Филипп Лунин и драконье училище

На следующее утро, по дороге через чащу к охотным местам, удаётся пообщаться и с верной Агнирой. — Ты не Кориктофис, это я в тебе ясно вижу. Настоящий Кориктофис ни за что бы не устоял перед красивой самкой, прямо-таки настаивающей о совместной ночи, а ты сделал это дважды. Да и на святую воду, тьфу, Лунную Воду, ты никак не реагировал, когда выливал её в болото. Так, теперь обо всём остальном… У тебя есть дневник злодея. Знаешь ли ты, какой это мощный козырь? Это же личная вещь, да ещё и часто используемая, вещь, которой лягух доверял свои сокровенные мысли! Это значит, что на ней осталась его энергетика. Сканируй ауру этой книги, запускай по ауре душу-шпиона, и чики-брики! Она найдёт владельца, даже если он на другом континенте. На другом слое или другой планете, конечно, не найдёт. Если он скрывает себя от магических поисков или сможет как-то перехватить душу — тоже не вариант. Но так перехватить злоумышленника больше шансов, чем по плану Иоданара. Что ещё?.. Ох, Таната — в мозгах вата… Я тоже боюсь Кориктофиса и струхнула, когда Кина начала тебя им мазать, но по глазам госпожи Парастас было видно, что она тебя хочет прибить. Желательно твоими же руками. — Хех, ну, как тебе сказать… — смущённо потираю я переносицу. — Насчёт ночи — тут есть две оговорки. Во-первых, сложно сказать, что Кальция прямо-таки настаивала. Намекала, да — но не более того. Во-вторых, как бы это сказать… Ввиду её некоторых личных особенностей совместная ночь не будет чем-то экстраординарным. Тем более что я отлично знаю, что это всё равно никуда от меня не уйдёт. Так что лишь на основе этого я бы не стал утверждать, что вот прямо совершил великий подвиг воздержания, недоступный архидемону… или кто он там, этот Кориктофис. Ну, а насчёт Танаты… Не прибила же. Думаю, со временем поймёт, что всё в порядке. Тем более если вспомнить, как она испугалась, подумав, что я им одержим. В конце концов, элементарная логика подсказывает: даже если убить меня, как носителя Кориктофиса, он это запомнит и в следующий раз явится уже конкретно за Танатой, будучи сильно зол на неё! — Логика этой семейки не вполне для меня постижима, так что доверяю твоему чутью. А Кориктофис бы не спрашивал согласия женщины, он бы её сделал согласной, — добавляет Агнира. — Хм… Как Хорламир? — сощуриваюсь я, довольный тем, что можно так удобно вывести разговор на тему, которая, собственно, интересует меня даже больше Кориктофиса. — Да, — она со вздохом жалуется. — Хорламир слегка хуже — либо просто о его похождениях я знаю, а о Кориктофиса — не обо всех. — Ты знаешь, Агнира, я тут прочитал довольно интересную вещь о твоём народе, — мягко начинаю я, мысленно чуть досадуя на то, что на статуэтку, не обладающую нейронами, моя ментальная магия — что активная, что пассивная, — вряд ли подействует. — Там было написано, что авваатерки довольно ревнивы — настолько, что готовы убивать иных претенденток на личного избранника. Однако же ты и вторая жена Хорламира прожили много лет вместе, в согласии, не превращая каждую брачную ночь в гладиаторские бои. Как вам это удалось? Не держал же Хорламир вас под непрерывным ментальным контролем? — Держал, и я про это уже упоминала, — фыркнула мысленной речью Агнира. — Самому Хорламиру при этом можно было трахаться с кем угодно, кое-кого после этого он даже убивал. Но, как правило, тех, кто хотел убить его самого. М-да. Такой вариант мне не подходит уже просто из соображений личного кодекса чести. — То есть ты бы убила её, если бы он этому не мешал? — уточняю я. — Разумеется, если не брать в расчёт вариант «просто сбежать от Хорламира». — Я бы не убила, я в принципе не искала отношений с ними, так что и делить мне с ней некого. У Хорламира просто встало на мою жирную задницу и он зачаровал меня вместе с таверной. Не в смысле, что он перетрахал всех постояльцев, — она поправляется, — просто таверну он в своё карманное тоже утащил. Чтобы был хороший фон для ебобо. — Думаю, не только в твоём крупе дело, — возражаю я из чувства справедливости. — В этом случае ему не нужно было бы делать тебя супругой, да и вообще привязываться к тебе надолго. Достаточно было бы ментальнуть… или даже просто уболтать на одну ночь. Как я понимаю, спектр доступных ему крупов был астрономически велик. Не стал бы он так стараться, если бы дело было только в физическом плане. — Я знаю, Авваатер вообще был галактической столицей невест в ту эпоху. Не один Хорламир к нам прилетал из его сектора искать жён на всю жизнь. Ралокрин, Моликрин, Нирис, Гернаф фон Шельдер и даже Кориктофис подражали отцу и отчиму Хорламира в этом. Что уж, на хардольках даже люди женились! — восклицает Агнира. — К сожалению, не знаю почти никого из перечисленных тобой, но звучит шикарно, — усмехаюсь я. — Что ж, тогда это тем более подтверждает мою гипотезу: Хорламир реально запал на тебя, а не на твой круп. Тот был лишь приложением к тому, что его по-настоящему в тебе привлекло. — Это мало его оправдывает в том отношении, как он себя навязывал… — в мыслях чувствуется горестный выдох. — Понимаю, — вздыхаю я. — Положа руку на сердце, мне сложно его судить, не зная, что он чувствовал. В моей жизни не раз были такие ситуации, когда я жалел, что не могу просто ментальнуть понравившуюся мне девушку ради славного секса. Ты же знаешь, наверно, про эту проблему людей: половое влечение у парней на порядок выше, чем у девушек, но девушки как раз очень неохотно дают парням. Это… раздражает. Особенно летом, когда они начинают выглядеть намного красивее. Так что да, сколько раз было желание, чтобы симпатяшка не выламывалась, а согласилась на секс, просто посмотрев мне в глаза. Другое дело, что я вряд ли стал бы кого держать вечно под таким контролем. Брак — это не короткий перетрах ради удовольствия, там должно быть уважение к мнению избранницы. — Либо богатая родословная, — предлагает вариант Агнира, — как в моём случае. Нынешние правители антов от меня пошли не сколько благодаря Хорламиру, сколько потому, что я потомок Семаргла. Я смущённо хмыкаю. — Агнира… Не сочти за оскорбление, но, как бы это помягче выразиться… Семаргл, насколько я знаю, был очень близок к состоянию… полоумного монстра. Ещё раз извини, конечно. На месте правителя я бы никак не стал козырять наличием такой родни. — Я его не оправдываю, хоть и отзываться плохо о нём не дам. Но для антов Семаргл — самый хороший пример. Храбрый, боевитый, решительный, не дающий спуску еретикам и нарушителям Кона. Тот герой, который нужен драконам, уставшим от педофилии и ущемлизма интервентов хорламировщины. Маятник качается из крайности в крайность… — Когда же, наконец, остановится в нормальной зоне… — вздыхаю я в тон ей. — Но, справедливости ради — между Хорламиром и Семарглом я бы выбрал первого. Он хотя бы не устанавливал жестокие порядки пытками и казнями. Оно, конечно, редька хрена ненамного слаще… но всё-таки. — Надеюсь, у тебя получится превзойти их обоих, — напутствует Агнира, когда мы вышли в дикую и пригодную для охоты часть леса. — В хорошем смысле. — Полагаю, это будет несложно! — хихикаю я, обозревая новые территории. — Вот если бы в плохом, это да… Лес. Конечно, учитывая то, что егерской практики я набирался в тайге, лесная местность была мне заведомо более знакома, чем полевая, но всё-таки мне быстро понравилось охотиться здесь в поле. Что-то было манящее в этом просторе, в возможности смотреть до горизонта и маневрировать, как душе угодно. Опять же, удобней, чем над степью, летать разве что над морем… Но Тильвер вчера рассказала о том, какую дичь можно встретить в здешнем лесу, и намекнула, что за кое-какую даст прибавку. Так что на этот раз я решил зарулить сюда, благо ментальное чутьё позволяло смотреть через заросли, как радаром сквозь туман. Зверь, которого я замечаю во мгле, похож на помесь козы и оленя, только над копытами он имеет опасные когти вроде тех, что бывали у рапторов. Это нашарский рен. Нужно быть осторожным с ним. Размер у него довольно немаленький. Если не заниматься разделкой туши прямо на месте, на себе всё утаскивать в человеческом виде будет проблематично. Зато в драконьем — вполне. Но нет нужды торопиться с превращением, это только лишний риск спугнуть. Вполне достаточно будет пустить в ход мою менталку. Убедившись, что рядом не наблюдается опасных хищников, готовых поспорить со мной за добычу, я плавно протягиваю руку вперёд, как вчера. Можно было бы просто оглушить ментальным всплеском — он у меня на охоте всегда наготове, но, раз уж так славно получилось сутки назад, отчего бы не потренироваться сейчас? — Ничего нет, — шепчу я. Конечно, он не понимает мои слова, но они скорее нужны мне самому, чтобы визуализировать посылаемые образы. — Тишина. Покой. Нет звуков. Нет запахов. Не видишь. Не желаешь. Не тревожишься. Нет ничего. Рен оборачивается на меня, но ментальное расслабление его не захватывает, он напрягается сильнее, хоть и не собирается пока убегать. Скорее, готовится к прыжку и примеряется к моей шее. Я недовольно дёргаю скулой, давя отвлекающее раздражение. Это что за фокусы?! У рена нет никакой магической защиты, это мне отлично известно! Неважно. Бросится навстречу — просто раздеру ему мозги форсированным ментальным всплеском, его силы на медведя довольно будет, не то что на это подобие оленя. Но пока… не будем торопиться. Нехорошо вообще, что он меня заметил до удара. — Нет агрессии, — мой шёпот понижается так, что еле слышен даже мне, но ноги готовятся на всякий случай бросить меня в сторону. — Я не опасен. Просто жалкий человечишко. Не тревожься. Нет агрессии. Вопреки моим просьбам, рен угрожающе наклоняет голову. Ну не может же он быть антимагическим существом! Ладно, тогда план «Б». Плавно отступаем, в глаза не глядим, резко не движемся. Всем языком тела показываем, что мы совершенно не намерены драться за эту поляну. Главное, не запнуться за какой-нибудь корень, но это просто вопрос навыка, а он у меня наработан ещё в тайге — как правильно ногу ставить. Но руку на всякий случай держим поближе к ножу. Даже если кинется, даже если — допуская невероятное без наложенных античар — ментальный всплеск тоже не окунёт его мгновенно в бездну ужаса искажённого мира… За вот это дерево я укрыться железно успею, а там просто распорю ему встречным ударом либо шею, либо бок. Рен бросается в прыжок, в этот же момент я ударяю по его мозгам. Зверь ревёт в полёте, а я отпрыгиваю с его пути. Перепуганный рен мотается и падает столь неудачно, что я слышу хруст переломанной шеи, и в следующую секунду он уже недвижим. — А почему ты палочку не использовал? — шепчет Агнира. — Она у меня только вчера появилась, — вздыхаю я. — Вчера же — первое заклинание, которое ещё толком пока не выходит. Ничего не отработано. Не говоря уже о дальности, мало чем превышающей дальность плевка. Палочка мне бы тут ничем не помогла. Когда ситуация опасная, лучше не экспериментировать лишний раз. А ментальный всплеск я нарабатывал годами. Перевожу взгляд на рена, недоверчиво хмурясь. — Чего не могу понять, так это почему он не поддался тому, чему вчера охотно поддались два агрессивно настроенных варга. А если у него была — откуда?! — ментальная защита, почему я не ощутил сопротивления, когда сейчас ударил всплеском? Странно всё это… — Почеши мне затылок, я сама не могу, — цокает отсутствующим языком Агнира. — Может, он съел какую-нибудь волшебную траву? Со смешком я опускаю руку, чтобы выполнить её просьбу. — А ты знаешь такую? Ну, которая после съедания даёт защиту от менталки? — Траву не знаю, но есть вид усатой рыбы, которая заставляет магию обтекать ауру съевшего её. Впрочем, водится она в Хардоле, а не Нашаре. Спасибо, — усмехается она по-доброму на мой жест. — Всегда пожалуйста. Усатая рыба, говоришь… Видимо, разновидность сома, — предполагаю я. — Это интересно, нужно будет запомнить. Мало ли когда пригодится. Гляжу на внезапный трофей уже задумчиво. В принципе, при таком количестве можно уже смело отправляться назад. Даже забавно, получается, у меня немало времени освободилось незапланированно. Раз так, то, может, заодно как раз поэкспериментировать, коли опасности уже нет? Как раз Агнира про палочку напомнила. Потренирую-ка я телекинез — вещь простая, но донельзя полезная. На этот раз я пробую реализовать его молча, по методу эквестрийцев. Получается очень неважно. Далеко не с первого раза, и только благодаря неплохо развитому пространственному воображению мне удаётся усилием воли скрутить поток энергии, в которую палочка модифицировала пульсацию моей ауры на себе, в некое подобие статичного вихря, который обвивается вокруг тела рена и приподнимает его над землей, опирая на себя, как на воронку. В движении всё становится ещё сложней, и я понимаю, что далеко так добычу не утащу — скорее сам раньше в обморок плюхнусь. Но до опушки леса совсем недалеко. Ладно уж, дотуда донесу — заодно и навык начну нарабатывать. А там уже превращусь в дракона и положусь на мощь безотказных мышц. Доберусь же когда до населённой территории — снова телекинезом, с передышками. — Так, если можно, я не только полёту тебя научу, — сжаливается над моими стараниями Агнира. — Ты левитируешь воздух под тушей, а не саму тушу. Всели энергию в рена и поднимай её вместе с телом, будет эффективнее. — Эм… — меня невольно передёргивает. — Агнира, но это же… моя энергия. Живая. А ты предлагаешь мне засовывать её в мертвеца?! Это же… почти что некрофилия получается. — Вот если б в живого засовывал, тогда были бы вопросы, у того живого в первую очередь. Он бы сопротивлялся собственной энергией, пока её контролировал. Некрофилия… Скажи ещё нож вонзать в труп, чтоб его разделать — некрофилия. Да, хищники воспринимают мир сильно иначе… И это людей называют жестокой расой со страстью к убийствам, как же! Впрочем, с другой стороны, это как в анекдоте: «Правда, что у вас до сих пор едят людей? — Правда. А правда, что у вас убивают людей больше, чем могут съесть?» Фыркнув и примирившись с некоторыми неизбежными минусами самосовершенствования, я, прикусив губу, решительно всаживаю поток в мёртвого рена. Он так дёргается, неловко взмахнув коченеющими ногами, что на какое-то мгновение мне кажется — сейчас оживёт, и я ещё сильнее стискиваю указующую волю. Что ж, так действительно силы расходуются медленней за счёт несколько меньшего обрабатываемого энергопотоком объёма. Эффект не настолько велик, чтобы протопать так до самой академии, но, по крайней мере, передышек там делать придётся меньше, а здесь они не потребуются уже точно. Правда, основное расстояние всё равно будет пока легче проделать, таща тушку на себе, в драконьем обличье. — Не заполняй конечности, чтоб они не дрыгались как у лягушки под током. В спину — и хватит, зато с большей концентрацией, — поправляет меня Агнира, пока я возвращаюсь в «Девственного дракона». — И то верно, — соглашаюсь я, ужимая объём ещё больше и за счёт этого дополнительно концентрируя плотность. — Спасибо за науку, подруга! Я вхожу в ресторан привычно, с заднего входа, чтобы не мешать питающимся своим видом, случайными каплями крови и запахом неприготовленной туши. Да и ближе к «леднику», хранилищу запасов провизии. За деревянной стенкой слышится привычные шум тарелок, переругивание четы владельцев и голос поющей для посетителей Катиоксары: Звал друзей своих Филипп Очень громко, аж охрип, Но никто так и не пришёл — Не хотели заразиться вшой! Локон злат и статен ус, Только плотнен перекус. Мигом вымажет губы жир, От поцелуев его следы! Я только коротко хмыкаю, делая в памяти отметку на будущее. Гхыр с ней пока, с этой певуньей ртом. Вряд ли хоть кто-нибудь из посетителей меня знает, а даже если знает — кто когда за едой да выпивкой в кабаре вслушивается? Но осадочек, как говорится, остался. Будет ждать урочного часа. Разместив тушу в подходящем месте, я выглядываю, ища Тильвер. Не сказать, чтобы рены входили в число особо ценной добычи, но зато сегодня можно гордо взять количеством. — О, привет! — коричнево-жёлтая драконесса оглядывается на меня, отвлекаясь от смешивания коктейля для кого-то из пьяниц или аристократов. — Ты вымотался, что-то особенно крупное добыл? — Не скажу, что вот уж прямо особенно… впрочем, смотря с чем сравнивать, — философски отвечаю я. — Во всяком случае, больше, чем обычно приношу. В лесу мне рен встретился, явно не голодавший. Вдобавок на удивление устойчивый к менталке — ума не приложу, почему сразу разобраться не удалось. Но, так или иначе, а теперь у вас на леднике приятно-увесистая тушка со среднего оленя размером. — Ты продвинулся, — заявляет белый дракон, тоже слышавший моё скромное хвастовство. — Своей волей я надбавлю тебе зарплату на десять пшиков в день. Ты добытчик, тебе нужны силы, так что больше себя в еде не ограничивай! Новость приятная, и я с улыбкой благодарю по всем правилам этикета, одновременно спешно высчитывая в уме, сколько это будет теперь. Раньше у нас там что было — из расчёта полного покрытия годовой платы за обучение в академии, верно? Четыре в год, одна идёт на две тысячи пшиков, значит… В среднем, получается, даже считая без каникул и округляя год до четырёхсот дней — это выходит двадцать пшиков в день. Плюс десять, это будет тридцать — или в полтора раза больше. Что ж, довольно щедро! Во всяком случае, если мерить на проценты. Вот только… а сколько это не в относительном, а в абсолютном исчислении? Что на практике значит эта сумма? Но тут мои мысли прерывает уже супруга Камурены: — А ещё тебе, как нарочно в награду, письмо от родственников пришло, — Тильвер выдаёт мне ностальгически привычный конверт с буквой «А» вместо марки и родным адресом в графе «откуда». — О, премного благодарен! — широко улыбаюсь я, тепло принимая конверт. Да, теперь намного понятнее становятся те чувства, с которыми встречали почту до времён Интернета! Так, прочитаем позже, на досуге, а пока, чтобы не забыть — важный вопрос. — Можно уточнить: а во сколько обойдётся угостить девушку чем-нибудь кофейно-пирожным, если без особых изысков? — вполголоса спрашиваю я Тильвер. — Ну или… какой тут у вас аналог найдётся. Каюсь, как-то руки не дошли меню изучить детально. А точнее, я намеренно этого не делал, чтобы слюну не ронять на недоступное. — По десятой части пшика за наименование, — успокаивает меня Камурена. Сильно успокаивает. — Так недорого? — я удивлённо тру кончик носа. — И всё за одну цену? Позволю уточнить — это из какого-то специального ланчевого меню? Заранее извиняюсь, если мой вопрос покажется невежливым, просто у меня в родном мире устроили бы, скорей всего, именно так… — Ты же говоришь «без изысков», а такие продукты сотворяются магически. Это у нас здесь серьёзный ресторанный бизнес для ценителей настоящей еды, а наколдованная не менее питательна и зачастую не менее вкусная, зато не пафосная, — улыбается ресторатор, походя при этом на своего сына-библиотекаря. — Аналог от повара и кофевара стоил бы как раз те десять пшиков за чашку с тортиком, — добавляет его пара. Я расслабляюсь и широко улыбаюсь в ответ, ероша себе волосы. — Благодарю за науку! Не думал, признаться, что и в таверне можно такие интересные вещи узнать. Век живи, век учись, как у нас говорят! Новость и впрямь отличная. Ведь как раз то, что сойдёт за изыск, я легко смогу соорудить сам. Правда, изыск довольно определённый — шашлыки на природе. Зато из самой что ни на есть свежатинки и абсолютно бесплатно! Для старта как раз подойдёт этот магокофейный набор, а потом, по иронии судьбы, можно уже кормить не дороже, а… дешевле! Элегантный финт ушами, однако! Конечно, шашлыки, даже свежие, привлекут не всякую девушку. Но, по счастью, обе те, в которых я заинтересован — хищницы. Им шашлыки точно должны зайти. На выходе из заведения меня встречает Клавий Нокс, черношёрстный, которого я со дня посвята не встречал. — Приветствую, Дитя Тьмы. Готов со мной поговорить по дороге на собрание? — Не вижу причин отказывать, — улыбаюсь я, весело щурясь. — И тебе доброго дня. Неспешно возвращаясь к тому же дому, где я проходил квест мирдаловцев, Клавий просвящал меня насчёт предстоявшего действа: — Это похоже на конференцию, где участники предлагают свои проекты для реализации нашим клубом. Если хочешь, можешь не просто сидеть, обсуждать и голосовать, а помочь мне продвинуть мою идею. Доля Детей Тьмы в обществе выше, чем предполагала Ярина. Как насчёт сделать вторую ветку продвижения для тех, кто не приносит клятву? Я задумываюсь над его словами. — Звучит интересно, но не кажется ли тебе, что это в её глазах будет уж очень походить на… ересь? Насколько я знаю, Свет, в отличие от Тьмы, не любит многообразия путей. — Мало того. Можно устроить соперничество двух ветвей в самосовершенствовании. Но задания давать им одинаковые, во благо общества. А оно важнее междусобоя, — развивает Клавий мысль в неожиданном направлении. Я с сомнением качаю головой. — Боюсь, это приведёт к раздорам, ведь обе ветви будут уже заинтересованы в том, чтобы доказать превосходство друг над другом. Благо общества неизбежно отойдёт на второй план. Я бы посоветовал, наоборот, подключать обе на одну цель, но на разных уровнях, чтобы все видели союзников, а не противников. Скажем, если есть нечто, что зазорно делать более возвышенным представителям, но можно — первому рангу… — Это тем более. Ради этого и смысл создавать такое подразделение. Вопрос только в преданности таких работников. В Детях Света мы можем быть уверены, они связаны обещанием и проверены испытаниями. Что можно поручать непокорным новичкам? Я коротко хмыкаю в ответ, качая головой. — Знаешь, есть в моём родном мире такая печальная поговорка: «Предать могут только свои». На твоём месте я бы как раз бдительней следил за более высокими уровнями, подстава, проросшая там, может дать гораздо более ядовитые плоды. Испытания… разумные существа меняются со временем. Обещание — вообще смешно, всегда может встретиться нечто, чему захочется дать клятву, перебивающую первую. Ну, а что касается новичков… Проще всего подождать да присмотреться, прежде чем поручать нечто значимое. — Поэтому у Светлого пути несколько последовательных ступеней посвящения, отсеивающих всё менее качественных разумных. Но, опять же, это не повод держать «отбракованных» без дела. Ждать и смотреть — мы это делаем, потому я заключаю, что клятву не приносят не всегда от безответственности, иногда, как в твоём случае, ровно наоборот. Я польщённо хмыкаю, ероша волосы на затылке. — Мерси. Послушай-ка… А, собственно, давно ли ты там состоишь? Я не видел тебя на церемонии. Опять же, судя по твоим словам, ты в сообществе не новичок. — Да, некоторое время, — уклоняется Клавий от прямого ответа. — Не первый год и до сих пор клятву не принимал. Я не считаю, что можно одновременно соблюсти дух и букву всех законов и выиграть. Усмехнувшись, я бросаю на него заинтересованный взгляд. — То, что ты говоришь, очень похоже на меня. Не потому ли ты ко мне подошёл? Так сказать, возможно, почуял родственную душу? — Так и есть, — даёт он мне руку для пожатия. Тем временем мы подходим к «Миру разумных». Собирается и другой народ — не слишком много, несколько десятков, но Жарегнева я среди них замечаю, как и он меня. Я приветственно киваю ему, одновременно начиная размышлять, не заслан ли он сюда Танатой — для, так сказать, подстраховки. Если я вдруг окажусь недостаточно морально стоек… Так или иначе, мы сейчас тут двое, которые есть одновременно и в том, и в этом клубе. Интересно, может, я замечу тут кого-то ещё знакомого? Я начинаю осматриваться — не слишком активно, чтобы не привлекать к себе избыточного внимания верчением головы, но всё же скольжу взглядом по лицам внимательно. За прошедшую неделю главный зал значительно переоборудовали, теперь он напоминал нечто среднее между католическим собором с двумя рядами лавок, мечети с коврами для существ, которым скамейки не очень удобно, и сверхтехнологичного конференц-зала с голографической доской там, где должен быть алтарь. Тут существ уже больше набирается — с полсотни, может, на пару десятков больше. На ковре в заднем ряду я замечаю лежащую Кину, она кивает мне и машет хвостом. Такое откровенное совпадение обстановки с местами для проповедования изрядно напрягает меня, хотя я и не удивлён, учитывая общий окрас собрания. Но всё же на всякий случай сажусь в стороне и поближе к выходу — так спокойнее дышится. Если что, скажу, что это из скромности. Жаль, что рядом нет ни Кальции, ни Лууны. Впрочем, ни ту, ни другую здесь, скорей всего, видеть были бы не рады, да и сами девушки вряд ли получили бы удовольствие от такого времяпрепровождения. Внезапно в голову является идея мысленно напялить на Лууну наряд благочестивой монашки. Гончая в моей голове ехидно показывает язык, а потом резко распахивает наряд, под которым оказывается… правильно, ничего. Кроме того, что я видел вчерашним вечером. Негромко прыснув в ладонь, я опускаю глаза, чувствуя, как слегка краснею. Надеюсь, никто сейчас особо за мной не наблюдает, чтобы уличить в недостаточном осознании проникновенности собрания. Взгляды в основном обращены на Ярину за центральным столом, начинающую собрание. Хотя, учитывая её харизму и внешность — неудивительно. — Будем здравы и разумны, друзья! Открываю тридцать второе послеканикулярное собрание Мира Разумных. Здесь весь наш широкий и тесный коллектив делится мыслями, которые смог сформулировать в летнем вольном небе. Как правило, темы различные, но каждой мы ищем полезное применение — для самосовершенствования или совершенствования мира вокруг. Никто не аплодирует, зато слушают эту банальщину внимательно, кое-кто разевает рты. Ярина продолжает тем временем: — Первым в списке у нас Клавий Нокс и его идея для расширения подобающих занятий для Детей Тьмы. Приглашаю! Она подзывает черношёрстного, он, в свою очередь, меня, и выходит к голопроектору, хотя не включает его. Ёлки зелёные… Это он что, реально меня зовёт? Блин! Я совсем не готов так вот выступать перед всеми… Не то чтобы не доводилось, конечно — я всё-таки в университете уже обучался. Но за время тайги изрядно подотвык… Ладно, чего уж там. Жаться в стеснении на лавке будет ещё хуже. Со вздохом я поднимаюсь и подхожу к нему, окидывая Нокса довольно язвительным взглядом. Мол, предупреждать нужно! — Господа и Владеющие, позвольте представить вам моего приятеля Филиппа Лунина. Он первокурсник и вступил в наше общество в день Посвящения. Той же ночью ты, Филипп, прошёл Испытание Неяты и подтвердил свой уровень интеллекта и лидерства. Почему же ты решил не принимать клятву Ребёнка Света? Мои губы слегка дёргаются, поджимаясь в недовольной ухмылке. А стриптиз тебе не показать при всех заодно, приятель ты мой незваный?! — Я не был уверен в её… ясности и очевидности, — сухо отвечаю я. — В том, что могу чётко представить себе всё то, что она описывает. Я не был уверен в том, что смогу дать эту клятву, полностью осознавая всё, на что иду. Поэтому счёл себя не вправе клясться, зная, что может возникнуть ситуация, при которой я клятву нарушу. — В таких ситуациях по регламенту Детям Тьмы подобает продолжать проводить дни в осознании собственных грешности и несовершенства, чтобы подготовить себя к принятию клятвы, накопить желание стать идеальным Светлым. Но, насколько я знаю, ты эту неделю не думал, а делал — и делал очень полезные вещи для нашего университета и просто своих друзей, — хотя Клавий обращается ко мне и протягивает в мою сторону лапы, смотрит он на переглядывавшийся зал и крепко задумавшуюся Ярину. — Расскажешь нам примеры из того, что не составляет тайну? Теперь я бросаю на него уже неприкрыто скептический взгляд. — Удивлён, что ты ещё не попросил меня раздеться! — шиплю я Ноксу сквозь зубы так, чтобы было слышно только ему. Мне эта импровизация нравится всё меньше и меньше, но на попятный привселюдно не пойдёшь. — А что тут сказать? — я спокойно пожимаю плечами, делая вид, что рассказываю о чём-то рутинно-неинтересном. — Я учился. Познавал новое. Заводил друзей. Помогал преподавателям, если те просили. Влюблялся и трахался. А ещё превращался. Но без подобных подробностей вы уж точно обойдётесь! — Одним словом, я просто делал то, для чего и явился сюда, в эту академию: старался совершенствоваться по мере сил и возможности. Не вижу причин разделять термины «думал» и «делал», ибо мысли без дел подобны уносимым ветром облакам, а дела без мыслей — метанию взбесившейся собаки. — Спасибо, друг, можешь, если хочешь, садиться, — заносчивым кивком спроваживает меня «отличный товарищ» и продолжает, обращаясь уже к залу в целом. — Первая ступень чаще всего не работает, как задумано. Я здесь не исключение, и Филипп — не совпадение. Признавать свои ошибки и не становиться перфекционистом в их исправлении — психологически здравая позиция. Знаю, логика в противовес разуму это удел ада, но ведь все наши Дети Тьмы согласились идти к Свету и любят Мирдала не меньше остальных, иначе просто покинули бы Мир Разумных. Почему же Дети Тьмы тоже не могут послужить общему делу? Идти обратно тоже не больно-то приятно. Ишь, отпускает, будто слугу! Но, возможно, уж лучше так, чем продолжать играть роль показательного экспоната. Пускай теперь на этого «шина из Баварии» все пялятся! Ну не люблю я оказываться в центре внимания против воли… Не говоря уже о том, что я впервые слышу о логике, которая противоречит разуму. Он её точно с чувствами не перепутал? Искренне надеюсь, что дальше это собрание окажется приятней. Иначе как бы у меня не возникло желание подпортить этому проповеднику в итоге всю малину, реально уйдя отсюда навсегда. А Мирдала за разведение такого цветника мне уже хочется не любить, а… отлюбить! Кое-куда, да… Мои пальцы наполовину машинально скользят за пазуху, чуть трепля нежную пушистость Золотца, и я снова задумываюсь, не зовут ли его на самом деле совсем иначе. И не знаю ли я это имя. И почему я так не желаю достоверно это определить… — Мы не можем брать ответственность за тех, кто не берёт ответственность за себя, — Ярина отвечает Клавию, пока я иду. — Не всем добрым разумным подходит наша служба. Первые две ступени Мира — «детские» не только по названию, но и по зрелости для работы. Первая закаляет ментальную сферу, вторая — телесную, все последующие развивают душу. Мир Разумных это не частная военная компания и не секта, а тренинг самосовершенствования. Поэтому не нравится твоя идея «использовать» наших Детей. Не ограничиваю их занятия самоуничижением и упражнениями, они вольны делать что угодно. Не побуждаю их принимать клятву, если они не готовы. Ты вызвал Филиппа на сцену обманом, а сам подал заявление на доклад добровольно — вот разница между тем, что хочется, и тем, что должно. Благодарю за доклад и мысли, Клавий и Филипп, пора уступить следующим. М-да. Теперь мне резко становится жалко Нокса. Знаю я, как это неприятно, когда унижают на глазах у всех! А его она, по факту, только что унизила… Мой взгляд, обращённый на шина, делается сочувственным. Кажется, этой красотке лучше не преграждать дороги… Но и наглый баар остаётся верен себе и никуда не уходит: — Дети Тьмы могли бы принести иную клятву. Несмотря на собственное несовершенство, несмотря на неизбежные ошибки помогать окружающим. И у нас уже есть программа для этого. Выходи на сцену, Хёдур Наур! Поднимается из зала и присоединяется к так и не прогнанному докладчику ещё один чёрный мохнатый дракон, у которого на запястье сидит огромная, похожая на ворона птица. Она начинает хрипло говорить, посматривая на жесты, которые Хёдур делает свободной рукой: — Творец Вселенной не добр и не зол. Дороги Света и Тьмы сходятся в наивысшей точке. У Тёмных должен быть свой путь самосовершенствования во благо себя и окружающих. Я предлагаю ввести параллельную ветвь развития для Тёмных, принимающих иную клятву — Кредо Ворона. Я лишь тоскливо вздыхаю вполголоса, слушая всё это. Похоже, я являюсь для Нокса лишь инструментом продавливания идеи. Причём, что-то подсказывает мне, идея эта на самом деле создана вовсе не из заботы о вольных Тёмных или, тем паче, о деле Ярины. Небось, планирует собственную карьеру сделать на этом проекте. В общем-то, пускай — его право. Вот только лезть в этот проект мне охоты не больше, чем во второй уровень Ярины. Интересно, а что она ответит этому… вороновещателю? Я перевожу взгляд на неё, параллельно раздумывая, в самом ли деле этот Наур говорит через ворона или же это просто цирковой фокус для большей внушительности. Зал на это особенно внимания не обращал, максимум брезгливо отворачивался. — Почему с вашими амбициями вы не основали собственное, отдельное общество? На этот вопрос Ярины Клавий отвечает, не раздумывая: — Вы уже вложились в рекламу и имеете аудиторию для наших идей. Слушатели захохотали осуждающе. Я коротко полуфыркаю-полупрыскаю, качая головой. М-да, Нокс, в том, что касается дипломатии и продвижения идей публично, тебе явно ещё следует прокачать навык. Даже я, даже без учёта менталки, мог бы многому тебя здесь поучить. Для начала, к примеру, следует мне сейчас соорудить физиономию такую, чтобы не показалась обидной для Нокса, если он на меня взглянет, но одновременно — чтобы, если взглянет Ярина, она увидела бы поддержку. Так что смотрим печально, чуть покачивая головой. Пускай первый увидит «Неудачная идея, лучше бы со мной посоветовался вначале», а вторая — «Как нечестиво поступает этот корыстный тип!» Такое многоликое выражение лица было непросто подобрать, но вроде бы получилось. — Без навыков рекламы и без умения управлять и удержать группу вы вряд ли чего-то добьётесь. Предлагаю именно в этом направлении совершенствоваться вам в течение этого года, — Ярина всё же спроваживает движением крыла двух черношёрстных и ворона-сурдопереводчика. — Настало время следующего доклада, от Еруслана: «Окоромление православия шестой и седьмой ступеней». Звучит уже подозрительно. И в согласии с тем, о чём мне Таната рассказывала… На сцену вышел парень с густыми и волнистыми волосами в строгой рубашке, обтягивающей его стройную фигуру, при этом с круглым и добродушным лицом. Пару минут он возился с голопроектором, и наконец на стене возникло сияющее изображение распятия и рунный текст, напоминающий старые-добрые презентации в пауэрпойнте. — Добрый день, дорогие друзья, меня зовут Еруслан Лазаревич, и сегодня я хочу обсудить с вами то, как именно мы вступаем в православие на финальных ступениях Мира Разумных. Вне сомнения, Святое Писание едино для всех религий, но мы не можем не избирать трактовки Текстов. К сожалению, таких трактовок много, и ещё больше личных попыток понять Слово Божие. Между тем наша организованная группа в самой своей сути требует организованного подхода в стремлении к самосовершенствованию. В этом случае нам необходимо выбрать единые трактовки, саму конфессию, как выбирал их святой князь Владимир. Следуя за его мудростью, я точно так же прошу всех нас выбрать ортодоксальное православие, истинную Церковь, сохранившую апостольскую преемственность и распространённую в Нашаре. В связи с этим я прошу Ярину и всех руководителей Мира Разумных подать заявление в Новый Валаам об официальном вступлении в ряды Церкви. За это мы можем рассчитывать на всяческую помощь, как финансовой и людскими ресурсами, так и молитвенное заступничество и официальный правовой статус вместе с покровительством Четверицы. — Мы бы вступили в Церковь, если бы желали этого, и это личное дело каждого, — Ярина отклоняет и этот проект. — Мы знакомимся с Библией как высочайшим примером философского текста, сотворённого Воплощением Бога, но не обязательно примыкаем к чисто земной структуре его последователей. Мир Разумных не нарушает Символ Веры, но имеет собственные обряды, которые можно использовать вместе с православием или отдельно от него. К тому же языческие верования мы тоже изучаем, а православие не даст нам такого. Прошение отклонено, Еруслан. «Дорогие друзья»?! Не друг ты мне, хмырь церковный. А тебе, Ярина, низкий поклон! Поцеловал бы, если б мог. Прими ты его предложение — ушёл бы от вас немедленно! На вступление в монашеский орден я не подписывался. Не говоря уже о том, что «помощь финансовыми и людскими ресурсами» уж больно напоминает недоброй памяти политизированные похождения церковников. Нетушки! Я гневно фырчу, отворачиваясь от этого благочестивца, и даже закрываю глаза для большей надёжности. Так, о чём бы мне приятном подумать, чтобы поскорей голову от следов этого очистить? О. Знаю! Монотеистическая религия бежит от эротики, как чёрт от ладана. Значит, лучше всего для очищения подумать о красивых девушках! Чудесно, у меня есть сразу две, о ком удобно думать. Кальция — первая! О чём бы конкретно… Что в её облике красивей всего? Пожалуй, её грива. Мммм… А что, если представить нечто вроде фотосессии? Как именно грива Кальции будет смотреться лучше всего? Мысли успокаиваются, начиная струиться мирным, уютным потоком. Одна картина в голове сменяется на другую. Кальция на утёсе, озирает дали. Ветер игриво треплет её белонежную гриву, как флаг. Кальция выходит из воды. Её грива прилипла струящимися прядями ко всему её телу, и драконица со смехом отводит мокрые волосы в стороны, забрасывая за спину. Кальция на фоне звёздного неба. Её грива еле заметно сияет в лунном свете, нежно лучась и выглядя чуть призрачно, как будто наблюдаясь через границу миров. Кальция нависла надо мной — мы лежим на склоне холма. Длинные волосы гривы ниспадают с её головы, шеи, плеч, груди, образуя словно жемчужную вуаль, отделяющую нас от всего мира. Есть только мы, и, судя по её нетерпеливой улыбке, эти мы сейчас сольёмся в поцелуе. Кальция расчёсывает гриву, удобно уперевшись задними лапами в притопленную корягу, пока её хвост рассеянно оставляет зыбь на соседней стремнине. Кальция со смешком водит прядью гривы по моему носу, собрав её наподобие кисточки. Кальция засыпает у меня на коленях, пока я ласково провожу пальцами через её гриву, позволяя длинным, прямым, нежным волосам скользить по коже живым шёлком. Во-о-от, на душе уже намного лучше! Так, а что там, на собрании? Этот горе-проповедник ещё упирается, или уже другой кто пожаловал? Две подруги, волчица и лиса, набирают добровольцев на терраформирование соседней от Харадола планеты — но это пока для меня слишком сложное дело, пусть и благородное. Просто не потяну. Потом ещё один оголтелый фанатик заводит конспирологическую лекцию о том, как вредно есть вилками, ведь вилы это рога дьявола и его оружие. Наконец, выступает Жарегнев, и его рассказ я слушаю с наибольшим вниманием, потому что этот ант ничего не предлагает и никуда не зовёт, а просто делится впечатлениями о том, как он провёл лето, скитаясь по разнообразным планетам на космическом корабле: — Прежде, чем поступить в Аднирвану, я закончил академию Блюстителей на курсе разведки экзопланет, и уже явился на церемонию вручения диплома и лицензии, как на академию напал нав, особенно крупный… Только чудом и покровительством моих Хранителей мне удалось сбежать на космическом корабле, но, к несчастью, его двигатель оказался повреждён, и мне пришлось долгое время робинзонничать на заброшенной планете, охотиться самодельными копьями и наугад выращивать картошку. Я обосновался в лагере неких пиратов, их я упокоил относительно просто и без особых угрызений совести, но куда больше проблем мне доставляла агрессивная фауна этой планеты, особенно назойливые слизевики, пару раз им даже убить меня удалось, но меня воскрешала капсула корабля. Хоть этот рассказ и напоминает мне байки барона Мюнхгаузена, но благодаря ему я не жалею, что явился на эту конференцию. Кстати, она уже и подходит к концу. Особенно интересна эта воскрешающая капсула. В голове всплывают «вита-камеры» — чудо техники Восторга из игры «Биошок», вершина технологий подводного города. Пожалуй, не помешает расспросить Жарегнева о том, как эта капсула у него работает. Не факт, конечно, что он сам знает — но всё же интересно. Но всё же не могу сказать, что в целом доволен посещением этой… конференции. Если бы не Жарегнев, это было бы и вовсе пропащее время. Эх, поразмыслить, что ли, чем займусь сегодня в остаток дня, а потом — вечером? Да ладно, ещё успею. На свежем воздухе. А пока… Отчего бы, для равновесия, не прикинуть аналогичную «фотосессию» для Лууны? Заодно выкину из головы тот бред про вилки. Ну неужели нельзя банально что-то новое, интересное придумать? А не чушь времен семнадцатого века… Так, а что нам для Лууны придумать? Тоже что-нибудь подчеркнём. Что в её облике красивей всего? Чувствую, что краснею. Не уверен, что именно красивей… а вот привлекательней, сам пока не разобрался, почему — её лапы! Её милые, босые лапы. Что ж… запускаем фантазию? Лууна спускается по пляжу к воде. На ней лишь лёгкое бикини, хвост весело помахивает из сторону в сторону, а песок то засыпает пальцы её лап, когда она притормаживает на склоне, то снова рассыпается бежевыми струйками, сочась с серо-белой шёрстки. Лууна сидит на ветке развесистого вяза и небрежно болтает ногами. Лапы покачиваются едва ли не перед моим носом, дразня и безмолвно зовя согреть ладонями. Лууна плывёт под водой, и пальцы её лап ритмично сжимаются и разжимаются, то пропуская лишние потоки воды между собой, то отталкиваясь от тех, бросая стройное тело вперёд. Лууна сидит со мной за столиком в кафе. Она хитро улыбается, и одна её лапа, положенная на другую, слегка покачиваясь, как бы случайно проходится по моей ноге. Готов поспорить, гончая не то что чует, а просто видит лёгкую дрожь, пробегающую в ответ по моей руке каждый раз. Лууна устроилась на вершине холма, задумчиво глядя в небо. На ней лёгкая майка и короткие шорты, тело откинуто назад, не опрокидываясь лишь благодаря отведённым ещё дальше рукам, левая нога вытянута вперёд, правая согнута в колене и засунута под неё. По одному из пальцев ползёт муравей, и гончая, не глядя, сшибает его в траву коротким щелчком. Лууна, ворча, бредёт по раскисшей осенней грязи, которая хлюпает и пузырится между пальцев её лап при каждом шаге… а потом, закутанная в одеяло, довольно прихлёбывает глинтвейн, опустив лапы в полную тёплой воды ванну и игриво шевеля пальцами, пока я отмываю её шёрстку от грязи. Лууна полулежит на диване, посматривая на меня, сидящего рядом, с весёлым прищуром. Внезапно она как бы невзначай потягивается всем телом, и её лапы проходятся по моему боку и животу, дразняще потирая подушечками даже через майку. Я со смешком перехватываю те и начинаю нежно массировать, время от времени легонько проходясь ногтями по тёплым, шершавым подушечкам гончей. Та, в такт моим действиям, то томно щурится, едва ли не урча, то прыскает, хихикает и подёргивает лапами, сжимая и разжимая пальцы… Э, Филипп, тпру! Ишь, размечтался… Руки сложить на бёдрах! Срочно думать о чём-нибудь… короче, о чём-нибудь, только не об этом! Иначе, когда ты встанешь, мечтательный стояк не смогут спрятать даже джинсы. Объясняйся потом перед Яриной, о ком ты так размечтался… После конференции я подлавливаю на выходе Жарегнева и решаю прогуляться с ним, заодно расспросив его об интересных вещах. Он не отказывается. — На меня произвёл большое впечатление твой рассказ, — уделив внимание вступительному смолл-толку, перехожу я к важному. — Я даже не думал, что ты родом из настолько высокотехнологичного мира! — Наши предки были ещё более свиты, чем мы, — вежливо и благодарно кивает он, — мы только стараемся достичь их уровня. — А технологии, которые вы сейчас используете — это тоже наследие предков? — с любопытством спрашиваю я. — Или вы уже и сами разрабатываете космические корабли? — Именно межпланетные — пока нет, только атмосферные виманы. Потому я и отправился учиться в инопланетный институт, а теперь познаю магию у нашаран, чтобы сравнять свои магические знания с технологическими и подарить их своему народу. А что? — повернул Жарегнев уши в мою сторону. — Как ты думаешь, что сильнее — технология или магия? — задумчиво обвожу я взглядом территорию. — Что надёжнее, на что можно в большей степени положиться? — На совесть, — выходим мы на дорожки парка. — Если поступать по-совести, это всегда приведёт к хорошему и надёжному исходу. Недаром говорят: «сделано на совесть». — Но это совсем другая категория, — мягко возражаю я. — Совесть поможет направить деяния, но она не заменит то, что придаёт им силы. Что воплощает идею в жизнь. — У силы есть, так сказать, разные слои, которые расширяют любой инструмент. Представь обезьяну с палкой, — Жарегнев обращается к земным аналогиям, — что она может сделать? Ударить палкой соседа, достать ей фрукт — и немногим больше. Представь папуаса с палкой. Он уже сможет к палке привязать камень и получить копьё, может отдать её старику, чтобы ему было проще ходить, может вбить её в землю как основание шалаша… А теперь представь великого философа с палкой. Вбив её в землю, он вычислит окружность планеты, на которой находится, и свои координаты на этой планете. Привязав её к ноге с переломом, он поможет костям срастись правильно. Этой палкой он может начертить на песке треугольник и объяснить детям, как работает геометрия, царица инженерных наук, или обрисовать задачу по физике, вплоть до движения планет и ракет. Технология остаётся одна — простейшая палка. Меняется разумный, его ум и мудрость. Но это не единственное направление, совесть может развиваться по-иному. Обезьяна могла стать не человеком, а демоном-маньяком, и воткнуть эту палку в горло или задницу своей жертве, чтобы дать ей неимоверно больше страданий, чем просто ударив. Он может воткнуть палку в землю и повесить обглоданный череп на её навершие, вселяя страх во всех, кто эту конструкцию увидит. Или же привязать к этой палке раба… Думаю, есть и более изуверские способы использовать палку, которыми пользуются властители демонов и кащеи, но их я даже представить себе не могу. Но смысл ясен: уничтожение совести и антисовесть тоже дают силу, но деструктивную. Она не надёжна, в отличии от силы совести. Не важно, с технологией, магией, со всем или без всего. — А ты философ, — замечаю я, окидывая Жарегнева внимательным взглядом. — И неслабый такой философ, я бы сказал… Если не секрет, как же тебя занесло в наш клуб поэтов? Ты сейчас говоришь совсем не как Тёмный. — Во-первых, мне хочется разобраться, о чём думают Тёмные и почему считают логичным убивать и самоубиваться. Во-вторых, Альра — моя пятиюродная тётя и первая жертва Танаты, — огорошивает меня Жарегнев прямым взглядом. — В каком смысле — жертва? — сбиваюсь я с шага. — Ты думаешь, что это Таната убила её? А жертвенного самоубийства не было? — Таната её довела до самоубийства. По её же воле глупые подростки убили и принцессу на кладбище, обставив дело как сатанинский ритуал. Гостя нашей последней встречи тоже морально добила Таната, хотя он и сам по себе был «готов», — Жарегнев отворачивается от меня в сторону Книгоцентрали. — В тебе совесть есть, но того самого направления деяний пока нет. Впрочем, и я тоже пока лишь планирую, как заставить Танату ответить. — Почему ты так доверяешь мне? — я пристально сощуриваюсь. — Откуда ты знаешь, что я немедленно не побегу и не предупрежу Танату… или вообще не подстерегу тебя тёмной ночью в лесу? А быть может, это всё вообще просто тест на мою реакцию? На то, как я отреагирую, услышав такие… потрясающие новости? Жарегнев поднимает руку к пасти, задумавшись, и мгновенно проявляет в ладони меч с зазубренным лезвием в пяти миллиметрах от моей шеи. — Подстережёшь, и что дальше? Я лишь спокойно хмыкаю. Не то чтобы меня совсем не взволновал его клинок, но совершенно очевидно: собирался бы убить, убил бы. — Летаешь на космическом корабле, но при этом пользуешься мечом? Интересно. Я, конечно, не захватил с собой огнестрел, но ты же знаешь, что есть дистанционное оружие? Развоплотив меч, Жарегнев показывает мне в той же ладони нечто, похожее на подковообразный магнит с курком. Целится хотя бы не в меня, а вверх… — Пуля прорезает полкогтя тела по ширине, а меч — до четверти размаха. У всего есть свои преимущества при правильном применении. — Зато меч не даёт гидродинамического удара, оставляющего за собой пульсирующую полость, разрушающую колебаниями всё, что в ней оказывается… Впрочем, это уже детали, — я с любопытством смотрю на его оружие. — Что ж, Жарегнев, я вижу, тебя можно уважать не только за… назовём это чистотой помыслов. Ты силён духом и можешь здесь достойно представить твою страну. Признаться, я удивлён, что у тебя были какие-то разногласия со Светлыми Антеи. Ты выглядишь, как настоящий паладин. — Он выглядит как дурак, который при всём народе нападает на друзей и хвастается секретными планами! — Ярина, незаметно подобравшись сзади, хватает опешевшего Жарегнева за шею когтистой лапой. — Если вам есть, что обсудить, идём ко мне. Первое же слово, которое является на ум, абсолютно нецензурное. Как она умудрилась так ловко?! Никогда бы не подумал, что… ай, неважно! На спине ощущается испарина, которой не было при клинке. Потому что в одном я с ней абсолютно согласен: Жарегнев, конечно, придурок. А вот она — нет! В силу чего намного опаснее… Так, срочно гасить! Мило гасим напряжение! — Ничего страшного, Ярина! — я мирно поднимаю перед собой руки. — Ничего страшного, мы с Жарегневом просто немного подискутировали о вопросах этики, а он продемонстрировал мне, что вполне способен себя защитить, когда я засомневался в этом. Заверяю, никакой ссоры между нами нет! Это не атака, просто демонстрация… эффективности. — Физически защитит, а от шпионажа? Вам ещё есть, чему поучиться, — Ярина отпускает Жарегнева, но отбирает у него «магнит», и добавляет ещё тише. — Сделаю вид, что пресекла дисциплинарное нарушение. А если хотите узнать кое-что о Танате, идите за мной в мой кабинет. Я переглядываюсь с Жарегневом и, неуверенно поведя плечами, молча иду следом за ней, на всякий случай выставляя все ментальные щиты, какие только могу. В тесном, но богато оформленном кабинете сбоку от прихожей Мира Разумных как раз три стула — по одну сторону стола с небольшим секретером для Ярины и два по другую для нас. За спиной Ярины хитро улыбается золотая статуя мохнатого и бородатого золотого дракона с интересной надписью на постаменте: «Раздайте их нуждающимся, и я сам там постою». Книги на полках были старые и потрёпанные, и воспринимались куда более редкими и ценными, чем те, что в домашней библиотеке Танаты. — Однажды я застала Танату ночью на кладбище, — Ярина произносит, садясь после короткого религиозного жеста в сторону статуи. — Она разговаривала с кем-то. Никого не было вокруг, кроме нас, заклятия связи мною не обнаруживались, но это был диалог после ритуала. Отчёт вышестоящему. Кто убит, кто совращён, кто потерял надежду, и как сама Таната укрепилась среди студентов и преподавателей. Потом Таната призвала призрак и заставляла его писать стихи на тему героического самопожертвования. Вы впутываетесь в масштабную игру, думая, что Танатой всё ограничивается, но, судя по моим наблюдениям, это не так. Ваши планы придётся скорректировать. Ну почему я не могу просто учиться и любить?! Теперь я начинаю понимать, каково было Гарри из-за этого долбаного Волдеморта, который никак угомониться не мог. Одна радость — кажется, Ярина не в курсе, что Таната, де-факто, уже моя тёща. В россказни её я не сильно верю. Кто убит, кто совращён, ага… Это, конечно, подействует на Жарегнева, но для меня потребуется что-то поубедительней замшелого образа злой ведьмы, срисованного века эдак с шестнадцатого. Но пока нужно сделать вид, который подействует что на него, что на неё. Кажется, я уже даже знаю, кого косплеить — Ричарда Окделла, вепрёныша «ненаглядного». Но в меру, не переигрывать… — Прости, но… а что ты сама делала ночью на кладбище? — недоумённо моргаю я. — Там похоронена моя мама, Мали Адлер, а днём я работаю, — кривит пасть и опускает уши Ярина. — Сварга пречистая твоей матери… Её убила Маррут? — Жарегнев неожиданно меняет тему. — Да, робот из Божественной Энергии, сторонница Хорламира, — кивает Ярина невесело. Мали! Я точно помню, что уже где-то слышал это имя… То ли в библиотеке, то ли где-то выцепил из разговора краем уха… Кажется, она как-то была связана с самим Мирдалом, но подробностей я не знаю. Окидываю Ярину внимательным взглядом. Уж не родственница ли она ему? По шёрстке, во всяком случае, похоже… Нужно будет выяснить этот вопрос. Но это потом. — Прости, я не знал, — вполне искренне произношу я. — Мне жаль, что я заставил тебя снова вспомнить об этом. Она поднимает обе ладони примирительно: — Она прожила счастливую жизнь, она была замужем за Мирдалом, в конце концов. Так что помянем и не будем горевать. Итак, что вы собирались сделать с Танатой? — Уж точно не убивать её, — Жарегнев скрестил на груди руки. — Цель не оправдывает средства, а грехи отмывать мне не хочется. — Секунду! — торопливо вскидываю я ладонь. — Простите вы оба, что прерываю, но… Ярина, так ты — дочь самого Мирдала?! — Самого, хотя есть поддельные, — опирается она локтями о стол и смотрит на меня с интересом. — Но Мирдал был любвеобильным мужчиной, и единородных братьев и сестёр у меня много. Даже не знаю, что я чувствую, услышав о такой параллели между мной и легендарным демиургом. Но зато, кажется, я знаю, что следует сделать… Во всяком случае, это точно должно успокоить Жарегнева окончательно. Я молча опускаюсь на одно колено и почтительно преклоняю голову перед Яриной. Ну да: если откровенно, я совершенно не уверен, что она того заслуживает. Скорее даже, уверен в обратном. Но, как говорил один очень успешный король из моего мира, «Париж стоит мессы». Жарегнев, чуть погодя, повторяет мой жест. Ярина через секунду протягивает к нам крылья, слегка поднимая ими наши головы: — Я не Мирдал. Но мы все стараемся ему соответствовать. Ах-ха! Признаться, я ожидал, что она смутится и попросит нас встать. Кажется, не такая уж она и благочестивица, раз не торопится поднимать тех, кто преклонил перед ней колена. Что ж, отлично! Легче будет нужную линию навести. А Жарегнев, похоже, ещё глупей, чем я думал. Тем проще. — Ты помнишь его? — негромко спрашиваю я. — Каким он был… то есть есть? — Помню, — она проявляет на ладони кристалл и даёт его мне. — Это кристалл памяти. Умеешь им пользоваться? Я виновато качаю головой. — Увы, нет. Если честно, я вообще впервые слышу про эту штуку. — Войди в кристалл аурой и вспоминай то, что в нём находится, так же, как вспоминаешь внутри своей головы. — Эм… Прямо сейчас? — осторожно уточняю я, переводя внимательный взгляд с кристалла на Ярину и обратно. — Возьми себе, — она неожиданно разрешает, а Жарегнев ко мне наклоняется: — Потом мне отдашь! Мелькает мысль о том, не спросить ли Ярину насчёт возможности совместного просмотра, но тут же всплывает подозрение — что, если Жарегнев сумеет по моей ауре в этом случае прочитать нечто интимное? Нет уж. — Полагаю, справедливым будет, если мы ознакомимся по очереди, а потом вернём эту память об отце Ярине, — мягко предлагаю я в ответ. Жарегнев кивает. — Что же касается Танаты — подумайте о том, что станет с её клубом, с его членами. Как их спасти от фанатения по самоубийствам, — предлагает Ярина. — Это точно будет по-совести. И посрамит Танату. Сначала мне охота удивиться вслух — что-что, а именно фанатения по самоубийствам в этом клубе я и в помине не замечал! Ну, не считая того ценителя абсента, но он — явно исключение. Но потом соображаю — не нужно. Слишком умным покажусь. — Можно ли перетянуть её к нам, как ты считаешь? — слегка поразмыслив, спрашиваю я. Отличный ход. Конечно, покажусь глупым… ну и ладно. Зато впредь будет весомое объяснение, если спросят, чего я с ней общаюсь. — Попробуй, — говорит Ярина на вдохе, откидываясь в кресле. — Если получится — нам всем лучше. Ах-ха, щуку бросили в реку. Спасибо, Ярина! Вслух я, разумеется, ничего не говорю, а лишь снова почтительно склоняюсь. — Если что, заходите ко мне и на чай, а не просто по работе, — она встаёт и улыбается. — А почему бы и не сейчас? — Жарегнев со мной переглядывается. — Филипп, ты сегодня занят? Я изображаю на лице досадливую виноватость, хотя про себя мне охота уже матюгнуть этого придурка. Да, блин, жажду просто с тобой дуть чай! Вместо того, чтобы нежиться с Кальцией или наводить контакты с Лууной. «Жму сарказм!» А впрочем — ну да, ты же не знаешь ни о той, ни о другой. Точнее, не знаешь о тех чувствах, которые я к ним питаю. Тем лучше! Тем… чудесней. — К сожалению, да, у меня на сегодня уже намечены важные тренировки… Возможно, в другой раз? Особая прелесть в том, что я снова не лгу. Ах, эта милая «исландская правда»… — В любое время, когда я тут, Филипп. До встречи! — Ярина касается пальцами моей ладони, а Жарегнев на прощание пожимает мне предплечье. Я благодарно отвечаю на прощания, кивая и улыбаясь. Жаль, не могу оставить тут того самого магического «жучка», использовать который предлагала Агнира. Интересно, а не посадили ли на меня самого незаметно что-нибудь эдакое? Теоретически — вряд ли, вроде не в стиле благочестивцев. Но, с другой стороны — нет ли тут доли притворства? А вот этот кристалл памяти — нет ли в нём функции скрытой записи? Я не знаю даже, возможно ли такое в принципе. Лучше не рисковать, а внимательно обдумать этот вопрос. Выйдя наружу, я позволяю себе облегчённо, но беззвучно выдохнуть, лишь отойдя на безопасную дистанцию от здания. М-да. Даже вчера вечером с Танатой было как-то поспокойнее! Так. Что бы сейчас сделать? Чем бы заняться? Кристалл точно лучше не таскать. Пощупаю его вечером, когда один останусь. Закину-ка я его сейчас к себе в комнату — заодно, быть может, пересекусь с Лууной, если повезёт? — а потом… Потом, как стемнеет, прямым ходом к Кальции! И Танате, но это уже чуть погодя. А до тех пор… До тех пор, если мне не встретится Лууна в самом общежитии, поброжу по территории. Возможно, её нюх позволит проверить, нет ли на мне «жучка»? Сегодня на улице гораздо больше народа, чем обычно — явно по случаю выходного дня и вопреки слегка накрапывающему дождику. Кто-то организовывает пикник на газоне под зонтиками, кто-то попивает кофе с веранды кафе — возможно, они ещё совсем недавно проснулись. Идиллия! Дождик даже хорош. Я периодически запрокидываю голову, пока не дохожу до общежития, чтобы ощутить лёгкие капли на лице. Чем-то они напоминают едва уловимые, дразнящие поцелуи. Да уж, романтик я… Зайдя к себе в комнату, я оставляю там кристалл и выхожу наружу. На лестничной площадке приостанавливаюсь, задумываясь. Куда бы именно сейчас направиться в поиске Лууны? Проще всего, конечно, снова заглянуть в её комнату — благо теперь я знаю, где она. Но сейчас у меня нет никакого внятного предлога для такого посещения. Будет неловко… Но всё же, чисто на всякий случай, имеет смысл заглянуть в нужный коридор, проходя мимо. Вдруг мне повезёт, и Лууна будет проходить там? Вероятность мала, но я ничего не теряю. А если не получится — ну, поброжу по территории. Как минимум, лучше её узнаю, а это пригодится. За всеми этими уроками да охотами толком не было времени изучить, что тут где вблизи располагается. В этот раз за дверью тридцать первой комнаты не чуется ни звуков, ни запахов. Даже воя ветра в разбитом окне не слышится. Ладно, значит, моя тайная пассия уже разобралась в том, как учинить в своих чертогах надлежащий порядок, да и в принципе продрыхла и смогла встать после вчерашней пьянки. Знать бы, по какому поводу она надралась до состояния Бахуса… Впрочем, возможно, ей особого повода для этого и не требуется? Я невольно хмыкаю, воображая, как в качестве дипломной работы представляю водку, не вызывающую похмелья. Ну а что — если вернуться на Землю с таким изобретением, стану миллионером! Или даже, возможно, мультимиллионером. Впрочем, ладно — сие дело далёкого будущего. А сейчас пора на природу… ну, точнее, в парк. Я выхожу из здания и неторопливо оглядываюсь по сторонам. Куда бы мне пойти? Даже в центральном кампусе хватало достопримечательностей, но ознакомиться с ними прежде я не успевал, постоянно куда-то торопясь. Сейчас же выдались свободные часы, и даже лёгкая непогода не мешала мне — да и другим первокурсникам — полюбоваться строениями, мимо которых они прежде в основном судорожно бегали. Моё внимание привлекает здание, которое похоже на стадион и виднеется на некотором отдалении от общежития, через большую аллею, ведущую к Книгоцентрали. Сначала — само по себе, а потом мне является в голову важная идея. Лууна, судя по её фигуре, девушка спортивная. Отчего бы не поискать её на этом стадионе? Конечно, я понятия не имею, как именно она натренировала такие привлекательные формы — возможно, это результат тренажёрного зала, а вовсе не стадиона. Но, с другой стороны, отчего бы не начать поиски именно оттуда? Как минимум, здесь имеется более-менее логическое обоснование. Это лучше, чем бродить туда-сюда, полагаясь исключительно на случай. Сойдя с бульвара, полного освещающих столбов с открытым огнём, на мост, что проходил над улицей ниже и вёл к верхнему входу на этот стадион, я лицезрею чудо из чудес. У доски объявлений с расписаниями матчей, приглашением в секции и итогами соревнований стоят и оживлённо беседуют Лууна и Кальция. У обеих горят глаза от радости — и это видно даже издалека. У-упс! Я незамедлительно и плавно отшатываюсь в первую попавшуюся тень. Последнее, что мне нужно — это чтобы они меня заметили! Испытываю некоторый стыд перед Кальцией. Ведь выглядит это так, будто я при ней стесняюсь подойти к Лууне, ожидая благоприятного момента. Впрочем… почему «будто» — в общем-то, дела обстоят именно так. Эх. Глупо, конечно… Даже неудобно перед самим собой. Но практически уверен я в том, что Кальция не преминет сразу же дать понять — не только Лууне, любой другой девушке тоже, которая рядом окажется, — что права на меня именно у неё, драконицы. В другое время я бы ничего против не имел; но только не сейчас, когда у меня есть планы на более близкое знакомство! Конечно, рано или поздно придётся что-то решать с тем, как разрулить этот вопрос. Но сейчас последнее, чего мне охота — это чтобы Лууна сочла меня за какого-нибудь банального похотливого кобеля, который не в состоянии удержаться при виде любого симпатичного крупа. Надеюсь только, Кальции не вздумалось козырять наличием меня прямо сейчас! Эх, а может, они просто что-нибудь градусное обсуждают? Выпить-то обе не дуры… — Эй! — Кальция удивлённо топорщит уши и расправляет когти, когда Лууна срывает одно из объявлений с доски и несётся ко мне с высунутым языком: — Ты говорил, у тебя бабла нет? Вот! — она вытягивает ко мне руку с листовкой: Присоединяйся к учителям и однокурсником на Стадионе Аднирваны в соревновании всей вашей жизни! Две команды по три первокурсника сразятся в эпичной игре Маготуры за славу на всё время обучения, право хвастаться и приз в две души каждому!

ИГРА ПРОЙДЁТ В ПОЛДЕНЬ В ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПОЛУГОДИЯ Болей за друзей пока не заболеешь!!!

Для регистрации команды обращайтесь в Книгоцентраль к профессору Мавинде Остроклюв. Сумма денежного приза победителю рассчитана после учёта налогов. Так, даже не буду спрашивать, как она умудрилась меня заметить на таком расстоянии… видимо, ветерка оказалось достаточно, чтобы разнести мой запах. Хм, а что — получается, она запомнила его настолько хорошо, чтобы выделить из всех? Сердце радостно вздрагивает, но я торопливо придерживаю радость. Рано… рано. Не переогорчиться бы потом, если причина окажется совсем другой. Усилием воли заставляю себя сосредоточиться на тексте. — Дай, догадаюсь: предлагаешь быть третьим? О Сёстры, как это… двусмысленно звучит. — Да, я предлагаю, но это же не повод таблички рвать! — подоспевает и Кальция. — Меньше конкурентов будет, — Лууна сворачивает листок и засовывает его в карман шорт. — Хотя из всех первокурсников шансы у нас наилучшие. — Если получится, мама поймёт, что я не бездарность и тоже смогу быть первой! — подпрыгивает Кальция. — Ну что, обсудим это у Куртье за заклинательской отбивной? — Кальция… прости, но как быть с тем фактом, что ты не первокурсница? — сдвигаю я брови. — И вообще не обучающаяся? — Чего не сделаешь ради победы. Вечная слава стоит четырёх лет мучёбы! — Ну, положим, здесь сказано не про вечную, а всего лишь «на всё время обучения», тем более что не исключаем рекламу… — начинаю было я, но затем притормаживаю и размышляю. Разве самой Кальции обучение не будет полезно? Как минимум, чтобы она не чувствовала себя способной исключительно на домашнюю работу? Но потянет ли она? Как я понимаю, особым образованием до того она похвастаться не может… — Реклама рекламой, не без этого — но вот насчёт приза вряд ли соврали, — замечает Лууна. Я вздыхаю и потираю лоб. — Кальция, ты представляешь, сколько сил теперь тебе придётся дополнительно тратить ежедневно? И времени? Если ты собираешься тоже начать обучение, прежней вольной жизни у тебя, считай, уже не будет. Ты вообще школу-то посещала? — Мама меня научила необходимой программе. Школы у драконов вообще редкое явление, в отличии от персональных учителей. И вообще, я могу выбрать себе вашу программу и, если что, списать. — А я магию вообще знаю только на уровне приютского училища, — смотрит Лууна на свои когти. — Я же от этого не становлюсь балбеской. Главное — это обучаемость. Ещё раз коротко вздохнув, я закатываю глаза. — И почему меня не оставляет ощущение, что вы двое уже сговорились? — Возможно, потому, что так оно и есть? — ухмыляется Лууна, слегка качнув хвостом. Третий вздох. — Ну ладно, ладно… Уговорили. Про какого там Куртье ты говорила? — вопросительно приподнимаю я брови, глядя на Кальцию. — Отбивные из него вкусные? Ой, то есть у него. Гончая весело скалится и издаёт гулкий, но относительно негромкий хохот.