Экспериментальная лоза

      Для обсуждения поданного Дилюком прошения члены совета собрались в одном из помещений собора. Обычно они не начинали раньше полудня, но сегодня все явились ровно к десяти часам, как и было указано в ответном письме сенешаля. Некоторые из этих уважаемых господ, судя по лицам, ещё толком не проснулись.       Сам Дилюк к тому моменту бодрствовал уже давно — с тех пор, как Кэйа разбудил его незадолго до рассвета, попросив хотя бы полчаса отдыха перед возвращением в Мондштадт. Сдав дежурство, он уснул так сладко. Дилюк не мог насмотреться и не тревожил его, пока в комнату не постучалась хозяйка, приглашая гостей перекусить перед отправкой на аэростате. Началось полное забот утро, время пошло дальше, а Дилюк мыслями так и остался в той скромной сельской комнате, обнимающим Кэйю и слушающим его тихое глубокое дыхание.       До города добрались без происшествий. Осталось даже время спокойно привести себя в порядок и позавтракать уже основательно. Кэйа переоделся в другое платье госпожи Хельмы — горчичное, в котором встречал на винокурне фонтейнцев, — и выбрал к нему самую скромную свою накидку, из-за чего всё внимание теперь привлекал к себе круглый живот, и без того кажущийся больше в этом наряде. Образ дополнили неброские украшения, среди которых выделялась лишь одна огромная светяшка, как диковинная брошь приколотая слева на груди. Дилюк не любил эту традицию именно за театральность — в отличие от мятежников древнего Мондштадта, для которых демонстрация анемоний могла обернуться большой бедой, нынешние горожане ничем не рисковали, а многие уже даже и не помнили истинный смысл живого цветка, закреплённого на одежде. Но раз уж сегодня намечалось своего рода представление, то он сдался на уговоры и тоже украсил отворот камзола ветряной астрой.       Джинн, заглянувшая на завтрак, с изумлением смотрела на обоих несколько долгих секунд, прежде чем взяла себя в руки и сообщила, что не сможет лично присутствовать на заседании, однако считает своим долгом ещё раз проговорить с Дилюком ответы на возможные вопросы. В конце встречи она выразила надежду на положительное решение. Потом, изрядно смущаясь, Джинн всё же согласилась погладить живот Кэйи, расчувствовалась и сказала, что брак — всего лишь формальность, тем более для ребёнка, и куда важнее, чтобы родители просто любили его, уважали друг друга и жили вместе, если это позволяют их убеждения.       К счастью, хотя бы Альбедо смог выбраться, как и обещал. Вместе с Кэйей он устроился на последней скамье — поближе к открытому окну. Дилюк же прошёл туда, где полагалось сидеть ему. Несмотря на то, что все собрались вовремя, слушание всё не начиналось. И чем дольше длилось ожидание, тем сильнее натягивались нервы, хотя это было далеко не первое дело, в котором он выступал в качестве просителя. Джинн уверила, что шансы на успех велики. Такого же мнения, вероятно, придерживался сенешаль, раз созвал членов совета в праздничный день да ещё и перед таким важным для города мероприятием, как подношение анемоний. Вся эта спешка говорила о том, что вопрос заранее показался ему делом решенным, не стоящим долгих обсуждений.       …И всё же, решённым в чью именно пользу?       В некоторых вещах Дилюк привык полагаться лишь на свои силы и теперь раздражался от понимания, что ближайшее будущее Рагнвиндров напрямую зависит от членов совета. Пусть каждый из них искренне стремился к развитию Мондштадта и отстаивал в первую очередь интересы своего сообщества, однако Эдвард Лоуренс был бессменным представителем от аристократов очень много лет — самыми разными путями он умел находить путь к сердцам даже тех людей, которые открыто его презирали.       От мрачных мыслей Дилюка отвлекло едва различимое горестное оханье, донесшееся от окна, но раньше, чем он успел испугаться, Кэйа проворчал:       — По чему я точно не скучал, так это по синякам на заднице.       — Вы снова сношались до синяков? — негромко спросил Альбедо.       — Сношались? Попросил бы! Мы занимались любовью. И я прекрасно себя чувствую, не считая того неудобства, о котором упомянул.       Продолжить они не успели — сенешаль объявил о начале слушания. Обычно в день подношения анемоний он вслед за Варкой цеплял на мантию ярко-алую ветряную астру, по их общему мнению символизирующую верность Мондштадту, но сегодня Шеймус вышел с хрупким одуванчиком на груди, и отчего-то эта мелочь пробрала Дилюка до костей, заставив метнуться мыслями к своей дочери.       «Совёнок!..»       Кроме Лоуренса, всегда подчёркнуто игнорирующего традицию по той причине, что настоящие анемонии исчезли с лица мира столетия назад, и Варки, другие члены совета поддержали то и дело всплывающую в городских разговорах идею в этом году отдать предпочтение иноземным цветкам. Сайрус, глава Гильдии искателей приключений, вышел с роскошной сумерской падисарой. Известный своими специфическими вкусами финансовый интендант Адальберт Фрейгунн решил поразить всех редкой инадзумской травой наку. Иво, его старый приятель и по совместительству торговый представитель Мондштадта, напротив, выбрал уже хорошо знакомую горожанам глазурную лилию, выразив тем самым особое уважение гостям из Ли Юэ. Элеонора, одна из наиболее влиятельных сестер церкви, тоже предпочла диковинку ближайших соседей — скромную шелковицу.       — Итак, — сказал сенешаль, когда члены совета заняли свои места, — для начала попросим господина Рагнвиндра кратко озвучить суть своего обращения, с копиями которого все присутствующие, разумеется, ознакомились заранее.       По тому, как он выделил последнее слово этой дежурной фразы, стало ясно, что далеко не каждый здесь проявил в этом направлении достаточное старание. Кашлянув, Дилюк изложил свою просьбу: не отказываясь от тридцатилетней аренды, он хотел сменить охотничьи угодья вблизи Спрингвейла на безрадостные скалы, граничащие с Драконьим Хребтом, а разницу в стоимости компенсировать сменой типа.       — Неоспоримое право использования? — немедленно вскинулся Лоуренс. — Не много ли ты хочешь?       — Земли вблизи Драконьего Хребта всегда привлекали мало арендаторов, а после предпоследнего бедствия интерес к ним и вовсе пропал. Сенешаль подтвердит, за последние пятьсот лет их ни разу не брали в аренду.       — Это правда? — удивился Иво.       — Да, — ответил сенешаль. — Тогда из-за непосредственной близости к месту гибели дракона они находились в самом плачевном состоянии. Город при содействии семьи Рагнвиндр несколько лет очищал склоны от заражённой крови и миазмов, однако и после завершения этих работ желающих всё равно не нашлось. Дурная слава, к сожалению, живёт много дольше самих трагедий. Так что, с моей точки зрения, для Мондштадта это исключительная возможность получить доход от земель, которые находятся в большом запустении.       — Сейчас это было бы как нельзя кстати, — согласился Адальберт. — Тем не менее, как человек, ответственный за финансовое благополучие не только Мондштадта, но и всех его граждан, я со своей стороны хочу убедиться, что господин Рагнвиндр верно оценивает риски. Насколько мне известно, это крайне безрадостная местность. Брать её в аренду за такие деньги и тем более обещать облагородить для, как видно из обращения, выращивания фруктов — несколько, м-м-м, опрометчивый поступок.       — Есть ряд сортов...       — Сортов, выведенных с помощью алхимии? — вмешался Лоуренс.       В голосе старика сквозила издевка, однако Дилюк пропустил её мимо ушей и ответил со всей серьёзностью:       — Не только. Некоторые сорта яблонь из Снежной будут неплохо чувствовать себя на этих склонах. Это позволит расширить производство сидра и наладить экспорт.       — Однако здесь указан и виноград, — заметил Сайрус. — Хотелось бы пояснений на этот счёт. Пусть я не разделяю ужас господина Лоуренса перед алхимией, но неужели такое возможно? И будет ли вино из такого винограда пригодно для питья?       Удивительно, с какой точностью Джинн во время подготовки к слушанию угадала все вопросы, показавшиеся Дилюку неуместными или глупыми. Кивнув главе Гильдии искателей приключений, он озвучил заготовленный ответ:       — Виноград растёт в самых разных климатических условиях, и всюду из него делают вино. Безусловно, вкус будет отличаться от того, к которому привыкли в Мондштадте, поэтому не берусь обещать, что все местные его оценят, но наш город открыт для гостей, а у них вкусовые пристрастия могут быть совершенно другие. Кислые вина имеют такое же право на существование, как и все прочие. Их довольно высоко ценят, например, в Фонте...       — Но алхимическое вмешательство! — уже раздражённо воскликнул Лоуренс. — Разве это нормально?       — Мы живём в землях, где милостью Анемо Архонта круглый год тепло, — развёл руками Иво. — Тоже не самое нормальное явление. С точки зрения географии, в наших краях сейчас должно царить что-то вроде весенней распутицы — почти как в приграничных землях Снежной.       — Не нужно ровнять божественное вмешательство и богомерзкую практику!       — Со своей стороны отмечу, — чуть улыбаясь, сказала сестра Элеонора, — что представителями церкви Фавония никогда не используется словосочетание «богомерзкая практика». И хотя исторически последователи богов и народ Каэнри’ах, полагающийся на искусство Кхемии, имели некоторые идеологические разногласия, из этого не следует, будто элементальная магия и алхимия как таковые находятся на разных полюсах некой умозрительной сущности, которая включает в себя все известные способы воздействия на физический мир, и, более того, имеют какое-либо отношение к тому, что люди называют добром и злом.       — Господа, умоляю, — Адальберт устало вздохнул, — только не начинайте ваш позавчерашний спор сначала…       — Тяжело назвать спором разговор, в котором одна сторона не имеет никаких аргументов, кроме личного мнения.       — Кхемия — порождение Бездны!       — О чём и речь, — кашлянула Элеонора.       — Использовать её всё равно что идти против природы бытия!       — Природа бытия! — нахмурился Иво. — И вот мы снова пришли к обсуждению того, в чём, безусловно, являемся главными экспертами на свете. Господа, хватит превращать заседание совета в посмешище. Мы пользуемся алхимией каждый день. А что касается винограда… Соответствующие исследования были одобрены орденом ещё осенью и частично оплачены из городской казны. Я прекрасно помню, что все присутствующие добровольно поставили свою подпись на документах. Раз тогда не возникло никаких вопросов, почему мы обсуждаем это теперь?       — Потому что это возмутительно! — Лоуренс стукнул кулаком по столу. — Семья Рагнвиндров и так непростительно богата, по какой причине город должен и дальше сквозь пальцы смотреть на это и тем более одобрять получение средств, полученных столь сомнительным образом?       — Непростительно богата? — переспросил Дилюк. — Я не ослышался? И с каких пор у представителя аристократов есть полномочия считать деньги моей семьи?       — Господин Рагнвиндр, — кашлянул сенешаль.       Дилюк вернулся к своей роли:       — Но раз вопрос возник, то прошу господина Фрейгунна с моего позволения сообщить о реальном положении дел. Вдруг у кого-то ещё в совете возникла мысль, что я от хорошей жизни расстаюсь с угодьями, которые были столь дороги моему отцу.       И пусть самому Дилюку сказанное показалось насквозь фальшивым, но возможно, как и говорил Кэйа, им просто владела гордыня, потому что членов совета такой поворот изрядно заинтриговал.       — Кхм, раз господин Рагнвиндр настаивает на разглашении… — пробормотал Адальберт, и тут же придал своему холёному лицу неожиданно строгое выражение. — Однако все присутствующие должны понимать, что сейчас прозвучит в высшей степени конфиденциальная информация, дальнейшее распространение которой недопустимо, — дождавшись тишины и всеобщего внимания, он продолжил: — Судя по моим данным, дела у винокурни «Рассвет» ничуть не лучше, чем у прочих хозяйств и города в целом. Безусловно, немалые сбережения и грамотное распределение финансов помогли господину Рагнвиндру избежать разорения, но не избавили от ряда весьма неприятных долгов. Отстройка и реставрация зданий, восстановление виноградников и производства, очищение земли от скверны — всё это производилось за счёт личных средств. Напомню членам совета, что семья Рагнвиндров, как и другие старые известные семьи, практически не имеет своей земли, а берёт её в аренду у города, и в случае чрезвычайных ситуаций город обязан содействовать скорейшему восстановлению таких участков, либо же постепенно компенсировать убытки. Так что, пользуясь случаем, я хочу ещё раз выразить господину Рагнвиндру огромную благодарность если уж не от лица всех членов совета, то от себя лично, ведь он арендует немалые территории — не оглядываясь на них, город смог распределить финансы иначе и меньше чем за год очистить от скверны почти все остальные предместья. Безусловно, со временем Мондштадт выполнит свои обязательства по компенсации, однако прямо сейчас ситуация складывается для нас не лучшим образом. Говоря простым языком: мы всё ещё тратим на восстановление региона в разы больше, чем зарабатываем. Несмотря на все предпринятые усилия, прошлогодний урожай повсеместно был скудным. Урожай винограда — не исключение. Если в текущем году ситуация улучшится, прогнозы для винокурни «Рассвет» станут не такими печальными, но даже и в этом случае я не вижу предпосылок к быстрому погашению всех долгов.       Речь финансового интенданта погрузила остальных членов совета в нечто вроде сонного оцепенения. Обведя их испытывающим взглядом, Адальберт добавил:       — Признаться, получив несколько дней назад копию обращения, я вначале подумал, что господин Рагнвиндр хочет вовсе отказаться от аренды — для него это был бы наилучший вариант, — и даже в этом случае просьба заслуживала бы серьезного внимания, учитывая все обстоятельства. А раз город не лишится доходов, и у нашего просителя есть вразумительная идея, как использовать землю, которая простаивает без дела, то мне вдвойне непонятно: что мы здесь обсуждаем? Наш долг — всецело содействовать подобным инициативам.       Первым очнулся Иво:       — Как торговый представитель, я тоже могу выразить лишь поддержку. Если господин Рагнвиндр воплотит в жизнь хотя бы ту часть плана, в которой фигурируют яблоки, Мондштадт уже много выиграет. За время прошедшего фестиваля гости города оценили прелесть безалкогольного сидра — у меня не раз спрашивали, почему он продаётся в одной-единственной таверне. Могу поспорить, к лету люди дозреют и до контрактов, а любая новая прибыль винокурни «Рассвет» — это увеличение городских доходов через налоги. Не говоря уже о том, что мы сможем вновь сдать в аренду охотничьи угодья, где, как я понимаю, всё в порядке.       — В порядке? — возмутился Лоуренс. — Может, ты перепутал «порядок» и «упадок»? Вчера я проезжал через угодья по личным делам и не заметил ни одного дикого кабана или иной живности.       — Естественно, ведь это делается не по щелчку пальцев, — осадил его Дилюк. — Восстанавливать численность животных нужно с умом. Мой отец, уверен, смог бы предпринять нужные шаги, но у меня сейчас нет возможности погрузиться в эту сферу деятельности. Мы сделали что могли: очистили землю, восстановили лес. Работы закончились только в январе. Если бы кто-то взялся за угодья сейчас, то уже через несколько лет они стали бы столь же хороши для охоты, как и до бедствия.       — Оставь свои заученные речи для других! С каких пор бескомпромиссный мастер Дилюк начал лить мёд, как его беспутный братец? Хочешь избавиться от угодий — так и говори!       — При всём уважении, — чересчур театрально изумился Варка, — даже если ты прав, что в желании Дилюка такого, чтобы видеть в этом преступление против совести? Любой нормальный хозяин на его месте поступил бы так же.       — Аренда земель — не игрушка, которую можно выбросить, когда она надоела!       — О конечно, — магистр сощурился, — ты, наверное, хотел напомнить, что это игрушка, которую можно бездарно проиграть в карты, а потом...       — Я попросил бы! — Лоуренс подскочил, сжав кулаки. — Грязные слухи к делу не относятся!       — Господа, — остановил их сенешаль, — мы собрались здесь не для того, чтобы ворошить истории давних лет. Напомню вам обоим: чтобы вступить в права арендатора, покойный мастер Крепус сделал широкий жест и погасил за предыдущего владельца огромный долг, а возвращать эту немалую сумму разрешил в течении двадцати лет без каких-либо процентов. С тех пор, насколько мне известно, тот господин исправно вносил платежи и в начале прошлого года рассчитался до конца. Сойдёмся на том, что этот вопрос закрыт раз и навсегда.       Лоуренс болезненно скривился, а Дилюк только каким-то чудом удержал лицо, когда понял: то, что он всегда считал хитрым ходом отца, позволившим арендовать землю за ничтожные суммы, оказалось лишь очередным поступком, лежащим далеко за гранью понимания. Выходит, двадцать два года назад, уже будучи в ссоре со своим любовником много лет, Крепус Рагнвиндр просто взял и отвалил ему гору моры, а потом позволил возвращать эти деньги постепенно, без всякой выгоды для себя лично?.. Едва ли конечной целью было унижение гордости Лоуренса или самолюбование, иначе почему отец никому и никогда не рассказывал правду об этой договоренности? А если предположить, что в основе поступка лежало искреннее желание помочь, то Дилюк понимал ещё меньше. Он легко представлял, чем мог очаровать ещё молодой, полный энтузиазма Дювье, но Эдвард Лоуренс?.. Всматриваясь в его потрёпанное жизнью и словно измятое от постоянного недовольства лицо тяжело было вообразить, что когда-то оно не знало морщин или вовсе — могло озариться улыбкой. Поймав взгляд Дилюка, старик дёрнулся, словно пропустил удар, и тут же получил ещё один — в виде сарказма в исполнении Варки.       — Ладно-ладно, — магистр поднял ладони вверх, — если этот вопрос закрыт, то я присоединяюсь к коллегам и тоже не понимаю, что мы здесь обсуждаем. Не сговор господина Рагнвиндра с каэнрийским принцем, в самом же деле.       По комнате прокатились смешки, которые не смогли сдержать члены совета. Лоуренс потемнел лицом.       — Если ты не добрался до меня со своим паломничеством, это не значит, что я о нём ничего не знаю.       Варка продолжал веселиться. И хотя он склонял весы в нужную сторону, Дилюк напрягся. Кэйа предположил, что магистр может создать лишние трудности, но на этот раз тот, похоже, воспринял проблему всерьёз и решил не наступать на старые грабли. Однажды он уже потерял подающего большие надежды капитана кавалерии, вовремя не оказав ему нужную поддержку. Видимо, теперь решил опробовать другую тактику: подмазаться там, где всё и так шло в нужном направлении. Каким же скользким типом он на самом деле был! И как сильно нуждался в лояльности Кэйи, раз пустился в такой спектакль.       — Сговор с каэнрийским принцем? — Адальберт с усмешкой поправил очки. — Мне казалось, речь шла об инцесте.       — Смею заметить, — весело отозвалась сестра Элеонора, — инцест возможен только между кровными родственниками, а всё прочее не более чем юридические недоразумения, решаемые путём оформления соответствующих документов.       — Господа, — Шеймус коснулся виска, — вы можете продолжить этот разговор после заседания, в более подходящем для подобного рода дискуссий месте. Скажем, в трактире. Напоминаю, что прямо сейчас мы выносим решение касательно аренды городских земель.       — Я отказываюсь выносить решение, пока совет не обсудит реальность угрозы, которую господин магистр отчего-то считает достойной смеха! По-вашему, нам действительно стоит закрыть глаза на то, что каэнрийский принц в паре с признанным гением алхимии — тоже, заметьте, имеющим прямое отношение к Каэнри’ах, — склоняет одного из самых влиятельных людей Мондштадта к сомнительным опытам?       На этих словах Дилюк напрягся всерьёз. Когда-то ему хватило одного упоминания о каэнрийском происхождении, чтобы счесть Кэйю предателем. И с тех пор прошло не так уж много лет. А дурная слава, как и сказал сенешаль в начале слушания, имела свойство жить в умах людей очень, очень долго.       — Вот как? — Варка повернулся к старику. — Вновь трясешь славным прошлым? Тогда тебе наверняка известно, дорогой Лоуренс, что в военное время аристократы расценивали подобное поведение как саботаж.       — Разве у нас военное время?!       — Нет, но почему бы его не объявить? Всё равно совет города в сборе.       — Варка! — сестра Элеонора еле сдерживала смех.       — А что? Времена нынче тяжёлые, предместья кишат нездешними тварями, в городе разом собралось столько подозрительных людей из овеянных мрачными легендами стран — всё явно говорит о незримо нависшей над нами беде, — магистр откровенно веселился. — И как удобно: можно будет сразу устроить суд над главными обвиняемыми в измене, ведь все они по счастливому стечению обстоятельств сидят здесь! Сколько зайцев одним махом! Правда, вынужден напомнить господину Лоуренсу, что если их оправдают, то по традициям времён аристократов, обвинителя самого ждёт смертная казнь, ха-ха-ха!       Шеймус устало закрыл глаза, но остальным шутка явно пришлась по душе. Иво и Сайрус вовсе захохотали в голос. Потом торговый представитель утёр выступившие слезы, после чего произнёс:       — Давно так не смеялся. Даже в цирке в Фонтейне. О-ох, но всё же, господа, следом за сенешалем призываю всех вернуться в рамки нашего вопроса.       — Ваши насмешки не более чем демонстрация скудоумия, — уязвлённо ответил Лоуренс. — Мондштадт кичится свободными нравами, но к чему это привело? Вина, созданные алхимиками. Дети, созданные алхи...       Если слушая выпады в адрес Кэйи, Дилюк ещё находил силы сдерживаться, то на этом месте, когда мишенью уже открыто стал Совёнок, образ рассудительного и готового к диалогу человека слетел окончательно:       — Попросил бы не оскорблять членов моей семьи! И не вводить окружающих в заблуждение, выдавая за истину свои домыслы! — выплеснув первую злость, он всё же каким-то чудом вспомнил подходящий ответ: — Чтобы сделать вино, алхимия не нужна. А что касается винограда… Мастер Альбедо с помощью своей науки лишь ускорил процесс, результат которого мы могли бы получить и методом селекции — через какое-то время. Вероятно, весьма продолжительное. Мята, как известно, без вмешательства человека освоилась на Драконьем Хребте. Просто ей на это понадобилось несколько сотен лет. Повторю и насчет винограда: из теплых краев он без всякой алхимии распространился до весьма безрадостных уголков Снежной.       — Ну а ребенок?! — не унимался Лоуренс. — Где это в природе видано, чтобы самец давал потомство?! Или ты хочешь, чтобы Мондштадт постигла та же участь, что и Каэнри'ах?!       — Она его почти и постигла, если ты забыл, — рыкнул Дилюк. — Задолго до появления этого ребёнка!       Его несло — и несло неотвратимо. Он видел — Лоуренс тоже понял это. Старик снова подскочил, его лицо уже не могло передать никакой яркой положительной эмоции, но в глазах читалось торжество. «Ты повёлся, ты открылся, ты проиграл», — говорил этот взгляд. Члены совета замерли, наблюдая сцену, и по их увлечённым лицам стало ясно: никто из них, включая Варку, не представляет, какая тонкая грань сейчас отделяет Дилюка от банального убийства.       — Позволю себе вмешаться в вашу дискуссию.       Спокойный голос Альбедо, неслышно подошедшего сзади и вставшего у левого плеча, мгновенно снизил градус накала страстей.       — Насколько я вижу, проблема не в ребёнке сэра Кэйи, а в страхах, смущающих ум социальной группы, которую представляет господин Лоуренс.       — Гм, — сказал сенешаль, — пожалуй, если ты, мастер Альбедо, дашь комментарий на этот счёт, мы сможем наконец перейти к принятию решения. Что скажете, господа?       Члены совета согласно закивали. Даже Лоуренс ничего не возразил, только ещё раз скривился, присаживаясь обратно на свой стул. Дилюк тоже вернулся на скамью. По правилам слушания, на месте просителя мог стоять только один человек, но была и другая причина: на смену отступившему гневу пришла такая глухая усталость, что стоять на двух ногах стало просто невыносимо. Каким же слабым человеком он стал… Украдкой Дилюк посмотрел назад, на Кэйю, и поймал его неожиданно тёплый, нежный взгляд, полный такой любви, словно в этой комнате не было никого, кроме них двоих.       — Я постараюсь ответить кратко, — меж тем произнёс Альбедо. — Имеет смысл начать мой комментарий с опровержения заблуждений, которые прозвучали. Первое. Каэнри'ах была разрушена вовсе не по причине, что мужчины в ней могли рожать детей. Причиной было желание каэнрийцев уничтожить искусственно созданную вокруг нашего мира завесу. Это вызвало гнев Селестии и всё, что за этим последовало. Как вы понимаете, больше нет ни завесы, ни Селестии. И мы своими глазами видели, что объединенным силам Тейвата не страшен гнев богов. Более того, некоторые Архонты даже сочли правильным выступить на стороне людей. Далее. Где в природе видано, чтобы самец давал потомство? Видано у некоторых видов живых организмов, это подтвердит любой обучающий трактат по биологии, так что не буду сейчас утомлять членов совета лекцией на данную тему. Да, люди размножаются иначе. И я, возможно, сейчас расстрою тех, кто, узнав историю сэра Кэйи, уже решил, будто любой мужчина может с помощью алхимии родить ребёнка. Не любой. Даже в Каэнри'ах далеко не всякий забеременевший переносил это без тяжёлых последствий. Однако и ценность новой жизни была так высока, что мужчины шли на риск. Постепенно у части мужского населения выработались защитные механизмы, схожие с женскими. Большие семьи охотно заключали браки с такими людьми, что позволяло этим механизмам не только успешно передаваться по наследству, но и дальше развиваться в сторону приспособления. В результате появились мужчины, которым взаимодействие с имплантатом и беременность приносили вреда не больше, чем в среднем женщинам. Сэр Кэйа — всего лишь дальний потомок одного из таких уникальных людей. И, строго говоря, с помощью алхимии в теле создается только дубль половой системы, напоминающий женские органы, а ребёнок появляется самым естественным образом: сначала зачатие, потом все стадии внутриутробного развития и в конечном итоге — рождение на свет. Так что можете быть уверены, в нынешнем положении сэра Кэйи нет никакой мрачной магии, о которой беспокоится господин Лоуренс, а есть лишь напоминание о том, как остро в Каэнри'ах стоял вопрос рождения детей. Безусловно, знания о генетике и свободные эксперименты позволили каэнрийцам найти решение этого вопроса всего за несколько поколений, но пока я не вижу предпосылок для того, чтобы мужская беременность нашла широкое распространение в Тейвате.       — В чем же тогда заключается твой эксперимент? — удивился Варка.       — Разумеется, в изучении имплантата. Это единственный рабочий образец, который уцелел. Наблюдая за ним от имплантации и дальше, я смогу лучше понять найденные в хранилище схемы, чтобы впоследствии создать рабочие копии.       — Но зачем, если ты сам сказал...       — Мужчины, — сестра Элеонора закатила глаза. — Мастер Альбедо, объясни же этим умникам простую истину: имплантат создали не для утешения мужского эго!       — Разве это не очевидно? — изумился Альбедо. — Прошу прощения, не предполагал, что историю, итог которой на данный момент — беременность сэра Кэйи, нужно начинать настолько издалека. Разумеется, имплантат изначально создали для женщин. Условия жизни были такие, что многие из них теряли возможность выносить ребенка задолго до того как могли позволить себе беременность. Бесконечные сражения с монстрами и опасные алхимические опыты — вот реальность, в которой они жили. От неё не спасали молитвы богам и отрицание проблем. Насколько мне известно, довольно долго имплантаты считались исключительно женскими артефактами, но всё же они были творением человека, плодом его мыслей, а не данностью природы, и со временем мужчины тоже проявили к ним интерес и, как я уже сказал, приспособились. Вопреки нынешним представлениям, далеко не все каэнрийцы были бесстрашными воинами или гениальными алхимиками, чтобы так легко продолжить свой род. Некоторые и вовсе не испытывали интереса к женщинам. Но разве это значит, что они меньше других хотели получить продолжение, передать свои гены? Думаю, даже и прямым потомкам каэнрийцев тяжело теперь представить, насколько свободно и широко мыслили их предки, как мало видели границ, когда речь шла о достижении желанной цели. К сожалению или к счастью, но современным людям до этого ещё очень далеко. Что касается моего эксперимента... Разумеется, его результаты в нынешних условиях главным образом помогут самым обычным женщинам. Не думаю, что и среди них спрос на имплантаты будет велик, но всё же некоторым он необходим. Бедствие негативно сказалось на рождаемости — это отмечают во всех королевствах. Сестра Элеонора подтвердит, зафиксировано немало случаев, когда беременная после длительного контакта со скверной теряла дитя и оставалась жива, но до сих пор ни одна из них не смогла забеременеть вновь. Возможно, со временем целители найдут лечение или недуг каким-то образом отступит сам, но если нет — имплантат станет для таких женщин единственной возможностью родить ребёнка.