Малый сборник

- Как их много, - выдыхает Чарльз, когда Церебро уже отключен. Перестают мигать лампочки и гаснет фосфорицирующий свет в проводах, затихает шум работающей машины. Чарльз улыбается, когда Хэнк снимает с него шлем. Крепко держится за поручень и тяжело дышит. - Как их много, - повторяет он, с восторженной улыбкой глядя на Райвен, переводя взгляд на Эрика. Потом он делает шаг назад, пытаясь выйти из импровизированной кабины, и отпускает поручень. Второй шаг. И падает на внезапно уехавший из-под ног пол. Он все равно продолжает улыбаться, чуть прикрыв глаза, и осознает, что выглядит, наверняка, как пьяный идиот, когда Эрик оказывается рядом и легко подхватывает на руки. Глаза закрываются сами собой. - Оуу, ну я же предупреждал, - виновато и сбивчиво стонет Хэнк, потирая висок и попеременно нервно теребя дужки очков, - информации слишком много, объем огромен, воспринять его слишком тяжело, это огромная нагрузка, информация, она наваливается, как пресс, и… - Да, да, - говорит Эрик, поднимаясь на ноги, глядя на отключевшегося Чарльза у себя на руках, - я так и думал, что этим закончится. Райвен хочет сказать что-то в защиту Хэнка, но Эрик качает головой и идет к выходу из Церебро, прижимая Чарльза к себе так, будто может в любой момент уронить его. Ему кажется, что он слышит, как Чарльз дышит, поверхностно и тяжело. Райвен тащит ему в комнату наверх сначала чашку бульона, потом какой-то мудреный кофе с пенкой и посыпанный специями. Она бегает мимо Эрика, пытающегося сосредоточиться на своем уже остывшем чае, стаскивает со столешницы сахарницу, ставит её обратно, хватает чайную ложку. Эрику хочется дать ей подзатыльник и сказать «успокойся». Её поддельные светлые волосы лезут Эрику в лицо, когда Райвен наклоняется, стоя сбоку, и снова тянется за сахарницей. Эрик нервно крутит в руках чашку, когда она убегает наверх. К Чарльзу. На улице темно, на часах половина двенадцатого. Чай совсем остыл. Шаги Райвен затихают, еле слышно скрипит дверь на втором этаже. Чарльз давно очнулся, снова думает Эрик, отпивая глоток из чашки. Скоро Райвен сбегает обратно вниз и принимается намывать принесенную сверху немногочисленную посуду. - Я сменю тебя на вахте, можешь не торопиться, - говорит Эрик и ставит в мойку, прямо под руку Райвен свою чашку. Девушка что-то шипит ему вслед, когда он выходит из кухни. Дверь в комнату Чарльза приоткрыта. Эрик подходит, сбавив шаг, стараясь идти неслышно. В комнате горит свет и полоска неправильным прямоугольником падает на застеленный ковром пол коридора. Эрик останавливается и осторожно заглядывает внутрь, взявшись за дверную ручку. - Я думал, снова Райвен, - звонко отзывается сидящий на кровати Чарльз, не отрываясь от книги. - Я её опередил, - усмехается Эрик, и заходит в комнату, закрыв за собой дверь. Ему хочется сказать, что Чарльзу надо бы отложить книгу – после такого перенапряжения вредно читать и вообще. Он уже почти открывает рот, но Чарльз улыбается и Эрик понимает, что озвучивать мысли смысла нет. Чарльз уже знает. - Так закрой книгу, - говорит он и присаживается на край кровати, поверх накинутого на ноги Чарльза мягкого оранжеватого одеяла. - Погоди, - Чарльз скользит взглядом по строчкам так, будто хочет их впитать в себя, - это Байрон. Эрик думает, что плевал он на Байрона, ему важен сейчас не высокий слог или что там ещё, а чтобы Чарльз отдохнул и пришел в норму. Он сжимает губы и смотрит на Чарльза, на то, как тот хмурит лоб и чуть шевелит губами. - Послушай, - говорит Чарльз и придвигается ближе к Эрику, перестав опираться спиной о спинку кровати, - по-моему, они прекрасны. - Когда б нетленной и неизменной, назло вселенной, любовь была, такого плена самозабвенно и вдохновенно душа б ждала, - негромко, но выразительно читает он, уперевшись коленом Эрику в бедро, - Но торопливы любви приливы. Любовь на диво, как луч, быстра. Блеснёт зарница— и мгла ложится, но как прекрасна лучей игра! Эрик вздыхает и вытягивает из рук восторженно замершего Чарльза книгу. Чарльз возмущается, но Эрик захлопывает её и отправляет под кровать. - Тебе нужно отдохнуть, - говорит он. - Я уже в норме, - отвечает Чарльз, пытаясь свеситься и заглянуть под кровать. Эрик перехватывает его поперек груди и укладывает на подушки, нависая сверху. Чарльз хмурится и пытается выглядеть обиженным. Слишком по-детски. - Ты же знаешь, о чем я думаю, - говорит Эрик, поднимаясь, чтобы выключить свет в комнате. Потом в темноте возвращается и снова садится на край кровати. - Ты же сам не выспишься, - откуда-то из темноты в изголовье кровати звучит голос Чарльза, а потом густые тени сдвигаются и на колено Эрика ложится теплая ладонь. Он аккуратно накрывает руку Чарльза своей, больше по инерции, совершенно необдуманное действие, но потом оно кажется ему правильным. - Ложись рядом, - говорит Чарльз со смешком, - и проследишь, засну я или нет, и оба выспимся. Эрик усмехается и гладит большим пальцем по тонкой коже чужого запястья. - Спи, - говорит он тихо, - засыпай. - Ты меня облил шампанским, - еле сдерживая смех, шепчет Чарльз, когда они остаются одни на улице перед стрипклубом. Его дыхание жарко ощущается на шее и щеке, а сам он держит Эрика за плечо, неловко прижимаясь. - Рука дрожала, - говорит Эрик, и Чарльз смеется, уткнувшись пушистой головой ему в плечо. - Будто ты рукой его наливал, - шипит сквозь смех Чарльз, - хотя понимаю, она красивая, и крылья эти. Выпили же всего полбутылки на двоих. - Нет, я не пьян, - вскидывается Чарльз, - а ты мне залил все брюки, я весь липкий теперь. И снова смеётся. Когда он плачет – глаза становятся совершенно особенного цвета. Эрик чувствует, как дрожат губы, и смотрит на губы Чарльза, ставшие алыми, приоткрытые, влажные. По его щеке скользит слеза. По щеке Эрика – тоже. - Что ты сделал со мной? – шепчет Эрик. Голос Чарльза чуть дрожит и внутри у Эрика все сжимается. Это невозможно – в полной мере передать свои чувства кому-то, но Чарльз плачет, светлые глаза светлеют ещё больше, ресницы подрагивают, он сглатывает тяжело. Они чувствуют одно и то же. Тарелка, эта махина, двигается словно сама собой, словно тянется к руке Эрика, оборачивается, чтобы увидеть его. Вены и сухожилия ощущаются натянувшимися, словно металлические шнуры, он чувствует кости, напрягшиеся мышцы – но ему легко, и тарелка движется. - Эрик, - звучит в голове голос Чарльза, - ты смог, - говорит он. И когда Эрик опускает руку, когда поворачивается, Чарльз улыбается и делает шаг навстречу. По его улыбке Эрик понимает, что и сейчас Чарльз читает его, перенимает на себя все эмоции, ощущает его. - Спасибо, - шепчет он. Чарльз улыбается и его светлые глаза влажно блестят. Это идиотская идея – кидать пацана из окна. Изначально была идиотской, идиотской и осталась. Когда черно-желтый куль пикирует в кусты, Эрик поднимает брови и, скривив губы в гримасе разочарования, смотрит на высунувшегося из соседнего окна Чарльза. Тот немного расстроен и слегка встревожен, он сразу замечает взгляд Эрика. - План Б! – громко говорит он и убегает к лестнице. Конечно, думает Эрик. А теперь мы сбросим пацана с башни, чтоб уже наверняка убился. Но башня – это слишком мелко для Чарльза Ксавье. - Высоко здесь, - охает он, вылезая с лестницы на площадку и с опаской глядя вниз. Эрик поднимается следом и придвигается поближе к неуверенно стоящему Чарльзу, в голове мелькает мысль, что так его можно будет поймать, если что. Шон, мягко говоря, в ужасе. Пока Чарльз воркует про связки, мышцы и прочее-прочее, Эрик делает единственно правильное. И пацан летит. Чарльз сразу же оказывается на его месте, хватается руками за поручни, и в первые секунды, пока Шон скользит вниз, Чарльз совершенно явно волнуется. Эрик думает, что если пацан начнет падать по-настоящему и серьёзно – в костюме достаточно металлических частей, чтобы замедлить падение или вовсе удержать его. Эрик думает, что если сейчас Чарльз ухнет по неосторожности вниз, то его поймать будет куда сложнее. Но Шон начинает голосить и взмывает вверх, на манер удачно брошенного бумажного самолетика. И Эрик не знает, кто больше в восторге – сам Шон, юный покоритель воздушных потоков, или Чарльз, самозабвенно следящий за ним и все продолжающий подаваться вперед над бездной. Эрик аккуратно перехватывает Чарльза за руку выше запястья и держит. Чтобы уж точно. Вечер душный и темный. Чарльз сидит на балконе с книгой, пытаясь читать при скудном свете, падающим из комнаты. Эрик садится на соседнее кресло, берет с узкого стола полупустой бокал Чарльза и отпивает выдохшееся шерри-бренди. Облизывает губы. Чарльз перелистывает страницу. Ещё одну. - Это опять Байрон? – интересуется Эрик, глядя в темноту раскинувшегося внизу двора. Чарльз тихо усмехается. Эрик отпивает ещё из бокала и смакует глоток. Ему совершенно неинтересно, Байрон это или кто-то ещё. Пусть хоть Маркс. Ему хочется поговорить, больше – послушать голос Чарльза, и Чарльз это прекрасно понимает. Прекрасно знает. - Да, - отзывается он, - сегодня я могу позволить себе хорошую книгу. Он ждет недолго и, посмотрев на присвоившего бокал Эрика, начинает читать. - Простясь с любимым, мы нелюдимы, тоской томимы зовём исход. Боль стрелы мечет, нутро увечит, но время лечит, покой несёт. В минуту счастья своею властью мы рвём на части любви плюмаж. Плюмаж утрачен— мы горько плачем, и сколь безрадостен жребий наш! Эрик допивает шерри-бренди и, чуть оборачиваясь, смотрит на Чарльза. Тот поджимает губы, потом хмурится, вздыхает и откладывает книгу на столик. - Ясно, - говорит он, откидываясь на спинку кресла, - стансы тебе не нравятся. Он скрещивает руки на груди и смотрит вверх. Эрик встает и уходит в комнату, потом возвращается и протягивает Чарльзу до половины наполненный бокал. - Я не ценитель поэзии, - пожимает плечами Эрик. - Да я заметил, - фыркает Чарльз и берет бокал, мазнув пальцами по пальцам Эрика. Чарльз потягивается, поднимается на носочки, зажмурив глаза. Ещё рано – солнце только встает. Эрик смотрит на него из окна первого этажа. Потом обувается и выходит во двор. - Доброе утро! – кричит Чарльз, жмурясь на яркое утреннее солнце. – Как спалось? - Замечательно, - отвечает Эрик, шагая по влажной от росы траве. - Что снилось? – улыбается Чарльз. Эрик передергивает плечами. - Как обычно, - отвечает с полуулыбкой. Чарльз продолжает улыбаться и бодрым шагом чешет куда-то вокруг особняка, начинает рассказывать Эрику о планах и перспективах. Как-то фоном Эрик понимает, что Чарльз прекрасно знает, что ему снилось. Он каждое утро знает, что ему снилось. - А что снилось тебе? – невпопад спрашивает Эрик, прервав разглагольствования Чарльза и заставив его на секунду замереть с поднятыми руками. - Я не спал почти, - нахмурившись, отвечает Чарльз. И Эрик представляет себе, как эта надежда отечественной генетики сидит, склонившись над книгой. Байрона. «Когда б нетленной и неизменной, назло вселенной любовь была» и бла-бла-бла. Эрик думает, что теперь точно каждый вечер по возможности будет проверять, спит это чудо или нет. И по в момент появившейся на пухлых губах Чарльза хитрой улыбке понимает, что в его голове опять копались. - Буду сидеть над тобой, пока не удостоверюсь, что спишь, - говорит Эрик. - Да ты серьёзен! – поддельно удивляется Чарльз в ответ. Он выполняет обещание в тот же вечер. - Давно у меня не было нянек, - бурчит Чарльз, когда в комнате гаснет свет и Эрик занимает место на краю кровати. - Засыпай, - говорит он, - я тоже устал. «Так ложись» - звучит голос в голове Эрика. - Спи, - говорит он, встряхнув головой. Он правда устал, глаза закрываются. Чарльз садится на кровати, расстегнутый ворот пижамной рубашки загнулся внутрь, обнажив ключицу. Уже почти час ночи. - Засыпай, - повторяет Эрик, чувствуя, какой тяжелой становится голова. - Тсссс, - тихо тянет Чарльз. Его горячие ладони Эрик ощущает на плечах, когда глаза закрываются. Утром он просыпает от того, что кто-то дышит ему в шею. Дышит, конечно, Чарльз. Уткнувшись носом, спящий, с растрепавшимися волосами, весь теплый и ещё и обхвативший руками Эрика, словно подушку или сбившееся одеяло. Его горячее дыхание щекочет кожу. - Ну вот, - бормочет Эрик, пытаясь перевернуться на бок и не разбудить Чарльза, но в итоге ложится удобнее и приобнимает его за плечи, - проконтролировал. - Ты пугаешь меня, - шепчет Чарльз, и качает головой. Шахматная доска уже не интересует его. Он смотрит на откинувшегося на спинку кресла Эрика, и в глазах, в нахмуренных бровях читается такое беспокойство, что Эрик дергает плечами и подается вперед. - Будь на моей стороне, Чарльз, - говорит он. Вместе мы сильнее. Вместе. Саднит висок, жжет где-то в уголке глаз и Чарльз трет пальцами нахмуренный лоб. - Ты так уверен, - еле слышно, горько говорит он, - зачем тебе я? Эрик встает и подходит к креслу Чарльза, наклоняется над ним, оперевшись рукой о подлокотник. - Ты нужен мне. – Говорит он, глядя Чарльзу в глаза. В его комнате горит свет. Ночник на прикроватном столике. Чарльз сидит на не расправленной кровати с книгой в руках. Эрик останавливается в дверях. - Прочти, - просит он. - Сядь, - кивает на кровать Чарльз и ждет, когда Эрик окажется рядом. - Воспоминанья на расстоянье ведут дознанье былых утрат, - тихо, уже без былого энтузиазма и выражения читает он, - всё было гладко, но стало шатко, когда украдкой вошёл разлад. Поклон прощальный, и беспечально первоначальный восторг избыт. Спокойны взгляды, и слов не надо, и только нежность в зрачках горит. Он замолкает, перестает звучать ставший бесцветным голос. Эрик смотрит на потертую обложку книги. - Сегодня, - спрашивает Чарльз, - будешь контролировать, сплю я или нет? Эрик забирает у него книгу и уходит, обернувшись в дверях. - Сегодня я тебе доверяю. И выключает свет. В комнате его уже ждет устроившаяся по одеялом Райвен. Форма выглядит жутко, но все разбредаются, чтобы влезть в неё. Чарльз чертыхается, прыгая на одной ноге. Эрик скептически смотрит на него, натягивая собственную узкую желто-черную одежду. В соседней комнате смеются ребята, тоже, видимо, оценив удобство форменных шмоток. - Ааа, - зло выдыхает Чарльз, застегивая ворот, - ужас какой, до чего она неудобная. Как будто в резиновую перчатку влез. Эрик только усмехается и выходит из комнаты. Когда он плачет, его глаза светлеют. Нет, мечется в голове Эрика, нет же. Это не моя вина. Но Чарльз качает головой. Откройся, думает Эрик, дай мне почувствовать твою боль, ведь я виноват в ней. Я. Раз ты так говоришь. Дай мне её почувствовать. Чарльз. Чарльз! Он вдыхает с трудом, и снова качает головой. Будто он может читать его мысли и сейчас, когда на Эрике этот шлем. Его трясет. Дыхание сбито, оно рваное. Он отпускает Райвен. Провожает взглядом. И когда все исчезает, чтобы через миг разгром на морском берегу сменился ясным небом над крышей небоскреба, Эрик вздыхает, громко, как-то истерично и чувствует, как слезы, обжигая, стекают по щекам. В темноте кажется, что потолка нет вовсе. Чарльз смотрит вверх, над собой и видит только темноту. Ему кажется, что он ещё и ослеп. Только этого не хватало, думает он и горько усмехается. За окном тихо. Ни ветра, ни шелеста травы, ни голосов ночных птиц. Руки Чарльза лежат на груди, под головой подушка – можно прямо так и опускать в землю. Эрика он не чувствует и больше не пытается найти. Этот шлем, наследие – Чарльз усмехается, - Шоу, скрывает его превосходно. Можно было бы отследить его по Райвен, но Чарльз же обещал не читать её мыслей. Потолок скрывает клубящаяся тьма. Где-то справа, в углу комнаты стоит белоснежное кресло-коляска. Чарльз закрывает глаза. И темноту разрывает. Звуком. Хлопком. Щелчком. Почти звоном. Дверь приоткрывается и в пустом оглушительном пространстве Чарльз чувствует Эрика. Он открывает глаза, поворачивает голову. Еле заметная в темноте фигура замерла в дверях. Он подходит к кровати, замявшись на секунду, все же решается и садится на край. А Чарльзу становится тяжело дышать и глаза становятся влажными, а губы наоборот сухими. - Эрик? – шелестящим шепотом спрашивает он. Ему отвечает тихий прерывистый вздох, шелест ткани. - Да, - шепчет в ответ Эрик хрипло, - да. И Чарльз закрывает глаза. Он улыбается, чувствуя, как нерешительно его руку накрывает горячая ладонь. Эрик придвигается ближе, наклоняется. И в голове Чарльза мечется его мысль. Его шальное, болезненное «прости. Простипростипрости». Дыхание Эрика обжигает Чарльзу высохшие губы. Утром Чарльз не находит на прикроватном столике книги. И это единственное, что он может осознать как доказательство того, что визит Эрика ему не приснился. Он прислоняется лбом к оконному стеклу, сложив руки на одеревенелых коленях. Утреннее солнце яркое, как и всегда. К стеклу прильнув лицом, как скорбный страж... А подо мной внизу ночное небо, А на мою ладонь легли равнины в недвижности двойного горизонта. К стеклу прильнув лицом, как скорбный страж, ищу тебя за гранью ожиданья, за гранью самого себя... Я так тебя люблю, что я уже не знаю кого из нас двоих здесь нет.