Окно напротив

Люба. Иду со смены, после того, как забежала в бабульке и Борису Евграфовичу, еле ноги волоку от усталости, навстречу тетя Соня: - Любк, последнюю дворовую новость слышала? Димка Куприянов с Миленкой разошлись. Без скандала, без ссор, просто развернулся и ушел. За вещами Костик приходил, Димка ее видеть не хочет. - Подошла ближе, жадно заглядывая в лицо, пытаясь убедиться, что новость на меня эффект возымела, и я все правильно поняла. - Что там произошло у них, не знаешь? Ты-то как, сразу Димку примешь, или ради приличия помучаешь? - Теть Соня, вы о чем? - Ой, да ладно врать-то! Думаешь, не видела, как он от тебя под утро выходил? На цыпочках крался, ты дверь тихонько прикрыла. Или врать будешь, что в четыре часа утра по делу выходил? – Хитро рассмеялась, подхватила меня под руку, зашептала: - Не теряйся, Димка парень неплохой, серьезный, не шалопай. Миленка всегда была шалохой, окрутила его, женила на себе, только он ее натуру понял. Я сразу сказала: они жить не будут, он от нее сбежит, она из другого теста замешена, ей такой, как Димка, не нужен. Шла домой, не зная радоваться новости или нет, что я получу от перемены в Диминой жизни? Появлялась надежда: все же он ушел от нее, неужели выбор сделал? Тут же остужала свой пыл: не важно, какая была причина, выбрал Дима меня, или понял, что жизни с Миленой не будет, главное, сделал первый шаг. Или на него подействовала наша с ним встреча во дворе Светочки? Я все никак не могла понять его роли в их сексуальных играх, он действительно был одним мужчиной двух женщин? Миля его настолько развратила, или он от природы был таким, но не понимал за собой, а она его раскрыла?... Я ждала Диму день, второй, третий… Он не спешил ко мне приходить, не давая о себе знать, я с тоской смотрела на его номер телефона, сдерживая желание позвонить первой. …Зашла в магазин, хотела купить рыбу соленую, беру ее, а она буквально в моих руках стала расползаться, меня чуть возле прилавка не стошнило, благо, успела на воздух выскочить. Сразу стало не до рыбы, полдороги давилась, едва вспомню гнилье в руках… Смотрю, Милена к арке с другой стороны подходит, меня увидела, притормозила и топчется неуверенно, как бы раздумывая, идти дальше или подождать, чтобы я первой в арку вошла. Я тоже остановилась, смотрю на нее, в голове мысль: «Сейчас в арку зайду, она сзади сумкой по голове, отомстит, что узнала их с Димкой тайну?» Решила затаиться, посмотреть, какие действия будут с ее стороны, может, придется бежать, спасаться от разъяренной женщины, вдруг думает, что я ее мужу рассказала увиденное, и он из-за этого от нее ушел? - Привет, - сказала дружелюбно, показывая, что драться с ней не собираюсь и то, что видела, никому не расскажу. - Привет, - отвечает настороженно, но шаг в мою сторону сделала, потом еще. Поравнялась, и мы пошли вместе. - Слышала, мы с Димой разошлись. Он у тебя обитает? - Неет, - поставила на нее глаза удивленные, - а что, должен? - Нуу, у нас с ним был разговор, после чего Димка сказал, что ему претит иметь жену бисексуалку, в этот же вечер ушел. - Миля, я ни при чем, я ничего про тебя ему не говорила! – заволновалась, что окажусь крайней в их разводе. - А я тебя не обвиняю, я ему сама во всем призналась, объяснила кто я, что меня интересует, зачем был нужен все эти годы. Он до этого момента не подозревал ничего о моих наклонностях, считал, что мы с тобой из-за него враждуем. – Засмеялась тихо: - Наивный дурачок, для него такой шок был, что оказался не центром вселенной. – Мы подошли к подъезду Милены, она снисходительно похлопала меня по плечу: - Ну ладно, жди, может и придет…когда-нибудь. Пустишь? – Спросила с любопытством. - Смотря как придет, - улыбнулась однобоко, - а то, может, с лестницы спущу. Не только у вас, Миля, с Димой жизнь изменилась, я тоже многое переосмыслила. Можно было бы начать жизнь заново, помня прошлые ошибки, не стала бы столько лет на него тратить. Почему-то последнее время часто вспоминала Кешу из летного училища, думала с грустью: а ведь я ему по настоящему нравилась, выйдя в то время за него замуж, возможно, давно бы была счастливой женщиной, и не пришлось бы испытать подобных бед, которые пали на мою голову за это время. Случайно в больнице в переходе между зданиями столкнулась с тетей Клавой. Отошли к окну, чтобы никому в проходе не мешать, она сразу спросила, был ли у меня Дима, а узнав, что давно с ним не встречались, загрустила: - Придет со службы, два-три часа поспит, и по комнате туда-сюда, туда-сюда! Не ест ничего… Я раньше не верила, что мужики из-за баб спиваются, думала блажь, теперь смотрю на него, каждый вечер перед сном хлоп стакан! Начну говорить: «Сын, что ты делаешь, сопьешься так», а он зубами скрипит: «Хреново мне, мам. После ранения так хреново на душе не было, как сейчас». Всю душу эта дрянь из него вынула, ничего не оставила. Из разговора с тетей Клавой поняла, что Дима возвращаться к Милене не собирается, во всяком случае в ближайшее время. А там кто его знает, как будет… Я уже надежду потеряла, что Дима появится, вдруг звонок: - Любка, привет, - сказал бодренько. Не знай, что с ним сейчас происходит, подумала бы, что жизнь его на самом высоком уровне. - Ты как, не забыла еще меня? - Угу, забудешь тут, когда каждый второй пытается доложить, что ты ушел от жены, советуют хватать тебя тепленького, пока ты в горячке и ничего не соображаешь. - Я чего тебе звоню, мне Андрей завтра выходной дает, давай сходим куда-нибудь? Сто лет в кино не был, про театр вообще молчу. Мне с тобой на серьезную тему поговорить надо… Договорились встретиться возле кинотеатра, сразу подъеду, как только сделаю капельницу Борису Евграфовичу. Приехала к кинотеатру первой, позвонила Диме: где он там застрял? Сказала, что уже стою на месте, он отрапортовал: - Иди в фойе, не стой на морозе. Билеты взял, сейчас подойду. Я стояла у широкого окна фойе, наблюдая, как Дима перебегает дорогу на красный свет, нарушая правила дорожного движения – и это называется полицейский, который, наоборот, должен всем показывать пример! Он вбежал, сразу взглядом выискивая меня, принялся с ходу оправдываться за опоздание: - Две остановки проехал, автобус сломался, на мосту высадил, пришлось пешком идти до остановки, а там народу полно… Прошли в зал, только сели в кресла, как сразу стали показывать фильм. Дима все еще возился, устраиваясь удобнее, потом притих, замер, глядя на экран. А я подумала: раньше как было, только титры пошли, мы с ним сразу целоваться начинаем, словно только для этого в кино пришли. А теперь полфильма прошло, и просто кино смотрим. «Стареем, - подумала обреченно. – Скоро будем свидания дома перед телевизором назначать». Покосилась на Диму, он голову рукой подпер, грустно смотрел на экран, думая о чем-то о своем. Он никак не реагировал на сюжет, оставаясь серьезным в самых комедийных моментах. Я поняла, что наше свидание для него ничего не значит, с тем же успехом рядом с ним сейчас могла оказаться любая другая женщина, с которой познакомился на улице пять минут назад… Закончилось кино, мы вышли на улицу, но пошли не на ближайшую остановку, и прошлись до следующей, решив, что вечер прекрасен и этим надо пользоваться. Гуляли долго, пока не замерзли, говорили ни о чем, я хотела спросить, что он имел ввиду, говоря, что у него «серьезная тема», как он сам начал: - Завтра в санаторий уезжаю. Андрей путевку достал, отправляет лечить нервы, говорит, последнее время потерял над собой контроль. Такая злость необоснованная появляется, так и хочется кому-нибудь бОшку оторвать. Люб, у меня к тебе просьба будет не совсем обычная, - замолчал смущенно, за одну минуту в голове пронеслось сто вариантов. - Люб, можешь дать мне свой дневник? - Какой дневник? – Опешила от неожиданности, представив школьные дневник, где у меня двойки с тройками вперемежку. - Ну тот, личный, в котором про всех нас писала. - И зачем он тебе понадобился? – Представила строчки, написанные от руки, краснея от стыда: - Там ошибок полно, потом будешь надо мной ржать, я тебя знаю. - Не буду, обещаю! – Дима стал передо мной, клятвенно прижал руку к груди. – Люб, мне очень важно прочитать несколько строк, разобраться в них, понять. Мне важно прочитать их лично, чтобы убедиться, что они написаны давно, а не выдуманы сейчас, чтобы ты их не могла исправить или вычеркнуть. Представила, как он читает дневники, где написаны мои чувства к Милене, к нему самому, как в строках признаюсь ему в любви, и чуть со стыда ни сгорела! Давно надо было их сжечь на даче, сделав вид, что их никогда не было. «А может, сказать, что я их уничтожила?» - Только не говори, что ты его сожгла! – Предупредил Дима строго, сразу поняв по моему хмурому лицу, что я замышляю. Как же трудно с ментами иметь дело! – Я его видел в зеленой коробке под столом. – Охотно пояснил свои обширные познания моей комнаты: - Помнишь, последний раз мы полку с книгами обрушили? Я еще под столом лазил, собирал. Там тетрадь была толстая, думал, твои лекции с колледжа, заглянул в нее… - он скромно опустил взгляд, демонстрируя свое смущение. – Я еще подумал: вот бы прочитать, узнать всю правду. Люба, пожалуйста! - Нуу, - я посопела, соображая, как поаккуратнее сказать: - Там я тебя немного того, обзываю… - Люб, обещаю не обижаться на тебя за это. - Хихикнул хитро. Подошел наш автобус, на удивление полупустой, мы сели на передние места. На одной из остановок в автобус заскочило четверо ребят, лет 14-16, на требование водителя оплатить проезд, ответили хохотом и матом. Один из них, самый младший, сделав жалобное лицо, заныл: «Дяденька, довези бесплатно, мамка денежку на проезд не дала». Второй парень посоветовал водителю «заткнуться» и ехать дальше. Водитель посмотрел в салон, ища поддержки у пассажиров – если не считать нас с Димой, несколько женщин и двух мужчин, помощи ждать было не от кого. Водитель закрыл двери, и мы поехали дальше. Ребята громко разговаривали, перебивая друг друга, хохотали во все горло, вели себя так, словно помимо них никого в салоне не было. А потом стали обсуждать присутствующих: «Старая макака. Старый дрыщ», я с ужасом ждала, когда очередь дойдет до меня, косилась на Диму, видела, как он сжимает кулаки, играя желваками. Я знала его характер и понимала, что он сейчас испытывает - ему не хотелось устраивать скандал, вечер, начавшийся так спокойно и минорно, мог закончиться не совсем весело. Парень, видимо, заводила в компании, заметил состояние Димы, засмеялся: - Ну что ты губками дергаешь? Что смотришь? Поговорить хочешь? - Он подскочил к нам, театрально рванул на себе куртку, одним движением через голову срывая с себя толстую цепь. Женщины в автобусе испуганно вскрикнули, мужчины отвернулись к окну. Я, испугавшись последствий, вскочила с места: - Мальчики, пожалуйста, не трогайте нас! - Заткнись, а будешь вопить, пустим по кругу на глазах твоего м… Дима вздохнул обреченно, я еще ничего не поняла, а он, не поднимаясь с сидения, схватил парня между ног, подбрасывая вверх, и швыряя на грязный пол автобуса мордой. К парню на выручку бросились его подельники, до этого со смехом наблюдая сцену издевательства. У одного из них оказался кастет, он замахнулся, чтобы ударить сзади, пока двое его друзей отвлекали Диму. - Дима, сзади, - предупредила его, набрасываясь на самого маленького, с силой опуская ему на голову сумку, жалея, что в ней нет ничего тяжелого. – Люди, да что же вы молчите?! На меня налетел парень, желая отбить «малыша», но Дима отбросил его в сторону, он отлетел, ударился головой о стекло, со стоном сполз вниз на сидение, держась за нос, из которого хлестала кровь. Другие пассажиры, вместо того, чтобы поддержать нас с Димой, вжались на своих местах, с ужасом наблюдая за дракой, издалека подавая команды, взвизгивая от возмущения. Водитель остановил автобус на повороте, раскрыл двери, наблюдал в зеркало, что происходит в салоне. Дима изловчившись, вышвырнул одного из нападавшего в двери, второго уложил голова к голове с первым парнем, который так и продолжал лежать на полу, не подавая признаков жизни, сжимая в руке цепь. «Малыш» с опаской косясь на Диму, выскользнул в задние двери, исчез в темноте. - Ну что, сучьи дети, прощение просить будем? – Спросил Дима, склоняясь к парням. Парень с разбитым носом замычал что-то невразумительное. – Не слышу ответа! - рявкнул Дима, хватая парней за шкирки, с легкостью приподнимая над полом, дав подсечку, поставив их передо мной на колени. – Хором, дружно повторяем за мной: Любовь Михайловна, простите нас, козлов вонючих. - Парни упрямо молчали. Дима с силой толкнул их лицами друг к другу, они с воплями схватились за свои носы и губы. Какая-то женщина не выдержала: - Что ж вы делаете, они же дети! Вызовите полицию, хулиган какой! - Мне, может, их по головке погладить?! - рявкнул в ее сторону Дима. - Конфету для утешения дать? Если еще дети, пусть дома сидят, уроки учат, а не с цепями и кастетами по автобусам шляются. На женщину набросились пассажиры, защищая Диму, признавая правоту его слов – не он первый эту драку начал. - Говорите, или сейчас головы вам разобью, - приказал Дима парням, не обращая внимания на споры. Парни, захлебываясь собственной кровью и соплями, выплевывая на грязный пол выбитые зубы, заблеяли: - Любовь Михайловна, простите нас… - …козлов вонючих, - подсказал Дима. Парни упрямо молчали. Дима пригрозил: - Сейчас заставлю сапоги ее целовать. - …простите нас, козлов вонючих, - сказали парни хором, окончательно смирившись с чужой силой. Дима взял их за шкирку, протащил по проходу, не давая подняться, пинком одного за другим отправил в черноту. Двери автобуса тут же закрылись, и мы поехали дальше. Водитель сказал в микрофон: - Парень, спасибо. Дима вернулся ко мне, сел рядом, опустив голову, мелко дрожа телом от перевозбуждения, все еще сжимая кулаки. Руки и куртка его были грязные, в крови. Пассажиры смотрели на него с уважением и опаской, тихо, между собой обсуждая происшедшее. Женщина, что заступалась за хулиганов, с гордым вызовом смотрела в окно, но когда стала выходить на остановке, не утерпела, упрекнула: - Здоровый балбес, с детьми связался. На нее все заорали, и она торопливо покинула салон. На следующей остановке вышли и мы, торопливо, словно за нами кто гнался, перешли дорогу, спасаясь в темноте арки. - Не стану к тебе подниматься, подожду здесь, - сказал Дима, когда подошли к моему подъезду. - Идем, тебе надо умыться, руки вымыть, куртку застирать. Тебя в транспорт в таком виде не пустят, подумают - алкаш. - Не, дома постираю, - заупрямился Дима. Драка, что произошла в автобусе, я думала нас сблизит, поможет начать наши отношения в другом контексте… Ну, да ладно, не хочет и не надо, настаивать не буду. Принесла дневник, склеенный из несколько общих тетрадей, Дима повертел его в руках, улыбнулся: - Много накропала, всю свою жизнь? – Неуверенно потоптался, не зная, как попрощаться. – Приеду из санатория, дам знать. – Пошел, не оглядываясь, опустив голову. По его напряженной спине видно было, как ему сейчас тяжело, что происходит внутри у него. Драка в автобусе – показатель борьбы с самим собой, немой спор и доказательство, что ему надо что-то в себе менять, но что именно, никак не мог понять. Это не парни просили у меня прощение, это он через них становился передо мной на колени. «Дима, что же с тобой бездумная любовь сделала? Сломала… После первого предательства подняться смог, а в этот раз еще не известно. Дима, тебя твоя любовь до тюрьмы доведет, когда-нибудь не рассчитаешь свои силы и превысишь полномочия». Такого жестокого, каким Дима был в автобусе, еще не видела, в нем словно другой человек… нет, скорее, зверь проснулся. «Хорошо, что уезжает в санаторий, - подумала, возвращаясь домой. – Там его подлечат, психологи поработают, в себе разберется». Дима уехал в санаторий, а я осталась ждать, какое решение от примет по приезду. Дима. Санаторий и правда был хороший, военного ведомства, в нем лечились и отдыхали парни, побывавшие в «горячих точках». За меня взялись сразу, в первый же день - до обеда всевозможные процедуры, работа с психологом, он мне всю душу наизнанку вывернул, объясняя по-научному, что со мной раньше происходило и что сейчас чувствую. Я думал, никогда никому не расскажу про Милену – такого позора и стыда не перенес бы! Даже с Андреем не стал делиться переживаниями, только заливал стресс вечерами спиртным, смеясь про себя: «Вот и сбывается твое пророчество, Миля». Едва представив, как на простой вопрос "почему ушел от жены?" отвечаю: «Да она предпочитает спать с женщиной», буквально видел, как вокруг все ржут… Я даже не знаю, что хуже – то, что моя жена предпочитает укладывать в свою постель женщину, или то, что жена и любовница сговорили и действуют против меня. Но психолог попался опытный, отнесся к моим страданиям с пониманием (как будто сам прошел через подобное), дал несколько дельных рекомендаций, над которыми еще предстояло поразмыслить, и предложил посоветовать Милене тоже обратиться к психологу. Меня это позабавило, я от души развеселился – это Милене психолог требуется? Да она любого психолога обучит и научит, как надо с клиентами разговаривать и что советовать (вон, как мою жизнь расписала, если с Любкой не сойдусь, до сих пор вспоминаю, и не по себе становится – вдруг сбудется?) После обеда инструкторы чуть ли ни насильно выгоняли нас из палат на свежий воздух, определив каждому пациенту индивидуальный маршрут прогулки. Мне выделили пятый номер, самый длинный, уходящий вглубь леса в горы. Дома думал: приеду в санаторий, буду бока отлеживаться, а здесь такая нагрузка на целый день, что к вечеру мечтал до кровати дойти, уснуть мертвым сном до утра. Кормили на убой, шесть раз в день! Меню составлялось под пациента лично, в первую же неделю, не смотря на каждодневные пешие прогулки, набрал два килограмма. Вначале новая обстановка, знакомства, впечатления отвлекали от переживаний, но едва начал читать дневник Любы, невольно погрузился в прошлое, глядя на события, произошедшие со мной, ее глазами. Знакомые диалоги, действия, какие-то мелочи и детали, которые вспомнились при чтении – все это принимал в другом свете. Все время сравнивал с прочитанным и своими чувствами, мысленно споря с Любой, доказывая свою правоту. Все было близко, знакомо, родным, словно пересматривал заново старый фильм, который раньше часто смотрел. Заново переживая любовь, деля ее между Миленой и Любой, по-прежнему метался от одной к другой, но уже делал выбор с учетом сегодняшнего дня. …С удивлением - меня совершенно перестали волновать женщины, я их практически перестал замечать, они все были на одно лицо. Приходил после ужина на танцы, наблюдал за танцующими парами, примериваясь к женщинам, но ни одна из них не вызывала любопытство и желание познакомиться. Меня осенило: из-за стресса с Миленой я стал импотентом! В панике бросился к психологу, поговорить как мужик с мужиком без всякого протокола. Тот внимательно выслушал, посочувствовал, поддержал: все нормально, такое бывает при разводе, не надо себя насильно навязывать женщине, нужно время, и все придет в норму. Возможно, среди окружающих женщин нет той, которая соответствовала бы моим запросам и вкусу… Пообщались еще, и психолог преподнес такую мысль: возможно, из Мили и Любы я составил для себя идеал женщины, теперь никакая другая меня от импотенции не излечит, но так как Миля теперь не вариант, можно попробовать излечиться с помощью Любы. Миля опять оказалась права, именно это она мне и предлагала. Теперь вместо танцев уходил бродить по вечернему санаторию, по набережной водохранилища. Кормя с мостков уток, мысленно возвращался к дневнику Любы, вспоминая слова Мили: мы трое были влюблены друг в друга. Миля, какая же ты умница, как ловко подвела общую игру под свои манипуляции. Великая женщина! Однажды, стоял на мосту, облокотившись на перила, наблюдая, как ветер несет по заледеневшей реке белые струи снега. Мимо прошла девушка – белокурые локоны растрепал ветер, принеся ко мне запах Любиных духов. Я пошел за ней следом, не пытаясь навязать общения, просто получая удовольствие, рассматривая, как волосы переплетаются у нее на спине, шевелятся, словно живые. Девушка мое преследование приняла на свой лад, обернулась раз, другой, по губам скользнула призывная улыбка. - Девушка, можно с вами познакомиться? – спросил, не надеясь на удачу. Почему-то думал, она испугается, но девушка остановилась: - Тысяча простой, с минетом дороже. Меня словно ледяной водой окатили! Она первая женщина, к которой у меня вспыхнул интерес, и так жестко обломили. Брезгливость и злость охватило всего, я понял, больше никогда в моей жизни не будет посторонней женщины, тем более проститутки. Я развернулся, пошел в обратную сторону от нее, слыша насмешливый крик: козел! А во мне пульсировало, билось в самый висок: шлюха! В последний день пребывания в санатории с утра собрал сумку, тщательно упаковав сувениры и подарки, Любин дневник завернул в отдельный пакет. Пока врач готовил выписку, навестил психолога, тот спросил, были ли для меня полезны наши с ним разговоры, я честно сказал: Милю простил и отпустил, больше к ней не испытывал обиды и ненависти, она много выстрадала и теперь заслуживала покоя и мира в душе. А вот с Любой вопрос не решен. После дневника многие вопросы отпали сами собой, но пока меня еще удерживало от решительного шага, я по-прежнему боялся ошибиться и еще раз причинить ей боль… Все же хорошо, что у меня было свободное время обдумать в спокойной обстановке, без нажима родственников, желающих меня «оженить» на «порядочной женщине». У них уже составлен план, и в нем на втором месте после женитьбы, стоит успешное размножение, которое я должен исполнить обязательно до сорока лет (позже почему-то будет нельзя). Маме срочно требуются внуки, «о которых уже устала мечтать», о которых хочет заботиться и кормить по выходным пирожками. При всем этом моего мнения не спрашивают, они не хотят знать, что «семейное многодетное счастье» не для меня, я не готов жениться сейчас, когда прошел через разочарование. Мама считает все это блажью, отец отмахивается, а деревенская родня вторит в один голос: мужику одному жить нельзя, мужик от одиночества дуреет и спивается… Иногда представляю себя отцом семейства, как с мужиками забиваю «козла» во дворе, делая вид, что наблюдаю за своим ребенком, копающимся в песочнице. Раз в полгода буду выходить с женой и ребенком в парковое кафе, чтобы съесть мороженое. А раз в год найду время для отпуска на 10 дней съездить в Турцию. Остальное время, между отпуском и парковой прогулкой, я буду сидеть в засаде на очередного преступника, а моя жена в фартуке, красными от стирки руками и потным лицом, будет отчитывать дерущихся отпрысков, которым не суждено узнать отцовское воспитание и его любовь. Едва вышел с отпуска, Андрей загрузил работой, выложил на стол папки, попросил хорошенько проштудировать и найти закономерность – у нас в городе появился сексуальный маньяк! Подкарауливает беременных женщин, вспарывает им животы, вынимая все внутренности наружу. Извращенец! К Любе удалось вырваться только через несколько дней, позвонил, она была в смене, договорились встретиться. - Все прочитал? – спросила осторожно. – Нашел, что хотел найти для себя? К какому выводу пришел? - Надо было раньше дать прочитать, многого можно было избежать. - Я тебе говорила, - усмехнулась печально, - ты слушать не хотел, считал, что я из вредности на Милену наговариваю… - Давай не будем сейчас искать, кто больше виноват, - оборвал ее строго, и она сразу притихла. – Да, признаю, был не прав… - Хорошо, хоть это сознаешь. В назначенный день стал собираться на встречу – ботинки начистил, свитер, купленный еще Миленой, надел. Мама, наблюдая за моими сборами, съедаемая любопытством, кружила рядом: - Дим, а ты куда? - На свидание. - Я серьезно! – Обиделась мама. - А если серьезно, у меня может быть личная жизнь, за которую не обязан отчитываться перед родителями? Мне скоро тридцать два года, давно уже совершеннолетний. - Ты такой стал резкий, - обиделась мама. – Спросить ничего нельзя, сразу дерзить начинаешь. Из комнаты вышел отец в трусах и майке, на лбу очки, под мышкой свернутая газета. Почесал живот, зевнул широко, сказал «умно»: - Да что ты к нему прицепилась, тут сразу понятно, нашел новую подругу. В санатории познакомились, или раньше была, когда еще с Милкой жил? Ночевать-то придешь или как? - По обстоятельствам. Если сразу не выгонит… - Сынок, - кинулась ко мне мама с надеждой в глазах, - тебе четвертый десяток, в твоем возрасте люди детей имеют и не одного… - Я уже был женат! - Ага, один раз женился не думавши, что из этого получилось? – Встал папа на мою сторону. У них с мамой начался спор, каждый доказывал свою правоту, а я пошел к Любе. Она к моему приходу подготовилась, на плите томились в собственном соке окорочка под фольгой, рядом в кастрюле исходила паром картошка, приправленная укропом и домашним маслом. На столе в большой салатнице был наструган салат. - Ух, ты! К такому закусону, да бутылочку винца! – сказал бодро. Еще никогда мне не было так неловко рядом с Любой. Я заигрывал с ней, стараясь хоть как-то сгладить эту неловкость. - Что ж не принес? - Сгонять? – Поднялся охотно. - Да ладно, не спеши, у меня осталось с Нового года. Хотела с Тасей, с Колей отметить, а у них дети заболели, они дома остались, а мне одной пить как-то не очень хотелось. – Люба ушла в комнату, вернулась с запечатанной бутылкой красного вина. Она всегда любила красное сладкое вино, к другим винам была равнодушна. Из буфета достала рюмку, поставили передо мной. Я налил вино, взглянул вопросительно: я тебе? Она жестом отказалась, поморщившись. – Ты что решил, Дим? - Люб, давай договоримся: с этой минуты говорить друг другу только правду и ничего не утаивать, не скрывать… Люб, сразу скажу, я не готов сейчас прийти к тебе насовсем. Вернее, прийти могу, но без официальных бумаг и печатей. – Выпил вино, принялся за еду. - Это, получается, встречаться будем как раньше, под покровом ночи, чтобы соседи не увидели? - Люб, понимаю, тебя это не устраивает, ты так долго ждешь, что устала. Может, я и последний вагон, в который надо успеть заскочить, пока есть шанс, только Я еще не готов взять на себя ответственность. Слишком мало времени прошло после… - при ней имя Мили произнести не мог, оно у меня застревало в горле. Но Люба поняла о ком идет речь, усмехнулась горько. До этого сидела с каменным лицом, едва я умолк, вздохнула: - Не готов, значит не готов, настаивать не буду. Хоть сейчас поднимайся, только я раньше предупреждала: в любовницах больше ходить не буду. Не хочешь официальных отношений, допивай, доедай и уходи. - Помолчала, задумчиво всматриваясь в пространство, сказала: - Предлагаешь с этой минуты правду говорить?… Сказать честно, у меня от ее слов мандраж по спине прошел, в голове мелькнуло: «Вот и ожидаемый сюрприз! То-то так уверена в себе! У Мили научилась, не прошла даром школа подружки». - Дим, а что ты скажешь на то, что я беременна? Десять недель. Меня, как обухом по голове огрели: вот это подстава! Впрочем, чему удивляться, она тогда не скрывала, что специально для этих целей к себе звала, разложив по полочкам свои аргументы. Но я думал пронесло, у нее ничего не получилось, раз молчит столько времени. Оказывается, молчала, тянула время нарочно, чтобы уже ничего нельзя было предпринять… Боялась, что буду против? - Это точно? - Могу справку из консультации показать, - усмехнулась. - Специально у врача взяла, как знала, что не поверишь, или усомнишься. - Подготовилась! – Налил в рюмку, Люба внимательно проследила, как выпил одним глотком, с вызовом убрала бутылку в холодильник. – Насчет справки не сомневаюсь, там, - показал взглядом на живот, - даже если ничего нет, будет заверенная бумажка со всеми печатями, у тебя ж в гинекологии подружка Роксана работает? - Дим, так это проверить легко, через девять месяцев, даже раньше. Я тебя сто лет знаю, могу предположить, что думаешь в панике: врет, подцепить хочет, а там нет ничего! Я даже знаю, какой следующий вопрос задать хочешь. И я на него отвечу: буду рожать, даже если ты на мне не женишься и не захочешь признать ребенка, и в графе «отец» будет стоять прочерк. - К стенке приперла, у виска пистолет держишь, - не выдержал, засмеялся: как она все продумала! Передо мной сидела не та наивная Любашка-дурашка, это была Милена номер два! Пока еще не такая опытная, но силы постепенно набирала, обещая со временем заменить ее собой полностью. – А помнишь, три года назад вот на этом самом месте кричала, что не хочешь, чтобы меня за руку к тебе приводили? Не хочешь на МОЕГО ребенка смотреть и вспоминать кто его отец. Или передумала? - Я не шучу, Дима, я дам жизнь этому ребенку. Как-нибудь выращу… Я поднялся, мы обговорили все вопросы, на какие хотели знать ответы, больше мне здесь нечего делать. Люба провожать в коридор не вышла, осталась сидеть за столом перед пустой тарелкой… …Дома у меня творился какой-то ад. Утро начиналось с того, что мама либо ругала меня, обзывая неблагодарным эгоистом, либо жалея Любу: «Бедная девочка, сколько испытаний перенесла. Родителей потеряла, у бандитов в заложниках была, теперь будет мать-одиночка, любой с нашего двора подойдет по глазам стеганет!» Из-за Любы на меня обозлилась не на шутку, разговаривать не хочет: «Единственный родной внук, а по документам НИКТО». За стол сажусь, она мою тарелку от плиты швыряет: трескай! Отец раз пошутил, что так можно всю посуду побить, и ему досталось, он от мамы на выходные в деревню сбежал. Приезжает, мама все еще не успокоилась, дверями хлопает, стульями двигает, не жалея ламинат, недавно постеленный: - Привыкли, что я за вами нянькой хожу! Совести никакой! Обслуживаю вас, бариньёв! Мне сколько лет, я с больной ногой у плиты целый день топчусь. - Димк, чего она бушует? - спросил настороженно отец. Я, чтобы не попасть под мамину горячую руку, тихо ответил: - Вчера пришел в порванной куртке, попросил зашить, а она принялась кричать, чтобы я для этого женился, и жена чтоб заодно и есть готовила. Отец сразу на сторону мамы переметнулся: - Вообще-то мать права, сколько ей нас кормить? А ты бы женился, зажили дружной семьей, «молодой» кухню отдали бы - возись с кастрюлями как хочешь. Мы люди простые, нам картошки в мундире отвари, огурцов нарежь соленых, на большее не претендуем. - Я вам уже одну «молодую» привел, не знали, как отделаться. - Да ты кого привел-то?! – Выскочила мама из комнаты. - Через губу не переплюнет! По дому, как в бане, в полотенце ходила при свекре, стыда головы! – Вновь вспомнила, что объявила мне бойкот, ушла на кухню, загремела посудой. – Жениться он не готов, а ребеночка готов был сделать?! А ребенок без отца расти будет, это как? - Да, - поддакнул отец. - Так поступать не по-мужски. Думаешь, мне с твоей матерью всегда легко было? Я, может, тоже иной раз о разводе думал. Но у меня был ты, и я знал, что тебя надо поставить на ноги, дать образование. Ребенок не должен отвечать за грех отца. Дверь рывком открылась, на пороге стояла мама, вся красная от гнева, сверкая глазами: - Что?! Ты со мной развестись хотел?! Так давай, еще не поздно! Да у меня в мыслях такого никогда не было, а ты из-за каких-то ссор на развод хотел подать?! – Ткнула пальцем в мою сторону: – Это твой сын, он весь в тебя, такой же безответственный! - Клава, Клава, ну что ты сразу, - отец подхватил маму под руку, повел ее в комнату, на ходу уговаривая, убеждая, что про развод он сказал для «красного словца», во вразумительных целях. Кто в итоге оказался во всем крайним? Конечно же я, внес раздор в их дружное и доброе супружество. Если бы не мой "упертый эгоистичный самовлюбленный характер", они и дальше бы жили тихо и счастливо.