shiawase omamori

Спокойный как никогда ветер ласкает кожу Кадзухи – ранение на руках неприятно ноет, жжёт, но при лёгком дуновении ветра, полном прохлады, успокаивается. Сейчас Каэдэхара нуждался в этом больше всего на свете - в лёгкой прохладе ветра, уносящий все его печали и ранения прочь, далеко-далеко. Подальше от Кадзухи. Подальше от кого-либо. Но вместе с дуновением ветра и запахом свежести, запахом влаги и островом Ватацуми ветер принёс колкий запах электричества – Сказитель. Он находится где-то здесь, рядом. Нападать на Каэдэхару ему не за чем – пустая трата сил, времени для обоих юношей. Каэдэхара протяжно вздыхает, его волосы колышутся в такт ветру. Он удерживается на борту корабля, пусть и сидит на самом краю – смотрит, оглядывает окружение, чтоб понять откуда этот потрескивающий запах принёс ему лучший друг. Но он отвлекается на сам источник запаха, больше не задумываясь о его направлении – предвестник сам выходит к нему. - А-ах! Каэдэхара Кадзуха! – начинает он максимально наигранно и жизнерадостно, не разглашая цели его нахождения здесь – Ох? Больше не собираешься пытаться меня убить? Какая жалость. Знал бы я, что упустил такого стоящего противника – добил бы в тот же день. Ложь. Состояние предвестника бы просто не позволило бы ему убить Каэдэхару в тот день – он был слишком слаб, нестабилен. Полностью сломан внутренне – и морально, и, конечно, если учитывать его конструкцию, улучшенную Фатуи. Каэдэхара ловит себя на одной незамысловатой догадке о том, что именно здесь делал Скарамуш. С усмешкой он тут же озвучивает её. - Неужели вместе с нитями марионетки Фатуи ты обрубил себе все пути к существованию, Сказитель? – Каэдэхара непреклонно остаётся на своём месте, подчёркивая, что намерений вступать в бой с Куникудзуси у него более нет, - Неужели ты пытался пробраться на корабль, как позорная крыса? Хочешь покинуть Инадзуму? Спешу огорчить, Алькор не держит курса из страны в ближайшее время. Скарамучч едва заметно издаёт нечто, напоминающее рычание – обычный человек никогда, ни за что бы не заметил бы это, но ветер доносит всё, без исключения, Каэдэхаре – только это явление, что самурай уже привык считать отдельной личностью, всегда максимально честно с ним. Он ничего не говорит, и предпочитает молча признать свою победу, без особых почестей и словесного подтверждения от собеседника. - Скажи мне, Каэдэхара Кадзуха, - начал он максимально серьёзно, неторопливо, уйдя с темы так легко и безнаказанно – Ты всё ещё держишь на меня обиду за смерти своих соратников-сопротивленцев? Так почему же не пытаешься покончить с этим, м-м? - Я понял, что их посмертным желанием была не месть своему убийце, - ронин произнёс это тихо, печально. Он знал значения слова смерть, и хранил его глубоко в душе – как и каждого погибшего, - А лишь дать свободу Инадзуме от гнёта сёгуна. Они хотели счастья народу, каким были и являлись сами. Скарамучч смеётся – звонко, надменно. Проще говоря – присуще ему. Он обдумывает слова ронина секундно – аналитические способности, воспитанные в нём Фатуи, уметь быстро рассуждать и думать, давали о себе знать каждый раз и действительно помогали, несмотря на то, что он бы, честно говоря, хотел бы забыть – они проявляются каждый раз. - То есть ты признаешь, что покусился на мою жизнь лишь из личных целей? О Архонты, кодекс самурая для тебя и не писан! Так ведь? – для него это считалось максимально забавным, но мимика Кадзухи не менялась, оставаясь спокойной и безразличной. Ах, а жаль. Но, кажется, Куникудзуси в душе своеобразно восхищался этой стойкости ронина. Каэдэхара уже давно признал, что здесь была только его вина - он винил себя во всём. Сейчас – особенно. Он неверно истолковал желания погибших солдат сопротивления, и расплатился за этим угрызением совести. О Великий Электро Архонт, как вообще можно было так повести себя, опорочить свою честь и честь погибших? Он и сам не знал, но осознавал одно – Райдэн Сёгун для него уже вовсе не «Ваше Превосходительство», и не та, чьё слово для него – закон. Правительница упала в его глазах, когда закрыла пути к Инадзуме, казалось, на вечность. Она упала в его глазах, когда объявила охоту на глаз бога, обещая самой себе вечность держать своё непоколебимое величие, власть. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, блещущие безразличием к судьбе каждого из них, прежде, чем Сказитель пошёл прочь.