Окно напротив

Люба. Мне Таська давно подзуживала: у тебя последний шанс, годы идут, много предложений замуж поступало? Я соглашалась: один раз, да и то предал. Сама понимала правильность ее слов – если выходить замуж, то сейчас, дальше будет труднее. Набралась смелости, пошла в брачное агентство. Сваха, как узнала, что я в 31 год замужем не была, ребенка не имею, медсестрой работаю в больнице, скуксилась: - Трудно будет тебя определить, у нас для тебя и жениха не найдется. Мужчины предпочитают женщин помоложе, ты уже старуха. Денег получаешь немного. Мужчины хотят жену получить с состоянием, чтобы обеспечивала себя самостоятельно, не сидела у него на шее. И ребенка у тебя нет, значит, замуж выйдешь, с первых дней попытаешься забеременеть, хомут мужу навесить, а он, может, еще не готов к ребенку, или у него от прежнего брака имеется, зачем ему лишний рот в новой семье? Но все же кандидатуру предложила – оказывается, для моего возраста подходящие мужчины от пятидесяти и старше, бывшие алкоголики, работающие на заводе за такие же гроши, как и я. Вышла от свахи, как по рукам битая, опустила их безвольно, поднять не могу. Тася сразу в крик: дура твоя сваха! Сама не знает, что говорит. Сели с ней, стали знакомых и незнакомых вспоминать – и правда, замуж идти не за кого. Тася на этом не успокоилась, предложила другой вариант: - Для того, чтобы родить ребеночка, вовсе не обязательно выходить замуж за нелюбимого мужчину. Вот я вышла за Колю, всю жизнь страдаю. Он чуть что, сразу орать начинает, что подаст на развод и заберет детей. Еще угрожает, что я ему буду алименты платить. А родишь без мужика, никому ни чем не обязана, ребеночек только твой, на него никто права предъявлять не станет. - А растить-кормить как я его буду на свою зарплату? - Ты сейчас об этом не думай, - отмахнулась Тася, принялась на пальцах объяснять всю прелесть материнства: - Первое время получаешь декретные и пособие, как мать-одиночка. Ребеночек ножками пошел, возьмешь подработку, на эти часы нанять няньку. Потом возьмешь квартирантку – вот тебе деньги. Любка, не горюй, выкрутимся. Вещи на ребенка покупать не надо, у меня и от Владьки, и от Лильки пеленки-распашонки остались, курточки, костюмчики. - Тася оживилась: - Ох, Люба, знать бы заранее, кто у тебя родится. И ну их этих мужиков, без них воспитаем, пошли они все! Осталось выбрать от кого родить. У меня одна кандидатура – Дима. Я до сих пор вспоминала свою первую беременность, сожалела: ах, если бы… Все было бы по-другому! И пусть потом так и не женился бы на мне, плевать. Почему-то я была уверена, что от Димки был бы сын, когда думала о ребенке, всегда про себя называла его «он». НО Тася была решительно настроена против Димы: - Забудь о нем, о предателе. Сколько раз он тебя подставлял! Думаешь, согласится тебе ребенка заделать? Он Миленку боится, как огня, ему на другую бабу залезть ее письменное разрешение требуется. - Миленка согласие даст, - усмехнулась, вспомнив ее приглашение поучаствовать в «тройничке». - Зачем мне рожать от какого-то чужого мужчины, если свой под боком столько лет находится. - Димка от Миленки шаг в сторону побоится сделать… - Сделает, - усмехнулась уверенно. – Надо только его подкараулить. Если с первым ребенком я еще сомневалась, рожать или нет, сейчас никаких сомнений нет, не век же мне одинокой ходить. Тася взглянула неуверенно, спросила осторожно: - Люб, ты правда тогда аборт не делала? Нет, ты не думай, мы с мамой тебе верили, но очень уж гладко получилось, только Димка с Миленкой сошелся, и у тебя сразу выкидыш, прям, как по заказу. Я молчала, понимая, что доказывать бесполезно, Димка тоже не верил в «случайность», пусть теперь убеждается: за счастье сочту стать матерью-одиночкой ребенка от него! Все шло, как по маслу, только подумала: как же мне Димку подловить и под каким предлогом заманить к себе? И на тебе – иду от А.А., во дворе встречаюсь с Димой, на него снег сыпется, на шапке тает и каплями стекает вниз, у него лицо мокрое, как будто слезами умылся – так жалко его стало! А он еще на чай напрашивается, я думаю: почему бы и нет? Прекрасный повод зачать ребеночка, тем более у меня сейчас опасный период, а у него средств защиты с собой не имеется (не таскает же он их постоянно в кармане). Первый раз прошло на «ура»! Так старались, что кровать сломали, и это было поводом встретиться еще раз… а потом еще… Я думала, Димка сам по себе приходит, у него вновь вспыхнули ко мне чувства, а он проговорился: «Люб, ты могла бы жить шведской семьей, в одном доме, спать одновременно втроем. Представляешь: ты, Милена и я посередине». Он сказал слова, которые когда-то говорила Милена, стоя у меня на кухне. Я, как услышала, сразу все сложилось в целую картинку: ах, ты гад! Я тебе поверила, а ты опять за свое! Раньше Миля меня к себе третьей в постель тянула, поняла, что не получается, тогда Димку, как «замануху» прислала. Ведь знает, что ему отказать не могу ни в чем. А он-то как мог на подобное пойти? Милена больше не удовлетворяет, решил новенькое что-то попробовать? То о шведской семье заговаривал, то жалеет, что родился не мусульманином… Думаю: как же тебе и Миленке отомстить, что бы обоим больно было? И сколько мне тебя принимать у себя, если с беременностью не сразу получится? Только подумала, тут задержка… один день – ничего, третий день – в организме тишина! Никому ничего не говорю, даже Тасе, сглазить боюсь, только молюсь про себя: закрепись, задержись, не выскочи раньше времени! Купила в аптеке тест, сделала манипуляции, жду, что ж там проявится? Проявилась одна полоска… Я уже пОтом от волнения покрылась: ну, НУ?! Смотрю, вторая полоска появляется… Я в шоке! Мне хотелось визжать от восторга, но помнила, как врач говорил после выкидыша: «Никаких сильных эмоций. При малейших волнениях твоя матка буквально выплюнет из себя эмбрион». Димка приходит в очередной раз, смотрю на него: сказать, не сказать? Кто знает, как он отнесется к моей беременности, а вдруг СЕЙЧАС она ДЛЯ НЕГО нежелательна? У него с Миленой вроде бы затишье наступило, если бы хотел от нее уйти, давно бы ушел, а то ждет чего-то. Я не выдержала, спросила: «Дим, ты меня любишь?» И что услышала? «Люблю, но не одну тебя, в равных половинах с Миленой». Именно в этот момент поняла, уходить он от нее не собирается, я так и буду в любовницах, когда у него в семье шторм и буря, а как затишье, он к жене побежит. Меня такая обида пробрала: «Ну и фиг с тобой! Главное, я получила, что хотела, и ты мне больше как донор не нужен!» Правильно Тася говорит, ребенок будет только мой. Никогда никому не скажу, что его папочка Димка, НЕ ДОСТОИН такой чести. «Хочешь ребенка, пусть тебе Миленка рожает!» Я ходила счастливая и гордая – я будущая мать! Когда рожу, мне будет 32 года, я буду полна сил и энергии. Я любила этого эмбриончика, представляя его в виде липового листа. Впервые за свои годы поняла, что такое быть безмерно счастливой, я вся светилась! На работе заметили во мне перемены, подходили, спрашивали, что со мной происходит: «Влюбилась?» Никому ничего не скажу! До последнего скрывать буду, чтобы никто не сглазил, от злости не пожелал мне и малышу плохого. Ночью клала ладони на живот с двух сторон, гадая, кто там живет – девочка с рыжими волосами, или черноволосый мальчишка, похожий на своего отца? Как я его любила! Я так никогда никого не любила, даже Диму. А.А. становилось все хуже, уже колола ее каждые четыре часа. После укола она лежала притихшая, отдыхая от болей, потом начинала плакать, умолять меня: - Люба, пожалуйста, сделайте мне дозу больше, я не выдержу еще раз такого, с ума схожу, в холодный пот бросает, едва представлю, что еще раз придется такое перетерпеть. - Уговаривала: - Только детям не говорите, что мне хуже, они переживать будут, волноваться. У сына сейчас сложные съемки, он на них полностью выматывается. А Светочка и так вся на нервах. Светочка приходила к матери после театра, садилась рядом, рассказывала, как прошел спектакль, сколько зрителей в зале было. Я прониклась к ней, стала менее суровой в осуждениях – значит, не совсем она пропащая, что-то человеческое в ней осталось, если хочет поддержать мать в трудную минуту… Но потом распределяли новые роли, ее включили во второй состав, и она, закрывшись в комнате, рыдая, звонила кому-то, ругалась до визга, требуя к себе особого отношения. Вечером собралась компания, развлекая непризнанную актрису, веселя ее вином, песнями под гитару… А.А., слыша из-за закрытой двери, какой шум подняли гости дочери, жаловалась, что больше не может помочь Свете авторитетом. - Когда я была в силе, муж жив, вот они где у меня все были, – трясла сухеньким кулачком. - А теперь я немощная, для них никто, мне отомстить не могут, на Светочке отыгрываются. В такой вот волнительный день я поняла, что А.А. осталось жить не долго, буквально считанные дни – она практически все время была в забытьи, а если приходила в себя, просила сделать укол с большей дозой, опасаясь, что следующий приступ будет сильнее предыдущего. - Люба, пожалуйста, не мучайте меня. Я перед Богом за вас попрошу, слово замолвлю, ваши грехи на себя возьму, у меня сил нет больше терпеть. Ноги у нее опухли, стали белыми-белыми, что свидетельствовало о том, что почки перестают работать. Есть ничего не ела, только воду пила по глотку. Именно в этот момент Светочку угораздило напиться, завывая на всю квартиру, жаловалась по телефону подруге: - Приезжай. Мы будем с тобой вдвоем, больше никого не позову. Только ты можешь меня понять, не притворяясь, не льстя. Кругом предатели. Ты настоящая подруга, естественная, верная… Я плотнее прикрыла дверь, чтобы Светочкины рыдания не тревожили мать. «Настоящую» подругу увидеть хотелось, очень уж часто вечерами Светочка с ней общалась, рассказывая, как прошел ее день, расспрашивая подробно, как провела его подруга. Порой мне казалось, что у Светочки какой-то ненормальный, нездоровый интерес – то она ее ревнует, упрекает, что та ушла с вечеринки и не предупредила ее; то клялась и заверяла в своей любви; то уверяла, что какой-то там поклонник – это ничего не значит, он никакой роли в ее жизни не играет: «Мне надо прикрыться! Я не хочу, чтобы завтра обо мне пошли слухи, и журналисты полоскали мое имя на каждом углу»… Через час после уговоров «настоящей» подруги, тренькнул звонок, послышался радостный возглас и смех Светочки, из чего я сделала вывод, что подруга сдалась на уговоры и пришла. В этот момент у А.А. начался очередной приступ, и мне стало не до встреч подружек, делала свои дела, стараясь не обращать внимания, что происходило в соседней комнате где заиграла музыка (нашли время для веселья, когда здесь при смерти человек). Честно, я бы тоже хотела расслабиться, сегодняшний день меня буквально вымотал, но у А.А. начались испражнения, и я металась между нею и ванной, меняя клеенку и простыни, моя старческое тело, стараясь не напрягаться, двигая его с одного края кровати на другой, перестилая пеленки. Единственное, что спасало от неприятного процесса – умение отвлекаться на собственные фантазии. Во время ухода за больной, я продумывала очередной роман. «Написание» романа для меня стало ВСЕМ. Работая с Борисом Евграфовичем, смущаясь, краснея и заикаясь, призналась ему, что сама пишу «в стол». Думала, он посмеется, упрекнет, что каждый неуч чувствует себя писателем, но не каждого так можно назвать, а Борис Евграфович к моему заявлению отнесся серьезно, попросил дать почитать. Конечно, я принесла! И он мою повесть прочитал за несколько дней… Постукивая пальцем по обложке чужой книги, что лежала на столе, высказал свое мнение: «Вы, Люба, наблюдательны, много читаете, и продумываете тонкости деталей, на которые не каждый обратит внимание». Он долго рассказывал как надо и как не надо писать, где искать нужный материал, как его применять. В конце сделал заключение: «Если душа не терпит, если строчки сами собой ложатся на клочок бумаги, никого не слушайте и пишите. Пишите, набивайте руку, для себя, для друзей, «в стол». Я могу помочь и опубликовать ваш рассказ, или небольшую повесть в читаемой газете, или журнале». У меня от такого заявление дыхание сбилось, сердце зашлось в умилении – это была моя самая большая мечта. Борис Евграфович продолжал: «Самое главное, Люба, учись правильно принимать критику, выслушивать ее спокойно и делать соответствующие выводы». …Вот так, задумавшись о своем, вдруг услышала, как А.А. говорит: - Ну, вот и все, я умираю. Всегда хотела знать, что ТАМ, сейчас узнаю, надо только сделать последний выдох… - Все нормально, поживем еще! – попыталась подбодрить ее. После укола А.А. обмякла, я проверила ей пульс, он едва прощупывался, был нитевидным – значит, ждать осталось не долго. Надо вызвать «скорую», чтобы она зафиксировали смерть, а, если повезет, то застанут старушку еще живой. Возможно, я сейчас нарушу веселье Светочки, но надо, чтобы возле умирающей находился родной человек, а не сиделка. Прежде чем войти в комнату, вежливо постучала, подождала. Еще раз постучала, позвала Светлану – ноль ответа. Возможно, музыка звучала слишком громко для небольшой комнаты и меня не слышали. Я постучала чуть ли ни кулаком, отчего дверь медленно, словно нехотя стала открываться… и то, что предстало перед моим взором, не укладывалось в мою самую буйную фантазию! В кресле, закинув голые ноги на подлокотники, сидела вывернутая наизнанку женщина, низко опустив голову, наблюдая, как между ее ног на коленях стояла Светочка в распахнутом халате, активно причмокивая, одной рукой держась за бедро женщины, а другой теребила себя между своих ног! В этот момент музыка стихла, я переступила с ноги на ногу, пол скрипнул, Светочка оторвала голову от бедер подруги, обернулась недоуменно на скрип пола, облизнув мокрые губы. Женщина откинула светлые пряди с лица, повернулась недоуменно, и я узнала… - Миля! – прошептала изумленно, нервно сглотнув. Меня словно через голову гвоздем к полу прибило, я с места сойти не могла, глаз от них отвести. Милена оттолкнула голову Светочки от себя, смахнула ноги с подлокотников, резво поднялась с задранным на бедрах платьем, сильно побагровев, открывая и закрывая рот, желая что-то сказать, но издавала только шумное дыхание, а потом пронзительно взвизгнула. Светочка опомнилась, резво вскочив с колен, выдернув из себя руку. Я, развернувшись, бросилась в комнату А.А., слыша, как за спиной Светочка, извергая проклятия, погналась за мной. - Так ты подглядываешь?! Вон отсюда! Вон! Дрянь, мерзавка! Нет, ну надо же, я еще и виноватой оказалась, что застукала подружек в пикантной ситуации. Но Светочка! Вот тебе и артистка, вот почему ненавидит всех мужиков и кто ее «настоящая» утешительница в трудный жизненный период. Подумав о Милене, расхохоталась в голос: ай, да Миля! Нашла все же мне замену, подружку для утешения! Димка, наивный дурачок, думает, она ему с мужиками изменяет, а она осталась верна себе, лесбийские игры вносят разнообразие в ее скучную жизнь с мужем. - Убирайся, пошла вооон! – вопила Светочка, заскакивая следом в комнату матери, протягивая ко мне руки, как Отелло к Дездемоне, всем своим видом давая понять, что вошла в роль душителя, готовая играть до конца. Халат на ней распахнулся, она двинулась на меня, сверкая голой грудью, больше похожую на грудь подростка. Я кидала свои вещи в сумку и пакет, утрамбовывая их чуть ли ни ногой, бросилась мимо Светочки в коридор, чудом не попав в ее руки, они только скользнули по водолазке, но не удержали. Светочка бросилась следом, распахнула дверь, толкнула в спину, следом на площадку полетело мое пальто, сапоги поддала ногой так, что один перелетел лестничный переплет, спикировал где-то на первом этаже. Прежде, чем Светочка захлопнула дверь, я успела крикнуть: - Скорую вызови, у тебя мать умирает. На первом этаже судорожно оделась, время от времени молча хохоча, зажимая рот рукой, и только выйдя во двор, дала волю эмоциям – расхохоталась во все горло. Меня шатало от истерического хохота, со стороны была похожа на пьяную, может, поэтому, ничего и никого не видя, налетела на мужчину. Он подхватил меня за локти: - Люба, ты как здесь? Ты чего здесь делаешь? – крикнул строго. Передо мной стоял Димка! Рассматривал меня растерянно и удивленно. Новый приступ смеха согнул пополам, я буквально повисла в его руках. С трудом, лихорадочно соображая, проговорила: - Дима, так значит, ты тоже из этих? Или нет, я поняла! Ты с Миленой предложил, я отказалась, и вы уговорила Светку? Она согласилась на шведскую семью, быть третьей? - Ты о чем? – Он всматривался в меня. – Ты как здесь оказалась?! - А ты к Светочке? Давай, иди, там твоя жена, уже готовая, они ждут тебя! – Меня трясло от перевозбуждения, я кричала ему в лицо то, что никогда бы не осмелилась сказать раньше: - А я-то думала, почему ты все время к ней сбегаешь, чем она тебя удерживает, оказывается, у вас общие постельные интересы, одна шведская семья! – Мысль, что они хотели коварством затащить меня в свою постель, выводила в истерику: - Вы как привыкли, сразу, или по очереди? Вначале Милю на затравку, потом ты сзади, или наоборот? И меня хотели использовать! Ну, так запомни, я с вами НИКОГДА не буду, так Милене и передай, лучше ни с кем, чем опуститься до уровня дворовой своры. – У меня закончились силы, и вместе с ними оборвался смех. Теперь мне хотелось рыдать, орать во весь голос, топать от злости ногами, единственное, что останавливало от безумства – причинить вред ребенку. Сбросила с себя Димкины руки, быстро пошла со двора, не слушая его окрик остановиться… Дима. Не успел я отойти от одного шока, преподнесенного коварным планом Любы использовать меня в качестве осеменителя, как последовал очередной сюрприз – позвонил Донцов, предложил встретиться, но чтобы об этом не знала бывшая теща и Милена. Честно, я растерялся: что ему надо от меня? Вначале хотел найти правдоподобную причину и на встречу не ходить, но любопытство разобрало: хочет поговорить о Миле, рассказать, какая она любвеобильная и на что способна ради достижения своих целей? Ну, так я это и без него знаю, я давно стал наблюдать и проверять Милену, к своему (очередному) удивлению отмечая, что в своем окружении она действительно не имела любовника. Или настолько его тщательно скрывала, что даже лучшая подружка Светочка на мой прямой вопрос презрительно фыркнула, процедив сквозь зубы что-то вроде: как можно жить с таким идиотом? У меня порой закрадывалась мысль, что Миля в свое время окончила разведывательную школу, где ее научили так хорошо шифроваться… Донцов встретил меня вполне дружелюбно, словно не я тогда увез от него Милену, пригласил в гостиную, открыл бар: - Выпьете что-нибудь? Предлагаю коньяк… - он произнес мудреное название по-французски, которое я никогда не слышал. Естественно, согласился – когда еще выпадет такая возможность попробовать коньяк, который стоит, как половина моей машины? – Не буду затягивать, скажу сразу, зачем пригласил, – отпил из бокала. – Вы с Миленой, официально расписаны, или сожительствуете? - Для вас это принципиально важно? – Усмехнулся не совсем дружелюбно. – Я предлагал Милене оформить отношения, но она отказывалась, говорила, что не хочет связывать себя никакими обязательствами. Впрочем, теперь меня это устраивает. Донцов внимательно посмотрел на меня, задумчиво перебросил бокал из руки в руку, произнес: - Вот оно что… Если бы я знал, что у вас с Миленой настолько все сложно, возможно, этого разговора бы не было. Но все же скажу, вдруг в дальнейшем все изменится. Я болен, - посмотрел на меня спокойным взглядом, в котором читалось покорное смирение с происходящим. - Я очень болен, и врачи много времени не дают, от силы год, не больше. Мне предстоит операция, как она пройдет, никто не знает, и гарантий никаких… Юлик говорит, вы хороший человек, защищаете от разъяренной матери, занимаетесь с ним, никогда не обижаете. - Донцов горько улыбнулся: - А я вас когда-то сильно ненавидел, считал, что вы и есть источник зла… - Схватился за голову, простонал с мукой в голосе: - Сына жалко, за него больше всего душа болит, эта самка погубит его, изуродует мальчишку, у него уже сейчас душа в ранах… Я вас очень прошу, если со мной что, если я… - взглянул отчаянно: - Позаботьтесь о мальчике, не оставляйте его наедине с ней. У меня написано завещание на Юлика, я передам ему акции с фирмы, его опекун будет иметь право получать с них процент. - Даже если ЧТО, мне Юлия в любом случае не отдадут, я ему никто. У него есть мать, старший брат, в конце концов, любящая бабушка, которой нет шестидесяти, она охотно вступит в борьбу за внука. - Мы разговаривали с Еленой на тему Юлика, она ищет любой повод официально лишить дочь родительских прав, забрав внука себе, став его опекуном. А насчет моего старшего сына, я его близко не подпущу к Юлику и его деньгам. Старший сын, мне стыдно это сознавать, мерзкий, жалкий вымогатель, с замашками на величие. Он игрок, промотавший состояние своей матери. Я давно все разделил пополам между двумя сыновьями, но часть Юлия сохранил в первоначальном виде, старшему сыну выплатил деньгами, он за год умудрился спустить все до копейки, теперь подбирается к деньгам брата. Если станет опекуном Юлия, через полгода обанкротит его и с первых дней отправит в детский дом. Я надеялся, что у меня есть два опекуна, оказывается, фактически только Елена. Но у нее там тоже… строится личная жизнь, и неизвестно, как к мальчику будет относиться ее сожитель, сможет ли она его защитить. - Задумчиво посмотрел на бокал, допил, что в нем оставалось. – Хорошая женщина, жалею, что потерял ее. - Ну, вас же никто не заставлял вступать с Миленой в связь. – Я едва сдержался, чтобы не съязвить. Мне его было совсем не жаль, он заслужил то, что сейчас имел. – Миля тогда еще неопытная девочка, и вы, прожженный старый ловелас, соблазнились молодым телом, взяли насильно… - Что? – Поднял на меня изумленный взгляд. – Миля неопытная девочка?! Да эта «девочка» уже в то время любой опытной гетере могла дать фору. Да я с первой минуты понял, что она представляет собой, Елене говорил, что не рискну оставаться с ней наедине. Лена только смеялась: не обольщайся, вокруг нее такие мальчики крутятся, вряд ли она соблазнится старческим подагриком. Соблазнилась, да так, что отбиться от нее не мог. Если бы не беременность, никогда бы на ней не женился, эта мерзавка угрожала, что устроит скандал на весь город. - Вы хотите сказать, что это она вас окрутила, вы ее не насиловали? - Я?! – Донцов весело расхохотался. – Милена с первого дня, как только узнала, какими деньгами я ворочаю, сколько имею и какую должность занимаю, сразу начала кружить, словно коршун над добычей. Я стойко держался, тем более с Леной у нас шло к свадьбе, и менять проверенную женщину на молоденькую шлюшку не собирался. Одно дело переспать ради спортивного интереса, и другое дело жениться, заранее зная, КЕМ окажется твоя жена. Хотите верьте, хотите нет, но я без свидетелей к Лене в квартиру заходить опасался, понимая: от этой маленькой дряни можно ожидать любую подставу! А тут, Лена жила на даче, позвонила мне, попросила заехать к ней домой, забрать какие-то вещи, вечером привезти. Приезжаю, Милена открывает дверь, на ней халатик такой, что наклонится и трусы видны. Я ей просьбу матери передал, она наклоняется, и я вижу, что на ней ничего кроме этого халата нет. Миля берет мою руку и себе между ног… - Донцов весь светился от воспоминаний, глаза томно блестели от удовольствия. – Ну, я и не устоял. – Взглянул на меня весело: - А вы бы устояли? Только честно? И пока Леночка жила на моей даче, мы встречались с Миленой. А через какое-то время она сказала, что беременна и, если я на ней не женюсь, закатит скандал на весь город. - А шрам тогда откуда? Она говорила, что это вы ее ударили, она упала, потеряла сознание… - Шрам – это от Леночки. Это она дочери приложила, когда узнала, что ей все же удалось меня женить на себе. Было много крови, пришлось вызвать «скорую», боялись, что Милочка останется без нижней челюсти… Я до самого рождения Юлия не верил, что это мой ребенок, как только выписали из роддома, тут же сделал анализ ДНК, а теперь счастлив – он мое солнышко, цель к жизни… Старый, больной, одинокий… Теперь мне было его жаль, чисто по-человечески сочувствовал, понимая, что наши с ним судьбы похожи, переплетясь в один жгут настолько туго, что не разорвать. - Как только мы поженились, Миля принялась выдумывать, под любым предлогом отказывать мне в близости. А, если подпускала, то с условием, что я за это обязательно оплачу ее капризы. Я подозревал в ее любовниках всех ее друзей, а он, оказывается, был рядом, появлялся в нашем доме открыто… - Донцов рассмеялся хрипло, с болью. – Я стал наблюдать за Миленой, и знаете, что показалось странным, с каждым конкретным человеком Милена разная. В ней сочеталось детская обида, ненависть к окружающим и настолько сильная любовь, на которую способна только искренняя, чистая душа. Детскую обиду принимаю – там произошел какой-то надлом, в тринадцать лет она перенесла стресс, который в дальнейшем сказался на характере. Она потеряла уважение и доверие родителей. Я сколько раз пытался расспросить об этом Елену, но она упрямо молчит, а Милена приходит в ярость. У нее нет никого, к кому бы она тянулась, родных своих ненавидит, близких презирает, вычеркнув из своей жизни тётек, дядек, сводного брата и сестру. И вдруг слышу, кому-то говорит по телефону: «Я скучала по тебе, когда я тебя увижу?» Весь вечер счастливая, веселая, добрая! Приедет к матери, станет у окна, смотрит во двор, лицо задумчивое, грустное, иногда в глазах такая тоска, словно с жизнью прощается. После «гляделок» весь мир ненавидит, порой казалось, любого убить может, такое отчаяние в ней. Однажды вот так стояла у окна, как даст лбом в раму, по-звериному завыла: «Почему я?! Зачем все это? Ненавижу, всех ненавижу». Кого она ненавидела, к кому относились ее слова? – Донцов вновь налил коньяк в бокал, но только себе, хотя мой стоял рядом пустым. Мне казалось, он забыл, что находится не один, рассуждал по-стариковски сам с собой. – Я видел: она любит, но эта любовь приносила ей только боль, из-за нее страдала и мучилась, в отместку бросая себя в чужие руки, предавая саму себя. – Посмотрел на меня с усмешкой, я попытался скрыть свое торжество. – Вначале я ревновал к вам, думал, вы были ее любовью, но потом понял, что ошибся. - Даа? – Удивился откровенно. - Интересно, и кто же тогда? - Вы ей были нужны для других целей, как и любой мужчина. Вы сами, как личность, не имели для нее ценности, она вас только использовала. Когда я это понял, тут же перестал к вам ревновать, вы стали мне не интересны. Даже то, что Милена ложилась с вами в одну постель, значения уже не имело. Я в это время уже болел, мои силы с каждым днем таяли, я прекрасно понимал, что Милена не станет хранить мне верность и ухаживать, как это делают другие жены… Перед Новым годом я лег в больницу, где пролежал почти три недели, врач заранее предупредил Милену, что меня будут обследовать и, возможно, на праздники останусь в клинике. Но я все же уговорил врача отпустить в Новогоднюю ночь, ссылаясь на примету: как встретишь Новый год, так весь год и проведешь. Прихожу домой – никого нет, Милена приготовила платье, куда-то намыливалась, пока лежу в больнице и не могу знать о ее загулах. Ну, думаю, придешь, разберемся. Я после больницы таким слабым стал, после любой физической нагрузки хочется лечь отдохнуть, ну, я рюмашечку себе накапал, лег и сразу уснул. Проснулся от того, что в прихожей хлопнула дверь и смех старшего сына: «Что мамочка, обсудим договор?» Милена отвечает: «Я потребую выделить супружескую долю, и хоть лопни от злости, свою часть заберу себе». Сынок ей отвечает: «А тебе с сыночком не многовато будет? Нельзя быть такой жадной. Про свой должок помнишь, так может сейчас и заплатишь, пока старый пердун в больнице никак не сдохнет?» Я даже не знаю, что меня больше всего поразило, то, что ОНИ мои деньги делят, еще не успев меня похоронить, или то, что мой сын любовник моей жены? Я затаился, внимательно слушая, чтобы не пропустить ни слова, и оказалось, что Милена нарочно устраивает скандалы, призывая соседей в свидетели, чтобы позже признать меня недееспособным, обещая моему сыну, что у нее есть знакомый мент, который ради нее пойдет на все… - Донцов смотрел на меня весело. – Они откровенно, не скрываясь, желали мне смерти, они не хотели ждать год или два, они хотели заполучить все сейчас, немедленно. Я не выдержал, вышел к ним в гостиную - мой сын, и моя жена лежа целовались, вот на этом самом диване… Мой сын предал меня со всех сторон, ему было мало моих денег, он пожелал получить мою жену… - Донцов помолчал, тяжело вздохнул: - Ох, как же они испугались! Как они оправдывались, пытаясь внушить, что у меня слуховая и зрительная галлюцинации, что это фантазии больного мозга. Сын быстро ретировался из квартиры, а Милена приступила к выполнению своего плана: орала, вопила, нарочно выводила на действия, чтобы соседи были свидетелями моего бесчинства. Бросилась звонить в «скорую», крича, что у меня белая горячка, поехала крыша. Если бы вы знали, какое удовольствие я получил, когда ударил по ее холеному личику, какое наслаждение получил, увидев в ее глазах настоящий страх, а не тот искусственный, который изображала. – Донцов затрясся в беззвучном смехе. – Через полчаса вы уже были в моем доме, спасая нежную хрупкую девочку от монстра мужа. Она только что была под одним самцом, и тут же ушла с другим, который думал, что делает благородное дело. Ох, как мне было вас жаль в тот момент, я-то хорошо понимал, что вас ждет впереди… Когда уходил, Донцов сказал на прощание: - А все же я вычислил, кого Милена все это время любила. Они до сих пор видятся. – В глазах его было коварное торжество. - И кого? – Спросил внешне спокойно, но внутри все встрепенулось - Не скажу! - Засмеялся озорно. - Вы сыщик, вот и распутайте клубок. Одно скажу: когда узнал, кто ее любовник, был в шоке. Что угодно, но такого не ожидал. Тогда-то я и понял, что происходило с Миленой, почему она всех ненавидит, даже себя. Весь в раздумьях подъезжаю к дому и вижу, как из арки выходит Милена, направляется к такси, что стоит недалеко. У нее сегодня был выходной, и, насколько я помню, она хотела этот день посвятить себе – принять пенную ванную, устроив романтический ужин из фруктов для себя любимой. Она вчера мне мозг проела, о том, что хотела записаться «на кедровую бочку», ей нравилось в ней сидеть и потеть, но бочка оказалась расписанной на неделю вперед, и теперь ей потеть не в чем, а Милена не любила в чем-то себе отказывать. Возможно, позвонили из салона, сказали, что освободилось место в бочке? Будь это в какой другой день, внимания не обратил бы на ее отъезд, но после разговора с Донцовым у меня закралось сомнение: что за срочность, бросать одного сына дома, который без света боится в туалет сходить, и мчаться на такси в неизвестность? Во мне проснулся дух сыщика, и я вместо дома поехал за женой. Каково же было мое удивление, когда такси свернуло во двор Светки-артистки, закадычной подружки, без которой не проходило ни одно семейное торжество, но к которой Миля любила ездить без меня. Светка мне никогда не нравилась, хотя на мордашку симпатичная, все остальное в ней отталкивало, даже вызывало какую-то брезгливость – фигура, как у пацана-подростка, короткая стрижка, всегда в джинсах и куртке с заклепками. На характер язва, агрессивная, меня терпеть не могла, в мою сторону чуть ли ни плевалась. Зато Милену это забавляло, она наблюдает за нами и довольно хихикает (ну, как всегда, это в ее стиле). Милена вошла в Светкин подъезд, я заехал во двор, поставил машину в углу, куда не попадал свет с прожектора, принялся ждать, гадая, зачем она помчалась на ночь глядя к подруге, у которой мы с Милей в начале наших отношений часто приезжали «поливать цветочки»? А если и в этот раз цветам потребовался срочный полив? Было интересно посмотреть, когда Миля выйдет из дома и с кем именно… То, что я увидел, не поддавалось никакой логике – дверь подъезда вдруг широко распахнулась, и из нее вывалилась… Люба! Застегивая на ходу пальто, хохоча во все горло, шла, шатаясь, время от времени останавливаясь, чтобы отдышаться и опять начинала все по-новому. Я не понял: она-то здесь каким образом оказалась? Тоже была у Светки? Но каким образом попала в ее «элитное» общество, куда допускались только «свои» люди? Вышел из машины, пошел ей наперерез, схватил за руки, осторожно встряхнув, приводя в сознание. - Люба, ты что здесь делаешь?! Ты как здесь оказалась?! Она подавилась смехом, взглянула на меня изумленно и хрюкнув, залилась новым смехом, ослабевая, опираясь на мои руки: - Димка, так значит, ты тоже из этих?! Или нет, я поняла, ты с Миленой предложил, я отказалась, и вы нашли Светку? Она согласилась на шведскую семью быть третьей? - Ты о чем? – уставился на нее недоуменно. Половину не мог понять из ее истерических выкриков, хохота. Любка продолжала вопить, что мне надо срочно идти к Светке, потому что Миля к чему-то готова, и они меня уже ждут. - А я-то думаю, почему ты к ней все время сбегаешь, чем она тебя удерживает, оказывается, у вас общие постельные интересы, одна шведская семья. - Выкрикнула мне в лицо и что-то еще обидное, и злое, я настолько был шокирован ее нападками, что не понял, в чем именно она упрекает. Любка зарыдала и побежала, оставив меня в недоумении: это что сейчас было? Что такого произошло у Светки, что к ней сбежались мои подруги и теперь все ждут моего прихода? Если честно, мелькнула бредовая мысль: Света каким-то образом узнала, что я изменил Миле, пригласил на очную ставку ее и Любку. И, видимо, они мне звонили (но я почему-то не слышал их звонка), поэтому Люба приняла мое появление не как случайность, а как должное. Может, мне действительно подняться в квартиру Светки и посмотреть, что там происходит? И только я так подумал, как дверь вновь резко распахнулась, и на улицу выскочила Милена, и тоже одеваясь на ходу! Я одним прыжком оказался в кустах, затаившись, наблюдал за женой. За Милей выбежала Светка, в одном шелковом халате, перетянутым в талии поясом, в тапочках на босу ногу. Цепляясь за подругу, преграждая ей дорогу, не давала уйти, но Милена сбежала с порожек, решительно направилась со двора. - Милаша, пожалуйста, не оставляй меня, не бросай меня сейчас, - вопила Светка, чуть ли в снег не опускаясь на колени. - Света, - Милена старалась быть терпеливой к горю подруги, но отцепляла от себя руки с твердым намерением уйти, - не ходи за мной! Только не сегодня, я такого не выдержу! Я приду позже, все объясню! - Ты не любишь меня, - взвизгнула истерично Светка. На какой-то миг умолкла, а потом яростно принялась трясти воротник шубы, словно хотела оторвать его. – Я поняла, она твоя любовница! Ты изменяла мне с ней! Вы встречались в тайне от меня! - Да не мучай ты меня! – Завопила Милена, как может вопить на тех, кто ей больше не угоден. – Дура, у тебя мать сейчас умирает, а ты решила выяснять отношения, кто кем любовницей приходится! – Она ударила Свету по рукам, наконец-то освободившись от нее, бросилась бежать. Светка зашлась в истерическом крике, хватая себя за голову, выщипывая остатки волос. - Господи, что здесь происходит? - прошептал пораженно. Треща кустами, пробрался к машине, не знал, куда ехать, желая побыть в полном одиночестве, в спокойной обстановке проанализировать то, что видел и слышал. Светка, рыдая, брела к подъезду, придерживая полы халата, не замечая того, что загребает тапками снег. Первую, кого увидел, когда выехал на дорогу – на остановке стояла голосующая Милена. Я затормозил перед ней, она, видимо, не обратила внимания на саму машину не сразу поняла, что это я, и потому смело распахнула дверцу, с заранее приготовленной улыбкой. Но, увидев меня за рулем, улыбка медленно сползла с лица, она растерянно замерла. - Садись, - пригласил вежливо: - Поговорим? - Ты что, не случайно здесь? – Милена села без всякого сопротивления. - Следил, что ли? – Голос ее звучал спокойно и равнодушно. Возможно, устала после выплеска эмоций с подругой, возможно, ей было все равно, какую оправдательную причину для меня назвать. - Я сегодня был у Донцова. – Она лениво повела на меня взглядом и усмехнулась. – Много интересного узнал, жалею, что раньше с ним не встретился, не поговорил. - Представляю, что он тебе наговорил. - Он сказал, что ты была любовницей его старшего сына. Я не собираюсь слушать оправдания, правда это, или нет, - сказал торопливо, видя, что она мне хочет возразить. – Я ухожу от тебя, надоело… - Что тебе «надоело»? – решила уточнить на всякий случай. - Все! Я настолько устал от тебя, что нет больше ни на что сил. Мне все равно, кто у тебя был любовник, кто сейчас выполняет эту роль, - заметив ее скептическую ухмылку, продолжил: - Я подъезжал к дому, когда увидел, что ты садишься в такси, и решил поехать за тобой… - Я дал возможность Милене осмыслить сказанное мной. Она стала нервничать, осторожно покосилась в мою сторону, я видел, как она просчитывает варианты. – Миля, я все видел и слышал достаточно. Что произошло у Светки, что Люба выскочила от нее в истерике и как чокнутая орала на меня, что не собирается быть третьей в нашей с тобой шведской семье. – Миля вдруг всхлипнула и закрыла лицо ладонями. – Лучше скажи сразу правду, чтобы не устраивать тебе с Любкой очную ставку. - Да пошел ты! – Выпалила зло, хватаясь за ручку дверцы, желая выскочить на ходу. – Ты еще будешь играть на нервах! Мне удалось вовремя удержать ее, одновременно тормозя, во избежание несчастного случая – лучше постоять в стороне, чем попасть в аварию. Прежде, чем погибнуть, хотелось бы разобраться в происходящем. - Хочешь, скажу одну свою тайну? – Спросил, интригуя, зная, чем можно удержать Милю возле. – Я тебе изменил. В течение последнего месяца, чуть ли ни каждый день я приходил к ней… Милена с насмешливой улыбкой окинула меня взглядом, и я понял, что ей все равно. Переспи я со всеми женщинами мира, в ней это не вызовет ревность. Донцов оказался прав: «сам по себе» я ей не нужен, для нее я оставался одним из… На ее усмешку ответил снисходительной улыбкой, и только тогда до нее дошло, что про измену я ей сказал не просто так. А когда подумала, в чьей постели я мог задерживаться вечерами и в выходные, изменилась в лице, мне показалось, она сейчас задохнется от нехватки воздуха. - Миля, признайся хотя бы сейчас: ведь я тебе не нужен… Донцов говорил, и я сколько раз наблюдал, как ты тайком смотришь во двор, словно наблюдаешь за кем-то. Теперь думаю, ты смотрела не во двор, а на окна, что напротив твоих… Сколько раз замечал, насколько ты нежна, темпераментна, когда мы занимались любовью у окна, как страстно стонала, упираясь лбом в стекло. Ты хотела, чтобы за тобой наблюдали, видели твою страсть, представляя вместо меня другого человека… Милена уткнулась лицом в воротник шубы, тихо заплакала. Сегодняшний вечер ей слишком тяжело дался, она была сломлена, перенесла столько потрясений, что больше не могла сдерживаться. - Я всегда видел твой нездоровый интерес к Любе, ты ревновала ее ко всем парням, что окружали ее, и меня начинала замечать, только когда был рядом с ней. Раньше по наивности думал, что ты встреваешь в наши с Любой отношения ревнуя меня, и только сегодня понял… - Меня захлестнула злость, развернул Милю к себе, улыбаясь жестко, понимая, что попал в точку. Она со стоном прикрыла глаза, чтобы не смотреть на меня. – Ты все это время была влюблена в Любку, и не зная, как уговорить и затащить в свою постель, использовала меня, как повод для ревности, все время становясь между нами. Именно поэтому ты заключила с Любкой спор, а видя, что она не спешит в твои объятья, что не хочет принять условия игры, мстила ей. А Любка взяла и послала тебя на хрен с твоей любовью, оставшись верной себе. - Милена резко вскинула руку, желая ударить, но я был настороже. – Хорош ручонками размахивай. Еще раз попытаешься, такое сделать, закую в наручники, они у меня по должности всегда при себе. – Попытался сам успокоиться. – Я все время вспоминаю тот Новый год. Ты всегда убеждала, что у Любы нетрадиционные наклонности, но поцелуй с ней заказала ты! И целовала ее так, как никогда не целовалась со мной. - А кто ты такой, чтобы с тобой ТАК целоваться?! – Усмехнулась с вызовом Милена. Она взяла себя в руки и теперь была более уверенной. - Мы с тобой одинаковые, оба любим играть чувствами других людей, не тебе меня чем-либо упрекать. Ты забавлялся любовью Любы, я забавлялась тобой, поэтому нам было вместе весело. Если бы ты только видел, как я хохотала над твоей самоуверенностью, когда уходил весь такой гордый, напыженный, уверенный в своей неотразимости – ну, как же, из стольких кандидатур я выбрала именно тебя! Ты считал это своей заслугой, а я просто подпускала тебя к себе, чтобы ты не замечал Любу. – Она грустно и задумчиво улыбнулась. – Когда-то давно один парень мне сказал: «Лесбиянками становятся женщины, не встретившие СВОЕГО мужчину». А я думаю, лесбиянками становятся, когда мужчина их морально раздавил, распнул и плюнул в душу, и они понимают - остальное мужичье такие же мудаки. Хочешь знать правду? Я тоже от тебя устала, ты мне давно надоел, не знаю, что с тобой дальше делать и куда девать… Я влюбилась в Любку с первой минуты, как только увидела, сердце от восторга едва не выпрыгнуло из груди, когда узнала, что буду учиться с ней в одном классе. Я сразу поняла, что люблю ее по-настоящему, как никогда до этого. С первой минуты она стала особенной для меня. Я ее любила и ненавидела, хотела обладать и презирала, благословляла и проклинала. Ни один мужчина ни разу не вызвал во мне столько противоположных эмоций. До нее я словно спала, а теперь открыла глаза и сразу буря чувств, я узнала, что такое любить и страдать от этой любви, про себя орать во все горло, видя, с какой легкостью она отказывается от меня в пользу очередного соискателя. Как же я мучилась, ища ей замену, подставляя себя под ненужные чужие тела, привлекая к этому других девчонок. – Милена засмеялась: - Танька Решетникова, которая до последнего не давала Круглову, просила: Милена, покажи, как надо целоваться, хотя бы один раз. Я ее и поцеловала, не как Любу, но тоже с чувством, так она за мной до конца школы бегала, намекала, что согласна на больше. – Милена торжественно расхохоталась. Я был в очередном шоке - Танька, которая орала в сторону Любы, что она «ненормальная», Танька, которая уверяла, что брезгует подобными людьми, поэтому не хочет иметь рядом с собой такую подругу, сама была не против попробовать «остренькое»!! Сегодня поистине вечер открытий. Миля продолжила: - Чуть отвлекусь, рана затянется, но встречу ее: хочу, хочу ее одну, рыжую, конопатую, чтобы склонялась надо мной, укрывая своими волосами, как одеялом. Я же видела, чувствовала: еще чуть-чуть, и она согласится, поддастся на мой нажим, придет, уступит. Только никак не могла понять, что именно надо для этого «чуть-чуть». – Милена задумалась, устало и обреченно смотрела перед собой. - Когда я призналась в своих чувствах, Люба испугалась, отшатнулась, отгородилась, не подпуская к себе больше. Самое страшное было видеть ее понимающую улыбку, снисхождение во взгляде, всепрощение, на все мои выпады против нее. Она сама прошла через это, знала, как страдает душа от неразделенной любви, и потому проявляла терпение ко мне, без всякого торжества и власти, ни разу не воспользовавшись, чтобы чем-то задеть и унизить, по-своему жалея и сочувствуя. Лучше бы обидела, оскорбила, но этой милости не дала… вот тогда я ее возненавидела, пообещав отомстить, и отобрала у нее тебя. Ты был ее первой любовью, ее героем из романа, который придумала, она за тебя в огонь и воду пошла бы, не споря, не задавая лишних вопросов. Я ей так и сказала: умирать буду, но не уступлю, кто угодно, но не он. Впрочем, недавно я ей предложила стать в наших отношениях третьей, она вначале растерялась, потом, видно, решила не отказываться. – Милена посмотрела на меня хитро. – Все же не устояла от соблазна, приняла от меня палочку первенства, пустив тебя в свою постель. У меня буквально все опустилось: вот оно как! Подружки давно сговорились за моей спиной и поделили меня по дням, составив четкое расписание, когда оставаться с женой, а когда приходить к любовнице. Не удивлюсь, если Милена вдвоем с Любой подпилили ножку кровати, чтобы я не соскочил с закинутого крючка. Ах, вы сучки озабоченные! Да им, правда, только в паре работать, друг друга дополняют, как никто другой. - Знаешь, а я рада, что ты знаешь правду, - сказала бодренько Милена. – Давно хотела сказать: меня всегда бесила твоя бритва в ванной, где между лезвиями застряли черные волоски, - она брезгливо передернула плечами. - Ненавидела, когда после тебя остается мокрое полотенце и всегда хотела завести кота, чтобы он использовал твои ботинки под свой туалет. Из года в год, чем старше становлюсь, тем труднее заставлять себя притворяться перед мужчиной, скрывать отвращение к его прикосновению, запаху по утрам, от которого тошнит. – У нее на лице появилось выражение, словно ее сейчас вырвет. – Мне каждый раз приходилось ломать себя, заставляя делать то, что делать не хотела, весь организм сопротивлялся этому. Внутренне сопротивлялась насилию над собой, ненавидела тех, из-за кого приходилось притворяться, подставляя себя. Господии, - застонала, брезгливо глядя на меня, - если бы ты только знал, как я порой ненавидела тебя! Одно утешало, что наконец-то доказала рыжей дурочке, что любой мужчина предаст в любой момент, он никогда не бывает благодарен за чистую любовь. Наконец-то у нее открылись глаза, она воочию увидела, какая ты мизерная личность, и больше не обольщается на твой счет… Люба от природы благородна своим величием, она простила и не послала тебя, как сделала бы другая, дав еще один шанс реабилитироваться в ее глазах. И если ты сейчас этот шанс упустишь, больше ничего хорошего в жизни тебя не ожидает… - Вначале Любку благословила ко мне в постель запрыгнуть, теперь меня учишь, что делать? – Завел машину, неторопливо поехал. - Дурак, - сказала Милена спокойно. - Всю жизнь был идиотом, ничему не научился, так и не понял, какой алмаз был в твоих руках… Отбрось гордыню: «Бабы без моего спроса решили с кем мне быть, как в карты разыграли», и бла-бла-бла, иди к Любе, упади в ноги и моли о прощении. - Это твой совет? - Доброе пожелание бывшей жены, желающей мира в твоей душе. Дим, я же тебя прочувствовала за эти годы, могу на десять лет вперед расписать, как твоя жизнь пройдет, если из-за своей надменности решишь по дурости расстаться с Любой. К сорока годам окончательно скурвишься с бабами, сопьешься и останешься без работы. Возможно, помрешь в драке с алкашами, или попадешь в тюрьму, где тебя, как бывшего мента, прирежут в первую же ночь. - Хорошенькую ты мне перспективу пророчишь, - усмехнулся с иронией, но внутренне почувствовал, что она права – я уже сейчас ищу повод сдохнуть, потому что больше не вижу смысла жить… Подъехали к дому, я остановился напротив арки, Милена взялась за ручку дверцы, взглянула на меня неуверенно: - Не пойдешь со мной? - Нет. Собери мои вещи в сумки, на днях отца пришлю, он заберет. - Что так? – Весело удивилась Милена. – Папу вместо себя присылаешь, боишься, что передумаю и верну тебя назад? Не переживай, ты в мои планы больше не входишь, ты свою роль исполнил, в следующей сцене идет замена актеров. В одном вы с Донцовым правы: без Любы ты для меня интереса не представляешь. …Я ехал домой к родителям… Кто бы знал, как тихо и покойно было у меня на душе, словно погрузился в гипнотический сон, ничто уже не могло меня взбодрить и вывести на эмоции. Дверь мне открыл отец, окинул взглядом с головы до ног, молча отступил в сторону, давая проход. Из комнаты вышла мама, придерживая на груди незастегнутый халат, спросила: - Ты как, насовсем? - Да. Больше к Милене я не вернусь…