***
Хуаны были старинной богатой семьей уже, по меньшей мере, восемь поколений. Где-то далеко на верхних ветвях генеалогического древа был рыцарь, получивший герцогство после войны между королевствами, пролитая кровь превратилась в богатство и плодородную землю. Донхек не знает и не интересуется всеми подробностями. Важно то, что теперь он помолвлен с единственным сыном и законным наследником Хуанов, Ренджуном. Конечно, с точки зрения Ли, это полностью деловое соглашение. Недавно разбогатевшая семья, вступающая в брак с состоятельной династией, чтобы обеспечить себе как деньги, так и статус в обществе в долгосрочной перспективе? Не совсем обычное явление, но историй было на несколько больше, чем ни одной. Браки по договоренности такого рода были кровной торговлей в высшем обществе. Донхек знает это. Он знает это – и все же, когда он выходит из экипажа и смотрит на огромное поместье Хуанов и его территорию, он теряет дар речи. Зачем такой семье, как их, вступать в брак с Донхеком, даже если бизнес Ли, вероятно, будет следующим по успеху в стране? В этом мало смысла. Его мать толкает локтем его отца, а затем и Донхека, заставляя выпрямиться, взглядом практически предупреждая его произвести хорошее впечатление, когда открывается входная дверь. Хмурый мужчина с крючковатым носом и прищуренными глазами смотрит на них, а затем приветствует: – Добро пожаловать в поместье семьи Хуан. Позвольте мне взять ваше… пальто. Прежде чем Донхек успевает подумать о претенциозности дворецкого, герцог и герцогиня Хуан выходят в холл, чтобы встретить их. Они кажутся немного старше родителей Донхека, очевидно, что их сын появился на свет довольно поздно, их волосы усеяны тонкими серебристыми прядями среди глубокого черного. Герцог Хуан, респектабельный светский человек с запоминающимися усами, подается вперед, чтобы пожать руку отцу Донхека. Герцогиня Хуан, в противоположность этому, бросает взгляд на мать Донхека и фальшиво изображает интерес, морща нос от отвращения к ее моде. Сама она в богатом платье сливового цвета, простое бриллиантовое ожерелье украшает ее ключицы. Донхек переводит взгляд на особняк, ухоженный и сверкающий, немного пустынный, учитывая десятилетия истории. Вдалеке он замечает несколько семейных портретов, выставленные на витрине вазы и декоративные мечи, но больше ничего. Возможно, там есть тайное хранилище, в котором спрятаны семейные деньги; в конце концов, гораздо разумнее защищать и прятать богатство, чем выставлять его напоказ. – Мистер Ли, – внезапно окликает его герцогиня Хуан, протягивая руку. Он тянется, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на тыльной стороне ее ладони, улыбаясь так искренне, как только может. – Пожалуйста, зовите меня просто Донхек. – Что ж, – отвечает она, сжимая губы в тонкую линию. – Приятно познакомиться с вами. – Это большая честь, ваша светлость, – отвечает он. – Пойдемте же, давайте обсудим все в большой гостиной, – хлопает в ладоши герцог Хуан, ведя гостей через дом. Донхек плетется сзади, замедляя шаг, проходит мимо портретов, узнавая герцога и герцогиню, но не маленького мальчика между ними. На другой картине изображен тот же мальчик, теперь постарше, стоящий за их стульями, бледная фигура с милой улыбкой. Донхек понимает, что его оставили позади, когда шум голосов исчезает на заднем плане. В попытке присоединиться к ним он проходит через ближайший дверной проем и оказывается в открытой музыкальной комнате, соединенной с несколькими другими комнатами через большие арочные двери вдоль противоположной и смежной стен. Солнечный свет с трудом проникает в комнату через закрытые окна, затянутое тучами небо создает мрачную атмосферу. В центре комнаты стоит единственное фортепиано, на подставке лежат смятые листы. Он подходит к нему, более чем немного любопытный. Чернильные буквы и строчки размазались по потертой бумаге, от масла для пальцев она превратилась почти в руины, но это символ бесконечной любви, непрекращающихся усилий. И это знакомая мелодия, – “Clair de Lune” – которую он выучил давным-давно, когда быть музыкантом было тем, о чем он мечтал, и все еще было в его власти. Его зудящие пальцы порхают по клавишам почти по мышечной памяти, чему способствуют выцветшие ноты, и он на мгновение забывает, где находится, погруженный и очарованный сладкими звуками пианино. – Это было прекрасно, – комментирует теплый, неуверенный голос, когда пьеса заканчивается, задерживаясь в тишине. Донхек вздрагивает, оборачивается и видит мальчика с картины, стоящего в другом дверном проеме. Темно-синий цвет его шелковой рубашки дополняет светлый оттенок кожи, миндалевидные глаза с любопытством смотрят на него. Картины не отдают должное его красоте, отмечает Донхек, и это, безусловно, скрывает игривость в его улыбке. – Но я должен знать. Это была попытка добиться моего расположения, или вы просто играете на пианино в доме всякого, к кому идете? – Я слишком непрактичен, чтобы пытаться привлечь вас своей игрой, – отвечает Донхек. Он задается вопросом, как долго этот парень стоял здесь и наблюдал за ним. – Мне просто повезло, что я не допустил ошибок, пока вы шпионили за мной. Однако я прошу прощения за то, что воспользовался вашим пианино, не спросив разрешения. – Шпионаж – едва ли подходящее слово, когда вы играете в моем доме, сэр, – комментирует Ренджун со смехом, подходя и останавливаясь рядом с сидением. Донхек безмолвно освобождает место. Близость заставляет его нервничать; это парень, который должен стать его будущим мужем, и он знает, как важно произвести хорошее первое впечатление. Донхек, может, и не лишен манер, но Ренджун – сын герцога, и его воспитывали, обучая только лучшим правилам этикета. Это нормально для него – ожидать того же от Донхека. И так, с потеющими ладонями, все еще держа пальцы над клавишами, он говорит: – Пожалуйста, просто Донхек. – Тогда ты можешь называть меня Ренджун, – его будущий жених тихо улыбается ему, такой осторожный в своем поведении. Они оба не уверены, что и думать, зная, какие судьбы связали их вместе, и каждый взгляд Ренджуна, брошенный на него, кажется, говорит тысячу слов, которые Донхек еще не научился читать. – Ты хорошо играешь для того, у кого нет практики, Донхек. Донхек издает тихий смешок. – Вообще-то, я предпочитаю петь. – Я бы сказал, что я больше художник, но пение – одно из моих любимых занятий. – Ренджун смотрит на него, на его губах появляется заинтересованная улыбка. – Каковы наши шансы? Вопрос, хотя и открытый, оставляет у Донхека чувство легкого облегчения. Общая основа создает фундамент, который легче построить. Возможно, эта помолвка не закончится полной катастрофой. Он не знает, действительно ли Ренджун хочет выйти замуж, или это какой-то грандиозный план, придуманный их родителями, в который его беспомощно втянули, но в этих мелочах есть утешение. – Позволь мне сыграть для тебя мою любимую пьесу, – предлагает Донхек. – Это для меня то же, что “Clair de Lune” для тебя. – Пожалуйста, – жестикулирует Ренджун, аккуратно сложив руки на коленях. Но как только он нажимает первую клавишу, возмущенный голос восклицает позади них обоих. – Что здесь происходит?! – Мама! Отец! – Ренджун вскакивает на ноги, почти спотыкаясь о скамейку. Рука Донхека инстинктивно тянется к нему, и другой парень посылает ему благодарный, но панический взгляд. – Мы просто... – Вы двое вместе еще до вашей помолвки! – прерывает его мать, ее брови яростно опущены. Донхек осторожно поднимается на ноги и замечает своих родителей в дверном проеме позади родителей Ренджуна, на их лицах написано разочарование. – Что подумают люди?! Как неприлично! – Он просто играл на пианино, – заявляет Ренджун более твердым голосом, чего Донхек не ожидал от него. – И он представился, вот и все... – Ты, должно быть, думаешь, что я вчера родилась! – фыркает его мать, снова прерывая его острым взглядом. Рот Ренджуна плотно закрывается, губы сжаты в линию. Герцогиня Хуан резко выдыхает, а затем поворачивается. – Несмотря ни на что, эта помолвка должна состояться. Следуйте за мной, вы оба. Постарайтесь на этот раз не отстать, мистер Ли. Почувствовав вину, Донхек только кивает и отмахивается от извиняющегося взгляда Ренджуна, как только родители больше не смотрят. Он может понять, почему герцогиня Хуан злится, учитывая, что им нужно поддерживать репутацию. Общественные ожидания таковы, что двум мужчинам, собирающимся вступить в брак, не разрешается взаимодействовать, чтобы предотвратить любую близость, происходящую вне брака. Он точно не может винить ее, когда у нее есть имидж, который нужно поддерживать, но, тем не менее, нелепость ситуации не проходит мимо него. Они вдвоем следуют за своими родителями в гостиную, где, как он ожидает, они должны были быть раньше. Слуга приносит еще чая, чтобы наполнить их чашки, и момент, пока они ждут, напряженный, подчеркнутый тем, что произошло всего несколько минут назад. Наконец, мать Донхека прочищает горло. – Позвольте мне попросить прощения за то, что только что произошло. Возможно, это даже хорошо, что они провели свою первую встречу без нашего вмешательства. С этого момента мы можем быть осторожны. Губы герцогини Хуан скривились, но она согласилась. Ее муж продолжил, пытаясь успокоить супругу: – Я полагаю, вы правы. Надеюсь, теперь отношения будет легче установить. Он бросает многозначительный взгляд на своего сына, а затем на Донхека, побуждая их обоих кивнуть. Ренджун снова встречается с ним взглядом, еще более извиняющимся, чем раньше. Донхек незаметно пожимает плечами, а другой парень отводит взгляд, выглядя неуверенным. – Сейчас было бы уместно уточнить то, что мы уже обсуждали, – продолжает герцогиня Хуан теперь более ровным тоном. – Свадьба состоится через две недели, а репетиция – за два дня до нее. – Так скоро? – вмешивается Донхек, прежде чем успевает остановить себя. Мать бросает на него предупреждающий взгляд, но это вопрос его жизни. Когда он согласился (был вынужден) на это, он думал, что у него будет больше времени, чтобы подготовить себя. Не говоря уже о том, что он едва знает своего жениха. Разве неважно познакомиться поближе со своим будущим мужем? – Что… что насчет гостей? – Мы разошлем приглашения к завтрашнему дню, если проблема в этом, – отвечает герцогиня Хуан, удивленно приподняв бровь. – Конечно, они найдут время для этой важной свадьбы. – Разумеется, – отвечает за него мать Донхека, отец кивает в знак согласия. – У нас нет никаких проблем с этими датами. Смешно, снова думает он. Для взрослых это не имеет значения, но двух недель недостаточно, чтобы подготовиться, это еще меньше времени, чтобы познакомиться с Ренджуном. Конечно, его будущий... ну, его жених, теперь технически, согласился бы с ним? Но когда Донхек поворачивает голову, Ренджун даже не смотрит на него, заламывая руки на коленях.***
– Ты уверен, что знаешь слова? – его мать поправляет ему галстук, упрощенную версию его костюма для свадьбы через два дня. – А кольцо? Ты не должен что-то забыть, это очень важно... – Я знаю! – Донхек отталкивает ее руки, раздраженный и немного паникующий. – Я знаю, знаю. Его мать пристально смотрит на него, сжав челюсти. Он делает все возможное, чтобы выглядеть уверенным, решительно нахмурив брови. В конце концов, она отдергивает свои руки обратно. – Хорошо, увидимся внутри. Не задерживайся слишком долго, пастор, которого наняли Хуаны, кажется нетерпеливым. – Замечательно, – натянуто произносит он. Она исчезает за дверями часовни. Донхек уже знает, что Ренджун ждет его за дверьми у алтаря. Это всего лишь репетиция, и все же Донхек чувствует, как пот стекает по воротнику, сползает по спине и пропитывает ткань рубашки. Ему повезло, что он не в свадебном костюме. Слова его клятв всплывают у него в голове, исчезая и занимая центральное место в его мозге, и ему кажется, что его собственное дыхание, возможно, учащается. Он на мгновение прислоняется к стене и закрывает глаза. Он выходит замуж... и к тому же за незнакомца. Последние две недели были бессмысленными; он знает своего жениха так же хорошо, как знал его в день знакомства, и он даже не понимает, хочет ли Ренджун этого брака больше, чем он. Да и откуда ему знать? В конце концов, ему так и не разрешили с ним увидеться. Он выдыхает. Двадцать один год, замужем. Донхек никогда не хотел идти против воли своей семьи, но даже два года назад он и представить себе не мог, что сейчас окажется именно там, где он сейчас. Все, о чем он мечтал, – это стать пианистом, может быть, исполнителем в одном из этих больших залов, пока его мечты не рухнули под тяжестью успеха его отца. Он вынужден идти по стопам своего отца, работать ради мечты, которой у него никогда не было, и что теперь? Теперь его рука дрожит при мысли о том, чтобы надеть кольцо на тонкие пальцы Ренджуна, при мысли об ответственности быть мужем будущего герцога. Он смотрит перед собой, повернувшись спиной к часовне на окраине города, каменному мосту, отделяющему его от темного леса, который манит его. Конечно, он мог бы убежать, оставив всех ждать внутри в отчаянии, но… О, но сейчас уже слишком поздно отступать. Приглашения были разосланы, и люди прибудут к завтрашнему вечеру. На кону их репутация. И, по крайней мере, Ренджун ждет его у алтаря, возможно, с какими-то надеждами, независимо от того, насколько это важно. Это безнадежно. Он должен пройти через это. Звук открывающейся двери заставляет его душу уйти в пятки, но на этот раз это его отец, шипящий: – Донхек, пошли. Чего ты ждешь?! – Я иду, иду, – бормочет он, бросаясь к двери с потными ладонями. Он проходит через арку древней часовни. Внутри почти нет освещения, чему не способствует вечно мрачное, грозовое небо снаружи, отбрасывающее бунт красок по всему помещению. Стеклянное окно, висящее над алтарем, мерцает черным, и Донхек видит себя в нем, в темном костюме и с гримасой, выглядящей так, как будто он собирается исполнить похоронный марш. Нет жизни в скрипе деревянных скамеек, мимо которых он плетется, и еще меньше в карикатурах людей, сидящих в первых рядах. Ренджун, пожалуй, единственное живое существо, на которое стоит обратить внимание, симпатичный в своем чистом белом костюме и с причесанными волосами, но строгий взгляд пастора заставляет его опустить глаза на каменные плиты, ведущие к алтарю. Донхек удивился бы, почему они не могут пожениться в более красивом месте, чем это, когда в домах больше красоты, чем в любом другом месте, но это самая старая часовня в герцогстве, и это часть истории Хуанов. Традиции не заботит погода. – Вы опоздали, мистер Ли, и вам лучше не делать так в день свадьбы, – многозначительно откашливается пастор, горбун с развевающейся белой бородой. Донхек возмущенно задается вопросом, почему он вообще должен практиковать женитьбу с этим озлобленном стариком, не говоря уже о том, чтобы отчитываться перед ним, когда он понятия не имеет, что происходит в голове Донхека. – Но теперь, когда вы, наконец, здесь, мы можем начать. Наступает долгая пауза, никто не двигается, пока пастор не прочищает горло, резко шепча: – Возьмите его за руку! Ренджун все это время держал правую руку вытянутой, с легким смущением осознает Донхек. Первый шаг, и он уже совершил ошибку. Он поспешил взять ладонь жениха, гладкую под его пальцами, Ренджун, в отличие от него, был воплощением самообладания. Он одаривает Донхека легкой улыбкой, и Донхек поверил бы, что он не нервничает, если бы не подергивание его пальцев в хватке Донхека. Или, возможно, это Донхек слишком крепко держит его за руку. Ренджун протягивает другую руку, и как раз в тот момент, когда Донхек собирается дотянуться до нее, скипетр резко ударяет по тыльной стороне его собственной ладони. – Эта рука, мистер Ли, – подчеркивает пастор, – Предназначена для чаши. – Я знаю, – говорит он, пытаясь опустить руку обратно. – Вы не хотите подержать свечу, мистер Ли? – нетерпеливо бормочет пастор. Он чрезмерно груб, и это раздражает Донхека во всех неправильных отношениях. – Вы помните процедуру? – Я прошу прощения, я помню, – настаивает Донхек, более раздраженный и смущенный, чем когда-либо за всю свою жизнь. Боже, он портит всю репетицию. Несколько дней назад было решено, что он будет держать свечу, в то время как Ренджун будет держать чашу. Он знал это, он знает это, и все же… Он берет свечу в руку, зная, что Ренджун настороженно наблюдает за ним. Но он не знает, что сказать своему... о боже, своему жениху. Почему он даже не может произнести это слово без запинки? – Давайте попробуем произнести клятвы, – раздраженно продолжает пастор, его борода трясется. – Мистер Ли, пожалуйста, начинайте. Клятвы. Внезапно ему кажется, что воздуха в комнате недостаточно, а галстук на шее слишком туго затянут. – Этой... - Донхек резко сглатывает. Он не может встретиться взглядом с Ренджуном, даже когда они стоят лицом друг к другу. Это всего лишь репетиция, напоминает он себе. – Этой… Этой свечой... – Рукой, – перебивает раздраженный пастор, пристально глядя на него сверху вниз. – Рукой! Он сжимает челюсти, заставляя себя улыбнуться. – Да, я хотел сказать, что... – Просто произнесите клятву, – наставляет пастор, не двигаясь с места. – Этой рукой, – на этот раз он говорит правильно, разочарованный и чувствующий тошноту внизу живота, – Я поведу... – “Развею твои печали”! – вмешивается пастор с почти посиневшим лицом. – Мистер Ли, вы знаете свои клятвы или нет? Ему не нужно оглядываться, чтобы увидеть разъяренные лица своих родителей. Даже Ренджун смотрит на него в неуверенном шоке. – Я знаю их, простите... – Попробуйте еще раз, – говорит ему пастор с особенно угрожающим блеском в глазах. – Возможно, мне следует начать первым, – предлагает Ренджун, добросердечный, несмотря на очевидный провал Донхека. Он не кажется сердитым, но Донхек не может быть уверен. – Нет, я сделаю это, – он решительно качает головой. Он, конечно, сможет пережить репетицию. Или нет? – Я смогу это сделать. – Мистер Ли сделает это, – строго подтверждает пастор, и Ренджун замолкает, кивнув. – Сосредоточьтесь! Начинайте! – Этой рукой я… развею твои печали, – начинает Донхек, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. Но он встречается взглядом с Ренджуном, искренне подбадривающим его, и хватка на его руке также поддерживает, но внезапно, как бы он ни старался, это кажется чересчур. Он не может справиться со всем этим, у него не было ни минуты, чтобы осознать происходящее. – Прости меня, – выдыхает он, отпуская руку Ренджуна. – Мне нужна минутка. Весь зал, который и без того был тих, кажется, совершенно замолкает при его словах. Лицо Ренджуна бледнеет, и Донхек умоляет: – Мне просто нужно немного времени, чтобы отдышаться и снова потренироваться. Я не могу сосредоточиться. – Я... – Ренджун прикусывает губу, глядя на пастора. На мгновение сердце Донхека замирает. – Я не возражаю, если это то, что тебе нужно. Донхек кивает с облегчением, слова имеют кислый привкус во рту, когда он натягивает пластиковую улыбку: – Я бы не хотел, чтобы что-то пошло не так в официальный день. Мне хотелось бы, чтобы тогда все было идеально. Пастор окидывает его критическим взглядом, губы кривятся в гримасе. – Тогда вы можете пойти потренироваться, но вы должны вернуться через час, – сообщает он, в конце концов, постукивая скипетром по каменному алтарю. – Это пустая трата времени каждого, но я не потерплю неподготовленного и несовершенного жениха! – ...Спасибо, – говорит он, больше обращаясь к Ренджуну, чем к пастору, и другой парень просто понимающе улыбается. Может быть, так оно и есть. Донхек не знал, так как ни один из них на самом деле не пытался узнать друг друга. Он старается не спешить у алтаря, мельком замечая своих родителей, родителей Ренджуна, а также взрослого мужчину, которого он не знает лично, но смутно узнает в нем семейного адвоката Хуанов, Джонни. Но с ускорением его шагов ничего не поделаешь, и он не задерживается, чтобы посмотреть на их реакцию, направляясь прямо из часовни с колотящимся в груди сердцем.***
За крошечным серым каменным мостом перед древней часовней раскинулся березовый лес, такой же старый, как и сам город. Никто не странствует по нему, тайны и загадки скрываются в его глубинах, и в таком утомительном городе, как этот, сквозь лес часто просачивается тьма из самых тихих уголков, притягивая к приключениям. Донхек обнаруживает, что углубляется в лес, медленно заходящее солнце практически невидимо на синеватом небе, зловещее карканье ворон сопровождается хрустом ломающихся веток и листьев под ногами. Он уверен, что скоро наступит ночь, но это не имеет значения. Он никогда не ступал на эту землю, но это все же лучше, чем прерывистые звуки городской площади, где сплетничающий шепот о его неудаче неизменно достигнет его ушей. Маленький городок не скрывает никаких секретов, особенно о богатых. Он идет добрых десять минут, пока не натыкается на поваленную березу, укрытую в тени другой, более высокой. Он садится на их стыке, прислоняясь спиной к дереву. – Что мне делать? – спрашивает он вслух. Шелест листьев на ветру мало похож на ответ. Он должен принять свою судьбу такой, какая она есть. Он будет жить счастливо, как муж Ренджуна. Однажды он уже отказался от своей мечты стать пианистом ради успеха своих родителей. Если он смог отказаться от этого, тогда он точно сможет выйти замуж на незнакомца. Черт, он уверен, что когда-нибудь сможет полюбить Ренджуна, может быть, даже получит взаимность. Так почему же это его не устраивает? Он все равно останется Донхеком, даже после свадьбы. – Кто такой вообще теперь этот Донхек? – насмехается он над собой. Он разочарованно трет глаза тыльными сторонами ладоней. – Имею ли я вообще право расстраиваться из-за этого? Я согласился на это. И то, что произошло несколько лет назад… Я был тем, кто отказался от своей мечты. Наследник “Lee Corporation” – по-прежнему Донхек, как и пианист. И, в конце концов, эта свадьба – просто еще одна часть этого долга. Он достает из кармана обручальное кольцо – изогнутый серебряный обруч с белыми бриллиантами в изящном цветочном узоре. Кольцо предназначалось для его будущего мужа. Он смотрит на куст хризантем, спрятавшихся в темноте перед ним, окруженных сломанными сучьями и тонкими упавшими ветками, воткнутыми в землю. Их вид почти вызывает у него улыбку; они близкие знакомые для всех, когда дело доходит до горя и утешения. Они остались бы незамеченными, если бы он не сел здесь, но он сел, и они кажутся посланием, знаком, отправленным специально для него. Может быть… он просто должен принять все таким, как оно есть. Может быть, пришло время отпустить прошлое и двигаться вперед с позитивом. – Этой рукой я развею твои печали, – мягко говорит он, протягивая руку и срывая цветок. Он гладит его крошечные, нежные лепестки, а затем прижимает поцелуй к сердцевине, возвращая его обратно на место. Где-то над головой громко каркает ворона, и когда он поднимает глаза, в небе ярко светит луна, на этот раз ясная и не играющая в прятки. Ее свет ободряет, и он продолжает. – Твоя чаша никогда не опустеет, потому что я буду твоим вином. Этой свечой я освещу тебе путь во тьме. Он наклоняется вперед, пока не оказывается ближе к кусту, на его лице кривая улыбка. Он замечает маленький искривленный корень, торчащий из земли среди веток. – И этим кольцом… – он надевает кольцо на корень, внезапно осмелев, – Я прошу тебя быть моим! После того, как он произносит это, становится тихо, слова эхом разносятся по лесу и грохочут в тишине. У него вырывается тихий смех, и он чувствует себя невесомым. Возможно, это первый раз, когда он произносит слова так складно… Громкий треск заставляет его мгновенно замолчать, прямо перед тем, как он чувствует, что земля начинает дрожать. Он задается вопросом, не землетрясение ли это, но не прошло и мгновения, как куст перед ним начинает трястись. Донхек в панике тянется к кольцу, но как только он касается холодного металла, корни неестественно изгибаются, хватая его за запястье. Пораженный, он дергает руку обратно, успешно вытаскивая корень. – Что за... Но когда он смотрит на то, что он вытащил, он с ужасом обнаруживает, что это не корень. Это скелет руки. Он кричит, вороны, сидящие на дереве над ним, от неожиданности разлетаются на шум, и он изо всех сил пытается вырваться и стряхнуть руку с себя, стараясь не вырвать. Она отказывается отпускать ни его и ни уж точно кольцо. В разгар своей битвы с рукой-чем-бы-она-ни-была, он чувствует прикосновение к своему плечу. Когда он поворачивается, он сталкивается с лицом молодого человека, чье лицо неестественно бледно, почти синеватого оттенка, губы фиолетовые, а щеки настолько ввалились, как будто он не ел неделями. Его темные глаза с любопытством смотрят на Донхека, а его волосы цвета воронова крыла растрепаны, из них сыплется грязь, когда парень проводит по прядям потемневшими пальцами. Даже его одежда в пятнах грязи, темные брюки и развевающаяся белая рубашка, которая… У него не хватало руки. Руки, которая в данный момент держит Донхека. – Как я мог сказать “нет” тому, кто так страстно просит моей руки? – мягко улыбается мужчина, его голос грубый от недостатка использования. Взгляд его глаз такой же мягкий, как и его тон, но все равно это пугает Донхека, мурашки пробегают по его спине в тишине леса. – Конечно, это “да”. Ты был идеален. – Ты мертв, – безмолвно заявляет Донхек после долгого молчания, даже не осознавая слов. – Разве это имеет значение? – отвечает мужчина-труп, наклонив голову, как щенок, которым он точно не является. – Ты мертв, – повторяет он, отчетливо осознавая, что находится в шоке. – Ну, если ты настаиваешь на том, чтобы подчеркивать это... – мужчина кладет руку на бедро, брови хмурятся. Это беспокойство? Он делает шаг вперед, только для того, чтобы Донхек инстинктивно отступил назад, но это его не останавливает. Он тянется вперед, чтобы взять Донхека за руку, и парень замирает не в силах пошевелить конечностями, реакция на борьбу и бегство полностью отсутствует. – Я надеюсь, ты не возражаешь против данного качества в твоем муже. Я обещаю заботиться о тебе и делать тебя настолько счастливым, насколько это возможно. Мне жаль, что у меня нет получше подготовленных клятв. Я надеюсь, ты примешь меня таким, какой я есть, да? – Да?! – восклицает Донхек, не в силах поверить в то, что он слышит. – Что за... – Отлично, – улыбка мужчины становится шире. – Если хотите, можете поцеловать жениха. Донхек снова кричит.