Железная леди Бонтена

Последний месяц прошёл как в сущем аду. Санзу уже и не помнил, когда последний раз был в таком подавленном состоянии, когда агрессия и злость могли в момент смениться болью и глубокой печалью и сразу после желания разрушить всё вокруг хотелось лезть на стену и кричать от безысходности. Пока Наоки была в коме, он места себе не находил. Не помогало прийти в себя абсолютно ничего. Наркотики, к которым за последние годы стал прибегать всё меньше и меньше, вновь оказались чуть ли не предметом первой необходимости, но тоже не помогали забыться вовсе и душевную агонию притупляли совсем немного. Из-за них Санзу едва не словил передоз, но, к счастью, Хайтани оказались рядом и смогли оказать первую помощь товарищу, позже не вспоминая тот случай — только слепой мог не заметить, как Наоки была важна для Харучиё, а оттого можно было представить, что он чувствовал из-за её ранения. Изощрённые пытки и жестокое убийство тех самых крыс, которые были в том здании и к своей же неудачи выжили, Санзу тоже ничего не дало, хоть он и считал, что отомстил, когда лично расправился и с ними, и их сообщниками вне Бонтена, породив о себе ещё больше слухов и посеяв более сильный страх своего имени в присланных кругах. Но всё это было неважно, пока Наоки была в коме и боролась за жизнь, а Харучиё не мог ничего сделать, кроме как навещать и сидеть у её койки, надеясь, что вскоре она откроет глаза, и всё станет по-прежнему. Хотя, по-прежнему уже ничего не будет. *** Я приеду вечером. Что-то привезти? Написав сообщение слегка дрожащими из-за усталости руками, на которых всё ещё была запекшаяся кровь из-за недавних пыток, Санзу отправил его и закурил сигарету, всё ещё не веря, что девушка уже неделю как очнулась. От: Милая стерва Лапши-и. Больничная еда отвратительна( — С каких это пор ты вообще такое ешь? — ухмыльнулся Харучиё, увидев, чего хотела Наоки, ведь лапша не была в её вкусе, и она предпочитала более здоровую еду. Тебе точно такое можно? Спроси у врача, чтобы я знал наверняка От: Милая стерва С каких пор ты не нарушаешь больничные правила? Тебе напомнить, через сколько ты бегал по палате после пулевого? — Бесит, — прыснул он, потушив бычок о бетонную стену заброшенного здания, где всё ещё выполнял задание. Бесило, что девочка всячески выкручивалась и отталкивала его заботу, но больше раздражало, что делала она это именно в момент, когда не могла самостоятельно о себе позаботиться, но продолжала строить из себя несгибаемую сильную личность, которой никто не нужен. Наоки в этом плане была похожа на Санзу, оттого и раздражала его, но в тот момент он не мог упрекнуть, и всё, что хотелось ей сказать, проходило через какой-то мягкий фильтр и выражалось в заботе. Я это я, а ты другое дело. Тебе навредить не хочу От: Милая стерва Хару, ты там часом головой не ударился? Санзу тяжело вздохнул и, не желая больше обсуждать что-то по сообщениям, которые к тому же было тяжеловато печатать для Наоки, отправил короткий ответ и спрятал телефон в карман. Давай поговорим, когда я приду, хорошо? От: Милая стерва Буду ждать тебя ✨ — Что это с ним? Даже не старался подколоть или пошутить, — обеспокоенно подумала Мочизуки, рассматривая весь диалог с напарником и понимая, что с ним что-то явно не так. — Ему сейчас вряд ли до этого, — пожал плечами Канджи, всё это время находящийся в палате сестры и нарезавший для неё яблоки. — У Санзу какие-то проблемы? В Бонтене что-то происходит? — всё так же обеспокоенно спрашивала шатенка. — Наоки, ты буквально чуть не умерла на вашем общем задании, а потом лежала в коме, — сквозь зубы процедил Мочи, сильнее впившись в нож для фруктов. — За тебя все очень сильно переживали, но Санзу вообще с катушек слетел. А когда ты очнулась, то так нёсся в больницу, что чуть несколько крупных аварий на дороге не спровоцировал. Чудом обошлось, такая вот он скотина живучая. Наоки почувствовала лёгкий укол в области сердца, а по телу разлилось трепетное тепло. — Он правда так сильно переживал?.. Канджи поднял на кузину уставший взгляд и согласно кивнул. "Сильно переживал" — вообще не те слова, которыми можно было описать состояние заместителя Бонтена, тем более в тот самый день. Мочи надолго запомнил его. *** Месяц назад Почти пустой больничный коридор нагнетал обстановку, поднимая шкалу волнения всё выше и выше. Канджи приехал сразу же, как ему доложили о ранении Наоки, которую тут же отправили на операцию, стоило Санзу привезти её в больницу. — Как ты? — спросил мужчина, присаживаясь рядом на скамью с Харучиё. Тот не ответил и продолжил смотреть в пол широко раскрытыми напуганными глазами и зарываться пальцами в волосы, рискуя вырвать их. Никто и никогда ещё не видел Санзу в таком состоянии, и это пугало не меньше, чем факт того, что Наоки после подобных ранений может не выжить. — Санзу, — чуть громче повторил Мочи, положив ладонь на плечо заместителя. — Это всё моя вина, — едва слышно ответил Харучиё, сбросив чужую руку дёрганым движением. — Она пострадала из-за меня. Я не уследил, не предотвратил... Он говорил как сумасшедший, который в любой момент мог сорваться в истерику или агрессию, в то время как Мочи, несмотря на всю бушующую в нём ярость и страх за жизнь родственницы, держал самообладание, для которого прикладывал немало усилий. И, приложив их ещё больше, вновь положил руку на плечо Санзу и сжал, привлекая его внимание и отвлекая от самобичевания. — Ты не виноват. Наоки не ребёнок, чтобы за ней нужно было постоянно присматривать. Да и она знала, на что идёт, когда решила вступить в Бонтен, — с тяжестью в голосе говорил Канджи, точно зная, что это правда, и понимал, что Санзу нисколько не легче из-за его слов, и он вряд ли послушает, но Мочи хотя бы попытался предотвратить его последующие самотерзания. *** — Ешь медленнее, — бурчал Санзу, наблюдая, как девушка жадно уплетала принесённую им лапшу. Такой вид Наоки, когда она, живая и почти здоровая, с аппетитом ела, действовал как бальзам на душу, но всё же не до конца, оставляя место гнетущим его чувствам. — Ты бы знал, какая она вкусная! — Тогда дай попробовать, — он бесцеремонно перехватил правую кисть Наоки и приблизил палочки с лапшой к своему рту. — Да, неплохо. — А то, — согласилась Наоки, с улыбкой глядя на мужчину. — Так ты скажешь, с чего вдруг такая забота? Не похоже на тебя. Она сказала это так, будто вообще не догадывалась, но лишь по причине, что хотела знать ответ наверняка и лично от Харучиё, ведь никто и никогда не мог проникнуть к нему в голову и понять, и даже Наоки всё ещё не считала, что до конца его понимала. Вопрос убил всю лёгкую и непринуждённую атмосферу в палате, и даже воздух накалился, когда Санзу обдумывал ответ. — По-моему, это тебе по голове прилетело. Моя напарница руку потеряла, а я остался цел и невредим, и даже сделать ничего не смог, — раздражённо процедил розоволосый, сжимая кулаки. Вина всё это время пожирала его изнутри, но больше неё только сам Санзу мучил себя. — Так вот в чём дело, — выдохнула Мочизуки и, отставив от себя тарелку, приблизилась к Санзу, сидевшему на краю кушетки, и положила голову на его плечо. — Ты не виноват, правда. Просто так сложились обстоятельства. К тому же, ты спас меня: вынес из того здания и отвёз в больницу. Харучиё тяжело сглотнул, вспомнив, с каким трудом поднимал балку, с каким ужасом в глазах увидел травмированную руку Наоки, которую, к сожалению, не удалось спасти, и с каким страхом вёз её в больницу и каждую минуту проверял пульс, пока та была без сознания. Те воспоминания он хотел бы забыть, и больше никогда не попадать даже в отдалённо похожие ситуации, будучи уверенным, что второе такое потрясение в здравом уме уже не выдержит. — Всё равно прости. Я должен был присматривать за тобой на той опасной локации, а пустил всё на самотёк, — с сожалением сказал Харучиё, и Наоки слегка приоткрыла рот от удивления — она вообще не помнила, чтобы он когда-то перед кем-то извинялся, даже если был виноват. Но вскоре удивление сменилось раздражительностью, которое перешло в лёгкую злость. — Эй! — буркнула девушка и дёрнула Санзу за прядь волос, заставив того скривиться и при этом ничего не ответить. — Я не маленькая, чтобы со мной нянчиться! И ты ещё два года назад сказал, что я заслуживаю быть в Бонтене! Санзу ухмыльнулся, помня, что и правда так говорил, но другой факт заставлял ощущать печаль. — Ты даже сейчас показываешь себя такой сильной, Железная леди, — с горечью заговорил Харучиё, взглянув напарнице прямо в глаза цвета хвойного леса, где отражались его, небесно-голубые. — Но ты ведь не из железа на самом деле. Неужели тебе не грустно? Точное попадание в цель, что заставило затаить дыхание. Наоки отвела взгляд и сжала рукой больничную простынь, стараясь подавить свои эмоции. Снова. Но Санзу это заметил и накрыл её ладонь своею, крепко сжав. — Я же не только твой напарник, но ещё и друг. Можешь поплакать на моём плече, а я никому не расскажу, — говорил он тихо и спокойно, будто насквозь видел Наоки, которой как раз таки и было необходимо подобное, но позволить себе это она не могла. Думала, что не могла. Наоки подняла на него глаза в обрамлении ресниц с мелкими слезинками на них, удивляясь, с какой заботой и переживанием были произнесены эти слова, и решила довериться, как делала последние несколько лет. Мочизуки обняла Санзу и тут же начала плакать, выпуская всю свою боль и грусть, накопившуюся за время, проведённое в больнице после выхода из комы. Слёзы текли по щекам, душераздирающий приглушённый крик разлетелся по стенам палаты, а Харучиё не двигался с места, лишь поглаживал девушку по спине и волосам, шепча что-то вроде "Всё будет хорошо, милая. Я рядом". Он был рядом и в радостные моменты, когда Наоки светилась, и хотел быть, когда ей было плохо, чтобы не потерять во тьме. Наоки всегда была настолько солнечная, что её свет ослеплял Санзу, но после потери руки она потухла, и когда он добился чего хотел, а именно того, чтобы она перестала притворяться и открылась, тем самым дав себе помочь, он смог разглядеть все её шрамы, которые скрывало сияние. И захотел залечить все их до последнего, что и собирался сделать, прикладывая максимальные усилия.