Экспериментальная лоза

      Кэйа лёг спать, не дожидаясь ужина. В хозяйской спальне. И весь остаток вечера Дилюк ловил от горничных восхищённые взгляды, которые заканчивались где-то в районе паха. Как будто за все эти годы им впервые пришла мысль, что его вообще интересуют любовные утехи и, более того, что соитие с ним может к чему-либо привести.       Поужинав, Дилюк сразу удалился в кабинет. Чтобы лишний раз не раздражаться, но больше — чтобы разобраться с накопившимися делами, раз уж фонтейнцы из вежливости отложили сегодняшний визит. Первым делом он отправил им записку, в которой сообщил, что всё в порядке и что на винокурне их ждут завтра в любое время, после чего занялся рутиной.       Погружаясь в работу, Дилюк терял счёт времени. Мог просидеть всю ночь и даже захватить раннее утро. Бумажные дела требовали от него большой сосредоточенности. Он с трудом представлял, как некоторые могут одновременно писать и решать какие-то иные вопросы, или вовсе болтать. За те несколько дней, что Дилюк посвятил личной жизни, такого рода дел скопилось немало. Сказать по правде, их скопилась целая гора, просидеть над которой он намеревался до рассвета.       Так бы и произошло, но ближе к трём часам выходящая в кабинет дверь хозяйской спальни открылась, и оттуда вышел Кэйа. Даже, наверное, выплыл.       — Посмотри-ка, какие сокровища нашлись в сундуках госпожи Хельмы! Я-то думал, твоя бабушка всю жизнь не вылезала из седла, — он повернулся вокруг себя, демонстрируя необъятную женскую ночную сорочку в пол, а также накинутый поверх неё длинный шелковый халат благородного кофейного оттенка с растительным узором. — Что скажешь?       — Наверное, ей приходилось в чём-то спать, когда она бывала дома.       — Да не об этом! Как я выгляжу?       — Халат отличный, но в такой ночнушке, уж извини, ты просто огромный.       — Да-а… Похоже, кое-кто вновь совершил диверсию, пока я спал, — Кэйа сильнее натянул перед, чтобы отчетливее обозначился размер округлости, и нравоучительно сказал: — Совёнок, если ты будешь так расти, нам обоим потом придется несладко. Ты вообще представляешь, в какую узкую дыру нужно пролезть?       Отложив бумаги, Дилюк подошёл к Кэйе и поцеловал его — долго, сладко. Как можно целовать только ошалев от деловой переписки.       — Как тебя, оказывается, возбуждают бабушкины вещи.       — Только когда под ними скрываются такие сокровища, — Дилюк погладил его от живота к заду.       Кэйа задышал чаще. Зрачки расширились.       — Дилюк, — прошептал он, облизнув губы. — Только, умоляю, давай не на боку. Я ещё не настолько... Не настолько неповоротливый.       — Ты хорошо себя чувствуешь?       — Более чем.       — Ладно, — Дилюк снова его поцеловал. — Значит, уговорил.       Кроме знакомого вожделения, что-то такое будил в нём вид Кэйи, который выплыл из спальни как важная матрона, — какое-то незнакомое до этого желание преподнести себя Мондштадту как главу семейства Рагнвиндр. Дилюк плохо представлял, в чём это выражается. Но, памятуя об отце, подхватил Кэйю под бёдра и усадил на стол, за которым обычно вёл переговоры о поставках, если приглашал деловых партнёров в свой кабинет.       — Ах! — восхищённо воскликнул Кэйа, приземлившись задом.       Стол грустно скрипнул. Дилюк кое-как нащупал подол бесконечно длинной ночной сорочки и рванул старое кружево вверх так, что оно взметнулось до лица. Руки жаждали прикосновений к прохладной коже, но находили одни новые и новые складки ткани. Неужели истинный смысл этого одеяния был в том, чтобы никакой мужчина, включая супруга, не нашёл под ним то, что его интересует?!..       — Господин Рагнвиндр, — Кэйа показал одинокому искателю верный путь, — у меня такое чувство, что виноград почти добродил…       — Сейчас проверим, — хрипло пообещал Дилюк, разводя его колени ещё шире.       Кэйа откинулся сильнее, опёрся на стол локтями. Подол наконец задрался достаточно высоко, чтобы открыть потаённый вид. Промежность снова влажно блестела. Над ней покачивался заметно набухший член. Наверное, сам Кэйа уже не мог увидеть его из-за живота. Живот… Живот снова заворожил Дилюка. Он действительно стал больше, чем днём. Вокруг пупка кожа заметно покраснела и натянулась сильнее.       — Господин Рагнвиндр? Так вино готово или нет?       — Нужно снять пробу, — сглотнул Дилюк.       Притянув Кэйю к самому краю, он вынул стоящий член из просторных домашних штанов и направил к вагине. Головка медленно преодолела влажный вход. Кэйа весь задрожал, принимая в себя.       — Ох, святые ветра, господин Рагнвиндр! Неужели этот восхитительный прибор нужен только для взятия проб? Может, следует почаще использовать его в хозя… а-а-ах!..       Он стиснул член Дилюка внутри, замер, будто правда кончил, и через несколько мгновений расслабился, велев продолжать. Кэйа — это чувствовалось — теперь хотел долгого соития, но естественной смазки было маловато, однако и прерваться, так сладко двигаясь в его глубине, казалось кощунством.       В таком положении их и застала Аделинда, вошедшая в кабинет с подносом, где стоял набор для почти уже традиционного перерыва на чай в четвертом часу утра, память о котором сегодня напрочь выдуло из головы.       — Дилюк! Кэйа! — крикнула она, притопнув ногой. — Ради всего святого! Вы что, умалишенные?!       Мелькнула мысль, что следом в них полетит поднос, но обошлось.       — Аделинда! — возмутился Кэйа, крепче обхватив Дилюка ногами. — Нам можно!       — Но не так же! Дилюк! Немедленно сними его с этого треклятого стола!       — Нет! Дилюк!       Оказавшись меж двух огней, он выбрал подчиниться Аделинде. В конце концов, поднос был у неё. И его самого изрядно смущал скрип старого дерева, становящийся сильнее с каждой фрикцией. Не говоря уже о том, что от такого выговора всё упало. Подобного унизительного изгнания с места соития они не знали даже в буйной юности. Кашлянув, Дилюк убрал обмякший член в штаны, после чего стащил разъярённого Кэйю за бёдра и поставил на пол.       — Слава Барбатосу! Да как вам только в голову пришло? Неужели во всём доме не нашлось других мест?       — Какая разница, где и как мы с Дилюком предаёмся утехам?! — взвился Кэйа. — Мне было удобно!       — Уж тут не сомневаюсь! — ноздри Аделинды ещё раздувались от гнева. — К сожалению, мне слишком хорошо известно, как приятны минуты страсти на этом столе. Но он сломан! И трижды разваливался в похожей ситуации только подо мной, а всех разов, боюсь, и вовсе не сосчитать, однако мастер Крепус был слишком сентиментален, чтобы найти ему достойную замену.       Пока Кэйа удалился в спальню, чтобы «привести себя в порядок», Аделинда организовала чаепитие на журнальном столике недалеко от входа в библиотеку. Дилюк обычно не смотрел в эту часть кабинета. Здесь отец всегда читал книги, с удобством устроившись в одном из кресел, или после особо выдающихся гулянок лежал на софе и маялся от похмелья. Даже десяток лет спустя было тяжело принять, что всё это навсегда осталось в прошлом.       Кое-как пересилив себя, Дилюк присел на край кресла, которое мастер Крепус чаще предлагал гостям. Аделинда тем временем закончила сервировку и, выпрямившись, строго глянула сверху вниз:       — Не скрою, рада видеть, что вы снова друг от друга без ума, но нельзя же так рисковать. Беременность не шутка. Даже если Кэйю как всегда тянет на приключения, тебе следует отговаривать его от сомнительных затей и проявлять твердость духа, а не только, — её взгляд скользнул по бёдрам Дилюка.       — Аделинда!       — На что я надеялась, — она поджала губы. — Эту кровь ничем не перебить.       Дилюк скрипнул зубами. Пусть Аделинда была его матерью, но подобное заявление звучало уже просто оскорбительно. Банальную вежливость в доме Рагнвиндров никто не отменял! К счастью, подбирать достойный ответ не понадобилось — в кабинет наконец вернулся Кэйа и немедленно отвлёк всё внимание на себя.       — Ох, — воскликнул он от двери, — как женщины раньше такое носили? Я еле нашёл в этом урагане кружев свою скромную киску, чтобы подтереться.       — Полагаю, ты только что озвучил одну из причин, почему госпожа Хельма категорически отказалась от подобных ночных сорочек, несмотря на возмущение старшего поколения.       — Тогда откуда они взялись у неё в таких количествах?       — Оттуда и взялись, — усмехнулась Аделинда, смягчившись. — Будучи не только отважным рыцарем, но и мудрой женщиной, она из вежливости принимала их от свекрови в дар, чтобы после использовать в хозяйстве. Говорят, госпожа Аннелин всё никак не могла смириться с тем, что новоиспечённая невестка расхаживает перед мужем нагая. Так это было или нет, но на моей памяти все салфетки в этом доме мы пошили из нетронутых ночных сорочек. Жаль, мне не довелось пообщаться с госпожой Хельмой лично, но мастер Крепус любезно передал мне все наставления, которые она в своё время оставила для будущей хозяйки.       — Не то чтобы я набивался в будущие хозяйки, но было бы любопытно взглянуть на записи столь изумительной дамы, — рассмеялся Кэйа, устраиваясь на софе. — Нам с Дилюком отец рассказывал только о её рыцарских подвигах.       — Принести её труд сейчас?       — К чему такая спешка? Ты разве не присядешь с нами?       — Только если не помешаю вам обоим.       — Дилюк? — Кэйа посмотрел вопросительно.       — Не помешаешь, — отозвался Дилюк. — И, надеюсь, в дальнейшем воздержишься от шуток о темпераменте Рагнвиндров.       Пусть он и улыбнулся, слушая историю противостояния бабушки с прабабушкой, однако обида на колкое замечание была ещё свежа.       — Так я пропустил семейную ссору? — хмыкнул Кэйа. — Как интересно.       — Оставим это, — Аделинда присела рядом с ним. — Думаю, мастер Дилюк уловил суть моего возмущения. Поэтому повторю только для тебя: даже если силы на любовные упражнения ещё есть, пора ограничиться удобной позой в кровати.       — Аделинда, — Кэйа закатил глаза.       — Последние недели тяжелы и без глупых травм, — она осталась непреклонна.       — Я понял, понял! Сменим тему.       — Вы уже придумали имя?       — Пока зовём Совёнком.       — Как мило. Я называла своего малыша Крендельком. Съела их за девять месяцев столько, что уже видеть не могла, а всё равно хотела. Но потом он, в самом деле, прелестно надувал щёчки.       Аделинда изобразила, и Кэйа громко, восторженно захохотал. Дилюк от комментариев воздержался, уделив вместо этого внимание чаю.       — Вы намерены сыграть свадьбу или это больше не входит в ваши планы? — вдруг спросила она.       — Думаешь, нужна свадьба? — вывернулся Кэйа.       — Нужна ли свадьба, если есть общий ребёнок? — Аделинда погрустнела. — Мы с мастером Крепусом так и не пришли к единому мнению.       — Вы это обсуждали? — опешил Дилюк.       Кэйа тоже выглядел удивлённым.       — Конечно, мы это обсуждали. Много раз. Но, сказать по правде, даже в минуты сентиментальности Крепусу никогда не хватало аргументов «за». Не будучи супругами, нам было гораздо проще обставлять свои дела. Он мог на меня не оглядываться, бросаясь в очередную интрижку. Я могла сосредоточиться на заботах главной горничной и услышать от людей многое из того, чего никогда не скажут при хозяйке.       Замолчав, Аделинда тоже пригубила чай.       — Знаю, — сказала она после, глядя в глубину фарфоровой чашки, — мастер Дилюк всё ещё сильно сердится на меня за обман. И эта история с корзиной... Признаю, выглядит так, будто я стыдилась своего ребёнка. Но дело было в другом. В том, что я не имела уверенности, что Крепус захочет признать сына, рожденного мной. Я подумала, если скрыть имя матери, то он примет мальчика без предубеждения, — Аделинда тяжело вздохнула. — Наверное, следует рассказать, почему всё случилось как случилось, но столько всего к этому привело, что даже и не знаю, с чего начать.       — Почему ты всем сказала, что твой ребёнок умер? — спросил Кэйа. — Это же… чудовищно.       Прозвучало слишком нервно. Звездочки зрачков расширились. Аделинда взяла его за руку и произнесла почти ласково:       — Я говорила так не от бессердечности. Огромное самомнение и определённая сила ума помогали мне вести довольно непростую для молодой девицы жизнь в обычное время, однако к беременности я оказалась не готова и поступала более чем безответственно. Мне следовало думать о ребёнке, но какое там, когда дело касается уязвлённой гордости! Так вышло, что роды случились далеко от города и дались мне тяжело. Когда соседи всё-таки послали за помощью, я была уже совсем плоха, да и Кренделёк… — её голос дрогнул. — Только пискнул один раз, а дальше — тишина. Никто не верил, что он снова задышит. Не верили даже, что сестра из собора успеет спасти хотя бы меня. Заранее повязали на крыльцо чёрную ленту, — она помолчала. — Потом я не разрешила снимать. Придумала этот план. И сестра Ангелика вошла в моё положение, отправила в Мондштадт весточку, чтобы в метрику внесли соответствующую запись, — Аделинда грустно улыбнулась. — Может, если бы Крепус тогда взялся за ум на пару дней раньше, нам всем не пришлось бы жить с этим обманом столько лет, но он навестил меня уже когда ничего нельзя было изменить. Я не могла подставить под удар сердобольную Ангелику, совершившую истинное чудо. Она согласилась на эту авантюру из-за своей огромной доброты. Ей было важнее, что ребёнок в конечном итоге обретёт хотя бы родного отца.       Аделинда по очереди глянула на обоих слушателей, ожидая, вероятно, какой-то реакции, но слов не нашлось даже у Кэйи, который всё ещё сжимал её руку в своей руке. Вздохнув, она добавила:       — После этого, даже когда мы снова сблизились, я не видела смысла становиться женой Крепуса. Ради чего? Чтобы маленький Дилюк считал меня мачехой? Может, я была слишком горда. Но мысль об этом разбивала мне сердце даже сильнее, чем когда я думала, что он никогда не узнает правды, — Аделинда покачала головой. — Так много пустых сожалений. Уж лучше мне вечно молчать о прошлом, которого не изменить, и радоваться, что вы снова смотрите друг на друга без обиды.       — Уверен, — возразил Кэйа, — нам всем станет легче от этой правды. Как по мне, лучше знать историю целиком, чем половину.       На вкус Дилюка полная версия была ещё хуже, но он промолчал.       — Так что насчёт свадьбы? — напомнила Аделинда.       — Скажем так, — ответил Кэйа, — со свадьбой есть определенные трудности.