Филипп Лунин и драконье училище

Для обучения полётам мы выбрали тот же берег озера — вдалеке от стыдящих взглядов, и падать в случае чего можно в воду. Хотя Кальция считала, что это скорее психологическая поддержка: — Сегодня научишься взлетать и садиться. Расправь крылья и резко махай вниз, широко расправив их, а вверх — сложив их в локте и запястье. Тебя поднимет вверх, будто ты подпрыгнул, но ты продолжай. Если испугаешься набирать высоту дальше — держи крылья расправленными и планируй. Поворачивать можно, наклоняясь в нужную сторону. Я внимательно изучаю собственные крылья, учащённо дыша от волнения. Пробую расправить на полную… покачать туда-сюда… — Кальция, даже полуразмах больше моего роста, — замечаю я, поэкспериментировав. — Может, мне имеет смысл сначала поднять крылья по максимуму, а опускать уже в прыжке? Иначе в полную силу взмахнуть просто не получится, я за землю зацеплюсь. — Ну да… — она крутит когтем ноги по земле, — даже не задумалась, что сама так делаю. — Думаю, ты просто гораздо более привычная, — беззлобно смеюсь я. — Ты-то с детства это умела, в отличие от меня… А впрочем… идея! Неподалёку я замечаю наполовину вросший в траву большой камень. Не скала — однако же, кажется, вполне достаточна, чтобы, встав на неё, можно было больше не опасаться, что на максимальном опускании крыльев зацепишь землю. Забравшись на камень и примерившись к высоте, я довольно отмечаю, что угадал — теперь работать крыльями можно свободно на полный размах. Правда, этот валун — так себе взлётная полоса, конечно… Но, по счастью, пальцы ног у пушистых драконов гораздо длиннее и цепче, чем у людей. Прямо возникает серьёзное такое подозрение, что предки первых дали эволюционное наследие, вообще не слезая с деревьев — цепкость просто удивительная. Ну да ладно, какая мне разница. Пробуем! Я переминаюсь с ноги на ногу, повожу плечами, сосредотачиваюсь. Давай, Филипп… пора. В конце концов, ничего страшного — даже если что-то пойдёт не так, высоко подняться ты просто не успеешь. А это не самолёт, тут чем ниже падение начнётся, тем безопасней будет. Или я как раз боюсь именно этого? Что не смогу взлететь? Возможно. Но спокойно. Спокойно. А почему, собственно, не смогу? Я полностью здоров, и мои крылья тоже. Людям не дано летать без помощи техники. Но я-то не человек… в эту ночь, во всяком случае. Больше не человек. Сейчас я — дракон. А нам летать не только можно, но и должно… Развернув крылья во всю ширь, я начинаю плавно ими взмахивать, переходя от плавных колебаний ко всё более сильным и размашистым взмахам. Уж не знаю, как именно всё-таки работает здешняя полётная магия… суть явно не в подкачивании воздуха под крылья, это точно. Да, каждое опускание всё сильнее пускает волну по траве у валуна, но явно слабее, чем требовалось бы для отдачи, способной поднять мою сотню килограммов в воздух. Нужно будет выяснить детали… потом, когда уже не нужно будет таить, кто я. Но это потом… а сейчас… Решение наращивать силу взмахов плавно оказывается удачным. С каждым новым движением крыльев вниз я чувствую, как уменьшается для меня сила тяжести. Это чем-то похоже на плавание… точнее, на всплытие. Я ощущаю, что вот-вот приближусь к точке, где новый взмах окончательно справится с гравитацией… о, и, между прочим, эта точка явно окажется неустойчивой — силы тяжести уже нет, подъёмной силы ещё нет. Лучше её проскочить с разгону, я ведь только начинаю… Так… ещё немного… приготовиться… воздух отталкивать ровно вниз… не забыть разжать пальцы ног перед решающим рывком… Раз, два, три, раз, два, три, ещё раз — и! Долгожданная точка оказывается пройдена удивительно легко — настолько, что я даже не успеваю толком её ощутить. Просто в ходе очередного взмаха ощущение давления на ступни расплывается окончательно — а на следующий взмах не возвращается. Я наращиваю дальше силу движений, замечая глазами, как понемногу увеличивается моя высота… нет, не так. Высота, с которой я смотрю на мир. А я никогда не был ростом метра эдак три… или три с половиной… четыре… Лучше не рисковать! Высоко не подниматься. Двойного обычного твоего роста будет вполне достаточно… Я приостанавливаю подъём. Это оказывается не так-то просто — без навыка сложно определить нужный баланс, на котором силы очередного удара крыльев достаточно для того, чтобы погасить набранный силой тяжести перед этим импульс, но не более. Поначалу меня шатает в воздухе вверх-вниз, как поплавок на волнах — то на пол-метра, а то и на целый метр. По счастью, запаса высоты оказывается достаточно, чтобы не врезаться в землю. Наконец, мне всё-таки удаётся добиться пусть неустойчивого, но всё же равновесия, и я облегчённо вздыхаю, позволяя мышцам немного расслабиться — не полётным, разумеется. — Легче держать высоту, двигаясь вперёд, — Кальция резво поднимается до моей высоты и, наклонив крылья назад, взлетает, скользя на воздухе, который держит её в движении, и уже не махает крыльями, только изредка, паря. Ага, верно. Принцип нарастания подъёмной силы за счёт набегающего потока воздуха… Правда, он вроде бы в основном для самолётов, за счёт асимметричного профиля крыла… А впрочем, нет — птицам тоже легче лететь навстречу ветру. Ну-ка, попробую! Перейти из вертикального положения в горизонтальное оказывается не так просто — больше, правда, психологически. Невольно вспоминается то, как учился когда-то плавать: тогда было так же страшно лечь на воду, как сейчас — на воздух. Но, с другой стороны… именно тогда ведь получилось? Получилось. А сейчас я уже держусь в воздухе, на худой конец — я ведь всегда могу просто откинуться назад, выставить ноги вниз и снова зависнуть, как сейчас… — Сейчас, минутку! — кричу я в ответ, прикидывая по ощущениям тела, как что изменится. Получается, что главный фактор — это смещение центра тяжести относительно давления воздуха. Сейчас-то оба вектора совпадают, оба направлены вертикально на одной линии — всё просто. Подъёмная сила крыльев уравновешивает гравитацию. Но, если я склонюсь вперёд, центр тяжести — он в районе таза — окажется позади центра давления воздуха, который вроде бы немного пониже сердца… А значит, возникнет опрокидывающая сила. Как её компенсировать? Самолёт это делает хвостом. Может, у меня тоже получится? Нет, на моём ведь нет аэродинамической плоскости… Так, а как же птицы? А у птиц тело короткое, такого разновеса нет… Так как же? Как вообще это делает Кальция? Я задираю голову, смотря на неё. Ага, кажется, понимаю. Нужно развернуть крылья при взмахах так, чтобы наклонить вектор подъёмной силы вперёд от вертикали. А тело держать чуть наклонённым вниз, тогда вектор тяжести двинется тоже вперёд… И, если я ничего не напутал в сложении векторов, результатом должна выйти сила, движущая вперёд всё тело. Ну-ка, опробуем! Набрав ещё высоты для безопасности, я рывком перехожу на горизонталь. Точнее, пытаюсь это сделать — трижды у меня получается только провалиться в воздухе, едва не уходя к самой земле, прежде чем, наконец, получается нащупать нужное сочетание тех самых векторов. Теперь я лечу горизонтально. Правда, медленно и через напряжение, кажется, половины мышц тела в добавление к крыльевым. О точности направления даже и говорить нечего — меня мотает так, как не мотало никогда после алкоголя на земле. — Летаю, как курица… — грустно шучу я, увидев рядом немного напряжённое, но внимательное лицо Кальции. — Вот и проветришься, чтобы совсем не скуриться, — драконица совершает облёт вокруг меня. — Куда полетим? Чтобы лишний раз не тратить силы при повторном нырке, я пробую заложить свой первый вираж. На удивление получается неплохо — это легче, чем висеть в вертикальном положении. Вот только обратная сторона — в том, что рискует закружиться голова на нужной скорости. Остаётся пока только закрыть глаза. — А есть варианты? — интересуюсь я. — Мне кажется, здесь вполне удобно тренироваться… а на дальние перелёты я всё равно пока вряд ли способен. — Они проще, чем кружиться, можно просто расслабиться и парить в нужную сторону, иногда поднимаясь на взмах, — Кальция отлетает из парка в сторону застройки, оглядываясь, отважусь ли я за ней последовать. М-да… Неохота, конечно, сейчас далеко экспериментировать… ну да ладно, немножко пролететь можно. Всё равно нужно понять, как именно нужно изгибать тело во время полёта, чтобы нужным макаром сложить векторы. Выйдя из виража, я начинаю следовать за Кальцией. Полёт всё ещё очень неустойчив, да вдобавок я чувствую, что долго так пролететь не получится. Говоря откровенно, силы тратятся сейчас намного быстрее, чем при простой ходьбе… да вдобавок, того и гляди, спина заболит. — Мне… нужно… ещё много… учиться… — тяжело выдыхаю я в промежутках между взмахами крыльев. — Снижайся, — Кальция сжаливается и показывает на своём примере, как наклонить крылья вперёд, чтобы одновременно замедлиться и продолжать скользить по воздуху, а не рухнуть в пике. Перед самой землёй она ещё раз хлопает крыльями, чтобы приземление на мостовую походило на невысокий прыжок и не отбило лапы. Я внимательно слежу за ней, но внезапно вспоминаю о важном моменте: я тяжелее её. Явно тяжелее. Не вот чтобы уж намного, но как-то… неохота рисковать тем, что из-за неудачного расчёта момента я либо ушибу себе лапы, либо вообще поприветствую физией землю. Так что для безопасности я решаю садиться более длинным путём, но зато менее требовательным к реакции и позволяющим в случае чего зайти на повтор — а именно, дав для начала вираж пошире, снижаю высоту и скорость постепенно, садясь на пологой глиссаде. Получилось! Земля бьёт под задние лапы довольно мягко. Инерция, правда, требует немедленно бежать дальше, чтобы не пропахать носом землю, а затем падение скорости вынуждает вспомнить о том, что в горизонтальном положении тела руки у пушистых драконов отлично функционируют как передние лапы. Наконец, переходя с бега на шаг, а потом и вовсе останавливаясь, я устало складываю крылья и… валюсь на бок. Точнее, сразу же переваливаюсь на спину, чтобы разбросать все семь наличных конечностей в стороны, как морская звезда. Уф. Ну, что ж, первый полёт завершен благополучно! Для первого раза, думаю, можно даже собой погордиться — обошлось без аварийной посадки и скапотирования. — Когда купишь дом, чую, у тебя будет гнездо прямо на крыше, чтобы сразу в него приземляться, — нависает надо мной Кальция, улыбаясь. — Ясно, сегодня обойдёмся без смехотерапии, ты и так весь выжат! Но в ванну зайди перед сном. — Это же мой первый полёт, — со смешком отвечаю я, протягивая ей руку, которую она берёт в свои и начинает ласково поглаживать. — Думаю, мне нужно будет тренироваться почаще — каждую ночь и каждый день. Не припомнишь, сколько времени у тебя самой ушло на то, чтобы научиться летать? А впрочем, наверно, мне это вряд ли поможет в оценке — ты-то с детства тренировалась, понемногу, а мне нужно сразу, имея уже полный вырост тела… Кальция помогает мне подняться, оглядываясь на хихикающих прохожих и — изредка — пролетающих: — Повод для частых свиданий. Тебя до корпуса проводить или, может быть, сразу до постели? — Подобных поводов слишком много не бывает, — широко улыбаюсь я, благодарно принимая помощь. — Но мне сейчас нужно ни туда и ни сюда, для начала… — в ответ на некоторое недоумение на лице Кальции я киваю в сторону кустов. — Моя одежда. Я ведь пока не демонстрирую никому, за исключением тебя… ну и, возможно, теперь Кины, если она видела. Что у меня два облика, я имею в виду. Так что мне нужно превратиться в безопасном месте, лучше всего — прямо там же, чтобы сразу одеться. Заодно, кстати, решу проблему душа — полагаю, пот вряд ли перейдёт с одного тела на другое. — Непривычно, — признаётся подруга, — ты вполне естественно выглядишь харадольцем. Правда, я бы на твоём месте поменяла бы шкуру, не очень модное сочетание цветов, — не уверенная, достаточно ли ловко она пошутила, Кальция отступает в сторону, отпуская меня облачаться. — А оно не модное, — смеюсь я в ответ, всем выражением лица давая понять, что совершенно не обижаюсь на шутку. — Ну-ка, взгляни — тебе ничего эти цвета не напоминают? Раскинув руки с крыльями в стороны, делаю плавный оборот вокруг себя. — Форму студентов Квантона, флаг завоёванного навами Кереона и… да, место, где мы сливались, — мотает Кальция ушами в знак понимания. — Тем лучше, что ты уникален и что-то значишь! Беру слова назад. Я останавливаюсь, смотря на неё с глубоким удивлением и даже некоторым весельем. Через несколько секунд оно всё-таки прорывается наружу — я смеюсь, качая головой. — А говорила, что глупая! Вон, смотри, сколько смысла в моей окраске нашла. Вообще-то, изначально всё было проще… Полагаю, что здесь снова моя память нужный комплект подкинула. Смотри: мой цвет спереди в полёте становится цветом снизу. Королевский ультрамарин незаметен в ночном небе, да и даже днём может помочь. А цвет сзади становится цветом сверху — на фоне земли этот… тускло-оливковый тоже работает маскировкой. Опять же, не всегда, но в большинстве случаев… Понимаешь? Когда мои память, сознание, подсознание работали вместе, создавая это тело — они выбрали для него окраску, маскирующую в полёте. Кальция качает головой, слегка приуныв, потом кивает: — Не догадалась. Ладно, одевайся! И не пропускай завтрашний урок! В то же время на том же месте, как любят говорить шпионы… Прежде чем нырнуть в кусты, я шагаю вперёд и нежно целую её, мягко привлекая к себе за плечи. — У тебя ещё лучше получилось придумать, — улыбаюсь я, шепча ей в самые губы. — Я тебя люблю, и ты чудесная. — Спасибо, — она довольно отвечает на мой поцелуй. — Жду завтра. — Непременно! — подтверждаю я. Затем отступаю на несколько шагов, киваю напоследок с улыбкой и ныряю в кусты. Так, вот и моя одежда… А вместе с ней — возможно, самая драгоценная добыча этой ночи. Ну, не считая полёта. — Агнира? — негромко зову я, касаясь рукой кармана, в котором лежит статуэтка. — Это я, Филипп. Всё в порядке? — Я уже собиралась кричать, — добродушно ворчит она, — где тебя так долго носило? — Приключался с Кальцией на предмет добычи артефакта, — на ходу придумываю я правдивую, но усиленно звучащую версию событий этой ночи. — Рад, что с тобой всё в порядке. Сейчас мы переместимся в более безопасное место. — Хорошая новость, — соглашается Агнира. Превращение занимает не так уж много времени. Вообще, снова такое ощущение, что каждый раз оно проходит чуть-чуть быстрее… Быстро одевшись, я снова касаюсь рукой кармана со статуэткой. — Извини, если мой вопрос покажется тебе… неудачным, но насколько ты сейчас можешь чувствовать, находясь в… таком варианте материального вместилища духа? Что слышать можешь, это ясно. А что насчёт остальных чувств? — Могу видеть всё вокруг. Остальное, кажется, нет. Это похоже на сон, — объясняет говорящая голова, — когда ты даже себя можешь видеть со стороны. — Но… прости, что напоминаю — но тебе ведь, кажется, было больно, когда надломили ухо? — осторожно уточняю я. — То есть осязать ты всё ещё можешь? — Сложно сказать. Может быть, это фантомная боль, — по тону Агнира и сама путается. — Ну ладно, не будем сейчас об этом, — я мягко глажу карман, надеясь, что фантомной может быть не только боль. — Сейчас я в общежитие. Там спокойно и поговорим, в моей комнате. — Согласна, а то кто-то может спросить, долго ли ты ещё будешь кусты занимать, — хохочет Агнира. — Это вряд ли, я выбрал самые густые, — отшучиваюсь я, прежде чем аккуратно выбраться наружу — разумеется, не в том месте, в котором забирался. Кальции уже не видно — что ж, возможно, это сейчас и к лучшему. Наверно, пока этим двум девушкам не стоит пересекаться… Что ещё лучше — никого и ничего подозрительного рядом не ощущается, можно спокойно двигаться к себе в комнату. Вся дорога действительно проходит совершенно без проблем, так что уже скоро я благополучно обустраиваюсь у себя — точнее, раздеваюсь. Для меньшего смущения — всё-таки Агнира может меня видеть! — делаю это, уже погасив свет. Оно, конечно, даже живая пушистая драконица может отлично видеть в обычной ночной темноте, а тут, без привязки к органическим органам зрения, вполне вероятно, ещё лучше… но всё же так спокойнее. — Итак, Агнира, — начинаю я, разместив статуэтку на мягкой подстилке на тумбочке, — думаю, для начала будет разумно представиться по-нормальному. Меня зовут Филипп Лунин. Биологический вид — человек, пол — мужской, планета — Земля. На данный момент являюсь студентом первого курса этой академии… ну да ты, наверно, про неё уже знаешь. Что же касается того, кто ты — я уже более-менее тоже знаю. Точнее, помню, как ты представилась, а также имею некоторое представление о том, кем был твой почтенный супруг. — Представлюсь официально и я. Агнира Семаргл, дочь Деваны Радостной, обожжённой во время зачатия, так как мой отец — наполовину дух огня. Вплоть до совершеннолетия я жила в Башне Тысячи Огней, построенной Мирдалом, дворце светлых демиургов, где меня воспитывали как достойную продолжательницу дела своего отца. Меня такая жизнь не устраивала и, как позже выяснилось, зря. После совершеннолетия я отправилась частично послом демиурга, частично просто трактирщицей в Чел’Азаряне — государстве человеческих магов, сейчас уже не существующем. И вот однажды ко мне в баню заявляется Хорламир Тигрович с женой Инрьей. Несмотря на жену, Хорламир начал ко мне приставать и требовать то, что позже назовут «тройничок». Когда я отказалась, мне промыли мозги, чтобы я согласилась, в том числе на женитьбу и завести наследников. Скорее всего Хорламир хотел создать династию демиургов, хотя он сам утверждал исключительно то, что ему нравится мои пухлость и теплота. Соборная Душа Яролика, проводившая вместе с демиургом Радвером хорламировские реформы — моя дочь. Нынешний правитель Антеи, мирувей Далезор — мой внук. Хорламир иногда таскал меня в миссии за пределами Авваатера и даже Харадола — и это, пожалуй, самые интересные части моей жизни. Мы даже организовывали внепространственную таверну, где мне приходилось работать прачкой. Ого-го! Да уж, даже если чисто цинично смотреть — очень верно я тебя спас. Это, впрочем, было ясно ещё тогда… но сейчас всё оказывается ещё убедительнее. Вопросы теснятся в голове, как те студенты за часами в лавку. Сосредоточившись, я выбираю важный порядок. — Сочувствую. Видно, жизнь твоя лёгкой не была… Но позволь уточнить один момент. Твоя фамилия… она напоминает мне об одном, как бы это деликатно выразиться… инквизиторе-демиурге. Ты родня ему, или просто однофамилица? — Он и есть мой отец. И, как ты видишь по моему жизнеописанию, я одновременно не одобряла его политику, но не желала иметь ничего общего с теми, кто его ненавидел. Но мне пришлось — впрочем, уже после того, как его победили и изгнали с Харадола в измерение огненных элементалей, — рассказывает отколотая статуэтка. — Понимаю, — киваю я. — Не думай, что я собираюсь хуже относиться к тебе из-за твоего отца, но мне было важно точно знать этот момент, на всякий случай. Заодно, кстати… Извини, но есть ещё один вопрос, который может показаться тяжёлым — заранее прошу за него прощения, но он действительно важен. Как погибло твоё прежнее тело? Вместе с телом Хорламира, я полагаю? — Такие вопросы не волнуют меня, я специально создана, чтобы делиться своей биографией, — признаётся голова. — Судьба Хорламира никому не известна, он сбежал после того, как дочь Инанны вместе с друзьями убила архидемиургессу и создательницу Мирдала, Арислодару. После этого Радвер и Яролика передали правление Триречьем Анепут, а та — Инанне. Радвер, Яролика, Хорламир, Инрья и многие другие сторонники интервентов с Катореи бежали с нашей планеты, а я осталась и спокойно померла от старости. Я удивлённо потираю затылок. — Вот как? Признаться, я думал, что тебя убили во время свержения Хорламира вместе с ним. Рад, что на самом деле вышло всё не так кроваво. Правда, та самая циничная сторона невесело подсказывает, что это снижает шансы на принятие моего планируемого предложения… А впрочем, не будем торопиться. — Создана? Ты имеешь в виду — твоё нынешнее вместилище было так зачаровано? — Да. Во мне есть память настоящей Агниры, её сознание и характер, но нет её души. Иначе бы меня раскололи до того, как я попала в лапы Кальции, и спустили бы на выпивку. Хотя официально это мотивируют тем, что не желают отрывать настоящую Агниру от перерождения в другое тело. Согласись, никто не захочет прославиться, если за это тебя после смерти обездвижат и посадят в музей, — коротко смеётся гипсовая голова. М-да. Ладно, вариант номер один отправляется на переплавку. Делаем вариант номер два. — Однако же всё это очень интересно, — задумчиво протягиваю я. — Пересадка души в статую объяснила бы то, что ты обладаешь всем этим, клонирование той самой Агниры — тоже, а вот статуя без души, но несущая всё, перечисленное тобой… Это впечатляет. Как ты думаешь, тебя сильно будут искать? — Кто? Разбойники, которые хотели бы забрать мои артефакты? Немало народа идут в Забызнан как раз чтобы стать кладоискателями. Я всё равно больше не могу использовать ни деньги, ни предметы. Мне не ведома скука, хотя я могу её изображать. — А есть ли что-то, что тебя интересует? — склоняю я голову набок. — Если тебе неведома скука, если твоя боль фантомна, если у тебя нет настоящей души… Спрошу так — чем ты сейчас интересуешься? Есть ли что-то, что тебя движет? В смысле желаний, я имею в виду. Или же у тебя и желаний нет? — Как я понимаю, мне привили желание помогать. Прежде всего — болтая про свои воспоминания и обучая истории и магии. Это наверное единственное, что я могу делать без конечностей… Что ж, изначально я планировал предложить помощь по возвращению в живое тело взамен за консультации по этому миру. Получается, не сказать, чтобы план сильно меняется. — А ты желала бы получить таковые? Вообще, более нормальное тело? — Не против. Раньше я была полноценной статуей со способностью двигаться и даже показывать боевые приёмы, но после учебного года меня утилизировали, потому что я уже порядком разваливалась. Но тут ты можешь не ориентироваться на моё мнение, я готова помогать даже предпоследней твари. Последней не стану, у меня есть принципы, превосходящие программы. — Ты знаешь, а мне нравится твоё чувство юмора, — весело хмыкаю я. — В таком случае, Агнира — если ты не против, буду всё-таки называть тебя так, — у меня есть к тебе предложение. Я согласен помочь тебе снова обзавестись приличным телом, но взамен желал бы попросить быть моей консультанткой, пока я не освоюсь тут как подобает. В этом мире я новичок, не знаю ещё очень многого, а твоя память стала бы для меня бесценным подспорьем. Тем более что, если я тебя правильно понял, такая деятельность соответствует твоим интересам? — Вполне, так что я согласна. Уже есть вопросы или предпочтёшь задавать их на холодную голову, а не каменную, и выспаться? — продолжает острить статуя. — Ты права в том, что для лекций сейчас уже слишком поздно, тем более после довольно-таки насыщенного дня, — соглашаюсь я. — Но один важный вопрос всё же будет. Пока ты, скажем так, обитаешь в этой статуэтке — как тебе будет наиболее комфортабельно находиться? Ты предпочтёшь тёмное место на полочке, с мягкой подстилкой, или что-то ещё? Я бы мог предложить тебе постоянно находиться в моём кармане, но, если так вспомнить, как легко здесь находятся приключения… думаю, тут тебе всё же будет безопасней. — Среди нас, статуй, считается, что чем помпезнее постамент, тем статуснее, но на постаментах можно ещё больше приключений огрести, да и тебе таскать будет неудобно. Так что носи меня с собой как носил, но во время диалогов и на ночь доставай на свободу, — решает Агнира. — Хорошо, — киваю я. — Тогда сейчас вот тебе почётное место на моей тумбочке — я серьёзно, сама видишь, какая тут обстановка. Почётнее было бы только на моей кровати, но это уже перебор. Отдыхай спокойно… ну, если тебе в принципе нужен сейчас отдых. Значит, ты предпочтёшь сопровождать меня, а не располагаться в этой комнате? Просто должен честно предупредить — я не могу гарантировать твою безопасность, как бы мне ни желалось этого. Да что там — я даже свою полноценно гарантировать не могу. А в комнате всё-таки… спокойнее. — Я бы предпочла, но если ты сможешь добраться до своей спальни, то и до библиотеки сможешь, тогда ценность и актуальность моих советов теряются. Чисто из рациональности мне следует работать карманным справочником. — Ну, что ж — коли на то твоя воля, пусть будет так, — снова киваю я. — Впрочем, насчёт библиотеки я возражу: иметь возможность спросить прямо, не тратя время на то, чтобы рыться в каталогах, намного удобнее. Опять же, книгу не порасспросишь о подробностях, не узнаёшь её мнения… Так что в этом плане я бы выбрал тебя в любом случае. — Я могу знать что-то, о чём и книги не найдёшь, но гораздо чаще будет наоборот. И ещё — имей в виду, на проверочные меня с тобой не допустят, сам понимаешь. — Эта академия выгодно отличается от земных тем, что здесь дают реально важные предметы, — хмыкаю я. — Так что шпаргалками здесь пользоваться было бы глупо — самому под себя подкопы делать. Да и в любом случае — как бы ты смогла незаметно мне подсказывать? Так что тут вопросов нет, всё в порядке, — я задумчиво провожу пальцем по переносице. — Раз уж мы теперь союзники — я могу сделать твои перемещения как-то комфортабельнее? Возможно, ты предпочтёшь быть завёрнутой в платок определённого цвета, или ещё что-нибудь в этом духе? — Приклей мне ухо обратно, а если чувствуешь себя трудолюбивым — облепи слоем глины и обожги, чтобы заделать трещины. Этим мне будет комфортнее, не придётся опасаться, что я расколюсь от твоих прыжков. Я внимательно рассматриваю ухо, над которым «поработала» Кальция. Оно почти полностью отломано — даже, точнее, было бы совсем отломано, если бы не висело на арматурной проволоке. — Тебе повезло, у меня есть клей, который легко решит первую проблему. Вторую будет решить посложней — полагаю, что какая угодно глина тут не подойдёт, нужна особенная… Ты, случаем, не знаешь, из чего именно изготовлена твоя статуэтка? — Потом я приведу тебя к месту, где её берут, оно не так далеко за границами Забызнана. А пока ни о чём не беспокойся и спи! — Не совсем так, — мягко улыбаюсь я, подходя к рюкзаку и начиная в нём рыться. Так, где тут… ага, вот! — Мне будет неловко спокойно засыпать, оставляя тебя в повреждённом виде, если я могу легко это исправить. Вот, смотри: моментальный суперклей. Нанести, прижать, подержать полминуты — и готово. Сейчас я вылечу твоё ухо. Проблема только в том, как правильно прижать — переделывать потом будет трудно. Так что минута-другая у меня уходят на то, чтобы понять, как в точности должно прилегать ухо к нужному месту на голове. Зато потом всё идёт быстро. От цианакрилата слезятся глаза, но это не мешает аккуратно притиснуть ухо, куда нужно, и плотно, но мягко сжать статуэтку в ладонях, обеспечивая качественное схватывание клея. На ладонях потом остаются красные отпечатки, но это не страшно — быстро пройдёт. Главное, что теперь тонюсенькую линию «шрама» сложно будет найти даже при дневном освещении. — Ну, вот, — довольный собой, констатирую я, бережно располагая статуэтку на тумбочке. — Нравится? — Какой ты заботливый! — голова говорит с нежной благодарностью в телепатическом голосе. — Открой окно ненадолго, а то угоришь. Спасибо. — Рад помочь тебе, — так же тепло отвечаю я, согласно подходя к окну и впуская в комнату ночную свежесть. — Угореть в такой концентрации сложно, но ты права, лучше проветрить. Ну что ж, день сегодня вышел плодотворным… а ночь, пожалуй, ещё плодотворней оказалась! А завтра… О. Точно. Завтра нужно будет проведать Кину… В смысле, не просто проведать, как обычно, а выяснить, видела ли она меня всё-таки или нет в драконьем обличье. А если видела — поняла или нет, кто это. Или, может, просто сразу ей признаться? Думаю, эту тайну ей вполне можно доверить. От Кины мысли перекидываются на паладинскую компанию, и я задумчиво складываю руки на груди, опираясь плечом о стену. Тренируются, значит, каждый день… Может, имеет смысл попросить кого-нибудь меня тоже потренировать? Вспоминая то кровожадное платье на чердаке… Не могу же я всегда полагаться только на ментальный всплеск. Тем более что угомонить злобную одежду не удалось бы, полагаю, никакими изысками менталистики вообще — иммунная к заклятиям, воздействующим на разум, по причине отсутствия такового. Да, совершенно точно, свои физические возможности подтянуть тоже не помешает. Интересным существом я побывал во сне. Сначала я наблюдал это существо со стороны, по косвенным признакам типа говоривших о нём людей, но потом попал в его «шкуру». Невидимое, не вполне физическое, но живое. Есть «щуп внимания», которыми я сканировал мир и существ вокруг. Никто вокруг не улавливает моего присутствия, но некоторые с помощью какого-то внушения от меня от меня могут говорить то, что я хочу передать. Время от времени в верхней части зрения мелькал мой длинный раздвоенный язык, но зачем я пробовал им воздух? Гуманоидное и живущее на Земле, но обнаружимое только по своему физическому взаимодействию с миром и тому, что некоторые люди чувствуют моё присутствие. Взаимодействовать я мог только с некоторыми разумными, но это не вполне разговоры, они просто описывали меня и говорили, чего я хочу. Чувствую враждебность к себе, чем её меньше — тем приятнее с кем-то общаться. Проснувшись, я невольно задумываюсь о том, что за существо могло обладать подобными особенностями. Почему-то в голову упорно лезет Волдеморт из «Гарри Поттера» во время отсутствия у него тела. Наверно, он мог выглядеть… точнее, ощущаться примерно так же, пока был бестелесным духом. Интересно, почему мне такое приснилось. Просто ли это сон — или проскользнувший кусочек реальности? Не то чтобы я раньше сильно верил в вещие сны… но в мире, где так широко распространена магия, едва ли имеет смысл не обращать на такое внимания. Пожалуй, нужно будет проконсультироваться у Кальции. По расписанию, однако, сначала встреча с Киной и обсуждение фехтования. А так же моего альтернативного облика… но с этим сложнее подступиться аккуратно. — Да, всех Детей Света обучают сражаться, — отвечает Кина на мой вопрос после приветствий. — Но ты ведь, к сожалению, не принимал клятву. А тех, кто может даже в небольшой теории захотеть применить силу во зло, поклонники Мирдала тренировать не будут. — Что ж, довольно печально, но не проблема, — пожимаю я плечами. — На Детях Света свет клином не сошёлся, — опаньки, кажется, у меня только что получился первый каламбур экспромтом. — Найду ещё кого-нибудь. Не говоря уже о том, что с чего вы взяли, что ваша клятва удержит от того, чтобы возжелать применить силу во зло? — склоняю я голову набок. — Или она несёт в себе некие магические свойства, воспрещающие даже мыслить о таком? Если так — то, право же, я воистину мудро поступил, решив отказаться от неё. — Не уверена, что несёт, но отмутузят знатно, — оглядывается Кина на других тренирующихся, которые уже привыкли к её постоянному отвлечению от общего занятия. Я только улыбаюсь в ответ и пожимаю плечами. Если вся надежда на такой способ предотвращения амбиций, то у меня для Мирдала неважные новости. Это ни фига не работает. Во всяком случае, сто процентов не работает на Земле. Но здесь едва ли иначе. Впрочем, по счастью, об этом уже моей голове не болеть. Имеется тема посерьёзней. — Кина, — я понижаю голос, — мне нужно кое-что тебе сказать… Это важно. Касается вчерашней ночи. — М? — поднимает она на меня нос. — В рамках одного курса, который я прохожу… у меня проявились кое-какие способности к… оборотничеству, — решившись, негромко сообщаю я. — Пока не очень обширные… но при определённых обстоятельствах, на некоторое время я могу изменять облик. — Ого, у тебя талант, должно быть! — радуется подруга. — А ведь только первая неделя обучения идёт. Что же мы сможем на конец четвёртого года? Знает или нет? Быть может, Кальция видела вовсе не её? А кого же тогда? Вопросы, вопросы — а ясных ответов нет… Ну, так или иначе — а я, как минимум, предотвратил обвинения в чрезмерной скрытности. Тем более что Кине, думается мне, можно доверять. Во всяком случае, в достаточной мере, чтобы делиться этой информацией. — Думаю, то, что сейчас мы даже толком представить не можем, — мягко улыбаюсь я. — Насчёт же одарённости… Возможно. Точно не скажу. Впрочем, вряд ли бы я справился так быстро исключительно сам, без Кальции. Точнее даже, практически наверняка не вышло бы. — А она при чём? Ходит на те же предметы? — Кина вопросительно крутит ушами. — Нет, — смеюсь я. — Она на занятия вообще не ходит. Просто… Скажем так, это не совсем разговор для столь людного места, даже вполголоса… Ох, ну, как бы сказать — выяснилось, что этому… способствуют… отношения, — многозначительно приподнимаю брови. — Хм… Ну, тогда потом расскажешь подробнее, на условленом месте после занятий, — кивает Кина, возвращаясь к упражнениям. Не поняла, что ли, на что намекал? Впрочем, и ладно! Охота моя проходит спокойно, без сюрпризов. Настолько без сюрпризов, что я успеваю даже немного потренироваться в полётах. Ничего особенного, собственно — скорее просто привыкаю к ощущению крыльев, держащих тело в воздухе. Кажется, они у меня вполне сильные, так что летать смогу хорошо — когда освоюсь. Главное, наработать мысленный и телесный навык. А заодно, что оказывается пока что гораздо более продуктивным, проверяю на практике особое оружие моего драконьего облика — ядовитый шип на кончике хвоста. Ради этого приходится пожертвовать одним добытым кабанчиком. Именно что пожертвовать — после окончания испытаний на него смотреть-то оказывается страшно, не то что на стол волочь. А что-то более мелкое не годится. Мне нужен объект, достаточно большой и прочный, чтобы имитировать вражеское тело. Выясняется, что яд у меня, судя по результатам, гемолитический. Не такой крутой, как у радужных драконов Пиррии, который вообще растворяет почти любую органику, но всё же вполне себе серьёзный. Полевое вскрытие кабанчика показывает, что в местах ударов шипом стремительно образуется мощный отёк, а кровь даже обычный вид теряет. Глянуть бы под микроскопом, что именно мой яд с её клетками делает… да только где ж я его здесь возьму? Впрочем, судя по всему, что я помню и что сейчас вижу — токсин именно что гемолитического типа. Впрочем, оно даже хорошо. Не настолько сильный, чтобы бояться кого-то убить из-за случайной царапины, но явно имеющий сильный останавливающий эффект — настолько сильный, что, весьма вероятно, при попадании таким шипом по человеку очень скоро драться он в принципе не сможет, только на земле корчиться. Физический эффект ударов меня тоже вполне удовлетворяет — форма шипа способствует как проникаемости, так и лёгкому извлечению при обратном движении. Заодно удаётся понять, как действуют ядовитые железы: либо «автоматически», от инерции при сильном ударе, либо контролируемо — если в момент удара сдавить нужные мышцы за основанием шипа. В общем, первая половина дня проходит вполне плодотворно. Оставив в кустах наполовину рассевшееся под моим ядом тело несчастного кабанчика и разыскав ему на смену другого, я отношу добычу в «Девственного дракона», привожу себя в порядок и отправляюсь на сегодняшнее занятие — ауроведение. Сегодня урок начинается раньше, уже в три часа после полудня. Одноглазый полковник даёт сразу в первые минуты занятия какой-то психологический тест, пока сам копается в аппарате, поставленном на преподавательском столе. На тест у меня уходит не очень много времени — пожалуй, больше потребовалось на то, чтобы внимательно всё подсчитать. Подобные тесты, на самоопределение, я всегда любил. Закончив, я окидываю взглядом цифры, заметив, что примерно в двух случаях из трёх одна из трёх колонок, по которым предлагалось распределить галочки, занимает себе большую часть или даже почти все ответы. Интересно, что значит такая асимметричная картина? — Теперь следите за руками. Не показывайте мне результаты теста, я их предсказал заранее, — профессор-полковник проходит между партами и раздаёт нам по два листочка. На первом — список цветов. На втором — размытая овальная клякса на тёмном фоне, у каждого ученика разного оттенка; лично у меня цвета тёмной орхидеи, переходящий в тёмно-красный ореол на границах. — Пятнышко на фотографии — эта ваша астральная аура, которую я незаметно заснял, пока вы решали тест. Эфирные ауры у вас были примерно одинаковые, двух категорий — сине-фиолетовые у тех, кто честно копался в себе, и серо-радужные у тех, кто проставлял галочки от балды, чтобы поскорее отделаться от задания. Астральные ауры отражают не сиюминутные эмоции, а более длительные — те, что образуют индивидуальный характер и используются многими государствами магического развития как биометрическая подпись, своеобразные отпечатки пальцев. И похожими аурами обладают не только разумные существа, но и их предметы, а так же заклинания. В целом ауру имеют и просто живые существа, но менее выраженную, и совсем незаметную — неживые объекты, если, конечно, они не впитали в себя отпечаток ауры владельца. Я внимательно разглядываю вручённые мне листы. Интересно, каково разрешение у этого аппарата, способного фотографировать… или как он там работает… ауры? Довольно странно, что тест предполагал целую кучу цветов, а на изображении видно всего два. Затрудняюсь сказать, нравится мне оно или нет. Глубокий фиолетовый мне приятен, но вызывает странные чувства — одновременно спокойствие и напряжение. Наверно, оттого, что фиолетовый — это смесь синего и красного. А тут ещё тёмно-красная кайма идёт… А впрочем… Что это может означать? Что я сейчас не нервничаю, но внимателен к тому, что творится вокруг меня? Так это почти всегда, когда я на людях. — Чтобы ауру увидеть, специальные приборы вам не понадобятся, — полковник возвращается за преподавательский стол. — Единственное, администрация меня попросила сделать предмет «дружелюбным для слабовидящих, не различающих цвета, альтернативно зрячих и особенных учеников», но слабое зрение не помеха в данном деле, а всех нуждающихся я приглашаю к себе на факультатив «тактильное восприятие». Итак, присмотритесь к моей фигуре. Но по-особому, глядя будто через меня, практически на стену. Вы должны заметить вокруг меня светлый контур на толщину ладони от моего тела. Хм. Вроде что-то вижу… а вроде, нет? На таком расстоянии даже не поручусь, не является ли это просто обычным следствием расфокусировки зрения. Когда все грани начинают расплываться — как тут понять, где тут контур, а где рассеянность лучей на моей же сетчатке? М-да, видеть ауру Кальции у меня получалось, но тогда до неё было рукой подать, причём в самом прямом смысле слова. — Не пробуйте углядеть во мне цвет, тем более что он белый. Но присмотритесь друг ко другу, особенно к своим соседям, попробуйте проанализировать разницу в ощущениях с моей аурой, выделить оттенок. И потом сравните его с их результатами. Соседи, значит… Ну, отчего бы нет? Повертев головой в разные стороны, я останавливаю выбор на невысокой девушке-фурри, сидящей немного впереди и левее меня. Это антрособака… нет, пожалуй, звучит слишком грубо. У неё умилительно приятная внешность: стройная почти до хрупкости, изящная, с огромной гривой густых коричневых волос, ниспадающей до самого хвоста, почти не уступающего гриве в размере. Пожалуй, в случае нужды эта… пёська могла бы закутаться в свои гриву с хвостом, почти как в одеяло. У неё большие уши — правое бодро торчит, левое полуопущено. Лицо фурри видно не очень хорошо, но выражение его не менее милое, чем внешность. Она выглядит первокурсницей, которая только три месяца тому назад была старшеклассницей, а теперь осторожно ступает в большой мир, приветливо улыбаясь ему в надежде, что он окажется достаточно добрым. Думаю, вполне можно присмотреться к её ауре. Даже если толком не выйдет… параллельно можно полюбоваться на эту милую пёську. Не то чтобы у меня были планы на предмет неё, но я ещё никогда не видел живого существа, настолько похожего на сказочную фею. Рассредоточив взгляд и мысленно отстранившись от всего остального, я скольжу глазами по краю силуэта фурри. Более-менее толковое начинает получаться не сразу, но через несколько секунд, после достаточной успокоенности сознания, мне начинает видеться тонкая, исполненная мягкого травянисто-зелёного цвета кайма, слегка колышущаяся над медовой шёрсткой. Как именно этот цвет расшифровывается, я пока не знаю, но беру ощущения на заметку. А ещё надо будет обязательно выяснить, как расшифровывается оранжевый цвет — тот, который я увидел в Кальции. И так же я задумался… У её матери такой же красноватый ореол, как у меня. Это тоже должно означать что-то. Хотя вскоре мне это объясняют: — Как домашнее задание изучите полную расшифровку цветов в учебнике и сверите её со своими знакомыми и прохожими — только наблюдайте аккуратно и не выдавайте себя. Но вкратце расшифровки я вам приведу сейчас. Так же, как и в оптическом диапазоне, цвета ауры соединяются из трёх базовых — красного от эмоционального центра, зелёного от интеллектуального и синего от духовного. При полном балансе и достатке энергии этих центров получается белый цвет, у усталых неопределившихся разумных — серый, у энергетических вампиров — чёрный, а любой другой цвет — это сочетание разного развития трёх центров энергии. Иногда встречается ореол вокруг ауры — своего рода ложный характер, защитный слой, которым душа отгораживается от неприятного ей общества осознанно или нет. Так, таблицы сочетания цветов у меня сейчас нет, но, если я верно помню, фиолетовый является результатом смешения красного с синим. Получается, если верить такой расшифровке, у меня борются эмоциональный центр с духовным? Или, точнее, скорее наоборот — не борются, а смешиваются до взаимопроникновения. Интересно, а куда же тогда интеллектуальный центр подевался? Я ещё раз пересматриваю получившиеся у меня результаты, сопоставляя те с перечнем цветов. Судя по всему, у меня ещё где-то должны быть ещё минимум четыре: «внешний бронзовый» (что бы это ни значило), зелёный, лавандовый и ещё индиго. Ну ладно, лавандовый — тот же фиолетовый, в основную строку. А так… О, а интересно получается. Возможно, прочие цвета тонут в фиолетовом именно за счёт объединения лаванды с орхидеей. Тем более что индиго — вариация на тему синего, синий в спектре рядом… Да и зелёный — тоже часть холодной гаммы спектра. Из этой линии выбивается только «внешний бронзовый» — не очень представляю себе, как это должно выглядеть… Но представляется нечто солнечного типа. Снова бросаю взгляд на пёську. Любопытно, если я ничего не напутал, она должна быть противоположностью мне, полагаясь исключительно на интеллект. Но она совсем не выглядит «синим чулком» вроде роулинговской Гермионы. Скорее, наоборот — доброй, весёлой, приветливой, а вовсе не ходячей энциклопедией, которую хлебом не корми, дай только поучать. Интересно, это я напутал с цветом, или с восприятием… или, возможно, просто неправильно расценил смысл интеллектуального центра? Сплошные вопросы… — Характеры, соответствующие различным цветам, легче всего вспомнить, полагаясь на соответствующие им архетипы. При чтении учебника вспомните, на какого знакомого вам разумного или книжного героя похож этот персонаж, и подпишите его имя карандашом над названием цвета, это вам сильно поможет. Культурный контекст у каждого свой, но у меня, как у россиянина, подобралась следующая коллекция, — мне сильно везёт, что я понимаю, о ком сейчас будет рассказывать преподаватель! — Чистый красный это Костя Потехин, главный герой «Весёлых Ребят» — простой советский парень, честно работающий, любящий прямолинейно подкатывать и не озадачивающий себя сложными вопросами. Оранжевый это лётчик Чкалов из одноимённого фильма — сорвиголова, который не может жить без приключений и риска, неусидчивый и наглый. Пурпурный — Лена Крылова из «Карнавальной ночи», творческая личность с фонтаном энергии и желанием противостоять строгим системам Огурцовых. Жёлтый — наивная, доверчивая натура в образе Котёнка Гав. Бронзовые — стереотипные учёные с разной степенью «неотмирасегойности». Чистый зелёный — Мымра в первой половине «Служебного романа», серьёзный карьерист. Голубой и синий — типы личности альтруистичные, заботливые, такие Королевы Бензоколонки. Лиловые — вдохновлённые учителя и лидеры, Мэрри Поппинс. Лавандовые — очарованные фантазёры, Маниловы и Малыши с Карлосонами. Ну а про детей-Индиго много говорили в нулевые как о новом поколении духовных учителей и махатм, да, по большей части, ничего из них не вышло. Если в ауре сочетаются одинаково сильно несколько цветов, сохраняя отдельные кляксы и не смешиваясь, это говорит о внутреннем конфликте типажей поведения. Быстро законспектировав всё услышанное, я пытаюсь примерить это на себя, после чего весело фыркаю. Получается вдохновлённый гуру пополам с мечтателем, замешанный на карьеризме и науке. Представить себе такое можно, но что-то меня напрягает в этом образе. Возможно, я что-то неверно понял. А вот карьеристка-мымра… да ну, какая мымра из этой милой пёськи? Думаю, я что-то напутал. Пытаюсь присмотреться снова. Зеленца определённо есть, но я никак не назову её чистой. Мне сложно чётко назвать этот цвет, он явно сложен из набора разных оттенков. Напоминает небо после заката Солнца, когда один цвет плавно перетекает в другой. Вот здесь — зеленца, здесь — мёд, а границы чёткой никак не определишь. Вдобавок то и дело мелькают синие прожилки… если, конечно, я уже просто не перенапряг глаза. Что ж, этим позже нужно будет заняться подробнее. Чувствую, эти занятия окажутся для меня не самыми простыми из-за вопросов всего этого визуального художества. Ну, не импрессионист я… да и вообще не художник. Но всё равно — значит, придётся что-то придумать или просто подналечь. Я — менталист. Это моя основная магическая «специальность»… на данный момент, во всяком случае. Я работаю с информацией, отказываться от той, что несут в себе ауры, будет глупо. Значит, нужно внимательно изучить то, что я узнал сегодня. А ещё внимательней — то, что узнаю дальше.