Экспериментальная лоза

      — Шарль, нельзя же пялиться так откровенно!       Бархатистые нотки в голосе говорили точно об обратном — пялиться можно, пялиться нужно, иначе для кого это представление? Дилюк не удержался, бросил взгляд в сторону берега, но вышедший из воды Кэйа наблюдал лишь за метаниями своей жертвы. Веселился, изображая возмущение, и тут же охотно принял из рук Шарля первое полотенце, однако после этого велел отвернуться.       Всё то время, что Кэйа обтирался, фонтейнец послушно смотрел в другую сторону. Он стоял с лицом глубоко очарованного человека. Похоже, беременность нисколько его не смущала. Возможно даже, это обстоятельство только подогревало и без того немалый интерес. Подтверждая догадку, Кэйа прикрыл полотенцем живот, после чего сказал, почти пропел:       — Вот теперь всё.       Развернувшись, Шарль немедленно бросился к нему со вторым — ещё сухим — полотенцем. Старый как мир приём пляжного флирта, позволявший ухаживающему джентльмену ненавязчиво приблизиться к своей даме, чтобы тайком коснуться её плеч. Похоже, фонтейнец всерьёз рассчитывал осуществить этот манёвр. Остановила его только высоко вздёрнутая бровь. И снова он смутился, не зная, как себя вести — проявить чуть больше настойчивости, как предписывали учебники, «дабы показать серьёзность намерений», или отступить, демонстрируя уважение к личному пространству взрослого человека.       Кэйа сам сгладил неловкость — величественно разрешил нести свою одежду и обувь. Однако сухое полотенце не взял, а мокрое не отдал. Так и пошёл с ним. Оно полностью скрывало живот и свисало почти до колен.       — Не сочтите за скромность, — рассмеялся Кэйа, устроившись на пледе подальше от костра, — но у каэнрийцев не принято сверкать настолько выдающейся красотой.       — В самом деле? — изумился Шарль, присаживаясь рядом.       — Последние недели беременности — довольно интимное время. Я пренебрег традициями, приехав на фестиваль. Но так хотелось повеселиться — и вот моё веселье! — Кэйа чуть выпятил губу. — Раз уж ты ближе всех, не плеснешь мне глоток вина? Хотя бы покатаю на языке. Только, умоляю, не горячего! И хочу вон тот впечатляющий бутерброд с копчёной курочкой.       Кэйа сидел, подогнув одну ногу под себя, а другую — вытянув в сторону. Без полотенца поза выглядела бы вальяжной, а так даже навевала мысли о скромности. Утолив первый голод, он глотнул вина и, откинувшись на вытянутые руки, спросил:       — Надолго ли вы в Мондштадте, господа?       — До конца фестиваля, — ответил Дювье.       — Отличная новость! Значит, ещё увидимся в городе. Всё же сегодня нам с малышкой не до больших развлечений, — Кэйа положил руку на живот. — Вчерашний день... Ох, кажется, я до сих пор не до конца отошёл от произошедшего, хотя раньше и глазом бы не моргнул. Подумаешь, нездешние твари? Главное, что никто не пострадал. Кроме парочки негодяев, конечно, ха-ха-ха!       Разговор немедленно свернул на обсасывание подробностей. Дилюк слушал вполуха, потягивая безалкогольный сидр и разглядывая скалы вокруг водопада. Хорошие были места. Жаль, слишком холодные для винограда. Ещё до войны в голове крутилась мысль о том, чтобы взять их у города в аренду лет хотя бы на двадцать. Попробовать одну задумку. Прибыль тогда позволяла, а теперь... Финансов едва-едва хватало, чтобы со скрипом выходить в ноль, обслуживая винокурню и охотничьи угодья, аренду которых отец некогда по невероятному везению выиграл в карты. До войны за них по большей части платил Лоуренс — и зорко следил, чтобы эта постыдная информация не распространялась. Но в начале прошлого года тридцатилетний срок истек, старик подсуетился и, в отличие от некоторых, оформил соответствующее прошение о расторжении договора, вследствие чего на три следующих десятилетия оплата полностью легла на семью Рагнвиндров. Дилюк тоже мог тогда расстаться с угодьями, но совесть просто не позволила ему отказаться от земель, сильно пострадавших от скверны. В те дни он ещё не имел полного представления о том, сколько средств уйдет на восстановление винокурни. Казалось, можно будет сохранить и столь любимое отцом место охоты. Как память. Как…       «Если бы не бедствие!..»       К реальности вернул голос Кэйи:       — Только взгляните: он безнадёжен. Могу поспорить на что угодно, сидит и представляет, как засадит все склоны этой экспериментальной лозой.       — Экспериментальная лоза? — удивился Дювье. — Мастер Дилюк ни о чём таком сегодня не говорил.       — Скромность его погубит, — доверительно произнес Кэйа.       Шарль уже сидел к нему вплотную, позволяя опираться на себя плечом.       — Уверяю вас, мастер Дилюк ничего не хотел утаить, просто наш эксперимент по выведению морозостойкой лозы ещё не завершен, но определенные успехи есть. Конечно, в снегу виноград расти не будет, но на этих склонах — вполне. Альбедо всё же гений алхимии. Если уж во мне вызрело дитя, то успех этого эксперимента — вопрос времени, не более.       Дилюк едва смог сохранить лицо, услышав подобную чушь. Морозостойкий виноград? Да на скалах порой дули настолько ледяные ветра, что вымерзали даже привычные к холоду травы! Прижиться и плодоносить там могли разве что некоторые виды яблонь из Снежной. Дилюк хотел арендовать эти земли, чтобы расширить производство сидра! Да даже «хотел» было здесь слишком громким словом — он только думал, скорее мечтал. И теперь отодвинул свои мечты, в лучшем случае, лет на пятнадцать.       «То есть, почти на старость», — ядовито поправил внутренний голос.       — Вино, конечно, будет кислым и непривычным для местного населения, — всё вёл свою линию Кэйа, — но, уверен, в Снежной и Фонтейне найдется достаточно любителей, чтобы наладить экспорт.       — Да, старики вроде Дювье ценят кислятину.       — Не стану даже вступать в спор, — хохотнул тот. — Но, должен признать, кислые вина из Мондштадта точно вызовут интерес. А уж за качество винокурни Рагнвиндров я готов поручиться головой.       Дилюк начал понимать, почему отец когда-то сошелся с Дювье — тот тоже был большой любитель играть во все ворота.       — Значит, дело за малым, — Кэйа обворожительно улыбнулся. — Да, Шарль? К слову, Дилюк обмолвился, что ты поклонник фотографии. Только коллекционируешь или сам тоже снимаешь?       Это прозвучало уже слишком толсто, но Шарль, разгоряченный вином, проглотил наживку.       — Снимаю. Но мои вкусы... весьма специфичны.       — Не томи, — Кэйа нежно толкнул его плечом. — Обнаженная натура? Какие-то особые фонтейнские фетиши?       Шарль шепнул ему на ухо, в самом деле, изрядно покраснев.       — Ох! Вот так удача!       — Но каэнрийские традиции...       — Я попрошу мастера Дилюка постоять за ширмой, чтобы, в случае чего, он смог спасти меня и мою малышку от такого страшного чудовища как фотокамера, ха-ха-ха!       Фонтейнцы остались на винокурне, и пикник медленно перетек в такой же неформальный ужин на свежем воздухе. Аделинда устроила всё по высшему разряду: позади дома рабочие натянули навес, а младшие горничные украсили его ниспадающими гирляндами из искусственного плюща с вплетением настоящих светяшек, которые, в свою очередь, привлекли доверчивых светлячков и сделали атмосферу ещё волшебнее.       Дювье, очарованный этим видом и старым вином, сильно расчувствовался. Он удалился в гостевые комнаты почти сразу после ужина. Сам Дилюк тоже просидел недолго. Едва они остались втроём, Кэйа улучил момент, когда Шарль отвернулся, и передал жестами: «уходи» и «быстро». Что-то внутри противилось тому, чтобы оставить их наедине, однако Дилюк совладал с тревогой и ушёл, пожелав обоим приятного бдения, а также взяв с Шарля обещание проводить Кэйю до хозяйских комнат.       По правде говоря, Дилюк был рад что ушёл. Пустая болтовня порядком его утомила. И судя по тому, как часто Кэйа потирал живот, утомила не его одного. За весь долгий вечер не выдалось ни одной возможности уделить хоть немного внимания Совёнку. Конечно, можно было отлучиться в какое-нибудь уединённое место, но… Шарль не отходил от Кэйи ни на шаг, а Дилюк не хотел мешать чужой игре — гораздо более удачной, чем его собственные попытки заинтересовать потенциального инвестора.       Сев за стол, Дилюк стянул неприятно узкие новые перчатки, раздражённо отбросил их на край стола и, ткнувшись лбом в сцепленные руки, тяжело вздохнул. Он не должен был питать лишних надежд! Не должен был. Сколько раз ему доводилось вести дела с фонтейнцами? Все их обещания стоило делить, в лучшем случае, на четыре. Дювье мог спать и видеть сотрудничество с винокурней, но всё это не имело никакой силы. Решение оставалось за Шарлем. А того пока привлекал один только Кэйа.       Дилюк стиснул зубы. Он злился на себя — за то, что не справлялся с этим кризисом сам, за то, что неверно оценил ситуацию в самом начале и теперь с каждым месяцем всё острее нуждался в чужих деньгах. Найти инвестиции в Мондштадте в ближайшие годы не представлялось возможным. Достаточно крупные предприниматели из Ли Юэ и в лучшие времена неохотно шли на уступки даже по многолетним контрактам. Остальные… Дилюк ничего не мог им предложить. Через год, через два — может быть, но прямо сейчас он стоял в тупике. Как почти все владельцы бизнеса в этом новом мире, перевёрнутом бедствием и войной, но эта мысль нисколько его не утешала.       Из бесед с сестрой Виолеттой следовало, что лучшее, на что способен в такой ситуации человек, — скорейшим образом принять неизбежность не зависящих от него перемен. Дилюк бесился от подобных истин. Он до сих пор не нашёл моральных сил до конца принять даже смерть отца, хотя прошло уже почти десять лет! Куда ему было всё остальное? Дювье похвалил его сегодня, но за что? Дилюк ни с чем не справлялся — просто оттягивал неприятные решения, из-за чего совершал только ещё больше ошибок. Не мог разделить себя и семейное дело. Для сохранения винокурни не имели значения ни его совесть, ни его гордость, но он цеплялся за них изо всех сил. Вёл себя так, будто действительно мог до сих пор диктовать другим людям условия сотрудничества с высоты своего положения и личных пожеланий.       От безрадостных мыслей о собственной никчёмности состояние дел никак не менялось — только всё сильнее ломило в висках. Вздохнув ещё раз, Дилюк выпрямился и подвинул ближе письма, которые требовали ответа. За сегодня к ним прибавилось ещё пять. Вопросов оплаты из них касались только два, однако без сотрудничества с фонтейнцами нечего было и мечтать рассчитаться в срок. Не открывая, он сложил всё новое в самый низ и взял в руки верхнее письмо — счёт от Мадлен.       На фоне остального сумма за два платья и срочную работу не то чтобы сильно кусалась, но уж точно скалила зубы, однако Дилюк не дрогнувшей рукой выписал чек. Сожалеть о первом за десять лет подарке было бы просто… подло. Тем более, учитывая обстоятельства. Мысли о Совёнке напомнили, что впереди новые траты. Если Дилюк не хотел, чтобы Кэйа и его новорождённая дочь жили над алхимической лабораторией, то вопросом аренды стоило озаботиться как можно скорее. И снимать не пару комнат, а несколько, чтобы вести нормальную семейную жизнь. В идеале — найти апартаменты, занимающие весь этаж. С окнами, выходящими к городской стене или в тихий переулок. Не слишком далеко от «Доли ангелов».       Дилюк устало закрыл глаза — новые обязательные пункты делали возникающую в воображении сумму аренды всё менее привлекательной. Пережив минуту слабости, он взял чистый лист, на котором набросал план письма к Людвигу Гёте и чуть ниже перечислил все пожелания, чтобы ничего не забыть. Список вышел внушительный. Дилюк смотрел на него долго, но так и не придумал, что можно вычеркнуть. Отложив черновик в сторону, он взялся за другие, ещё менее приятные письма.       Кэйа, вопреки ожиданиям, вернулся даже раньше полуночи, но ещё четверть часа ворковал с Шарлем под дверью. Слов было не разобрать, однако этого и не требовалось, чтобы уловить суть разговора. С каждой минутой Дилюк хмурился всё сильнее. Он и так прилагал уйму усилий, чтобы сосредоточиться на делах. Неужели во всём доме не нашлось другого места для трогательного прощания? Их и так оставили наедине на целый вечер! Они могли делать там что угодно! Шарль что, издевался?! Или это был ещё один его фетиш?       Наконец эти двое простились. Кэйа вошёл внутрь кабинета, чересчур поспешно закрыв за собой дверь. Игривое выражение лица мгновенно сменилось на усталое. Дойдя до письменного стола, он опустился в кресло для гостей и со вздохом откинулся на спинку.       — Принести тебе подушек?       — Принеси мне хотя бы пять минут тишины.       Дилюк хмыкнул.       — Твоя дочь — сущее чудовище!       — Её можно понять.       — Семья сычей.       — Пять минут тишины, — напомнил Дилюк, возвращаясь к письмам.       Кэйа промолчал гораздо дольше. Когда Дилюк снова поднял взгляд, он задумчиво смотрел в потолок, положив обе руки на живот.       — Может, приляжешь?       — Позже, — ответил Кэйа, не меняя позы. — Хочу посидеть с тобой. Скрип пера успокаивает.       — Что-то пошло не по плану? — Дилюк нахмурился.       Гостеприимство гостеприимством, но если Шарль чем-то обидел Кэйю...       — У меня не было плана, — Кэйа пожал плечами. — Мы мило посидели, мило погуляли. Просто я не получил никакого удовольствия. Это… раздражает. Но бывает и так. Ты сильно рассчитываешь на сотрудничество с Шарлем?       — Не особо, — лукавить Дилюк не стал. — У него есть деньги, но нет интереса к виноделию. Дювье был бы хорошим партнёром, но сейчас он ничем не владеет. А Шарль... Не знаю. Впечатления смешанные.       — Аналогично. Но если отсыпет денег, будет, наверное, хорошо?       — Безусловно.       Кэйа перевёл взгляд на Дилюка и улыбнулся:       — Шарль от тебя без ума.       Дилюк поперхнулся.       — От меня, конечно, тоже. Но именно в тебе он неистово жаждет отыскать двойное дно.       — Странный человек.       — Соглашусь. Только ты ушёл, и мы, кажется, обсуждали тебя целый час, — Кэйа тихо рассмеялся. — А правда ли мастер Дилюк это, а то, а что, а где, а как... В городе, оказывается, впечатлились нашими фантазиями о коллективном зачатии под виноградной лозой, ха-ха-ха! По пять в рядок!.. Сабрина! Женщина-омут!       — Хочешь сказать, это она придумала?       — Как искусной ныряльщице, ей ведома истинная глубина. Хосе уже слагает балладу о пяти девах и аловолосом виноделе.       — Если он хоть раз исполнит её в моей таверне...       Но Кэйа только снова рассмеялся, не дав закончить угрозу. Дилюк счёл за лучшее сменить тему:       — Я прикинул, чем озадачить старика Гёте, — он протянул через стол черновик. — Посмотри, может, что-то нужно добавить.       Кэйа удивлённо поднял брови, но взял лист бумаги без лишних вопросов и, быстро пробежав взглядом по написанному, усмехнулся:       — Ты уверен, что нужно добавлять, а не вычёркивать?       — Я серьёзно.       — Тут и так тысяч на…       — Я не просил тебя считать, — нахмурился Дилюк.       — Ты сказал «посмотри», разве нет? — Кэйа подчёркнуто небрежно бросил черновик обратно на стол. — И если наши разговоры о совместном проживании будут вестись в таком тоне, то предупреждаю: мне не составит труда остаться в своих комнатах.       Дилюк сделал глубокий вдох, смерил собеседника суровым взглядом, но должного эффекта это не произвело. Кэйа и не думал отступать.       — Пожалуйста, — сказал Дилюк, выверяя каждое слово, — посмотри, что нужно добавить. Я знаю, что при необходимости мы оба способны спать на камнях и обходиться тем, что вмещает походный мешок, но Совёнку нужен нормальный дом.       — Уже чуть лучше.       — Кэйа.       — Всего лишь хочу диалога. Общения в приказном порядке мне хватает и в Ордо Фавониус.       «Да ты хочешь поругаться!» — подумал Дилюк. Он сделал ещё один глубокий вдох и сказал себе: нет, дело не в этом. В чём-то другом. Если бы Кэйа хотел поругаться, то они уже сцепились бы — как тогда посреди улицы, но Кэйа просто… тянул время. Уходил от ответа. Неужели уже раздумал жить вместе? На мгновение Дилюку стало дурно, но он тут же отмел эту мысль как паническую и глупую. Кэйа бывал непостоянным, однако к этому вопросу и всему, так или иначе связанному с Совёнком, относился очень серьёзно. Один вечер фонтейнских трелей точно не мог отвратить его от идеи дать ребёнку нормальную семью или хотя бы её подобие.       Дилюк слишком увлёкся мыслями, и Кэйа, не дождавшись ответа, тяжело вздохнул:       — Разве обязательно заниматься этим вопросом прямо сейчас?       — Поиск подходящей квартиры — дело не быстрое.       — Извини, — Кэйа отвёл взгляд. — Не хочу никакого поиска квартир, пока не родится Совёнок, но если всё же возьмёшься за это, когда я уеду… Обязательно напиши, что мебель не нужна. Никакая. Гёте одержим своими шкафами: требует фантастический залог и потом проверяет на царапины чуть ли не с лупой. Проси голые стены, с правом не согласовывать ремонт. Переплата за это будет не такая большая, а головной боли убавится раз в сто.       Дилюк поспешил записать советы, а когда поднял взгляд на Кэйю, то вновь отметил, насколько печальным выглядит его красивое лицо.       — Шарль точно был с тобой обходителен? Не обидел?       — Меня?       — Ты выглядишь уставшим.       — А каким я должен выглядеть? — Кэйа фыркнул. — Цветущим? Совёнку Шарль понравился ещё меньше, чем нам с тобой. Изводила меня весь вечер. Я же сказал — истинное чудовище! Представь себе, добралась до него даже из утробы.       Дилюк чуть улыбнулся — звучало скорее как выдумка.       — Думаешь, шучу? — в своём возмущении Кэйа распалился не на шутку, что бывало с ним не часто. — Едва я прилёг в телегу, чтобы порадовать Шарля авансом...       — С этого места подробнее.       — Только не говори, что сам не понял. Конечно, Шарль хотел взглянуть на живот. Его такое заводит. Я показал, — он вдруг нахмурился. — Признаюсь, оголяться наедине с ним было… неприятно. Никакого возбуждения, не как с тобой. Я почувствовал угрозу, почти как в пещерах рядом с тварями. А ведь думал, это не более чем пустые суеверия! — Кэйа опомнился. — Да, о Шарле. После лицезрения он захотел потрогать, но я выдумал, что нельзя касаться руками, и тогда, как нетрудно догадаться, настал черед лобызаний.       Дилюк невольно сжал кулаки. Какой-то фетишист из Фонтейна приблизился к его Совёнку!       — О это лицо! Мне тоже не понравилось, но раньше, чем я остановил непотребство, наш Совёнок — как истинное каэнрийское дитя — взяла с обидчика плату кровью. Ха-ха-ха, она натурально брыкнулась! И так сильно, что бедный Шарль насквозь прокусил себе язык! — Кэйа стиснул живот с боков и, склонившись, ласково съязвил: — Ты довольна, моя маленькая злодейка? Принцесса-дикарка, р-р-р!       — Хватит её дразнить, — Дилюк всё же не смог скрыть дурацкой улыбки — такая его охватила гордость за свою пока ещё не рождённую дочь. — Она всё сделала правильно. Полагаю, после этого Шарль несколько остыл?       — За это не поручусь, но в значимость соблюдения каэнрийских традиций уверовал точно.