Чёрные бабочки

Позднее тёплое утро растекается по общежитию уютом, тихим приглушённым смехом и запахом свежей выпечки — старания Кируми. Выходные дни всегда такие. Неторопливые. Немного ленивые и до невозможного приятные. Если у места, ласково называемого людьми "дом", есть своя атмосфера, она, наверняка, ощущается именно так. Где-то в углу просторной кухни, устроившись у одного из дальних столиков, неторопливо ведут беседу Корекиё и Рантаро. Гонта рядом упорно старается принимать активное участие в разговоре. Неподалёку Анджи о чём-то неспешно рассказывает Тенко и Цумуги, стараясь не разбудить задремавшую за столом Химико. Тонкий голос художницы льётся по комнате, словно музыка. Где-то в глубине кухни звенит посуда. Среди всех таких знакомых лиц, за годы совместного обучения успевших стать почти родными, не видно лишь одного. Кокичи здесь нет. Странно, думает Сайхара, вновь обводя комнату сосредоточенным взглядом серебряно-золотых глаз. Ома не особо любил все эти утренние сборы, но в последние несколько месяцев не пропустил ни одного. Была ли для этого какая-то определённая причина, Шуичи не знает. Но, зная иллюзорника, в любом его действии, в каждом мимолётно брошенном слове всегда был какой-то смысл. Хорошо, если только один. Более того, часто он был одним из первых, кто появлялся в столовой, шумным голосом оживляя сонную атмосферу. Этот мальчишка, казалось, был живым олицетворением нескончаемой энергии. И сегодня без него было как-то слишком спокойно. Ни странноватых шуток, ни звонкого смеха, необычайно бодрого с самого утра, ни даже раздражённых вздохов и сердитых фраз в его адрес. Тем не менее, это ничего не меняло — Кокичи так и не появился этим утром. Кируми, появившаяся рядом, оставляет на столе горячую кружку какао напротив места, где обычно сидит Ома - скорее по привычке - не сразу замечает, что того рядом нет. — Хм? — Каэде вдруг отвлекается от беседы с Кибо, обращая внимание на пустующее место. — Ома-кун так и не пришёл? — Не похоже на него, — резонно замечает робот, окидывая комнату быстрым взглядом. — Да ладно вам, — фыркает Кайто, хмурясь раздражённо. — Наверняка с утра пораньше уже строит всем козни. На прошлых выходных в моей комнате оказался "сбежавший" тарантул Гонты. И я всё ещё уверен, что он к этому причастен! Шуичи пытается сдержать улыбку, кажется, понимая, что именно имел в виду Кокичи, говоря, что помогал Кайто налаживать контакт с местной природой. Каэде хмурится, на её светлом лице читается беспокойство, а длинные музыкальные пальцы нервно покручивают чашку над столом. — Надеюсь, с ним всё в порядке, — осторожно высказывает она тревожную мысль. Все без лишних слов понимают истинный смысл её слов. От того инцидента всё никак не получалось отделаться. Не удавалось забыть. А потому среди них в то же мгновение повисает молчание. Напряжённое, оно почти электризует воздух вокруг. Неприятная тяжёлая атмосфера. — Может, нам стоит проверить его? — неожиданно подаёт голос Кибо, шумно отодвигая стул и поднимаясь из-за стола. — Точно! — с искрящейся решительностью, мигающей в глубине взгляда, следом за ним поднимается Акамацу. — Пойдём и убедимся сами. Остальные только устремляются к выходу из кухни вслед за девушкой. То ли вдохновившись её уверенностью, то ли движимые чистым интересом. Неуверенно Шуичи стучит в дверь Омы, изнутри не слышится ни единого звука, даже мимолётного, и, очевидно, никто эту дверь так и не открывает. — Эй, Ома-кун, — громко зовёт одноклассника Каэде, и, приблизившись вплотную, осторожно прислоняется ухом к шероховатой деревянной поверхности. — Ты там? Но и ей ответом служит лишь тишина. Память в тот же миг весьма услужливо подкидывает парочку неприятных воспоминаний. Они льдом холодят спину, мурашками бегут по позвоночнику к самому затылку. — Как бы чего серьёзного не случилось, — хмурится девушка, отходит на пару шагов, окидывая запертую дверь недовольным взглядом, словно хоть так может заставить её отвориться. Пурпурно-карие глаза вдруг останавливаются на Тоджо, тихо наблюдающей за всем со стороны. На лице девушки замирает невысказанная просьба. Кируми, заметившая на себе чужое внимание, только смиренно прикрывает глаза. — Это против правил, — замечает она, сложив руки перед собой. — Но если вы просите... Осторожными грациозными движениями Тоджо подходит к чужой двери, когда все отступают, позволяя ей приблизиться. Девушка стягивает перчатки с рук и уже знакомым жестом ведёт рукой у замочной скважины, обращая воду в ледяной ключ. Негромкий щелчок оповещает, что комната открыта. Сайхара, чувствует, как чьи-то руки услужливо подталкивают его в спину. Он не противится, бережно, почти опасливо касается ладонью дверной ручки и нерешительно открывает дверь. Длинная полоса света разделяет комнату на две части, словно спасительный мост над пропастью — неверный шаг и окажешься в мраке самой бездны. Из глубины на них смотрит тьма. И тьма эта чуть подёргивается, движется, будто живая. В глубокой мгле, едва рассеиваемой с трудом пробивающимися лучами солнца за тёмной тканью занавесок, видно тысячи чёрных мотыльков, усеявших все поверхности комнаты, точно пепел. Их блестящие крылышки трепещут на занавесках, как самые необычные украшения. Рассыпаются по всему полу и кровати. Плотными кучками умещаются на шкафах. Порхают в воздухе стайками, издали напоминая летучих мышей. Выйдя из оцепенения, Шуичи тут же приближается к кровати Омы, стараясь не наступить на бабочек, как будто может хоть как-то навредить безобидным иллюзиям, замечает, как одноклассник болезненно корчится во сне. Бережно Сайхара касается плеча мальчишки и несильно встряхивает в попытке разбудить. Кокичи только сильнее сжимается под давлением ночного кошмара. С его губ слетает сдавленный полувздох. Когда детектив пробует вновь, Кокичи резко подскакивает в кровати, заходится дыханием рваным и не сразу замечает, что в комнате совсем не один. Но едва взгляд его, затуманенный страхом и едкой паникой, встречается с глазами Сайхары, он просто замирает. Шуичи уже ждёт, что мальчишка по старой привычке натянет маску беззаботности и засмеётся, как делал всегда, когда хотел скрыть истинные эмоции. Но Ома молчит. Не знает, что сказать. Кокичи Ома, наверное, впервые в жизни не знает, что сказать. — Боже, ты во сне их создал? — недоумевая выдыхает Акамацу, неуверенно проходя внутрь комнаты. Оглядывает иллюзии восхищённым страхом, затаив дыхание. Кокичи будто только сейчас замечает состояние комнаты и несчётное множество бабочек, усыпавших каждую поверхность. — Разумеется! — он тут же подскакивает с кровати. Быстро размахивает руками над собой, стараясь отогнать мотыльков. Те отчего-то исчезать не спешат. Из дверного проёма за всем этим недоумевая наблюдают Кируми и Кибо, но внутрь входить не решаются. — Я разработал новую методику тренировок во сне, — заговорщически щурится Ома, словно делится величайшей тайной. — И ты, — он резко разворачивается к Шуичи, небрежно ткнув пальцем в грудь. — Только что прервал мою супер-мега-важную медитацию, знаешь ли. В голосе его — притворное осуждение. А вот недовольство ощущается куда более... настоящим. Только причина этого недовольства далеко не та, какую Ома хочет показать, Сайхара уверен в этом. — А теперь кыш из моей комнаты, — мальчишка в один миг оказывается за спиной детектива и настойчиво толкает того к выходу. Шуичи оказывается грубо выставлен за пределы комнаты. Стараясь задержаться, он чуть не сносит рукой настольные часы на тумбочке у двери, но Ома ловко формирует осязаемую иллюзию небольшой подушки, не позволяя им столкнуться с твёрдой поверхностью пола. Едва Сайхара открывает рот чтобы что-то сказать, прямо перед его лицом с громким стуком захлопывается дверь. Каэде, успевшая выскочить в коридор немногим ранее, стоит рядом, в полнейшем недоумении моргает пару раз и переводит непонимающий взгляд на одноклассника. В её глазах — одни сплошные вопросы. И Шуичи не знает ответа ни на один из них. — Думаю, я проверю его позже, — неуверенно бурчит он, в нервном жесте ведёт плечом. — Ну-у, — как-то нерадостно тянет Кибо где-то за спиной. — По крайней мере, мы узнали, что с ним всё в порядке, — старается он их ободрить, но в голосе предательски звучит вопросительная интонация. И робот тут же поправляется: — Относительно в порядке.

***

Спустя несколько часов, когда всё ближе кажется вечер, он вновь стоит напротив злосчастной двери, прожигая её недобрым взглядом. Кокичи так и не вышел. Это не могло не беспокоить. Что-то определённо было не так. Несмело Сайхара тянет руку. Стучится в дверь. И ни капельки не удивляется, когда та так и не открывается. — Ома-кун, ты там? — чуть громче обычного зовёт он, боясь признавать, что даже не рассчитывает на ответ. — Нам... нужно поговорить. В этот удушающий напряжённым безмолвием момент для полной картины не хватает только перекати-поля, иронично маячащего где-то на фоне. В какой-то отчаянной надежде он хватается за ручку и хмурится тревожно, когда та послушно поворачивается под его ладонью, сообщая, что дверь не была заперта. Не оставляя времени сомнениям и неуверенности, он распахивает дверь, озаряя комнату светом коридора. Пусто. Ни Омы, ни даже утренних бабочек. Тихими шагами Шуичи проходит внутрь комнаты и чуть неловко оглядывается. Взгляд невольно цепляется за часы на всё той же тумбочке у входа. Время на них застыло. Хотя ещё утром часы определённо работали исправно. Лёгкий прищур глаз, едва заметный, если не приглядываться, мажет по небольшой комнате, жадно цепляясь за любые детали. Но тут всё ещё угрюмо пусто. Чуть досадливо вздохнув, он разворачивается, выходя обратно в коридор. Едва дверь за ним захлопывается, вся комната плывёт мутными разводами, словно потёкшая акварель, и через мгновение Кокичи поднимается с кровати и вялым шагом подходит к двери, чтобы запереть её. Но звонкий щелчок замка не единственное, что прерывает почти оглушающую тишину. Стоит иллюзии исчезнуть окончательно, как неожиданно позади слышится какой-то шум, и мальчишка быстро оборачивается. Прямо перед ним, на том самом месте, откуда он поднялся несколькими секундами ранее, словно из воздуха материализуется знакомый силуэт. Шуичи смотрит на него с легко читаемым упрёком в глубине зрачков, явно не довольный чужой выходкой. — К чему всё это, Ома-кун? — задаёт он вопрос прямо, устав всё время ходить вокруг да около. Хватит уже с него всех этих игр. — Вот так вламываться в чужие комнаты крайне невежливо, ты знал, Сайхара-чан? — тянет Кокичи с открытым обвинением в голосе. Непривычно скрещивает руки на груди — неосознанная попытка отгородиться, понимает Шуичи, чувствуя медленно растекающуюся под рёбрами горечь. — Игнорирование других людей тоже вежливостью не назовёшь, — мрачно замечает он, поднимаясь с чужой кровати и подходя ближе. Но тут же смягчается. — Тем более мы беспокоимся. Кокичи не отвечает. Молчит настороженно. Напряжение в воздухе настолько плотное - хоть бери нож и режь на крупные куски. Не желая вытягивать из одноклассника оправдания силой, Сайхара улучает момент, чтобы вновь оглядеть комнату. Бабочки всё ещё были здесь, больше не скрытые иллюзорной пеленой. Чёрным снегом они усеивали каждую поверхность. Тонкие крылья слабо покачивались, как будто под лёгким ветром, словно иллюзии могли уловить это малейшее движение воздуха. — Почему... ты не уберёшь их? — поджимает губы детектив, заглядывая в аметистовые глаза напротив - в них то ли тоска, то ли растерянность бушует самым настоящим штормом. — Я ведь сказал, что тренируюсь, — бросает Кокичи без привычного озорства или язвительности. Даже не старается натянуть маску. Доверие ли это или безграничная усталость, Шуичи не знает. — Захотел проверить, как- — Ты не можешь, — это был не вопрос. И то, как лицо Кокичи чуть помрачнело, стоило словам прервать его, лишь подтвердило догадку Сайхары. — Я прав? Мальчишка наконец находит в себе силы улыбнуться и беспечно пожимает плечами, точно издевается. — Мы можем поговорить? — спрашивает парень, удивляясь тому, как твёрдо звучит собственный голос. — Тебя явно что-то беспокоит. — О, я смотрю, ты у нас в психологи заделался, — язвит Ома больше от бессилия, без желания задеть или обидеть. И Шуичи понимает это. А потому не сердится, тихо наблюдая, как одноклассник быстро сдёргивает со спинки стула куртку, спугивая десяток бабочек, что тут же неслышно вспархивают в воздух. — Ничего, — тихо-тихо произносит Ома, словно бы извиняясь за то, что вспылил без причины. — Просто... мне нужно проветриться. Даже мимолётно не взглянув на Сайхару, он уходит, но, уже выйдя за дверь, небрежно бросает куда-то за спину: — Тебе нужно особое приглашение? — М? — вдруг подбирается Шуичи. — Д-да, уже иду.

***

Гнетущее молчание, казалось, будет преследовать их до конца дня. Они бесцельно бродят по улицам города уже далеко не первый час, так и не сказав друг другу ни слова. Кокичи молчит. Непривычно притихший. Непривычно задумчивый. Хмурость не сходит с его лица, омрачая светлый образ. Шуичи едва его узнаёт. Этот угрюмый Ома настолько расходится с образом привычно шумного мальчика с искрящимся весельем в глазах и хитрой ухмылкой на лице, что кажется абсолютно чужим. Всё то время, пока они бессмысленно слонялись по округе, Сайхара терпеливо шёл рядом. И впервые, находясь к нему так близко, он чувствовал себя одновременно так далеко. Их словно разделяли бесконечные пропасти, многие километры, целые жизни. Неспокойные тревожные мысли толпятся в голове шумно, не утихая. Давят. Угнетают. Душат. Паршивое чувство. Уже в третий раз за день они проходятся по нешироким, выложенным гладким камнем тропинкам ближайшего парка. Вдали сквозь плотные ряды домов просачиваются алые лучи начинающегося заката, когда Шуичи наконец не выдерживает. — В чём дело, Ома-кун? — он резко хватает одноклассника за плечи и разворачивает к себе. Глядит хмурым взглядом в недоумение в чужих глазах. — Ты ведёшь себя странно. Говоришь странно, — решительность и серьёзность гремят в его неуютно твёрдом голосе. — С самого утра сам на себя не похож. Ещё эти твои взгляды... На мгновение — тишина и спокойствие, которые всегда предвещают беду. — Я перевожусь из "Пика надежды", — просто выдаёт Кокичи, в глазах цвета глубокого фиолетового напускное безразличие отвечает холодом. — Завтра. — Пере... водишься? — эхом повторяет Сайхара, его руки бессильно спадают с чужих плеч, и Ома сдерживает себя, чтобы не вернуть их обратно, лишь бы перестать чувствовать эту пустоту вокруг и внутри. — Меня зачислили в Академию Одарённых в Калифорнии. Новый директор "Пика Надежды" уже обо всём договорился. Они смогут меня обезопасить. Шуичи молчит, растерянный взгляд мечется по бледному лицу в отчаянной попытке уловить знак, что всё это — очередная шутка. Совсем не смешная, к слову. Где-то в небе с однотонным гулом летит самолёт. Кокичи поднимает голову, провожает железную птицу тоскливым взглядом. Считает секунды молчания тяжёлого. Пока самолёт не скрывается за густотой облаков, окрашенных светом в яркий оранжевый. — Ты злишься? — чуть наклоняет он голову, на коже переливается тёплыми оттенками закат, отражается в глубине зрачков. Шуичи боится в эту глубь заглянуть. Позорно отводит взгляд. — Н-нет. Совсем нет. Просто... очень неожиданно и... Я рад за тебя, — заставляет он выдавить из себя, стараясь звучать как можно более искренним. Но с треском проваливается. — Ты не умеешь врать, Сайхара-чан, — усмехается Ома. Только в усмешке этой ни капли радости или задорства. — Я... — теряется вмиг парень, ведёт плывущим, словно в бреду, взглядом по знакомым чертам лица, но, не выдержав, опускает глаза, вышёптывая тихое: — Прости. Ома вдруг меняется в лице, давит улыбку широкую, зажигает огонь в бездонной глубине глаз. — Это ведь так здорово! Я буду обучаться в лучшей академии мира! У сильнейших эсперов. Заведу целую кучу новых друзей и- — Тебя ведь тоже эта новость не порадовала, — мрачно прерывает его Сайхара тихим, едва не дрогнувшим голосом, не поднимает глаз. — Иначе ты бы не вёл себя так. Из тебя... тоже плохой лжец, Ома-кун. Ты ведь даже не рад. Ома вдруг стихает. Натянутая улыбка вмиг тускнеет, и он прилагает усилие, чтобы она не исчезла окончательно. Последними крупицам самообладания вновь заставляет себя небрежно засмеяться. — Может и так. А может и нет! — выпаливает он. — Просто... так будет лучше. Это... то, чего я хочу. Шуичи не отвечает. Как нельзя более отчётливо ощущает рассыпающийся пепел где-то внутри. Тлеющие угольки жгут болью, причиняют столько мучений, что хоть рёбра проломи. — Мы ведь... ещё увидимся? — собственный голос звучит надтреснуто. И он с ужасом осознаёт, что не может ничего с этим поделать. Кокичи отвечает сразу, не медлит ни секунды, точно ответ на этот вопрос был подготовлен задолго до этого. — Разумеется, Сайхара-чан! — На его светлом лице искрится улыбка. Беспечная, почти беззаботная. Но всё равно слишком сладкая, чтобы быть настоящей. Эта обнадёживающая фраза может быть ложью. Самой жестокой ложью. Но Шуичи не поднимает взгляда, не смотрит в чужие глаза, боясь увидеть там что-то, кроме правды. Только кивает слабо, говоря тем самым "Я тебе верю". Но Кокичи Ома всё-таки... плохой лжец.

***

Когда на город опускаются сумерки, природа вокруг шумит неутихаемой жизнью. Тревожит мысли. Тяжёлый груз висит на сердце. Непосильный, он, кажется, начинает жечь изнутри губительным ядом, забирая с собой всё, что так не хотелось отпускать. Но он ничего не может сделать. Это правда. Горькая, неприятная и обидная. Но правда. Кокичи действительно важна безопасность. И если на целом свете найдётся хоть одно место, где эта безопасность будет его ждать — Шуичи готов перетерпеть. Проглатывать злость на несправедливость, давиться собственной обидой и терпеть. — Эй, Ома-кун, — тихо подаёт он голос, надеясь, что звучит не так подавленно, как ощущает себя. — Дай руку. Ома поднимает глаза, полные непонимания и откровенного вопроса, задумчиво хмыкает. Но доверчиво тянет руку. Его бледную ладонь осторожно сжимают пальцы Сайхары. Парень тянется за чем-то в карман куртки и, достав широкую белую нить с незамысловатым плетением, осторожно завязывает её на тонком запястье. А затем повязывает такую же, но красную, на собственной руке. — Купил ещё на фестивале, — тихо признаётся он, глядя на нитевой браслет. Улыбается слабо, через силу, разве что чуть более искренне. — Но так и не решился отдать тогда. Кокичи застывает на месте, глаз отвести не может от прощального подарка. К горлу подкатывает ком. Болезненный, вязкий. По шее пробегают мурашки, совсем не от холода. Губы предательски подрагивают, он не может этой дрожи сдержать. В глазах покалывает неприятно, жгуче, заставляя промаргиваться. И он понимает, что больше не хочет притворяться. Впервые хочется быть искренним, если не с другими, то хотя бы с самим собой. И, не сказав ни слова, он бросается вперёд. Захватывает Шуичи в объятие, сжимая пальцами ткань чужой куртки — цепляется так отчаянно, словно хоть так может задержать этот момент на подольше. Шуичи не возражает, осторожно ведёт рукой по тёмным волосам, перебирая пряди с отливом фиолетового. Не найти слов, хоть они и кажутся такими нужными сейчас. Ни фразы не вымолвить. Все звуки замирают где-то на подкорке сознания, не желая выливаться в мир. И он оставляет попытки сказать что-нибудь. Что-то значимое, запоминающееся. А потому молчит, старается держаться, лишь бы не закричать от досады, с болью улыбается и гладит по мягким волосам, стараясь запечатлеть этот момент в глубине себя, запереть тысячью замков, выжечь нестираемым клеймом. А Кокичи никакие слова и не нужны были. Никогда. Лишь он рядом. О большем он не смел просить. Большего было и не нужно. Но... наверное, сейчас об этом уже поздно говорить. Всему своё время. И он своё безвозвратно упустил.