Филипп Лунин и драконье училище

Эту самую Мавинду мне удаётся застать ровно в момент, как она выходит из своего кабинета и закрывает его ключ-картой. Женщина Мавинда статная — огроменный грифон с круглой, совиной головой и в мантии цветов обычной униформы, на её толстенном теле больше похожей на тогу патриция. Завершали причудливый образ пенсне на клюве и хохолок перьев, завязанных в пучок на затылке. Значит, грифон… грифоница. Что ж, можно было догадаться по прозвищу… или это фамилия? Или нечто среднее, как у римлян было? Ладно, не суть важно. Даже хорошо, что встречаю её так удачно — не придётся лишний крюк делать. Надеюсь, много времени это не отнимет и Тармана не уйдёт далеко. — Приветствую, сударыня, — уважительно произношу я, склоняя голову в вежливом поклоне. — Не вы ли будете Мавинда Остроклюв? — Доброго здравия, молодой ученик! — грифоница говорила очень низким и глубоким контральто, почти на границе с мужскими тембрами. Из-за того, что глаза её были огромными и круглыми, мне чудилось на её лице или морде то неимоверное изумление мною, то просто настораживающая степень внимания ко мне. — Мавинда это мы, к вашим услугам. «Скажите пожалуйста, целые «Мы», — мысленно иронизирую я, на всякий случай не выталкивая эти мысли на поверхность сознания. — «Принцесса Луна — нормально, но вот эта? Впрочем, я здесь не для поучений, тем более совершенно сейчас неуместных». — Меня зовут Филипп Лунин, рад нашей встрече, — приветливо улыбаюсь я. — Не буду отнимать у вас много времени. Мне сообщили, что в здешнем кафе имеется свободная вакансия на поставку мясных продуктов, в том числе охотничьего производства, и посоветовали обратиться за подробностями к вам. Не будете ли вы столь любезны просветить меня насчёт этого? Грифоница манит меня крылом за собой, отправляясь мимо главного зала библиотеки в её фойе: — Большую часть пищи мы производим магически, хотя на нашей территории есть несколько гурмэ-ресторанов, где повара любят что-нибудь этакое, вроде мяса девственных единорогов, питавшихся только нескошенной травой. Но не выглядит ли это жестоким обращением с животными?.. Странно, а я-то думал, что магия не может произвести еду… Однако, кто его знает, как именно тут это делают? Возможно, просто как-то доводят до нужного уровня базовые ингредиенты. — В моём… прежнем мире я был егерем, — отвечаю я. — Не знаю, есть ли у вас здесь такие… В общем, что-то вроде охотника, присматривающего за тем, чтобы другие охотники работали по правилам. Мне не впервой охотиться самому, но… на единорогов у меня рука вряд ли поднимется. Или на пегасов. Или на драконов, даже если найдутся неразумные. А вот какие-нибудь пушные звери, фазаны, барсуки… в этом диапазоне у меня есть опыт. Прямо на ходу Мавинда достала из кармана небольшой кусок пергамента и стала водить по нему когтем, выжигая руны: — Покажешь это шеф-поварам окрестных кафе, они примут тебя как поставщика, если есть вакансия, и будут выплачивать энергокристаллами за мясо по стандартным расценкам: пятая часть пшика за птицу, десять-тридцать за некрупного зверя и сто-сто пятьдесят за крупного. Устраивает? Быстро прикидываю в уме — и провожу пальцем по губам. Немного получается, немного… Особенно если здесь дичь пуганая… Но, как минимум, это поможет мне копить, не тратясь — ведь часть добычи я смогу съедать сам. Да вдобавок, что особенно важно — если использовать ловушки, это сильно сэкономит время. Настолько, что можно будет найти ещё одну подработку! Эх, почему я не морской пиррийский дракон… Притащил бы им три кита с косаткой — и ещё до конца месяца за всю учёбу расплатился бы! Да, кстати, насчёт китов… — Полагаю, вполне, — отвечаю я, с благодарным кивком принимая пергамент. — А как насчёт рыбы? Спрос имеется? — Да, только не перелови всё до исчезновения видов! — грозит мне Мавинда когтем, строго посмотрев в сторону нескольких ребят-студентов, что доставали из разбросанных на проходе ящиков костюмы разнообразных монстров от похожих на желе привидений до големов из папье-маше. Руководит действом необычайно прыткая фея двух футов ростом, что бегает между участниками маскарада и не перестаёт тараторить: — Не забудь купить верёвку! — Ну право же, сударыня! — всплёскиваю я руками. — Я был егерем, а не браконьером! Мимоходом кошусь в сторону суеты. Кажется, что-то типа местной театральной труппы? Кажется, что-то такое упоминалось… что здесь есть театр. Что ж, мило, но театралом я никогда не был. Опять же, с моим графиком, дополненным подработками, да ещё клубом у Ярины… Вряд ли у меня найдётся время даже на то, чтобы просто посидеть на спектакле. Ну разве что продам им верёвку по случаю. Или даже мыло заодно, машинально иронизирую я. Знаю, знаю, нехорошо… Но о чём ещё можно вспомнить, когда так усердно предлагают купить верёвку? Ну да ладно. О чём я ещё не спросил? А, знаю. — Не подскажете ли, где именно можно поискать эти рестораны? — спрашиваю я грифоницу. — Пока что я сумел раздобыть только карту первого этажа Книгоцентрали, должен признаться. Мне ещё столько тут нужно изучить! По пути к выходу Мавинда вкратце перечисляет мне несколько кафе и где их найти. Она уже собирается расстаться со мной на крыльце, но вдруг реагирует на гвалт в ужасе выбегавших из Книгоцентрали учеников. Грифоница оборачивается недоумённо вместе со мной и спрашивает сорвавшимся ухающим голосом: — Что за шум?! — Ящик с зубами! Нападает! Монстры! — кричат наперебой будущие маги, разбегаясь кто куда. — Ептыть, — глубокомысленно изрекаю я, выхватывая нож и машинально готовя ментальный всплеск. Ящик с зубами? Наверно, мимик — разновидность оборотня, только с неживыми формами превращения. Идти навстречу или нет? С одной стороны, неизвестно, насколько велика угроза… а с другой — что, если кто-то погибнет из-за моей осторожности? — Почтенная Мавинда, что посоветуете? — быстро спрашиваю я. — Есть ли смысл идти навстречу? Кто это может быть? Я думал, что это место хорошо защищено! — Мы стараемся, чтоб так оно и было! — Остроклюв сама бежит наперекор толпе, пролетая над потоком безкрылых существ и врываясь в фойе Книгоцентрали. Я смог туда пробраться лишь полминуты спустя и явился уже к шапочному разбору. Тройка драконов: скрипачка, тот чёрный со сцены и янтарно-белая из моих слушателей уже хорошо подпалили оживший сундук, держа его в окружении силовых барьеров. — Какое из когтей вон происшествие! — гулко вздыхает Мавинда. — Но хорошо, что вы сами оперативно справились. Подрбное у нас, заверяю, происходит не каждый день, примите мои извинения. — О, я понимаю, всякое бывает, — с утешающим тоном в голосе отвечаю я. — Но не могли бы вы пояснить, что это за тварь, как с нею справиться и как её распознать при встрече? Боюсь, моих сил было бы абсолютно недостаточно. Если мозгов у этого сундука нет, мой ментальный всплеск ему безразличен. А ножом его можно стругать до посинения. — Мимик мимика, — с видом знатока заявляет драконица с янтарной чешуёй. — Кусачий сундук, который притворяется кусачим сундуком! — Я раньше видела эти ящики у тех костюмеров, они были совершенно обычными. Больше всего похоже на последствия искажения реальности… Тут вокруг много пришельцев из других миров, — рыжая скрипачка, не боясь опалить шерсть, ворошит лапой в догорающих деревяшках. Тёмно-алый тоже присматривается к ним: — Здесь есть ещё тёмная смола, она не горит, это может быть от неё? — Нет, это состав для улучшения магической ёмкости, скорее всего. Так, вам причитается в качестве нашего пардона и оплаты охранникам… — Мавинда выдаёт драконятам по крупной платиновой монетке. Это всё было, конечно, интересно, но я предполагаю, что теорию ещё успею узнать, а сейчас важнее всего — практика. — Извините, но не могли бы вы меня просветить, — осторожно улыбаюсь я, обращаясь напрямую к «сундукоборцам», — как такую тварь распознать до того, как она на тебя набросится? И чем его отоварить понадёжнее, если всё-таки набросится? У него есть разум, хоть какой-то? — Пенис знает, — странно ругается рыжая. — Мы смотрим — бежит народ, орёт, а за ним вот это. Подпалили — горит хорошо, дерево. — Душу в него не вселяли, — добавляет чешуйчатый, — значит, разум не выше чем у хищного растения или анемона, только инстинкты, нет даже эмоций. — Он даже силовой барьер не обходил, а долбился о него, — хохочет янтарная, убирая монетку в сумку на боку. — Странная всё-таки вещь этот ящик! — Печально, — вздыхаю я. — Что ж, надеюсь, в комнатах студентов такие сундуки не водятся. Случись что, мне его и глушить-то нечем. Впрочем, нож можно примотать к ручке швабры и потыкать во всю мебель при заселении, держа наготове молоток или топор. Всё лучше, чем ничего… а вот научиться зачаровывать огненные амулеты или хотя бы прикупить такой мне точно стоит. Пока сам не научусь превращаться во что-то… в кого-то огнедышащего. — Вот и ты! — ко мне подскакивает Тармана. Что занятно — со стороны библиотеки, значит, либо храбрая, либо вообще не застала случая с мимиком. — Ну что, ревизия книжек? С меня чай или что-нибудь ещё в благодарность. — Без проблем! — улыбаюсь я в ответ. — Пойдём тогда в читальный зал? Там, наверно, удобней будет. Чаю мне не нужно, я уже наелся и напился… а вот от совета, куда здесь лучше ходить, а куда нет, не откажусь! — В каком плане? — мутированная поняшка, оглядываясь на меня, переходит к диванчикам, куда постепенно возвращаются отшуганные студенты. — Если ты про опасные места, то лучше не гулять вокруг институтов, а ехать сразу в них на специальных повозках. А то вокруг институтов где болота, где лава течёт, где пропасти глубже зада Молестии. А сходить можно куда-нибудь к парящим аркам. Знаете, камни огромные левитируют и выстраиваются таким полукруглым мостом. Идеальный вид для вдохновения или озарения! — Болота — это неплохо, — раздумчиво протягиваю я в ответ. — Многие полезные растения, перелётные птицы… А не подскажешь, есть ли тут где поблизости охотничьи угодья? Что же до арок… как оттуда дела обстоят с видом на небо? Закаты, звёзды… Мы присаживаемся на диванчик поудобней, и я начинаю не спеша рыться в рюкзаке, слушая её ответ. — Если сможешь залезть, то увидишь, — садится Тармана в позу Лиры, то есть, как прямоходящее существо. — Для охоты, наверное, придётся ещё дальше институтов отправиться, в свободные земли. — Можно и залезть, если там не только по воздуху допуск… или через альпинизм, — хмыкаю я, доставая из рюкзака часть вещей, чтобы добраться до его центра. — Что же до свободных земель… полагаю, мне как раз туда надо будет заглянуть. Надеюсь, туда не так далеко? Или, как минимум, есть какой-нибудь транспорт? Наконец, я бережно извлекаю наружу пару небольших, но увесистых тюков. Раньше содержимое являло собой мою главную драгоценность, ныне же, пожалуй, золото будет подороже… но только лишь потому, что в здешней библиотеке, как я полагаю, имеются куда как большие сокровища. Пока мои пальцы аккуратно разворачивают многослойную упаковку, я вновь отдаюсь воспоминаниям. Да… Тот далёкий летний день, студенческая практика… * * * Забравшись достаточно глубоко, чтобы даже при случайном спуске вниз по той же самой лестнице меня было не видно и не слышно, я, наконец, позволил себе выпрямиться и осмотреться. Кругом стояли старые, рассохшиеся шкафы, которые, судя по виду, помнили студентом ещё незабвенного Ульянова. Часть стёкол в дверцах давно повылетала, часть — запылилась до такой степени, что стала практически непрозрачной. Пыли вообще здесь было много, сложно было найти место даже для того, чтоб присесть. Тем более что просто сидеть мне показалось скучным и даже глупым. Я вспомнил легенды о таинственных схронах, начиная с библиотеки Ивана Грозного. Всякие таинственные манускрипты Войнича, прикованные цепями книги Агриппы… Оно, конечно, вряд ли в университетском подвале что эдакое отыщется… но вдруг? В конце концов, я раньше даже не знал об этом месте у нас. А вдруг здесь… ну, хотя бы тайная партийная переписка времён СССР? И в ней есть сведения, где закопано золото партии! Идея меня вдохновила, и я стал рыться по шкафам, большинство из которых оказались незапертыми, а на запертых стояли замки марки «бабушкин сундук». Не везде оказались книги — где-то стояли старинные микроскопы, которым самое место уже давно в музее, где-то — залитые воском ванночки и препаровальные наборы, удивлявшие только тем, что, похоже, за прошедшие лет сто ничего нового для наших лабораторных не придумали… Но нашлись и книги. В основном — учебники выпуска девятнадцатого века. Даты я помнил неидеально, но, кажется, какие-то тома здесь помнили ещё Николая Первого. Изучать правила древней грамматики и смеяться над уровнем старинной биологии было весело, но скоро стало наскучивать. Я зарывался в недра шкафов всё дальше и дальше, пока, наконец, не произошло это. Передо мной стоял небольшой сундук. Само по себе в этом не было бы ничего удивительного, но почему-то его засунули в самый низ шкафа и завалили кучей книг. Более того — замок, висевший на тяжёлых чугунных петлях, выглядел более чем внушительно. Даже ржавчина и прозелень, протянувшиеся по нему, выглядели так, словно не разъесть его собирались, а, наоборот, законопатить собой самомалейшую дырку. Мои ноздри раздулись от предвкушения познания тайны. Одолеть сам замок нечего было и думать. Вероятно, мне бы пришлось двинуться на поиски ломика… если бы не одно счастливое обстоятельство: дерево, на которое был повешен столь внушительный замок, было не таким ответственным и за прошедшие век или два успело изрядно рассохнуться. Мультитулом, по счастью нашедшимся в кармане, оказалось не так уж сложно дорасщепить стенки сундука у шурупов, державших петли, после чего аккуратно подналечь — и замок, столько лет бдивший над старинными тайнами, с горестным стоном и звяканьем рухнул на пол. Я настороженно прислушался, но никого рядом всё так же не наблюдалось. Лишь далеко сверху невнятно доносился шум уборки. Ну и чудесно. Теперь оставалось только стереть с сундука в прямом смысле слова вековую пыль и бережно откинуть крышку. В сундуке оказались книги. Но выглядели они необычно даже для девятнадцатого века, напоминая скорее средневековые рукописи. Здоровенного формата, с переплётом из… кажется, это была кожа, только какая-то странная… Но выделка явно искусная. Интересные и малопонятные росписи — что-то успело частично стереться, что-то — облупиться… С обрезов, однако же, ещё глядело серебро и золото. Я еле слышно присвистнул. Да уж, Филипп, вот тебе и сокровище. Книги такого оформления даже сейчас на десятки тысяч пойдут, эти же, с учётом древности — на сотни. А может, что и миллионы. Ну-ка, любопытно: а о чём они? Что так тщательно спрятали? Первую книгу я даже доставать не стал, лишь бережно сдвинул так, чтобы можно было раскрыть переплёт. На форзаце значился странный рисунок — то ли дерево, то ли Солнце, то ли вообще стилизованная карта мира. Чем дольше я глядел на него, тем больше мне чудилось в нём что-то знакомое, и я наконец сообразил — что. В рисунок были искусно вплетены старинные буквы, которые сливались и перетекали одна в другую. Эким затейником был оформитель! При помощи ручки, тетрадки по практике и некоторого количества логического анализа мне удалось разобрать заплетённую в диковинное кольцо надпись. «Ежели мощь Ночи сильна въ тебѣ, о искатель, то внимательно изучи сіи наставленія — и непобѣдимость обрящешь!» Опаньки. Это интересно. Древняя фантастика? Но в те времена её ещё не было, тем более в таком богатом оформлении… Я с интересом перелистнул страницу и вчитался в оглавление. Продираясь через дореформенные ижицы и фиты, понемногу удалось сообразить: автор полагает эту работу учебником — или, точнее, самоучителем, — по магии. Ну или волхвованию, как он предпочёл это обозначить. В предисловии же шли восхваления древнего искусства и заклинания (в литературном смысле слова) беречь «сей​ сборникъ ​древнѣй​ мудрости отъ клешней церковныхъ нечестивцевъ». Что ж, кое-что становилось яснее — если этот сундучок собирали в те времена, когда на церковные службы сгоняли под страхом штрафа, а то бывало, что даже тюремного заточения… Тогда неудивительно, что его так старательно спрятали. Эх, книги-книги, сколько же вы здесь пролежали? Я бережно начал перелистывать страницы, одну за другой. Некоторые были написаны на всё том же старославянском языке, некоторые были покрыты непонятной мне вязью, напоминавшей то ли арабский, то ли корейский шрифт, то ли и вовсе иврит. А были и такие, что напоминали заглавную — когда переписчик пытался, по всей видимости, объединить древнерусский язык со странным стилем написания, напоминавшим скорее рисование, чем рукопись. Читать было довольно интересно — там, где удавалось понять текст. Через некоторое время я был вынужден констатировать, что в те времена явно умели лучше сочинять подобную литературу, чем авторы разных «Гоэтий», которые можно отыскать в книжных магазинах сейчас. Как минимум, чувствовалось, что по этим пергаментным страницам водила пером рука, чей владелец действительно верил в то, что писал. Любопытство разгоралось всё больше, и я вернулся к оглавлению. Проштудировав его повнимательнее, я обнаружил главу, заголовок которой обещал тест на самоопределение. Ну, точнее, в древнем стиле длиннющих названий это было растянуто на не одну строчку, но суть была такова, что содержимое главы должно было позволить понять, к какому роду «волхвованiя» склонен «искатель». Сама глава была составлена по большей части в виде длинного опросника. Видимо, этот род тестов намного древнее, чем я думал… Снова из интереса пошуровав с бумагой и ручкой, я выяснил, что, по мнению неведомого составителя книги, более всего мне должно подойти «волхвование волей душевной», вступительная часть к которому шла на 139 странице, а отдельная книга, по-видимому, должна была лежать в том же сундуке. Видимо, фолиант, лежавший передо мной, должен был изначально служить больше для первоначальных указаний и ознакомления с основами, более же детально рассказывали обо всём конкретные тома. О том, что наверху меня могут уже и начать искать, я в тот момент даже не думал. Намного интереснее было узнать, что же там, во вступительной части к этой магии, творимой душевной волей — если перевести на современный язык. Продираться сквозь старинную орфографию и довольно муторно-растянутый стиль пришлось немало, тем более что изрядно места было выделено под историю и восхваления этой разновидности «волхвования». Но в итоге я наткнулся на довольно простое упражнение, выглядевшее вполне ясно. А главное, как на заказ, над головой зажужжала словно нарочно залетевшая сюда муха. Пожужжала, покружилась — и села на пыльную дверцу одного из шкафов. Я снова бросил взгляд на страницу. Потом на муху. Попробовать, что ли? Просто ради прикола… точнее, интереса. Несколько волевых усилий на сосредоточение, нахождение причины «волить» — нечего разносчице заразы тут старинные книги портить! — стимулирование вспышки воли злостью от боли в прикушенном пальце. — Замри! — приказал я, впиваясь взглядом в муху, протягивая в её сторону распахнутую ладонь и представляя, как все её ноги и крылья застывают, а чувства перестают тревожить. Повисла тишина. Казалось, даже наверху всё замерло — или мои мысли были просто полностью сосредоточены на выполнении другой задачи? Так или иначе, а казалось, будто есть только я, да ещё радостное волнение из недр сундука, где лежали книги. Я поднялся на ощупь, не отрывая взгляда и сосредоточения от мухи. Подошёл к ней. Провёл по воздуху ладонью, ощущая странное желание дёрнуться… быть может, даже подпрыгнуть в воздух, умчаться прочь. Ох, ёлки… а моё ли это? Или… мухи? Там, в книге, об этом говорилось… Надо довести до конца. Я решительно дунул на муху, предварительно стискивая свою волю ещё сильнее. Новый всплеск стремления удрать разбился о неё. Муха даже не шелохнулась, вместо того, чтобы метнуться прочь. Так это… это работает? Книга — не выдумка? Магия существует? От потрясения сжатие моей воли ослабло, и муха тут же зашевелилась. — Замри!!! — прорычал я вновь, до боли прикусывая руку и вновь меча вперёд мысль — всё застыло, ничего не движется, ничего не чувствуется. Такое движение воздуха — а я подался вперёд, пусть и слабо, но всем телом, — заставило бы в норме муху тут же рвануться прочь. Эта же, наоборот, вновь застыла. Как и было приказано. Я глубоко вздохнул, чувствуя нарастающее в груди пьянящее торжество. Передо мной открывались практически бескрайние перспективы. Оставалось только последнее уточнение. Я поднёс руку к мухе и коротко прихлопнул её, чувствуя последний отчаянный всплеск инстинкта — и смыкание моей воли вокруг пустоты. Так вода смыкается над канувшим в неё камнем. Всё, как было описано на страницах древнего фолианта. — Вау, — неуверенным, подрагивающим от страха и возбуждения одновременно голосом произнёс я, оборачиваясь к сундуку. — Так я… я — маг? Я могу… чародействовать? Нечего и говорить, что после того, как удалось справиться с буйством чувств, я немедленно, с величайшим тщанием, вытащил из сундука все книги до единой, перенёс к выходу, после чего, благословляя мамино поручение по дороге домой заглянуть в магазин, бережно сложил добычу в большую сумку. Следы же пребывания в подвале я постарался затереть — во всяком случае, размазать платком в неясность отпечатки пальцев. * * * Вновь выныриваю из воспоминаний, с улыбкой раскладывая на облюбованном нами диванчике один фолиант за другим. — Вот этот — вроде определителя и введения, — указываю я по очереди на древние тома. — Этот — по ментальной магии. Этот — по спиритизму, они взаимосвязаны. Этот — по некромантии. Этот — по ведьмовству. Этот — по благословениям и проклятиям. Этот — по гаданию. Этот — по зачаровыванию предметов. А этот — по наведению чар на местность. В основном сбивающих с толку да отпугивающих, чтобы клады лучше лежали. Девять рыцарей, девять колец, девять братьев, девять сердец… Девять коней — копыт перестук. Девять, как некогда круг древних рун! — Правда, честно признаюсь — рассчитаны на самостоятельное обучение, так что вряд ли тут есть особые сложности, — я потёр затылок. — Да ещё написаны на том ещё суржике — старорусский вперемешку с праговором. Да, то, что второй язык является праговором, мне объяснил тот самый незримый собеседник из мира снов, учивший меня этому языку. Он же, кстати, немало поиздевался над тем, как были написаны мои драгоценные фолианты. По мнению его… или же, всё-таки, её? — в магии автор смыслил гораздо больше, чем в орфографии, грамматике и пунктуации праговора, которым в основном дублировал записи, но иногда и писал что-то особо специфическое. — Вот это интересные фолианты, — необычная пони перелистывала страницы своими короткими пальцами. — Рукописные, старые… Особенно интересно установить личность их автора, манера письма во всех похожа. Я возьму их на изучение, ты не против? Я сошлюсь на тебя в диссертации и верну книги после завершения своего труда. Если что, я из института Забызнан и живу там же, в общежитии. — Так значит, в них всё же есть нечто ценное даже на здешнем уровне? — с интересом склоняю я голову набок. — Это здорово! Я постарался взять отсюда всё, что было можно, но в основном по ментальной магии и спиритизму — по результатам определителя мне были рекомендованы именно они. Да, я не против предоставить тебе для диссертации эти книги. Насчёт личности автора, увы, подсказать ничего не могу. Не знаю даже, был ли он человеком или кем-то ещё. Не исключаю, что залётный нашаранин порезвился. Вот смешно будет, если окажется в итоге, что автор — тот самый мой амбассадор из снов. Только за двести лет грамматику всё же подтянул. — Ценность тут не в знаниях, а в историческом факте, — Тармана материализует ремни, будто фокусник, и начает себя навьючивать. — Магия здесь описана самая базовая, зато контекст написания этого учебника в нетерпимом к волшебству мире… Занятно, кому это могло понадобиться? Интересно же! Кому? Вопрос интересный… но, думаю, несложный. — Полагаю, что эти книги были написаны тем, кто хотел, чтобы нашедший мог научиться, как минимум, азам самостоятельно, — предполагаю я. — Академию, подобную этой, едва ли в ту пору было реально собрать. Магия, вероятней всего, передавалась напрямую от учителя к ученику, максимум — нескольким ученикам. Эти книги я обнаружил спрятанными в сундук, глубоко в схроне университетской библиотеки. Не исключаю, что подобная передача допускалась изначально. Потому и комплект такой… всеобъемлющий. — А зачем было писать на двух языках? Автор что, не был уверен, на какой планете ученик найдётся? Или переводил другую книгу, оставляя первоначальный текст для уточнений нюансов? Я всё это выясню и, если хочешь, расскажу тебе даже перед защитой! — подготовив поклажу, Тармана на прощание тыкает своим носом мне в бок и скачет к выходу. — Пока, Филипп! Спасибо за помощь! — Это будет очень интересно узнать! — широко улыбаюсь я в ответ, маша вслед рукой. — Доброй дороги и удачи в трудах! Ну-с, вот. Немного нервно, конечно, отдавать столь ценные книги… но, с другой стороны, всё, что можно было забрать оттуда самостоятельно, я уже забрал, тут наверняка найдутся не хуже, да и вряд ли здесь можно вот так просто сделать вид, что ничего и не брал. Так что, думаю, Тармане вполне можно довериться. Опять же, налаживание отношений с местными не повредит никогда. Так-с, что у нас там дальше по плану? Сейчас собираем рюкзак обратно, это ясно… А потом что? К Асторе, что ли, заглянуть — на предмет информации о подработке? Или… Даже не знаю, может, лучше уж завтра? Или сегодня, но попозже… Вопрос не срочный, а на сытый желудок, да после такого дня, таскать на себе походный рюкзак уже утомляет. Наверно, лучше мне сейчас будет всё-таки разыскать общежитие и сделать то, что давно уже собирался — соорудить себе локальную базу. А потом уже рекогносцировать местность дальше, уже налегке. * * * Пора и немного отдохнуть от окружающего со всех сторон волшебства! Студенческое общежитие оказывается вполне привычным коробчатым зданием с длинными коридорами, в таких проще простого затеряться «гостям с юга» — «Ну кто так строыт?» Вместо бабушки-вахтёрши встречает меня длинноволосая девушка возрастом даже немного помладше меня. Её от природы перекошенное лицо будто постоянно скептически удивляется мне, не способное опустить левую бровь и расслабить рот. — Зовут меня Юлия, я в эту смену тут дежурю. Порядки у нас самые обычные, — объясняет она мне тонким скрипучим голосом, провожая до моей комнаты. — Магию в дормиториях использовать запрещено, огонь только закрытый, в коридорах не сорить, днём и ночью не шуметь, утром и вечером не толпиться у туалетов. Вы, кстати, какого гендера? — Юля оборачивается на меня с полной серьёзностью. — Эм… Гендера? — переспрашиваю я, не очень уверенный, что понял её. — Ну, вообще-то я мужчина. Или вас интересует… хм, кто мне интересен в личном плане? Едва ли вы, кстати… сударыня. Оно, конечно, дурного слова не говоря… но все встреченные мной за сегодня драконидки были симпатичнее, даром что не люди. А может, именно поэтому. Не тянется слой дурных воспоминаний. — Значит, вам повезло, мужской-мужской туалет слева на каждом этаже, и очередей туда почти не бывает, — Юлия доводит меня до моей комнаты под номером 134 и показывает на неё рукой. — Прошу заселяться. Мужской-мужской? Однако же! Вот уж воистину город контрастов: журналы ведут методами Междуречья, а туалеты умудрились разделить по последнему слову социального прогресса людей. Настолько последнему, что сами люди ещё не все уверены, прогресс это или уже придурь. Что ж, ладно. Тем интересней будет всё здесь познавать! — Благодарю за помощь, сударыня, — с улыбкой киваю я, прикладывая ключ к табличке на двери, ведущей в комнату. — Доброго вечера! А ведь ещё один забавный момент: то ли тут гендеров немерено, то ли парней мало. Не знаю даже, что менее вероятно. — Взаимно, — на прощание Юля улыбается чуть поприветлтвее. Келью мне выделили спартанскую: два на три метра, застеленная кровать, пустая тумбочка и окно с видом на верхушки окруживших общежитие деревьев. Ни одного следа пребывания тут прошлого постояльца — значит, уборка номера на уровне. — М-дям, — вслух вздыхаю я, оглядывая предоставленное мне помещение. — За такие деньги могли бы и что получше предоставить! Впрочем, преимущества, несомненно, тоже есть. Пусть и закуток, больше похожий на тюремную камеру, а всё ж таки персональный, ни с кем делить не надо. Это несомненный плюс. Ну, а что мебели нет… Так, стоп. Вспоминая тот сундук… для начала проверим, нет ли тут сюрпризов. По счастью, аккуратные потыкивания ножом ни в кровать, ни в тумбочку, ни в подоконник сюрпризов не приносят, как и тщательное ощупывание ментального поля. Судя по всему, в этой комнате сейчас действительно нет никого, кроме меня. Ну и отлично, можно заняться обустройством. Роюсь в рюкзаке. Сейчас скосплею Мэри Поппинс с её саквояжем и немного начудесачу. Делай раз — туристический складной стульчик занимает место у тумбочки. Да, маленький и вовсе не викторианское кресло по удобству, но всё ж таки не на полу сидеть! Делай два — всё тот же полимерный коврик расстилается у кровати. Ногами по утру не на холодный пол вставать. Делай три — на тумбочке располагаются порция еды и бутылка с водой. Как мне обещали, вода здесь не только бесплатная, но и настолько чистая, что кипячения не требует. Что не может не радовать — право же, дефицит воды во много раз хуже дефицита еды! Делай четыре — письменные принадлежности оказываются уже в самой тумбочке. Не надо будет рыться утром. А впрочем, нет — одну тетрадку с ручкой лучше засунуть в лёгкую сумку прямо сейчас. Мало ли что потребуется записать во время вечерней прогулки, а заодно посещения обещанного мне дружбомагичного клуба. Делай пять — Золотце размещаем на самом центре тумбочки. Пусть уют создаёт. Ну-с, вот, совсем уже и неплохо! Лишь бы жара не донимала… впрочем, обещали, что здесь климат отличный, можно не ждать ни её, ни мороза. Ну и чудесно. Одна жалость — совсем не наблюдаю ни одежного шкафа, ни вешалки, ни даже простейшего крючка на стене. Не то чтобы это было критично — в конце концов, моя синтетическая одежда прочна, плохо пачкается и ещё хуже мнётся. Но как-то… непривычно. Надо будет сколотить при первой возможности простенькую деревянную стойку, чтобы было где вешать одежду. Ну, а пока — пускай на ночь что-то полежит на самом рюкзаке, что-то — на изножье кровати. Но это на ночь. Сейчас же нужно проанализировать, что есть у нас сейчас и что делать дальше. Итак, я благополучно совершил переход, нигде себя не уронил — во всех смыслах, — немало узнал об этом мире, да ещё завёл несколько приятных, а иногда и полезных, знакомств. Сие есть гут. Завтра начинаются занятия. Это немного нервно, но я пока что ничего не знаю о здешнем уровне сложности, так что изводить себя понапрасну глупо. Тем более что, если судить по богатейшему спектру разумных видов и рас, представленных в этой академии… а за сегодня я уже навидался такого, чего раньше даже на картинках не видывал… как правило, при настолько широком перечне абитуриентов уровень преподавания не пытаются сделать особенно сложным. Если только это не затея — набрать сто, повышвыривать девяносто восемь после первой же сессии. Теоретически рабочая, я даже слышал, что в Сорбонне дела обстоят схожим образом. Но, с другой стороны… не знаю, не думаю. Мне упорно кажется, что здесь это как-то бессмысленно. Возможно, потому, что есть подозрение — не только в магическом обучении смысл существования этой академии. Что там Иоданар про Школу Дружбы упоминал? Тем более что дико опасно было бы вышвыривать магов-недоучек… Если только предварительно отчисленным не блокируют магические способности. Бррр. Ну и ужас! А может, специально не блокируют — чтобы разозлённые на злую судьбу маги-недоучки принимались пускаться во все тяжкие, разрушая тем самым свои миры? А развалины возьмут под контроль уже обученные маги… — Нет, Филипп, довольно, — снова вздыхаю я вслух. — Остановись! Иначе твоя буйная фантазия заведёт тебя туда, куда Макар телят не гонял. Нет смысла истерить по поводу всех возможных вариантов — перебрать это дело всё равно невозможно, предсказать — тоже. Делай, что должно, и будь, что будет. Лучший девиз в мире, никогда ещё меня не подводил. А подобает — врагов своих уничтожать, со всей силой и беспощадностью… э, нет, это на ум уже из совсем другой оперы лезет. Кстати, ни до чего хорошего Мавута эта упёртость не довела — проследовал по пути Волдеморта. Ну уж нет. Гхыр его знает, может, и меня однажды стезя приведёт к званию Тёмного Властелина, но, если так, я должен буду быть разумным Тёмным Властелином, под властью которого живётся хорошо. Потому что так моя страна будет богатой, повстанцев будет меньше, да и любить меня будут больше. А я очень хочу, чтобы меня любили. Так что идиотизмы волдемортовской серии выкидываем в мусорку, не глядя. Ведь, если каждый в стране назовёт меня другом, никто не захочет моим быть врагом… Ладно, размечтался я тут что-то. Какое тебе Тёмное Властелинство — за учёбу сначала расплатись, «искатель». Сколько там времени? Ага… довольно немалый промежуток до назначенного Яриной времени имеется. Вполне можно не просто предварительно прогуляться по территории, выясняя, где тут что, но даже немного поваляться на кровати, давая отдых ногам. Чем я, собственно, и решаю заняться. Сбросив обувь и вытянувшись поверх покрывала, я лениво перебираю в уме встреченных за сегодня. Малрека. Симпатичная, но что-то большее сказать о ней сложно. Собственно, я даже понятия не имею, где её найти, если что. Ярина. М-да, красавица, конечно. Одна златотканая шёрстка чего стоит — не каждая царица такую шубу носила, какая у Ярины от природы. И душа добрая. Но это всё при условии, что передо мной не завлекалочка, если вспомнить слова Асторы… Иоданар. Ничего себе такой старичок, добротным преподом выглядит. На манер Филиуса Флитвика из Поттерианы. Полагаю, тут ничего, кроме пользы, ожидать нечего, если только не буду брать пример с Мародёров… а я и в помине не собираюсь. Астора. Тип явно себе на уме, но это не скрывает, чем и приятен. Весьма вероятно, что мы сможем наладить выгодный обмен. Ярине явно оппозиционен, ну и прекрасно — узнаю от обоих то, что они сами о себе рассказывать не захотят. Как, например, про этого Мирдала. Надо будет аккуратно сообщить златошёрстной красавице про мнение нашего крылатого аллозавра, его самого не называя. Интересно, взовьётся от возмущения или всё отрицать будет? Я машинально просовываю руку в карман, к сложенной ленточке — подарку Ярины. Легонько поглаживаю её кончиками пальцев. Почему-то это отчасти умиротворяет и отгоняет подозрительные мысли. Лишь бы не для того она и была подарена. Проклятье, ну почему я такой параноик? А впрочем, это лучше, чем вести себя по методу того придурка-капитана. «Они не хотели ставить меня на эту должность, потому что считали, что верующий человек не будет вести себя достаточно умно!». А потом такой — андроид, якшающийся с монстрами и ведущий сомнительные биологические опыты, предлагает заглянуть в мерзкое яйцо метрового диаметра, уверяя, что это абсолютно безопасно? Ну конечно же, надо заглянуть! Нет, чувачок, не потому они не хотели делать тебя капитаном, что ты верующий, а потому, что у тебя в мозгу одна извилина, и та ногтем акушера прочерчена. Так вот: уподобляться таким идиотам, как ты, у меня нет ни малейшего желания. Ладно, продолжаем. Кто там у нас на очереди? Тармана Нэкс. Пожалуй, с ней получилось наладить самый лучший пока что контакт. Самый тесный, во всяком случае. Горько только слышать, что любимая земля — Эквестрия — ныне оказалась такой… Одна надежда, что есть и другие миры, где всё сложилось лучше. А в этом… быть может, и правда получится помочь? Пока что безымянный эльф, любитель искусства. Что ж, вряд ли у меня тут будет много времени, которое некуда девать, но вдруг пригодится скуку развеять. Мавинда. Вроде ничего себе особа, более чем приличная для начальства. Вероятней всего, всё то же, что и с Иоданаром — если не буду совсем уж дурить, вполне сработаемся. Что ж, итоги вполне неплохие вытанцовываются. А ведь сегодня ещё не кончилось, ещё впереди посиделки у Ярины. Посмотрим, что за народ там собирается. Поразмыслим… Заодно, может, что-то полезное уточним. Вот те же навы, о которых Малрека упоминала — я всё ещё понятия не имею, как их различать. И как от них спасаться, если что. Тем более, если они приняли её за свою только по наличию копыт… М-да. Мои ботинки за копыта точно не сойдут. Недурно было бы подучиться наводить иллюзии, если тут такому учат… Должны учить. Тем более что иллюзии — та же менталистика. Если, конечно, эти самые навы вообще поддаются ей, а не какая-нибудь разновидность нежити. Если классические образы и правила не наврали, то нежить вообще — очень неприятный для магов моего профиля противник. Лучше не лезть, по возможности. Я мысленно восстанавливаю перед глазами облик Малреки, пытаясь представить себе, как могут выглядеть навы, но вскоре перестаю заниматься заведомо непроверяемым делом. Это подождёт, потом разберусь. Намного интереснее, на самом деле, эти пушистые драконидки… или всё-таки драконицы? Эх, третья категория тут нужна… а то интеллект, как у драконицы, габариты, как у драконидки. Однозначно так даже не определишь. У Ярины, что ли, выспросить аккуратно? Не могу не признать, что этот странный облик, в котором смешаны драконьи, фуррячьи и человеческие черты, в целом мне нравится. Он… миловидный. И очень уютно смотрится. Думаю, у нас на базе нашлось бы полно желающих посидеть зимним вечером рядом что с Малрекой, что с Яриной на диванчике, а ещё лучше — рядом с камином. Интересно, а как у этого вида выглядят самцы? Ну, то есть, парни — раз они разумны, будем говорить так. Пытаюсь вообразить себе Малреку в мужском обличье. Получается эдакий деловой клерк, надёжный офисный трудяга. И, право же, в плане уюта образ мало потерял! Ну-ка, а что, если Ярину?.. Уй-ё… Я прячу лицо в ладони. Ярина, конечно, и так красотка — хоть на обложку журнала. Но почему-то в мужском обличье эта внешность, несколько теряя в соблазнительности форм, тем не менее выходит ещё более симпатичной. Ловлю себя на мысли, что, пригласи меня такой пушистый дракон на свидание — и отказаться будет дико сложно. Если вообще возможно. Донельзя охота вообразить эти сильные, золотистые крылья сомкнутыми вокруг моих плеч… А впрочем, тпру. Разогнался, Филипп. Ты, может, и совсем не против с таким драконом зажечь… во всех смыслах слова… да только ещё найти надо будет такого, который на тебя польстится в романтическом плане. — А это вряд ли, — мрачно констатирую я, глядя в потолок. — Ну, по крайней мере, у меня есть ты, Золотце, правда? Не глядя, откидываю руку на тумбочку и уверенно нащупываю пушистую кисточку хвоста. На душе снова теплеет, и я кошусь на свою милую плюшку, по-хозяйски восседающую на тумбочке. — Брать тебя с собой на уроки или нет? — раздумчиво тяну я, ласково ероша кисточку кончиками пальцев. — А впрочем, отчего бы нет, если в той же сумке… И сейчас тоже тебя возьму с собой. Освещения я тут не вижу, будет грустно оставлять тебя одного в пустой, постепенно темнеющей комнате. Так что — пошли! А впрочем, нет, подожди. Загляну сначала в туалет, гляну, как там что устроено, лицо ополосну… а потом вернусь, переоденусь, и мы вместе отправимся гулять. Оглядимся, что тут где… а потом на Яринины посиделки. * * * В туалет не то что очереди не наблюдается — он в принципе пуст. И при этом чист и аккуратен… да и современен — присутствовали и клозеты, и писсуары, и раковины с жидким мылом, и душевые с ворсистыми полотенцами, вытаскиваемыми из стены на манер одноразовых бумажных. Некомфортные спальни определённо компенсировали здесь. — Если бы я мог, я бы поселился здесь, — хихикаю я, осматриваясь. — Вот тут всё как надо сделано! Разобравшись со своими делами и умывшись, а заодно более-менее приведя в порядок свои волосы, я возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться в здешнюю мантию, закинуть на плечо сумку и бережно устроить Золотце на всё том же месте — на груди. Мне всё время казалось, что дракончик вполне реально её согревает. — Ну-с, пора, — окинув взглядом комнату, я выхожу наружу и запираю за собой дверь. — Время у меня ещё есть, прогуляюсь. Или нет: сначала найду нужный дом, а потом уже прогуляюсь, чтобы не опоздать. Как там Ярина говорила — сороковой, подле Книгоцентрали? * * * О чём заботились в Аднирване, так это о фасадах. От общежития к Книгоцентрали проходил шикарнейший парк с дорожками из цельного мрамора, фигурно подстриженными кустами, статуями волшебников и, самое что поражало воображение — рядами левитирующих камней, собранных в круглые арки. Не удивительно, что в спальном корпусе не было никого, а тут хватало студентов! Чудесные виды, что и говорить. По таким дорожкам даже и ходить как-то совестно, уж лучше по траве… или босиком. С невольной завистью я хмыкнул, покосившись на проходящего мимо ещё одного пушистого дракона. Приятно, наверно, с такими лапами сейчас, вечером, шагать по этому мрамору! А впрочем… впрочем, с другой стороны — зато днём должно быть не больно-то приятно, когда камень разогрет Солнцем. Так что — не стоит завидовать, у всего есть свои преимущества и недостатки. Я решаю подойти поближе к этим аркам и приглядеться получше — какие там элементы, можно ли забраться без крыльев с одного на другой или лучше не рисковать. Вообще говоря, учитывая высоту арок и полную неизвестность с силой ветра наверху, без крыльев точно лучше не рисковать. Но всё равно интересно! А заодно можно посмотреть, чем тут вечером студенты занимаются, как время проводят. Интересно, не найдётся ли здесь кого-нибудь из сегодняшних знакомых? Я с любопытством осматриваюсь во все стороны, на всякий случай не забывая и о небе. О! Я замечаю знакомую волчицу-инвалидку. Она стоит напротив большой статуи чешуйчатого дракона, выполненного из тёмно-фиолетового камня, вероятно, цельного аметиста. И ей рассказывает что-то тоном заправского экскурсовода мохнатый дракон — настолько чёрный, что его шерсть почти не лоснилась, только горели оранжевые глаза и белели зубы: — Ровно в полночь монумент Норима, создателя Тьмы, поднимает крылья… Как раз в этот момент мы здесь и собираемся. Оу… Я притормаживаю, задумчиво закусывая губу. Что-то нынче вечером меня так и пытается, кажется, просветить сама судьба насчёт местной Тёмной стороны. Что ж, подойти, что ли? Всё равно недурно перекинуться словечком со знакомой, а заодно послушать можно, что мне тут навещают… Что-то подсказывает мне, что, если пройти мимо, эдак я скоро и на Астору наткнусь. Не то чтобы я был против, однако же… зачем оттягивать? Я подхожу к этим двоим и приветливо киваю — в основном волчице. — Добрый вечер! Полагаю, столовая особо не затруднила? Жаль, кстати, что не удалось послушать её историю. А может, она и пела — волчица же. — Здравствуй, Дитя Тьмы, — чёрный оборачивается ко мне, разглядывая с интересом. — Меня и побоялись напрягать. Алиса дала даже странную штуку из своего мира, она меня уже заболтала донельзя, — волчица достаёт из платка, повязанного на шею, маленький гипсовый бюст кудрявого человека, отколотый от подставки. — Хочешь, подарю? Я его назвала Черепушка. Потому что это череп Пушкина. От статуи слышится далёкий, будто приглушённый ветром голос: — Доколе мне во чуждом мире, во пасти волчией страдать? Я из груди бы сердце вырвал, коль были б руки сердце взять! Удержать лицо мне удалось с трудом — ограничившись тем, что мазнул по чёрному дракону быстрым, внимательным взглядом, тут же опуская ресницы и переводя внимание на волчицу. Дитя Тьмы?! Ярина назвала меня так же. Тогда я подумал — мало ли что, может, она в фигуральном смысле, чтобы вернее привлечь внимание. А сейчас что? Этот дракон меня даже не знает, его там не было! Тпру. Может, и не было. Это не значит, что он не мог услышать это потом. От той же Ярины, к примеру. Разве можно исключить, что они работают на пару, как в том анекдоте про торговцев на рынке? «И таки они ещё будут учить нас гешефту, Мойша!» Гут. А на что тогда им я, чтобы меня так обрабатывать? Гррр. Одни вопросы, ноль ответов, а моя паранойя, кажется, скоро разожрётся так, что любой бычий цепень позавидует! Ладно, ладно… не будем пороть горячку. Сделаем вид, что всё норм. Разберёмся. Я смеюсь, глядя на «наше всё» в таком забавном виде. — Только если он тебя достал. Не думала сделать из него брелок? Да, кстати — я же так и не представился в прошлый раз. Меня зовут Филипп Лунин, очень рад знакомству. Произнося завершающую фразу, я улыбаюсь, слегка наклоняя голову и доворачиваясь к её собеседнику, беря его тоже в сектор зрения и разговора. Посмотрим, как он отреагирует. — Я возьму, пожалуй, — черношёрстый принимает из зубов волчицы бюстик и развоплощает его в тёмный дымок в ладони. — Всегда иметь приятно умных собеседников. Моё имя Клавий Нокс, шин из Баарии, второкурсник Буктвора. — Кина Рет, тут я ещё пока никто, — волчица, избавившаяся от надоевшего груза, вздыхает с облегчением. — И знакомству тоже безмерно рада. Ага, представился первым. Любопытно. Впрочем, если этот Буктвор — здешний Слизерин, или что-то типа того, неудивительно. Шин из Баварии… то есть, из Баарии. Не оговориться бы, хех. Правда, опять же, пока что для меня это пустой звук. Помнится, Малрека представилась щуром? Ну вот и понимай, как знаешь… Может, щуры — это серые пушистые, а шины — чёрные пушистые? Ладно, спрашивать напрямую будет не очень вежливо. — Ну, почему же никто, — широко улыбаюсь я. — Раз ты прошла посвят, как и я, то, полагаю, мы уже можем считать себя первокурсниками, честь по чести? Во всяком случае, в описании говорилось, что нас отделяет от этого статуса только он. А теперь, я так понимаю, знакомишься с местными достопримечательностями? — Да, и ещё расписание обещали… — задумчиво оглядывается Кина на статую. Клавий добавляет: — Обычно оно ненапряжное, если вы сами не набрали специальностей как заучки. — Расписание, как мне обещали, будет доставлено завтра утром, каждому персонально, — припомнив слова Иоданара, говорю я. — Сегодня его ждать ещё рано. Что же до предметов, — бросаю из-под ресниц взгляд с улыбкой, — я взял шесть, решил не перегружаться. Что-то подсказывает мне, что меня сейчас заучкой и назовут… — У меня столько же, — замечает Кина. — По предмету на будний день. По предмету на будний? Странно… Я-то рассчитывал на шесть уроков в день, по каждому из предметов. Впрочем, это я по той памяти, что от университета — как здесь, ещё неизвестно. Интересно, а она-то откуда знает? Вроде же расписания ещё не должно было быть? Мне же Иоданар сам так сказал… На сцене в другом конце аллеи сменяется выступающий — теперь туда выходит похожий на Киркорова человек со странным инструментом, гибридом электрогитары, синтезатора и кнопочного калькулятора. — Кто сказал, что страсть опасна, доброта смешна, что в наш век отвага не нужна? — начинает он петь Арию под отчётливо электронный аккомпанемент. — Никто не говорил, оно и так видно, — бормочет Клавий, увлекая нас в другую сторону. Так-с, а куда это меня, собственно, тянут? Я, может, песню хочу послушать. — Ну, отчего же, — мягко замечаю я, замедляя шаг. — Неконтролируемые страсти действительно опасны, но доброта помогает избежать конфликтов в коллективе, а отвага даёт возможность сопротивляться страху. Разве это плохо? — Это крайне непостоянно, на это всё нельзя полагаться, особенно в стрессе, когда в первую очередь думаешь о выживании, а не подвиге, — идёт Клавий в мою сторону. — А на что же тогда следует? — мягко интересуюсь я, боковым зрением следя за Киной. Интересно, чья точка зрения ей окажется ближе? Пока, по всем ощущением — отвагу она очень даже ценит. — На знания. Кто знает последствия страстей — тот им уже не поддастся, кто знает сущность угрозы — может её избежать или перебороть, кто знает, как управлять умами, сам вершит конфликты в свою пользу, пользуясь любовью всех окружающих. — Неправда, — заявляет в ответ Кина. — Я знаю, что я не убивала своего отца, но все остальные так не считают, даже увидев доказательства, и готовы были меня убить или изгнать, даже не выслушивая меня. Я задумчиво провожу костяшкой согнутого указательного пальца по усам. — Знания, безусловно, важны, и в этом, полагаю, сходимся мы все — иначе бы мы здесь не очутились. Но знания — лишь один из инструментов. Мало иметь знания; нужно также понимать, когда и какие применять, где искать недостающие и, — кивок Кине, — что делать, если одними знаниями добиться своего нельзя. В довесок к знаниям нужно иметь волю и рассудительность. Волю, чтобы применить знания, и рассудительность, чтобы знать — какие. И когда. Ну и замечу — как правильно быть добрым и отважным, это тоже знания. — Ты готов поклясться, что остался бы добрым и отважным в любой ситуации? — с сомнением хмыкает чёрный. В ответ я весело смеюсь, качая головой: — А разве я назвал себя таковым? Я далёк от того, чтобы уверенно приписывать себе такие добродетели. Другое дело, что мои знания говорят мне, что лучше стремиться быть добрым и отважным, чем злым и трусливым. Уже потому — даже беря из чистого расчёта, — что первому варианту легче будет найти помощь, когда она потребуется. Или союзников. Ну и… приятней оно как-то, на мой вкус. — Как говорят у меня на родине, «Хорошо быть единственным ушлым злодеем в городе добряков, а двоим таким уже плохо», — Клавий снова отправляется подальше от шумной сцены, где аниматоры уже вовлекают народ в танцы. — Есть желаете? — Да нет, недавно ела, — отмахивается ушами волчица. — Аналогично, — подтверждаю я. — А кстати, если не секрет, откуда ты? Вопрос обращён к Клавию в первую очередь. Разумеется, у Кины тоже потом стоит поинтересоваться, но сейчас он мне кажется более требующим внимания. — Из Враналана, городок в Баарии, — охотно рассказывает он, немного задрав нос в гордости и ностальгии. — Туманы, болотца, мшистые замки. — Приятно звучит, — соглашаюсь я. — Надеюсь только, гнус не сильно докучает? Обычно такая местность очень способствует размножению комаров и остальных кровососов. А я вот… даже не знаю, как правильней сказать. Изначально рос в мегаполисе, но потом довелось изрядно постранствовать по диким лесам, так что нынче я даже не уверен, куда мне себя отнести — к горожанам или лесовикам… А ты, рискну предположить, из северных земель? Последний вопрос адресован Кине и базируется на цвете её шерсти. — Я с Андорры. Есть две континентальные планеты, которые вращаются близко друг ко другу вокруг общего центра масс — Терра и Андора. На Терре живут люди, а на Андорее разумные звери. Вот я оттуда, — объясняет волчица. На несколько мгновений я зависаю, пытаясь вообразить себе такую картину, но потом вспоминаю про систему Плутон-Харон и успокаиваюсь. — Надо полагать, обе планеты уже давно в приливном захвате и всегда обращены друг к другу одной и той же стороной… — задумчиво произношу я, глядя перед собой. — Кстати, наши учёные говорят, что люди прекрасно сами подходят под понятие «разумные звери». А этики — что даже не всегда разумные. — Просто разумному существу слишком часто приписывают такие качества, которыми мало кто из них обладает, — кивает Клавий, будто давно изучал этот вопрос сам. Я ненадолго замолкаю, выбирая дальнейшее направление разговора. — Как второкурсник, ты, должно быть, немало уже знаешь о преподавателях, — решаю я забросить пробную удочку. — Каковы они? Есть ли что-то, что нам полезно будет знать заранее? Думаю, не мне одному сейчас будет интересен ответ на этот вопрос… если, разумеется, тот не был озвучен ещё до моего подхода. — Преподаватели справедливые. Списывать не разрешают, поощряют изучение материала вне программы. Часто устраивают проверочные работы. Но первый курс — больше теория и выявление склонностей, чем практика, хотя паре чар для самообороны научат, — Клавий рассказывает со значимым и умудрённым видом. — Было бы глупо списывать там, где дают реально полезные знания, — усмехаюсь я в ответ. — Мне нравится то, что ты описываешь… Паре чар для самообороны, значит… Видимо, та самая праническая самооборона, которую мне не удалось втиснуть в своё расписание, просто углублённый вариант. Что ж, значит, у меня будет как минимум три — мой любимый ментальный всплеск всегда при мне. Прямо как телекинез у единорогов Эквестрии… ну или как ядовитый шип на хвосте у песчаных драконов Пиррии. О, интересно: а у пушистых драконов тоже есть что-то «по умолчанию» или нет? Как бы эдак поделикатней выяснить? Может, опробовать подольститься? Вроде как ему нравится немного важничать… — А как проходит выявление склонностей? Для этого есть какие-то особые занятия, или беседы с местным психологом… я хочу сказать, душеведом? Или же ведётся специальное наблюдение за учениками? Ты наверняка такое заметил, если оно было! — По цвету шкуры, судя по всему, — шутит Клавий. — Не знаю, я сразу имел понятие, куда записаться. — А вот я пока не очень, — вздыхаю я, глядя в небо. — Я слышал, что здесь есть несколько факультетов, что распределяют в соответствии с душевными склонностями, но пока всё видится очень смутно. Не расскажешь, как тут что? Параллельно боковым зрением слежу за Киной, интересуясь её реакцией. Интересно, что она сама знает об этом — и знает ли? Ненадолго прикрыв глаза для сосредоточения, касаюсь ментального поля вокруг. Не так сильно, чтобы насторожить Клавия, если он умеет такое чувствовать, но достаточно, чтобы понять настроение спутников, если только они не закрыты от такого. Ну-ка… Она тоже с интересом посматривает на говорившего Клавия. — Я и сам не знаю, как здесь распределяют. В половине случаев ученика направляют на факультет, соответствующий его талантам, в другой половине — на факультет, обостряющий его внутренние конфликты, когда они есть. Аднирвана обучает магии, возникающей при соединении противоположностей, мощи разности потенциалов. Свет и Тьма, Порядок и Хаос, Жизнь и Смерть, Теория и Действительность, Наука и Творчество — вот наши пять факультетов. Так, значит, либо способности, либо внутренние конфликты… Смешней всего, что я могу при желании отрыть в себе конфликт по любой из пар. Я считаю себя Тёмным, но оказался приглашён в Светлый клуб, не успев ступить на порог. Я люблю свободу Хаоса, но осознаю, что без Порядка не будет продвижения. Я радуюсь красоте Жизни, но сколько раз мне уже случалось приносить Смерть. Я изучаю Теорию, чтобы изменять Действительность. И, наконец, для того, чтобы знать, как лучше делать Творчество, мне нужна Наука. Ну ёлки зелёные. Что мне, разорваться? — И такое положение вещей нравится не всем, — продолжает Клавий. — Ходят слухи о тайном обществе, которое подначивает учеников к конфликтам, чтобы дискредитировать весь университет. Но про него лучше рассказывать ночью у костра, под завывание ветра, уханье сов и шипение набухающего зефира. Я лишь фыркаю в ответ — без прямо направленной насмешки, но с долей скепсиса.: — Это звучит так, будто ты сам состоишь в этом тайном обществе. В таком случае — не находишь ли ты, что степень его тайности под большим вопросом, если о нём узнают те, кто только сегодня здесь появился? Я уж молчу о том, что шипение зефирок способно угробить весь антураж. — Есть такие тайные общества, которые известны всем, — Клавий выдыхает через нос. Как понимаю, у драконов это аналог смешка, Астора так тоже делал. — Не знаю как у вас на планетах, а у нас таких много. — В чём тогда их тайна? — Кина непонимающе поднимает нос. — В том, кто в них состоит и что им надо. Конечно, помимо мирового господства. Да и добиться его можно разными методами… — разводит Клавий крыльями. — Я, конечно, тоже состою кое-в-где, раз могу называть себя «шин», в честь руны разрушения. Это титул варисамов — «самосоздающихся» на нашем языке. Он означает, что я избавляюсь от всех своих качеств, чтобы стать ничем. Так проще будет осознать в себе то, что уничтожить никогда не удастся, и впредь стать тоже бессмертным. — В моей стране, относительно не так давно, тоже было подобное… движение, — мрачнею я. — Они провозглашали идеи «разрушить мир до основанья», «кто был ничем, тот станет всем». Так вот, разрушить получилось в первую очередь свою же страну. Потом восстанавливать её — с чудовищными потерями денег и жизней. Затем они решили бороться за мировое господство, считая себя самым совершенным движением из всех, вершиной мысли человечества. Они говорили, что нет крепостей, которые они не могли бы взять. В итоге закончилась власть этого движения самым смешным образом — вместо того, чтобы улучшать свою экономику, они клепали оружие до тех пор, пока однажды не обнаружили, что казна пуста, а население очень недовольно тем, что вместо обещанного рая на земле наступает полная жопа. Когда последние из этого движения, верившие в свои же идеалы, попытались отобрать власть у более умеренных, защищать эти идеалы вместе с этими последними отказался даже столичный гарнизон, — я грустно хмыкаю, передёргивая плечами. — В общем, суть в том, что из «ничего» только «ничего» и получилось. Так что я бы на твоём месте был поосторожнее, избавляясь от всего. Как бы не оказалось в итоге, что бессмертие получит настолько маленькая часть тебя, что её уже и тобой-то нельзя назвать будет. — А, слышал о них, — кивает Клавий, — это масоны. — Странно, я тоже слышала, — оборачивается к нам вновь Кина, отвлекаясь от достопримечательностей. — Пробились в верха власти, заменив монархию и социализм на капитализм, ввели по всему миру валюту, которую сами печатали в любых количествах, а потом решили очистить мир от лишнего населения биологическим оружием, но люди отказались прививаться смертельным вирусом и из-за этого началась война, в результате которой масонов, в чьи деньги перестали верить, свергли. Тётя Алиса рассказала. — Всё это потому, что ранги своих орденов масоны перестали давать за духовные заслуги, а начали по знакомству и родственным связям. В результате чего сама суть их попралась. У нас не так, — заверяет Клавий Ну надо же, как причудливо исказилась земная история в иных мирах. А если так вдуматься — вполне возможно, что те масоны и наши ничего общего не имеют, помимо названий. Наши-то даже умнее — по-настоящему во власть лезть не стали. Легонько фыркаю носом, проверяя, как этот драконий жест у меня получится. Вроде неплохо. Да уж, Филипп — шикарный повод для гордости за свой мир. Земные масоны — самые вменяемые масоны во вселенной! — Изначально нигде не было так, — мягко замечаю я. — Но есть ли у вас средства, чтобы предотвратить движение в этом направлении? — После разотождествления с собой не будет разницы между своими друзьями и детьми и чужими. А теперь пока, мне пора разотождествляться с этим диалогом, — Клавий показывает вытянутые вверх средний, безымянный и мизинец, а потом взлетает и упархивает. Кина провожает того, задирая нос вверх: — Лучшее оправдание на свете. — По-моему, он перепутал средство с целью, — хмыкаю я. — Как, интересно, предполагается добиться того, чтобы движение не погрязло в коррупции и кумовщине до этого «разотождествления»? Так-то у нас тоже планировалось, что при наступлении коммунизма всё будет общим, вплоть до женщин и детей. А первыми новыми капиталистами стали как раз директора заводов. Любопытно, кстати — это что, у всех местных пушистых драконов так заведено — уходить… ну, не то чтобы по-английски, но почти не прощаясь? Захотел и улетел. Что Ярина, что Клавий… Разве что вот Малрека повела себя иначе — но, подозреваю, просто потому, что ей ещё дежурить там было нужно. — Все равны, а мы равнее, вы — рабы, а мы — правленье, — выдаёт волчица поговорку, похожую на ходившую у меня на родине. — А у вас женщин и детей за вещи считают? Я бы по Алисе так не сказала… Такие сами кому хочешь надают поварёшкой. — Считали двести лет назад, — пожимаю я плечами. — Сейчас уже нет. Но у нас вообще было весело в этом вопросе. Когда наши… ну, они называли себя коммунистами, — пришли к власти, они сначала провозгласили всеобщее равенство и освобождение женщин. Сказали, что все прежние установления — ерунда, а переспать должно быть так же легко, как выпить стакан воды. Даже первыми в мире декриминализовали однополые отношения. Но потом выяснилось, что при попытке сразу наложить идеалы на имеющийся мир получается бардак. Стали все гайки назад закручивать. Но что-то народу понравилось, так что совсем всё не получилось. В результате уселись между двух стульев. Мужчины и женщины вроде как равны, но правят в основном мужчины, дети вроде как личности, но только в тех рамках, в которых родители разрешат, секс вроде свободный, но только после пачки ритуалов и доказательства платёжеспособности, однополые отношения вроде разрешены, но так, чтобы об этом никому ни слова. Я задумчиво потираю подбородок. — Причём настоящего-то коммунизма — такого, какой снился изначальному идеологу, — они, по счастью, так и не построили. При нём, теоретически, от каждого по способностям, каждому по потребностям. Вот только степень потребностей определяет одна партия, которая может послать тебя работать туда и столько, куда и сколько потребуется. Семей нет вообще, имущество общее, женщины общие, дети тоже… В общем, идеальный коммунизм должен был стать чем-то вроде тюремного лагеря в райском саду. Неудивительно, что строить такое сами коммунисты не решились. — Сколько сложностей от политики. У нас всего этого нет, и живём явно не хуже, — Кина отворачивает уши от нового музыканта на сцене, который постоянно прибухивает из фляги и играет тем лучше, чем сильней напивается. — Меня воспитывало племя, которое вы сочли бы первобытным, но чем больше я смотрю на цивилизацию, тем сильнее в ней разочаровываюсь. — У всего есть свои положительные и отрицательные стороны, — киваю я. — И у дикого племени, и у цивилизации. Теоретически было бы славно взять душевную незамутнённость племени и совместить её с технологическими достижениями цивилизации… но как это сделать, признаться, понятия не имею. Вздохнув, я бросаю взгляд на арену. — Я бы спел тебе одну песню, которая, наверно, тебе бы понравилась… Но, увы, с музыкальным слухом у меня капитальная проблема — в ноты вообще толком не попадаю. — Если б ты знал, ты бы не пошёл учиться на мага, — Кина не фыркала, просто скалилась добродушно по-собачьи. — Тогда, кто знает, — возможно, я узнаю это здесь, — возвращаю ей улыбку. — Собственно, меня просто… пригласили — а я понял, что это даст мне такие возможности для развития, которые я едва ли смогу достигнуть сам, в одиночку. Так я и очутился здесь… А ты? — Мне не оставили выбора, — уклоняется она от ответа, — предпочитаю об этом не говорить. Я мысленно хлопаю себя по лбу, с запозданием припоминая, что она говорила о прошлом совсем недавно. — Извини, не стоило мне поднимать эту тему, — виновато произношу я. — Не страшно, — она улыбается в ответ, приподнимая уголки рта, но не скалясь.