The Progress of Sherlock Holmes

Он отодвигает для нее стул и делает рукой знак присесть. Она так и делает. (Новое платье. Фиолетовое, по фигуре, глубокое декольте. Слишком короткое для нее — Мэри пытается одернуть подол.) Улыбаясь, игриво смотрит на него из-под полуприкрытых век. Она наблюдает, как он обходит ее, чтобы сесть. Выдвигает свой стул из-под (дешевого) уличного столика и садится. Он ритмично качает коленом. Взволнован, ему некомфортно. Пытается поправить свой (невыносимо скучный) галстук. Под столом его пальцы без остановки теребят обручальное кольцо. Он не замолкает ни на минуту, и Мэри кивает в ответ, улыбается и смеется. (Фальшиво и слишком рьяно. Она считает его забавным.) Он проводит рукой по (недавно подстриженным) волосам. Нервничает и чувствует себя виноватым. Постоянно оглядывается, как будто боится, что кто-то может их увидеть. (Я.) Итак, у Мэри новый любовник. (Не удивлен, но как-то уж очень быстро.) Кто он? Он пришел сюда пешком прямо с работы. (Финансы.) Новый работник. (Пластиковая карта от магнитного замка, новенькая и блестящая, болтается у него на ремне.) Вероятно, он не особо успешен. (Поношенные ботинки, пальцы испачканы ручкой, портфель набит бумагами. Мешки под глазами. Повышенная тревожность. Низкая производительность. Не ланч (сейчас не время обеденного перерыва), просто утренний кофе. Эту интрижку он затеял, чтобы отвлечься.) Она тянется через стол и гладит его по руке. Он краснеет, прикусывает губу (на секунду это напоминает мне Джона), моргает. Мэри откровенно флиртует. Она очень уверена в себе. (Туфли: серебряные. И тоже новые.) Она счастлива и довольна жизнью (почему?). Перед ней ее очередная цель, и чувство вины утихло? Или она рада, что Джон проводит со мной еще больше времени, и отпадает необходимость постоянно врать? Меньше ночей в обнимку с дерьмовыми телешоу и больше для ее (любимых) интриг. Ее извращенный статус кво: у Джона свое, у нее — свое. Ей даже все равно, видит ли ее сейчас кто-нибудь. (Она не заметила меня.) Абсолютно безнаказанно носит свое обручальное кольцо, а стопой забирается под штанину другому мужчине. (Это не важно. Равновесие. Прекрасно знает, где прошлой ночью был Джон.) Ей без разницы, кто смотрит, и что они думают. Мужчина и женщина, вдвоем, у обоих обручальные кольца. Вполне могут быть женаты друг на друге. (По крайней мере, на одну или две ночи так точно.) Все ее жесты проецируют уверенность. Она получила, что хотела. Будущее, состоящее из любовников, которые сменяют друг друга, и одного постоянного мужчины, который ждет ее дома и любит бесчувственного импотента (меня). Ее мечта и добровольная дорога в ад для Джона. Достаю телефон. Сообщений нет. Пишу: Ты часто кусаешь губы. Это очаровательно. ШХ Официант принимает у них заказ. То, как она смеется, должно быть запрещено на законодательном уровне. Фонтанирует восторгом. Все это так нелогично: чем больше клятв они нарушают, тем она счастливее. Помимо озвученных и общепринятых обещаний, определенно, есть и другие. У меня будут они, а у тебя он. Все вывернуто наизнанку. Так мотивы отследить еще сложнее. Я никогда прежде не видел, чтобы Мэри вела себя так открыто. Она даже не пытается хоть что-нибудь спрятать. На этот раз ее уверенность это не просто фасад. Она не сомневается в себе, в своем браке, в своих романах, потому что (как ей кажется) она разгадала меня. Я не угроза для нее, потому что никогда не смогу дать Джону то, что даёт она. (Любовь, комфорт, заботу, скучные бытовые разговоры. Что ещё? Должно же быть что-нибудь.) Почему же она так уверена в себе? (Джон? Нет. Он сам до последнего сомневался.) Вибрация. Отступаю на два шага назад за дерево. (Видел уже достаточно.) Это от Джона. Моя грудь наполняется теплом (там оживает этот странный, новообретенный орган: теоретический, гормональный, химический, метафорический.) Да? :) Это твой способ сказать мне, что ты думаешь обо мне? Теперь я вижу его всюду. Почти невозможно не думать о нем. Такие романтичные мысли. Безупречная дедукция. ШХ * Место, которое выбрал Джон для встречи с Мэри, очень странное. Все так открыто. Столько мест, где можно сесть поближе и подслушать. (Намеренно? Возможно.) Мне приходится стоять поодаль, чтобы наблюдать за ними. Сначала появляется Джон. (Руки чешутся прикоснуться к нему.) Он дёргается даже больше, чем ее новый финансист. (На руке по-прежнему нет кольца.) Набирает что-то в телефоне. (Пишет мне? Ей?) Телефон вибрирует. (Всё-таки, мне.) Нашел, чем заняться? Расследование? Или снова стреляешь в стены? Нашел что-то вроде дела. ШХ Вижу, как приближается Мэри, одетая в свое фиолетовое платье. У нее легкая и уверенная походка. Если задуматься, они не такие уж разные. Мэри тоже патологически нуждается в опасности и ищет таких же, как она сама. (Джон.) Он разгуливает по Лондону с пистолетом за поясом штанов и рискует жизнью при малейшей возможности. Бежит на звуки боя, а не от них. Она же просит его (всего навсего) рискнуть своим сердцем (в переносном смысле). Такой маленький нюанс (поменять физиологический риск на эмоциональный). Незначительная адаптация ради все того же адреналина. (Зависимость. Все мы одинаковы.) Но ее тип опасности не подходит ему. Он не избавляет его от хромоты и не заставляет чувствовать себя живым. (Мы прошли через это опытным путем.) Ему нужно нечто другое (то, что предлагаю я). Не такое субтильное, более мужское и брутальное. Гораздо более жестокое. Вероятно, со смертельным исходом. (Ее вариант причиняет больше боли. Это больнее, чем получить пулю в плечо. Больнее, чем нога, которая постоянно подводит. Не фатально и даже невидимо со стороны.) Ты на весь день? Вечером тоже не увидимся? Мэри поднимается на террасу, и Джон встает. Они улыбаются друг другу. (Джону удается при этом выглядеть грустно.) Возле их столика Мэри обнимает его, и они обмениваются мимолетным поцелуем. Его рука лежит между ее лопаток. (Ревность — бесполезная эмоция.) Она поправляет его волосы, улыбается, смеется. Они садятся. Джон очень напряжен, но она не замечает. Мэри все еще под кайфом после утренней встречи. Забрасывает ногу на ногу (и не поправляет свое короткое платье). Делают заказ. Когда приносят еду, она наконец замечает, что Джон не носит свое кольцо, и указывает ему на это. Я вижу, как она меняется в этот момент. Ее это встревожило. Берет его за руку, что-то спрашивает. («Где твое кольцо? Ты потерял его?» Я не слышу, но догадываюсь. Почти могу прочитать по ее губам.) Он закрывает глаза. А когда открывает, то выглядит еще печальнее. Достает из кармана кольцо, показывает ей и объясняет. (Не могу разобрать. Он говорит тихо, а губы почти не шевелятся.) Язык его тела, мимика: стыд, грусть, неловкость. Он не хочет ранить ее. (Это невозможно.) Он откидывается на спинку стула и молчит. Все сказал, ее очередь. Ждет. Руки лежат на коленях, нервно переворачивая кольцо. Мэри замирает на мгновение, а потом срабатывают все ее защитные механизмы. Секунда уязвимости миновала. Она снова в своем привычном, нечитаемом амплуа. Мэри смеется. Смеется. (Даже я такого не ожидал.) Джон — тем более (ему больно). Неожиданно. Он в замешательстве. Она начинает оживленно говорить ему что-то. Я могу уловить только отдельные фразы, потому что она говорит слишком быстро. Вдобавок они слишком далеко, и у меня не получается читать по губам. Я улавливаю только «ты действительно считаешь», «ты, должно быть, шутишь» и «ты сам знаешь, какой он». Джон уставился на кольцо в своих руках. Она продолжает. Мэри планировала это и верит в то, что говорит. Детали, доказательства. Сомнения. Вопросы. Она убеждена, что знает обо мне все. Что во мне нет того, что Джон (и я сам) надеется отыскать. Ее аргументы должны сбивать с толку и заставлять задуматься. (Догадаться, что это за аргументы, не трудно. Я сам подтолкнул ее к этому.) Что выглядит наиболее убедительным? Какая часть? Мое прошлое? Поведение? Ошибки в суждениях, которые иногда проскакивают? Она продолжает, активно жестикулируя. Я наблюдаю за ней, за ним. За его лицом. Ему больно. Он сомневается? Боится? Она заставляет его думать о том, что он предпочел бы проигнорировать. Это доставляет ему дискомфорт, разрывает на части. Так же неприятно, как смотреть на яркое солнце. (Он все ещё рассматривает кольцо в своих руках.) Я пишу ему. Приглашаю тебя на ужин. Персидское местечко. Однажды я доказал, что владелец только по касательной связан с террористами. ШХ Я вижу, как Джон отвлекается и достает из кармана телефон. И держит его в руке вместе с кольцом. (Я и она.) Читает и улыбается. Мэри видит это и узнает его улыбку. Она напрягается (сомневается в себе?). Ее тело сражается само с собой, чтобы скрыть это. Она снова смеется, заправляя волосы за ухо. Скрещивает руки на груди. Наклоняет голову, не веря в происходящее. Я не вижу ее губ. Она что-то говорит. Джон отвлечен и не замечает ее (я помешал). Он по-прежнему улыбается. Если, конечно, ты свободен. ШХ Я смотрю, как он пишет ответ, улыбаясь. Мэри напрягается еще сильнее. Свободен. * Ногой я опираясь о ящик для бутылок, а рукой тянусь к верхней полке. Как много пыли. Провожу пальцем по корешку (лишь бы не порвать), чувствую толстые страницы и аккуратно тяну на себя. Сначала ничего не выходит, а потом она наконец подаётся и скользит по старому дереву прямо мне в руки. Пальцами трогаю обложку. «Prodromus der Moosgesellschaften Zentraleuropas», Alex Von Hübschmann. (1986.) Я искал ее целую вечность. Пахнет пылью (знакомо и очень приятно). Вибрация. (Джон?) Достаю и проверяю. Нет. Мэри. (С чего бы это?) Нам нужно поговорить, срочно приходи в библиотеку. Нежно кладу книгу на полку. Аккуратно, чтобы она не упала. Что случилось? ШХ Я жду, стряхивая пыль с моего нового приобретения и любуюсь инкрустированной обложкой, на которой мастерски изображен широко распространенный бриофит. Не сомневаюсь, что Мэри ответит моментально. Так и есть. Ты прекрасно знаешь, что. Беру книгу и несу ее к прилавку. Замызганный студент пробивает мне ее. Он и понятия не имеет, какое это сокровище. Я бросаю взгляд на библиотеку Мэри напротив. Ужасно не вовремя, расследование в самом разгаре. Забегу к тебе, когда будет время. ШХ * Нас постоянно прерывают студенты. (То помочь с принтером, то отсортировать записи, то степлер. Кто-то вообще не может самостоятельно найти уборную.) Мэри раздраженно отсылает их к другим работникам, сидя на высоком стуле за круглым столом, который вообще-то выполняет роль справочной. Отклоняется чуть назад, прожигая меня взглядом. У нее в руке лист бумаги, который она складывает несколько раз, а потом рвет на кусочки. — Теперь он запутался еще больше, — она отмахивается от очередного студента, — ради всего святого! Что ты натворил? Я не отвечаю. Что тут скажешь? — Разве так трудно было сказать ему правду? — Я сказал правду. — Что ж, он, по всей видимости, не понял. Скажи еще раз. — Тебе не приходило голову, что как раз-таки он все понял верно? Она роняет перед собой разодранную бумажку и смахивает ее в урну, смеряя проходящего мимо студента ледяным взглядом. — Ты в своем уме? — теперь этот ледяной взгляд переключается на меня (это не особо трогает), — ничего он не понимает. Он снял кольцо, Шерлок. — Почему ты так уверена, что ты сама все правильно понимаешь? — С меня достаточно этого разговора (почти). — Надежный источник сообщил мне, — она прищуривается, — что ты не способен на те чувства, которые Джон ждет от тебя. Я видела диагноз. Ах. Конечно. (Мир переворачивается.) Майкрофт (мерзавец). У него есть доступ к медицинским записям. (Даже к моим? Особенно, к моим. Не вмешиваться — это просто выше его сил.) Все эти записи о моем детстве. Об отсутствии страхов, о том, что меня невозможно контролировать и как раз за разом проваливались все попытки наказать меня. Наверное, у него даже есть заключения от психиатров, собранные в отдельную папку. Вопреки гневу мамочки, вопреки тому, что она все отрицала и даже уничтожила все документы. Она не могла допустить, чтобы меня диагностировали и клеймили. Она так и не смирилась с этим. Помню, в какой ярости она была, когда в таком нежном возрасте мне поставили диагноз. (Психопат.) Это было неэтично, звать меня так. Мне было всего семь. Я сказал психиатру, что вскрыл кота. (И очень гордился этим.) Он решил, что я говорю о живом, а я имел ввиду уже мертвого. (Соседская собака была не в восторге от кошек. Она хватала их своей здоровенной пастью за спину и трясла. Прекрасные образцы, но у всех была сломана шея.) Тогда я и не знал, что это важная деталь. Пояснить, что я не убивал их. (Сейчас бы я такой ошибки не допустил.) Мамочка повторила свое гневное представление, когда я был уже подростком и получил второй диагноз. (Социопат: антисоциальное расстройство личности.) Она сожгла все документы в камине в гостиной. В этот момент там были только я и она. (Я сказал психиатру то, что он хотел слышать. Мне было пятнадцать и написанное в книжках казалось неоспоримой правдой. Я по-прежнему вскрывал мертвых животных, по-прежнему не знал, что такое страх, меня по-прежнему интересовали трупы и все, что связано с криминалистикой. Я был замкнут, холоден и не создавал эмоциональных связей с другими людьми. Я сказал им именно то, что было нужно. То, во что верил сам. И результат был ожидаемым.) Майкрофт. Принес записи обо мне Мэри так же, как ее диагнозы — мне. (И как я не сообразил раньше? Даже не задумывался об этом. Несостоятельность моего воображения.) Двойные игры это то, как развлекается Майкрофт. Если бы это хоть толику было неожиданностью, я бы почувствовал себя преданным. (Конечно, у этих документов были копии, хоть мамочка и поклялась, что все уничтожено. Конечно, они существуют. И конечно, они есть у Майкрофта. Я смотрел, как оригиналы догорают в камине, и верил, что они исчезают навсегда. Я был очень наивен в пятнадцать. Впрочем, в тридцать четыре я по-прежнему наивен.) — Тогда, полагаю, ты права, — отстраненно говорю я. Как и положено кому-то с диагностированной социопатией. Только получается гораздо более злобно и болезненно, чем я бы хотел. Меня окутывает страх. Она расскажет Джону? (Уже рассказала?) Он поверит? (Нет?) — Просто скажи ему все, как есть, — она говорит это, глядя на меня с легкой жалостью. А потом смотрит на часы. — Мне пора. У меня встреча. Все как есть, да? * У Мэри встреча с Майкрофтом. Из всех людей, она встречается именно с ним. В библиотечном кафе. Они не прячутся, сидят у всех на виду. Кто угодно может видеть их. (Я могу видеть их. Стеклянные стены, смотри на здоровье. Ещё и лампы светят прямо с потолка.) Это так непохоже на него. Майкрофт не любит проводить свои маленькие беседы (манипулировать) публично. Он предпочитает держать их подальше от камер наружного наблюдения и любопытных глаз. От меня. Я замечаю, что все камеры направлены куда угодно, только не на них с Мэри; организация на уровне. (Все, что делает Майкрофт всегда хорошо срежиссировано.) Скармливает ей очередную порцию информации? Ещё больше жалких подробностей моей жизни? (Зачем?) Он укрепляет ее веру в себя. Поощряет ее. Она и так считает, что я монстр, почти не человек, не представляю никакой угрозы и гожусь только для того, чтобы Джон мог удовлетворять свою потребность в риске. Безопасный импотент, на которого он может изливать свои нетипичные чувства. Костыль, чтобы Мэри было проще сохранить свой (счастливый) брак. Я: бракованный человек со сломанным мозгом. Неспособный на переживания и эмоции. (Зачем Майкрофту все это?) Я стою на улице, на тротуаре. Меня не видно за трафиком, за почтовыми ящиками и столбами. Прячусь в тени на другой стороне улицы. Самое большее, что он может видеть, это мое пальто и ботинки. Но не лицо. Они сидят, у них в руках чашки. Мэри так близко к стеклу, что я вижу старый шрам у нее на ноге. Она не одергивает платье. Просто смотрит и смотрит на Майкрофта. Меня охватывает ярость: я хочу разбить стекло вдребезги, чтобы осколки летели во все стороны, рассыпались по столам, врезались в их кожу. А потом взять один и всадить Майкрофту в шею. (Он ведь верит, что я психопат, верно?) И смотреть, как он истекает кровью. Какая приятная фантазия. Меня трясет от гнева, и приходится напомнить себе нормально дышать. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Майкрофт складывает руки перед собой на этом крошечном столике. Его губы двигаются, но я слишком зол, чтобы концентрироваться на этом. Без понятия, что он там говорит. Лицо у него спокойное. Мэри слушает. И слушает. У нее широко раскрыты глаза, но она не перебирает его. Закрывает лицо руками. Майкрофт даже не шевелится. Она плачет, а он просто говорит дальше. Его лицо не меняется. (Ни жалости, ни сожаления, ни симпатии. И это я социопат, да?) Что он говорит ей? Что так быстро стирает всю ее уверенность и апломб? (Джон?) Пишу ему: Ты в порядке? ШХ Майкрофт не двигается, а потом вдруг смотрит прямо на меня. (Он не может видеть меня, нет. Я хорошо спрятался.) Но он смотрит. Сквозь столбы, ящики и поток машин. И узнает меня только по одному ботинку и кусочку пальто, который проглядывает между машинами. (В этом он гораздо лучше меня. Он лучше меня во всем.) Передо мной останавливается черная машина. Дверь открывается. Майкрофт приподнимает бровь, поднимает руку и качает пальцем. (Он знает. Откуда?) Из автомобиля выходит его помощница, обходит вокруг и берет меня за руку. Вибрация. Сообщение. Я в порядке, а ты? Что происходит? — Пора домой, Шерлок, — она звучит устало (раздраженно). Ни на секунду не отрывается от своего телефона. Майкрофт поворачивается к Мэри. Она прячет лицо в ладонях, ее плечи трясутся. Он снова смотрит на меня, и на мгновение на его лице отражается что-то незнакомое мне. Сожаление. (Он жалеет о том, что сделал с ней? Или со мной?) — Достаточно на сегодня, — его помощница тянет меня к машине. * Вельветовый пиджак, накрахмаленная рубашка, брюки. Ботинки отполированы. Джон уложил волосы. (А еще он приятно пахнет.) Он не спорит, когда бесконечно благодарный Мажар дает нам столик в самом укромном уголке. И даже когда ставит перед нами свечку. Это (точно) свидание. Я чувствую себя так, будто подготовился не достаточно тщательно. Спрашиваю, как прошел его день. (Не особо сложно. Ответ довольно интересен.) Он упоминает свой ланч с Мэри (думал, он умолчит об этом). Как-то неловко. — Я пытался объяснить, — он вздыхает, — мне кажется, ничего не получилось. Она вбила себе в голову, что… Он замолкает. Я знаю, что именно она вбила себе в голову. Ему даже не нужно это озвучивать. Она считает, что я не в состоянии чувствовать. Что раскаяние, эмпатия, чувство вины — недоступны мне. Что я лжец и манипулятор. Что на меня нельзя положиться. И уж тем более — доверять. Что я никогда не буду тем, кем Джон меня считает. (Кем он хочет, чтобы я был.) Она думает, что я всегда буду только половиной от нормального человека, потому что другая моя половина просто не существует по прихоти природы. Сломанный калека. К счастью или нет. (Я не виню ее, потому что и сам в это верил.) Повисает долгая пауза. Мне стоит прояснить все. На тот случай, если он сомневается. — Я не социопат. В этом я уверен. — Я знаю, — быстро говорит он. Я вижу, что ему больно. (Даже не представляю, как сам выгляжу в этот момент.) Она рассказала ему и показала записи. Вероятно, это было давно, и он все знал с самого начала. С того момента, как Майкрофт передал ей документы. (Когда это произошло? Когда Джон и Мэри познакомились? Сходили на первое свидание?) Все мои старые секреты, которые никто и никогда не должен был узнать. Характеристики, которые никто не должен был прочесть. Забытые воспоминания, старые и новые ошибки. Плачевные попытки самоанализа. Какое унижение, как это все неловко. Мне стыдно, и я снова злюсь (на Майкрофта, на Мэри. На себя). К щекам приливает кровь. — Я знаю, — он тянется через стол и берет меня за руку. Смотрит на меня серьезно. Я вижу, как свечка отражается в его глазах. Он не верит ей. Конечно, он ведь знает меня настоящего. Большую часть этих двух лет он опровергал диагноз, который был поставлен двадцать семь лет назад. Джон наклоняется, чудом не задевая свечку локтем, кладет руку мне на щеку и целует меня. (Кебаб, рис, кисловатый привкус йогуртового супа: Джон.) Ему всё равно, видит ли кто-то. Целует меня в щеку, проводит пальцами по волосам. Садится обратно. — Я знаю.