Экспериментальная лоза

      Платье, сшитое Клариссой, теперь как будто сидело даже лучше. Очертания живота не казались такими резкими, как в простой одежде. И в отличие от неизвестного благодетеля из лаборатории Альбедо, Хилли так искусно подлатала оторванный рукав — ни на первый, ни на второй взгляд нельзя было сказать, что эта вещь побывала в эпицентре столкновения с нездешними тварями.       Моко поставила в кузов аэростата небольшой сундук, куда Аделинда сложила столь полюбившийся Кэйе шёлковый халат и несколько платьев госпожи Хельмы. Прощаться так или иначе вышли все, и каждый пожелал «молодому господину» лёгкого разрешения от бремени в срок и скорейшего после этого возвращения на винокурню, уже с малышкой. Под конец Дилюка даже кольнула злость, с какой лёгкостью обитатели этого дома сменили дежурно вежливые разговоры с Кэйей на столь неприкрытое обожание. Он влюбил в себя даже новых слуг, многие из которых с самим Дилюком до сих пор общались крайне сдержанно, соблюдая дистанцию. Неужели всё это время, все эти годы окружающие просто мирились с тем, чего не принимали, искусно делали вид или, хуже того, не вступали в какие-либо споры из опасений потерять работу? Как будто Дилюк Рагнвиндр был каким-нибудь самодуром, тираном из старых баллад!       Ловить себя на таком в разгар Праздника ветряных цветов… Кэйа сказал бы, что в этом кроется что-то глубоко ироничное, но Дилюк счел за лучшее оставить все переживания при себе. Возможно, стоило обсудить их с сестрой Виолеттой в какую-нибудь из будущих встреч.       — Ты не против, если я немного пройдусь с тобой, а в аэростат сяду, когда устану?       — Не против, — ответил Дилюк.       Оглянувшись к дому, Кэйа ещё раз помахал на прощание, и они наконец двинулись в путь.       Товарные аэростаты обычно возили через ущелье. Кэйа прекрасно это знал, а потому только фыркнул на предложение изменить маршрут в пользу более обжитых мест.       — И потом, — добавил он, — я давненько там не ходил. В новом году — точно. Обещаю, никаких внезапных родов.       Настал черед Дилюка фыркать в ответ, но спор на этом был исчерпан.       Кэйа устал очень быстро, ещё на подходе к ущелью. Морщась, он забрался в кузов аэростата и там опёрся спиной на ближайшую бочку, сложив ноги по-сумерски, под собой.       — Груз надёжно закреплён?       — Вдвое крепче, чем обычно. Я всё проверил после Коннора. Несколько раз.       — Спасибо.       Сложив руки на животе, Кэйа с какой-то незнакомой тоской глянул на дорогу. До входа в извилистый горный коридор было ещё несколько сотен шагов, но Дилюк уже чувствовал ползущие оттуда холод и сырость. Сердце неприятно сжалось от воспоминаний о другой поездке — в такой же весенний, беззаботный день. Обычно он не думал об этом, когда ходил здесь с аэростатом, но сегодня против воли ждал худшего. Может, что-то подобное тревожило и Кэйю?       — Если передумал, ещё не поздно изменить маршрут, — сказал Дилюк.       — Передумал?..       — Выглядишь так, будто идея тебе разонравилась.       — Ах это. Нет, не разонравилась. Просто нафантазировал, как пройду своими ногами хотя бы треть пути, но…       Кэйа опустил взгляд на свой живот и замолк. Дилюк всё ждал продолжения, однако его не последовало.       — Но?..       — Не будем об этом, — Кэйа покачал головой. — Дай мне немного времени. В моём положении естественно думать всякую ерунду.       Не сказать, что такой ответ понравился Дилюку, однако он принял это и счёл за лучшее сосредоточиться на дороге.       Они миновали уже половину пути сквозь ущелье, когда Кэйа заговорил снова:       — Красивое всё-таки место.       — По мне, так не очень.       — Мы с матерью часто ходили через похожее, когда я был мал.       — Ты же говорил, что почти не помнишь её.       — Да. Но когда хожу здесь — как будто даже вспоминаю. Словно вижу сон, — Кэйа грустно улыбнулся. — Может, я это себе придумал.       Он снова темнил. Путал след. Ускользал от разговора о том, что засело в его мыслях. Дилюк не мог даже толком объяснить себе, по какой причине так чётко понимал это. Просто знал. Чувствовал в воздухе.       — Ты в курсе, к слову, как госпожа Хельма на самом деле стала Рыцарем Рассвета?       Дилюк хмыкнул. Начни Кэйа с такого вопроса, поймать его на уходе от темы было бы в разы сложнее. Всё же он превосходно управлял вниманием собеседников. Дёргая за нужные ниточки, мог заболтать кого угодно. Дилюк решил поддержать этот разговор. Чтобы в нужный момент докопаться до истины. Ну и совсем немного — потому что ему действительно хотелось узнать, что такого Кэйа вычитал в наставлениях Хельмы Рагнвиндр.       — Не припомню, чтобы отец рассказывал. Может, он и не знал. Это ведь случилось ещё до его рождения.       — И ты никогда не интересовался?       — Всегда думал, что титул перешёл к ней, после того как мой дед вышел в отставку и вплотную занялся делами винокурни, — Дилюк пожал плечами. — Но, судя по вопросу с подвохом, имела место какая-то история?       — Весьма постыдная история.       Кэйа сел ровнее. От прежней тоски не осталось и следа — теперь он просто лучился, словно делом всей его жизни были именно пересказы постыдных историй Мондштадта и всех окрестных земель. Мелькнула мысль: может, в этом разговоре и не имелось никакого двойного дна — может, Кэйа начал его не ради Дилюка, а ради самого себя, чтобы отвлечься.       — Она много лет служила простым рыцарем под началом твоего деда.       — Это мне известно.       — Он был женат.       — Ты же не собрался знакомить меня с общеизвестной историей мо… нашей семьи?       — Смейся сколько угодно, — снисходительно ответил Кэйа, — но могу поспорить и выиграть, что в то время эту историю не перетирал в Мондштадте только ленивый. Так что — да, собрался.       — Ближе к делу. Дорога не бесконечная.       — Но предыстория важна! По какой-то причине за все двенадцать лет брака первая жена так и не смогла выносить ребёнка. Хельма пишет, ситуация действительно была тяжёлая для обоих, и от большой любви, по которой и поженились, в отношениях друг с другом они дошли до абсолютного отчаяния.       Аэростат плавно скользил над землёй всё дальше и дальше, а Дилюк словно прирос к тому месту, на котором его застали слова Кэйи.       Не смогла выносить ребёнка.       «Из-за варварства своих предков, — прозвучал в голове ледяной голос Рэйндоттир, — он подверг принца огромному риску».       Сделав над собой невероятное усилие, Дилюк поборол оцепенение и догнал аэростат. Сквозь стук крови в висках еле-еле пробилось продолжение истории:       — …обовали всё. Потом Леа в очередной раз отправилась на лечение в Сумеру и там, представь себе, — Кэйа хмыкнул, — родила двух абсолютно здоровых мальчиков, но, увы, не от господина Рагнвиндра, а от проезжего мудреца, ха-ха-ха! Разумеется, обратно она не вернулась. Как честная женщина, Леа сама отправила сенешалю прошение о расторжении брака, а своему теперь уже бывшему мужу — трогательное письмо с извинениями и просьбой найти себе другую жену. Но не таков был твой дед!       — Он же… — голос не слушался, осип; прокашлявшись, Дилюк сказал: — Он же сошёлся с Хельмой, разве нет?       — Она пишет, вначале он сошёлся с вином и довёл себя до такого безобразного состояния, что о его пьяных выходках стали сочинять куплеты. Хельме это совсем не нравилось. Долгие годы они были хорошими друзьями и напарниками во многих расследованиях. Её злило, что Солис вредит сам себе и бросает тень на всех рыцарей Ордо Фавониус, однако достучаться до него или хотя бы воззвать к голосу разума у неё не получалось. Тогда она решила хорошенько его проучить, — Кэйа сделал многозначительную паузу. — В день, когда Солис в очередной раз пошёл в разнос, Хельма разыграла с ним ссору, в ходе которой заявила, что он недостоин называться Рыцарем Рассвета. Устав ордена, если помнишь, допускает поединки за титулы. С разрешения магистра, само собой, но Солис впал в такую ярость, подогретую вином, что они сразились там же, где поругались, на глазах у всех изумлённых посетителей «Доли ангелов». Солис ожидаемо проиграл. Замять дело тоже не вышло — позору было слишком много свидетелей. Хельма пишет, он сделал предложение, чтобы оставить титул за Рагнвиндрами, но после свадьбы не разговаривал с ней ещё три года, прежде чем пришёл с искренними извинениями, ха-ха-ха!       Дилюк еле нашёл силы натянуто улыбнуться в ответ.       — Что такое? Неужели это не кажется тебе забавным? Они прослужили вместе почти двадцать лет. Можно было и побыстрее догадаться, что Хельма сделала это из лучших побуждений. Она даже не послала его в Бездну, наоборот — помогла сохранить лицо. Святая женщина.       — С этой частью не поспоришь. Полагаю, они быстро помирились?       — Ха-ха-ха, да Хельма на него и не обижалась! Просто ждала, когда он сам дозреет. Ты только послушай! — Кэйа ненадолго замолчал, а потом заговорил её словами: — «Иные и теперь думают, будто я сделала это из корысти или ненависти, поступила с ним не как друг и боевой товарищ и уж тем более не как будущая жена, но правда в том, что я просто хотела, чтобы он наконец очнулся от боли, которая терзала его столько лет. Иногда — в бою или иных тяжелых ситуациях — приходится платить высокую цену за то, чтобы кого-то спасти, однако потом, когда видишь, что это сработало, все собственные неудобства забываются и остаётся только облегчение».       …чтобы он наконец очнулся от боли, которая терзала его столько лет…       Дилюк вскинул голову и увидел впереди чёрный камень, какими в Мондштадте отмечали места трагедий, а над ним — отвесную скалу со следами драконьих когтей.       …подверг принца огромному риску…       В горле встал ком. Дилюк перевел взгляд на Кэйю. Кэйа мог потерять ребёнка, как теряла детей эта женщина, Лея, пока не сошлась с другим мужчиной. Мог, вероятно, умереть и сам — если бы что-то в ходе их с Альбедо эксперимента пошло не так. Проклятье, да он до сих пор был в немалой опасности! Даже если Кэйа тоже хотел, чтобы Дилюк перерос своё горе, разве это того стоило?..       Из омута мыслей вырвал изумлённый возглас:       — Ох! Я и не заметил, что уже доехали. Остановим аэростат?       — Зачем? — Дилюк сглотнул.       — Ты разве никогда здесь не останавливаешься?       Кэйа повернул рычаг, и аэростат завис на одном месте.       — Нет.       — Нет?..       Увидев искреннее удивление в его взгляде, Дилюк отчего-то сильнее ощутил царящую вокруг сырость. Она забиралась под все слои одежды и, казалось, могла добраться до сердца.       — Зачем? Его могила не здесь.       — Тогда дай мне пару минут.       Не без помощи Кэйа спустился на землю. Он подошёл к чёрному камню и, к удивлению Дилюка, достал из ридикюля огромный закатник. Положил так, чтобы не укатился. Кэйа простоял там довольно долго, потом вздохнул и вернулся в аэростат.       Чёрный камень уже несколько минут как скрылся из виду, когда Дилюк услышал:       — Забавно, что эту традицию, с которой столкнулись только в Снежной, каэнрийцы теперь считают своей. У нас, правда, принято оставлять еду в любых особенных местах.       — У того дерева ты ничего не оставил.       — Там свои росли, — сказав это, Кэйа потёр живот ближе к низу и сильнее опёрся спиной на бочку. — Кому нужно — сорвёт.       — Как ты?       — Как беременный, наверное? — он устало рассмеялся. — Принимаю неизбежные неудобства и утешаюсь мыслью, что страдаю не зря.       — Я могу узнать кое-что?       — Попробуй.       — Ты спрашивал, зачем я согласился. А какая причина была у тебя?       Дилюк постарался произнести это максимально нейтрально, чтобы случайно не задеть неуместным сейчас любопытством. Озаботиться поиском ответа стоило гораздо, гораздо раньше. Возможно, в самом начале. С другой стороны, вживление имплантата было выбором одного лишь Кэйи. То есть, решение родить ребёнка он принял ещё до каких-либо обсуждений с Дилюком.       «Или же мой ответ казался ему очевидным».       Кэйа пожал плечами:       — Когда мы были в королевском хранилище, Альбедо сказал, эта штука создавалась с расчётом на ветвь, к которой я принадлежу. Логично, учитывая наши особенности. Сказал, что ему это тоже интересно. И я подумал: «Раз уж это интересно даже такому говнюку, которого ничем не удивить, то и мне грех отказываться». Ещё подумал, что тебе, наверное, тоже будет интересно, если ты вернёшься живым из своей горячки. В крайнем случае, мы могли бы заморозить твоё семя.       — Что?!       — Что? Если бы ты умер, тебе было бы уже всё равно, а вот на винокурне вздохнули бы с облегчением, узнай, что такое огромное хозяйство перейдёт не чужому человеку, а твоему ребёнку. Дилюк, — Кэйа нахмурился, — этот план придумывался на крайний случай.       — Ладно, — Дилюк поднял ладони вверх. — Ладно. Я сделаю вид, что этого не слышал. Я… — горло снова свело от возмущения. — Да как такое тебе в голову пришло?!       — Альбедо подсказал. Наверное, увидел что-то в моём лице, когда спросил, есть ли человек, от которого я хотел бы ребёнка.       — Но вот так: от мёртвого?..       — От умирающего — и то не факт!       Они смотрели друг на друга посреди этого треклятого ущелья и, похоже, оба уже жалели, что вообще завели разговор.       — Зачем? — всё-таки спросил Дилюк.       Если изначальной целью была даже не жертва во имя спасения, то он вообще ничего не понимал.       — Ну… — Кэйа отвёл взгляд. — Я же, вроде бы, уже говорил? Всегда хотел понянчить твоего ребёнка. Фантазии фантазиями, но на самом деле меня устроил бы и твой ребёнок, которого родила женщина. Представлял, как буду качать его и умиляться, насколько он на тебя похож. Такой прелестный крошечный Дилюк.       Кэйа вздохнул с такой искренней нежностью, что за вопрос стало неловко.       — Ты никогда об этом не говорил.       — Потому что, наверное, был в своём уме? Ты бледнел каждый раз, когда вспоминал, что отцу от тебя нужен ещё и наследник.       Дилюк тяжело вздохнул. Чувство было такое, будто он прожил какую-то другую жизнь, где-то глубоко в своём мире.       — Извини, — Кэйа взял его за руку. — Я правда не хотел тебя расстраивать. Ни тогда, ни сейчас.       Не в силах произнести ни одного слова, Дилюк только кивнул, но руки не отнял — напротив, сжал его ладонь крепче. Нужно было собраться, думать о настоящем, о возможных опасностях, следить за дорогой. До выхода из ущелья оставалось всего ничего, однако после этого им предстоял не самый короткий путь через предместья.