Филипп Лунин и драконье училище

Для «обналичивания» сертификатов Мавинда провожает нас в лавку Книгоцентрали — ту самую, куда в первый день набралась очередь за часами. Магазинчик в небольшом своём помещении совмещает и канцелярские товары, и одежду в цветах факультетов, и выставку артефактов, а заведует всем приветливый очкарик с широким лицом и небольшой козлиной бородкой. Одет он в белую помятую рубашку, кожаный жилет и штаны с подтяжками, очень напоминая своим видом галантерейщика из городка на диком западе. Правда, мне при его виде сейчас что-то вспоминается совсем не индейско-ковбойская прерия, а тот сомнительный тип, что бывал как-то на встрече клуба Танаты. Кто он, не знаю, но рожа его мне капитально не понравилась. Этот хоть более-менее улыбчивый… Ну-ка, интересно, а что вообще тут есть, в этой лавке, помимо расходников для учёбы? Раньше-то тут бывать мне не доводилось — нужды не было… Я с любопытством оглядываюсь во все стороны. Лууна вертит в лапах многоразовый стаканчик с кофе — бесконечным кофе, судя по этикетке, Аврора листает сборники конспектов и шпаргалок по занятиям разных факультетов, а Кальция присматривается к плюшкам и значкам вроде тех, что я получил на посвяте. Но лично мне куда более интересными кажутся различные штучки, имеющие отношение к восстановлению сил организма. Я изучаю одну за другой, пока мой взгляд не притягивается аккуратным овальным камушком чёрного цвета, напоминающим оникс. На поблёскивающей глади высечен тонкий рисунок морской черепахи, то ли покрытый серебром, то ли… может, это цвет самого камня изнутри? Так или иначе, у меня сразу же возникает желание взять его в руки… и он словно теплеет под моими пальцами. Камушек лежал на подложке, на которой аккуратным почерком выведено: Исцеляющий камень. Убирает любые обычные повреждения физического и/или химического характера. Внимание: не помогает против проклятий, сглаза, порчи и т.д., только против материальных последствий! Для применения взять камень в руку или иную конечность держательного типа и бережно массировать им повреждённое место. Требуется находиться в физическом сознании тела, призраки и им подобные воспользоваться камнем не смогут. Время исцеления зависит от размера, глубины и давности повреждения, а также от настроя целителя. Не восстанавливает полностью утраченные части тела. Применение камня при тяжёлых повреждениях мозга может привести к изменению личности исцеляемого. Целью исцеления может являться как другое живое существо, так и сам целитель. В случае отравления рекомендуется вначале удалить из организма источник яда, прежде чем начинать исцеление. Исцеляющий камень приспосабливается под размеры целителя. Выбрав этот предмет, я обмениваю его у продавца на сертификат. Девушки тоже определяются со своими призами. Аврора из всех пособий избирает то, что предназначено для студентов Жимора — значит, с будущим факультетом она таки определилась. Лууна удивляет меня тем, что примеряет и приобретает пару странной обуви, приспособленной под пальцеходящую стопу, и с каблуками-платформами в виде энергетических пружин: — Надо уже к соревнованиям готовиться… я проверяла, волшебные предметы там не запрещают использовать. То, что берёт себе Кальция, я даже не понимаю — то ли полупрозрачный гибкий кинжал, то ли сочащийся смазкой дилдак. Особенно удивительно, принимая во внимание её целомудренность. Или она уже думает её нарушить? Ну или она решила приберечь эдакую штучку для постельных игр со мной… Окинув взглядом приобретение Кальции ещё раз, я ощущаю, что эта мысль меня решительно напрягает. «Многовато будет!», перефразируя ту шутку из древнего мультфильма… Вышколенный продавец и бровью не поводит, отмечая покупку в амбарной книге. А вообще, забавно: кажется, только мы с Лууной озаботились тем, чтобы добыть что-то, полезное надолго вперёд. Мысленно ставлю ей ещё одну галочку в воображаемом листе сопоставления. — Ну, а я… вот, решил это, — показываю ей теперь уже мой камень. — Учитывая, сколько нам тут доводится приключаться — думаю, полезно будет иметь такую штуку уже сейчас, не дожидаясь, когда сами лечиться научимся. Да и потом всегда ценным подспорьем окажется. — Согласна, это и дешевле «кровавых», и маму не будет напрягать, — заставив исчезнуть сомнительного вида оружия прямо в ладони, Кальция приобнимает меня крылом и ведёт ко крыльцу, откуда уже слышатся звуки перкуссии. — Готов к нашему звёздному часу? — Ой ли вашему, — задирает нос Лууна, Аврора и вовсе меняет на лице за секунду несколько выражений, от зелёной зависти до зависти белой: — Вы народу понравитесь! Главное, не затмите ведущего, я вместе с Шоугруппой Аднирваны подсуетилась, и диджей-тамада сам Юлиан де Леттенхоф! — Ставить Лютика диджеем, — фыркает флегматично Лууна, — это всё равно, что по лютне как по барабану стучать… — и вдруг она подпрыгивает сантиметров на сорок, выпучив глаза на Аврору: — Вы призвали Лютика?! — Ну да, — Аврора потупилась и начала крутить носком по мраморной плитке пола. — Я же думала, что концерт в мою честь будет… — А кто этот Лютник? — водит носом Кальция от Авроры к Лууне и обратно, не понимая ажиотажа. — Пока явно не он играет снаружи, но сейчас услышишь… — Лууна берёт Кальцию за крыло и тянет наружу. Я припоминаю только одного Лютика, спутника небезызвестного Геральта из Ривии. Любопытно, однако же. Может, здесь он вполне реален? Или это — его воссозданный клон? А может, просто творческий псевдоним местного служителя муз? Так или иначе, сейчас увидим! Я спешу следом за девушками, не забывая осматриваться по сторонам. Лууна и Кальция пихают тяжёлые высокие двери, и на нас проливается вечерний свет. Крыльцо успели символически огородить золотыми столбиками с синей ленточкой, за которыми толпятся в несколько рядов студенты самых разных рас, но у всех на лицах — радость и приятие. Как только мы выходим под фронтон Книгоцентрали, безвкусная ударная музыка замолкает, а студенты, наоборот, начинают радостно кричать, свистеть, дудеть и хлопать. Из толпы поднимаются небольшой крылатый эльф и антро-ворон, расправляя длинный плакат «Оценкам — нет! ФиЛуне — привет!» — Всё равно без моей помощи вы бы до сих пор в лесу копались, — Аврора довольно, но грустно улыбается, складывая руки на груди. Лууна столбенеет, совершенно потерявшись и не зная, как реагировать на такой шквал почитания: — Вы чего обкурились?.. — Всего! — радосто восклицает Кальция и подхватывает меня вверх, пытаясь изобразить из меня Симбу, но надолго её сил не хватает, и она ставит меня обратно на крыльцо. Я благодарно пожимаю её пальцы, параллельно соображая, что теперь делать. По идее, на подобных сборищах виновники торжества должны произносить речь. Вот только Лууна явно к этому не готова. В общем-то, я тоже не сказать чтобы привык речевать перед настолько разномастным… во всех смыслах слова разномастным собранием. Но всё же это мне не так непривычно, как, судя по всему, моей гончей. Так, что, она уже моей стала? Мысленно… Филипп, не гони лошадей. А лучше оглянись, нет ли тут иного кандидата на торжественную речёвку… ну или просто организатора, у которого можно спросить, какие здесь планы на этот вечер! На крыльцо по лестнице сбоку восходит человек в богатом средневековом костюме, флорентийской шапке и с пузатой лютней. Хотя он совсем не похож на Лютика из игры — старее, полнее и в целом солиднее — я сразу понимаю, что это Лютик. А когда он начинает играть и петь — что это Лютик тот самый. Толпа вмиг замолкает, когда он начинает, смотря на заходящее солнце: Мой день Горит закатным огнём, И было многое в нём, Он славен был и о том пой со мной: Лютик поворачивается к Лууне, и она подхватывает те же слова, исполняя куплет в унисон с бардом так, будто давно репетировала. И уже два голоса, хорошо подходящие друг другу мужской и женский, поют. Мой день Горит закатным огнём, И было многое в нём, Он славен был и о том пой со мной: И уже они вдвоём оборачиваются ко мне, глядя с блеском в глазах мне в лицо. Чего-то меня это немного напрягает, обычно от Лууны в такой ситуации следовало бы ожидать скорее того, что она его вежливо пошлёт. А тут — глядите-ка, послушно поёт, да как ровно… Что ж, окей, споём и мы. Пока. «Моя неловкость вам послужит фольгой, на коей оттенится ваше искусство». Мой день Горит закатным огнём, И было многое в нём, Он славен был и о том пой со мной: Вот только я не знаю, на кого мне сейчас лучше уставиться, «передавая эстафету». Выбирать нет времени, так что я, расфокусировав взгляд, уставляюсь им, как конусом драконьего дыхания накрывая разом Лютика, Лууну, Кальцию и Аврору. В разной степени, конечно, но тут уж не до вычисления пропорций. Подхватывают одновременно и Кальция, и Аврора, и даже кто-то из толпы, и лютня уже лишь направляет хор, благодаря хорошей акустики крыльца чувствовавшимся столь же гулким и проникновенным, как церковный, только полный куда большей радости. Мой день Горит закатным огнём И было многое в нём Он славен был и о том пой со мной: А потом поют уже все, даже преподаватели, поют, кажется, все дома, деревья и само небо, и меня сама собой захлёстывает от этого радость и ощущение безраздельной силы, я как расширяюсь от горизонта до горизонта, от подошв ботинок до навеса над крыльцом и дальних облаков. Я даже не сразу понимаю, что это — тоже ментальная магия. Пока не очень ясно, какая именно разновидность, но очевидно, что только она способна так объединить в единый порыв чувства всех тех, кто собрался здесь. Оно, конечно, на любом концерте такое тоже можно увидеть, кто же спорит… Вот только туда являются, заранее зная, что идут на встречу единомышленников, идут ради того, чтобы слушать и подпевать. А тут совсем другое. Лютик — явно мой коллега, даром что из меня музыкант никакой. Нужно как следует запомнить ощущения, чтобы потом всё изучить, насколько получится. Лютик уже не поёт, а, поигрывая на лютне, сходит со сцены, но кто-то из толпы всё ещё напевает полюбившийся мотив в голос или тихо. Вокруг Книгоцентрали открываются ярмарочные палатки с различными конкурсами. — Если мало сегодня подарков, можно поучаствовать, — предлагает Аврора, — призы денежные. — Знаю я такие, у нас в аду тоже были. Лохотрон, — отмахивается Лууна. — Что-то мало нам почёта оказали, все уже по своим делам разошлись, — слегка обижается на несправедливость Кальция. — А вы не расходитесь далеко, — выходит из дверей Книгоцентрали Мавинда. — Студенты десятицы будут награждать победителей конкурсов! — Да-да, — тон ответа Лууны где-то между «как мне пофиг» и «пошла нафиг». Сама гончая бежит за Лютиком, доставая телефон и готовясь делать селфи. — Я присмотрю, — многозначительно кивнув и вежливо улыбнувшись Мавинде, говорю я, после чего отправляюсь за Лууной. Во-первых, мне действительно имеет смысл смотреть, чтобы она на радостях не убежала слишком далеко — было бы глупо срывать программу праздника, затеянного в твою же честь. А во-вторых, мне просто интересно: что же такого в этом барде особенного, что Лууна так им заинтересовалась. Да не просто «так» — судя по тому, что она сказала перед этим, она его знает… откуда, между прочим? Не похож он на того, кто даёт концерты в преисподней. Может, просто понаслышке? Но тогда опять же вопрос, почему вдруг именно такая музыка её заинтересовала… Так или иначе, а мне прямой смысл последовать за ней. Кальция бежит за мной на четырёх лапах, Аврора остаётся позади, философски осматривая крыльцо-сцену. Лууна щёлкается на фоне Лютика в самых дурацких позах и с высунутым языком. Лютик максимально удивлён тому, как с ним обращаются, но виду старается не подавать. Да уж, несчастный бард… Контраст цивилизаций, как он есть. Неплохо бы сгладить. — Полагаю, вам это не очень привычно, — мягко улыбаюсь я ему. — Но, поверьте, это тоже способ выразить уважение и даже восхищение. Просто… методика иных миров, скажем так. Фух, надеюсь, получилось изящно вывернуться, никого не оскорбив. — В этом случае мне ещё повезло, — он трогает свою шляпу в качестве приветствия. — Филипп, я слышал, вы поэт? О, он ко мне во множественном числе обращается, давно так не было… Но тем приятней услышать привычные формулировки. Тем паче — вкупе с комплиментом! — О, право же, называться полноценным поэтом я могу вряд ли, — со смешком покачиваю я головой. — Так, немного сочиняю иногда, для души… Чаще даже переделываю. Но об этом лучше умолчать, подозреваю, бард не оценит. — Составь компанию мне в том конкурсе, который на меня… поручили? — Лютик всё же срывается на фамильярности. — Лицо привычное и представление о рифмосложении есть… А то, честно сказать, не уверен я в талантах этого бестиария, — он оглядывается на одну из пока пустующих палаток. — Знаешь, меня вырвали из привычного мира, и хотя в нём я тоже видел всякое, здесь… у меня даже голова кружится от непривычности. Будто я в подводном царстве оказался. — Я здесь по собственной воле, но понять вполне могу, — киваю я. — Поначалу у меня были похожие ощущения… впрочем, в подводном царстве я бы, пожалуй, чувствовал себя спокойнее. Ну да, особенно если, к примеру, вспомнить про Цунами, принцессу Морского королевства в Пиррии… Там, собственно, оно не только подводное, но не суть важно. Рядом с Цунами я бы чувствовал себя спокойно и весело. Забавно: примерно так же, как спокойно я чувствую себя рядом с Лууной, и весело — рядом с Кальцией… А впрочем, мечтания пока в сторону, сейчас имеются дела поважнее. — Составить компанию? — я вопросительно склоняю голову набок. — Как ведущему? Как жюри? Как эксперту? — Участником. Участниками, — добавляет он, оглядываясь на Лууну, у которой уже постепенно сходит счастье с морды и возвращается обычная меланхолия. Интересно, между прочим, откуда у неё такой восторг перед ним? Она так любит музыку и пение? А если ещё вспомнить про Мельдония… Любопытно. Адская гончая, обожающая искусство? Мне с трудом удаётся удержать язык за зубами, причём в прямом смысле слова. — Участником? — я удивлённо усмехаюсь. — Если участвуешь ты, проще сразу выдать тебе золотую медаль, чтобы не ждать очевидного. — Нет, я как раз в жюри, — он с облегчением улыбается и ведёт нас к палатке, у которой уже собрались пара десятков студентов, встречающих и барда, и меня с Лууной радостным маханием руками. О. Кстати. — Кальция? — оборачиваюсь я. — А ты не желаешь поучаствовать? Твой профиль ведь. Она довольно кивает. — Господа, дамы и все остальные! — поднимает Лютик руки, возвращаясь к образу звезды. — Я дарю вам своё творчество, но сегодня я хочу подарить вам всем кое-что грандиознее… своё соавторство. Ну или же, как принято у местных поэтов, сразиться с вами в поэтической дуэли — что то же самое с иного ракурса. Итак — я говорю первые две строчки, а вы — вторые две. Чей ответ мне больше всего понравится, тому я дарю своё почтение и один балл. Злое чудовище в клетке томится, А королю третью ночь всё не спится… — Так он мечтает скорей овдовиться, чтоб на своей драконице жениться! — недолго поразмыслив, прищёлкиваю я пальцами. Как в том анекдоте про Рейстлина, ага. Рифма, оказывается, не самое сложное в стихотворениях, главное — хлёсткие идеи, но с ними у меня как раз всё в порядке, поэтому в большинстве раундов побеждаю я, и Лютик довольно вручает мне золотой жетон победы в конкурсе. Подруги мои не расстраиваются. Не то что бы я так уж рвался сегодня вообще участвовать в конкурсах, но… Лови момент, как говорится? Отчего бы нет. Чем бы ещё заняться, пока всё это не закончилось, а нам с Лууной не пришлось топать на церемонию награждения? — На что бы тут ещё посмотреть… — вслух задумываюсь я, оглядываясь по сторонам. Весёлые студентики пытаются поймать небольшое визжащее животное в загоне — не используя магию. Так же без магии у других палаток состязались в стрельбе из лука, метании подков и какой-то настолке с кубиками. Но вот кого я не ожидал увидеть среди организаторов, так это Иоданара. И где — лидирующего за столом по литрболу! Впрочем, старый конь, который борозды не портит — это, видно, про него. Так, а чем бы мне заняться? Если пока не уходить… Настолка — это интересно. Но отчего бы не посоветоваться вначале с девушками? — Лууна? Кальция? — я оборачиваюсь к ним. — Вас что-нибудь тут интересует? Если желаете, можем поразвлечься, пока нас награждать не позвали. — Я бы попробовала перепить этого пердеда, но мне ещё речь держать, а он наверняка жулит, — Лууна складывает пальцы и стучит когтями по их костяшкам. — А играть в кости мне не на что. Учитывая, что прицелы на луках сбиты, а подковы даже в аду лохотрон, остаётся ловить хрюка. Что я, не гончая? — С чего ты взяла, что тут будут специально нам мешать выиграть? — сочувственно спрашивает Кальция. — Давай докажу тебе обратное! — Чтобы нам не разделяться, предлагаю бросить жребий, с чего мы начнём, — я достаю монетку. — Кому аверс, кому реверс? — А что это? — Кальция присмотрелась к мелочи, и я не понимаю, спрашивает она про саму монету или что такое аверс и реверс. Лууна нюхает денежку и присматривается к ней одним глазом: — Вы уже так засрали Землю, что на ней двухглавые птицы-мутанты появились? — Не, это всё, что осталось от герба одной древней страны, именуемой Византией, — я подбрасываю монетку и ловлю её. — Пока она была богатой, поделилась только религией, а когда богатство ушло, остался только этот орёл да следующая нумерация Рима. Ну, тоже сгодилось… Кальция, аверс — это лицевая сторона монеты, реверс — оборотная. В данном случае как раз там, где орёл. — Так разве он не на обложке должен быть? — она удивляется. Лууна объясняет ей как первокласснице: — Нет, в деньге главное номинал, а не изготовитель. Мне той стороной, где цифра, мутантам я не доверяю. Лууна, родная моя, да ты давно ли на себя в зеркало смотрелась? Не в обиду тебе будь подумано, конечно. Или ты считаешь, что фурри, антропоморфы — это естественный продукт эволюции? А впрочем… Ладно, чем бы ни тешилась. — Мне орёл годится, — легко соглашается Кальция. — Византия, должно быть, почитала Бога-Императора, вот как назывался Империум Терры, оказывается. — Окей, — я подбрасываю монетку, совершенно честно никак на неё не влияя. Мне самому интересно, что же выпадет… — Кажется, они тебе тоже, — беззлобно фыркаю я, глядя на византийское наследие. — Кальция, твоя взяла. Итак, в чём предпочтёшь соревноваться? — А в том, в чём истинно Тёмные соревноваться не боятся! — Кальция показывает Лууне акулью улыбку до ушей и смело идёт к Иоданару. — Господин учитель, студентиков каждый перепить может, а что насчёт грубой бабы? — Плеву порвёшь — тогда бабой и станешь, куртизанка в моче! — гончая неожиданно поддаётся на слабо и бежит за ней. М-да, надеюсь, что Кальция всё же ошиблась… или придётся признать, что я не истинно Тёмный. А ещё, как назло, ничего антипохмельного я с собой не принёс в этот мир… Интересно, а этот мой исцеляющий камень — он похмелье тоже может лечить? Наверно, да, если учесть, что оно по сути является интоксикацией продуктами алкогольного распада… А ведь опьянение — тоже. Значит ли это, что его также можно снимать этим камнем? Небось, страшный сон Лууны. Ты тут напивалась, напивалась… а потом раз — пришёл я с камнем, и ты снова вся трезвая! Нервно хохотнув и качнув головой, я отправляюсь за ними. Кажется, мне определённо сейчас имеет смысл присмотреть за обеими! Пьют они нечто, внешне и по запаху похожее на вино, но после первой же рюмки я понимаю — вторую я не выдержу. Крепкое как самогон. Девушки же только раскуражились и, казалось бы, раскраснелись через шерсть. Даже жаль, что тут нет тотализатора. Оно, конечно, у меня в любом случае немного что нашлось бы поставить… но поддержать так стоило бы! О. А это идея… Обойдя сзади, я аккуратно и поочерёдно наклоняюсь к большим пушистым ушам — левому Кальции, правому Лууны. Тут есть некоторый риск, конечно, но будем надеяться на общую шумность вокруг, на выбор ушей с внешней стороны, на шёпот… ну и на то, что в случае чего формулировки позволят объясниться. — Давай, я верю в тебя, — шепчу я Кальции, прежде чем выпрямиться, отступить на пару шагов и уже с противоположной стороны наклониться к Лууне. — Ты способна на многое, так покажи это! Если что, пользовать камнем потом буду обеих. Ну… если Кальция вырубится прямо где-нибудь неподалёку, не дойдя до дома. В противном случае подключу Танату, её профиль-то. За счёт того, что тело у Кальции крупнее, чем у меня, держится она куда лучше, к тому же, ещё и смакует эту дрянь, не глотает взахлёб: — Я тоже в себя верю! Спасибо! — Я весь ящик осилю, не осилю эту бутылку, что ли? — Лууна пьёт куда храбрее, разом осушая стопки, как и Иоданар, что смотрит на неё и посмеивается. — А похмелья не бойтесь, — на этот раз я наклоняюсь уже прямо между ними. — Теперь у меня есть, чем оперативно подлечить от него! — Ну давай… — Лууна успевает пробормотать, после того как свалилась после второй. Кальция довольно кекает, заливая третью. К счастью, я успеваю вовремя принять Лууну на руки, не дав ей удариться о пол, и аккуратно оттаскиваю в сторону… точнее, пытаюсь поначалу оттащить, но быстро понимаю, насколько неудачно это будет выглядеть. Немного повозившись и попыхтев, беру её на руки и медленно отношу к замеченной неподалёку лавочке. Несмотря на всю спортивность фигуры — подтянутость, как минимум, — весит моя гончая не так уж мало, так что пристраиваю я её на сиденье с облегчением. Так… а что теперь, присмотреть ли за ней здесь или вернуться к Кальции? — Лууна, — я легонько трясу её за плечо, — ты как, совсем или не очень? — Ты же там покупал что-то полезное, — она бормочет, — из этого подсуженного конкурса я вышла, но хоть в другие войду. — Бодрая ты моя… — с улыбкой бормочу я себе под нос, извлекая исцеляющий камень. — Сейчас, глянем, насколько хорошо эта штука действует. Так. Сильно переработаться алкоголь не мог успеть, значит, печень пропускаем… почки тоже, они ещё только начинают работу… желудок, мозг и кровеносная система. Наверно, в идеале было бы работать им, когда лишней одежды на пациенте вообще нет, а лежит он в ровной позе на столе. Но тут уж не до особого комфорта, так что я просто начинаю аккуратно, без сильного давления, массировать камнем поочередно то живот гончей, то её голову, то шею в районе крупных артерий. Теоретически хорошо бы ещё сердце, но уж больно это будет выглядеть сейчас… компрометирующе. Ведь для этого придётся разминать ей камнем грудь. Впрочем, по счастью, оказывается вполне достаточно и этого. Уже через считанные минуты взгляд Лууны проясняется, и гончая садится ровнее. — Брр, ну и пойло… Всё, довольно, я в порядке. Славный ты камушек добыл, одобряю. Она с усмешкой похлопывает камень у меня в руках и, чуть пошатываясь, встаёт, но тут же морщится, потирая себя в районе пояса. — Твою ж мышь. Подожди меня. — Ты куда? — немного напрягаюсь я. — Что-то не так? — Наоборот, всё так, — со вздохом закатывает она глаза. — Мне срочно нужно отлить. Похоже, эта твоя панацея вывод алкоголя из крови тоже ускорила. Жди здесь. — Ага, — я послушно откидываюсь на скамейку и благодарно глажу исцеляющий камень, прежде чем бережно убрать его обратно. И верно, драгоценность большая, чем если бы это был алмаз! Ждать Лууну оказывается не так уж долго — она возвращается быстрым шагом и в довольно мокро-взъерошенном виде. Кажется, она заодно совала голову под струю воды, чтобы окончательно прийти в себя. — Всё нормально? — спрашиваю я, поднимаясь ей навстречу. — Нормально. Теперь с ней повторяй, — она показывает на спящую Кальцию напротив пьяно хихикающего Иодонара, который сдаётся и валится напротив, перепив её всего на одну рюмку. — Ладно, будем считать, что одолели его всем скопом… — хмыкаю я. — Лууна, только не могла бы ты мне помочь отнести её сюда? При её росте и весе я, может, допереть и смогу, но все конечности в пыли изваляю. — Давай сюда, мешок с дерьмом… — обращается она к Кальции, подходя к ней и хватая под плечи. Я поспешно берусь за задние лапы Кальции, на ходу забрасывая на них же хвост, чтобы ненароком его не отдавить. Кряхтя, поднимаем и тащим её. Вместе нести Кальцию становится намного проще, и уже скоро я начинаю размеренно водить камнем уже по телу антродраконицы, уделяя дополнительное внимание почкам — пила-то она дольше, туда алкоголь тоже уже должен был добраться. Времени у меня уходит несколько больше, чем на Лууну, но всё равно, в целом, немного. — Мммм… — Кальция открывает глаза и моргает несколько раз, фокусируя взгляд. — Как самочувствие? — деловито спрашиваю я. — Сколько пальцев я показываю? — Три… А самочувствие на удивление неплохо, вот разве что… у-у-упс… — Туалет там, — киваю я головой в нужную сторону. Кальция, поспешно с благодарностью кивнув, подхватывается со скамейки и в бодром темпе рысит в указанном направлении. Проигрыш в литрболе девушек не смущает, только раззадоривает на новые конкурсы. Лууна следующим выбирает кидание подков на шесты: — Этот лохотрон мне хотя бы знаком. Итоги на сей раз оказываются для меня неоднозначные. Я умудрился не попасть вообще ни разу, Лууна накинула единожды, Кальция — дважды. С одной стороны, оказаться самым не метким было не очень-то приятно. Но выигрыш Кальции веселил и утешал одновременно. Сам не взялся бы сказать, почему, но именно ей продуть было не так стыдно, как Лууне. Впрочем, ей я на этот раз тоже продул… но всё же не так сильно. — Кальция Всепьющая и Метающая, — я шутливо изображаю перед ней подметание перьями условной шляпы. — Не только чай умеешь заваривать, а? — Просто я много училась, даже не будучи в институте, — она метает довольный взгляд на Лууну, подначивая её на новые подвиги. — Погоди у меня, институтка! — она ведёт компанию к ряду мишеней для стрельбы из лука. Выглядят они классическими разноцветными кругами на подставке из дерева и соломы, будто прямо из Шервуда. То, что Лууна решает вдруг принять человеческую маскировку, ещё больше напоминает мне о мультике про Робина Гуда. И надо же, Кальция не особенно этому превращению удивляется… По стрельбе для непривычного многим оружия мы лидируем. Лууна потому, оказывается, и превратилась в человека, чтобы при натягивании тетивы до подбородка её не хлестало по носу. Кальции приходится держать лук горизонтально, но даже при этом я и Кальция набрали максимальные двести очков, а Лууна по-прежнему не дотягивала, выстрелив лишь на сто девяносто. Досадливо разломав свой лук о колено, она спешит к загону для ловли поросёнка, на ходу возвращая собачий облик: — Знала же, с чего надо было начинать! — Вот по поросям я совсем не спец, — качаю я головой. — Тут тебе вести! На самом-то деле, конечно, мне и дикие вепри встречались — не скажу, что эти встречи были лёгкими или приятными, но по сравнению с ними поймать какого-то поросёнка — это просто смешно. Но вот только… Лууне что-то пока не очень везёт. А я совсем не желаю портить ей настроение. Так что твёрдо решаю на сей раз дать ей выиграть. Итак, какие у нас тут нынче правила? В очередной раунд меня, Кальцию, Лууну и ещё одну участницу, рыжую антро-кошку, разводят по углам загона. Маг, курирующий конкурс, поднимает замолотившего ногами и заверещавшего хрюка в воздух над самым центром загона. — Заклинания не использовать и не летать, ловля начнётся, как только копыта коснутся земли. И… начали! Вредная свинья, как назло, будто бы решает сыграть мне в поддавки — что в обычных условиях только приветствовалось бы, но не сейчас! Сначала она метается прямиком под прямым углом навстречу мне, когда я рванулся в сторону Кальции, чтобы деликатно отсечь её от хрюшки. Что самое занятное, антродраконица тоже уверенно идёт ей наперерез! Остаётся, фактически, только выбирать, кто её схватит — я или она… Ну уж нет! В третий раз оставлять мою Лууну без победы? Я резко меняю угол захода и прицел пальцев. Вместо того, чтобы сомкнуться на упитанных боках, они лишь чувствительно процарапывают ногтями свиную задницу. Вдобавок дополнительно придаю хавронье максимально хищным рыком ускорение в нужную сторону — прямиком в щедро раскинутые руки гончей. Та ловко вцепляется в добычу на прогоне, выполняя как раз тот захват, от которого отказался я — и вот обладательница витого хвоста штопором уже истошно визжит, вскинутая над землёй. Лууна, по счастью, и не замечает, что победа ей досталась моей хитростью и её красивыми глазками. Высовывая язык Кальции, она отдаёт обнимаемую свинью судье: — И кто тут гончая, мелкосошки? Ха! — У каждого свои таланты, — тупит взор Кальция. По её выражению я понимаю, что она тоже с самого начала гнала боровёнка на меня, но не была против и того, что я уступил победу. Да уж, тут волей-неволей, а восхитишься ей. Жаль, я не могу… а впрочем, как раз могу! Короткое сосредоточение, окунание в собственные чувства — и волна тёплой благодарности обдаёт Кальцию в ментальном поле, точно мягким, пенистым прибоем. Следом я коротко прикрываю глаза и сразу же открываю снова — словно просто моргнул ненароком. Но, учитывая наличие при этом глазного контакта… Кальция посылает в ответ такую же короткую, но понимающую улыбку, не забыв и шлёпнуть меня длинным хвостом, проходя мимо. — Ну, что же, — переплетя пальцы рук, антродраконица потягивается ими, выгибая запястья вперёд, — пора на церемонию награждения? Честь награждения по итогу отходит Лууне, потому как я занимаю по общему зачёту второе место. Кальция — третье. Первое ухватил незнакомый мне мохнато-пернатый дракон весьма яркой расцветки. Я бы, вероятно, и забыл про него после всех фанфар, но я замечаю деревянный нож у него в петле на поясе. Крайне странная игрушка для дракона. Особенно учитывая, что мне рассказывали про деревянное оружие в стенах университета… — Я раздаю деньги, кто бы поверил… — ворчит Лууна под смешки публики вокруг крыльца Книгоцентрали, с совершенно не торжественной мордой отдавая кристаллик с победной геммой и с десятью пшиками Кальции, с тридцатью — мне, а с сорока — названному Росту́ном дракону, хотя тот куда больше радуется другому призу — цветочкой гирлянде с медалью победителя торжеств в нашу честь. — Ну, не свои же раздаёшь, — мягко замечаю я. — С луком мне, на самом деле, больше повезло. А вот ловля у тебя получилась здорово! — Впервые у меня есть свои деньги… — Кальция умилённо смотрит на кристалл. После церемонии меня ждёт куда более приятное празднество, камерное, зато с лучшими друзьями. Когда я схожу со сцены, меня встречает целая группа моих добрых знакомых: Кина, Кин’Нара, Снежок, Астора и даже Тармана Некс. Последняя подмигивает мне: — Мы собрали для тебя пикник, не против присоединиться? Я широко улыбаюсь в ответ, обводя взглядом всю компанию. — Было бы глупо оставлять такое событие без внимания! Лууна, Кальция, вы с нами? Лууна вздыхает чему-то, но кивком соглашается. Кальция тоже кивает, беря меня за руку: — Не оставлять же тебя одного! — Слышал я уже такое, — хмуро бормочет мне Астора, — сочувствую. — Идём, только расстелить и разложить осталось, — мотает Кина в сторону зарослей через пешеходную дорожку. Но сама поляна оказывается не прямо там, а чуть подальше, где орущая у крыльца музыка лишь едва различалась и была наравне с птичьим щебетом. Выйдя на поляну, я внимательно оглядываюсь по сторонам. Мне интересно — в этом месте я ещё не бывал. Кусты и деревья на пятачке между мраморных дорожек обрамляет травяной ковёр. Трава не высокая, и при этом не подстриженная — сохраняется лёгкость и свежесть покрова, какая бывает поздней весной. Драконы, волчица и пони вытаскивают спрятанную в кустиках корзину и стелят клетчатую скатерть, расставляют на ней фрукты, свежеиспечённые багеты и термосы с дымящимся чаем с мелкими щепотками лепестков. — Это выглядит замечательно! — благодарю я. — Спасибо вам за такой чудесный вечер! Боковым зрением я посматриваю на Лууну, пытаясь понять, почему ей что-то не понравилось перед этим. Её не устраивает кто-то в компании? Или у неё были иные планы на вечер? По её морде это уже совершенно не ясно, так или иначе. Она быстро начинает помогать всем остальным раскладываться, естественно вливаясь в компанию: — Что-нибудь выпить есть? — Чай с розмарином, — Кальция довольно принюхивается к термосам и принимается вытаскивать лёгкие металлические стаканчики один из другого. — Это не выпить, — гончая раздражённо клацает зубами. Тармана быстро затевает разговор, чтобы перебить возможный конфликт: — Я, Филипп, поизучала книгу, что ты мне оставил, и вот что скажу… Написана она не на Земле, это факт. Хотя текст там старорусский, нигде и ни в одно время на Земле в таком стиле не писали. — Значит, нашарские православные? — предполагает Астора, подавая Лууне из-под крыла маленькую фляжку. — Церковнославянский у них — литургический язык, хотя они разговаривают, как и все, на праговоре. — Нет, — Тармана довольно мотает головой из стороны в сторону. — У кого праговор родной язык, те на церковнославянском часто пишут полной буквицей, используют «гервь» и «эдо», которых в кириллице нет. Книгу, по которой Филипп учился магии, вообще не писали ни на одной планете ни в один из исторических периодов. Она написана вне времени, и, кажется, я знаю, где. — Вне времени? — изумлённо спрашиваю я, перед этим благодарно подмигнув Асторе. — Ты имеешь в виду… некий план, то есть мир, не имеющий отношения к нашему пространству и времени? Пытаюсь вспомнить всё, что мне известно о подобных мирах. Родина иллитидов из Забытых Королевств? — Именно. Вот расскажи нам, где ты этот том нашёл, — Тармана заговорщески смотрит на остальных. Кина пока что просто пьёт чай, не вмешиваясь в разговор, но направленный в сторону говорящих взгляд и двигающиеся уши говорят о том, что она тоже слушает. Я недоумённо пожимаю плечами, не видя в этом ничего особенного: — В подвале университетской библиотеки. Точнее говоря, в старом схроне, где держались книги, вынесенные из основного фонда по той или иной причине. Впрочем… впрочем, если уж совсем точно, даже там я добыл те из взломанного сундука, встроенного в шкаф. Астора приподнимает голову, так что прядей его гривы начинает касаться ветер, пролетевший над зарослями: — В том подвале были окна? И ещё — с какой вероятностью в том подвале кто-нибудь умирал? — Кажется, я поняла, о чём вы… — Кальция заинтересованно подняла уши. А вот я нет. Но, полагаю, если отвечу, то это поможет многое разъяснить… — Окна были, но… специфические, — неторопливо начинаю я, обстоятельно припоминая. — Это цокольный этаж, наполовину врезанный в землю. Так что окна выходят в специально вырытые прямоугольные ямы, условно говоря, карманы… Из подобных окон можно увидеть разве что небо, да и то если присесть. Обычно же — узкая внутренность «кармана», засыпанная мусором и заросшая сорняками. Что же касается второго твоего вопроса… Здание древнее, ему не меньше полутораста лет, причём за эти годы у нас прокатилось немало потрясений. Лично я бы не стал расстреливать в таком подвале, потому что неудобно потом трупы оттуда вытаскивать. Не взламывать же пол, чтобы тут же зарыть… А скелетов на полу там не лежало. Но, опять же, не поручусь, что кто-то не думал иначе. Так что — да, я вполне допускаю, что за эти полтораста лет в таком большом, обустроенном здании, точнее, в его подвале, кого-то да убивали. Да собственно, во время первой пробы я сам там прибил муху… но, полагаю, такое вряд ли считается? — Не считается, жертва должна быть разумной, — Тармана переглядывается с Киной. — Дело в том, что библиотеки, как максимальное сосредоточение знания в физической форме, уже продавливают ткань реальности. С выбросом же энергии после насильственной смерти древние библиотеки и вовсе прорывает в общее для них всех измерение, библиотеку архетипическую. Её называют Либрарий. Это не измерение, это граница между явью и навью, пространством и внепространством, на которой оседает информация и конденсируется в форму книг, свитков, табличек и даже перфокарт. В теории там можно найти любую информацию и любую книгу — даже то, что в реальности уже утеряно или ещё не существовало. Я предполагаю, тебе удалось проникнуть в самый поверхностный слой Либрариума. И если это так… у меня будет достойная дипломная! Слушай, Филипп, не хотел бы ты ещё раз заглянуть в Либрарий или, по крайней мере, меня туда проводить? Я серьёзно задумываюсь. — Место, где можно отрыть любую информацию? Звучит, конечно, соблазнительней, чем Эльдорадо… — тут я бросаю многозначительный взгляд на Лууну, памятуя о её желании найти родню. — Но есть два вопроса. Первый — что, для того, чтобы туда проникнуть, нужно каждый раз кого-то резать на входе? И второй: какого рода опасности там могут подстерегать? Полагаю, вряд ли столь ценное место никем не бережётся? — Вряд ли ты сам кого-то убил, чтобы попасть туда, — Тармана отмахнулась когтистым копытом. — Касательно опасностей… не без них, поэтому я и интересуюсь, кто из вас готов мне помочь. — Перспектива более чем соблазнительная, — киваю я. — Однако же было бы слишком глупо лезть в подобные места, не выяснив предварительно, что может впереди ожидать и как вернуться назад. Я сам проделал это без проблем, но, думается мне, вряд ли тебя устроит такой же простенький маршрут. В конце концов, я не заметил там какого-то другого подозрительного сундука. А раз так, то, вероятно, потребуется… нырнуть глубже. — Главное, не задерживаться там долго, — Астора возвращается в околочеловеческий вид, чтобы не так быстро выпивались стаканчики. — Если провести в Либрарии несколько дней подряд, можно срастись с ним. — Часть команды — часть корабля… — бормочу я себе под нос, вспоминая «Пиратов Карибского моря». Что ж… — Есть ли там потребности в… поддержке физического тела? — поразмыслив, вопросительно повожу я рукой. — Еда, питьё, сон? Жара или холод? — Ты там был единственный из всех нас, насколько я понимаю, — Тармана ещё раз оглядела кивающих остальных. Астора добавляет: — Либрарий — это всего лишь вариация Тхантифаксата. Просто бесконечные пещеры с книгами. В которых можно встретить ещё что угодно. Библиотека — это основная мода того пространства, но в некоторых комнатах может обнаружиться драконикус, который превратит твои руки в плюшевые лапы. Или послышаться из ниоткуда квантовая музыка. А может открыться портал в иной мир вроде того, через который зашёл ты, если нужные семь букв буквицы случайно встанут в ряд. Это граница между миром реальным и тем миром, из которого реальность создалась — со всеми вытекающими. — Так, — хмурюсь я. — Верно ли я понимаю, что там запросто можно встретить нава? Или даже навов? Мягко говоря, это не та встреча, которая меня порадует. — Ой-ой, — становится неуютно Снежку. — Про навов даже я слышал. Те самые обитатели «внешней вселенной», которые любят питаться реальностями… — А что насчёт твоей покровительницы? — шёпотом спрашивает меня Кальция. — Радина имела дело с навами. Даже создала межмировой двигатель на их тяге. — Кальция, ты же понимаешь, что регулярно полагаться на её милость — занятие весьма рисковое? — шепчу я ей в ответ. — Я понятия не имею, не сочтёт ли она забавным меня и самого там в нава превратить! В общем, я полагаю так, что это идеальное место для искателей приключений, — уже в полный голос говорю я, подпирая подбородок рукой. — Не удивлюсь, если ценность того, что там можно добыть, возрастает параллельно глубине, на которую можно уйти, и страже, на которую можно наткнуться. Думаю, главным будет являться вопрос разведки и ретирады. Проще говоря — насколько далеко там можно заглянуть, не суясь вперёд лично, и насколько быстро отступить, если мы таки наткнёмся на… нечто, с чем лучше пока не иметь контакта. — Что значит «не суясь вперёд»? — Кина озадаченно повела носом. — Как далеко видно коридор этой бесконечной библиотеки, если в неё не заходить? — В том подвале, в котором был я, всё было устроено вполне… человечески, я бы сказал. Ну, обыденно, — пожимаю я плечами. — Я бы сам никогда не заподозрил, что это уже… не совсем тот слой реальности. Но, так или иначе, а я просто имею в виду… ну, смотри: можно ли там, на большей глубине, в принципе посмотреть вперёд? Послушать… понюхать, наконец? Чтобы банально заметить опасность загодя, а не только после того, как откроешь дверь, за которой она ждёт? — Всё это мне и предстоит описать в дипломной, — пони улыбается и отпивает из термоса, прикрывая глаза и поводя ушами в сторону двух птенцов, подбиравших крошки с края скатерти. Потом пони свои большие глаза открывает и уверенно смотрит на нас. — Но о безопасности в наших исследованиях тоже забывать нельзя. Поэтому давайте разработаем способ защиты от возможных прорывов нави. Это реально, если справилась Радина без Аднирваны, то мы вместе точно справимся. Как насчёт распределить задачи к следующему нашему пикнику, книжному? — Книжному пикнику? — вопросительно уточняю я. — Это в прямом смысле, или уже подразумевается разведывательный поход в этот самый Либрариум? — Пока что в прямом. Поход будет следующим делом. Конфетку? — Тармана подаёт мне шоколадный шарик из пиалы. — Благодарю, — киваю я с улыбкой. — Люблю молочный шоколад. А что скажут остальные? У кого какие мысли на этот счёт? Про Либрариум, разумеется, а не шоколад. — Меня предки не отпустят, — дёргает человеческим носом Астора, походя при этом на фыркнувшего дракона. — Ну а я свою не спрошу, — Кальция закрывает и отставляет допитый термос. — Надо же, ты делаешь успехи, — безобидно толкает её локтем Лууна. — Я тоже с вами. — Наверное, я пас, — Снежок загораживается крыльями. — Это слишком небезопасно. — А у нас и в Аднирване опасностей хватает, — соглашается с ним Кин’Нара. — Пожалуй, не стану… распыляться. — Схожу с вами, если вдруг не появится… более срочное задание, — решает Кина. — Что ж, так оно и лучше — только представьте, как выглядела бы вся наша компания в тесном коридоре, — весело фыркаю я. — Ну, а что до опасности… Я бы тоже не вот чтобы особо желал рисковать, но, как я понимаю, уровень риска можно… дозировать, скажем так. Не лезть на рожон, если чуешь, что дальше слишком опасно. Иначе бы я тоже не согласился. Насчёт того, что опасными приключениями мы и здесь не обделены, ты абсолютно права. Последняя фраза обращена к Кин’Наре. — Да уж, — она выдыхает шумно через ноздри. — Тут как-то слишком опасно, особенно в последнее время. Я не пойму никак, щуры специально позволяют таким безобразиям случаться, чтобы нас как бы закалить, или их репутация просто преувеличена? — Думаю, ближе к первому, — поразмыслив, отвечаю я. — Но следует помнить, что это именно щуры, а не щур. Вполне возможно, что что-то случается просто из-за разногласий или несогласованности. На пару минут мы замолкаем, оценивая чай и вкусности, любуясь листвой в закатных лучах. — А ведь есть легенда, — возобновляет беседу Тармана, — что в Либрарии до сих пор скитается Твайлайт Спаркл, Последняя Принцесса… Твайлайт… Я замираю, обуянный морем чувств. — Сколько же лет прошло? — наконец, спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — О, очень много, — вздыхает Тармана. — Даже не могу поручиться за точную дату, потому что, сам понимаешь, было утеряно столько информации… Не меньше трёх веков, не больше четырёх — таковы мои подсчёты. Наверно, всё же ближе к трём, но тут уже только мои личные предположения. — Для бессмертного аликорна не так много, как для обычной пони, — задумчиво склоняю я голову на бок. — Собственно, тут даже не нужно прибегать к дополнительной магии… А что ещё у вас про неё говорят? — Что она была самым сильным аликорном в истории, способным двигать солнце и луну сразу. Эквестрия — очень странный мир, — чтобы контекст стал всем понятен, Тармане приходится начать весьма издалека. — Это обитаемая планета, постоянно повёрнутая к солнцу одной стороной, и с единственным спутником на геостационарной орбите. Чтобы не произошёл перегрев или перекос литосферных плит, а луна не упала, сильнейшим нашим магам приходится вкопытную управлять вращением планеты и положением луны. Поначалу это делали сотни единорогов, потом этим занялись аликорны — пони, сочетающие в себе магию всех наших народов. Так вот, Твайлайт могла делать это в одиночку и уставала не сильнее Селестии и Луны, которые делали это вдвоём. Я скептически морщусь, ловя на себе удивлённый взгляд Тарманы. — Извини. Просто мне это кажется… маловероятным. При всём уважении к достижениям Твайлайт, мне не верится, что она когда-либо могла быть сильнее Сестёр-Богинь. Разве что они усилили её намеренно, в соответствии с определённым мудрым замыслом. Снежок глядит на Тарману с умилением, тихо пробормотав про себя: — По-они… — Милая пони! — Кин’Нара с улыбкой тыкает носом в его крыло. Интересное дело… Если на Земле «милые пони» пошли от «каруселевской» озвучки, откуда такое же в Аэрии? — Похоже, что усиливали, если верить её «Дневнику дружбы», — поражает меня знанием «канона» и Астора. — Некоторые её испытания со стороны выглядели высосанными из лапы, а в некоторых наставлявшая Твайлайт Селестия подозрительно быстро самоустранялась. — Учитывая, что Солнце и Луна Эквестрии не «сломались» во время Фоллаута, — Кальция тоже рассуждает о событиях земного мультика как о всем известной истории, — мне кажется, Сёстры только власть передали Твайлайт, а управлять светилами продолжили сами. — Но что достоверно известно по её собственным кристаллограммам, — продолжает рассказ Тармана Нэкс, — до начала войны с Зебрами она успела сконцентрировать Дружбомагию в трёх кристаллах, по каждому на основной вид пони, и при помощи них Дружбомагия буквально недавно вернулась в Эквестрию. — Дружбомагия? — хмыкает Лууна, сдерживая рыгание. — Скажи ещё, что любовь это осязаемая сила! — Силе быть осязаемой необязательно, чтобы влиять на мир, — мягко замечаю я. — Многие религии, оставившие колоссальный след в истории, были просто удачно подобранными текстами на бумажке… или даже вовсе без неё. Но те деяния, на которые вдохновили эти тексты, сделали больше, чем все замки мира. — Мы с Филиппом сами видели, — оборачивается к ней Кальция, — как антро-собака, очень на тебя похожая, магией стихов вызвала дождь и грозу! А она была первокурсница, и это явно были не фокусы с погодой, а именно Магия Слова. Так что есть и магия чистой Любви, и магия Дружбы. — Слышала бы тебя Таната… — невольно хихикаю я, вспомнив, кого та прочит в отцы Кальции. Что-то подсказывает мне, что не больно возрадовалась бы наша повелительница поэзии, услышав такое прославление любви и дружбы. Недостаточно готично! — Любовь она уважает, особенно запретную и жертвенную. Надо будет завтра попросить её рассказать историю о Безобразной Даме, — Кальция обмакнула сосиску в тесте в чесночный соус. Я машинально прослеживаю путь выбранного ею лакомства до самого рта, прежде чем, опомнившись, моргаю и отвожу взгляд. Сосиска в тесте, да ещё в чесночном соусе… Интересно, просто совпадение, а это у меня недотрах — или же Кальция так дразнит, намекая? М-да. О чём я думаю… — Я раньше не слышал этой истории, — улыбаюсь я. — Рискну предположить, она трагическая? Кальция суёт в длинную пасть сразу всё изделие и, пока она жуёт, двое драконят пристально на неё смотрят, намекая рассказать всё прямо сейчас. Запив всё чаем, Кальция сдаётся: — Вариаций этой истории у мамы несколько, но все сводятся к тому, что при дворе или в некой тусовке было много прекрасных дам, пустых и неинтересных, и одна уродка, которая была чиста душой, умна и остроумна, поэтому все мужчины оказывали особые знаки внимания именно ей. И остальные дамы из зависти сговариваются, чтобы её убить, и делают это медленно и изощрённо. Но после смерти Безобразная встаёт призраком и сама их убивает по-очереди, остановившись лишь тогда, когда её уводит к себе на ложе Смерть, Дьявол или Всеволод Мор. — Нечто похожее мне доводилось слышать, — киваю я. — Даже в песенном исполнении. А стиль истории несколько походит на Шекспира. — Да? — Кальция неожиданно нешуточно удивляется. — А мама утверждала, что ни в одной литературе, включая Земную, такого нет, и это слом шаблонов… — Очень сильное заявление, — набирает Астора в горсть шоколадные шарики. — Я целые дни сижу в библиотеке и читаю, но все книги всех миров ещё не прочёл. Их пишут быстрее, чем прочесть возможно. — Но какое отношение эта история к любви имеет? — Кин’Нара спрашивает. — Женщину убили, потом она восстала и убила убийц, это хоррор, а не мелодрама. — Ни один из парней не смог защитить Безобразную Даму, — Кальция неосознанно подражает интонациям Танаты. — Она лучше, чем можно быть в этом мире, и только в следующем ждёт её достойная награда и Любовь не всей жизни, но всей Смерти. — Странно, что при всём этом она не любит христианство… — Снежок допивает чай и принимается за лимонад из графина, причём пьёт прямо из горлышка. — Тоже всё только после смерти. — Христианство это Свет, а Свет это Зло, — вкратце поясняет Кальция позицию матери, — потому что это порабощение, а не свобода. — Счастливая у тебя работа, Астора… — мечтательно вздыхаю я. — Ну, а что до шаблонов… Среди легенд о короле Артуре есть история о Зелёном Рыцаре. Король встретил однажды этого таинственного рыцаря во время охоты в лесу. Зелёный Рыцарь обвинил его в нарушении чужой охотничьей территории и вызвал на поединок, но Артур был безоружен и предложил провести его позже. Тогда Зелёный Рыцарь сказал, что отпустит короля без поединка, если тот спустя три дня даст ему верный ответ на вопрос: чего хотят женщины. Если же ответ окажется неверным, он убьёт Артура. У короля не было выхода, так что согласие было дано. На пути в замок Артур долго гадал, чего же хотят женщины больше всего. Драгоценностей? Любви? Счастливого замужества? Король горевал, потому что ни один из ответов не казался ему полностью убедительным. Но по дороге ему встретилась страхолюдная уродливая незнакомка, которая сказала, что знает, какую загадку задал ему Зелёный Рыцарь, и знает ответ на неё. Но взамен король должен дать согласие на то, чтобы один из рыцарей Круглого Стола вышел за неё замуж. Артур ответил, что это должны решать сами рыцари. Когда же те услышали и таком условии и увидели эту женщину, то стали отнекиваться на разные лады, чаще всего предлагая просто снести Зелёному Рыцарю голову. Но страхолюдина возразила: это невозможно сделать, он слишком силён для смертного противника. И тогда самый преданный из рыцарей Артура, Гавейн, дал согласие жениться на уродине, чтобы спасти короля. Над Гавейном все смеялись, глядя, как вежливо и почтительно он обходится с этой женщиной, ведь она была уродлива не только лицом, но и одеждой, и манерами. Но Гавейн стойко выдерживал насмешки. Сдержала слово и незнакомка: через три дня король Артур отправился на встречу с Зелёным Рыцарем и вернулся живым. После этого была назначена свадьба. В первую брачную ночь Гавейн, стиснув зубы, решил идти до конца, но каково же было его удивление, когда он увидел перед собой не уродину, а писаную красавицу! Прекрасная девушка объяснила ему, что она заколдована, и смогла принять прежний облик только после добровольного согласия его на свадьбу. Но теперь он должен выбрать: она может оказываться уродиной днём, при дворе, но становиться красавицей ночью — или же, наоборот, быть красавицей при дворе и уродиной ночью. Пусть Гавейн выбирает. Но рыцарь, поразмыслив, ответил, что выбирать её судьбу ему будет недостойно. Судьбу должна выбрать она сама, и сама решить, где и когда ей быть красавицей. И тогда она расплакалась от счастья. Оказалось, что это было последним испытанием: именно такой выбор Гавейна окончательно разрушил колдовство, позволив его жене быть красавицей всегда. Наутро все дивились верности Гавейна, обернувшейся мудростью. И жили они долго и счастливо… Тармана цокает друг о друга передними копытами, Снежок просто мечтательно улыбается, оценив сказку. — То ли ты рассказчик лучше Кальции, — Лууна довольно замечает, — то ли эта история интереснее. Хотя обе те ещё басни нереалистичные. — Как говорил нашарский кобник Сурт, — вспоминает Астора, — «Самка бывает максимум два из трёх: красивая, умная, добрая». Кин’Нара морщится: — Отвратительные слова. — Артур и Гавейн, наоборот, были саксонскими поработителями кельтов и убийцами друидов… — снова удивляется Кальция. — А тут такое. Видимо, одна из историй, придуманных ими уже после, чтобы оправдаться. Я качаю головой, пощёлкивая пальцами. — Если речь идёт о тех, которые известны мне, то вряд ли. Исторический король Артур жил во времена «тёмных веков», а к тому времени кельты уже несколько столетий как были частично вытеснены, частично ассимилированы римлянами. С друидами та же история, истреблением занимались ещё легионеры Цезаря лет за шестьсот, как минимум, до Артура. Собственно, Артур сотоварищи — это романобритты, потомки кельтов и римлян одновременно. А с саксонскими вторженцами они как раз боролись. Другое дело, конечно, что Артур исторический и Артур легендарный общего имеют разве что имя… — делаю небольшую паузу, ненадолго задумываясь, а потом с усмешкой подмигиваю Асторе. — Что же до Сурта, то, кажется, ему просто не повезло с супругой. Недокобничал. Ну или, как вариант… если излагать такие сентенции жене, то они легко могут превратиться в самосбывающееся пророчество. — Историю, как и легенды, могли переписать победители, — замечает прежде молчавшая Кина. — Возможности для такого переписывания ограничены, — пожимаю я плечами. — Тем более что тут есть один нюанс… Как правило, потомки победителей начинают регулярно грызться между собой, так что вскрыть пороки друг друга в глазах общественности — самое милое дело. В результате очень сложно перемалевать события раз и навсегда. А потом, когда всякую политическую значимость они потеряют, за дело примутся археологи. Останкам же и руинам надурить кому бы то ни было головы сложно. — И всегда может найтись искусник с Забызнана, который призовёт память живших тогда разумных в статую, — добавляет Астора. — Даже в тех мирах, где этого пока нет, однажды такое будет. — Кстати, я тут поинтересоваться хотел, — вскидываю я на него взгляд. — Может ли это считаться разделом некромантии? — Только в очень широком смысле, ведь ты не возвращаешь из посмертия именно память существа, ты создаёшь её копию по информационному полю Вселенной, и таких копий можно делать много. Будь это настоящей некромантией, в момент призыва деятеля из прошлого помирал бы тот разумный, в котором его душа сейчас, — отвечает Астора. — То есть ты придерживаешься мнения, что души бесконечно реинкарнируют? — с любопытством спрашиваю я. — Это я не в укор, если что, мне просто интересно. Я ещё очень мало знаю о религиозных практиках этого мира. — Если душу не поглотили и она не переместилась на иной слой существования. Или не удалилась создавать собственную вселенную. Вариантов много, — отвечает за промолчавшего Астору Тармана. — И они проверялись научно. — Понятия рая с преисподней входят в рамки «перемещения на иной слой»? — подпираю я рукой подбородок. — Ну, в некоторых случаях, как минимум? — Да, — отвечает более компетентная в этом вопросе Лууна. — У нас в аду почти все демоны — бывшие люди. — А куда же делись прежние? — удивлённо смотрю я на неё. — Основные религии моего мира говорят, что демоны — это бывшие ангелы, не захотевшие жить под прежней властью и за это проклятые и отверженные. Если твои бывшие… м-м, соотечественники — это экс-люди, то что сталось с предшественниками? — Бывшие ангелы — это в основном самые старые демоны и их потомки. Которых тоже хватает. — Территория преисподней увеличилась? — мне становится всё интересней. — Или новые перебили изрядную часть старых? — Она до сих пор растёт. Но это лично у нас, это не единственный ад, — удивляет меня Лууна ещё больше. Впрочем, немного поразмыслив, я киваю. В самом деле, было бы странно предполагать, что на все миры существует только один рай и только один ад. — Тогда твой… ну, бывший твой — явно не худший, — заключаю я, довольно кивнув. — Что не может не радовать. К финалу наших посиделок солнце садится, небо заполняется фиолетовым сумраком, а воздух ощутимо свежеет. Друзья начинают прощаться и расходиться. От души поблагодарив всех и пожелав тёплой ночи и ясного утра, я поворачиваюсь к Лууне и Кальции. — Ну, что ж… Право же, это был отличный день. Намного лучше, чем я надеялся, засыпая вчера вечером. А вы как думаете? — День ещё в целом не закончился, — находит нас Аврора. — Если желаете, я вам один андерграудный клуб покажу, там вам точно понравится, учитывая ваши вкусы. — Нас трое, и вкусы у всех неодинаковые, — лукаво улыбаюсь я. — Ты уверена, что этот клуб настолько богат в возможностях? — Уверенна. Да и нужно же просвещать друзей о лучших закутках Аднирваны, — Аврора вытягивает вниз сцепленные руки, крутясь слегка влево-вправо. — Ну, тогда я только за! — одобрительно киваю я. — Лууна? Кальция? Вся наша компания отправляется в более застроенную часть Аднирваны, хотя и там улицы широкие и хватает площадей. Зажигаются окна и фонари, делая город уютнее, но Лууна неожиданно опускает уши: — Знаете, что я вспомнила… — М? — вежливо просит продолжать Кальция, Аврора хмыкает и говорит: — Ну не велеть же тебе молчать, когда ты изливаешь душу! Рассказывай. — Мне на Йоль один не сложившийся бывший деревянную открытку прислал, — Лууна смотрит вперёд, уносясь в холодные воспоминания. — Точнее, ящичек из ДСП размером с небольшую книгу. Если его открыть, там маленькие домики с лампочкой внутри, как будто смотришь на них ночью с улицы, и пискляво играет конченная песенка. А я тогда подумала, что никогда в новый год не видела дома снаружи, все эти мелкие хатки и квартиры, в каждой из которых семья, любящая или с домашним насилием, но всё лучше, чем мой приют. И мне стало грустно, хоть вой. А потом я подумала, что в новый год дома снаружи видят только бомжи и беспризорники, и мне стало грустно вдвойне. Этот подонок меня подстебать хотел таким подарком, зная, что я приютская, или намекал на секс с последствиями? Ответ у меня находится не сразу. Некоторое время я молча иду рядом, довольно-таки подавленный этой историей — точнее, тем, как её воспринимает сама Лууна. Но, наконец, я нахожу подходящие слова… во всяком случае, как мне кажется, подходящие. — Рискну предположить, что он не задумывался об этом так глубоко, — осторожно начинаю я. — Просто увидел милый, как ему показалось, подарок в зимнем антураже. У нас подобные домики часто продаются в магазинах, особенно под Новый Год. Не зная ничего о твоём бывшем, не буду предполагать глубоко, но… мне кажется, вряд ли он стал бы пытаться так заковыристо тебя подколоть. Опять же, дома снаружи… ну, у нас под Новый Год непременно кто-то на улице торчит. Кто с бенгальскими огнями, кто с петардами, кто с фейерверками. Я сам когда-то так же выходил… Так что, мне кажется, он не хотел тебя обидеть, просто не подумал, какие у тебя могут возникнуть ассоциации с таким подарком. Но это, конечно, не значит, что ему не следовало быть предусмотрительнее. А и мне следует сделать заметку на будущее. — Вообще впредь лучше недооценивай коварство окружающих, чем переоценивай, — решает развить мою мысль Аврора. — Это ещё более грустно, но даже нашим близким чаще на нас наплевать, чем насрать. — Я надеюсь, сейчас уже всё лучше с тобой? — Кальция участливо опускает голову к Лууне. — Ты попала в самый поточный ситет галактики, у тебя есть друзья, ты красиво играешь… — Не беспокойся за меня, я уже усыновлённая, — Лууна поднимает рукой голову Кальции на прежнюю высоту, не поворачивая свой нос в её сторону. — Что же касается собственного кобеля, конура и щенки не для меня. — Вот, — Аврора решилась прервать диалог, показывая на угол здания, где наискось основному фасаду на узком крыльце с двумя колоннами над аркой к вертикальной лестнице еле помещалась вывеска: Эбавграунд-клуб «Красный Октябрь имени дракона Ээррхеннэ». — М-м… А что такое «эбавграунд»? — спрашиваю я, рассматривая эту декорацию. — Как это переводится, могу понять, но в данном случае здесь, кажется, не в прямом смысле слова значение идёт… — Чего не в прямом? И в прямом тоже! — Аврора уверенно лезет по лестнице как на шведскую стенку. Пожав плечами, я начинаю карабкаться тоже. Надеюсь, смысл названия не только в таком физическом расположении клуба, но и в чём-нибудь поинтересней. Как отсюда потом добираются подвыпившие, неохота даже представлять… Блин. Лууна… М-да, нужно будет присмотреть за ней особенно. Выходя наружу, на такой лестнице и шею сломать недолго! Поднявшись по короткой шахте с крашенными барельефами восточного красного дракона — как будто я поднимаюсь в его кольцах — я оказываюсь в неожиданно тесном помещении. Потолок в нём, по всем ощущениям, метр сорок, а сама комната с белыми стенами — три на три метра. В ней могут поместиться только я, Аврора, ещё двое мужиков из посетителей и барменша за стеклянной стойкой, больше похожей на витрину-холодильник. Я не зря называю посетителей именно мужиками — на студентов эти мужчины в чёрных байкерских куртках с шипами на погонах не похожи, максимум на птушников. Один из них лыс, другой коротко стрижен, поэтому даже без морщин на широких лицах они выглядели хорошо за тридцать пять. Барменша одета в белое, но с такими же чёрными прямыми волосами, как у Авроры, и тоже с тёмной помадой, так что и она хорошо вписывалается в их компанию. Аврора в качестве приветствия соприкасается кулаками со всеми тремя и просит барменшу: — Нам пиросмани, цинандали и четыре рога. Белая готка открывает термоящик в углу за собой, передавая оттуда Авроре бутылку красного, бутылку белого и обитые серебром питьевые рога, которые я видел только у викингов и грузин в фильмах. Что ж, рога — это интересно. Да и вообще интересен сам выбор Авроры: на вид вроде эльфийка, а выбрала сплошь грузинский набор. Ну или, точнее, грузинский, судя по названиям… Теоретически, учитывая происхождение эльфов, было бы логичней ожидать чего-нибудь из серии виски. Впрочем… Если брать вариант с викингами, то рога тоже подойдут. — Давай телекинезом помогу, — я разминаю пальцы. — Не прыгать же с таким набором… Выпивают в «надземном» клубе, как оказывается, на земле — несколько десятков существ разлегаются на газоне «зелёной площади», кто подстелив одежду, кто просто так. По рукам ходят несколько гитар, и с разных сторон доносятся разные песни, которых было так много, что какафония давно переросла в почти монотонный гул и не раздражала. Увидев этих ребят, я понимаю, почему тут пьют из рогов — держать их удобнее, а ставить всё равно не на что, газон не назвать достаточно ровной поверхностью. Теоретически, конечно, можно так пить и просто из бурдюков… но рога, конечно, смотрятся романтичнее. — А ты была права, мне здесь нравится, — киваю я. — Правда, рассчитано явно только на лето… осенью тут уже так не поваляешься, не говоря уже о зиме. Мы рассаживаемся и разливаем кому что. Вокруг довольно темно, и ориентироваться можно только по фонарным отсветам, но по крайней мере Лууна и Кальция никакого дискомфорта не испытывают. — Правильно из стекла пьют… — замечает Кальция после первого глотка, — так нет металлического вкуса. — Вот я и попью из стекла, — Лууна забирает ополовиненную бутылку. — Стекло мне привычно, а вот кость — нет, — хмыкаю я, покачивая питьевой рог в руке. — Так что она интересней! Если так присмотреться, то, кажется, дискомфорта не испытывает вообще никто из нас. Нужно только не бросать прямые взгляды на фонари, чтобы не засвечивать ночное зрение. Уютное местечко. Мне оно положительно нравится. — Ну как вам праздник, который я подготовила себе, а достался вам? — с беззлобной усмешкой спрашивает Аврора. — Пикник не ты готовила, но лучшей частью был он, — замечает Лууна. — Хотя вот здесь выпивать мне больше по вкусу. Не чувствуешь себя на рабочей летучке. — Мне по душе… обстановка, — я плавно обвожу зажатым в руке рогом пространство. — Трава. Небо. Ночь. Приятная компания. Темнота. Фоновая музыка. Это… да, это хорошо. И тут Кальция резко хватает мимо проходившего хоббита: — А х ты… — и отнимает у него недавно выигранный кристаллик. — Даже в карманное залез! Это, между прочим, первые мои деньги за всю жизнь! — Я ничего не трогал! — заныл кудрявый низкорослик, — дайте мимо пройти, госпожа дракон… Аврора и Лууна только успевают переглянуться, а Кальция уже сковывает хоббита в серебристые наручники, встаёт и толкает его перед собой: — Домой, — и, уходя, оборачивается к нам: — вы продолжайте, я его сама отведу куда надо. — А вот это уже не очень хорошо, — я резко меняю позу так, чтобы все карманы оказались или прижаты к земле, или накрыты рукой, или прямо передо мной. Так, пропасть ничего не успело? Вроде нет, спасибо мантии, которая сама по себе закрывает большую часть карманов. Ну, а так — камень на месте, да его незаметно и не вытащишь, нож вообще почти придавлен бедром, Агнира по соседству, кристаллик во внутреннем кармане. А из кармана мантии могли стащить разве что платок. Детально щупать уж не буду, если этот карманник тут не один. Нечего привлекать лишнее внимание. О. А если не один… — Интересно, что более вразумительно для подобных субъектов, — неторопливо, но отчётливо протягиваю я вслух, — огненный выдох или ментальный взрыв мозга? Да, я помню, что боевое оружие тут применять запрещено, но это я знаю, что я помню… Подумайте-ка, стоит ли тянуть ко мне пальцы… вор-ришки! — Траву не подожги! — бросает мне Кальция, уходя. Соседняя компания, расслышав это, но ничего остального, хихикает. Аврора, которой Кальция успела передать рог, отдаёт его мне: — Четвёртый канул в море, и их осталось трое. — А почему на Земле выпивают именно «на троих»? — спрашивает меня Лууна. — Не всегда, — качаю я головой. — На самом деле, это появилось у нас меньше века назад. Просто так совпало, что начали выпускаться удобные гранёные стаканы. Ёмкость была как раз такая, что одной бутылки водки было достаточно, чтобы заполнить три таковых. Отсюда и пошло выражение «сообразить на троих». Причём это вовсе не на всей планете было. Не удивлюсь, если в иных местах аналогично «соображают» на совсем другие числа. — Там гранёные пивные кружки, что ли? — Лууна недоверчиво смотрит на свою бутылку. Аврора добавляет: — Или бутылочка с флакон от духов. — Нет, почему? — смеюсь я. — Пивная кружка — она сама по себе такая, что туда пол-литра влезет. А так… Бутылка водки — это как раз пятьсот миллилитров. Делим на три… Получается примерно сто шестьдесят миллилитров. Ну, чуть-чуть больше. Очень даже небольшой стаканчик, кстати. Современные пластиковые у нас на двести рассчитаны. А обычная кружка — треть литра. — А если в унциях? — смотрит на меня Аврора слегка непонимающе. — В чарочках, блин, — допив бутылку, Лууна берёт у Авроры рог Кальции и лакает уже из него. — Дай человеку насладиться вкусом. — А в унциях я сам не сосчитаю, — честно признаюсь я. — Потому как не помню, сколько в жидкой унции миллилитров… Параллельно я присматриваюсь к Лууне, стараясь делать это незаметно для Авроры. Она не слишком быстро напивается? Или это для неё норма? Помнится, в прошлый раз для отключки ей целый ящик потребовался… Но там было пиво. Хотя и вино — не водка. Но выглядит она трезвой, трезвее Авроры даже. Что ж, будем надеяться, что ей это действительно не повредит. Ладно, в конце концов, я всегда могу устроить ей ещё один сеанс протрезвления. Успокоившись, я снова начинаю неспешно потягивать вино. Остаток ранней ночи протекает куда спокойнее, нас уже не тревожат воришки. Один раз нам предлагают гитару и сбацать соседи, но Лууна как умела вежливо отказывается. Довершив со спиртным, Аврора просто оставляет на газоне рога и бутылки, и они исчезают. — Ну что, в кампус? — Отчего бы нет, — киваю я, неторопливо поднимаясь на ноги. Так, вино, конечно, кое-какое влияние оказало, но явно не такое, чтобы обниматься с деревьями или блевать в кустах. Отлично. Во всяком случае, до здания точно дойду, а там уже можно либо в душе освежиться, либо уже самому воспользоваться этим воистину драгоценным камушком, если я переоценил собственную устойчивость. Гуляющих допоздна кроме нас ещё много, и не все даже особенно собираются по постелям — завтра у первокурсников был выходной. Но много хорошо — живот слипнется и печень лопнет, а те компании, скорее всего, вообще сохраняли трезвость. Кстати, удивительное дело — что выпивают спиртное, я злесь вижу нередко, а вот чтобы курили — ни одного. Только на Земле эту гадость придумали, что ли? Пожелав спокойной ночи друг другу и дежурившей Уруцукидодоши — раз я правильно вспомнил прозвище азиатки, то ещё вполне трезв — мы расходимся по спальням… Э, нет. Минуточку. Не для того я ждал весь вечер… Видя, что Авроре идти тоже куда-то наверх, я делаю вид, что меня заинтересовала справочная информация на стене. Успокаивающе махнув рукой обернувшейся было эльфийке, кивнувшей в ответ и двинувшейся дальше, я стою, с вдумчивым видом пялясь на строчки и не разбирая ни знака, а потом, едва Аврора окончательно теряет возможность видеть меня, стремительно заворачиваю за угол, в коридор, куда выходит комната Лууны. М-да, что же будет смутительней — демонстративно бежать следом за ней по коридору или стучаться в её, уже закрытую, дверь? Оказывается, едва очутившись в коридоре, чуть не врезаться в саму Лууну, с насмешливым видом стоящую, сложив руки на груди и постукивающую лапой по ковру. — А я всё думала, чего же ты там ждёшь. Я краснею… кажется. Во всяком случае, от смущения не знаю, куда деть взгляд, то выписывая им вензеля по коридору, то снова на мгновение встречаясь с гончей глазами. — Ну и? — Лууна приподнимает одну бровь. — Слушай, я несколько напилась и несколько устала. Давай без экивоков. Впрочем, я вообще это дело не люблю… Короче. Зачем ты здесь? Оригинально… Что ж, отчасти такой вопрос усложняет дело, отчасти и облегчает… Я решительно сглатываю, набираясь духу. — Я… Лууна, пойдём со мной завтра на охоту? Теперь ввысь ползут уже обе брови гончей: — Это ты в прямом смысле слова? — Ага, — совершенно честно киваю я. Она задумывается, проводя пальцем по длинной переносице. Я жду, без особого успеха пытаясь дышать не взволнованно. — Если так же рано, как ты обычно ходишь, я не высплюсь и буду злая. Тебя это устроит? — Завтра у нас всё равно нет уроков, — пожимаю я плечами, — так что… О, так это же возможность самому сейчас отоспаться, а завтра с утра потренироваться в новом облике! Стоп. Она согласилась?! Спешно погасив начавшую было расползаться дурацкую улыбку, я мигом сосредотачиваюсь, вспоминая, о чём говорил. — Мне нет особой разницы, во сколько. Когда тебе будет удобно, тогда и мне подойдёт. Так, минуточку, а откуда, собственно, она знает, во сколько именно я обычно охочусь? Но эту мысль я уже торопливо отвожу в сторону. Потом поразмыслим. — Значит, я к тебе зайду, баю-блѧдушки-баю, — щёлкнув мне по носу, она важно, но быстро скрывается в своей комнате. Я стою, глядя вслед сначала ей, потом на дверь, из-за которой на мгновение перед закрытием весело и насмешливо блеснули ало-белые глаза. И никак теперь уже не могу перестать улыбаться. Ох. Не подумала бы только она, что я слишком легкомыслен… А впрочем, вряд ли, иначе бы не согласилась. Она согласилась!!! От радости охота завопить, подпрыгнув на месте, но сейчас это точно уже было бы полнейшей дурью. Торопливо взяв себя в руки и улыбнувшись напоследок уже закрытой двери, я неторопливо направляюсь к себе. Неторопливо — потому что я тоже, как она выразилась бы, «несколько напился и несколько устал», а ещё — сейчас на душе такая радость, что совершенно не хочется никуда торопиться. Пусть даже это всего лишь согласие, фактически, разделить привычное занятие… но всё равно это радует так, словно она согласилась пойти со мной на свидание. Не слишком ли я тороплю события? Не слишком ли тороплюсь радоваться? А вот это уже, видимо, очень во многом будет зависеть от меня самого.