Чёрные бабочки

А выговор был. И вот если Сайхаре чудом удалось отделаться лишь им, то Кокичи пришлось совсем не сладко. Ему строго-настрого запретили покидать территорию академии и общежитий в принципе. При любых условиях. Подобный запрет был… по-своему жестоким. В общежитии появился свой охранник, дежурящий и днём, и ночью. Но его тяжёлая, до невозможного хмурая фигура раздражала своим присутствием удивительно недолго. После нескольких дней постоянных колких издевательств Миу с поддержкой Рантаро, этим двоим удалось заставить его уволиться. В один день тот просто не появился. Директор, зайдя к ним посреди лекции тем же утром, сказал, что не станет нанимать нового, но настоятельно попросил прекратить терроризировать сотрудников. Стоило ему с тяжёлым вздохом выйти за дверь, как класс дружно зашёлся в едва сдерживаемом хохоте. Дело было сделано блестяще. И неприкасаемая территория неугомонных студентов была завоёвана обратно. Где-то в конце аудитории Миу и Рантаро дали друг другу пять. А Кокичи злился, это было заметно. Но едва ли он мог хоть что-то сделать. Только язвить куда более метко, швыряться от раздражения мелкими предметами и пропускать занятия. Целыми днями он запирался в собственной комнате, то ли в знак протеста, то ли в тихом отчаянии. "Не лучше, чем в тюрьме" — бросил он как-то, когда Шуичи пытался поговорить с ним. Разговор в тот день так и не получился. Мальчишка только захлопнул дверь перед его носом, вновь заточив себя в глубины беспомощной ярости, таящейся за каждой колкой фразой и выходкой. Ома выглядел таким... несчастным, что Шуичи одним днём просто не выдержал. Заручившись поддержкой близких друзей, направился прямиком к директору всего с одной просьбой. А уже к следующей ночи стоял у двери Кокичи. — Ома-кун, не мог бы ты меня впустить? — тихо зовёт Сайхара, стараясь не перебудить остальных одноклассников, спокойно отсыпающихся в конце учебной недели. Спустя десять минут они выходят к воротам академии, где их уже ждут Кайто и Маки. У всех троих за спиной по рюкзаку. И Ома как-то совсем теряется на мгновение, но виду старается не подавать. Естественно, никто ему так и не сообщил, какого чёрта они собрались делать посреди ночи за пределами академии. Но Шуичи рядом. Шуичи можно доверять. У Шуичи в бесконечно открытом взгляде - обещание защищать, не дать в обиду, и Кокичи верит. Не может не верить. Чёрт знает из каких кустов Кайто с оглушительным металлическим лязгом достаёт четыре велосипеда. Маки сердито шикает на него, ибо "Ей-богу, ты так всю академию перебудишь". Один из велосипедов великодушно предлагается ему, и Ома добрых секунд тридцать разглядывает его, будто впервые в жизни видит это невиданное чудо механики. — Только не говори мне, что не умеешь управлять велосипедом, — насмешливо бросает ему Кайто. — Заткнись, Момота-чан. Нет, он умеет. Ну, по крайней мере... умел. Далеко в детстве. До всего... что произошло после. Переборов лёгкий страх, Кокичи неуверенно хватается за руль, перекидывает ногу через металлическую раму. Это ведь... должно быть несложно, да? Просто берёшь и едешь. Берёшь... и едешь... С первой попыткой он едва не заваливается набок, но тело как будто вспоминает знакомые ощущения, движется, словно по приказу. Страх захватывает с головой. Но это не тот страх, что леденит душу острыми осколками. Этот страх другой. Более... Приятный. Да, определённо приятный. Поразительно схожий с восторгом, удивлением и... удовольствием. Все вчетвером они выезжают за территорию академии - массивное восьмиэтажное здание скрывается за деревьями и другими постройками. Едут вдоль трассы около двадцати минут, а затем сворачивают на едва приметную тропинку, усеянную засохшей травой и кустами. Погода в последние пару дней заметно потеплела. Снег растаял, и земля успела чуть просохнуть, оттого проблем особо не возникает, разве что ноги с непривычки печёт и дыхание сбивается. Но это мелочи, думает Кокичи, всё ещё понятия не имея, куда они держат путь. А спросить не решается - есть в неизвестности что-то особенно интригующее, по-своему волшебное. Спустя ещё минут десять он понимает, что они оказались за пределами города. Яркие фонари и неон вырвиглазных вывесок остались позади, переливаясь у горизонта всевозможными цветами. Со временем и они исчезают из вида. Вокруг только пустующие поля, бесконечные ряды деревьев и редкие-редкие полуразрушенные постройки. Где-то вдали чарующей тьмой поблёскивает в свете луны вода. Ночь верным спутником провожает их мерцанием звёзд в небе, шумом травы и свежим ветром, пьянящим ощущением свободы. Млечный путь сияет, как никогда ярко, белоснежной рекой прокладывает дорогу, ведёт вперёд, в неизведанное. И хочется ему слепо довериться. Отдаться влажному ветру. Раствориться в прозрачном свете луны. И в бесконечном наслаждении мчаться вперёд. Никаких правил. Никаких ограничений. Лишь свобода. И обжигающее пламя, разгорающееся внутри, жгущее с непривычки, но до головокружения приятное. В какой-то момент из окружающего мрака теней выступает железная дорога. Они едут вдоль путей. И поезд, стремящийся куда-то вперёд этой безумно прекрасной ночью, с громким шумом рассекает воздух, развивает их волосы и одежду. На мгновение слепит яркими огнями. Перестук рельс завораживает, дарит ощущения совсем не знакомые, в груди так приятно, что хочется кричать. Холодный ветер остужает бледное в свете звёзд лицо, проясняет мысли и чувства. Когда поезд, на прощание сверкнув огнями, скрывается за горизонтом, они вчетвером сворачивают в сторону. Устремляются на огромной скорости вниз с крутого склона. Шумит увядшая трава, и свист ветра перекрывает шелест деревьев. Вот оно. Счастье. В самом его совершенном проявлении. Ощущая лишь этот момент, мальчишка забывает, кажется, всё, что раньше казалось важным. Здесь и сейчас не существует ничего. Только встречный ветер, бьющий в лицо рьяными порывами, свет луны и ощущение дрожащей земли под колёсами велосипеда. А ещё звонкий смех. Четверо безумных подростков смеются и улыбаются так, словно это мгновение последнее в их жизни. Переборов страх, Ома отпускает руль. Раскидывает руки в стороны и смеётся. Так счастливо-счастливо, как никогда не смеялся. Чувства льются из самого сердца. Несдерживаемые. Чистые. Кажется, ещё секунда и он взлетит. Расправит белоснежные крылья, таящиеся глубоко в душе, и взлетит. Холод порывистого ветра треплет волосы. И с замирающим от восторга дыханием Кокичи осознаёт, что чувствует себя как никогда свободным. Свободным и безумно счастливым. В нескольких метрах от берега широкого озера они все вчетвером останавливаются, бросают велосипеды в мокрой траве и падают в неё же. Радостный смех пронзает воздух, стремится прямо к звёздам под купол небосвода, отражается от водной глади и летит. На многие километры вперёд. — Это было... невероятно, — выдыхает совсем рядом голос Сайхары. И Кокичи поднимается на подрагивающие ноги, пошатывается и несмело бредёт прямо к озеру. В водной глади - второе небо. Отражение звёзд точь-в-точь. Всё волшебство мира, всё счастье и все мечты словно нашли себе приют в этом небольшом водоёме. Озеро сияет. Тысячами искр, миллионами всполохов. Завораживает. Кажется, словно вся вселенная на миг раскололась, земля пошла трещинами, образовав портал в сам космос. Бросайся без раздумий прямо в его приветливую тьму и лети сквозь бескрайние просторы, касайся пальцами сияющих огней и чувствуй. Чувствуй. Чувствуй! — Эй, ты так и будешь в озеро пялиться? — громко окликает его Кайто, посмеиваясь беззлобно. И голос его заставляет обернуться. Чуть дальше от берега они уже успели постелить широкое покрывало. Непонятно откуда появилась небольшая керосиновая лампа - огонь в ней переливается радостными красками, трепещет, словно тоже смеётся. Шуичи подзывает его ближе жестом руки, протягивает кружку с горячим чаем из прихваченного термоса и улыбается так нежно, позволяя серебряному свету луны бережно очертить каждую деталь своего лица. Кокичи, едва веря собственным глазам, осторожно оседает на плед, греет замёрзшие пальцы, сжимая в руках предложенную кружку. Вокруг приятным маревом стелется ночь. Маки осторожным движением тушит единственную лампу, погружая их всех в сияние звёзд и луны. Над головами мерцающей толпой сияет млечный путь. Кайто указывает куда-то ввысь, называет созвездия, рассказывает истории. Самые невероятные. Про небо, про планеты. Про тот самый млечный путь и разделённые им влюблённые звёзды. Вега и Альтаир. Кокичи эту историю тысячу раз уже слышал, но в уютной атмосфере радушной тьмы она отчего-то кажется совсем иной. Хочется, чтобы эта ночь длилась вечно. Немного холодает, и Харукава снова предлагает им чай, достаёт из широкого рюкзака ещё два небольших пледа. Кайто, восхваляя её всеми словами мира, укутывается в один, не спрашивая притягивает девушку к себе. Шуичи неловко накидывает тёплое одеяло на плечи Омы, улыбается в ответ на недоумевающий взгляд с легко читаемой робостью. А Кокичи вдруг придвигается к нему так близко-близко, укрывает их обоих. В попытках согреться жмётся ближе. Шуичи, если и чувствует ярое смущение, не говорит ничего, со временем поудобнее усаживается и расслабляется наконец. Кайто вдруг вспоминает истории из младшей школы. Рассказывает, как они втроём встретились, как сдружились со временем. Маки, непривычно смущённо скрывая лицо за пледом, готова его придушить за некоторые неловкие подробности. Пару историй рассказывает Шуичи. Смеётся, вспоминая, как они втроём взорвали полкабинета химии из-за неудавшегося опыта, как втроём потом получали нагоняй от учителя и до вечера отмывали черноту копоти с парт и обоев в нелепый цветочек. Кокичи смеётся тоже. Он в этой компании совсем недавно. Но не чувствует себя чужим. Под пушистым пледом Сайхара аккуратно обвивает его талию рукой, тянет ближе с желанием согреться. И Ома не может оторвать взгляда от бледного лунного света, трепетно подрагивающего на его ресницах. Эта ночь, холодная, тёмная, освещается ярким светом тёплых улыбок, горящих взглядов и безмолвных признаний. Ночь не пугает, скорее согревает. И причина тому - близкие друзья рядом и... может, чуточку больше, чем друг...