Малый сборник

Город, против обыкновения, встречает его проливным дождём. Быстро промокают волосы и куртка, из-под колёс каскадом разлетаются мутные брызги. На улицах жмутся под козырьками магазинов и подъездов немногочисленные ночные прохожие. Стекла в очках рябят от капель, обветренные губы болят от попавшей в ранки воды, а улицы расплываются нестройными узорами из калейдоскопа, разноцветные пятна фар и фонарей, неоновых вывесок вспыхивают и исчезают. Дайске Аврора улыбается, и не удерживается от громкого «йе-ху!» на очередном повороте. Он дома. Здание офиса всматривается в подсвеченную яркой игрой неона темноту ночи слепыми глазницами потухших окон, серое и норовящее дотянуться до отражающего городской свет неба, воткнуться тупой крышей в пухлые от влаги облака. Дайске тормозит на площадке перед входом, пару секунд медлит, глядя на запечатанные двери, выше, по стройным рядам окон и балконов. Потом ревет мотор, и вскоре на улице снова не видно ни одной живой души. Заявиться сейчас с визитом к Киоко или Антонии будет непростительным хамством, хотя вряд ли они смогут злиться на него долго. У очередного поворота приходится затормозить, дабы пропустить прохожего. Насчёт Джея можно узнать утром, а ещё позвонить или, даже лучше, зайти к Монике и Эдмундо. Всё-таки, целый год прошёл. Светофор мигает красным, а вода в лужах пенится, когда Дайске сворачивает на соседнюю улицу. Ещё пара кварталов. Призывно мигает вывесками казино – гигантская неоновая красавица с ангельскими крыльями зазывно выставила ножку прямо над входом. Ещё несколько подобных заведений венчают каждые двадцать метров уличного пространства. Видимо, Клер неплохо развернулся. А ещё надо позвонить Сюну. Переднее колесо легко заезжает на бордюр. Старые ступени с неровными краями, звенящий под каплями металлический навес над входом, хлипкая дверь в подъезд. Определённо, он дома. Старый замок поддаётся не с первого раза, да и дверные петли, судя по всему, прогнили и заржавели донельзя. В квартире закрыты все окна, пыльный воздух бьёт в ноздри, и Дайске спешит открыть балкон. Смахивает рукой в мокрой перчатке пыль с тумбочки, фоторамки. Кидает на кровать сумку, подняв целую волну пыли. С улицы уже тянет мокрым холодом, на циферблате чудом не севших часов мигают блеклые цифры «4:28». В комнате темно, за окнами грохочет и воет город, длинные густые тени ползут по полу, со стены хмуро поглядывает революционер с плаката. Бледные волны неонового света лижут мокрые ботинки, Дайске закрывает глаза. Здесь ничего не изменилось. Его мир всё тот же, будто он не терялся год по чужим городам и домам. Ничего-не-изменилось. По крайней мере, не за пределами его жилища. Бывшего, будущего. И, да, настоящего. Сумка из непромокаемой ткани оказывается на полу. Она заполнена наполовину. Дайске предпочёл бы вообще ничего не брать с собой, но так уж получилось – люди всегда тащат за собой какой-то балласт. Из года в год, из города в город. На кровать легко ложатся мятые футболки, какое-то немногочисленное бельё, упакованная в аккуратную коробку пара обуви. В мешочке из розового шелка зеркальце в золотистой оправе – подарок для Киоко. Большая заколка из серебристого металла с красными камнями, завитушками и цветами – для Антонии. Коллекционный фотоаппарат для Моники. Три одинаковых кольца с небольшими камешками, дорогой револьвер давнишних времён, свернутые в коробочке струны для гитары из какого-то редкого супер прочного металла, керамические миски с ярким рисунком, широкая лента на шею с рюшками, тугой браслет из кожи, приносящий удачу, черная шляпа… Всё для всех. Он никого не забыл, и каждый раз, когда в витрине или в руках у уличной торговки мелькала определённая вещь, наталкивающая на какие-то мысли-воспоминания, Дайске вдруг думал, что надо бы купить её. Покупал. А вдруг – вернётся. И вернулся. С талии отстёгивает ремень с кобурой и тоже швыряет на кровать. Мокрая одежда неприятно липнет к телу, стоило её сразу снять, наверное. Дайске снова опускает руку в сумку, нашаривает оставшиеся безделушки. Целая гора ненужного хлама. Стоило ли тащить за собой всю эту сантиментальную требуху. Дайске улыбается, перекатывая меж пальцев бусины коротких четок. Если подумать, всё это он закупил ещё в первые недели вне Джудо. Но не признавать же, что так скучал. Он скажет, что увидел и понял, что вещь именно для этого человека. Конечно, так всё и было. Из душа сначала идёт ржавая вода. Точнее, сначала она вообще не идёт, а потом начинают течь бурые капли, постепенно превращаясь в целый поток. Через пару минут уже вполне можно залезть под ставшие прозрачными струи. Озябшее тело дрожит, кажется, что слишком горячо. Дайске упрямо запрокидывает голову, подставляет лицо под обжигающий поток. Он был в разных городах. Там говорили на разных языках, носили разную одежду. Города были большие, больше даже, чем Джудо, и совсем маленькие, с миллиардами жителей и сотнями. Даже десятками. Знакомился, общался, прощался. В подаренной ему девочками записной книжке была добрая сотня новых имён. В разных городах разные обычаи, разный цвет кожи, разные законы, еда, говор. Даже воздух разный. И нигде нет второго такого Джудо, даже немного похожего, чтобы заменить ему настоящий. Дайске улыбается. Всё-таки, как бы там ни было, некоторые люди крепко врастают в землю, на которой родились. И никуда от этого не денешься. Засыпает он поздно, на улице уже начинает светать, но ещё горит неон. Засыпает без снов, уткнувшись носом в пыльную подушку. Киоко откладывает в сторону бумаги, тасует их, чтобы была аккуратная стопка. На небольшом столе в узком кабинете блестит совсем крохотный компьютер, шкафы забиты макулатурой, а голова девушки уже полтора часа как болит, будто по ней ударили. За единственным в кабинете окном тянется черная полоса магистрали, расчерченная пешеходным переходом, ослепительно блестят стёкла стоящего по ту сторону улицы небоскрёба. Киоко задёргивает жалюзи и трёт виски. Она никогда не хотела быть бледным офисным клерком, хотя, если подумать, раньше она занималась почти тем же самым. На столе остывает чашка с чаем и валяется надкусанное яблоко. Рутина поглощает человека так быстро, что даже оглянуться получается с трудом и слишком поздно. Дверь бесшумно открывается, впуская в душную комнатёнку молодого человека в кремовом костюме и лаковых ботинках. Он снимает очки и, улыбаясь, смотрит на замершую девушку. Киоко думает, что он любит светлые вещи, раз всё ещё ходит в подобных костюмах. Потом, что у него волосы стали короче, глаза – чуть уже. Это занимает какую-то долю секунды, после немое оцепенение проходит и она, приглушенно вскрикнув, бросается вперёд, спотыкаясь на ходу. Кажется, она плачет. - Я тоже скучал, - тихо признаётся Дайске, одной рукой обнимая девушку. Мама Моники и Эдмундо поженились. Кия играет в клубах, становится популярен. А саму её родители всё пытаются выдать за каких-то неопределённых людей, - рассказывает Киоко, смеясь и не отрываясь глядя на Дайске. Нет, не изменился. Только в уголках губ залегли неглубокие ломкие морщинки, кудрявые светлые волосы подстрижены всё-таки чуть короче, чем обычно. - Сейчас у меня будет перерыв, мы можем зайти к Антонии! - Киоко закидывает в сумочку какие-то вещи со стола, явно приурочив свой перерыв к визиту Дайске, - она будет рада, и на Джея посмотришь! Внутри разливается приятное тепло, физиологически, конечно, никак не способное разлиться внутри организма с постоянной температурой. Гулко ухает сердце, и сжимается что-то в районе груди, ниже, около диафрагмы. Хорошо, что Джей в порядке. Хорошо, что они увидятся. - Ладно, - кивает Дайске, - сколько ты ещё хлама хочешь запихнуть в эту крошечную сумочку?! Он прищуривает глаз, будто прикидывая, сколько же гипотетического хлама влезет всё-таки в сумочку, за что получает от Киоко подзатыльник и надменно-серьёзное «ты не меняешься!». Всё, как раньше. На улице солнце ударными темпами сушит тротуары, город кишит людьми, все спешат, проскальзывая мимо. До здания, где теперь обретается доктор Антония, они идут довольно долго. Дайске время от времени открывает рот, у Киоко же он не закрывается. - …а ещё они задержали нескольких рецидивистов, тех самых, что недавно приехали в Джудо. Поговаривают, мафия тоже помогла, банду уж больно быстро поймали. Но Эдмундо делает вид, что это оскорбительные слухи, а Клер так вообще помалкивает. Кстати, Моника… Дайске смотрит в небо, уже смутно улавливая нить разговора. - А чего с Клером и всей этой шайкой-лейкой? – прерывает он Киоко. Та замирает с расставленными в стороны руками, секунду думает, и снова начинает говорить, время от времени жестикулируя. - Всё хорошо. Он совсем остепенился, хотя я никого из них и не видела давно.. это, кстати, он помог мне с работой, - она виновато отводит взгляд, - я сама не могла найти ничего дельного. А тут, в этой компании много работы только в конце квартала, надо писать приличных размеров отчёт, а в остальное время спокойно, хоть и скучно. Зато платят достаточно! И Антония тоже частично работает на мафию – она, помнится, разрабатывала для них что-то… - Что? – кривится Дайске, - Оружие, небось? - Нет,- Киоко дергает плечами, - что-то другое, точно не оружие. Ты же её знаешь, работать над оружием она не стала бы! Дайске кивает. Джей, вроде как, - тоже оружие. Но это чисто теоретически. Практика показала разработку Антонии и с другой стороны… Скорее бы уже дойти. Через несколько шагов Дайске вспоминает недавно сказанное и снова заставляет Киоко оставить так понравившуюся ей тему жизни в новой семье Моники. - Остепенился? – говорит он, приподнимая с глаз очки, - как это Клер остепенился? Киоко вздыхает. - Сам увидишь. После всего, я думаю, тебе надо и к нему зайти. Позубоскалите немного, и всё будет в порядке. Заодно всё узнаешь и посмотришь. Дайске пожимает плечами. Они сворачивают на широкую улицу, венчающуюся небольшой треугольной площадью. В центре площади бьёт круглый фонтанчик, за ним видно стеклянные двери высокого небоскрёба, блестящего в лучах полуденного солнца. - Пришли, - кивает на здание Киоко. Внутри прохладно и немноголюдно. Молодых людей пропускают на широкую лестницу, ведущую на много этажей вверх, но они сворачивают на второй. Ещё у дверей кабинета Дайске различает голос доктора Антонии. Она командует – как всегда. Высокая, загорелая, с отросшими уже почти до колен тёмными густыми волосами и неповторимо тягучим приятным голосом – всё та же. Улыбается, завидев их. Подходит, звонко цокая каблуками о зеркальный пол. Легко обнимает Дайске. Они уходят в небольшую комнату в другом крыле здания, где пьют чай, сидя на низких мягких диванчиках, белых, как и всё в этом новом здании. Антония зачарованно слушает несодержательные рассказы Дайске, сама редко вставляя слово, но задавая вопросы. На пальце блестит обручальное кольцо. - И когда же? – Дайсе весело кивает на признак замужества. Доктор мнётся, словно стесняясь. А потом рассказывает сладкую и жутко романтичную историю знакомства на перекрёстке в северной части города, от которой защемило бы душу у любого нормального человека. Дайске утыкается в чашку и думает, что он не нормальный. Киоко, слышащая это явно не впервые, умилённо-счастливо вздыхает. - Вот уж правда, половинки притягиваются! – шепчет она, глядя на Антонию. Да, наверное, думает Дайске. Было ведь время, когда он считал себя этой самой половинкой Антонии. Но она решила иначе и притянулась к кому-то другому. Ну и ладно, странно, но не больно. Он даже рад за неё… В какой-то мере. А потом двери с тихим шипением разъезжаются, и в комнате появляется Джей. Вот уж кто не меняется – тот же черный плащ, та же шляпа. Неподвижные черты лица, но уголки не умеющих улыбаться губ, кажется, на секунду тянуться вверх. - Настоящий мужчина не должен заставлять волноваться о себе тех, кто его ждёт, - басовито сообщает вошедший, поворачиваясь к Дайске. - Ага, знаю, - отмахивается тот, ощущая себя каким-то идиотически счастливым. Киоко и Антония незаметно выскальзывают из комнатки, вроде как – сполоснуть чашки. И повисает спокойная и уютная тишина. Они стоят - друг напротив друга, Дайске где-то на пятнадцатой секунде теряет счет времени. - Ты был в других городах? – спрашивает, наконец, Джей. Дайске кивает. - Джудо - лучший из всех, - уверенно произносит он. Его напарник уверенно смотрит, словно пытаясь понять – его это Дайске или какая-то импортная подделка? - Я слышал, ты теперь помогаешь полиции? – парень плюхается на неудобный диван. - Да, - Джей кивает, - не такая интересная работа, как раньше, - замолкает на секунду, - в тебе что-то изменилось. - Ага, я подстригся. - Нет, это заметно сразу. Я про то, что внутри, - Джей всё так же невозмутимо смотрит на удивленного Дайске, - ты словно что-то нашёл. Тот опускает голову, снова улыбаясь. - Пока не нашёл… Но узнал, что иногда может не хватать кислорода там, где нет не кислорода, а того, что тебе дорого. - Так и есть, - уверенно кивает Джей. Как всегда. Через пару часов он опять почти свободен. Ещё к некоторым людям надо зайти. Он проходит очередную улицу, благо, названия их он помнит, припоминая адрес, по которому теперь живёт Эдмундо с семьёй. И адрес Кии. В переброшенным обеими лямками через одно плечо рюкзаке ещё много вещей. Киоко очень обрадовалась зеркальцу, а заколка словно бы была создана для Антонии. Шляпа Джею тоже понравилась, вроде… Изменился… наверное. Через неделю после отъезда, ему позвонил Клер. Разговор получился чересчур коротким. «И как тебе большой мир?» - ехидно поинтересовался голос в трубке. «Всяко лучше, чем в одном городе с кое-кем.» - не уступая в ехидстве, сообщил Дайске. Клер замолчал. «Я буду ждать твоего возвращения, Дайске Аврора.» - и гудки. Наверное, в тот момент Дайске впервые захотел вернуться. После было много свободного времени, оттого он много думал. И в том числе и о словах нового Вампира. Можно подумать, он соскучился. Ха. Но потом Дайске вспомнил – или придумал, - что Клер говорил глухо, даже с какой-то тоской. Почему-то представилось, что он сидит в старом здании казино, в том самом кабинете с жалюзи, через которые пробивается разноцветное сияние из игрового зала, прижимает витую телефонную трубку к уху и смотрит в стол невидящим взглядом. Дальше было тоскливо и одиноко. Пейзажи чужих городов сливались и забывались, переизбыток свободного времени доводил до беспросветной хандры и апатии, и Дайске думал-думал-думал. О том, что надо вернуться. Больше трёх лет он всё равно не выдержит, да и больше полутора лет – вряд ли. Представлял себе, как увидит всех снова. Улыбался сквозь сон, видя за закрытыми веками очередную историю о себе, Джее и организованной преступности любимого города. Слишком много думал, но придумать, как они увидятся с Клером так и не смог. Этот чокнутый слишком выбивался из общей картины мироздания, давно составленной для себя Дайске Авророй, не вписывался ни в один придуманный им сценарий «счастливой встречи». С Киоко, Эдмундо, Моникой, даже Бомой – всё было вроде как понятно. Но этот... Интересно, сильно он изменился? Дайске перечитал гору книг, наобщался с людьми на тысячу лет вперёд. А что там с этим золотым ребенком? Наверное, это тоже одна из граней того, что зовут простым словом «скучать». Скучать по человеку – значит часто думать о нём, проигрывая перед глазами моменты из прошлого и прикидывая, что могло случиться с ним в будущем, в настоящем. Он стал меньше думать об Антонии – даже где-то потерял так долго хранимое фото с ней, и почти сразу забыл об этом. Он позже и это обдумал – если раньше считал, что влюблён, хотя не сразу смог себе в этом признаться, то теперь всё это как-то слишком быстро прошло. Осталось только теплозависимое чувство дружеской любви, и немного восхищения – почти то же, что он испытывал к Киоко. Громкое шуршание шин вырывает Дайске из вязкой пучины мыслей. Громкая ругань водителя полностью возвращает его в реальность. - Смотреть надо, куда прёшь! – кричит ему лысенький дяденька из открытого окна старой ржавой автомашины. - Ага, - весело кивает Дайске, - вам тоже. И скользит на тротуар, ухмыляясь. Поднимает голову и видит перед собой то самое казино, мимо которого вчера проезжал. Развратная пышногрудая ангелица даже днём сочится неоновым светом, почти незаметном в свете дня. Повыше неё надпись, гласящая, что заведение называется так же, как и прошлое в подобном стиле, что помнит Дайске – «Kiss of Devil». Киоко говорила, что Клер теперь обитает здесь. То есть, да – работает, хотя в это с трудом верится. Это Дайске обдумывается, уже внутри просторного холла. Недолго плутая, находит высокую деревянную дверь в полутёмном коридоре на втором этаже, рядом с которой, изображая столбы, возвышаются два широкоплечих типа. - Я к Клеру, - сообщает Дайске, обалдевая от своей самоуверенности и хамства, когда один из громил преграждает ему путь. Когда этот же мужик, кивнув, отправляет за дверь, разузнать, что думает по поводу визита шеф, Дайске пытается понять, как его сюда занесло. Он же собирался к Монике?.. вроде только что стоял у входа, и вот – на тебе – сейчас его либо выпнут отсюда, либо он окажется перед Клером… Что ещё хуже. - Можно, - басом сообщает громила, открывая двери перед Дайске. - Ещё бы, - ухмыляется тот, решая принять судьбу, как в омут с головой в один шаг оказывается внутри. В кабинете душно. Неярко светят несколько ламп, постелен широкий ковёр с густым ворсом, стоят шкафы и массивный стол с резными узорами. На нём телефон, папки, лампа с зелёным плафоном. Сзади занавешенное окно, снова жалюзи, через которые мигает игровой зал. А рядом, держась одной рукой о спинку стула, стоит человек. Дайске на какую-то долю секунды становится трудно дышать. Почти прозрачные аметистовые глаза смотрят в его собственные, уверенно и дерзко, пухлые губы сомкнуты, в уголках заметны морщинки. На лбу тоже пролегли несколько. Отросшие волосы собраны сзади в низкий хвост, челка двумя прядями, длиной до подбородка, обрамляет лицо. Никакой резкости, как раньше, никаких ломаных линий. Волосы причесаны, колечко с губы снято, челка у корней натурального черного цвета. Это не Клер. Просто не может быть он. - Ты изменился, - наконец выдыхает Дайске. Человек напротив него улыбается, лукаво и весело. - Удивлён? – Клер садится. Не может ломка голоса происходить в двадцать лет! Но новый Клер отвечает ему тихим, мягким голосом, совсем не похожим на тот звонкий, как хрусталь, что был раньше. - Ещё бы, - честно отвечает Дайске, оставаясь стоять в дверях. Клер подпирает подбородок рукой. - Киоко сказала, ты остепенился. Не думал, что прям так сильно, - к счастью, голос не дрожит, хотя шок от увиденного ещё мешает полностью придти в себя. - Это сложно, - Клер вздыхает, и окидывает взглядом Дайске с ног до головы, - но в целом она права. Садись. Он показывает на кресло, стоящее напротив стола. Дайске вздыхает полной грудью, с деланной уверенностью садится, оперевшись локтём на широкий плоский подлокотник, утыкается подбородком в согнутую в запястье кисть руки и ловит взгляд лиловых глаз. - Как поездка? Большой мир надавал тебе по морде и ты решил вернуться в свою колыбель? – Клер улыбается, обнажая зубы, - или просто соскучился? - Соскучился, - отчасти правдиво сообщает Дайске, как можно теплее улыбаясь. И соскучился, и устал. Первое, может, больше. Он продолжает смотреть в глаза Клеру, понимая, что это действительно было ошибкой – придти к нему сейчас. Когда он не знает что сказать, не знает, как себя вести. Хотя, можно подумать, если бы раньше, хотя бы за дверью, дожидаясь, пока впустят, он что-то и придумал, вряд ли бы вспомнил этот «план разговора» после того, как увидел Клера в этом его новом амплуа. - Ты тоже изменился, - замечает Клер, складывая руки на столе перед собой по школьному образцу. Они молчат. Время от времени отпуская в адрес друг друга какие-то замечания. Иногда – задавая вопросы. Дайске не рассказывает ничего о своём путешествии, потому что Клер не предпринимает больше одной попытки узнать. Клер молчит о делах казино и проделках мафии, потому что Дайске не спрашивает. Им не о чем говорить, казалось бы. Аметистовые глаза неотрывно глядят в зелёные. Так проходит сорок минут. Потом дверь открывается и в комнату вваливается Джованни, со стопкой каких-то папок в руках. Он замирает в дверях, а Дайске быстро поднимается, и уже переступив порог оборачивается к Клеру. - Ещё увидимся. - Да, - парень вскидывает голову, - увидимся. Дайске закрывает за собой дверь. Пора бы к Монике, да?.. Старший инспектор Эдмундо встречает Дайске на пороге собственной квартиры, и тут же начинает смущенно одергивать старенький домашний халат. Запинается после приветствия, запутавшись в чувствах, не приглашая пройти в комнату. А потом, как-то странно всхлипнув, сжимает Дайске в суровых мужских объятиях, едва не переломав ему ребра. Положение спасает Моника. - Отцепись от него, убьёшь ведь!! – она пинает Эдмундо под колени, и, ко всеобщему удивлению, сама обнимает Дайске, - сколько можно было шляться?! – бурчит, вытирая подступившие слёзы. У них всё хорошо. Моника и Эдмундо наперебой рассказывают о многом случившимся, об недавних ограблениях и серии убийств, и о том, как взорвалась на кухне микроволновая печь. Петрушка радостно тыкается мордой Дайске в плечо. Потом Эдмундо заваривает чай, мама Моники возвращается с работы – она устроилась в один из многочисленных офисов, - и тут же присоединяется к разговору. Дайске оказывается на улице уже за полночь, отказавшись оставаться ночевать в гостях. Рюкзак стал заметно легче. Моника теперь в ближайшие несколько недель точно не выпустит из рук новый фотоаппарат, Эдмундо будет долго играться с раритетным оружием, а шелковую ленту мать Моники заставила одеть ей на шею самого Дайске. Ключ неохотно поворачивается в замке, дверь скрипит. В комнате прохладно – Дайске не закрыл балкон, когда уходил. Сбитые простыни на не заправленной кровати, сваленные в кучу на полу вещи. Дайске включает свет. Телевидение не радует ничем интересным, на улице начинается дождь, постепенно перерастающий в настоящий ливень, в комнате с новой силой тянет влажным холодом, и Дайске закрывает балкон. Ведущая рассказывает о росте спроса на такие-то категории товаров. У неё длинные рыжеватые волосы и продолговатые миндалевидные глаза пронзительно-голубого цвета. Негромкий стук сначала вводит сонного Дайске в состояние ступора, но потом заставляет оторваться от экрана и осознать, что стучат всё-таки в дверь. За дверью при ближайшем рассмотрении обнаруживается промокшая и смущенная Киоко. Дайске, завернувшийся в простыню, тоже начинает ощущать неловкость. - Привет… Я, это…- девушка мнётся, проходя в комнату, мимо закрывающего дверь Дайске, - свет горел, я решила, что ты дома. - Правильно решила, - улыбается он в ответ. С волос Киоко капает вода, и Дайске протягивает ей полотенце. - Спасибо, -девушка утыкается в мягкую ткань, краем глаза поглядывая на придерживающего простыню Дайске. Повисает неловкая пауза. - Знаешь, - наконец говорит Киоко, - я хотела только отдать тебе это. Она снимает с шеи блестящий чужой талисман и протягивает Дайске. - Пора, я думаю, - улыбается. Он берёт из тёплой ладошки серебряную пулю. - Спасибо, Киоко. Она не забывает ещё раз поблагодарить его за подарок и быстро уходит. Она отказывается от его предложения подвести, и он даёт ей старый зонтик, которым сам никогда не пользовался. Когда за ней закрывается дверь, Дайске опускается на кровать, сжимая в кулаке пулю. - Спасибо, - Дайске прижимает талисман к губам, - спасибо… Дождь барабанит по скатам крыш, симпатичная ведущая давно исчезла с экрана, уступив место бесконечной рекламе, часы показывают два ночи. Сонный Дайске прижимается к стене спиной, продолжая смотреть в экран. В дверь снова стучат, в этот раз настойчиво и громко, словно костяшками пальцев. Дайске вскидывается, а когда открывает дверь, неловко и сонно кутаясь всё в ту же простыню, удивлённо шагает назад. - Не спишь, - Клер быстро скользит в комнату мимо остолбеневшего Дайске, садится на кровать, - тебе идёт простынка, очень мило смотрится. - А ты с чего тут, – Дайске быстро выглядывает за дверь на предмет обнаружения там толпы вооруженных мужиков, пришедших дабы охранять Вампира, - да ещё совсем один. Подъезд пуст. - Я пришёл поговорить, они только мешать будут. Клер снимает пиджак, расстегивает ворот рубашки, пока Дайске закрывает дверь и, немного постояв напротив, садится рядом на кровать. - И о чём же? Ишь, какая ночь насыщенная. То Киоко, то Клер. Следующим, надо думать, заявится Бома. Пьяный и с бутылкой шампанского – для полного абсурда. - Расскажи мне, что ли, как съездил. А то обидно даже – все в курсе, а я нет. Дайске хмыкает, уставившись в стену. - О чём конкретно? - Обо всём. Они снова молчат. Потом Дайске начинает говорить. Совсем без подробностей, так, что весь рассказ занимает от силы двадцать минут. - …это был последний город. Потом я вернулся. Ехал через Сибербию, там всё так же. И вот, я здесь, – заканчивает Аврора. - Надо же, - Клер, уже успевший откинуться на кровать и устроиться в полулежащем положении, с интересом смотрит на Дайске, - и у тебя совсем никого не было? Или ты просто предпочел об этом не упоминать? - О, тебя так интересует моя личная жизнь? – Дайске ухмыляется, отчасти шокированный чужой наглостью. - Ну что ты, - Клер снова садиться, - просто я же сказал, что меня всё интересует. - Ах, да, - наигранно выдыхает Дайске, - не было. Он собирается встать, но не успевает. - И почему же? – Клер весело улыбается, и кладёт руку ему на плечо, - не поверю, что такому, как ты, было сложно подцепить девушку. - Не хотелось цеплять. - О. Воздержание вредно, - смеётся Вампир. Дайске морщится. - Неприлично вообще такое спрашивать у малознакомых людей, не знал? – он поворачивается к Клеру. - Малознакомых? – широко раскрыв глаза удивляется тот, - Дайске Аврора, это мы друг другу «малознакомые люди»? - А разве нет? – Дайске пристально смотрит в глаза Клера, чуть хмурясь. - Жаль, жаль, что ты так считаешь, - разводит руками тот, - но это легко исправить. Надо просто познакомиться поближе. «Поближе» в понимании Клера значило совсем не то, что в понимании Дайске. Поцелуй пришёлся в уголок губ успевшему в последний момент дернуться Авроре. Следующий был точнее и резче. Клер обнял Дайске за шею, не давая тому отстраниться. Тонкие прохладные пальцы вплелись в волосы на затылке. - Только не говори мне, что ты лезешь целоваться с каждым, у кого год не было секса, - выдыхает Дайске, когда, наконец, перестаёт ощущать чужие губы на своих собственных. Клер ухмыляется, уткнувшись носом в его щеку. - С каждым, кто смеет наставить на меня пистолет, - шепчет он, - я скучал, Аврора. Какого черта тебя так долго не было? - Я совсем ничего не понимаю, - только и успевает грустно пошептать Дайске, когда Клер снова его целует. Вампир вскоре опрокидывает Дайске на кровать. - У тебя тут шрам, - шепчет, шаря руками по чужой груди, - и здесь, - ниже, по бедру, откинув мешающую простыню, - видишь, как много я о тебе знаю. Даже твои шрамы. - Только вот зачем, - с трудом выдыхает Дайске, откидывая голову, Клер прикусывает кожу на его шее, - зачем оно тебе? - Я же скучал, вроде как, - Клер расстёгивает свою рубашку, тяжело дыша, - по людям, которые ничего не значат, не скучают. Железная логика, думает Дайске, наблюдая, как Вампир перебирает пуговицы на рубашке. Он ведь тоже скучал. Клер откидывает в сторону брючный ремень, расстёгивает молнию. В общем, всё и так уже зашло далеко. Скучали они друг по другу. Джей бы сказал, что то, что они вытворяют, настоящий мужчина никогда бы не посмел сделать. Да лучше бы умер, ухмыляясь, думает Дайске. Клер снова целует его, и Дайске скользит руками по его спине, проводит пальцами по многочисленным шрамам, сплетающимся в узор. Да уж, познакомятся они основательно. Клер жмётся голой грудью к Дайске, кусает чужие губы, пальцами снова зарываясь в его волосы. На его бедрах тоже шершавые шрамы. Зато в паху бархатистая кожа, гладкая. Клер судорожно выдыхает. Дайске одной рукой обнимает его за талию, и переворачивает на спину, нависая сверху. - Я тоже скучал, - шепчет он в губы Вампира. Клер только улыбается в ответ. На циферблате часов высвечивается половина пятого, когда Клер откидывает руку Дайске со своей груди, и садится на край кровати, натягивая рубашку. - И куда ты в такую рань? – сонно интересуется Аврора, приподнимая голову. - Меня будут искать, - оборачивается Вампир, - а ещё в организациях, вроде нашей, действует свод законов, согласно которому подобные отношения запрещены. - А, - Дайске садится и трёт глаза, - и потому ты пришёл ко мне и устроил весь этот концерт? Вот уж любитель нарушать правила. - Концерт, Дайске? – Клер застёгивает ремень, собирает в хвост растрепавшиеся волосы, - о, всё было на удивление искренне, я даже сам немного шокирован. Он накидывает пиджак, оборачиваясь в дверях. - Всё никак не мог придумать, что сказать тебе при встрече, - ухмыляется, глядя в глаза, - до встречи, Дайске. - Погоди. Реакция у него всё же отменная. Он легко ловит брошенный ему талисман. - О. Это не та ли, которой ты хотел меня застрелить? – лукаво интересуется Клер, разглядывая пулю. - Она самая. Это мой талисман. Клер сжимает пулю в руке. - Спасибо. Двери тихо закрываются за его спиной, Дайске переворачивается на спину. Он не привёз ничего ему в подарок, просто, на память. Наверное, потому что не нашёл ничего достаточно ценного. Хотя, теперь нашёл. Рассвет шастает по комнате бледными солнечными лучами, за окнами начинает привычно шуметь родной город. Дайске накрывает голову подушкой, пытаясь заснуть. Четыре девушки, что он умудрился подцепить против собственной воли во время затянувшей поездки – не считаются, стало быть. Дайске улыбается, и засыпает без снов. Ровно до того момента, пока его не будит стук в дверь. На пороге, радостно улыбаясь, замирает Киа. Дайске нервно смеётся, когда он проходит в комнату. - Надеюсь, Киа, ты по мне не скучал…