Малый сборник

"Она не будет правителем золотым, она предаст тебя - и, как дым, утекут обеты; наденет корону - и казнит тебя до рассвета". Королева Саския казнит и милует. В тавернах поют о ней песни - смелые и полные хулы, радостные и почти скабрезные. Расставаться с королевами следует в более приличствующих обстоятельствах, думает Геральт, когда слышит очередную песню о ней в каэдвенской таверне. Нынче холодно, эль греет плохо, кожаная броня сидит слишком плотно и промерзает сразу, и примерзает к коже. Ведьмак греется в тесной корчме у очага, закрыв слишком приметное лицо капюшоном, ладони приятно печет жар неразбавленного горячего молодого вина, а кривоголосый менестрель тянет не в лад строчки про златовласую Убийцу Дракона. И победила, и покорила, и голова ее лишь для короны, лишь для короны. И честь и слава, и храбрости в ней, и справедливость она несет, Заступница, Дева Саския. Врата Вергена, где на старых камнях высокого перехода еще не стерлась каэдвенская кровь, открываются для него только после просьбы позвать Ярпена или кого-нибудь из Бурдонов. Каменный город согревают костры, гремит работой ожившая шахта. Так и не оправившийся после схватки Сесиль, прихрамывая, ведет Геральта по крутым улочкам. На стенах и в переходах несут пост вооруженные краснолюды, парочка стоит у тюрьмы. Пару раз попадаются эльфы (слишком редко, отмечает Геральт, для заявленного города нелюдей), и - ни одного знакомого лица. Ни одного остроухого из отряда Иорвета, ни одного скоя"таэля - бывшего ли, настоящего ли. Всюду ленты и цветы. Дворец блестит и золотится. Горят яркие светильники, новые полотнища стягов покрывают стены и свисают у входов. У дверей жмется Аэдирнская знать - прямо как при Стеннисе, - за дверьми уверенно и приглушенного гремит голос Саскии. Подоспевший Ярпен хлопает Геральта по чему достал и выкладывает, как колоду гвинта на продажу, перед ним новости. Как всё у них благополучно, и как теперь никто не застявляет мужиков кланяться, и как Саския соблюдает мир - и судит мятежников не просто так, а слушая простой люд. Как каждый, кто покушается на свободу и автономию нового Вергена подвергается справедливому суду. Геральту становится уже почти скучно, когда ноги затекают сидеть на узкой низкой (краснолюдской, одним словом) лавчонке, когда Ярпен удивляет несвойственным ему обожанием, когда уши уже липкие от пролитого в них меда восхвалений... - Вот что б при Стеннисе было, - вдруг тише добавляет Ярпен, и Геральт оборачивает на него золотом блестящий взор. - Мервым сосунка нашли недалече как после возни этой чародейской. Саския суд хотела объявить, искала, да только хера тролльего найдешь в том гузне, что тут было... Геральт навостряет уши, живо припоминается оскорбленный и своенравный молокосос - его величество - весь в красных пятнах от злости перед толпой требующих его крови крестьян. - А что ж Иорвет, разве ж не помог его найти? - хмыкает он. Ярпен расцветает гримасой удивленния и обращает лицо с широко раскрытыми глазами и едва ли не раскрытым ртом к Геральту. - Это я ж, дурная башка, запяматовал! - хлопает по колену кулаком он с чувством. - Геральт, ведь Саския выдала Иорвета, как того эти херы коронованные требовали! Мол, для блага и мира общего! И всех молодцов его надо было, но разбежались, сукины дети, как ссаки по траве. Вот почему из двух сотен скоя"таэлей, выживших после осады, в городе Геральт никого не видел. Очень...тонкий политический ход. Отдаёт терпкой, ощутимой горечью память о том, как Иорвет, с яростным блеском в глазах, кривясь и взмахивая руками, рассказывал о Дол Блаттане и милостивой Маргаритке. Малая жертва ради обещго блага. История повторяется раз за разом, в данном конкретном случае стальным колесом проходясь по хребту одного и того же aen seidhe. И важно знать, не переломило ли ему хребет. С охотой и явным негодованием Ярпен рассказывает как давно и куда увезли плененного, по рукам-ногам повязанного Иорвета, и как город, улюлюкая и присвистывая, провожал его (негласно, словно не воспевают таких подвигов - спасителя этого городишка, с его плохо организованной венценосной Саскией обороной, с его торгашами и крестянами, на которых эта защита строилась). Отдать, как откуп, как нечто возможное к размену - Иорвета, который голову за нее, Саскию, за ее идею, за ее образ отдавал на отсечение без мысли и сомнения. Его, который не жрал и не спал, лишь бы помочь всем, чем был способен. Его, кто верил в нее больше и честнее, чем кто бы то ни было. То ли ее принципы все-таки сломались под каблуком Филиппы. То ли Геральт ее не так понял. То ли слишком многого ожидал от деревенской девки, пусть и одетой чешуей. Если поторопиться - можо успеть поглазеть либо на повешенного Иорвета, либо на его обезглавленное тело,выставленное на площади. Геральт почему-то думает, что если действительно поторопиться, можно успеть и на саму казнь. Или даже - чуть раньше. Ярпен остаётся во дворце; когда Саския, извещенная о визите ведьмака, всё-таки отрывается от своих важных дел и выходит за двери зала советов - Геральт из Ривии выходит за стальные двери внешнего круга стен города Вергена. Славная Дева Саския, За справедливость борется, За честь и силу славится, Славная Саския, Дева-красавица... Элеас даже не спрашивает, какого такого хера ведьмак забыл в подвалах городской тюрьмы. Из темноты узкого перехода блестят глазами и скользящими по металлу мечей и стрел отблесками скоя"таэли. Элеас на мгновение кладёт ладонь ему плечо, внимательно глядя в лицо, и Геральт, наконец, выдыхает. После многодневной скачки, после погони в попытках поймать то, что даже не видишь, словно поймать ветер, наконец узнать, что не ошибся и успел - почти как глотнуть свежего воздуха над водой. Ему не впервой такой бег за невидимой целью, но спокойнее, менее страшно от этого не становится. Элеас идёт вперед легким, неслышным шагом; так же неслышно следуют другие эльфы за ними, и Геральт успевает насчитать восьмерых только по дыханию и едва слышному скрипу плохо пригнанных доспехов. Ожидавшая нападения стража реагирует мгновенно; узкое промозглое подземелье, куда заключенного так и ввезли - прямо в клетке, на повозке, озаряется всплеском шипящего Игни. Закованных в латы дхойне эльфы расшвыривают умело и скоро, словно всегда и делали, что сражались в узких помещениях. Когда все кончено, Геральт первым оказывается у клетки, именно его меч, пылая руническим огнем по хищному лезвию, рассекает дужки всех замков, скрепляющих узилище Иорвета. Командир скоя"таэлей, страшный сон любого дхойне, Иорвет лежит на боку, одетый в рванину, босой, и только его красную перевязь на раненой половине лица и голове оставили в покое. Словно чтобы во всех деревнях, каждый грязный дхойне, поднимаясь от сохи, выходя из корчмы или вылезая из загона со свиньями, признавал в пленнике именно его, Иорвета. Специально для этого его везли в открытой повозке, медленно, показательно, чтобы каждый успел бросить грязью или камнем в ублюдка. Исхудавший, грязный, с иссохшими, обметанными губами, с глубокими темными рытвинами от кандалов на шее, ногах и запястьях, Иорвет похож на мертвеца больше, чем во все те разы, когда мог умереть при Геральте. Слабое дыхание все-таки вырывается из его рта. "Блядь, блядь, блядь" - думает невпопад ведьмак, прощупывая наспех тонкие руки и ноги, пересчитывая ребра и проследовав пальцами позвоночник. Больше Геральту не приходится сражаться - эльфы выводят его, обороняя, как какого-то венценосца. Потому, что на его руках - бессознательный, хрупкий, совсем лёгкий Иорвет. Потому, что у Элеаса совершенно изменился взгляд после того, как Геральт сказал, что их командир жив.