***
Утро гавани Ли Юэ начинается без каких-либо изменений: яркий город гасит ночные, прекрасные фонари, освещающие чужие жизни. С улиц начинает раздаваться привычный шум, прекрасный, такой оживлённый и по-своему чарующий. Со всех углов неконтролируемо льётся музыка. Такая мягкая, прекрасная, спокойная. Дающая тысячу надежд и тысячу разочарований одновременно. Скарамучче никогда не нравился этот шум и гам, но сейчас, когда, казалось, он был хоть на какую-то часть себя счастливее, он находил в этом свой шарм. Одновременно с этим он напоминал о Каэдэхаре. О его, буквально спасителе. Человеке, что открыл для него мир по-новому. Что дал ему понятие этого же счастья. Это то, за что он безмерно благодарен и по сей день. Но вместе с этим, тяготы его жизни всё ещё терзают его, утягивают в сторону от счастья, куда-то в море, дальше, до тех пор, пока у него не останется сил плыть, и он не утонет посреди водоёма. Он метался между двумя состояниями, между двумя жизнями, двумя судьбами. Казалось бы, даже не его. Ничего никогда не было для него. И он прекрасно осознавал это. Музыка гавани Ли Юэ, голоса прохожих на рынке у пристани, где оставлен Алькор совсем ненадолго, - это отвлекало от очередных раздумий. Когда-нибудь ему предстоит столкнуться с ними вновь, обдумать всё, целиком и полностью. Но не сейчас. Не когда он один. Сидя на борте Алькора, глядя на всю это безмятежно протекающую жизнь, он ловит себя на мысли: где же Кадзуха? С самого рассвета не было видно его лика ни на корабле, ни в толпе на пристани. Возможно, он ушёл вместе с капитаном Бэй Доу к торговой гильдии «Фэйюнь». Как знать? Он теряется в собственных мыслях. Довольно забавно наблюдать, как лицо Куникудзуси метается в различных эмоциях, когда он прикрывает глаза в раздумьях. Прячет драгоценные камни радужки под веками от палящего солнца региона контрактов, и открывает вновь, одаряя взглядом чудесный мир. Он окидывает взглядом толпу, потирая глаза и отгоняя сонливость вместо правителя неба, яркого светила. Лучи так и желают заглянуть бывшему Предвестнику в лицо, поприветствовать, но он яростно отгоняет их, раз за разом прикрывая веки. Но в какой-то момент приветствие нового дня, всё же, ослепило его в полной красе. Настолько, что он не заметил ронина, зашедшего на борт судна вновь. Беловолосый посмеивается стоя буквально за спиной Прототипа, забавляясь. Но долго это не продлилось: Скарамучч закончил борьбу с яркими вспышками света перед глазами, оборачиваясь на Каэдэхару. Он лучезарно улыбается, и когда Сказитель собирается что-то спросить, начинает говорить первым. - Доброе утро, Куни, - ласково начинает он, всё ещё посмеиваясь, - отходишь от сна, вижу? Смешки от Каэдэхары стали чем-то новым. Неужели скромный, тихий ронин, и вправду может таким невинным образом насмехаться над людьми. О, Архонты. Он и думать об этом не хочет. Мотает головой в стороны, просыпаясь окончательно, и приветствуя Кадзуху вновь привычным оскалом. - А ты с утра на ногах, Каэдэхара? – насмешка на насмешку, издёвка на издёвку. Это вошло в их привычку, которую разделяют только они вдвоём. Кадзуха кивает. - Верно, - начинает он, неожиданно вытягивая тёмноволосому свою ладонь, с чем-то невероятно сверкающем на нём. Кусочек ракушки, что держится на прекрасной чёрной и явно сплетённой мастером, нити. Перламутр посверкивает на солнце, переливаясь всеми возможными цветами: вот они, ярко жёлтый, синий, фиолетовый. А, если присмотреться, можно заметить цвета волн, моря, и яркий оранжевый, - я заказал это в ювелирном доме «Минсин». Скарамучч на мгновение позволяет себе удивление, затем – добрую улыбку, которую Кадзуха не замечает, ведь она молниеносно искажается в довольную и привычную ему, высокомерную ухмылку. - Это подарок для меня? – с незабытой обоими манерой речи молвит тот, его руки прикасаются к нити, поднимают украшение. Улыбка становится шире, - Как мило с твоей стороны, Каэдэхара. Позволяешь себе тратить деньги на подобные мелочи? Ха-ха! Пусть он не кажется поистине дружелюбным, Кадзуха привык: не смотрит на его вечно наигранную эмоцию непреклонного злодея на лице, читая всё по другим мелочам в мимике собеседника, он понимает: ему понравилась подобная, как он выразился, мелочь. Осознание этого греет душу, прямо как тело солнце. - Одна из ракушек, что мы собирали на побережье, раскололась в тот вечер, - начал Кадзуха, заостряя внимание на мелочах, до которых второму не было дела, - Поэтому я заказал это украшение из осколков. Должно быть, он произнёс это, чтоб растянуть беседу. Так думал Сказитель, и только Сказитель. Истинные намерения же были совсем в другом. Перламутр таких ракушек, отражаясь в лунном свете, позволяет увидеть в себе не существующий и неописуемый небосвод. Он хотел, чтоб такой небосвод был у Скарамуччи. Он хотел иметь такой небосвод у себя, хранить воспоминания о нём при себе практически всегда. Ронин находил это по-настоящему очаровательным. И пусть Куникудзуси не заострил на его словах внимание, позже, с наступлением ночи, возможно, он и поймёт эту красоту, и весь смысл, вложенный в столь простое, и мелкое творение. «Мелочно» сказал бы он ранее, но сейчас от чего-то совсем не хочется. Действительно ли он может измениться?***