Экспериментальная лоза

      Примерив платье из снежинского кружева, Кэйа долго-долго смотрел в зеркало, после чего тяжело вздохнул и удалился в гардеробную. Он пробыл там столько времени, что Дилюк уже решил: никакого свидания сегодня не будет. Однако Кэйа вернулся в той же одежде, держа в руках невзрачную шкатулку — лак на ней совсем облупился. Внутри лежали три застывших каэнрийских цветка. Он молча закрепил их на волосах, а белую повязку на глаз, которую Кларисса сделала специально для этого платья, положил в ридикюль.       — Пойдешь без неё? — удивился Дилюк, встав рядом с ним возле зеркала.       — Хочу хоть раз увидеть этот праздник двумя глазами.       Кэйа не надел других украшений, кроме цветов, да они были и не нужны.       — Ни на что не намекаю, — усмехнулся он, оценив отражение, — но вместе наши наряды выглядят так, что лучше заранее придумать остроумный ответ на вопрос о свадьбе.       — У меня всё равно нет другого камзола.       — Архонты, — Кэйа закатил глаза, — хотя бы один вечер попытайся быть милым.       — Так остроумным или милым? — поддел Дилюк.       И, поймав в зеркале выразительный взгляд, отправил в ответ воздушный поцелуй.       Поздний апрельский вечер встретил их зябким ветерком и пронзительной тишиной, какой на мондштадских улицах не бывало даже в самые глухие ночи. Обычно яркие фонари едва светились, тонули в густых сумерках, затопивших пустую улицу. Хмурясь, Дилюк шагнул к перилам, но звуки терялись настолько, что он толком не расслышал даже привычный скрип старых досок столетнего крыльца.       — Идём, — сказал Кэйа, закрыв дверь.       — Подожди. Что-то не так.       — Да, — он кивнул. — И если поторопимся, то успеем дойти хотя бы до натланцев, пока наш каэнрийский друг блуждает по нижним улицам.       Густая темнота накинулась на них в двух шагах от дома и мгновенно отрезала проход под широкой аркой от остального мира. Все звуки окончательно исчезли. Дилюк потерялся в пространстве. Всего на долю секунды его коснулось само отсутствие жизни, и он испытал настолько глубокое отчаяние, которого не знал, даже сражаясь с Асмодей. Оно затмило всё — не только прошлое, настоящее или будущее, а саму идею того, что некто, уже не имеющий имени, был человеком. Что этот некто вообще был.       Вернуться помог крик. Так когда-то кричал во сне Кэйа. Зло и жутко, словно в кошмарах из него вынимали душу. На этот раз кричал Дилюк — и еле узнал свой голос, искажённый ужасом.       — Очнись! — прогремело впереди.       В пульсирующей темноте белое платье Кэйи сияло как маяк — то тусклее, то ярче.       — Хватит, я сказал!       Дилюк попытался сделать шаг, но не смог пошевелить даже пальцем. Он застыл в этой темноте как муха в паутине. Впереди по камню заскрежетал металл.       — Отпусти! Отца! Моего! Ребёнка!       — Хрф-ф-рх…       Тьма немного отступила. Рядом с белым платьем Дилюк наконец разглядел высокий силуэт рыцаря Чёрного Змея и похолодел от ужаса, когда Кэйа шагнул к нему вплотную и со всей силы ударил кулаками по замшелым доспехам.       — Меня что, плохо слышно?!       — Хф-рх… Приношу… — донёсся в ответ приглушённый голос, — глубочайшие… извинения… однако…       — Никаких «однако», это приказ!       — Хрх… только… король…       Кэйа снова ударил рыцаря — теперь по ржавому забралу, до которого едва дотянулся.       — Твой король давно мёртв! Все ветви мертвы. Я последний, кто имеет хоть какое-то отношение к королевской семье.       — Хех… да?..       Дилюк почувствовал, что может шевелить губами, и тут же крикнул:       — Отойди от него! Быстро!!!       — Отпусти его, я сказал, — повторил Кэйа, добавляя в голос холода.       На этот раз рыцарь Чёрного Змея ответил уже без долгих пауз, но всё равно произносил слова так медленно и взвешенно, словно каждое из них несло в себе свет истины:       — При всём уважении, даже если дела в мире теперь так плохи, что каэнрийцам приходится иметь близкие контакты с муратанскими варварами, а наш последний принц вынужден вынашивать ребёнка от одного из них, это не повод оставлять безнаказанной присущую их народу грубость.       — Муратанский варвар? Перед тобой сам Рыцарь Рассвета из Мондштадта.       — Вероятно, рыцарство в вотчине Анемо Архонта находится в большом упадке, раз здесь принято обнажать меч, не назвав своего имени и не потрудившись узнать имя противника.       — С кем же я имею честь говорить?! — рыкнул Дилюк.       Он пропустил все оскорбления мимо ушей — его трясло от мысли, что Кэйа стоит рядом со спятившим каэнрийским воином, которого освобождение от проклятия застало если не на подступах к Бездне, то уж точно на полпути к ней.       — С одним из тех, кто поклялся никогда не останавливаться в поисках истины и кто ни при каких обстоятельствах не посмел бы причинить зла членам королевской семьи Каэнри’ах, вне зависимости от права их ветви на престол.       — Какой знакомый слог, — пробормотал Кэйа. — Неужели… Но как? Дайнслейф? Ты же умер.       — Я умер? Мне казалось, я лишь вновь отправился в путь, которому нет конца. Принц уверен, что это была именно смерть?       — Как я могу быть в этом уверен, если ты теперь стоишь передо мной.       — Если смерти не случилось, — рыцарь устало вздохнул, — то неудивительно, что ветвь призвала меня вновь. Я стоял на берегу, когда ветер вдруг донёс мне сладкую песнь о новом побеге...       — Как романтично, — фыркнул Кэйа и спросил уже спокойнее: — Если ты знал о ребёнке, зачем преследовал меня в столь пугающей форме? Беременным не идут на пользу дурные впечатления.       — Мне жаль, если мой вид причинил неудобства, но я не знаю иной формы. Разве я не был таким всегда?       — В нашу последнюю встречу ты выглядел иначе.       — Последнюю? Мы уже встречались?       — Так, — голос Кэйи вновь стал прохладным. — Даже если смерть мне привиделась, похоже, тебе всё равно здорово досталось. Отвечай, зачем ты здесь?       — Как и всегда: затем чтобы исполнить клятву. Принцу пора удалиться от суетных дел в место, подходящее для рождения ребёнка, и обязанность королевского стража — обеспечить безопасность как этого пути, так и самого укрытия.       — Ты отправишься с нами только через мой труп!       — Архонты, Дилюк… Дай нам закончить разговор.       — О чём тут говорить? Пусть катится обратно в Бездну и больше не смеет приближаться к тебе и нашему ребёнку!       — Я не причиню зла особам королевской крови, Рыцарь Рассвета.       — Верить тому, кто на просьбу представиться, пустил в ход словоблудие, чтобы уйти от ответа?       — Я вовсе не собирался юлить, а лишь прервался, чтобы проявить вежливость и ответить на прямой вопрос принца. Моё имя... Моё имя? Кажется, оно уже звучало… Ду… Да…       Голос из-под забрала дрогнул. Вокруг снова сгустилась тьма — она жгла глаза, вливалась в уши, горчила на языке. Дилюк закашлялся, но горло охватил такой спазм, что он больше не мог вымолвить ни слова, мог только судорожно дышать. Сквозь чёрную муть к нему пробился неожиданно участливый голос Кэйи:       — Вижу, ты совсем плох, старина. Знаю, ты служил королевской семье верой и правдой, но эти времена давно прошли. Пора на покой. Я освобождаю тебя от клятвы.       — Увы, — следом из темноты донёсся смешок. — Видно, и правда, прошло много лет, раз даже принц теперь не знает, что клятвы в Каэнри'ах приносили иначе: не кому-то, а самому себе. Король может меня судить. Может призвать. Но освободить? Я и так свободен от рождения, как любой каэнриец.       — И впрямь, — Кэйа не удержался от шпильки, — хоронить тебя было рано. Подобная духота не смогла бы так запросто покинуть мир.       — Духота? Разве здесь душно?       — Ещё как. И насчёт обязанностей… Ценю твою преданность королевской семье, однако помощь сейчас не нужна. Я уже выбрал место для уединения, куда отправлюсь с алхимиком и уважаемым Рыцарем Рассвета. Сопровождающих мне хватает.       — Даже если так, клятва обязывает меня быть неподалеку, чтобы в случае опасности вовремя прийти на помощь.       — Можно хотя бы сегодня это «неподалеку» будет максимально подальше? Без обид, но своим появлением ты до смерти пугаешь людей.       — Гм... Я удалюсь за городские стены, если так, но буду бдить.       — Вот и договорились. Ступай.       Однако высокая мрачная фигура и не думала двигаться с места.       — Что-то ещё? — удивился Кэйа.       — Я чувствую, как бьётся её сердце. Позволь мне засвидетельствовать своё почтение принцессе.       «Нет! Не смей!!!»       Дилюк дёрнулся, но неведомая сила сдавила его ещё крепче. Он не мог закричать, лишь хрипел, с ужасом наблюдая, как после короткого кивка Кэйи, это существо с омерзительным скрипом стянуло с руки перчатку и прижало к круглому животу свою окутанную тьмой ладонь. Прошла секунда, другая...       — О-ох!       Рыцарь сложился пополам, и под арку хлынул свет от ночных фонарей. Дилюк зажмурился — таким ослепительно ярким показалось это мягкое оранжевое сияние, — а когда открыл глаза, перед Кэйей, преклонив колено, стоял самый обычный человек. Светлые волосы падали на лицо, искаженное шрамами от проклятия.       — Дайнслейф, — выдохнул мужчина. — Сумеречный меч. Я… вспомнил.       — Жаль, — притворно вздохнул Кэйа. — Твой принц уже обрадовался, что от пережитого катарсиса ты обратишься в пыль.       — Неужели? — Дайнслейф усмехнулся, поднимаясь. — Смею заметить, сердце принца гораздо мягче, чем он хочет показать. И что касается…       — Отпусти Дилюка.       — Ах да.       Он сделал небрежный жест рукой, и Дилюк наконец почувствовал, что может двигаться. В теории. На практике же сил хватило лишь на то, чтобы дрожащей рукой нащупать стену и привалиться к ней. В голове ещё звенело.       — Надеюсь, мы оба понимаем, что возникло недоразумение? — спросил Дайнслейф. — Не пребывай мой разум в столь печальном затмении, я никогда не позволил бы себе применить подобную унизительную технику подавления в отношении другого рыцаря и, тем более, отца принцессы. Прими мои глубочайшие извинения, Дилюк, Рыцарь Рассвета.       Дождавшись кивка, Дайнслейф снова повернулся к Кэйе:       — Я уже пообещал уйти, но раз мой облик изменился, могу ли я взять пару заказов в этом славном городе, чтобы поправить своё финансовое положение? И, кажется, здесь какой-то праздник?       На этот раз Кэйа вздохнул абсолютно искренне и, открыв ридикюль, молча отсыпал подданному полтысячи моры.       Способность полностью контролировать движения вернулась к Дилюку не сразу. После ухода Дайнслейфа он ещё пару минут стоял, привалившись к стене, и пытался унять дрожь во всём теле, время от времени бросая гневные взгляды на Кэйю. Чем лучше становилось самочувствие, тем сильнее закипала злость. Подумать только! Так запросто доверился спятившему каэнрийцу! Утешал его! Рискнул Совёнком! Дилюк не желал слушать никакие отговорки, так что Кэйа обиженно замолчал после первой же попытки.       В таком настроении они поднялись на площадь. Жизнь тут била ключом. Некоторые торговцы уже свернули шатры, и на освободившихся местах организаторы праздника при помощи рыцарей собирали павильоны для всевозможных развлечений. В нескольких местах устанавливали небольшие сцены. Однако Кэйа отправился не в сторону весёлый толпы, а на одну из пустых скамеек. Едва присев, он скривился и выдохнул:       — Совёнок, пожалуйста, не бери с папочки плохой пример и не заводись без повода.       — Без повода? — взвился Дилюк. — Да ты позволил ему…       — Н-н-н! Умоляю! Если хочешь посостязаться с кем-то в душноте, то поищи Дайнслейфа! Наверняка он уже стоит в одной из очередей. Возможно даже, в твой шатёр!       — Он мог ей навредить!       — Мог. Но отказался от этой идеи, в отличие от человека, терзающего меня своей паранойей, когда я и так еле держу себя в руках!       — Мальчики, — голос Лизы, одновременно воркующий и насмешливый, кольнул даже без прикосновения Электро, — похоже, вам нужно сделать перерыв.       Развернувшись, Дилюк увидел её в компании Эолы. Последняя вовсе не пыталась выглядеть дружелюбной. И всё-таки он попробовал обозначить границы:       — У нас личный разговор.       — В таком случае, почему мы услышали его за десять шагов отсюда? — Эола покачала головой. — Что-то не сходится.       — Дамы, — кашлянул Кэйа, — не могли бы вы проводить меня к Альбедо?       От такого поворота Дилюк слегка опешил. Дамы тоже переглянулись с долей удивления, но Лиза быстро вернула себе безмятежный вид:       — Охотно, если вопрос деликатный, но если нужно лишь приятное общество, то чайный клуб к твоим услугам.       — Приятного общества будет достаточно.       Поднявшись со скамьи, Кэйа поймал взгляд Дилюка, открыл было рот, но так ничего и не сказал.       Лиза и Эола увели Кэйю недалеко. Чайный клуб почти в полном составе коротал праздничный вечер за длинным барным столом, выступающим из недр ближайшего шатра, в котором гостям подавали как необычные инадзумские напитки, так и классический сумерский кофе. Судя по всему, дамы действительно вмешались в ссору лишь потому, что она стала привлекать внимание. Сев на скамью, Дилюк тяжело вздохнул. Ещё минуту назад он кипел от гнева, а теперь, оставшись один, ощутил невыносимую тоску. Кэйа сидел в какой-то дюжине метров и вновь казался недосягаемым.       «Разве я не имел права испугаться?»       Дилюк одернул сам себя. Конечно, у него было такое право. Но почему-то вместо того, чтобы поделиться пережитым, он снова скатился в обвинения. Да, Кэйа поступил ужасно — ужасно глупо, однако что ещё ему оставалось, когда человек, который обязался его защитить, сам попался в ловушку? Дилюк сглотнул, вспоминая собственную беспомощность. Он понятия не имел, что за приём использовал Дайнслейф. На войне им так и не довелось поработать вместе. Впрочем, Итэр пару раз упоминал, что Сумеречный меч в идеале владеет неким позабытым боевым искусством...       «Мало приятного, если оно позволяет ловить людей как мух».       Дилюк окинул взглядом очереди у ближайших шатров, однако Дайнслейфа не нашёл, зато отметил, что торговля до сих пор идёт бойко. По-хорошему, следовало проверить, как идут дела у Тины и Бригитты. Если ингредиентов и сидра осталось немного, имело смысл тоже свернуть шатёр, отправить всё в таверну, а девушек отпустить на праздник. Он почти уговорил себя заняться делом, когда вдруг увидел Андреа. Она стояла у парапета и, задрав голову, разглядывала новую статую Барбатоса. Ждала ли она разговора или каждый раз попадалась на глаза случайно? Дилюк решил не гадать.       — Почему не веселишься вместе со всеми? — спросил он, опершись на парапет рядом с Андреа.       — Один бард посоветовал мне встать в уединенном месте с грустным лицом. Сказал, так быстрее найдётся приятная компания. Кто бы мог подумать, что это сработает!       Дилюк глянул на неё в таком изумлении, что она тут же громогласно рассмеялась, запрокинув голову.       — Боюсь, я не тот, кто тебе сегодня нужен, — пробормотал он.       — Но раз уж пришёл, постоим вместе? Твоя приятная компания, похоже, пока занята?       — Мы поругались. Не знаю, когда ему теперь надоест сидеть с чайным клубом.       — Не хочешь идти мириться? — удивилась Андреа. — Так ты из тех людей, которые годами ждут извинений?       — Что? Вовсе нет. Но если он сам ушёл, разве тут не следует подождать, пока ему это станет интересно?       — Думаешь, ему это неинтересно?       Дилюк вздохнул. Меньше всего на свете сейчас хотелось думать, как сильно разозлился Кэйа, если предпочёл не продолжать разговор, и сколько ещё захочет терпеть невольные возвращения к ссоре, которая когда-то развела их пути. Сам Дилюк тогда не дал ему ни одной попытки обсудить произошедшее на свежую голову. Просто ушёл. Вычеркнул из жизни. А в минуты слабости не упускал случая напомнить себе, с каким отвратительным, двуличным человеком провёл юность. Он делал это так часто, что в конце концов думать о Кэйе плохо стало чем-то вроде привычки.       — Возможно, — заметила Андреа, — тебе стоит сказать это вслух.       — Я не могу, — Дилюк покачал головой. — Только в мыслях всё звучит складно, а когда открываю рот, выходит что выходит. Ты спрашивала, почему я оставил Ордо Фавониус. Много лет мне казалось, ответ очевиден. Порой этот ответ кажется мне исчерпывающим и теперь. Однако бывают и другие дни. Когда я думаю, что просто слишком много о себе воображал, а на деле оказался недостаточно зрел, чтобы с достоинством принять поражение. Все мои скитания по Снежной… Я вывел на чистую воду и наказал немало гнилых людей, но разве этим вернул отца к жизни, отстоял его право посмертно называться героем? — из груди против воли вырвался ещё один тяжёлый вздох. — Знаешь, он всегда мечтал совершить подвиг, мечтал, чтобы к имени добавляли два красивых слова «Рыцарь Рассвета». С тех пор, как его не стало, я вообще перестал понимать, что в этом титуле такого особенного. Даже почти не вспоминаю, каково это — быть рыцарем. После бедствия, после войны… Я просто выхожу по ночам и делаю работу за Ордо Фавониус, потому что ещё способен держать меч, и потому что держать меч лучше, чем лежать с бессонницей.       Андреа похлопала его по плечу.       — Ты многое пережил. Неудивительно, что тебя начали волновать вопросы смысла. Терять его и находить снова — естественно.       Дилюк усмехнулся.       — Не веришь? — Андреа чуть нахмурила брови. — Наверное, мне не хватает искренности, потому что я тоже нахожусь в поиске смысла своего существования. Но в устах одного барда звучало очень убедительно.       — Догадываюсь, о ком речь.       — Может, и тебе стоит поговорить с ним?       — Спасибо, воздержусь.       — Сомневаешься в нём, — Андреа улыбнулась. — Признаюсь, и я часто не воспринимала его всерьёз. Тем не менее, он в который раз помог людям свергнуть тех, чью власть они сочли чрезмерной, а сам остался при своём. В то время как прославленный Сокол Запада снова оказался лишь чьим-то трофеем на короткой цепи, — она вновь устремила взгляд на статую. — Похоже, в философии бродяжки Венти всё же есть здравое зерно.       Повисло молчание. Дилюк не знал, что тут можно добавить. Между ним и той, что взяла себе имя Андреа, действительно было нечто общее — настолько неуловимое, эфемерное… Пожалуй, Кэйа смог бы найти слова для такого сходства и описать его.       Иди.       Дилюк вздрогнул, но на этот раз прикосновение к сознанию было лёгким, почти не причиняющим боли.       Иди туда, куда стремишься всей душой.       — Перестань, — выдохнул Дилюк.       Давным-давно одна странствующая танцовщица вложила эти слова в своё последнее выступление. Она не надеялась, что её услышат, и всё же среди зрителей оказался тот, кто понял истинный смысл послания. Он принял много тяжёлых решений, каждое из которых осталось вечным шрамом на его душе, прежде чем обрёл себя, но когда сделал это, уже ни о чём не жалел.       — Послушай, я зна…       «… знаю историю своей семьи», — хотел сказать Дилюк, но замер на полуслове, не обнаружив справа от себя никого, кроме почтового голубя — да и тот сидел на почтительном расстоянии.       Судя по оперению, голубь принадлежал Эльзеру.       «Мастер Дилюк! — гласило короткое послание. — Я так и не дождался сегодня твоего сокола, а днём не встретил в городе ни тебя, ни Кэйю, и теперь не знаю, что и думать. Говорят, слушание прошло успешно… Ещё говорят, в соборе кто-то рожает… Неужели?! Уже можно поздравлять? Твоя поездка на Драконий Хребет теперь в силе??? Пожалуйста, ответь. Знаю, как сильно ты не любишь голубей, однако прошу пощадить старину Пепе — он единственный, кто даётся в руки, даже когда я уже порядком пьян».       — Архонты, — пробормотал Дилюк, сминая записку.       По-хорошему, стоило что-то ответить, но его замутило при одной только мысли о том, чтобы достать из потайного кармана карандаш. Он ещё раз осмотрелся: людей на площади заметно прибавилось. Совершенно точно пора было сворачивать шатёр, однако взгляд зацепился за знакомое белое платье. Поддавшись чувству, Дилюк двинулся к месту, где заседал чайный клуб.       Быстро посовещавшись, дамы отправили навстречу одну Эолу.       — Не хочу показаться назойливой, но правила есть правила. Раз Кэйа попросил нашей помощи, я должна убедиться, что ты не будешь продолжать ссору.       — И всё же нам придётся закончить тот разговор. Обещаю держать себя в руках.       Эола кивнула. Отойдя к стойке, она перекинулась с Кэйей парой фраз и вернулась с ответом:       — Он согласен поговорить где-нибудь поблизости. Предупреждаю: если мы снова услышим, как кто-то из вас повысил голос…       — Я услышал тебя и в первый раз.       — Что же, — Эола скрестила руки на груди, — в таком случае, должна признать: Кэйа не преувеличивал, когда сказал, что дело в твоей предвзятости по отношению к нему, а не в том, что у тебя проблемы со слухом.       — Мир? — первым делом спросил Кэйа, когда они встали за ближайшей колонной. — Или ещё злишься?       Его усталый вид совсем не понравился Дилюку, однако он счел за лучшее сначала ответить на вопрос:       — Мир. И я не… Я злился, потому что испугался за вас с Совёнком, вот и всё.       — Я и сам был не рад, — Кэйа пожал плечами, — но вовремя вспомнил слова Алисы. В таких вещах она не ошибается. Если кому-то под той аркой и грозила серьёзная опасность, то только тебе.       — Совёнок точно хорошо себя чувствует?       — Ты опять?! — он вскинулся.       — Пожалуйста, — Дилюк сказал это настолько проникновенно, насколько смог, — пусть к ней — да и к тебе тоже — больше не приближаются никакие странные личности. Я с ума сойду, если с вами что-то случится.       — Дилюк, — Кэйа нахмурился, — ты вообще слышишь, что говоришь? Разве встреча со странными личностями зависит от желаний тех, кого они преследуют? Если за нашей дочерью однажды увяжется какой-то тип, тоже скажешь: «Ах, пусть он к тебе не приближается, иначе я с ума сойду»?       — Что?! Нет. Конечно, нет.       — Хоть что-то. А теперь послушай: наша задача как родителей — научить Совёнка правильно классифицировать опасность и выбирать соответствующую линию поведения, а не бояться всего подряд только лишь потому, что папочкам так будет спокойнее. Или ты не согласен?       — Согласен, — нехотя признал Дилюк.       — Тогда вопрос закрыт?       — Закрыт.       Кэйа сощурился и некоторое время разглядывал его как на допросе.       — Ладно, — сказал он наконец. — Похоже на честный ответ.       — Обнимемся?       — Хм-м, неужели за столь короткое время ты успел влипнуть ещё в одну историю? — опережая вопросы, Кэйа ответил: — Дамы всё мне рассказали: и о том, как ты напугал беднягу Нимрода своим петушком, и какой впечатляющий букет подарил Альбедо.       Целое мгновение Дилюк стоял ошарашенный перспективой оправдываться за утренние недоразумения, пока наконец не вспомнил, с кем разговаривает, но раньше, чем он открыл рот, чтобы высказать всё что думает о таких шутках, Кэйа прыснул от смеха.       — Придушу тебя, — пообещал Дилюк, обнимая его.       Кэйа прижался в ответ. Посмеиваясь, склонил голову на плечо и шепнул:       — Я требую объяснений.       — Насчёт петушка?       — Ха-ха-ха, ладно, уговорил, петушка сегодня больше не трогаем.       Преувеличенно тяжело вздохнув, Дилюк рассказал о кровоцветах. Кэйа смеялся так, что на глазах у него выступили слёзы.       — Должен признать, — он утёр их кружевной перчаткой, — в этой истории все были друг друга достойны. Альбедо, ха-ха-ха! Неудивительно, что кумушки так возбудились. Ох, меня даже перестало мутить!       — Тебя тошнило?       — Немного. Не бери в голову. Там столько запахов между шатрами.       — В остальном точно всё хорошо? — на всякий случай Дилюк окинул его взглядом с головы до ног.       — Точно, — улыбнувшись, Кэйа положил его руку себе на живот. — Чувствуешь? Пинается как обычно. Я тоже в порядке. Больше всех досталось тебе. И я обязательно припомню это Дайнслейфу.       Кашлянув, Дилюк поспешил перевести тему:       — Мне нужно отойти ненадолго, чтобы убрать шатёр. Проводить тебя обратно к дамам?       — К дамам? — Кэйа притворно надул губы. — Зачем это? Я пойду с тобой.