shiawase omamori

Ночь. Глубокая, тёмная, непроглядная. Луна не хвастается своей ослепительной яркостью на чёрном полотне неба, потому что скоро его озарят два других огонька, не менее прекрасных по своему виду, и завораживающих по своей сути. Гавань Ли Юэ ночью сияет красками, тёплые тона освещения зажигают что-то тёплое внутри у каждого путника, что хоть мельком видит этот чудесный город. Свет горел, казалось, везде – в каждом маленьком домишке, каждом магазинчике, на каждом прилавке был свой фонарик, что озарял своей красотой не только помещение, но и жизнь хозяина. И у каждого такого был свой, возможно, нематериальный, но всё же маленький фонарик где-то в душе. Облака не закрывали красоту раскрашенного, множеством красок, холста звёздного неба. Каждая из звёзд такая разная, такая привлекательная. Такая особенная и отличная от других. Фонари, расставленные около дороги на склоне горы, что являлся спуском прямо к гавани Ли Юэ, горели достаточно ярко чтоб осветить территорию, но недостаточно, чтоб затмить фонари в душе Куникудзуси и Каэдэхары. Они подрагивали, готовые погаснуть в любой момент, как только топливо внутри кончится. И это тоже было прекрасным отличием от сердец юношей: фонари внутри них никогда не погаснут, будут гореть до самой смерти. Теперь, когда их зажёг другой человек, освещая их внутренний мир, они ни за что не погаснут. Только по воле человека, что и дал им свет. Подниматься на склон труднее, чем спускаться с него, - это очевидно. И Сказитель своим тяжёлым дыханием подтверждает это. Сложенный бумажный фонарь в его руках усложняет ситуацию, но он не должен дать ему помяться. Не сейчас, не когда он запланировал идеальный вечер с ронином. Сам же он идёт впереди – выносливости у него явно больше, чем у Куникудзуси. Но разве их различия – проблема? Вовсе нет. Они прекрасны. И каждый считает именно так, совсем не говоря о том, что думают. Необъяснимые чувства оправдываются благодарностью за спасение их от угрызения совести, мук, за спасение жизней друг друга, мысли обоих погружены в это прямо сейчас. Но пока мысли находятся в каком-то совершенно своём мире, оба продолжают подниматься. Подниматься, подниматься, подниматься. До момента, пока Каэдэхара не протягивает свою ладонь в сторону Скарамуччи. Она крепко перевязана бинтами. Должно быть, их история очень трагична, а ощущения когда-то были и вовсе болезненными, до звёздочек в глазах. Но сейчас хвататься за ладонь ронина не так страшно. Знает, что раны давно покинули прекрасное тело, и он никак не ранит его более. - Устал? – обеспокоенно спрашивает он, обращая особое внимание на сбитое дыхание Сказителя. От волнения ли, от того самого утомления – его, честно, не интересует. Он должен позаботиться о нём в любом случае. Что-то внутри требует этого, и это ощущение «долга» не отпускает вплоть до момента, пока Куникудзуси не принимает руку помощи. Совсем не нехотя, не отнекиваясь и не ища себе оправданий, - да, он сделал это, потому что он хотел. Кадзуха, по началу, и не осознаёт этого. Но то, что за столь незамысловатым действием не последовало прежних звуков недовольства и упрёков, - факт, который игнорировать, зная бывшего Предвестника Фатуи, просто невозможно. Он кивает, и Каэдэхара видит, как в темноте на его коже расцветает румянец. Холодный ветерок как раз подул в тот момент, и стал козлом отпущения, которым он и объяснил это явление. Беловолосый смеётся в пол голоса. - Сам ведь позвал меня именно сюда, разве нет? – он тянет руку на себя, заставляя юношу напротив пошатнуться, заволноваться лишь на момент, и в ту же секунду оказаться рядом с ним, буквально на равне. Скарамучч не сдерживается, отзывается на слова и смешки Каэдэхары в одно мгновение. Вот, чего не хватало до полной картины. И вот, чего не хватало обладателю красных рубинов. - Архонты, ты ужасен, - молвит тот, откликаясь на такие простые действия ронина ветра, о которых он наверняка забудет уже через пару мгновений, наполненных счастьем и умиротворением. За этими мгновениями он и пришёл, и без них не покинет это место. Но раздражительность берёт своё, - ты просто невыносим. Но никакой реакции в ответ не получает. Потому что тот, к кому он обращался, знает, что на самом деле Скарамуш не считает так, ни капли. Он считает эти слова до банальности очаровательными. Больше не смеётся, не нарушая воцарившийся покой между ними, но одаривает нежной, радостной улыбкой. Ничего не молвит в ответ. Вот она, минута, когда слова поистине излишни. Останавливаются они около фонаря, что светит не так ярко. Приглушённый свет только больше создавал их вечер. Их и только их. И разрушить его никто не позволит. Смотрят вперёд, и уверенно шагают в сторону утёса, усаживаясь на самом краю. Скалы холодные, одинокие, и этот холод оба чувствуют под собой. Но им не наплевать? Их вечер согревают они, и только они. Никто более. Сказитель глядит вперёд. Ли Юэ отсюда выглядит так размыто, так утопающе в прекрасных огоньках. Так завораживающе. Казалось, они могут утонуть в этом ощущении уюта. Волны гавани спокойные, не создающие лишнего шума, - всё идеально. Всё способствует их времяпровождению. И это заставляет невольно улыбаться. Взгляд совершенно не намерено падает вниз, глядит на скалы у побережья. Замечая, как от этой картины Куникудзуси на момент пронимает на дрожь, Каэдэхара не может уняться: обхватывает и притягивает ближе к себе, чуть ближе от обрыва. Он ни за что не даст ему упасть. На самом деле, вероятности такого падения даже и не было, но всё то же необъяснимое беспокойство берёт своё. - Беспокоишься обо мне, Каэдэхара? – насмехается тот, глядя парню в лицо. И оказывается прав. Но Кадзуха не стыдиться этого, и вовсе не отрицает. А есть ли смысл? Совсем нет. Оба и так знают ответ на вопрос, и обоим это приятно. Так зачем обрывать всё отрицанием, как сделал бы бывший Предвестник в обычной ситуации? Оба смотрят куда-то вдаль, - на звёзды. Разглядывают, или стараются, их. Стараются понять в какой-то мере, составляют несуществующие созвездия взглядом. Разглядывают картины ярких и отдалённых светил вместе, - и вместе смеются с их придуманных созвездий. Они бы хотели делать это всегда. Абсолютно всегда. Хотели бы сидеть здесь до рассвета, но понимают, что просто не смогут. И от этого смеются ещё больше. До момента, пока Кадзуха не предлагает: - Как насчёт подарить этому небу новое светило? – в момент Скарамучч вспоминает, зачем привёл ронина ветра именно сюда. Конечно, именно за этим. И бросая «ах, да» в ответ, они оба поднимаются. Бумажный фонарь бережно расправляется руками тёмноволосого. Каэдэхара же умело подхватывает фонарь, удерживая в руках его и огниво, а в душе – все переживания. Свои, и Скарамуччи. Фитиль зажигается, и оба удерживают то самое новое светило, давая ему наполниться тёплым воздухом. Сами же ощущают тепло рук друг друга, и от того нагреваются и их души. Словно по команде самого себя, Сказитель отпускает фонарь. Следом – Каэдэхара, старающийся уследить за ходом мыслей его возлюбленного. Они смотрят в след фонарю, что одаривает небу тот же тёплый свет, что и гавань региона. Он летит выше, выше. И, казалось, взлетит до конца. Достигнет пика этого мира. Оба знают, что его свет будет крайне недолговечен, но они уверенны. Подобного не случится с их чувствами.

***