Эхо

Харальд хотел купить себе меч. Торг в Бирке был большой, знаменитый своими мастерами. Широкоплечий, зеленоглазый воин ловил на себя заинтересованные взгляды девушек и торговцев. Первым нравилась его стать и буйные чёрные кудри. Вторые видели тонко сработанную кольчугу, увесистый кошель и пустые ножны. Меч он потерял в недавнем бою, защитив своего побратима. Высокая цена за жизнь, но Сверр дороже любого меча. Сверр был из хазар, и его аномально чёрные глаза пугали многих. А неистовство в бою и звериная гибкость закрепили за ним репутацию колдуна. Учитывая, что Сверр хорошо разбирался в травах, эта репутация не была голословной. Но так даже лучше. Страх – тоже оружие. Уж Харальд-то не боялся побратима, ближе которого не было никого. Засмотревшись на красавицу чудинку, он не заметил мелкого вертлявого мальчишку, врезавшегося в него на всей скорости. Его гнала толпа таких же сорванцов. Мальчишку отбросило от удара. Харальд что стена – крепкий, крупный. Мальчик поднял на Харальда тёмные заплаканные глаза и сердце сжалось непривычно. Харальд подхватил его бестрепетной рукой, вытащил свой кошелёк из ловкой ладошки, и сказал строго: – Со мной пойдёшь. Как зовут? – Тур. Харальд фыркнул и перехватил дёрнувшегося мальчишку за плечо. Какой он тур, одноглазый Один! Так, обмылок, кожа да кости. – Отпусти меня! – зашипел Тур и попытался пнуть Харальда. – Чтоб тебя убили за воровство? Ну же нет! Отведу к родителям, там и отпущу. – Я сирота! – Все вы так говорите! Харальд покрутил головой и заметил бабку, торгующую пирогами. Она сидела на огромном горшке, прикрыв его юбками. Так пироги долго оставались тёплыми. – Уважаемая, вы знаете этого ребёнка? – А как же не знать, – прошамкала старуха. Зубов у неё во рту было немного. Но выглядела бабка опрятно. – Старая Помона тут всех знает. Это Тур, сирота приблудная. Ты кошель воин крепче держи, воришка Тур знатный. – Старая мандрагора! – зашипел мальчишка на парселтанге, и Харальд вздрогнул. Откуда этот оборванец знает язык хёггов? – Спасибо, Помона. Два пирожка дайте. Мне с требухой, а мальчишке с ягодами. – Дурак ты воин, этого пирогами кормить, что воду в решето лить, – сказала бабка, но резво встав с горшка, откинула дерюгу, сложила в ловко свёрнутый лист лопуха два тёплых пирога и приняла серебряную чешуйку – Может и дурак. Только все есть хотят, – заметил Харальд философически, сунул затихшему пацану пирог и пошёл на лодью. Сегодня меч покупать не стоит. Он нашёл кое-что более ценное, а милость богов не бесконечна. Раненный Сверр отлёживался под скамьёй на лодье, натянув между сиденьями кусок вощёной ткани. Увидев побратима с добычей, он присел и сощурил чёрные глаза. – Опять подобрал убогого? Мало тебе раненой совы, которой ты ещё и имя дал. Хэдвиг! – Я и тебя подобрал когда-то, – усмехнулся Харальд. Вспоминать про это было бесчестно, но Тура Харальд отпускать не собирался, так что использовал этот бесчестный аргумент. Сверр скривился. Харальд нашёл Сверра на затопленном кнарре, пристёгнутом к стене ржавой цепью. Замёрзшего и еле живого. Сбив крепление цепи рукоятью меча, вытащил задеревеневшее тело и проплыл с ним до берега, бросив собранную на корабле добычу. Пока он плыл к берегу, корабль затонул и вся добыча ушла на дно морским хёггам. Так Харальд выкупил себе побратима у морского зверя. И не было людей друг другу ближе, пока улыбчивый идиот не притащил тощего воришку с торга в Бирке. Сверр ревновал, но ничего не мог поделать. Эти двое будто нитка с иголкой оказались. Куда Харальд – туда и Тур. Одно время тайно бегал, пришлось просто разрешить ходить рядом. Тура пришлось лечить от недоедания и глистов. Учить не воровать и не огрызаться. Одевать, кормить и обучать. Сверру докука, а Харальду радость. Он так и с самим Сверром возился, отогревая. И с совой своей дурацкой, что теперь носила ему зайцев и белок. Вот и Тур в своего спасителя влюбился, как щенок в тёплую сучью сиську. Следил своими тёмными глазами, ходил хвостом, пытался удержать в тряской руке тяжёлый меч, чистил кольчугу, зашивал одежду и приходил греть постель. Сверр его за ухо вытаскивал из-под шкур, а тот вновь ужом вползал между ним и Харальдом, стоило только уснуть. А Харальд, наивный дурачок, не понимал, думая, что Тур просто привязчивый и ласковый. Только вот к шестнадцати годам "ласковый" Тур превратился на каше, сале и зайцах, в здорового мужика и меч теперь держал не двумя руками, а одной. Сверра он теперь мог и сам откуда угодно за ухо вытащить. А Харальд всё не понимал, пока Тур его на праздник летнего солнцестояния в Новом Городе, куда они на лодье ткани привезли на торг, не напоил брагой и на сеновал не утащил. Утром вид у Харальда был ошалелый, шея вся в пятнах, а на лице румянец во всю щёку. Сверр уже не ревновал, давно понял, что Харальд рано или поздно Туру достанется. Тур же от Харальда не отходил. То за талию его придержит, то руку на плечи положит. Чтоб все видели, кому теперь Харальд принадлежит. А у самого глаза дикие, губы искусанные и походка хромая. На день осеннего равноденствия, когда воздают хвалу богине Ладе – жене Сварога, Харальд и Тур клятвами обменялись, надев друг на друга пояса. Дружина гордилась, что у них такие предводители: молодые, сильные, удачливые. С ними что в бой, что в пир не страшно. Когда Харальд погиб в бою, Тур уже свою лодью водил и имел под рукой собственный вик. Дружина из таких же как он, сирот, собранным по городам и весям. Молодые, злые, голодные. Морские волки. Сверр при них был лекарем и наставником, хоть и достали эти волки его до печёнок. Харальд глупо погиб. Закрыл собой от летящей стрелы совсем юного мальчишку, Невилла, подобранного ими в затрапезном городке на Белом озере. И ничего бы ему та стрела не сделала. Выдернул из груди и выкинул в реку, только вот она отравленная была. Напавшая на них чудь потом была всем поселением вырезана Туром, даже дедов старых и младенцев он порешил, поднявшись на лодье по вздувшейся от паводка реке до самого поселения. Ни частокол их не спас, ни злющие псы. Вик Тура сам был как псы, только злее. Волки. Как оказалось, у чуди колдун был – Дамблед. Ох он Тура проклинал, ох руками тряс и посохом о землю стучал. Бороду седую по ветру пустил, всё шептал что-то. Все испугались, но не Тур. Он старика по макушке пудовым кулаком ударил и будто в землю вбил. Как потом выяснилось, яд на стрелах идеей колдуна был. Тур потом жалел, что так просто убил его, не помучив. В смертную лодку к Харальду Тур положил самого красивого юношу из чудинцев. Коня. И меч. Отпустил лодочку до середины озера, а потом поджёг метким выстрелом. Когда лодка догорела, и воды озера сомкнулись над Харальдом, Тур отдал Сверру меч и своё воеводство над морскими волками. Сел в лодку и с одним луком уплыл на вёрткой плоскодонке, затерявшись в сети мелких рек, что питали Белое озеро. Сверр Тура больше не видел. Но слышал про него много. Тот стал ведуном и культ смерти ведал. Говорят, что раз в году, в день смерти Харальда на Самхейн, когда тонка грань между Навью и Явью, над тем озером, где дух Харальда ушёл в Навь, появляется Белый Олень. Он скачет по воде до берега, где стоит Тур, седой и с белой бородой, но с не выцветшими тёмными глазами. А потом и призрачный олень, и постаревший Тур, уходят в чащу леса, куда живым хода нет.