Thinness

Надолго в медкабинете Джисон не задержался. Он почти сразу пришёл в чувства и скинул свой обморок на усталость. На самом деле, медсестре было глубоко плевать на состояние Хана, так что она без проблем отпустила парня, но с условием, что он пойдёт домой и отлежится. Драмы и летального исхода не произошло, Джисону было даже жаль, что всё вышло как-то слишком просто. Но оно же к лучшему. Хан уже собрался выйти за пределы универа, как услышал своё имя, доносящееся неподалёку. — Джисон! — ещё раз раздалось сзади. Он повернул голову и увидел приближающегося к нему Минхо. — Джисон, с тобой всё в порядке? Мне сказали, что ты отключился. — Да, просто устал. Пойду домой и посплю, всё окей, не переживай. — Напиши потом, как ты, ладно? — Хорошо, пока, Хо, — он отошёл на пару метров, но вновь услышал своё имя. — Джисон, тебе как легче станет, встретимся? — Опять на каток пойдём? — усмехнулся Хан. — Куда хочешь, сам выбирай в этот раз. Ты согласен? — Это свидание? — Воспринимай как хочешь. Я вот думаю, что считать это свиданием будет лучше всего. — Минхо, я вот понять не могу, чего ты добиваешься? — В смысле? Я хочу ближе с тобой общаться, разве это плохо? — Нет, скажи мне прямо, чего ты хочешь. — Ладно, я думал, что будет романтичней… В общем, Джисон, ты мне нравишься. Понимаю, что мы знакомы недавно, но… — Нет. — Что «нет»? — Ничего не получится, извини. — Но почему? Назови причину. — Ты разочаруешься, поверь, тебе это не нужно. Тебе не нужен как и я сам, как и ты мне. Мне сейчас вообще никто не нужен, знаю, что это звучит грубо, но такова правда. — Значит, ты меня отшил? — Да, я даже не позволю тебе приблизиться ко мне. Минхо глубоко вздохнул. Он явно не ожидал, что Хан способен быть таким чёрствым и прямолинейным. — Причину скажешь? — Уже сказал, повторять не буду. — Я не понимаю… — Мне наплевать на тебя, Минхо, так понятней?! Меня вообще не ебёт твоё существование, и тебя не должно ебать моё, ясно? А теперь исчезни из моей жизни, чтоб я больше не встречал такого уёбка, как ты. — Пиздец какой-то… Ты считаешь это нормальным? — Что именно? — Такое ебланское поведение. Я не намерен терпеть такое отношение к себе, уж поверь. Пытался нормально поговорить, а в итоге остался уёбком?! Знаешь что, можешь думать про меня что хочешь, но будь добр, повежливей отвечай. То, что у тебя хуёвое настроение, не значит, что можешь разбрасываться такими словами. — Я же говорил, что ты разочаруешься. — И не солгал. Пока, — он развернулся и они разошлись в разные стороны. Хан чувствах себя отвратно. Он ненавидел себя за сказанное, за то, что оскорбил Минхо и поссорился с ним. Пусть лучше Хо думает, что он такой гандон, чем погрузится в его проблемы с руками и ногами. Джисон не хотел, чтобы он страдал из-за него. Хан знал, что Чонин и так переживал за него, и он не хотел, чтобы в этом болоте увяз ещё и Минхо. «Хватит впутывать людей в свои проблемы, сам выберусь, наверное…», — думал про себя он.

***

Хан пришёл домой на час раньше, чем планировал. Это казалось уже не таким и большим промежутком времени, после ночёвок Феликса, чтобы остаться с собой наедине. Джисон открыл банку с кофе и высыпал в кружку четыре столовые ложки, залив всё кипятком. — Ничего не меняется… Сказал Хан, но тут же отказался от своих слов. Сделав глоток крепкого напитка, первым, что он почувствовал, был голод. Зверский голод, прожигающий его насквозь. Джисон не верил собственному желудку. Неужели ему нужна еда? Он быстро залез в холодильник и достал всё, что попалось под руку. Открыл шкафчик над гарнитурном и вынул все вкусности, купленные им для Феликса. Хан бросил еду на стол и быстро схватил какое-то печенье, жадно запихав его в рот. Он не смотрел, что ест, это могло быть что угодно: помидор, шоколад, рыба, яйцо, хлеб, остатки рамёна, слипшийся рис, испорченная курица, сухофрукты и так далее. Джисон не мог наесться, живот уже жутко скрутило, но остановиться было невозможно. Спустя двадцать минут запахивания в себя всего, что только можно, пришёл звоночек от желудка. Это был даже не звоночек, а сирена, обозначающая, что объявили военное положение. Джисон рванул в туалет, прикрывая рот рукой, так как терпеть уже не мог, а вытирать собственную рыганину — сомнительное удовольствие. Желудок отвык от еды, тем более в таком количестве, а Хан ещё и сожрал всё это меньше, чем за полчаса. Он начал безудержно блевать. Всё, съеденное им, оказалось в унитазе, раздирая горло изнутри. Он успел попрощаться с жизнью, думая, что его организм просто не вынесет такого состояния. Рвота не прекращалась, Джисон даже заметил кровь в общей смеси, видимо, он настолько сильно разодрал себя изнутри. Слёзы текли ручьём, Хан просто ждал, когда это прекратится или же наступит сейчас как никогда желанная смерть. Спустя некоторое количество времени, за которое он успел пройти все круги ада по нескольку раз, его мучения наконец-то закончилось. Хан умылся, почистил зубы и стал пытаться контролировать своё тело целиком и полностью, чтобы ноги уверенно держали его, а руки не тряслись, как от дозы наркотиков. Джисон открыл дверь ванной, увидел перед собой ошарашенного Чонина и тут же закрыл её на замок. Может, вскрыть вены сейчас будет проще, чем объяснить ему произошедшее? — Джисон-а, открой, пожалуйста, — дрожащим голосом попросил его Ян. Хан промолчал. — Прошу тебя, давай поговорим и вызовем врача. — Нет. Никого не нужно вызывать, я в норме. — Открой мне, Джисон-а… — Зачем? — Открой, блять, сейчас же! — заорал Чонин так, что Хан от страха тут же повернул замок. Чонин протянул ему руку, провёл в комнату и посадил на диван, после чего пошёл на кухню за стаканом воды и вручил его Джисону, сев рядом. Он смотрел на друга, который выглядел как труп, восставший из мёртвых. Другого сравнения здесь найти было нельзя. У Чонина навернулись слёзы от увиденного, но он держался, как мог. — Посмотрел? — Что? — переспросил Ян. — Насмотрелся на меня? Можешь идти. — Джисон, что сейчас произошло? — А ты не понял, да? — он повернул голову в сторону стола, переполненного едой, но тут же отвернулся, с заметным отвращением на лице. — Я звоню врачу, — Ян достал телефон, чтобы набрать нужный номер, но Хан тут же вырвал его, не дав ему позвонить. — Так давай ты сразу в дурку меня сдашь, чего тянуть-то?! — Джисон, тебе нужна помощь, ты один не справишься. Пожалуйста, я очень боюсь за тебя. — Мне никакая помощь не нужна, понятно? Сам справлюсь. — Ты один, сука, никак не сможешь выбраться из этого дерьма! А если я завтра приду и найду тебя мёртвого на полу, захлёбывавшегося в собственной рвоте?! — Было бы славно… Чонин ударил его по лицу с такой силой, что Джисон упал на спину. Он взял парня за плечи и стал трясти как болванчика. — Ты нахуй себя слышишь?! Очнись уже, блять, ты скоро сдохнешь такими темпами! Это не шутки, тут о твоей жизни речь идёт, хватит разбрасываться ей направо и налево! — Так может сразу убьёшь меня, чтобы я не мучился? Чонин резко встал с дивана и пошёл на кухню. Он вынул нож из шкафа, направился к Хану и встал перед ним. Джисону было абсолютно всё равно, он уже ждал, когда Ян не выдержит и воткнёт лезвие в его сердце. Но парень закатил рукав кофты и, глядя в глаза Хану, сделал огромный надрез на своей руке, из которого тут же ручьём потекла кровь. — Именно так я чувствую себя сейчас. Теперь понимаешь, какого это? Как тебе — оказаться на моём месте?! Джисон и глазом не моргнул. Он взял аптечку и достал оттуда пластырь, распечатал его и наклеил на рану Чонина, что никак не помогло ситуации. — А так себя чувствую я, когда ты пытаешься мне помочь, — продолжая приклеивать пластырь сказал тот. — Пойми, что это бесполезно и просто сдайся. Не мучай себя, я не хочу, чтобы тебе тоже было плохо. Чонин понял, что теряет Джисона. Истощение действительно достигло его мозга. От безысходности он не знал, что ему ещё оставалось, кроме как заплакать. — Ну–ну, не плачь, — он смахнул пальцем горячие слёзы с щеки друга. — Вот, сейчас всё сделаем и боль пройдёт, — Хан стал обрабатывать порез и перевязал его толстым слоем бинта, параллельно дуя на рану. Ян не переставал реветь, ему было страшно. Джисон окончательно свихнулся и даже не понимал, какой угрозе подвергал собственную жизнь. А сейчас, вместо того, чтобы позаботиться о себе, Хан перебинтовывал его руку, специально порезанную при нём же. Теперь Чонин чувствовал себя жутко виноватым. Его друг только что без остановки блевал, а сейчас был вынужден заботиться о нём. Это неправильно. — Вот и всё, завтра ещё раз нужно обработать перекисью. Чонин накинулся на Хана с объятиями, слёзы младшего впитывались кофту, словно в губку. — Джисон, пожалуйста, не оставляй меня, — всхлипывая умолял его Ян. — Что ты такое говоришь, Чонин? Я никуда не ухожу, не бойся, я тебя не бросаю. — Знаю, но такими темпами ты можешь оставить меня навсегда. Я не хочу. — Не преувеличивай, всё хорошо. Хватит хоронить меня, я в норме и сейчас с тобой. Чонин прижал его ещё крепче. Он не мог быть уверен в том, сможет ли обнять Джисона ещё раз. Ян боялся, что мог прийти к нему и увидеть бездыханное, холодное тело в туалете возле унитаза. Он не хотел его отпускать, боясь, что если сделает это, то навсегда потеряет Хана и больше никогда не увидит, не услышит и не прикоснётся к нему. Самым страшным в этой ситуации было то, что Чонин понимал свою беспомощность. Он знал, что ничем не может помочь другу, потому что тот и вовсе не рвался решать свою проблему. Хан принял свою болезнь как должное, как неотъемлемую часть своей жизни и приговор, с которым легче смириться, чем начать бороться и надеяться на победу.