Экспериментальная лоза

      — Ого! — рассмеялась Лиза. — Городские сплетни не врут — ты, и впрямь, приоделся, мастер Дилюк! Но в запретный отдел я тебя всё равно не пущу.       — Мне нужна генеалогическая книга семьи Рагнвиндр.       — Не будь таким букой, — Лиза скрестила руки на груди. — И должна предупредить, что орден хранит копию за последние восемь столетий. Полную информацию можно получить только в соборе.       — Кто-то недавно интересовался этой копией? — Дилюк подобрался.       — Ты проницателен. Но не слишком. Мог бы и догадаться, что её спрашивал Альбедо. Думаю, не стоит озвучивать, почему?       Лиза потешалась над ним, и стоило больших усилий не вестись на её провокации.       — Восьми столетий мне будет более чем достаточно.       Она только фыркнула:       — Тогда милости прошу в читальный зал. Дальше выносить нельзя, уж прости.       Дилюк спустился на нижний этаж. Длинные, массивные столы, пахнущие временем... Они напоминали ему о годах отрочества, когда он только и делал, что зубрил книги, необходимые для сдачи рыцарского экзамена. В дни фестиваля в библиотеке было пусто. Лишь один человек корпел над знаниями, пока все другие веселились. Роб. Дилюк поздоровался с ним и, получив приветствие в ответ, уточнил:       — Не помешаю, если сяду на другом конце стола?       — Садись где удобно, — Роб пожал плечами. — Тяжело помешать, когда и так ничего не понятно.       Он показал книгу. Это был учебник элементальной магии, издание для детей. Дилюк и сам когда-то постигал владение Глазом Бога через этот унылый талмуд.       — Я пытался читать учебник для людей моего возраста, — Роб вздохнул. — Но потом мадам Лиза сжалилась и дала этот. Сказала, тут то же самое, только простыми словами.       — Так и есть. Во всяком случае, азы ты усвоишь, а там... Глаз Бога — уникальный артефакт. У каждого работает немного по-своему. Нужно только привыкнуть.       Роб вздохнул ещё тяжелее и рухнул лицом в книгу:       — Лучше бы всю жизнь до старости ловил крабов! Все меня поздравляют, а я… Даже здесь не такой как нормальные люди.       Дилюк тихо хмыкнул себе под нос и, подумав немного, всё же сказал:       — Когда сам стремишься к могуществу или получаешь Глаз Бога ребёнком, то не задаёшься вопросом, можно ли жить без этого. А когда что-то подобное попадает в руки уже во взрослом возрасте, при тяжелых обстоятельствах, мысли не обязательно восторженные. Бывают другие.       И хотя Дилюк уже много лет не держал в руках Глаз Порчи, его тёмный голос словно ожил под кожей. Бери сколько хочешь, шептал он, и я возьму за это сколько смогу. Отец был щедрым — может, поэтому и сгинул в алом безумии. Дилюк же ничего никому не отдавал. Во всяком случае, после той ночи всю его эмпатию как отрезало.       — Другие? Какие именно?       — Думаешь, что оно того не стоило. Думаешь, что был бы в разы счастливее, живя тихо и незаметно, без потрясения, которое перевернуло в твоей жизни всё с ног на голову.       — Ты не похож на человека, которому нравится тихая жизнь.       — Кэйа ответил бы тебе, что внешность обманчива.       Роб фыркнул. Потом осторожно спросил:       — С ним всё хорошо?       — Более чем.       — Слышал, ты вчера приглашал на винокурню мастера Альбедо.       — Да, было небольшое недомогание. Ничего серьезного. Но лишний осмотр Кэйе точно не повредил. Как Сабрина?       — Сестра Ундина сказала, даже в соборе ей ещё некоторое время нужно соблюдать постельный режим, так что она предсказуемо в ярости, но в остальном всё хо…       — Мальчики, — проворковала Лиза, — я вас рассажу. Мастер Дилюк, переместись сюда и не мешай учебному процессу.       В подтверждение своих слов она опустила огромный фолиант на самый дальний стол от места, где сидел Роб. Пришлось покориться.       Пока Лиза вполголоса объясняла Робу, каким образом описанное в учебнике применимо на практике, Дилюк погрузился в дебри собственной родословной. Как показал сегодняшний разговор в ущелье, слова Рэйндоттир насчёт давнего вмешательства некоего алхимика, результат которого, оказывается, мог убить их с Кэйей общего ребёнка, не были лишь гипотетическим предположением. Вероятно, с такой же проблемой столкнулись Солис и Леа.       Признаться, Дилюк никогда особенно не интересовался тем, что происходит с человеком от зачатия до рождения, и всегда считал, что выкидыши случаются из-за внешних причин вроде травмы, сильной болезни матери или душевного потрясения. Он с трудом представлял, как такое возможно само по себе. И, по правде говоря, не имел ясного знания, как данная книга могла прояснить ему этот вопрос. Но в ней Дилюк хотя бы надеялся найти упоминания о других подобных случаях.       Однако уже запись о разводе Солиса и Леи намекнула: дело гиблое. Среди причин значилась лишь супружеская измена жены, повлекшая за собой рождение мальчиков-близнецов от другого мужчины. Ни слова о годах неудачных попыток. Не было даже упоминания, что Леа теряла детей. Очевидно, при заполнении генеалогической книги единичные потери беременности на столь ранних сроках не брали в расчёт. А при отсутствии должной статистики и огласки все последующие случаи, естественно, считались не более чем печальным стечением обстоятельств. Лишь раз за две сотни страниц, уводящих почти на полтысячи лет назад, Дилюк обнаружил запись, заслуживающую внимания. Некая Виола Рагнвиндр после очередного выкидыша покончила с собой. Её муж — дальний предок Дилюка — провел в трауре девять лет, прежде чем взял другую жену. «По году за каждую утрату». Если исключить саму Виолу, выходит, погибших сыновей было восемь? Или меньше, а новые неудачи уже становились следствием предыдущих? Зачем, видя один и тот же результат, супруги пытались зачать ребёнка снова и снова? С другой стороны, они ведь ничего об этом не знали, не могли даже вообразить, что все их возможные сыновья заранее обречены.       «Какая… жуть».       — Дилюк?       Он настолько погрузился в мысли, что чуть не врезал неожиданному свидетелю его раздумий, нависшему над плечом. К счастью, у Альбедо была отменная реакция.       — Что ты здесь делаешь?!       — Джинн задерживается и просила передать это, если я застану тебя здесь.       Выдохнув, Дилюк закрыл глаза, пытаясь совладать с расшатанными нервами. Сердце колотилось где-то в горле.       — Не хотел тебя тревожить, но если ты ищешь следы алхимика, о котором упомянула моя наставница, то позволь поделиться предположением.       Дилюк оглянулся, но Роб и Лиза уже ушли. Судя по треску электричества наверху — поднялись для практических занятий в отдел с периодическими изданиями.       — Я слушаю.       — Ты почти до него дошёл, — Альбедо перевернул ещё несколько страниц. — Думаю, к услугам алхимика прибегли вскоре после предыдущего бедствия. Но твоим методом его не вычислить. Ты идёшь по следу, который подсказывает личный страх. Однако того, кто заключил эту сделку, страшили не потери.       Дилюк нахмурился. Неужели все его мысли и переживания настолько лежали на поверхности?       — Как и сказала наставница, это был страх немощных сыновей. И здесь, — Альбедо указал на ту часть книги, что уводила ещё дальше от нынешнего дня, — слабые с физической точки зрения мальчики встречаются с той же частотой, что и в среднем по человеческой популяции. А здесь, — он кивнул на пять последних столетий, — нет ни одного. Учитывая, что твои предки не проводили никаких генетических исследований перед зачатием детей, это странно. Мягко говоря.       Дилюк смотрел на имя человека, о котором никогда не знал ничего сверх описанного в этой книге, и всё никак не мог понять: неужели потомок воспетого во множестве баллад Рыцаря Рассвета действительно мог быть настолько жесток?       Словно прочитав эти мысли, Альбедо сказал:       — Вероятно, решающую роль здесь сыграло бедствие. А точнее: фантазии о том, что всё могло сложиться иначе. Возможно, злость и чувство вины? Взгляни сюда — его немощный брат и молодая жена погибли в окрестностях винокурни, пока он защищал город. Наверняка, твой предок воображал, что будь на месте калеки кто-то вроде него самого, то беды удалось бы избежать.       — Но разве не так? — Дилюк тяжело вздохнул.       — Может, так, — Альбедо чуть усмехнулся, — а может, ситуация была настолько тяжёлая, что никакая сила уже ничего не решала. А ещё могло случиться, что, спасшись от одной напасти, они встретились бы со следующей, где преимущество уже оказалось бы на стороне немощного мужчины и молодой женщины. Фантазии полны исходов, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Тем не менее, твой предок принял решение — и тебе, судя по всему, оно не по душе.       — Наш сын погибнет, даже толком не став...       Дилюк не знал, как продолжить. Погибнет, не став кем? Такой маленький ребёнок — кем он вообще являлся? Человеком? Существом? Чем-то вроде оболочки, в которой возникнет душа? Он сжал кулаки:       — Почему ты нас не предупредил?!       — Касательно моей осведомленности наставница сделала ошибочные выводы, — Альбедо скрестил руки на груди. — К сожалению, по непостижимой для меня причине Кэйа и всё связанное с его ребенком выводит её из равновесия. Возможно, она просто играет, чтобы создать обстоятельства, в которых я должен буду сделать некий выбор. Вырасти над собой как алхимик. А возможно, она действительно до сих пор переживает, что гибель Каэнри’ах прервала её многовековой спор с Ортрун. Они придерживались разных взглядов. Наставница считала, что идеал достижим, а Ортрун — что подобными стремлениями можно достичь только безумия. Её интересовал практический результат. Желательно, не выходящий за рамки каэнрийской этики тех времён. Но я отвлекся. Конечно, для меня не было тайной, что мальчик обречён. Но и вероятность того, что он будет зачат естественным путем, приближалась к нулю. При этом Кэйа в то время уже изрядно раздражался от мыслей, что девочка значительно воодушевит старейшин. И, в целом, в приоритете оставался риск, что в первый раз имплантат на начальном этапе отторгнет даже полностью здоровый эмбрион. Просто потому что пролежал в хранилище полтысячи лет. Я говорил об этом Кэйе много раз ещё до того, как мне стала известна кандидатура отца. И он всё равно настаивал на том, чтобы попытаться. Поэтому я ничего вам обоим и не сказал.       Дилюк зажмурился. С какой злостью он швырнул бы гения-алхимика через весь читальный зал! Но никакого смысла в этом уже не было. Кроме того, сейчас Кэйа и Совёнок нуждались в Альбедо не меньше, чем вначале эксперимента.       — Понимаю, ты расстроен. Но и мне в тот момент не хотелось вносить лишнее напряжение в ваши с Кэйей отношения, суть которых, признаюсь, остаётся для меня некоторой загадкой. Обобщив все достоверные сведения о твоём поведении, принятых решениях и реакциях на стресс, я предположил, что ты можешь и вовсе отказаться от участия в эксперименте, если посчитаешь его недостаточно безопасным для своего эго.       — Моего... Что? При чём здесь моё эго?!       — Лично я не вижу в том большой беды, но невозможность зачать сына зачастую становится сильным ударом для мужчин.       Как Роб совсем недавно, Дилюк упал лицом на раскрытую книгу. Он так устал от чужих ожиданий и больше всего сейчас хотел остаться в одиночестве, но с кем ещё можно было всё это обсудить? К тому же, в отличие от Кэйи, Дилюк даже находил какое-то утешение в том, что Альбедо эмоционально не реагировал на его гнев.       — Это тоже дело рук того алхимика?       — Интересный вопрос. Ответ на который: и нет, и да.       Дилюк приподнял лицо над книгой. Прислонившись к высокому столу, Альбедо охотно пояснил:       — Наставницу не зря так возмутила эта история. Не подумай, что она переживает о потерях. В этом смысле жалость ей неведома. Но генетика — её страсть, и ей больно видеть откровенно слабую работу. Пусть желание твоего предка и было сомнительным с гуманистической точки зрения, тем не менее, он хотел определенного результата. Которого, можно сказать, не получил. Прошло всего пять столетий — и под угрозой сама возможность обрести сына. Не говоря уже о том, что за счёт других мутаций накопилось достаточно предпосылок для новых недугов.       — То есть?..       Было неловко признаваться, но Дилюк перестал улавливать связь между, вроде бы, понятными словами.       — Если позволишь, я буду говорить откровенно.       Дилюк кивнул.       — Идеального человека легче создать заново, чем через скрещивание уже существующих людей. Да, можно гарантированно обрести чрезмерно красивого и умного или, допустим, сильного ребенка. Но для этого нужен алхимик, который проведёт тесты и поможет с выбором пары. А ещё лучше — изучит некоторое количество полученных от вас эмбрионов и выберет подходящий. Всё остальное, учитывая уровень нынешних знаний, просто… пустая трата времени. И бесконечное разочарование для всех участников. Взять, к примеру, твой случай. Изучив эту копию, — Альбедо указал на фолиант, — я наведался в собор и погрузился в изучение полной истории твоей семьи. К счастью, в Мондштадте принято описывать в подобных книгах не только так называемые достоинства, но и прочие особенности, отличавшие человека. Усилиями некоего алхимика Рагнвиндры избавились от вероятности рождения мальчиков с рядом недугов, характерных для их семьи, но какие возможности потеряли из-за того, что дети, способные выжить и, в свою очередь, привести в мир новых детей, этого не сделали? — он покачал головой. — Природа, если ты не знал, и сама неплохо справляется с пресечением критических ошибок. Живыми из утробы выходят не все — это по-своему нормально. Но отказывать в рождении каждому, кто на твой субъективный взгляд недостаточно хорош? В таком подходе, и впрямь, есть нечто, отдающее безумием… — алхимик опомнился. — Возвращаясь к теме недугов. Как я уже сказал, избавление от них тогда никак не застраховало мужчин твоей семьи от появления новых неприятных особенностей. Думаю, ты и сам знаешь, что не во всем блистал так ярко, как от тебя ожидали.       В душе разом встрепенулись и гнев, и стыд. Даже если что-то не давалось Дилюку сходу, разве приложенных сверх обычного усилий было недостаточно, чтобы теперь об этом не вспоминать? Он вскинулся, сверля Альбедо тяжёлым взглядом.       — Мне нет интереса оценивать тебя для личных нужд, Дилюк. Я собираю информацию, потому что она важна для эксперимента. И потому что хочу точно знать, что если мы с наставницей исправим вмешательство того алхимика, то вы оба — и ты, и Кэйа — окажетесь готовы к тому, что ваш сын будет физически слаб и с большой долей вероятности равнодушен к внешнему миру. До определенной степени это можно исправить — тренировками и развитием, но выдающейся социальной активности от него лучше не ждать. Как и стремления что-то менять в мире теми методами, к которым вы оба привыкли.       Всего этого — семейных тайн, ошибок предков, несправедливости к обделённым, великих надежд — было слишком много. Слишком много для одного Дилюка. Почему в этой череде чужой ответственности он снова остался самым крайним? И как ему следовало поступить, чтобы ни его дочь, ни тем более его гипотетически возможный сын никогда не оказались с чем-то подобным один на один?..       — Чем ваше вмешательство будет лучше предыдущего? — отвернувшись, пробормотал он.       — Учитывая все твои особенности, шанс зачать мальчика есть, пусть и невеликий. Мы не пойдем против природы, если ты об этом. Но можно оставить всё как есть. Если ты не намерен заводить детей с кем-то, кроме Кэйи, то эта ошибка исчезнет сама — просто потому что ты никому её не передашь. Так это работает. Есть ли в том вина неизвестного алхимика? Определенно, ведь он лишает тебя и доли шанса. Мог ли он это предотвратить? С его уровнем понимания генетики — едва ли. Твоя проблема — следствие труднопредсказуемых изменений, которые накопились естественным путём уже после его вмешательства.