиб». Они о нем подробности не знали, почему-то мне не хотелось выставлять его в плохом свете. Первое время мне нравилось рассказывать о своем похищении, а потом надоело, и я «призналась»: «Все девочки, больше на эту тему не говорим, я вчера подписку дала. Пока ведется следствие, не имею право разглашать государственную тайну». Только Роксане рассказала, как было дело на самом деле. Вместе с ней наревелись вволю и порадовались, что все плохое закончилось и начинается новая жизнь. Я знала, что Роксана подрабатывала на дому, делая уколы, попросила найти мне клиентов – раньше, когда жила с мамой, моя зарплата, мамина пенсия, и нам худо-бедно удавалось свести концы с концами. Но теперь на одну свою зарплату едва хватало оплатить коммунальные услуги. Про новые покупки, чтобы одеться, речи нет, спасибо, сейчас лето, платье натянула и пошла. Роксана, добрая душа, через несколько дней принесла два адреса. - Где ты клиентов находишь? – удивилась я. - У нас своя база, я потом тебя научу, - пообещала туманно. По одному адресу оказалась старенькая бабулька с кучей заболеваний, от меня всего две остановки, что было очень удобно - забежала утром, уколола и поехала на работу. Еду со смены – сделала укол, и свободна до следующего утра! А по второму адресу жил настоящий писатель! Когда-то работал в журнале, писал статьи и отвечал на редакционные письма, потом стал работать дома, писать мемуары о себе и о своих встречах с интересными людьми. Оказался классным мужиком, столько всего знал, а рассказывал истории как интересно, что от него не хотелось уходить. Если честно, мне его жалко, всего шестьдесят три года, а сердце никакое, каждые две минуты за него хватается, ложится отдохнуть. У нас с ним простые отношения, словно сто лет знакомы. Могла отчитать его за непослушание, выговорить, что нарушает режим. - Борис Евграфович, когда будем соблюдать предписание врача? – Спрашиваю, наблюдая, как в пепельнице дымится наспех потушенная сигарета, хотя врач категорично запретил ему курить. - Всего вторая за день, - смотрит на меня честными глазами. - Да где же вторая, если я ампулы в мусорное ведро выбрасывала, и в нем куча окурков? И пепельница мокрая, перед моим приходом помыли, чтобы я ничего не поняла. - Виноват, не удержался, - смеялся смущенно. – Посидишь со мной? Он тоже был одинок, несколько лет назад похоронил жену, еще раньше сына, у которого был порок сердца. У него была только кошка, которая спала под лампой на письменном столе, и он с ней разговаривал, зачитывал главы из своих рукописей… Однажды прихожу, а у него рука в гипсе. Оказывается, утром понес мусорный пакет, споткнулся о какую-то палку, упал – перелом руки! - Люба, вы мне не поможете? Я бы вам диктовал, а вы печатали. Мне завтра статью сдавать, я не могу одним пальцем левой руки печатать, долго получается. У меня сейчас голова треснет от распираемых впечатлениях, их надо срочно перенести на бумагу. - Я не быстрее печатаю, - засмущалась предложению. - И потом, у меня в школе по русскому тройка была… - Любочка, ты, главное, напечатай, ошибки я потом проверю. Обещаю за них не ругать, над ними не смеяться. Я тебе за это дополнительно заплачу! Последний аргумент возымел действие, и я села за компьютер. Мы часа три «писали» не поднимая головы. Потом сделали перерыв и продолжили. Борис Евграфович проверил ошибки, сказал, что их не так уж и много, и посмотрел на меня жалостливыми глазами: - Любочка, а ты флешку в редакцию не отвезешь? Такси я тебе оплачу и туда, и обратно. И стала я на него работать не только медсестрой, но и секретарем, и курьером, и, надо отдать должное, он за все платил, никогда меня не обижал. Уже после третьей статьи я уверенно щелкала пальцами по ноутбуку, по ходу исправляя ошибки, и так мне понравилось это дело, что решилась купить и себе такой же с первой зарплаты. Борис Евграфович настолько ко мне расположился, что спросил, не соглашусь ли я взять еще одну его «хорошую» знакомую – у нее рак последней степени, неоперабельный, лежит дома. Раньше, когда начинались боли, вызывали «скорую», делали укол и на этом все. В больницу не забирали, чтобы, если умрет, то пусть то случится дома, а не в больнице, чтобы не портить показатели. «Скорая» давно намекала родне больной, чтобы они наняли сиделку, вот они и засуетились. Ну, а мне-то что, три раза в день укол сделал, на ночь снотворное вколола и свободна. Когда на сутках работала, тогда, конечно, посложнее, но все равно удавалось выкрутиться. Новая больная моя оказалась женщиной терпеливой, не капризной. Когда болей не было, все в открытое окно смотрела на голубое небо, на кроны деревьев. - Вы знаете, Люба, у меня была интересная, насыщенная жизнь, - говорила Алена Алексеевна с улыбкой. Я ее про себя для краткости называла "А.А." Еще бы не интересная! Она была артисткой, играла в нашем театре до того момента, как заболела. Ее когда-то приглашали в Москву, но она не могла поехать из-за мужа (он в то время руководил заводом), а потом было поздно. Но она и с нашим театром везде побывала, даже за границу несколько раз с труппой выезжала. У А.А. было двое детей, сын жил в Москве, снимался в кино, играл в знаменитом театре. А дочка Светочка играла в нашем театре и считала себя непризнанным гением – ей не давали главных ролей, она постоянно находилась в конфликте с женой режиссера, которая «захапала все нормальные роли себе». После очередного скандала Светочка «срывалась», да так, что прибегали соседи, умоляли сделать тише музыку и «умерить пьянки-гулянки», грозя карой от полиции. Друзья Светочки мне не нравились, все какие-то с прибабахами, то стихи читают, то песни орут среди ночи, то гогочут над какой-то ерундой (пантомимой, где ничего смешного нет), а то рыдают, что на них режиссер наорал. Ха! Слышали бы они, как нас завотделения кроет на пятиминутке! Я думала, артисты, как небожители – не пьют, не едят, а только на сцене услаждают взор зрителей. Думала, они на сцене благодаря своему таланту, а оказывается, помимо таланта надо еще угодить режиссеру, его жене, официальной любовнице и остальной его родне, друзьям и знакомым. Сама слышала, как подруга советовала Светочке: «Подумаешь, противно, а ты глаза закрой и представь что-нибудь приятное. Он знает кто ты?» - «Знает, - прорыдала Светочка. – Это его еще больше возбуждает, говорит: будет что вспомнить на старости лет». Замужем Светочка никогда не была, любовника не имела и презирала всех, кто был с ней «не на одной волне»… …С тех пор, как стала ходить на подработку, о даче пришлось забыть, иначе я бы нигде не успела. Тася заволновалась, принялась причитывать, вроде меня жалея, что работаю много, надо уметь отдыхать. А на самом деле преследовала свои цели - вернуть меня к граблям и тяпкам: «А что ты зимой есть будешь?» Я смеялась: «А мне много не надо, сейчас в магазине все продается, иди, вибирай, что понравилось, а не то, что выросло. Я всего по килограмму возьму, на месяц с лихвой хватит». Пришлось Коле жене помогать, не как раньше приехал-уехал, а вклиниваться в садово-огородные проблемы по-настоящему. К концу лета он взвыл, чтобы Тася продала дачу, но она вот что придумала: Лиля все равно на искусственном вскармливании, так она ее с Колей оставляла, а сама Владьку под мышку и на дачу. Коля с дочкой возится, накормит ее, погуляет, ползунки перестирает, спать уложит. Тася смеется: «Ну, баба, ему только юбку осталось надеть». … За все время о Димке старалась не думать – только мысли в голову полезли, я сразу переключаюсь на что-нибудь постороннее. Если случайно столкнемся в арке или дворе, НИКАКИХ разговоров, здрасти-здрасти и разошлись по сторонам. А сердце колотится! И плакать хочется. Я все такая деловая, между нами ничего никогда не было, два бывших одноклассника, не больше. Иногда соблазнюсь, подгляжу, что там в окнах напротив делается, изредка вижу Диму на кухне, как готовит ужин. Рядом с ним крутится Юлик, рассказывает что-то оживленно, заглядываясь на отчима с вниманием. Иногда приходила Милена, они втроем сидели за столом, разговаривали. Со стороны посмотреть - милое семейство, где царит любовь и покой. От соседей не раз слышала, что у них частые ссоры, вечные разборки, он за что-то упрекает ее, она выговаривает ему. Кто-то из соседей «за молодую семью», кто-то против, тетя Соня язвила вслед Димки: «Любкой Гущиной наигрался, натешился, перебежал к красотке, думал, с ней ему лучше будет, ну так пусть теперь свое счастье полной ложкой хлебает». Однажды поливаю цветы на подоконнике, смотрю, в черноте окна напротив стоит фигура (не могла точно рассмотреть, кто именно, поэтому утверждать, что был именно Дима, не могу). Не знаю зачем, но я взяла и помахала рукой фигуре. Фигура ответила взмахом, чуть помедлила, потом задернула плотно шторы, и только после этого включился свет. …Где-то в середине сентября решила вымыть окна во всей квартире, заклеить на зиму (с весны не открывала, то не хотелось, то некогда было). Музыку включила, стою на стуле, стекла протираю, под музыку пританцовываю, подпеваю тихонечко. Увлеклась так, что не сразу поняла, кто в меня «зайчики» пускает. Вначале думала, пацаны балуются, вон, во дворе собрались, выясняют, кто за домом мусорку поджег, свои или чужой, им до меня дела нет. Поднимаю взгляд, вижу, Димка стоит у раскрытого окна бреется, время от времени в меня «зайчики» пускает. Смеется довольно, что я виноватого среди пацанов ищу. Я Димке кулак показала: сейчас получишь, доиграешься! Подходит к нему Милена, меня увидела, усмехнулась снисходительно, повернула к себе Диму и впилась в него поцелуем. Потом на меня посмотрела и так рамой окна саданула, что стекла в нем задрожали, чуть вниз ни посыпались. С Миленой несколько раз сталкивалась во дворе, она улыбается: - Ну что, Любаш, не хочешь в нашу постель с Димкой третьей лечь? Один раз, потом понравится, сама проситься станешь… Я от нее, как черт от ладана бежала, испытывая стыд и смятение: а может, правда? Все же история с Наумовым оставила свой след – замуж предлагал, со мной семью строить собирался, а чуть прищучило, сдал бандитам, не задумываясь… …Как-то иду от вечером от своих старичков, разомлевшая от усталости, мечтаю, как приготовлю поздний ужин и сяду перед телевизором смотреть сериал. А тут еще погода подкачала – мелкий дождик идет, то уже давно, лужи появились, пока одну обойдешь, в пять других попадешь… Вдруг сзади кто-то как наскочит на меня, вокруг оси крутанул и к себе тесно прижал. Я от неожиданности как взвизгну. Кулаком как садану в темную фигуру, куда попала не поняла, но от себя отпустил, я в сторону скаканула и оказалась по щиколотке в луже. Смотрю, а это Димка, хохочет, наблюдая, как в луже топчусь. Меня такая злость взяла – идиот, я думала это бандиты - и со всего маха как приложу ему зонтом по голове! Ручка у зонта сразу погнулась, он от боли заорал, за голову схватился: - Совсем шуток не понимаешь?! Что сразу драться кидаешься, ненормальная! Я под зонт стать хотел, промок насквозь. - Вот и молкни дальше! Чего хватать сразу, окликнуть не мог, чтобы не пугать?! У меня сердце чуть ни остановилось от страха. Я после Сынка собственной тени боюсь. - Да не подумал я об этом. Увидел, идешь впереди, обрадовался, что хоть часть дороги под зонтом пройду. – Помог выбраться из лужи, пригнулся, чтобы встать под зонт. – Ты что так поздно? - Подработку нашла, хожу уколы делаю. А ты? - У опера день ненормированный, сама знаешь. – Посмотрел на меня хитро. – Все одна, не нашла себе никого? - Тебя это сильно беспокоит? – Усмехнулась язвительно. – Боишься, вакантное место займут? – Вспомнила про Наумова: - Один раз уже нашла, чуть живой осталась… - Ты про Наумова? – Пожал равнодушно плечами: - Между прочим, он действительно рассматривал тебя как свою будущую жену. - Не нужен мне мужчина, который свою любимую женщину по первому слову бандитам сдает. - А я не говорил, что ты была его любимой женщиной, я сказал, что для него ты была бы удобной женой. Я пришла в легкий шок – ничего себе! Это получается, что на мне по любви жениться нельзя, на мне можно жениться только из-за удобства! От возмущения остановилась посреди дороги, и опять в луже. Хотела еще раз Димку зонтом огреть, чтобы думал, прежде чем что-то говорить, но он вовремя в сторону отскочил. - Ты всегда любил уточнять свои мысли, по полочкам раскладывать каждое слово, чтобы мысль четче дошла. - Люб, что такого я сказал? – Сделал вид, что не понял упрека. Ничего ему не ответила, пошла дальше вся такая гордая, неприступная. Он плелся позади, уговаривал простить, убеждая, что если буду драться зонтами, никогда не выйду замуж. - А Милка чем дерется, - нашла чем уколоть в ответ. - Мы нормально живем, - нахмурился Дима. - Да? Как вы «нормально» живете, весь двор обсуждает. Что, Димочка, обидно понимать, что получил не то, что ожидал? Думал, с Миленкой сошелся, сразу счастливым стал? - Не твое это дело, - осадил мое веселье хмуро. – Как мы с Миленой живем, наше дело, мы, может, в ссорах удовольствие получаем, таким образом вносим разнообразие в семейную жизнь. Если до сих пор не разбежались, значит, нас обоих это устраивает. - Поэтому ты ищешь любой повод наладить со мной отношения? - Не ищу, не мечтай. - А что ж подскочил сейчас? Прошел бы мимо, словно не узнал. - Под зонт хотел стать, - пояснил терпеливо. - По мне не видно, что мокрый насквозь? - Мимо нас тетя Аня прошла со второго подъезда, мог бы к ней пристроиться. У нее было все необходимое для тебя – зонт! - Вот дурак! – выругался тихо. – Надо было правда мимо тебя пробежать, вроде как не видел. Вошли во двор, Димка, не прощаясь, свернул к своему подъезду, я пошла дальше. С недавних пор во всех подъездах поставили домофоны, что давало защиту от посторонних лиц. В подъездах стало чище, пьяные парни не распивали между этажами, посторонние запахи исчезли. Короче, ЖКХ навел порядок, что радовало. Нашла ключи на самом дне сумки, приложила брелок к кнопке, дверь с писком разблокировалась, я потянула её на себя, и зачем-то обернулась посмотреть – ушел Димка или нет? Что-то я не слышала писк его двери. Он сидел на мокрой скамейке, под дождем, опустив голову. Я медленно спустилась вниз, подошла, остановилась напротив. Он поднял голову, смотрел печально. - И что сидишь? То под зонтом спрятаться хотел, теперь мокнешь… - Если бы ты знала, как мне не хочется идти сейчас домой… Я даже рассказать об этом никому не могу, потому что не поймут, или осудят: сам свой выбор сделал. Я каждый день думаю: в чем просчитался, что сделал не так, почему ничего не получилось? Внутренний голос восторженно шепнул: вот он, твой шанс. Именно сейчас, когда ему плохо, морально раздавлен, я стану для него ВСЕМ: ему нужен внимательный слушатель – я выслушаю; нужна «жилетка», в которую можно выплакать свои слезы – пожалуйста, приму к себе на грудь; нужно утешение – утешу, приласкаю, отдам всю свою нежность и любовь… Так пишут в журналах психологи, только не пишут, что, когда человек находится в своем горе, он пытается разобраться именно в нем, пусть даже с помощью бывшей любовницы. Ему нужен только слушатель и плевать на твои чувства, ему безразлично, что ты испытываешь в душе, когда он плачется и признается в любви к другой женщине. Мужчина погружен в свою боль, интересуется ею, она занимает все его мысли и чувства. Как только боль отступает, отходит в сторону, окрыленный переменами сбегает от своей утешительницы… к третьей женщине, с которой познакомился недавно, и она оказалась именно той заменой, которую хотел всегда встретить. А ты остаешься опять одна и ищешь кому бы вновь стать очередной жилеткой… Все это я прочувствовала буквально в одну минуту, и такая обида охватила, уже было такое и не раз, что сказала спокойно: - Ну, посиди, может, дождик промоет мозги, найдешь правильное решение, поймешь, наконец, в какую сторону идти. Димка от моих слов оторопел, такого ответа от меня не ожидал. - Ты видишь, что мне плохо, и вот так спокойно уходишь? - Но ты же уходил, когда мне было плохо, – усмехнулась иронично. - И я тебе не нянька, сопельки подтирать не буду. Он так и остался стоять под дождем. Может, это и жестоко с моей стороны, но в тот момент считала, что поступаю правильно. Не буду давить на него, не стану способствовать и подговаривать уйти от Милены, чтобы в дальнейшем у него появился повод упрекнуть меня что заставила сделать это. Пусть сам для себя решает, к кому приходить и с кем оставаться в дождливые вечера. …А.А. становилось день ото дня все хуже. Раньше поставишь капельницу на ночь, она спит сном младенца, тихо и спокойно. Утром придешь, еще одну капельницу или укол сделаешь, смотря по самочувствию, и спокойно идешь на работу – сутки потерпит до моего прихода, а если боли сильные, Светочка «скорую» вызовет… Теперь уколы приходилось делать каждые шесть часов. А.А. пока меня дождется, уже зубами начинала скрипеть. Ну, Светочка поборола свою гордость, предложила перебраться жить к ней, быть со своей матерью всегда рядом боялась: вдруг новый приступ, а она одна, и «скорая» где-то задержалась в дороге. Выделила мне раскладушку в комнате с матерью – это чтобы я в другие комнаты не совались. Я домой приходила только чтобы переодеться и проверить целы ли замки в дверях. Квартира встречала угрюмой тишиной, равнодушной к моему приходу, с каждым днем становясь все больше чужой. Сколько раз предлагала Тасе поменяться квартирами – зачем мне три комнаты одной, я бы в их квартиру переехала, подальше от нашего двора. Но Тася уперлась: - Ну уж нет! Мне до работы отсюда пешком десять минут, у Владьки школа рядом, Лилька подрастет, детский сад в соседнем дворе, все магазины под боком, соседей назойливых нет. А у тебя во дворе Соколовы житья не дадут, мамашка до сих пор меня проклинает, Владьке рассказывает, какая я гадкая и подлая, ее сына в тюрьму посадила. И потом, - Тася смущенно улыбнулась, - я уговорила Колю взять ипотеку, в новой будем жить, а эту сдавать. Дети подрастут, каждому по квартире уже готово. А сюда переедем, Коля от ипотеки откажется, скажет: зачем нам вторая квартира, в этой места полно. – Тася задумалась: - Я думаю, тебе надо квартиранов пустить. Сейчас артистка помрет, кто у тебя окажется – больная столетняя бабка и писатель, на них много не заработаешь. Я долго обдумывала ее совет – что-то страшно впускать чужого человека. Драгоценностей у меня нет, богатств не нажила, из нового только бумбокс, остальное от родителей в наследство получила, телевизору скоро в обед сто лет, еще папа покупал. Впрочем, у соседей с первого этажа ничем не побрезговали, в коридоре мешок картошки стоял, так и его утащили. Теперь у них окна в решетках и двери бронированные. Но получать деньги «за просто так» соблазн велик. Впускать к себе «недавних братьев по ближнему зарубежью» мне не хотелось – сегодня впустишь одного, завтра весь аул переселится. Студентов? У них уже два месяца, как началась учеба, кто нуждался, давно на квартирах стоят. Дала объявление: сдаю комнату девушке, стала ждать результат… Дима. - Что с тобой происходит последнее время? – спросил Андрей, когда подвозил по дружбе до дома. – Диман, не обижайся, но твое настроение сказывается на работе. Вчера был захват, ты нарочно под пули лез? Они стреляли, ты шел прямо на них, ничем не прикрытый, на тебе даже бронежилета не было. - Посмотрел на меня с сочувствием: - Дим, может, тебе к нашему психологу обратиться?... Мы засиделись с допросами допоздна, отпустив Прохорова, решив, что справимся без него, у того важное событие – у девушки, с которой встречался, день рождения. Когда почувствовали, что выбились из сил, уже был девятый час, пора идти домой. Андрей, узнав, что сегодня я без машины, благородно предложил подвезти. Остановились возле арки, чтобы не заезжать во двор. Когда я уже попрощался и хотел выходить, Андрей задал вопрос. Мы с ним сколько лет вместе, он меня мальчишкой знал, врать мне ему бесполезно, да я бы и не рискнул – между нами был давно негласный договор: как бы ты не выглядел в глазах другого, говорить только правду… Я не знал, что ему ответить, сбывалось его предсказание, сказанное несколько лет назад: не такая тебе нужна женщина, как Милена. Но не плакать же теперь, не бить в грудь с раскаянием, что не послушал доброго совета и потерял два года жизни с женщиной, которой семья априори не нужна. Милена задыхалась в семейных узах, муж и ребенок – груз, который тянет на самое дно быта. - Расскажи психологу свое состояние, может он что подскажет… - Я без любого психолога скажу, что со мной происходит. - Ты можешь сломаться, навредить сам себе. – Андрей смотрел с сожалением. – Может, тебя в отпуск отправить, в дом отдыха? Или в санаторий, к морю ближе. Отдохнешь, подлечишь нервишки, вернешься другим человеком. Глядишь, в тишине и покое разберешься со своими мыслями, поймешь, что хочешь получить. Я рассматривал зажженный фонарь рядом с аркой, наблюдая, как в его свете мелко-мелко косо сыпались белые мушки снега. Андрей, поняв, что ответа не последует, сказал устало: - Тогда давай расходиться по домам. Меня Варвара ждет, ужин устала разогревать. – Хлопнул себя по лбу ладонью: - Е! Только сейчас вспомнил, сегодня надо было идти в школу на родительское собрание. Учительница назначила персональную встречу. Без отцовского надзора сынок совсем от рук отбился, дает всем жару, Варвара с ним одна не справляется. Придется Варьке что-то врать. - Часто врешь? – Оживился я. Меня развеселило, что Андрей, строгий на службе, грозный для бандитов, дома пасует перед женой. - Нет не часто, по большой необходимости, - усмехнулся неопределенно. – Да и то, если вдохновение приходит. Варя жена мента, давно привыкла, что у нас работа сложная, не всегда укладывается в нормы-часы. Капот блестел в россыпи бриллиантов, на него плотно ложился снежок, тут же тая, стекал тяжелыми каплями вниз. - Андрей, когда тебя обзывают «ментом», ты обижаешься? Он покосился на меня настороженно, сдержанно улыбнулся: - Нет, не обижаюсь, даже горжусь. Я от природы мент, это мое призвание, в другом качестве себя не вижу. А что, тебя Милена обзывает ментом? – Все же не удержался, хихикнул над глупостью «ребенка». - Бывает, в ссорах… Думал, жить вместе станем, сблизимся, в одно целое перерастем, а оказалось, с каждым днем все дальше друг от друга. Я чувствую, что между нами всегда кто-то или что-то стоит. - Подозреваешь, что она тебе изменяет? - Подозреваю. Но что ей еще не хватает? Я ее изматываю до такой степени, что пощады начинает просить, голос от крика садится, от меня по-пластунски отползает. Очнется через час-два и через зубы: НЕ ТО. Зубами наволочку рвет от злости… Помнишь, как познакомил вас? Ее тогда Давид шантажировал распиской, ты знаешь, что в ней было написано? - Для тебя имеет это значение, или просто любопытство удовлетворить? Сколько лет прошло, ты не задавался этим вопросом, зачем теперь ворошить прошлое? Или ищешь начальную патологию? - Можно сказать и так. Раньше верил в изнасилование, жалел: девчонке какой-то урод сломал судьбу. От того она такая агрессивная в постели, мстит кому-то, милое дело исцарапать партнера в кровь, будто защищается, или свою метку оставляет. - Расписку я не видел, но могу догадываться, там действительно было что-то про деньги и Давид заставлял ее отрабатывать. Вопрос, как? Вряд ли он сделал из нее общественницу в закрытом гарнизоне, когда ее папа занимает должность, а вот за пределами гарнизона вполне возможно. Когда перевелись из Германии сюда, думала, что отвязалась от Давида, а он ее и здесь нашел, стал угрожать. У нас с Давидом был разговор, и я его предупредил: еще одна жалоба от девушки, и посажу, как сутенера малолеток. Не знаю, имел ли разговор воздействие, но через какое-то время Давид попался на нехорошем деле и его упекли далеко и на долго. Только поэтому Милену больше никто никогда не беспокоил, и она вздохнула свободно. - Получается, я живу с девушкой без комплексов? - А то ты это не понимал! – усмехнулся жестко. - Признавать не хотел, да, а умом понимал, что за ягодка досталась. Ты как думал: я весь такой бравый офицер, да чтобы какую-то девчонку не переделал? А оказалось, она тебя сломала, от этого и бесишься… Хочешь знать, кто сильнее Милены? - Знаю. Ее Любка сколько лет в кулаке держит. Не пойму, что их еще связывает, помимо того, что меня поделить не могут. Они друг о друге знают то, что другим непонятно. Вот пока загадку не разгадаю, так и буду метаться от одной к другой, каждая из них меня к себе тянет, чуть руки из суставов не выкручивают, кости трещат. – Наконец-то удалось сбросить с себя напряжение, выговориться, сказать то, что так долго носил в себе. Все же Андрей знает меня хорошо – вроде бы пустая болтовня, а на душе стало легче, проблемы не казались такими неразрешимыми. – Пошел я домой, мне еще с женой разбираться. – Взялся за ручку дверцы. – Если завтра не приду на службу, знай, погиб от рук разъяренной Милены. - Ты ей напомни, что за нападение на сотрудника полиции полагается срок, - хохотнул Андрей, заводя машину. Пронаблюдал, как он поехал, тогда только пошел во двор, подошел к подъезду, поднял взгляд – в нашей комнате горел свет, значит, Миля дома. В Любиных было черным-черно, неужели так рано легла спать? Обычно у нее свет горит до полуночи, а потом еще голубым светится, что говорило само за себя: смотрит телевизор, или спит под него… Сколько просидел на скамейке не знаю, впал в какое-то забытье, возможно, даже задремал. Очнулся, услышав в арке знакомые шаги – бежит, торопится, наверное, к сериалу хочет успеть. Решил подшутить, встал у стены, вжавшись телом, притворившись тенью, только Люба вышла их арки, зашел к ней за спину, шепнул в ухо: - Привет! Она как взвизгнет, не оборачиваясь, как даст сумкой по колену! - Придурок, - завопила на весь двор. – Сколько раз говорить, чтобы не подкрадывался сзади! - Тебе не угодить: резко не бросайся, осторожно не подходи! Привередливая стала, - упрекнул нежно. - Что так поздно ходишь, на свою голову приключение ищешь? - Я подработку нашла, хожу уколы делать. А ты что здесь сидишь? – Пригляделась внимательнее: - Или Миленка домой не пускает? - Это я воздухом дышу, на окна соседей любуюсь. - А, - разочаровалась Люба, - ну дыши дальше. – Достала из сумки ключи, но я ухватил ее за руку. - Люб, посиди со мной. Люб, честное слово, мне сейчас нужен кто-то близкий и родной, просто поговорить за жизнь. - Холодно на скамейке сидеть, - сказала неуверенно, глядя с сомнением на заснеженную скамейку. – Мне простывать нельзя… - Люб, - сжал ее руку, - а пригласи меня к себе на чай. Мы с тобой на кухне посидим, поговорим, и я уйду. Все равно ты раньше двенадцати не ложишься, кино смотришь. Люба демонстративно посмотрела на часы, вывернув руку в сторону лампочки возле подъезда. - Одного часа хватит? Только поднимаешься тихо, чтобы соседи не говорили: «Любка по ночам к себе мужиков водит». - Слышал, квартирантов взять хочешь? Найдешь, мне их координаты скажешь, я по базе пробью, а то нарвешься на аферистов. - Хорошо, - согласилась покладисто. – Пока окно не занавешу, свет не включай, - продолжала рассказывать правила чужого дома. - И учти, будешь приставать - выгоню. - Да нужна ты мне была, приставать к тебе, - пробормотал необдуманно, от чего Любка резко остановилась, и я уткнулся носом ей в спину. Посмотрела на меня обиженно, я тут же исправился: - Не, а как мне устоять перед такой красотой? Сейчас чая напьюсь, отогреюсь и начну приставать. Ты готовься морально... Квартира встретила нас глубокой тишиной, мрачной темнотой из комнат. Теперь я понимал, почему у нее всегда горит свет. - У меня особой еды нет, - призналась Люба. – Я у больной живу, ей уколы каждые пять часов делаю, так что дома появляюсь редко, чтобы переодеться. – Открыла холодильник, осмотрела полупустые полки. – Могу приготовить яичницу с помидорами, есть сыр и масло. Хлеба нет, но есть батон. - Давай, - разрешил милостиво. Как же мне нравилось сидеть в этой кухне, за круглым столом, наблюдать, как Люба хлопочет возле плиты. Она поставила передо мной тарелку с яичницей, сверху присыпала сыром, сказала: ешь. Сидела напротив, ухаживая за мной, подрезая батон, намазывая на него масло… Только мама так ухаживала за мной. От присутствия Любы шло тепло, покой, я прислонился к стене, устало прикрыл глаза – мне было хорошо сейчас. Люба что-то рассказывала, голос ее действовал успокаивающе, я стал тихо погружаться в сон. Внезапно услышал ее смех, она потрясла легонечко за плечо: - Дима, ты совсем спишь. – Погладила по голове с материнской нежностью, добавила тихо: - Иди домой, Милена ждет, в коридоре свет горит. - Не ждет. Исчезни я в эту минуту, она не заметит. Свет для Юлия горит, чтобы он не боялся ночью в туалет ходить. – Поймал ее руку, прижал к груди, серьезно, не отводя взгляда с ее лица, сказал: - Люб, оставь меня у себя навсегда… - Нет, - ответила неуверенно, медленно вытянув свою ладонь из моей руки. – Ты это говоришь под впечатлением от ситуации. Сейчас Милена приголубит, и побежишь к ней, а мне это надо? - А если больше не побегу? – двинулся на нее, она стала отступать, не спуская с меня взгляда. Люба пятилась, пятилась, пока не уперлась спиной в холодильник, подняла на меня глаза и настороженно замерла, взгляд ее оживился, в нем появилось что-то хитрое и коварное… Я еще дурак не понял, самонадеянно решил, что она разнежилась от моих прикосновений. Если бы я в тот момент понял, что она задумала, близко к ней не подошел, пальцем не прикоснулся! Но я наклонился и поцеловал, и она сразу отозвалась, закидывая руки мне на плечи, с тихим стоном прижимаясь тесно, отдаваясь ласке покорно и охотно. Я подхватил ее на руки, понес в комнату, весь охваченный нетерпением и ликованием… Утром проснулись по звонку будильника, но не поднимались, продолжая лежать на матрасе, на полу, рассматривая поломанную кровать, у которой ночью треснула перекладина и от этого сломалась ножка. Теперь по-семейному обсуждали: купить новую кровать или починить эту? Я предложил: - Давай не будем из говна делать еще одно говно. Чтобы Любе сладко спать, надо ей купить кровать. – Процитировал когда-то услышанный стишок, переиначив на свой лад. – Что, у тебя больше кроватей в доме нет? Если что, первое время поспишь в зале на диване. Получу зарплату, поедем вместе на рынок, выберем нормальную кровать. - Уу, богатым стал, деньгами швыряешься, - засмеялась Люба. – Милене как объяснишь прореху в семейном бюджете? - Никак, - гоготнул весело. – Она мои копейки не считает, я их молча в ящик стола кладу. Завтра зайду, кровать отремонтирую. - Если задержишься, мне тебя ждать? – Рассматривала с нежностью. - Жди. - Поднялся, доложил без подтекста: - Надо в туалет сходить. Люба с тихим стоном расхохоталась: - Почему в жизни не может быть так красиво, как в кино? Там просыпаешься утром, открываешь глаза, рядом любимый мужчина. Смотришь на него и говоришь: я люблю тебя, и он в ответ: и я тебя. И красивая музыка играет. В кино это так трогательно, мило. А в жизни признание звучит глупо и не к месту. - Почему это? - Потому что в жизни смотришь на любимого и говоришь: я люблю тебя, а он в ответ: надо в туалет сходить. – Она продолжила смеяться. - Ты ничего про любовь не говорила, не ври. - Я глазами, мимикой сказала. Ладно уж, иди, матрас намочишь, потом сушить его месяц буду. – Принялась одеваться. - Люб, ты меня завтраком накормишь? - Еще чего! Продукты на тебя только переводить. Домой иди, пусть жена кормит, она на телевидении больше меня получает. - Другая бы воспользовалась моментом, показала себя с лучшей стороны, ты опять гонор свой выставляешь, - упрекнул без обиды. Зашел домой переодеться, нормально поесть, на кухню вышла Милена, посмотрела на меня внимательно, я с вызовом: ну, давай, скажи что-нибудь! - В засаде ночь просидел? - В ней самой. - И как, успешно прошло? – Миля отщипнула от моего бутерброда кусочек, закинула в рот. Рассматривала меня с усмешкой. - Успешно, захват прошел на «ура». Миля тихо засмеялась, похлопала меня по плечу: - Ну что ж дерзай дальше, может, очередной орден получишь… У меня было такое чувство, что она явно обо мне что-то знает. Может, она меня каким-то образом у Любы на кухне видела? Но у нас шторы были задернуты… Или она видела, как я пошел с Любой в ее подъезд? Или как мы стояли, разговаривали во дворе? Захожу в кабинет, Андрей только глянул на меня, сразу понял: что-то случилось, я таким сияющим давно не был. Благо, мы были с ним одни, можно было поговорить откровенно. - Отгадай, где провел ночь? - Только не говори, что у наших братьев по оружию,– сделал вид, что испугался за меня, - в вытрезвителе. - Не, у Любы. Мы с ней кровать сломали, завтра пойду чинить. С получки решили новую купить, без всяких там ножек. - Опять начинается, - вздохнул обреченно. - Куприянов, да выбери ты одну женщину, что ты мечешься. И учти, это будет твой последний выбор, кто бы рядом ни оказался, назад пути больше не будет. - Знаю, - вздохнул обреченно. – В этот раз постараюсь не ошибиться. На следующий день, только стемнело, пробрался в Любин подъезд, стараясь быть никем не замеченным, а если бы кто и заметил, не узнал. Любка встретила меня в дверях, как шпионка, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к посторонним звукам. …Починив кровать, опробовав ее на прочность, пришли с Любой к выводу, что долго она нам прослужить не сможет – не выдержит нашего темперамента. Придется в ближайшие выходные, не дожидаясь получки, идти в мебельный магазин, покупать то, что будет в наличие. Деньги не проблема – у родителей займу. Как я и ожидал, Милена опять не заметила моего отсутствия ночью. - Я думала, ты на очередном задании, под кустом сидишь, - сказала, когда пришел вечером домой. – Если хочешь есть, возьми в холодильнике, у меня накрашены ногти. - Спасибо милая, ты очень заботлива и внимательна ко мне. Сидел за столом, смотрел на Любины черные окна – сегодня осталась ночевать у своей раковой бабки. А мне хотелось быть рядом с ней, сидеть в ее кухне и в ожидании чая слушать ее рассказ об очередном больном… Оглядываясь на дверь, не слышит ли Миля, позвонил Любе на сотовый, она отозвалась сразу: - Чего тебе? Говори быстрее, еду в автобусе, держаться не за что… - Ты мне не рада? – «расстроился» я. - Рада-рада, давай короче. - Мечтаю выпить кофе с молоком вприкуску с пирожным. Помнишь, мама готовила на Новый год, а утром первого числа выдавала каждому по куску? Пригласи меня завтра к себе. Предлагаю вскладчину: с меня молоко и пирожное, с тебя кофе зерновой. - Завтра не получится, я на сутках. В субботу поедем за кроватью, тогда и выпьем кофе. Но учти, никаких ночевок! У меня тетя Шура спрашивает, чем я громыхаю какую ночь. Пришлось сказать правду. - Какую правду? – Оторопел от неожиданности. - То, что кровать сломалась, - хихикнула коварно, довольная тем, что удалось поймать меня. В субботу съездили в мебельный, выбрали кровать, хорошая, крепкая, главное, без ножек, на коробе, который можно использовать как ящик для хранения всего постельного белья. Люба поехала домой с кроватью, а я пошел следом… Соблюдая правила осторожности, поднялся к Любе, грузчики уже кровать занесли, расставили запчасти по пустым углам. Люба встретила меня со смехом: - Тетю Соню встретила, кровать увидела, сразу спросила: «Ты либо замуж собираешься? Смотрю, готовишься, кровать купила. Только учти, Любка, кровать жених должен покупать, а ты на нее подушки с периной». А я отвечаю: так жених кровать и купил… Я опять насторожился, ох, не нравится мне такой ее ответ. Она что же думает, что если мы вместе ложимся, значит, я готов к ней переселиться? НО я еще ничего не решил. С Любой мне хорошо, но уйти от Милены сейчас не готов. Мне нужно время, чтобы никто не давил на психику, не подталкивал в спину: давай, быстрее выбирай одну из двух и успокойся, наконец. Каждый раз с одной лежу, в окна другой смотрю и думаю: что она сейчас делает, чувствует ли мой взгляд? Приду к Любе, она волосы распустит, они у нее живым золотом переливаются на солнце. Проведу по ним ладонью, волосы заиграли новым мягким светом. - Любка, какая же ты у меня красивая! - Что, к Милене не спешишь уже? - А вот сейчас тобой налюбуюсь и пойду. - Подхвачу ее на руки, целую, она прильнет доверчиво, на воробья похожа. - Конопатая Рыжуха моя, как же я скучал по тебе. Любить хочу тебя одну. Прихожу домой, там Милена – глаза с поволокой, белокурые локоны у лица, губы жадные, ищущие поцелуя. Отдавалась с мучительным стоном, но так нежна была, что невольно задавался вопросом: кого представляет вместо меня? Однажды сказала: - От тебя женщиной пахнет. Я женский запах от мужского с закрытыми глазами отличу. Ты мне изменяешь? - Угу, каждый раз, когда в засаде сижу, - вроде бы как отшутился, но понял, с Милей надо быть осторожнее, ее просто, как Любу, не проведешь. Я только подумал, у Мили уже ответ говорит. Мне легче с таким, как Сынок разобраться, чем в отношениях с женщинами. Однажды лежу с Любой, смотрим фильм про шведскую семью, где один чел жил в квартире с женой и любовницей, с разведеными сестрами, и там настолько все запуталось, что даже дети не могли разобраться, кто их настоящая мать, т.к. периодически женщины не выдерживали бардака и по очереди уходили на сторону. Короче, полный коллапс, но суть в том, что шведская семья «имеет место быть». - Люб, согласилась бы вот так, делить своего мужчину с другой женщиной? - Спросил однажды. - А что я делаю сейчас? – спросила безразлично, но видно было, что напряглась. Посмотрела на меня внимательно. - Нет, не так, а как они, жить в одном доме, спать одновременно втроем. Представляешь: ты, Милена и я посередине. – Сам представил и улыбнулся мечтательно. Любка еще больше напряглась. - Могла бы воспитывать ребенка от подруги, как своего? - Зачем мне чужой ребенок, я своего хочу, - сказала неуверенно, и словно к чему-то прислушалась. – Нет, Димочка, я согласна быть любовницей, принимать тебя раз-два в неделю, но жить втроем, лежать в одной постели с тобой и Милей одновременно – для этого ищи другую, посговорчивей. Из нас шведской семьи не получится. - А вот у мусульман… - Но мы же с тобой не мусульмане, - перебила меня. На этом разговор закончился, мы переключились на что-то другое, и я, по правде сказать, забыл о нем. Но через несколько дней прихожу, вижу, Люба какая-то не такая – то задумается, то улыбнется осторожно, и смотрит на меня вопросительно, настороженно. Когда сексом занимались, была напряжена, вроде бы как отстранялась все время, словно не хотела. - Люб, ты чего сегодня вся зажатая. Случилось что? - Дим, ты меня любишь? - Посмотрела внимательно. - Да, - ответил, не задумываясь, но решил пошутить: - У меня сердце из двух половинок, и одна из них принадлежит тебе. Люба полоснула по мне взглядом. Я не понял, что сказал такого, чем задел, но ее буквально перекосило от злости. - А вторая половина Милене досталась? – спросила с усмешкой. – Знаешь, Дим, я тут подумала: я тебя очень люблю, но даже с Миленой не согласна делить. Давай так решим: либо ты остаешься со мной, либо уходишь к Милене и больше ко мне не приходишь. Если уйдешь, сегодня у нас будет последняя встреча, больше к себе не подпущу. Торопить не буду, сроков не устанавливаю, но предупреждаю: не опоздай. Я для себя решила: встретиться мужчина разведенный, вдовец с ребенком, предложит замуж, пойду не раздумывая. У меня с каждым годом шансов все меньше, а мне тоже счастья хочется, семью хочу, кашу детям по утрам варить… - Поднялась, заплела косу, перекинула на спину, сказала решительно: - Все Дима, поднимайся и иди к жене. Дорогу сюда забудь, больше дверь тебе не открою, пока с Миленой живешь. - Не понял, - поднялся на локте, смотрел на нее во все глаза, вот это она гайки завернула! – Ты что, использовала меня? Вначале приручила, как только расслабился и стал свыкаться с мыслью, что ты моя, так сразу отставку делаешь? - Но не всегда же тебе меня пользовать, мне тоже иногда хочется поиграть твоими чувствами. - Погоди, погоди! – Я похолодел от одной мысли, что она мне могла мстить за прошлые обиды. – Ты раньше близко меня к себе не подпускала, а тут сама в постель потащила, чуть ли не каждый день приглашаешь. Любка, ты что задумала?! - Я тебя потащила?! Я тебя приглашаю?! А кто на лавочках под дождем сидел: мне домой идти не хочется? - Ты случайно ребеночка не хочешь подсунуть, вроде как нежданно-негаданно получился? – Осенило меня, я понял план ее мести. - А что ты так заволновался, там может, и нет еще ничего, - глаза ее блеснули злорадным торжествующим огнем. – Заранее не трусь, алименты платить не придется, я Милке не признаюсь, что беременна от тебя, даже Тасе не скажу. - Да как ты можешь!? – Ее холодный расчет ввел в шок, такого коварства от простушки Любки я не ожидал: - Вообще-то я имею право… - Права с женой качать будешь, - оборвала меня резко. – А мы с тобой соседи, да и то бывшие. - Это не честно! - А ты со мной всегда честно поступал? – Сощурила хищно глаза, и поклясться могу: в эту минуту, она была похожа на Милю. – Мне, может, тебя еще пожалеть, посочувствовать, что не тех баб выбираешь? Все, объяснения закончились, вставай и уходи, - приказала жестко, бросая в меня брюки.