Экспериментальная лоза

      После ужина они прошлись по городу, но Кэйа явно был не в настроении. Взгляд его где-то блуждал. Время от времени, встречаясь на людной улице со знакомыми, он весьма радушно ввязывался в короткие разговоры о фестивале и планах на ближайшие дни, однако дальше вежливостей дело не шло. И лучше бы в промежутках между такой болтовней Кэйа отпускал колкости или подтрунивал, обвиняя Дилюка в каких угодно грехах от ханжества до отсутствия фантазии, чем делал это печальное лицо! Что ему не понравилось? Они ведь по итогу даже не поругались! Не думал же он всерьёз, что Дилюк оценит его «заботу» о Робе?! Кувыркался с ним, едва зачав! Неудивительно, что бедный рыцарь захотел напиться, когда увидел Кэйю беременным.       Чем дальше они шли, тем явственнее негодование перетекало в настоящий гнев. Может, Дилюк и научился говорить, однако всё ещё плохо представлял, что делать дальше, когда слова уже сказаны. Тем более, если дело касалось несносного Кэйи.       Кэйа…       Похоже, к концу вечера даже новые бриджи стали ему малы. Пару раз он останавливался, чтобы немного ослабить шнуровку, и с недовольным видом тёр поясницу, а ближе к дому снова стал придерживать живот, но никак это не комментировал. Дилюк тоже молчал. Чутьё подсказывало: если он первым откроет рот, то глупой ссоры точно не избежать. Не было сомнений и в том, что озвучит Кэйа в конце пути.       — Хочу сегодня побыть один, — сказал он, остановившись возле крыльца.       — С чего бы это?       — С каких пор я должен отчитываться?       — Мне нужно знать причины, — Дилюк невольно стиснул кулаки. — Или ты думал, история с Робом — предел моих мечтаний?       — История с Хоффманом тебе понравилась, — Кэйа пожал плечами.       — Это другое.       — Разве? И там, и там я развлекался не с тобой.       — Мне что, извиниться?       — Какой толк от извинений, если ты всё равно бесишься? — взвился Кэйа. — Люди разговаривают, чтобы услышать друг друга, а не ходить каждый раз по кругу! Снова считаешь меня чудовищем, хотя даже не знаешь Роба. Ладно Сабрина — для неё он всегда будет младшим, которого нужно защищать, но какого рода предвзятость застилает глаза тебе? В отличие от Хоффмана Роб способен постоять за себя! — он отвернулся, гневно раздувая ноздри. — Впрочем, не важно. Думай что хочешь! Снова я злодей, а ты герой? Отлично! Наслаждайся, раз за столько лет не надоело! — взлетев по ступеням, Кэйа бросил через плечо: — Вряд ли я сегодня выйду из комнаты, так что продолжай работу над коктейлями здесь, если нужно. По вечерам в этом доме весело.       Несколько минут Дилюк простоял у крыльца как оплёванный, но так и не решил, чего хочет больше: убить Кэйю или разнести что-нибудь, сгорая от ненависти к себе. Снова попался в ловушку, о которой прекрасно знал! Как самонадеянный мальчишка, решивший, что уж теперь-то точно совладает голыми руками с туманным цветком. Как будто забыл, с какой историей имеет дело. И Кэйа... Р-р-р! Раскусил Дилюка даже раньше, чем тот сам понял, что снова скатился в ссору, которую они когда-то не закончили.       Он не знал, зачем остался в доме с алхимической лабораторией. Работа не клеилась. Все мысли вертелись вокруг Кэйи и сказанных им слов. «Наслаждайся, раз за столько лет не надоело!» — на повторе звучало в голове. В голосе слышалась такая тоска, словно боль терзала его сердце все эти годы. Разве Дилюк просил Кэйю нести вину? Он мог точно так же считать себя правым в их ссоре!       «Никто ничего бы не потерял!»       Умом Дилюк понимал, как жалко это звучит. Не знай Кэйа этой вины и не предпринимай раз за разом столько шагов навстречу, всё общее осталось бы ровно там, где они когда-то разошлись. Не было бы ни шаткого перемирия, постепенно переросшего в ровные отношения, ни общих дел, ни возвращения к любви, ни Совёнка. Дилюк ничего для этого не сделал. Наверное, в своё оправдание он мог бы сказать, что ничего из этого и не просил, но… Что-то вроде интуиции подсказывало, что если бы Дилюк действительно не нуждался ни в общении с Кэйей, ни в его ответных чувствах, ни в общем ребёнке, то и не впал бы в такое смятение от новости, что год за годом не просто напоминал о прошлом, а бил точно в цель и делал это достаточно больно. Может, ему вообще следовало порадоваться, что искусная маскировка и здесь дала сбой — впервые за много лет он получил настоящую обратную связь.       Впрочем, такого рода самоутешение тоже выглядело довольно жалко. Дилюк сжал кулаки. Проклятье! Да он был уверен, что оставшаяся предвзятость стала задевать Кэйю только во время беременности! А тот, оказывается, все десять лет тайком упивался страданиями, как в свои тринадцать! Может, ещё и слёзы лил из-за чёрствости Дилюка?       «Если он сейчас там плачет, я его убью!»       — Чувствую, в этом доме произошла любовная драма.       Услышав голос Моны, Дилюк поднял затуманенный взгляд. Она вошла на кухню в компании Альбедо.       — Это сказали звёзды?       Прозвучало не очень-то светски. Дилюк кашлянул, смутившись, что свидетелями раздрая в его душе стали посторонние лица.       — И твоё лицо, — хмыкнула Мона, взяв со стола один из стаканов.       — Там не... не лучший вариант!       — Я не привереда.       Альбедо от проб воздержался. Остановившись в двух шагах от Дилюка, он прямо спросил:       — Что случилось на этот раз?       — Если кратко, Кэйа захотел побыть один.       — Ах это, — алхимик кивнул. — Было предсказуемо.       — Каким образом? — Дилюк нахмурился.       — Сначала тяжёлая ночь, потом обморок, потом, надо полагать, вы занялись любовью?       — Кхм...       — Здесь некого стесняться, — Мона взяла следующий стакан. — Насколько я слышала, Кэйа достиг оргазма дважды.       — Не думаю, что днём он поспал достаточно, — продолжил Альбедо свою мысль, — а большая часть вечера ушла у него на подбор одежды для ужина. Наверняка было немало раздражения из-за внешнего вида. Хм-м, сколько острой курицы он съел?       — Примерно две трети от порции.       — Порции в «Охотнике» большие, — алхимик кивнул сам себе. — И уже несколько дней он пренебрегал диетой. По дороге обратно Кэйа что-нибудь говорил о самочувствии?       — Нет. Мы молчали. Но он выглядел рассеянным и грустным.       — Наверняка почувствовал тяжесть в желудке и вздутие. Это всегда делает его излишне чувствительным. Что же, — Альбедо потёр руки, — настало время возмездия и волшебного ветрогонного порошка.       Когда он ушёл, Дилюк ещё некоторое время озадаченно смотрел ему вслед и опомнился, только заметив как Мона потянулась за третьим стаканом. Она двигалась именно в том направлении, где стояли худшие образцы.       — Пожалуйста, возьми этот!       — А ты и правда честолюбив, — Мона улыбнулась.       — Всего лишь хочу, чтобы напиток тебе понравился.       — Мастер Дилюк, честолюбие не грех. Я сама такая. Но звезды сказали мне, что своё счастье я найду с этой стороны стола, так что не обессудь. Вкусы людей порой не совпадают. Это нормально.       Вздохнув, Дилюк вернулся к смешиванию напитков — точнее, к попыткам вспомнить, на чём остановился до того как окончательно провалился в рефлексию.       — Я не помешаю, если останусь составлять гороскопы? Есть несколько срочных заказов — из тех, что лучше делать на кухне.       — На кухне?       — Да, — присев за стол, Мона призвала гадальную чашу. — Совместимость, семейные ссоры, угасшее желание. Мне проще настроится на нужный лад возле очага.       — Ясно, — сказал Дилюк. — Без проблем.       Он вновь замер над ингредиентами и стаканами, но это никак не помогло. Вместо мыслей о работе его снова понесло неизвестно куда. Сдавшись, Дилюк всё-таки спросил:       — Если ты тоже честолюбива, то зачем берешься за любовные гороскопы?       — Времена такие, что выбирать не приходится. Многие за это платят. Любовные гороскопы — тоже гороскопы, хотя смысла в них и не много, это правда, — ответила Мона, не отводя взгляда от ярко горящих символов на вращающейся чаше. — Будь люди более проницательными и менее зависимыми от чтения романов, они легко могли бы предсказать судьбу своих отношений и без помощи астролога.       — Разве?       — Могу составить гороскоп и для тебя, — она прищурилась. — А могу и без этого предсказать, что завтра вы помиритесь.       — Кхм…       — Любовь — это всего лишь движение в одном направлении, мастер Дилюк. Пока людям по пути, они будут любить друг друга.       — И нам, — он отчего-то смутился, — по пути?       — Ещё как.       Альбедо вернулся через четверть часа:       — Всё как я и предполагал. Кроме того, насколько могу судить, имел место эмоциональный разговор?       — Кэйа всё ещё обижен? — Дилюк вновь почувствовал раздражение.       — Таких подробностей я не спрашивал. Для меня совокупность этих факторов говорит лишь об одном: он действительно сильно устал. Так что не обессудь, но видеться вам сейчас не стоит. Ему лучше провести ночь в покое. Однако если не хочешь уходить, можешь поспать в моей комнате или на кушетке в лаборатории.       Дилюк вздохнул. Утешенный предсказанием Моны, он уже представил, что сможет если уж не остаться, то хотя бы лично проверить настроение Кэйи и пожелать спокойной ночи перед уходом.       — Вижу, есть какой-то вопрос?       — Кэйа... кхм, не был расстроен слишком сильно?       — Ты имеешь в виду, плакал ли он? Разумеется. Я застал его в слезах. Но хочу заметить, что человеку с такими развитыми эмоциями это порой необходимо. И он уже принял максимально допустимую дозу успокоительного, так что переживать не о чем.       Временами отстраненная холодность Альбедо коробила даже Дилюка. И сейчас был именно такой момент.       — Забавно, — алхимик склонил голову. — Тебя задело моё высказывание. С чем именно ты не согласен, мастер Дилюк?       — Прозвучало так, будто его слезы — это что-то пустое.       — Любые слёзы — в первую очередь средство снятия напряжения. Не стоит всегда принимать их на свой счёт. И Кэйа попросил дать тебе для работы ещё туманных цветов. Дюжины будет достаточно?