Экспериментальная лоза

      Дилюк не стал возвращаться на винокурню. Сделав вылазку на тёмные спящие улицы, незадолго до рассвета он влез обратно в знакомое окно, выходящее на тупик под крепостной стеной и скрытое от любопытных соседей высокими деревьями. Кэйа снова сидел на кровати, откинувшись на подушки и широко разведя колени. Задрав рубашку до груди, он сосредоточенно ощупывал живот от боков к пупку и обратно.       — Ещё распирает?       — И сильно. Совсем тесно в рубашке стало под утро. Боюсь, обратно уже не натяну.       — Так должно быть или нет? — Дилюк нахмурился. — Может, позвать Альбедо?       — Чтобы он пересказал главу из мануала? Спасибо, я её тоже изучил! — страдальчески скривившись, Кэйа всё же пояснил: — Да, как-то так быть и должно. Но одно дело — читать, а когда не можешь надеть то, в чем накануне ещё неплохо помещался — это совсем другое! О-ох, — он зажмурился. — Вот, опять… Не удивлюсь, если к обеду не влезу и в штаны.       — Подвинься, посижу с тобой.       — Лучше ополоснись и поспи. Пусть днём хоть один из нас будет в себе. Хочу погулять за городом.       Дилюк пожалел, что послушался. Ему снова снилось бедствие. Снилось, что берег, с которого они вчера так стремительно снялись, пожрала скверна — и двинулась по озеру до самого Мондштадта. Она вползла в боковые ворота уже глубокой ночью, когда город спал, и те, в чьи дома проникли зловонные миазмы, открыли глаза уже мертвыми. Из пустых взглядов ужас хлынул на улицы, захлестнул последние проблески разума. Те, кто были ещё живы, метались в панике, кричали и гибли. Их покрывала скверна. Их пожирали мёртвые. И даже огонь Феникса не мог остановить это безумие.       Во сне Дилюк искал Кэйю. Мондштадт было уже не спасти — да что там, откуда-то он знал, что не спасти уже весь мир, что они проиграли, что смерть для любого сейчас стала бы самым лёгким исходом, но разве Дилюк мог уйти, бросив человека, который носил его ребёнка? Слезы душили Дилюка даже во сне. Он орал от боли так сильно, что почти разрывался от крика. Горел в своём огне и всё никак не сгорал. Разве они это заслужили? Даже если Дилюк был убийцей своего отца, а Кэйа — потомком грешников. И уж если на обоих лежала хоть какая-то вина, то за что страдал их Совёнок?       — Кэйа! — кричал Дилюк, срывая горло. — Кэйа!!! Где ты, Кэйа?!       Он его нашёл. Ровно через мгновение после того как исчадие в маске Предвестника вонзило длинный смертоносный шип в круглый живот. Кэйа кричал, корчась от боли, заливаясь слезами, умирая следом за ребенком. И Дилюк... Дилюк сошёл с ума. Он не видел финала. Он стал обезумевшим шипом Селестии, летящим на этот проклятый город, где у него вечно было столько дел и столько обязательств, что никогда не хватало времени спасти тех, кто сдерживал его безумие. Он знал — теперь никто его не остановит. Все мертвы. Мёртв Барбатос, мёртв даже виноград. У Дилюка больше не было сердца. Была только извращённая горем жажда справедливости. Он хотел сжечь всё что осталось от этого мира. Хотел сжечь само воспоминание о нём.       Дилюк проснулся от собственного крика, весь в поту. В пустой комнате никого не было, и он в ужасе подумал, что всё проспал — и его не будили, потому что у Альбедо ничего не вышло: Кэйа умер, не сумев разродиться, а Совёнок навеки остался внутри имплантата.       — Кэйа?!       Никто не ответил. Он бросился в ванную — там тоже было пусто. Как, как после всех чудовищных перипетий его жизни Дилюк мог хоть на секунду расслабиться, потерять бдительность, уснуть после всего-то одного дня на веслах?! Нужно было пересилить усталость. Нужно было не отпускать Кэйю на Драконий Хребет. Нужно было держать его изо всех сил! Задыхаясь, Дилюк рванул рубашку на груди и снова закричал. Реальность плыла. Неужели он и сейчас видел сон?! Или того хуже — всё ещё корчился от галлюцинаций во время последней битвы с Селестией? Асмодей! Недостойная тень, возомнившая себя безгрешной владычицей мира!..       На пороге ванной возник Альбедо, и Дилюк бросился к нему, желая вытрясти всю правду о происходящем, но лишь со всего маху ударился лбом о полупрозрачный элементальный щит.       — Дилюк!       За спиной алхимика стоял Кэйа. Бледный, растрепанный, в одной простыне, накинутой на голые плечи.       — Дилюк! — его голос пробивался как сквозь туман. — Дилюк, дыши! Смотри на меня и дыши! Альбедо! Дай пройти, ему нужен контакт!       Кэйа кое-как протиснулся мимо щита и осторожно протянул руки, демонстрируя пустые ладони. Простыня соскользнула ему под ноги, но он даже не глянул, лишь раздражённо отпихнул её подальше.       — Дилюк, узнаешь меня? — глаза со зрачками-звёздочками завораживали. — Это я, Кэйа. У тебя приступ. Ты знаешь, что это. Нужно дышать. Вот так, — он показал дыхание.       И Дилюк, повинуясь мягкости его спокойного голоса, повторил глубокий вдох и медленный выдох.       — Правильно. Дыши ещё. Станет легче. Возьми меня за руку, если нужно.       Дилюк продолжил дышать, но вместо раскрытых ладоней смотрел на живот, который теперь был куда круглее, чем помнилось.       — Куда ты смо... Ах это... — голос стал ещё мягче. — Мы с тобой нашли способ сделать общего ребёнка. Наш Совёнок. Помнишь?       — С ним всё хорошо? — Дилюк сглотнул.       — Конечно.       — Сколько я проспал?       — Часов пять, наверное. Ты начал кричать во сне, — Кэйа подошёл ближе. — Не получилось разбудить тебя сразу, и я побежал за Альбедо.       — Архонты, — сжав голову руками, Дилюк опустился на пол как подкошенный. — Не делай так больше! Я чуть не умер, когда тебя не нашёл.       — Он, в самом деле, стал больше, — изумился Дилюк, глядя на попытки Кэйи одеться для прогулки.       Приступ уже прошёл, и отступила даже злость на себя. Всё-таки беседы с сестрой Виолеттой лечили не хуже снадобий. Дилюк ощущал это и раньше, однако сейчас понял особенно чётко. Приступы не повторялись уже почти год, но в прошлом мае на то чтобы вернуть себе ясность ума ушла пара часов, а теперь — хватило нескольких минут. Как только Кэйа озвучил что происходит, Дилюк мгновенно поверил и начал дышать. Он справился очень хорошо.       — Конечно, стал! — вспылил Кэйа, воюя со штанами. — Не могу дотянуть их до застёжек на целый палец! О-ох, может, корсет пониже опустить...       Основательно выдохнув, он снова попытался зацепить петлю за крючок. Выглядело... немного уморительно.       — Это точно нормально? — Дилюк повернулся к Альбедо.       — В мануале написано, что так точно чаще всего бывает во время первой беременности, — отозвался Альбедо, тоже с интересом глядя на эти попытки. — И ещё сказано, чтобы алхимик проявлял снисхождение к причудам подопечного.       — Лучше бы вы помогли мне одеться!       — Кэйа, смирись, пора достать следующий размер.       — Этот был последний, который сшила Кларисса. Я сказал, больше не понадобится.       Альбедо поднял бровь.       — Ты же говорил, живот будет небольшой!       — Я предполагал, а не утверждал. И сравни его с животом Вивьен, чтобы оценить разницу.       — Она родит уже через месяц!       — Ты тоже, — заметил Дилюк.       В него прилетела подушка.       — Мой ребенок будет маленьким — меньше двух килограммов!       — Едва ли, — возразил Альбедо. — С чего ты вообще это взял?       — Так написано в этом сраном мануале!       — В мануале ничего не сказано о твоём ребёнке. Там приведены средние показатели веса каэнрийских детей на момент рождения, если мы говорим об этом. И минимальные — для нормального внутриутробного развития по неделям. Не следует ориентироваться на них, тем более, что я давно составил график беременности, учитывающий все известные нам факторы. Согласно моим предположениям, к концу тридцать второй недели твой ребёнок будет весить от двух трехсот до двух с половиной килограммов.       — Он не вырастет таким огромным! — запыхтел Кэйа, скрючившись насколько смог. — Во мне столько просто не поместится.       — О мой наивный друг, — пробормотал Альбедо.       Но Кэйа его не услышал. В этот момент он наконец-то совладал со всеми петлями и со стоном расправил плечи. Рубашка на нём сидела прилично. Корсет — тоже, хотя и непривычно залезал на верх живота, а вот штаны натянулись так, что ткань затрещала.       — Тебе нужна новая одежда, — резюмировал Альбедо.       — Для чего я, по-твоему, собрался? Позавтракаю в «Охотнике» и пойду сдаваться! О-ох, Кларисса точно меня убьёт...       Сказав так, он скрылся в ванной, чтобы привести в порядок волосы.       — О чём ты хотел спросить до того как Кэйа нас отвлёк?       — Я не совсем понимаю, что происходит, — признался Дилюк. — Тяжело назвать меня знатоком вопроса, но очевидно, что эта беременность отличается от того, о чём я читал, и что мне доводилось видеть.       — Отличия действительно есть, — признал Альбедо. — Каэнрийская беременность длится, в среднем, двадцать девять недель, однако в первый раз мануал рекомендует по возможности доводить её до максимального срока в тридцать две недели. Это необходимо, чтобы подопечный лучше осознал происходящее и подготовил своё тело к родам. На последних сроках всё происходит довольно быстро. Не имея опыта, адекватно принять это тяжело даже каэнрийцам. Дело в том, что до восемнадцатой недели беременность почти никак не влияет на самочувствие, потом ещё около месяца умеренно утомляет. Бывает, что и живот едва-едва заметен. Как, к слову, и было у Кэйи. А вот с двадцать второй недели начинается резкий рост. Примерно за пять недель ребёнок набирает почти весь свой вес. К концу двадцать седьмой у него рассасывается хоботок и он уже считается доношенным. В целом, его можно рожать. Но в первый раз, повторюсь, лучше не торопиться. Тем более, у мужчин всё это вызывает более сильное психологическое сопротивление. Перед нами яркий пример.       Почти убаюканный лекцией, Дилюк пробормотал:       — Ты столько раз повторил «первый раз», будто нам грозит второй и третий.       — Я повторил это лишь потому, что у первого раза есть своя специфика, — Альбедо пожал плечами. — Однако если тебя интересует возможность дальнейшего размножения, то я не стал бы исключать её даже сейчас. Безусловно, в Каэнри’ах с этим было проще: если имплантат приходил в негодность, люди обращались к определённой прослойке алхимиков, чтобы изготовить новый. Не рискну давать гарантий, но мы говорим о вещи, которую довольно сложно привести в негодность. И если в начале эксперимента у меня было много сомнений, то теперь совместимость Кэйи с имплантатом очевидна. Дело тут не только в хорошей генетической базе. Несмотря на все сложности, его личная заинтересованность только возрастает. Так что, вероятнее всего, после родов имплантат останется в хорошем состоянии, и через некоторое время Кэйа сможет забеременеть ещё раз.       — Архонты! — вспыхнул Дилюк, смутившись, что это прозвучало так запросто, словно речь шла о покупке новой мебели или расширении производства. — Да пусть он сначала родит одного!       Альбедо подозрительно усмехнулся, но отступил и сам перевёл тему:       — Не против, если я позавтракаю с вами?       — Нет, но мне казалось, ты не жалуешь трактирную еду.       — Так и есть. Всего лишь хочу подстраховать тебя, когда наш принц упадёт в обморок.