***
Он приходит туда снова на следующее утро. Без цели. Без плана. Что-то необъяснимое продолжает звать его сюда. Как будто призрак фестиваля всё ещё окликает, пытаясь сообщить о чём-то важном. Он идёт знакомой дорогой. Среди толпы. Ещё совсем рано, но люди вечно куда-то спешат. Ему же спешить некуда. Быстрый взгляд на часы — занятия начнутся через десять минут. Он на них и не собирался. Так странно. Раньше никогда не позволял себе пропускать уроки. Даже не опаздывал никогда. До встречи с Кокичи. В тот день он впервые опоздал на занятия. Мысль тяжёлая. Повисает в воздухе, давит на совесть и чувство вины. Он сплошное разочарование. Что-то подобное, наверное, сейчас сказал бы Кокичи. В шутку, конечно. Но он бы даже спорить не стал. Мутный взгляд скользит по трещинам в каменной плитке, невольно отсчитывает каждый шаг. Сбивается и снова начинает. Помогает отвлечься. И от мыслей, и от чувств. От мира абстрагироваться. Легче не становится. Но на время можно попробовать убедить себя, что во всём мире нет ничего, кроме неровного строя цифр и каменных плит. В бесцельном скитании Сайхара сворачивает с площади, бредёт среди малознакомых серых зданий, безлюдными улицами, слышит эхо проезжающих машин, неуютно отражающееся от стен. Внезапно что-то словно заставляет его поднять взгляд. Перед ним — человек, незнакомый на первый взгляд. Глаза хищным льдом горят, в них — удивление и насмешка. — Надо же, — рокочет зыбкий голос. — Какая встреча. Незнакомец скидывает глубокий капюшон, чуть встряхивая рыжей копной волос. Цвет... такой необычный. Запоминающийся... Воспоминания вспыхивают ярчайшей вспышкой перед глазами, услужливо подкидывая образы. Фестиваль, толпа, силуэт, нож в руке, кровь. Он узнаёт этот взгляд, узнаёт усмешку и злой рыжий цвет волос — слишком выделяющийся в серости окружающих многоэтажек. Человек, поранивший его на фестивале. Человек, взявший над ним контроль. Человек, чуть не убивший Кокичи. В голове ярко выжигаются всего три цифры. 028 — Ты, — рычит Шуичи, напрягается всем телом, от резкого осознания пятится на пару шагов и хмурится, от жгучей злости стискивая зубы. Пробегает взглядом по стенам, что окружают их плотным кольцом. Внутри что-то полыхает ярким пламенем. То ли страх. То ли горячая ненависть. А может, всё сразу смешивается в поток такого яростного огня, что сдерживать его едва хватает сил. — Да не нападу я на тебя, расслабься, — 028 лыбится довольно, наклоняет голову на бок, вовсю наслаждаясь чужим страхом. — В этом больше нет нужды. Все условия были выполнены. Он обходит Сайхару кругами, разглядывая со всех сторон, точно музейный экспонат. Шуичи чувствует себя жалким насекомым в лапах хищника, от напряжения подрагивают чуть заметно плечи. — Не понимаю, — с силой он сжимает кулаки, не отводит взгляда, всё нутро его оглушительно твердит об опасности, словно на каких-то инстинктах. — О каких условиях ты говоришь? — Хм? — парень вдруг замирает на месте, моргает невинно и заливается издевательским смехом. — Ох, я понял, — пальцем он смахивает невидимую слезинку с глаза. — Признаться, не удивлён, что остальные не знают, но неужели Кокичи и тебе ни слова не сказал? — Имя, казалось, без причины всплывшее в странной интонации, заставляет вздрогнуть. — А я-то думал вы друзья. Неужели ошибся? — П-при чём здесь Ома-кун? — похолодев от страха, бросает он. Старается всеми силами не подавать виду, что внутри всё сомкнулось нестерпимым холодом на этой фразе. Предчувствие чего-то непоправимо ужасного давит сверху тяжестью неподъёмной. Но ненормальный рыжий парень его совсем не слушает. — До сих пор не верится, что он согласился добровольно вернуться. Так благородно уберёг всех вас, — театрально тянет глубокий голос. 028 крутит в пальцах тонкий скальпель, лезвие в бледном свете солнца опасно блестит. — Но стоит отдать должное вашему новому директору, знал мужик, на что давить. — Ч-что… — Сайхара почти слышит звук разбитого стекла — чувствует, как внутри что-то впивается острыми осколками прямо в сердце. Холод чистого ужаса скребёт по стенкам рёбер и вмиг сменяется самой настоящей яростью. Осознание выбивает весь воздух из лёгких, обжигает ненавистью горло, страхом чистым душит — воздуха не хватает. — Что ты с ним сделал?! Волна неудержимого гнева захватывает с головой, его трудно сдерживать, трудно контролировать. Напряжение искрится в нём, готовое выплеснуться наружу бесконтрольной лавиной. — Полегче, парень, — насмешливо щурится 028, растягивает губы в широкой улыбке. Голос обволакивает пространство неспешными волнами, в нём издёвка и ненормальное наслаждение плещутся ядовитыми красками. — Ничего я с ним не делал. Сидит себе спокойно с рыбками своими играется. Странно... Раньше, вроде, бабочки были? Но разве это важно? Совсем немного осталось. Заказчик уже заждался. Едва последние слова успевают слететь с чужих губ, Шуичи срывается с места, точно по щелчку переключателя. Порыв эмоций в нём клокочет смертоносным ураганом. Но едва он приближается достаточно близко, занесённую руку останавливают, с поразительной лёгкостью заламывая за спину. — Я же сказал, полегче, — угрожающее шипение у самого уха. Угроза в нём даже не скрывается больше. А издевательские, почти инфантильные тона вмиг становятся опасными. — Не думай, что если я больше не могу взять тебя под контроль, то не смогу сломать тебе пару рёбер. Чужое колено врезается Сайхаре в живот, тупой болью выбивая весь воздух из лёгких, с губ срывается сдавленный выдох. И он, не удержавшись, падает на колени. — Не дай я ему обещание не трогать тебя, — скалится рыжий, опускаясь на корточки напротив. Рукой с пальцами длинными, паучьими грубо поднимает чужое лицо за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Прикончил бы на месте. Щеки касается холодный металл острого лезвия. 028 ведёт скальпелем с садистическим наслаждением, оставляя на бледной коже глубокий порез, сочащийся красным. Шуичи морщится от вязкой боли, пригвождённый на месте пронзительной голубизной чужих прищуренных глаз. — Не лезь, куда не просят, — горячее дыхание обжигает щёку, шепчет, распространяясь эхом. — Мы тебе не по зубам, Шуичи Сайхара. 028 уходит. Скрывается в серости неприступных стен, словно растворяясь в самой тьме, сливаясь с мраком в единое, неделимое целое. Сайхару трясёт всего. Он стискивает зубы, силясь справиться с осознанием, что причиняет боли столько, что на мгновение кажется, он не в силах справиться с ней. А вокруг всё рушится, рушится, рушится. Тлеющая ярость кипящим маслом обжигает кожу, бурлит смертоносной лавой где-то глубоко внутри. В горле душит едва сдерживаемый крик. Оглушающий своим молчанием. "Даже такая судьба до скончания дней казалась мечтой по сравнению с тем, что происходило в лабораториях" — шепчет голос Кокичи в самое сердце, вырывая его с самым корнем. И Сайхара хочет сжаться всем телом под звуком этого голоса, хоть и раздаётся он лишь в его голове блёклыми воспоминаниями. Хочет рассыпаться пылью, слившись с воздухом, что вмиг стал слишком тяжёлым. Мысли разбиваются о стенки тесного черепа с треском, собираются вновь и вновь. Он тщетно пытается взять себя в руки. Собрать крупицы самообладания вместе, но они снова рассыпаются, точно мелкий песок. Пытается подняться на нетвёрдые ноги, заставить себя сделать хоть что-то. Он ведь... пообещал, что не бросит. Обещал, что Кокичи больше не будет один. И что теперь? Почему? Почему он повёлся на эту ложь, кажущуюся такой очевидной теперь? Почему не заметил раньше?! Ома в тот день был сам не свой. Стоило понять, что что-то не так! Почему он этого не понял?! "Совсем немного осталось. Заказчик уже заждался". Ещё не поздно что-то предпринять. Под кожей тихой, робкой надеждой трепещут бабочки. И Шуичи уверен, что цвет их крыльев чёрный, как сама ночь.***
— Почему вы позволили ему вернуться туда? Дверь директорского кабинета распахивается громко, без шанса остаться незамеченной. Директор, раскинувшийся в широком кресле, окидывает Сайхару удивлённым взглядом, а затем хмурится, явно возмущённый подобной дерзостью. Бросает в трубку небрежное "перезвоню" и с напускным спокойствием убирает телефон в сторону. В каждом движении сквозит с трудом сдерживаемое недовольство, но ему хватает здравомыслия не выплёскивать всю свою неприязнь в открытую. — Не понимаю о чём ты, Сайхара, — фраза чёткая, заготовленная, точно он ожидал подобного исхода. — Вы прекрасно всё понимаете, — едва ли не рычит парень. Ещё не угасшее пламя в нём заглушает голос разума, и правда слетает с губ грубыми обвинениями прежде, чем он успевает её обдумать. — Кокичи. Ни в какую Калифорнийскую академию его не зачисляли, я прав? Он вернулся в лаборатории, и вы знали об этом. — Боюсь, произошло небольшое недопонимание, — сдержанно вздыхает мужчина. — Решение вернуться Ома-кун принял самостоятельно. Мы должны уважать его выбор и- — Ложь. Вы вынудили его согласиться на это! — не встретив сопротивления, Шуичи понимает, что оказался как никогда прав. И мысль эта остаётся на языке ядовитой горечью. — Мы должны вытащить его оттуда. — Об этом не может быть и речи, — и снова шумный выдох. По дёрганным движениям чужого лица Сайхара с уверенностью может сказать, что директор с трудом сдерживает нарастающее раздражение. Но голос, так или иначе, звучит громче. — Он в розыске, если ты не забыл. Если всплывёт правда о том, что академия скрывала его... только представь, как сильно это ударит по репутации. — Репутации? — эхом повторяет Сайхара последнее сказанное директором слово, и не может поверить своим ушам. Что-то в нём вспыхивает, обжигая внутренности закипающей от бессилия злостью. Удар руки о поверхность стола пронзает секундную тишину, словно выстрел. — Какая-то репутация беспокоит вас больше чужой жизни?! Он в опасности! И мы не можем сидеть, сложа руки! — Исключено, — отрезает твёрдый голос, нависающий над парнем угрожающей тенью. Директор поднимается со своего места, в хмуром изгибе густых бровей — осколки терпения. Сайхаре плевать. — Как директор академии, я не могу позволить своим студентам участвовать в подобном. Стоит жестоким словам обрести смысл, как по спине пробегает жгучий холод, полоснув болью напоследок. А дальше — лишь пустота. Чёрная, мглистая. Растекается по всему телу, точно нефть на поверхности неспокойного океана. — Тогда я больше не намерен продолжать здесь обучаться, — слова слетают с языка с поразительной лёгкостью. Не вызывают ни единой эмоции. Ни сожаления, ни тоски. Медленно парень разворачивается и устремляется к двери, понимая, что здесь его больше ничего не держит. — Постой, — окликает его со своего места директор. — Сайхара! Не принимай таких поспешных решений. Подумай, что скажут твои родители. Они так горды, зная, что ты обучаешься здесь. — Пусть скажут мне это лично, — холодно произносит Шуичи куда-то в деревянную поверхность двери, а потом всё же чуть поворачивает голову, смеряя чужую фигуру презренным взглядом и бросая напоследок: — Не вам говорить мне о моих родителях. Когда он торопливо спускается по лестнице, покидая стены академии, то со странной лёгкостью осознаёт, что ему плевать. На чужое мнение, на слова, на всё, что оставляет позади. Ему здесь больше делать нечего. В коридоре он сталкивается со своими одноклассниками, и не может заставить себя посмотреть им в глаза. Уходит прежде, чем те успевают сказать хоть слово, понимая, что ему нечего им сказать. Никаких слов не будет достаточно. Он уверен, что остальные поймут. Не поддержат, возможно, постараются переубедить. Но поймут. Уходя, он чувствует лишь холод, идущий откуда-то изнутри, и наконец позволяет себе сбросить с себя все обязательства, накинутые обществом, личными предрассудками, родителями, что за последние десять лет появились в его жизни лишь раз. Бросить всё и пусть горит оно ярким пламенем. Пусть сверкает на километры вперёд. Пусть оставит на месте лишь пепел и едкий запах гари. Ему будет всё равно.***
Он не помнит, как добрался практически до другого конца города. Не помнит, как ворвался в агентство, едва не снеся дверь с петель. Всё это смешалось в туманную неразбериху в мыслях, что панически метались от крайности в крайность, мелькая перед взором ужасающими картинами. Чужой голос преследовал его, вновь и вновь всплывали жестокие слова, в которые верить совсем не хотелось. Но пришлось. В кабинете дяди встретился человек, которого он никак не ожидал здесь увидеть. Бывший директор академии смотрел на него с лёгким удивлением и странным сожалением в глубине усталых глаз. Казалось, с тех пор как он оставил "Пик Надежды", прошли долгие необратимые годы, его лицо словно бы постарело на несколько лет, под глазами пролегли глубокие морщины, кожа посерела, почти сливаясь с бесцветностью города за окном, что словно в одно мгновение лишился всех оставшихся красок. Но во взгляде мужчины читалось куда больше, чем можно было выразить словами. И одного взгляда на него Сайхаре было достаточно, чтобы понять: он уже знает. Ему было известно о том, куда именно ушёл Ома. И причина, вероятно, известна тоже. Его ладонь по-отцовски тёплая, ложится ему на плечо непривычно мягко, в несмелом утешении. И Шуичи вздрагивает слишком заметно, выдыхая из лёгких сдавленный воздух, и только сейчас понимает, что неосознанно задержал дыхание. — Мы вернём его, — прерывает плотную тишину хриплый голос, заставляя что-то глубоко внутри болезненно дёрнуться. Сайхара тщетно пытается выжать из себя хоть слово, хоть звук, и не может. Слабый, почти незаметный кивок — единственное, на что его хватает. — Ну, наконец-то, — раздаётся чуть грубовато, когда дверь за спиной детектива с негромким шелестом открывается. — Я-то боялся, что ты один туда ринешься. Сайхара в замешательстве наблюдает, как его дядя проходит вглубь комнаты, с бесцеремонным грохотом водружая на стол стопку каких-то потрёпанных файлов и папок. — Вы знаете... где именно их держат? — напряжённо хмурится Шуичи. Слова мнутся вязким комом в горле. — Стыдно признавать, но местонахождение лабораторий уже давно ни для кого не секрет, — шумно выдыхает дядя, сосредоточенным взглядом изучая какие-то бумаги. — Известно стало ещё лет семь назад. Но полиция быстренько это дело замяла. Эти подонки, должно быть, неплохую сумму ухватили. — Уже давно пора покончить со всем этим, — тяжело вздыхает директор, чуть дёрганным движением зачёсывая местами поседевшие волосы назад. — Слишком много людей уже пострадало. — Место-то нам известно. Но как там внутри всё устроено? Ты ж не думаешь, что они там тебя с распростёртыми объятиями встретят? — Ты прав, — всего на миг на лице мужчины пролегает мрачная тень задумчивости. — Но Ома не единственный, кому удалось сбежать. Точно! — его глаза вмиг вспыхивают ясностью, тотчас оживившись, он устремляется к выходу. — Я отправляюсь в академию! Хирай должна нам помочь! Прежде чем кто-либо успевает среагировать, он скрывается за дверью, оставляя Сайхару в полнейшем недоумении. — Хирай? Это... — Да, медсестра академии, — просто кивает старший детектив, словно говорит о чём-то настолько очевидном, что вопросы кажутся какой-то глупостью. — Но разве у неё есть способность? — Шуичи хмурится, пытаясь уложить в голове неожиданно всплывшие факты. Она действительно ещё одна сбежавшая из лабораторий? — Она обладала даром исцеления, — мужчина тихими шагами подходит к окну, оглядываясь в серость улиц снаружи. Стоит спиной, позволяя воспоминаниям всплывать мутными образами в памяти. — Она была совсем девочкой, когда мы с Хитоши нашли её. Даже знать не хочу, что ей пришлось пережить, но на ней живого места не было. Тёмные следы по всему телу, шрамы... — Сайхара чуть заметно вздрагивает, перед глазами в тот же миг вырисовываются воспоминания об ужасных узорах на шее Кокичи. — Долгое время она провела в больнице. Не знаю, с чем именно это связано, но её способности стали стремительно слабеть. А потом и вовсе исчезли. Но Хирай сильная, ей никогда не нужен был дар, чтобы помогать людям. Она стала замечательной медсестрой, и Хитоши взял её в академию. — Так она знала... — всё ещё не веря, тихо выдыхает Шуичи. Хирай знала, через что прошёл Ома и потому заботилась о нём, как о ком-то действительно близком. Теперь многое становилось понятно. Даже очевидно в какой-то степени, ведь сколько бы Кокичи не старался вывести её из себя, девушка никогда не злилась, точно знала, что именно стоит за наигранным поведением мальчишки. И как он раньше об этом не подумал?***
Когда Сайхара выходит из здания агентства, улица встречает взрывом знакомых голосов — шум, ставший настолько привычным, что он не сразу понимает, что его здесь быть не должно. — Шуичи! — мягкий голос Каэде слышится совсем рядом, когда тонкие руки девушки обнимают его со спины. Чудом удаётся сохранить равновесие, не позволив им обоим упасть. — Мы так волновались. Почему ты ушёл, ничего не сказав?! Парень вмиг теряется, когда в её голосе слышится явная тень упрёка. В полном замешательстве окидывает всех одноклассников ничего не понимающим взглядом. — Ч-что вы здесь- — Я подумал, нам понадобится помощь, — предугадывает его вопрос директор. Мужчина тепло улыбается, кажется, выглядя уже не так измучено, как пару часов назад. — Не могли же мы оставить все геройства тебе, Шуичи, — льётся мягкий смех Рантаро. Он спокоен, собран. Но в зелёном блеске глаз Сайхара улавливает тень... беспокойства? — Вместе спасём этого мелкого паршивца! — рокочет над головой голос Кайто — как обычно бесцеремонно шумный и поразительно самоуверенный. Шуичи ловит в себе мысль, что завидует такой непоколебимой уверенности. Неприятные новости, обрушившиеся на него за последний час нескончаемым градом потрясений, настолько выбили его из колеи, что он удивлялся, как до сих пор остаётся на ногах. Изнутри слегка потряхивало. — Ребят, вы... — и снова ему не дают закончить. — Так грубо было с твоей стороны уйти и не сказать нам ни слова! Разве не ты говорил, что Ома-кун наш друг? — Химико смотрит на него снизу вверх, но от взгляда этого Сайхаре хочется присесть, чтобы казаться ниже. Её широко распахнутые глаза полыхают недовольством, таким, какого прежде он в ней не видел. — А это значит, что мы должны его вернуть. — Вот именно, — Каэде резко выпрямляется, ловит его полный растерянности взгляд и улыбается ободряюще. Шуичи и рад бы сказать, что её улыбка придаёт ему уверенности — как обычно придавала, но, видимо, не в этот раз. — Мы не можем бросить его. И всех тех, кого держат с ним. — Так вы всё знаете? — Ну, — тянет Амами, задумчивым взглядом окидывая улицы вокруг. — Можно сказать, нам рассказали основное, а остальное... — он поднимает голову к небу, словно ожидая дождя, и усмехается беззлобно. — Пришлось додумывать самим. — Может, мы и не знаем всё до мельчайших подробностей, но я уверена в одном: никто не заслужил подобного. Так что мы должны постараться и закончить весь этот кошмар. — Каэде права! Давай, Шуичи, покажем этим ненормальным учёным, что лучше не переходить дорогу студентам "Пика Надежды"! Небольшая толпа, которую они образовали прямо перед зданием агентства, в тот же миг взрывается одобрительными возгласами его одноклассников. Они выглядят... решительными. Да, определённо. Непоколебимость полыхает в их глазах ярче пожара. Но даже за громкими самоуверенными фразами не удаётся скрыть всю ту тревогу, поселившуюся в мыслях каждого, скребущуюся под рёбрами так, что её сложно игнорировать. Они не знают, на что идут. Не знают, что или кто ждёт их там, в мрачной неизвестности. В месте, принёсшим столько боли сотням ни в чём не провинившихся людей. Детей. Что даже пожить толком не успели, но уже познали худшую сторону жизни — неприглядную, отвратительную, бесчеловечно жестокую. Странное чувство вспыхивает внутри, словно по щелчку зажигалки — Шуичи чувствует его каждой клеточкой тела, ощущает в воздухе искрящимся напряжением и читает то же самое чувство в глазах одноклассников. У этого чувства нет названия, нет определения. Оно состоит из тревог и сомнения с едкой примесью страха. "Ты ведь не отступишь?" — читается в пытливых глазах Каэде. "Мы можем изменить всё" — робкая надежда в улыбке Химико. "Это наш долг" — в собранном взгляде Кируми. У этого чувства нет названия... но сейчас оно ощущается куда отчётливее, усиленное в пятнадцать раз, трепетно подрагивающее в сердцах пятнадцати эсперов. Эсперов, что устали терпеть несправедливости жестокого мира. Устали быть лишь наблюдателями, мириться со страданием других и упорно делать вид, что их это не касается. Пора покончить со всем этим. Они не имеют права отступать. Они не отступят. На мгновение — всего на миг — Сайхара опускает взгляд на красную нить вокруг запястья. Кокичи обещал. Обещал, что они ещё встретятся. И он готов сделать всё, лишь бы это обещание воплотилось в жизнь. Даже если это будет последним, что он сделает в своей жизни.