***
Лепестки сакуры кружат в воздухе, ветер играет с ними совсем беззаботно, разнося сладкий аромат, точно аромат весны, что давно прошла. Эти же потоки ветра ласково опускают прекрасный розовый шёлк растений на тёплый песок, выглядящий точно, как мелкие крупицы золота. Отражающая цвет небесного великолепия вода вновь спокойна: знаменует хороший день. Она не кружит водовороты с цветением юмэмиру, лишь отпускает розовые драгоценности природы в свободное, вольное плавание. Изумрудная трава колышется, синие цветы в ней время от времени путаются, - прячутся от внешнего мира. Единственное, что остаётся непреклонным, - скалы острова. Точные, словно выточенные мастером. Стойкие, что, кажется, их ничего не сломит. Фонари из древесины клёна и сегодня освещают этот вечер, - казалось, клён везде. Везде, где Каэдэхара. А Каэдэхара тоже везде, - везде, где только есть Скарамучча. И он не против, чтоб юный ронин был везде. Это остров «Амаканэ». Вечно нарядный. Вечно празднующий что-то. Вечноцветущий. Никогда не меняющийся. Если вечность должна быть настолько мягкой и чудесной, он не выступит против неё никогда более. Флажки-рыбки, так горячо любимые младшим поколением Инадзумского народа, развеваются на ветру, держатся под его натяжением. Они – олицетворение глубокого смысла. Они – олицетворение рыб. Таких вольных, свободно плавающих в море без преград, не знающих бед. Они – доброе знаменованние, в первую очередь, для детей. Золотые рыбки дарят самые красочные сны, золотые рыбки дарят желания. Рыбки чёрного окраса забирают людские несчастья, унося их в море и утапливая где-то там, глубоко-глубоко, чтоб переживания никогда не всплыли снова. Рыбки с синей чешуёй же подарят яркие мгновения жизни, подарят откровения синего неба и знание, что такое настоящая свобода. Не обобщённое, - именно то, которое нужно конкретно тебе. Именно они стали верными компаньонами детства многих детей, помогая найти им свой путь. И пусть они искренне верят в то, что лишь благодаря рыбкам они могут плыть по течению жизни вместе с ними. Пусть веселятся, считая, что это золотая рыбка принесла им самое драгоценное, - счастье. Чудеса трёх рыбок пропадут со временем, и на их место придёт глубокое, важное осознание, - ты всего добился сам. Простые фонарики освещают дорогу двум юношам, - праздник уже в самом разгаре, так не запозднились ли они? Каэдэхара ступает по гладким, чистым, таким блестящим в свете фонарей, камешкам на тропинке. Ярким, буквально горящим, взглядом алых глаз, он знаменует открытие этого праздника уходящего лета и цветения страны вновь конкретно для Скарамуччи. Тёмноволосый ступает следом, - он не боится следовать за Каэдэхарой. Казалось бы, никогда не боялся. Белые волосы раскачиваются так же, как и изумрудная трава. Хвост ронина вновь съехал набок, и Сказитель замечает это, но совсем не спешит позаботиться о причёске спутника. Он прекрасен, и эта маленькая непоправимая деталь, впечатывающаяся в память, прекрасна вместе с ним. И ни на каплю не меньше. Шаг, шаг, шаг – вот и фонари. Свисающие, яркие, с прекрасным знаменем цвета сакуры. До них хочется дотянуться, коснуться, насладиться их, казалось бы, нескончаемым светом вдоволь. Но он так и не делает этого, вместо этого вытягивая ладонь, словив мягкий, не такой уж и одинокий, лепесток сакуры. - Они прекрасны, правда? – голос самурая впереди ласкает уши, его взгляд всё никак не отстаёт, - пелена опавших цветов стелится под ногами ныне свободного народа, парит бездумно… Это ли не зрелище? Ты так не считаешь? Скарамучч смеётся. Искренне, звонко, чисто. Не желая посмеяться над Кадзухой. Не желая показаться суровым. Он смеётся, наконец, от души. И может смеяться так, казалось бы, ещё столетия. И ничто ему не преграда. Вновь знакомая ладонь тянется к Куникудзуси, и вновь он без всякого опасения берётся за неё, выбрасывая лист цветения древа на ветер, прямо как свои сожаления. Сейчас, их мгновения жизни не ускользают попусту, как было всегда: сейчас они наполнены той непостижимой радостью, какую они не достигли бы без друг друга. И они не жалеют того, что встретились. Никогда более не будут жалеть. Ах, счастье. О, счастье. Следовать за ним так тяжко. Оно так неуловимо. Но от чего-то так желанно. От чего-то так легко становится, когда ты наконец хватаешься за его руку. Пряча эмоции под керамической маской яркого, рыжего лиса, Куникудзуси пытается поймать счастье. Это сравнение само напрашивается, когда глядишь на ярких, золотых рыбок, которых можно выловить на этом кратковременном, мелком фестивале, за небольшое количество моры. Вокруг люди, смеются, веселятся, как в последний раз. А Скарамучч находится в полной оторве от реальности: слишком сосредоточен. Но вот в очередной раз рыбка ускользает, поблескивая чешуёй на свету фонаря. И Сказитель, казалось бы, хмурится, но злость мимолётна и мигом проходит, как только Каэдэхара позади него смеётся, и тянет к стойке с табличками. На многих из них уже начертаны самые сокровенные желания многих людей. Он вглядывается в каждую из них. Кто-то желает чего-то до одури банальное: денег, власти, богатства. Люди банальные, люди алчные. Кто-то желает чего-то более искреннего: вечного здоровья близким, отсутствия бед и невзгод. Люди оптимистичные, люди мечтательные. Кто-то желает чего-то совсем невыполнимого: обернуть смерть вспять, получить глаз бога. Люди забавные, люди эгоистичные. Кто-то же хочет чего-то простого и совсем не материального: вдохновения. Люди простые. И все они – ужасно разные. По-своему уникальные. Так чего может желать один из них? Да, он. Каэдэхара. Но когда Скарамуш взглянул на его табличку, на его желание, не увидел там ничего, кроме ветра, что играет с кленовыми листьями. Это свобода. Это его личное, самое большое желание. Так чего сам Сказитель может желать? К сожалению, его табличка, его желание, осталась лишь подписана как «Странник Куникудзуси», никаких рисунков. Никаких начертаний. Ничего из этого, - он получил от своей жизни всё, что только хотел, даже больше. Так чего он может желать теперь? Глядя на пустое дерево той самой таблички, подвешенной у всех на виду, он не чувствует ни капли сожалений. Каэдэхара глядит на повешенную тёмноволосым табличку. Удивлённо, но не осуждая. Неужели ему и впрямь нечего больше желать? Он никак не мог объяснить это, но и не нужно: кажется, Кадзуха доволен осознанием того, что его спутник ни в чём не нуждается. Знакомая рука в бинтах вот уже в который раз обволакивает своим теплом ладонь Скарамуччи. На этот раз уже беловолосый самурай ведёт его куда-то. Ведёт по каменистой тропе, ограждённой кленовыми фонарями. Их сопровождает лёгкий ветерок, и лепестки деревьев сакуры. Он ведёт его на пик. Идеальное, уединённое место. Место с мягкой травой, прекрасным запахом вишни и видами на просторы города Инадзумы. Атмосфера здесь совсем иная. Неземная и неощутимая. Это место словно остановилось во времени. Здесь кажется, что луна не двигается. Кажется, что ничего вокруг не происходит. Кажется, что здесь эта ночь будет длиться вечно. А они бы хотели, чтоб это было так. Рука ронина отпускает руку некогда потерянного в мире кабукимоно. Сейчас всё по-другому. Они, наконец, изменились. Они, наконец, пережили. Оправились, и готовы творить новую историю, прекрасную, и только для них двоих. Не предначертанную никакими созвездиями или небесным порядком. Сейчас, всё решится. Лицо юноши оказывается напротив лица Куникудзуси, но в метре. - Куни, - обращается он к нему с предельной осторожностью. Фиолетовые глаза напротив блестят от любопытства. Блестят от света звёзд и луны. Ох, Каэдэхаре есть, что сказать, - Я- Но он упускает этот момент, заглушенный поразительно ярким шоу фейерверков юной девушки, Ёимии. Яркие лучи чего-то совсем иного от мира загораются в тёмном небе, громыхают. Знаменуют конец праздника, а, может, только его начало – они дарят одиноким людям свет, надежду. Парочкам – счастье и сближение. Но вот колеблющемуся ронину они подарили только смелость, которую так же хладнокровно отняли этой летней ночью.***