The Progress of Sherlock Holmes

Захватывающее место преступления. Постановка; обсценное барокко. (Мог бы дни напролет перебирать улики, разложенные в идеальном порядке. Восхитительно.) Какое тонкое внимание к деталям. Это очевидно, что все вместе рассказывает нам историю; что пока не вполне ясно, так это то, какую именно. Я разберусь с этим. Сплетаю пальцы, перебираю ими. Рассматриваю. Думай. (Думай, думай.) У моего бедра вибрирует телефон. Игнорируй. Думай.  Два тела. Одно (мужчина, возраст от пятидесяти пяти до пятидесяти семи) посажен в старый шезлонг. На него надет (новый) шлем для игры в регби, в руках отрезанная нога, покрытая лаком (руки чистые, посмертный надрез (меньше миллиметра) как раз над костяшкой среднего пальца правой руки). На обеих руках обручальные кольца, явно его собственные. Кольцо на левой руке как минимум на десять, как максимум на пятнадцать лет старше того, что на правой.  Вторая жертва (женщина, тридцать шесть или тридцать семь лет) лежит на полу на полотенце, одета в цветочный купальник и солнечные очки. Голова лежит на запечатанной в пластиковый пакет человеческой печени (не ее). Книга в мягкой обложке (раскрыта и перевернута страницами вниз) на животе («Орландо»). В пальцах пластиковый стакан, наполненный джином и (негазированным) тоником. Оба тела: ногти подстрижены после смерти. Французский маникюр (у нее). Утрированно женственно. Ее волосы уложены как будто сейчас 1964. Вся сцена расположена в промышленной морозилке.  Нарратив: что это значит? Родители убийцы, представленные телами невиновных? Какое-то воспоминание? Эти люди игроки или актеры? Нет. Улики слишком тесно связаны с их жизнями. Это не игра и не обман, а что-то другое. Правда.  Какое наслаждение.  При ближайшем рассмотрении: ноги мужчины (на них носки и пара деревянных сабо с узором) подпирают его собственные налоговые выплаты за последние десять лет. (Он голландец? Вернулся из отпуска в Нидерландах?) Нога побрита на три дюйма над его (правой) голенью. Думай. Что это может значить? Что здесь произошло?  Настоящая загадка. Восхитительно. Место преступления дразнит зрителя, выставляя все напоказ. И так завораживает, что трудно угадать, куда нужно смотреть. Отравляет. Смотрю везде и сразу, упиваясь. Сводит с ума (наилучшим образом).  — Мы уже можем вынести их отсюда? — Лестрейд трет ладони друг о друга.  Здесь холодно? Полагаю, что да. Что ж, это холодильник, чего ещё он ожидал?  — Нет.  Даже близко не закончил. Провел здесь уже несколько часов (сколько? Не уверен) и все еще нахожу новые улики. Упускаю что-то критически важное. Все улики расположены и разложены так, чтобы спрятать что-то ещё. Спрятать на видном месте. Заглядываю в ухо женщины. Там что-то есть. Щипчики. Осторожно, осторожно… Насекомое в янтаре. Крошечное. Из Латвии. (Почему?) Записка спрятана в ее купальнике на груди. Чек, сложенный восемь раз, на покупку подушки с гречкой. На нем ручкой написано одно единственное слово: внутренности. Чем больше деталей я нахожу, тем удивительнее все выглядит. Фантастика.  — Мы не можем держать их здесь всю ночь, владелец ресторана оторвёт мне голову. — снова Лестрейд.  Мне безразличны владельцы ресторанов.  — Пускай.  Файлы, детали. История жизни этих людей. Гарет Джонс. Изначально из Уэйлса (очевидно). Пролистываю страницы. Изучаю тело. Бывший игрок в регби. Играл в юности. Травма голени, которая требовала операции. Дважды женат, дважды разведен. Мухлюет с налогами. Улики рассказывают его историю. Никакой лжи, в деталях только правда. Убийца хорошо его знал.   Женщина: Хлоя Тейлор из Лондона. Хронический алкоголик с билетами на Багамы на следующей неделе; пляжный отпуск. (История кредитной карты, импульсивные покупки: форма поощрения. За что?) Роман: «Орландо». Было бы наивно предполагать, что она тайный или почти тайный трансгендер? Из женщины в мужчину. Иной вывод (почти) невозможен. Физическое проявление глубочайших желаний бывает нелегко разглядеть. (Со временем можно тихонько признаться, но кому?) Наверное, слишком просто. Слишком безупречно. Все остальное в этой сцене безупречно, так почему не это?   Достаю телефон, мигает лампочка: очень низкий заряд батареи. Четырнадцать сообщений. Игнорируй их.  — Шерлок.  Снова Лестрейд. Надоел. Его тоже игнорирую. Свою задачу он в любом случае выполнил: документы на этих двоих сложены возле моих ног. Уже покопался в них. Они никак не связаны, скорее всего, даже не встречались. Не жили в одном районе, не ходили в одну школу, не работали в одной компании. (Он: торговый агент, она: учитель.) По всей видимости они не пересекались ни на каком жизненном отрезке, если не считать нескольких поворотов и кольцевой развязки. Но выбраны не случайно: убийца точно знал обоих. Знал хорошо. Так хорошо, что он (она? На этот раз я не уверен, что убийца мужчина) собрал все доказательства их жизни, чтобы украсить после смерти. (Как?) Таксист? Турагент? Психоаналитик? Водитель автобуса? Владелец магазина? Официантка? Бармен? Кому ты рассказываешь о себе все? (Абсолютно все?)  Стоп. Думай. Снятые сандали, сабо, носки. Ногти на ногах: педикюр. Пятки: мягкие. Омертвевшая кожа срезана лезвием. Ногти на руках: в идеальном состоянии. Волосы: подстрижены посмертно. Парикмахер? Ах. Парикмахер. Как безобидно.  Ищи. Карта, салоны красоты поблизости: от его работы, ее дома. Три самых вероятных, относительно близко. Батарея сейчас сядет.  — Парикмахер, — я говорю это вслух, чтобы Лестрейд мог приниматься за работу, — в одном из этих салонов.  Передаю ему телефон.  — Батарея почти села.  Он смотрит на него и кивает.  — Ты должен был где-то встретиться с Джоном?  Стоп. Что?  — Ты что, опять игнорируешь его сообщения?  Выхватываю телефон. Сообщения. Джон. О нет. Который час? Половина одиннадцатого. Слишком поздно для ужина. Я все пропустил. Подвел Джона. Почему я не написал ему? Мог бы пригласить его сюда. Он бы получил удовольствие от этой чудной картины. Не подумал об этом. Не подумал. Внезапно все во мне холодеет, а желудок переворачивается. В любом случае, я бы не смог ничего есть, когда расследование в самом разгаре. (Не суть.) — Так мы уже можем выносить их отсюда? — Лестрейд.  Жужжит как пчела у меня над ухом. Взмахиваю рукой.  — Да, да. Уже да.  Выхожу из холодильника, и снова тепло. Не осознавал, насколько там было холодно; не чувствую ног. Пальцы еле шевелятся. Может быть небольшое обморожение ушных раковин. Без разницы.  — Так почему ты считаешь, что это сделал парикмахер? — Лестрейд дышит на свои руки, хотя на нем пальто гораздо теплее моего.  Игнорируй его. Сообщения. Четырнадцать. Все от Джона? Да. (О нет.) Не хочу их читать, но должен это сделать. (Что я натворил?) Нужно прочитать быстро — батарейка уже мигает, но сначала отправлю одно.  Дело. Двойное убийство. Печень в пластиковом пакете. Батарея садится. Потерял счёт времени. Извини. ШХ Не уверен, что ещё сказать.  Ответ почти моментальный.  Я догадался. В другой раз.  Гляжу на него. Дигитальный текст, который не передает ничего. Нет интонации или упрека, которые можно было бы услышать и распознать, но я все равно чувствую их. Джон: раздражен? Зол? Разочарован? Расстроен? Скорее всего. Смахиваю текст пальцем. Через несколько минут все исчезнет, и батарея сядет. Что я должен чувствовать? Облегчение? Джон понимает, ведь он знает меня. Знает, что я целиком и полностью полностью женат на своей работе. Я говорил это раньше. Все в порядке. Это ничего не меняет. Незначительная оплошность. Только я не чувствую облегчения. Чувствую… Что? Вину? Сожаление? Удар под дых? (Потому что мне жаль?) Огорчение? Приступ страха? (Чего я боюсь?) Руки немного дрожат. Наверное, замёрз. (Что я наделал?)  Вдох. Читай.  Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя. Ты — единственное, о чем я могу думать.  Пытаюсь понять, почему за все это время ты ничего не сказал. Мне казалось, я знаю, о чем ты думаешь, но я ошибался.  Наверное, мне никогда не стоит думать, будто я знаю, что у тебя на уме. Ошибка#1 Пациент срезал себе кончик пальца: «так… он ведь отрастет назад?» Я словно попал в скетч Пайтона.   Где ты?  На сегодня все в силе?    Я выхожу из приемной, ты где?  Встретимся на месте?  Шерлок? Ты опоздаешь или совсем не придёшь?  Думаю, мне не стоит принимать это на свой счёт, но учитывая жалостливые взгляды, которые бросают на меня официанты, это довольно трудно.  Лестрейд дал тебе какое-то интересное дело? Если мне когда-либо была нужна демонстрация того, что ты женат на своей работе… Ох, мерзавец, надеюсь с тобой все в порядке, и ты не валяешься мертвый где-нибудь в канаве.  Знаешь, ты мог бы просто написать мне. В любое время.  Ну ладно, иду домой. Ты пропустил прелестный ужин, хотя, думаю, ты бы все равно не стал есть.  Что ж, я надеялся… Я надеялся.  Экран гаснет. Это к лучшему. Джон, полный сожалений, уже вернулся в Клэптон. Ошибка коммуникации как она есть. Ожидаемо. Ни для кого не сюрприз. Обычное дело. Это даже не в первый раз. Всего лишь один ужин, который ничего не значит.  Он надеялся. На что он надеялся? Что я не буду так себя вести? Глупо. (Разве нет?) Люди не меняются. Джон знает это лучше, чем остальные. Думает, что Мэри перестанет изменять, хотя это встроено в ее мозги? Что я поставлю кого-то (его) превыше своей работы? Невозможно. Хочу возмущаться, хочу издеваться над ним, потому что это его вина. Он надеялся… На что? Что достаточно поцеловать меня, и я стану кем-то другим? Фантазия вышла из под контроля. Попытался натянуть ее на меня, и ничего не вышло. Разочарование. (Его. Мое. Я тоже хотел, чтобы она пришлась в пору.)  Непросто найти способы его обвинить. Не буду фабриковать улики, чтобы подтвердить желанную теорию. Все понимаю, это моя вина. Я не подумал и ушел с головой в работу. Был очарован. Увлекся. Мы договорились, все спланировали, и я не оправдал ожидания. Не привык думать о других. Ради отношений нужно сделать апгрейд мозга, только вот мой может быть слишком узко специализированным, чтобы его переписывать. Разве не это ожидалось с самого начала? Справедливо, все подтвердилось. Я не создан для этого.  Это всего лишь ужин. Ещё будут другие приемы пищи, которые мы сможем разделить. (Я что-то сломал? Что-то потерял?) Это было совсем не про ужин. Дуальная сущность этих разговоров: спрашиваешь одно, а хочешь совсем другое. Что? Я должен понять. Чего хотел Джон?  А чего бы хотел я? Свидетельство. Свидетельство близости, заботы, привязанности. Людям (другим, не мне) нужно все слышать по крайней мере дважды. При разных обстоятельствах. Свидетельство того, что случившееся в темноте (со мной глубокой ночью) имеет последствия и днём. (Чертов дневной свет). Утвердить это в реальности. Упрочить. Не осознавал, хотя должен был. Нужно было думать в первую очередь об этом. (Так и было. Было, пока… Пока передо мной не возникла эта восхитительная экспозиция. Ввела меня в искушение.) Это не обязательно должен был быть ужин. Могли бы вместе наслаждаться красивой сценой преступления. Мог бы дотронуться до его руки, улыбнуться, разделить с ним это сокровище. Почему я не сделал этого? (Намеренно?) Теперь и мне нужен бессмысленный психоаналитик, будь он неладен. Не моя специализация.  Такси в Клэптон. Не знаю, зачем, но хочу. Хочу увидеть его. Не хочу, чтобы он видел меня, не хочу говорить. (Никаких слов. Нечего сказать.) Иду на место преступления, что совершил я сам. Менее красивое, более болезненное. Никакого лака, никакой печени в пластике. Никакого негазированного джина и тоника. Клэптон, киоски с курицей, узкий лестничный пролет и дверь между ним и мной. Входить я не буду.  Такси останавливается. Перехожу улицу и смотрю вверх: в квартире Мэри горит свет. Синеватый отсвет телевизора падает на стены (стандартного бежевого цвета). Мэри смотрит свои ток-шоу; Джон: сидит рядом? Держит за руку? Обнимает, положив голову на плечо? Притворяясь, что ничего не изменилось? (Может, ничего и не изменилось. И моя ошибка вернула нас назад к статусу кво. Может быть, статусу кво никогда не было суждено измениться.)   Здание напротив открыто (замок сломан, мне не нужно даже взламывать его). Вверх по ступенькам на площадку (пахнет капустой). Маленькое, грязное окно, побитый мраморный подоконник. (Годится.) Бинокль.  Бытовая сцена; Джон (ох, Джон) сидит с Мэри на диване. Его правая нога напряжена (ему больно). Мэри сидит спиной к окну, держа руками его (правую) ладонь. Телевизор включен, но ни один из них его не смотрит. Звук, скорее всего, выключен. Они разговаривают. (О чем они говорят?) Джон выглядит подавленным. Грустным. Трёт глаза. Мэри прижимает его руку к груди. Дотрагивается до своего лица (она плачет? Не могу представить ее плачущей). Он что-то говорит, качая головой. Отсюда не могу прочитать по губам. Рассказывает ей все? (Он бы сделал это? Зачем это ему?) Она наклоняется к нему и гладит по голове рукой (левой), а потом кладет ее ему на шею. Он по-прежнему прячет глаза (прячет от меня выражение своего лица.). Она утешает его. Не та реакция, которую можно было бы ожидать от жены на такое признание, правда? Мэри не простая жена. Не имею понятия, о чем они говорят. Это может быть что угодно.  У нас с Джоном никогда не было таких разговоров. Я бы даже не знал, как его вообще начать и как вести себя в процессе. Неловкие разговоры — пробел в моих знаниях. Они заканчиваются тем, что я в браке с собственной работой.  Мэри: однозначно эксперт в разговорах. Она хороша там, где я систематически плох. (Она бы не провалила ужин, независимо от того, какие соблазны встали бы на ее пути. Теперь я это понимаю.) Джон знал, что делает, когда женился на ней. Он собирал группу поддержки, чтобы справиться с болью, которую я неизбежно причиню ему. При всех ее недостатках, она действительно лучше ему подходит. Она подается вперед и целует его. Он зарывается лицом в ее плечо, и она обнимает его, мягко покачиваясь из стороны в сторону. Мэри соткана из комфорта, а я из легкомыслия и равнодушия. (Это был всего лишь ужин.) Я замёрз, мое тело онемело. Телефон выключился. Никаких сообщений, никаких извинений. Пора домой.