shiawase omamori

***

Песчаные берега и скалы Ли Юэ омываются морями страны контрактов. Непреклонные горы каменного леса, где стоял Алькор словно по традиции, радовали глаз: восхищали своей стойкостью, необычайной красотой. Этот вид завораживал, придавал сил. А море продолжало наплывать на берега каменного леса, унося с собой на дно мелкие песчинки, и притягивая прочие дары моря: обратно, в их дом. Ракушки, морские звёздочки, послания в бутылках и изредка монеты: всё отправлялось в море и обратно на сушу. Раз за разом. Сказитель не понимал этой красоты природы. Не хотел её признавать. Не хотел привязываться к чему-то, по чему будет скучать, и что в конечном итоге утянет его на дно. А, может, что он сам сделает. В скалах запечатлялись разные истории: возможно, об этих же скалах. Возможно, о людской вере. Никто доподлинно не знал. Но все с удовольствием рассматривали их. Любовались, может быть, изучали – все, без исключения. Ветер продувал их насквозь, унося истории скал куда-то далеко: туда, где не сыщешь. Но всегда возвращался, рассказывая их какому-нибудь особо внимательному путнику. Такова была суть и красота части Ли Юэ, которую Сказитель не признавал. Отрицал, до последнего. Но сейчас, когда Каэдэхара так мягко, без особой настойчивости, утягивает его на прогулку по тёплому побережью, он не может отказать. Не может, да и нет желания: так он и оказался среди скал, на побережье прямо рядом с Алькором: рядом, но и далеко одновременно. Наедине с собой, но при этом в компании, теперь уже, друга. Ронин ветра осматривает побережье, вместе с шумом моря слушая знакомые истории, что приносит ветер. Вдруг наклоняется. Ценой своих сухих бинтов, он поднимает с берега красивую, сияющую под солнечными лучами, ракушку. - В этих ракушках можно услышать зов одинокого моря, - по-детски наивно начал он, складывая своеобразную поэзию на ходу, - и сказания звёзд. - Бредни, - откликается Скарамучча, со вздохом реагируя на слова Кадзухи, - это всё просто потому что у тебя чувствительный слух, и ты додумываешь. Кадзуха смеётся. Что-ж, Сказитель прав. Он должен был признать это. Но разве додумывать такие мелочи, - плохо? Сладкая ложь не всегда бывает такой разочаровывающей. - Сегодня водная гладь особенно тепла и спокойна, - вновь начал говорить тот, опускаясь на тёплый, заботливо нагретый солнцем, камень около побережья. Лазурная вода, отражающая в себе прекрасный небосвод, и правда была тепла и спокойна: мягко смывала за собой следы двух юношей, уносила их горе и печали. Если бы тёмноволосый был таким же оптимистом, как Кадзуха, то тоже нашёл бы в этом своеобразную заботу: но такое спокойствие было только перед бурей. Так почему бы им не насладиться этим мгновением досыта? - Почему ты позвал меня сюда? – заговорил тот, прерывая тишину. Это было поистине бестактно, но ронин не злился, - Действительно настолько не хочешь упускать момент? Этот разговор был поистине странным. Таким… необычным. Навевающим спокойствие, но при этом так же по-детски невинным и наивным. Словно у Кадзухи есть что сказать, но он играет в какую-то игру: непостижимую пониманию Куникудзуси, но, кажется, важную для Каэдэхары. Последний поднимается со своего места. - Разве ты был против того, чтоб развеяться? – он улыбается с прежним спокойствием. Более не наигранно, более жизнерадостно. Это ещё больше подтверждает то, что наследнику легче, и ещё больше заставляет Прототип ненавидеть самого себя. До покалывания в пальцах, - К тому же, море поистине спокойно. Он вздыхает, оглядывая водную гладь. Но перед взором уже маячит перебинтованная рука самурая, зазывая за собой. Неужели это ребячество и правда имеет место быть? Он принимает руку Кадзухи, что утягивает его, казалось бы, в совершенно другие времена. Наконец, они прогуливаются по побережью. Бегают, резвятся. Режут волны своими пальцами, собирают вместе ракушки. Море утягивает их во времена нескончаемой юности: той, которой у них никогда не было, и, более, не будет. Морская соль сушит кожу, солнце неприятно жжёт. Но, кажется, никто из них не заботится об этом. В такие моменты, он задумывается: а может ли быть по настоящему счастливым? Хотя бы сейчас? Хотя бы в эту минуту? Он хотел бы. Он умолял бы, если бы это действительно было ему дозволено. Но неприятные мысли отгоняет хлопок по воде, и капли, разлетающиеся в сторону. Сейчас, ему наплевать. Хотя бы раз в жизни ему должно быть наплевать. Разве быть эгоистичным всегда настолько плохо? Сейчас, когда его взгляд цепляется за беловолосого ронина и пейзажи вокруг, все тревоги отступают, так плохо ли, если он возьмёт от этого дня как можно больше?