The Progress of Sherlock Holmes

Майкрофт. Мой смычок в его руке, его пальцы расслабленно держат колодочку, костяшки пальцев в опасной близости к волосу. Ненавижу это. Помахивает им, как дирижёр, в такт ритму в своей голове (медленные шесть восьмых, как прожженный немец), тут и там взмахами отмечая доли. С Майкрофтом музыка начинается с дирижирования и им же заканчивается. Единственное, что имеет для него значение, — это то, что в его голове; ему даже не нужно браться за свой альт и играть по-настоящему. Ленивый ублюдок. (У него вообще ещё остался его альт? Или он закрыл его вместе с остальными семейными ценностями, когда Мамуля умерла?) Мой ледяной взгляд бесполезен; он не смотрит на меня. Читает блокнот, держа его перед собой на весу, будто он — чёртов лорд Байрон. Пытается привлечь мое внимание. Оно принадлежит ему всегда. Это бесит.  Перебираю струны своей скрипки, их приглушённый звук отдается в моей груди. (Немного Чайковского, только каждая вторая нота мелодии. Майкрофту не нужно знать, как я усмиряю свои маленькие травмы.) Хочу выхватить свой смычок из его пальцев, чтобы сыграть. Громко. И заглушить любую чушь, которую он пытается читать. Но он не отдал бы его, если бы я попытался. Скорее позволит мне переломить его пополам. Он усмехнется мне и продолжит читать.  — Трудности с доверием.  Я слышал это раньше, почему он читает мне это? Он отмечает высокую долю и показывает ауфтакт, готовясь к следующей.  Мой смычок свистит, рассекая воздух. Практически могу слышать звуки марша Вагнера, который он дирижирует, и это мешает мне.  — Трудности с интимной близостью. Здесь целый раздел, посвященный этому. Ты бы хотел узнать об этом побольше, разве нет?  У Джона нет трудностей с близостью. По крайней мере, с близостью в общем. Близость же со мной: пугающая перспектива. С другими: нет. Если судить по Мэри. Он готов к интимным отношениям с любой женщиной, которая проявит малейший интерес. И даже с теми немногими, кто не проявит. Гетеросексуальная паника? (Или это именно я вызываю эту панику? Скорее всего, просто я.) — Не заинтересован ни в коей мере, — не смотрю на него.  Вместо этого смотрю на гладкий корпус моей скрипки, мои собственные отпечатки на нем, видимые только с определенного угла (с этого). Пальцы движутся по грифу, повинуясь чистейшей мускульной памяти. Лебединое озеро. (Вульгарно. Но успокаивает.) Нежно перебираю струны. По-прежнему вижу краем глаза, как подпрыгивает бежевый кончик моего смычка. Он всегда умудряется быть в центре моего внимания, независимо от того, как я сражаюсь с этим. Крайне неприятно.  — Склонность, — говорит Майкрофт, выдерживая эффектную паузу, — к вспышкам неверности. Но ты ведь уже знаешь это, не так ли.  Я поднимаю взгляд. На его лице дикая полуулыбка. Он наслаждается этим. Мэри. Не знал, что у нее был психоаналитик.  — Этим записям несколько лет. — демонстрирует их мне. — Думаешь, многое изменилось?  Мой смычок продолжает рассекать воздух: доля, доля, доля, ауфтакт.  — Равнодушный, отдалившийся отец, признаки эмоционального инцеста. — кладет блокнот себе на колени, позволяя мне увидеть мелкий шрифт. Страницы исписаны им от и до. Горы информации о Мэри. — Ты знаешь, что эмоциональный инцест — это не настоящий… — Я знаю, — выплевываю я. Я нетерпелив. Взволнован. Чего он хочет? Почему говорит мне это?  — Она была замужем три раза. Это не новость для тебя. Была обручена в четвертый, но саботировала это быстрее, чем предыдущие. Здесь написано, — снова берет блокнот, — страх интимной близости в сочетании с низкой самооценкой и потребностью в мужском одобрении выливается в агрессивно-сексуальное поведение и серийные измены. — переворачивает страницу, — этот психоаналитик рекомендовал регрессионную терапию. Некомпетентно.  — Мне нужно напомнить тебе, — я особенно сильно задеваю одну из струн своей скрипки, — что это не я на ней женюсь?  — Она раскаялась, — продолжает он, словно я ничего не говорил, — она делает это не специально. Это компульсивное. Ее психоаналитик жалел ее. Ты знаешь, что в итоге она начала спать с ним? Он потерял лицензию. Не ее вина, разумеется. Она настоящий нарцисс. — Она не нарцисс.  Защищаю ее? Конечно. Майкрофт лжёт.  — Ты-то в этом разбираешься, уж точно.  — Я встречал ее.  — Ты расценил ее как соперницу.  Он думает, что поправляет меня. Дирижирование не прекратилось; его рука даже не дрогнула. Майкрофт мог бы вести весь этот разговор без моего присутствия.  Доля. Доля. Доля.  — Я подозревал все это время. Про тебя и твоего соседа по квартире. Ты знаешь это.  Шумно вздыхаю. Не его дело. Абсолютно. Если он хочет говорить об этом, может просто вставить мои фразы без моего активного участия. Если я буду думать очень, очень усердно, может, я сумею заблокировать звук его голоса. Там, на кухне, эксперимент (свинец, соль, свернувшаяся кровь), который я мог бы проведать; считаю нечётные номера; 83, 89, 97, 101, 103, 107... — С того момента, как я впервые встретил его, я начал подозревать, что он может оказать на тебя подобный эффект. Тогда все и началось? Прямо тогда, когда ты первый раз увидел его? Или это случилось позже?  …109, 113, 127 Боже, нет, слишком скучно. Он прорывается. Черт побери.  Он ничего не знает. Но хочет. Даже такие иррелевантные вещи, которые нельзя измерить. Которые скрыты ото всех. Которыми он потом может размахивать передо мной, чтобы я сделал то, что он хочет. Не уступлю ему. Никогда. Манипулирующий ублюдок. Руки чешутся схватить с его колен блокнот; блокнот или мой смычок. Одно или другое. Он не может получить и то, и другое. Ошибки Мэри или мои; выбирай, Майкрофт. Выбери что-то одно.  — Ты ведь воображаешь, что влюблен в него. — не вопрос. Я ненавижу его. — Ах. Да. Ты так думаешь. Хорошо, Шерлок. Это прогресс. Мамуля была бы довольна.  Закатываю глаза. Конечно, он вспомнит про нее. Просто чтобы набрать очко. Ударить ещё чуть сильнее. Да: она хотела, чтобы я сделал это, почувствовал это. Думала, смогу ли. (Или, точнее: захочу ли, захочу ли подпустить кого-то так близко к себе. Она никогда не сомневалась в том, что я способен. В отличие от остальных. В отличие от меня самого.) Тогда не было ничего, что бы я мог сделать, чтобы обнадежить ее. Ей бы понравился Джон.  — До этого момента я думал, что это безответно по большей части. Глупо, незрело. И безответно. Но теперь я понимаю, что это не вся правда.  Он снова поднимает блокнот.  — Это доказательство, которое окончательно убедило меня. Та часть, где ее психоаналитик пишет: в первую очередь Мэри привлекают эмоционально скомпрометированные мужчины. Мужчины, которые эмоционально нестабильны, или не могут полюбить ее в ответ, или влюблены в кого-то другого. — роняет блокнот себе на колени; он захлопывается. — Он имел ввиду себя, то, как его любовь к жене сделала его более привлекательным в глазах Мэри. Он с таким же успехом мог бы писать о твоём Джоне. Ты должен винить себя за то, что он интересен ей. Он тебя очень любит. Действительно, любит.  Отлично соркестрировано, как всегда. Мои глаза встречаются с его без моего позволения. Он ухмыляется мне.  — Ты уже знал это? Ах, ну, конечно. Ты знал. Ох, бедный Шерлок. И теперь ты не знаешь, как тебе с ним быть.  Вздох. Я ненавижу его за это. Почему он не оставит меня в покое?  — Он не влюблен в меня.  — Доказательства говорят о другом. — он роняет папку на стол передо мной, но я отказываюсь даже смотреть на нее. Почему он всегда должен вмешиваться?  — Он женится.  — Брак — это не физическое препятствие, которое не даёт тебе любить кого-то другого, Шерлок.  Закатываю глаза.  — Сидишь здесь, наигрываешь «Лебединое озеро», как будто это заставит его полюбить тебя достаточно сильно, чтобы уйти от нее.  Чувствую, как кровь приливает к моему лицу.  — Ты можешь лучше, чем это, Шерлок.  — Нет.  Убираю скрипку обратно в футляр. Держу руку, чтобы получить смычок назад. Жду. Он завершает последние два такта и мягко вкладывает его в мою руку. Ладони потные, слегка дрожат. Пытаюсь спрятать это, но он замечает все. Безнадежно.  — Да, ты можешь.  — Это неактуально.  Чувствую, как мой гнев переливается через край, заставляя меня терять весь здравый смысл. Я собираюсь сказать вещи, которые не хочу говорить, не хочу признавать, не хочу, чтобы Майкрофт узнал. И все потому, что он знает, как спровоцировать мою абсолютную и слепую ярость. Есть момент, перед тем как рухнуть в пропасть, когда я кристально ясно вижу, как хорошо Майкрофт манипулирует мной, заставляя снова стать тем ребенком, которым он всегда будет меня считать (семилетним с разбитым аквариумом в руках, покрасневшим, вне себя от ярости, пристыженным), но потом я исчезаю. И есть только кипящая кровь, гнев и слова, которые я выплёвываю.  — Он не хочет.  Пауза.  — Ах.  Не поднимаю взгляд. Дрожу от гнева. Мир подернулся красным. Какая-то часть меня надеялась, что он разглядит правду за всем этим. Но он не видит. Моя оценка до боли верна.   — Наверное, тогда они заслуживают друг друга.  Когда он ушел, я обнаружил, что переломил свой смычок пополам.