Филипп Лунин и драконье училище

Дичь здесь немного иная, чем в моём лесу, но биомы хвойных экосистем мне тоже отлично знакомы, так что проблем не возникает. Более того — как быстро выясняется, наши способности образуют весьма удачную пару: Лууна с лёгкостью выводит меня на очередную добычу благодаря своему нюху адской гончей, после чего моя ментальная магия с не меньшей лёгкостью определяет точное местонахождение дичи что среди веток, что за деревьями, что в кустах. Глушит слух, обоняние, вообще всю настороженность… А затем уже обычно оказывается довольно одного удара. Тут мы с гончей чередуемся. Лууна поначалу ворчит, что я использую её как охотничью собачку, на что я интересуюсь — не можем же мы не применять её столь полезный чудо-нюх? На это Лууна только шевелит ушами и замолкает на некоторое время. Очень похоже, что она дуется, так что я даже мысленно поругал себя. Ну что, спрашивается, стоило бы уступить ей в споре? Подумав ещё немного, я всё-таки решаю оттащить свою гордость в сторону и вслух признаю, что она, пожалуй, права — но нюх это её неотъемлемая часть, а не магические обвесы, и в этом она совершеннее меня. Эффект оказался даже лучше, чем я надеялся. Конечно, сказать, что Лууна сразу растаяла от извинения, было бы изрядным преувеличением, но всё же оно было принято, улыбка стала вновь появляться на лице гончей, её плечи расправились, да и молчать мрачно она перестала. А когда, сочтя, что наши возможности по доставке добытого назад уже загружены полностью, мы решили прикинуть эффективность сегодняшней охоты, то Лууна, пересчитав всё дважды, всё-таки окончательно сменила гнев на милость: — Даже несмотря на этого призрака, с тобой я сцапала минимум на десять процентов больше обычного — и на десять процентов быстрее. Минимум. А у тебя как? — Пожалуй, даже ещё получше, — откликаюсь я, предварительно сделав вид, что занят мысленными подсчётами. На самом-то деле настолько точного списка добытого, чтобы они имели смысл, я просто не вёл, добычу не взвешивая. Но тут дело было в другом… — За счёт того, что ты быстро выводишь на добычу, по времени ещё быстрее получается! Не десять, а все двадцать процентов. Не меньше! — Ну так! — Лууна гордо упирается руками в бока. Её хвост довольно машет из стороны в сторону, а мне с огромным трудом удаётся не пялиться на неё совсем уж откровенно — настолько она хороша сейчас, искренне гордая собой, стоящая в решительной позе, слегка расставив лапы и чуть задрав нос. С особенным усилием взгляд требуется отдирать именно от лап, уверенно держащих свою владелицу на лежащих во мху старых, изогнутых сучьях. Впрочем, подкачанный, умеренно-мускулистый и нежно-пушистый животик тоже уверенно забирает немалую долю внимания. Сильно задерживать взгляд на её гриве и лице я и вовсе не рискую, опасаясь, что тогда она точно заловит меня на непристойном внимании. И так — не заловила бы! По счастью, то ли действительно не заловила, упоённая признанием её заслуг, то ли на базе этого же признания решила спустить мне некую неровность на джинсах. — Ну что, почапали домой? — Лууна начинает подбирать тушки, пользуясь телекинезом, как и я. — То есть не домой, конечно — в кампус… — по её лицу пролетает тень грусти. — Конечно, — мягко отзываюсь я, стремясь вложить в голос максимум теплоты и поддержки. — Пошли. Когда мы выходим из леса, то обнаруживаем, что облачков, и без того немногочисленных, стало ещё меньше, а Солнце усердно льёт лучи на землю. Конечно, уже осень, но осень ранняя, тем более что здесь явно теплее, чем дома. Так что жара понемногу начинает донимать, учитывая наш груз. Телекинез сильно помогает, но на него тоже тратятся и силы, и напряжение. Причём, несмотря на более лёгкую одежду, Лууне не легче, чем мне — у неё же шёрстка. — Проклятье, ну облако бы нашло, что ли… — недовольно бурчит гончая, бросая искоса взгляд на небо. — Упаримся, пока допрём. Слушай, а ты случаем не можешь тучку нагнать? Можно даже с дождём, я не против. — Не учён такому ещё… — вздыхаю я. — А то бы уже, да. — Эх. О! А может, ты снова в дракона, а? Ты вон какой здоровяк в феральном виде. Накинем на тебя груз… а если ещё и меня подвезёшь, то я тебе… м-м… следующее вино оплачу. — А как ты собираешься держать всё это на моей спине? — невесело откликаюсь я. — Верёвок у нас нет. Чересседельных сумок драконьего размера тоже. И седла нет. Или ты собралась сидеть без него на моём гребне, держа всю добычу телекинезом? Уж легче так топать. — Ты чертовски прав… — мрачнеет гончая. — Слушай, а может, возьмёшь всю добычу в лапы, я на тебя — уж как-нибудь приспособлюсь — и долетим? — Было бы здорово… — вздыхаю я. — Но я только этим утром освоил этот облик. Превращение, которое ты видела — второе. Иными словами, летать я в нём вообще ещё не пробовал. Абсолютно новое. Вероятность того, что я с непривычки взлететь-то даже не смогу — очень велика. А если даже смогу — запросто или половину добычи по дороге растеряю, или сам в землю впилюсь, или, что ещё хуже, тебя уроню. Оно тебе нужно — так рисковать? Лууна только вздыхает в ответ. Некоторое время мы топаем по дороге молча. Но на очередном повороте перед глазами показывается река, и мне в голову является отличная мысль. — Лууна! А что, если нам просто передохнуть? Время-то у нас есть. — Ну да, а потом что? — усмехается она. — Снова волочиться по этой жаре? Она-то никуда не денется, как бы ещё не жарче станет. Уж лучше дойти разом спокойно, а там уже — тень, еда, душ… Кровать, наконец! Да и где ты предлагаешь отдыхать? На этой грунтовке? Мне мои шорты ещё дороги, знаешь ли. — Не нужно на грунтовке, — улыбаюсь я. — Я знаю отличное местечко. Правда, придётся сделать небольшой крюк, тут скоро мостик покажется. Но зато там можно реально отдохнуть. Заводь, Лууна. Заводь, мелководная, в тени деревьев. Полностью силы восстановим! Уши гончей заинтересованно шевелятся: — Заводь, говоришь? У этой речки? — Ага. Я на неё случайно наткнулся, когда так же вот назад возвращался. С этой дороги её не заметить, а с моей можно. Точнее, можно овражек заметить, который к ней ведёт. Я из интереса туда сунулся — наткнулся… Там сейчас на-а-амного лучше, чем здесь! Тенёк. Ополоснуться можно, даже напиться — родник неподалёку. Отдышаться как следует. Давай заглянем туда! — Ну-у-у… — Лууна задумчиво бросает взгляд сначала на небо, потом на реку, затем переводит его на виднеющиеся вдали здания академии и, наконец, переводит на собственные лапы, шагающие по горячей пыли грунтовой дороги. Я смотрю следом. Шёрстка припорошена этой пылью, когти грязные. А подушечки наверняка устали… — Долго дотуда? — спрашивает, наконец, гончая. — Минут десять примерно. Потом обратная дорога ещё примерно на столько же длиннее будет до академии. Зато отдохнём полностью! — Уболтал, змий языкастый, — насмешливо, но беззлобно скалится Лууна. — Веди. Двигаться по небольшому подвесному мостику, держа на телекинезу целый комплект тушек — дело не самое удобное. Перебираемся по очереди, подстраховывая друг друга. Но это оказывается единственной проблемой, и вот уже скоро мы спускаемся в овражек. — Дошли! — довольно говорю я, раздвигая заросли камыша. — Осторожно, не поскользнись, тут ручеёк небольшой… Вот! Видишь, я же говорил, что тут хорошо. Выбравшись следом за мной на поляну, Лууна одобрительно обводит её взглядом, прежде чем свалить на траву всю свою добычу: — Согласна. А вон то брёвнышко у берега идеально для того, чтобы на нём посидеть. Лапы ополоснуть… — Есть две новости… — неторопливо начинаю я. — Так я и знала, — вздыхает Лууна. — Давай сначала плохую. — Здесь родник неподалёку, — киваю я в кусты на дальнем конце поляны. — Так что вода несколько холодная, скажем так. — Да ну, это понятно по запаху. А хорошая? Широко улыбаюсь в ответ: — Я огнедышащий. Брови Лууны на мгновение возводятся «домиком», но тут же понимающе разглаживаются. — Тогда валяй. С тебя — доведение этой лужицы до состояния СПА, а с меня — пополнение водных запасов. Давай флягу, дойду до родника. К тому времени, как гончая возвращается, наполнив обе фляги доверху и принеся вдобавок воды в походных стаканах, я уже успеваю тоже наладить дело. Вода приемлемо потеплела. Связь с рекой у заводи слабая, так что быстро тепло не развеется. — Проверь, как тебе? — разгибаюсь я, переставая водить рукой в воде. — Ещё подогреть или, наоборот, из речки плеснуть? — Сейчас посмотрим, — Лууна, оставив груз на берегу, осторожно входит в воду. — М-м… А ничего! Только подогрей ещё вот тут, у бревна. Здесь сидеть буду. Кивнув, я снова устремляю огненный выдох на воду, стараясь всадить его поглубже. Лууна хохочет, разгоняя рукой моментально вскинувшийся густой пар. — Блин, нужно запомнить, что тебя нужно брать с собой на реку, когда холодно. — Всегда рад помочь, — довольно фыркаю я. — Вот так довольно будет? Гончая, перешагнув через бревно, бродит в воде туда-сюда, время от времени поводя лапами направо-налево. — Сойдёт, — наконец, решает она и плюхается на бревно, прикрывая глаза и с наслаждением вытягивая лапы вперёд. — О-о-ох, как же хорошо. Спасибо… ну, что показал мне это место. — Пользуйся, — весело отвечаю я, подходя и садясь на бревно рядом с ней. — Без тебя так удобно не будет. — Так бери меня с собой. Будет у тебя личное походное СПА. Лууна хохотнула, покачивая головой. Её хвост задорно шлёпает меня сзади. — Тема интересная, нужно обдумать. А ещё что ты можешь, СПА? Не считая массажа камнями, конечно. Правда, камень ты купил не горячий, зато целебный. — Массаж я и без камня умею делать, — бросаю взгляд на её лапы, потирающие в воде одна другую. — Ну, точнее, не вот чтобы профессиональный… Но у нас на базе меня научили, как разминать уставшие мышцы, чтобы быстрее в себя прийти. — Разминать мышцы, говоришь… — задумчиво протягивает Лууна, тоже глядя на лапы и по очереди то поджимая, то расправляя пальцы на каждой. Я наблюдаю за этими движениями слегка заворожённо. Затем, сообразив, что засмотрелся, торопливо поднимаю голову — чтобы наткнуться на её взгляд. Взгляд, правда, не раздражённый, а какой-то… сомневающийся. Кажется, она размышляет, решиться или нет. — Если желаешь, я разомну тебе лапы, — осторожно предлагаю я. — Тёплая вода, самое оно… — М-м-м… — задумчиво протягивает Лууна, слегка покусывая нижнюю губу. — Ну, даже не знаю… — Обещаю, лапать не буду. Ну, то есть буду, но исключительно в хорошем смысле слова. — Да я и не сомневаюсь, что ты меня всю хочешь в хорошем смысле слова, — щурится Лууна, разом вгоняя меня в краску. — Но я не про то… Я просто думаю… ну… Она выглядит странно смущённой. Даже необычно смущённой для неё. Уши нервно шевелятся, а хвост пошлёпывает по бревну. — Ну ладно, — наконец решается она. — Вот что… Я тебе сейчас кое-что расскажу… но ты пообещай никому это не передавать. Тем более Кальции. — Обещаю, — поразмыслив пару секунд и решив, что вряд ли это что-то совсем уж из ряда вон, отвечаю я. — Ну, в общем… — Лууна снова прикрывает глаза и делает глубокий вдох, — в общем… Я щекотки боюсь, — её уши тут же прижимаются к голове. — Щекотки? — Да. Только никому об этом не рассказывай, ты пообещал. Это просто… ну, смущает меня сильно. Что я какой-то там щекотки боюсь. А я… я действительно боюсь, она на меня действует… прямо ух. Так что… — Лууна снова задумчиво шевелит пальцами в воде. — Ну, я же не собираюсь тебя щекотать, — ободряюще улыбаюсь я. Эх. А ведь не против был бы, особенно после такого признания. Теперь возбуждение при виде её сильных пальцев лап, шевелящихся в воде, нахлынывает ещё сильнее, с трудом поддаваясь сдерживанию. Помогает только напоминание о том, что я только что получил от неё знак доверия. — Я знаю, а то бы тебе врезала... — вздыхает тем временем гончая. — Просто, чтобы ты имел в виду… именно из-за этого мне нелегко доверить свои лапы кому-то другому. — Лууна, обещаю тебе: я не буду тебя щекотать. Во всяком случае — сейчас, сформулирую точно, — не буду тебя щекотать намеренно, имея это целью, если только ты не выразишь на это чётко и недвусмысленно своё согласие сама. — А ну-ка стоп, — гончая сощуривается, глядя на меня. — Согласие? Так… Только не говори, что ты из тех, кого щекотка возбуждает. Я только вздыхаю, разводя руками в стороны. — Из тех. Извини. Но моё обещание в силе. Да, мне нравится щекотка, но, если тебе нет — щекотать тебя я не буду, обещаю. Лууна закусывает губу ещё сильнее, а хвост её так и ёрзает по бревну. Если я что-нибудь в чём-нибудь понимаю, сейчас её просто раздирают надвое желание согласиться на разминку лап и страх перед щекоткой. Она снова закрывает глаза и глубоко вздыхает: — Джинсы сними. — Зачем? — теперь вздрагиваю от неожиданности уже я. — Затем, что иначе измочишь их в воде и своей смазке. Куда ещё, по-твоему, мне лапы положить, как не к тебе на колени? Тьфу ты, сама не верю, что такое говорю… Давай уже! Пока я добрая. Я с присвистом втягиваю воздух сквозь зубы: — Есть одна проблема… смущающая сейчас уже меня… — Да знаю я, что у тебя стоит! Дура я, что ли? — раздражённо мотает головой Лууна. — Касаться не буду, обещаю. Надеюсь, ты сейчас в трусах? — Ага… — Ну вот и славно, потом поменяешь. Давай уже, кому говорю? Можно подумать, я «палатку» у кобелей не видала никогда. Вздохнув и кивнув — даром что она сейчас этого не видит, — я поднимаюсь на ноги, выхожу на берег и стаскиваю с себя раньше просто подвёрнутые джинсы. М-да, а «палатка» действительно натянута от и до. Кажется, меня сейчас ждёт определённое испытание. Вздохнув снова, возвращаюсь к бревну. — На, — Лууна неторопливо вытаскивает по очереди лапы из воды и кладёт мне на колени. — Но помни: начнёшь изгаляться — вдарю. — Сделаю всё, как обещал, — киваю я, рассматривая доверенную мне красоту. Впервые вижу её вожделённые лапы так близко, да вдобавок ещё и ощущая те собственными ногами. Соблазнение… сильно, не поспоришь. Тем более что лапы Лууны прямо доверены ей мне в руки. Собственно, перебороть соблазн помогает именно это. Я не желаю, совершенно не желаю подводить её доверие. Давай, Филипп. Вперёд. Да, это эрзац, но, массируя её лапы, ты тоже получишь удовольствие. И ей доставишь. Я бережно кладу руки между коленным и голеностопным суставом правой лапы и начинаю мягко, но деловито растирать мышцы. Лууна, сильно напрягшаяся при этом в первые секунды, начинает понемногу расслабляться. Впрочем, следить за мной из-под прикрытых век не забывает. Она антропоморфна, так что конструкция её лап не так уж далека от ног людей, будучи так же заточена под прямохождение. Правда, стопы другие — пальцеходящего типа, а не стопоходящего, как у медведей или у нас. Не могу не отметить, однако же, что это делает те только красивее. Пальцеходящие стопы намного изящней сложены и более вытянуты, чем стопоходящие. А такие силуэты, как правило, в глазах людей выглядят предпочтительнее. Особенно при походке. Но в остальном бо́льшая часть выглядит предельно знакомо. Да и мышцы стоп, в сущности, не сказать чтобы радикально отличны. Я работаю с лапами Лууны по очереди, стараясь не отвлекаться на то, что моё возбуждение спадать упорно не желает. Растираю мышцы, добиваясь усиленного притока крови к ним, разминаю крупные то вдоль, то поперёк, двигая ладонями навстречу друг другу, вывожу растянутые спирали большими пальцами вдоль голени. Слегка пошлёпываю и постукиваю ту одной рукой, поддерживая второй на весу за щиколотку: — Какие у тебя мышцы. Никакой тряски! — Побегай с моё, — судя по тону её голоса, она успокоилась ещё больше, пусть и пока не совсем полностью. Я перехожу на суставы, начиная с коленного. Здесь интенсивного разминания уже не требуется, а вот мягкое тепловое воздействие пригодится. Плавно кружу ладонями, обводя сустав со всех сторон и уделяя особое внимание связкам. Затем перехожу ко второму. Гончая тем временем слегка ёрзает на бревне, усаживаясь поудобнее, и я, наконец, замечаю характерное расслабление мышц лап, которые перестали находиться в постоянной готовности к сокращению. Лууна откидывается назад, поддерживая себя отведёнными назад руками, упёршимися в бревно, и предоставляя мне лучший доступ к её лапам. Закончив согревающе растирать колени, я перехожу к голеностопным суставам. Здесь есть свои тонкости, но, в целом, система похожая. Касаясь стопы, я чувствую новые всплески напряжения — и поэтому, прежде чем перейти туда, приостанавливаюсь, обращаясь ко внимательно смотрящей на меня гончей: — Сейчас я собираюсь заняться твоими ступнями. Иногда может оказаться немного щекотно, но я постараюсь, чтобы обошлось без этого. Если станет неприятно, скажи мне, и я тут же остановлюсь, хорошо? Лууна задумчиво слегка прижимает зубами язык, а затем проводит им по ним: — Валяй уже. Согласно кивнув, я перехожу на ступни. Сразу же замечаю, что пыль вымылась тут хуже, чем на голенях. Да и неудивительно, здесь она втаптывалась в шёрстку усерднее всего. Даже, вон, кое-где мелкие камешки застряли… — Чего морщишься? — Ополоснуть нужно дополнительно, — я зачёрпываю рукой тёплой воды. — Отмылось неважно. — Ну, давай, — кивает Лууна, продолжая бдительно следить за моими руками. Есть что-то в этом всё-таки умиротворяющее, почти медитативное — мыть ей эти тёплые, милые лапы, лежащие у меня на коленях. Ещё удивительней то, как одни и те же ощущения могут и будоражить плоть в порыве возбуждения, так и успокаивать душу, сосредотачивая на задаче хорошо позаботиться о ногах гончей. Я осторожно отвожу в сторону слипшиеся прядки шерсти, скольжу по подошвам Лууны раскрытой и прижатой ладонью, следя за тем, чтобы не допустить щекочущих касаний кончиками пальцев, даже случайно. Бережно омываю главных трудяг — подушечки. Они плотные, шершавые на ощупь и при этом очень тёплые, гораздо теплее воды. Невольно желается задержать ладонь на тех подольше. — Ну что, дорвался, наконец? — вздыхает Лууна, полушутливо закатывая глаза. Я вздрагиваю: — Извини, просто я… — Не нужно, — обрывает меня гончая взмахом ладони, не торопясь, впрочем, никуда убирать лапы у меня с колен. — У тебя рожа сейчас была, как у кота перед миской сметаны. Что, так мои лапы нравятся? — У тебя чудесные лапы, — искренне отвечаю я. — Просто божественные. Лууна явно пытается подавить довольную улыбку, что ей, впрочем, не очень удаётся. — Обычно женщинам хвалят груди и зад. — Значит, моя фантазия на комплименты богаче, — я довольно улыбаюсь. — Ну и что же именно… божественного в лапах адской гончей? — Лууна слегка шевелит пальцами, немедленно приковывая к ним моё внимание. — Давай, покажи свою фантазию. Я серьёзно задумываюсь, прежде чем начать говорить, одновременно продолжая мягкое омовение: — Они такие… сбалансированные. Стройные, но сильные. Мускулистые, но в меру. Суставы крепкие, отличные. Шёрстка плотная, защищает, но в метёлку не превращается при этом. Сухожилия, как стальные струны под кожей. Когти ровные, изящные. А подушечки вообще такие, что мне хочется держать и держать на них ладони, согревая и наслаждаясь ответным теплом. Они просто чудесны. Несмело поднимаю взгляд на Лууну и обнаруживаю, что та сама едва ли не впервые за весь процесс отводит от меня взгляд. Гончая уставляется куда-то в сторону, на заводь, над которой продолжает клубиться пар, понемногу превращающийся в туман, и отводит уши назад. Поняв через какое-то время, что я на этот раз сам опускать взгляд не намерен, Лууна закатывает глаза и вздыхает — задумчиво так: — Знаешь, когда я была в приюте, то слышала порою от старших сучек: «Чтобы кобель был у твоих лап, они должны быть этого достойны». — Твои точно достойны, — немедленно отвечаю я и получаю лёгкую улыбку. — Вижу. Точнее, вижу, что ты так думаешь. Домывай уже… кобель. Дальнейший процесс словами не прерывается. Я бережно заканчиваю вымывать грязь и пыль из шёрстки лап Лууны, после чего начинаю аккуратно разминать те, всё так же бдя за тем, чтобы не допустить щекочущих движений. Для этого требуется чаще действовать ладонями, чем пальцами, что несколько замедляет дело, но не мешает ему совсем. Мягко размяв пальцевые суставы и заботливо пройдясь по мощным сухожилиям, держащим во время ходьбы на весу всё тело гончей, я задерживаю ладони на её ступнях, снова наслаждаясь шершавым теплом подушечек. Знаю, что надолго не получится, но ещё хоть несколько секунд! — Ну, вот так вот, — наконец, с мягким вздохом говорю я. — Лучше тебе? — Лучше, — согласно откликается Лууна, неторопливо двигая лапами в разные стороны и, видимо, проверяя работу всех мышц и суставов. Я то перевожу взгляд на эти сокращения-расслабления, то отвожу его в сторону, закусывая губу и без заметного толку пытаясь успокоиться достаточно для спадения возбуждения. — Лучше, — наконец, уверенно повторяет гончая, прежде чем со смешком посмотреть на меня. — Ты действительно отличное походное СПА. — Стараюсь… — хмыкаю я в ответ. — Да уж, вижу. Между прочим… — она мнётся, прежде чем коротко выдохнуть, ненадолго отводя глаза в сторону: — Спасибо, что заботился, чтобы щекотно не было. — Я же обещал. — Ага. Мой вежливый кобель… — она задумчиво хмыкает, прежде чем лукаво посмотреть на меня. — Сидеть. Спокойно. Я послушно замираю и тут же напрягаюсь, видя, как правая лапа Лууны начинает неторопливо карабкаться вверх по моему животу. Промежность она при этом честно обошла, даже не коснувшись… даром что я бы предпочёл обратное. Сильные пальцы красивой лапы канидки продолжают по очереди сокращаться, неспешно подтягивая лапу всё выше и оставляя на моей рубашке мокрый след. Я сам не знаю, чего мне сейчас больше охота сделать: то ли накрыть эту лапу ладонью, прижимая её к своей груди, то ли наклониться и коснуться когтистых пальцев губами, то ли потереться о них скулой… Но я послушно продолжаю сидеть на месте, часто дыша, стискивая губы и то зажмуриваясь, то снова распахивая глаза. Лууна внимательно наблюдает за мной, довольно улыбаясь. Наконец, её лапа нежно проходится по моей шее и достигает конечной цели путешествия — уха. Для этого гончей оказывается нужно едва ли не лечь на бревно, чтобы дотянуться. Дразняще потерев подушечкой одного из пальцев мою ушную раковину, Лууна со смехом выпрямляется, сначала резко возвращая правую лапу мне на колени, а потом и вовсе спуская с плеском обе лапы в воду. — Молоде-е-ец, — весело тянет она, шутливо щурясь. — Хоро-о-оший мальчик. — Испытывала? — со вздохом спрашиваю я, наконец расслабляясь. — Ага. И ты, я думаю, вполне заслужил награду. — Оу, — я с любопытством смотрю на неё. — И какую же? Лууна снова вытаскивает лапы из воды и плюхает мне на колени, демонстративно-размашисто шевеля пальцами. — Ты только посмотри, какие у меня красивые, свежевымытые лапы… Верно? — Верно, — соглашаюсь я, расценивая это как разрешение наконец-то полюбоваться на те вволю, не пряча взгляд. — А там что? — Лууна тычет пальцем в сторону берега. — Ну… песок? — предполагаю я. — Именно! Только представь, как ужасно будет губить плоды твоего старательного труда, тут же пачкая эти замечательные лапы снова… — нараспев протягивает Лууна, без особого успеха — да похоже, что и желания, — скрывая предвкушающую улыбку. — Тогда что же мне делать? — приподнимаю я брови. Гончая довольно показывает мне большой палец. — Отдельный плюс за то, что допёр до нужного местоимения. Тебе, а не нам, всё верно. Неси меня! — Эм… в смысле? — В прямом! — Лууна возводит глаза к небу. — Я сильно полегче Кальции, так что сдюжишь. Бери меня и неси на берег! Во-о-он на тот пригорок, где травка такая чистая. Там я лапы обсушу. — Немного дразнишь, да? — я со вздохом поднимаюсь на ноги, подхожу к ней и подсовываю правую руку под бёдра гончей, а левую — под её талию. — Немного дразню, — соглашается Лууна. — Зато… Моё дыхание сбивается, когда её руки обвиваются вокруг моей шеи. — Зато совершенно честно имею право сделать вот так, — невозмутимо продолжает канидка. — Неси меня! Напрягшись и немного поднатужившись, я отрываю её от бревна, медленно поворачиваюсь на месте, с каждым шагом вытаскивая ноги из расползающегося под двойной тяжестью песка, и начинаю медленно брести к берегу, а там и по нему. Нужно отдать должное Лууне, она ничем не мешает процессу перемещения, спокойно лёжа у меня на руках и даже, кажется, периодически помогая аккуратными смещениями в нужную сторону удерживать равновесие. — Куда тебя? — тяжело выдыхаю я, добравшись до указанного пригорка. — Туда, — указывает носом Лууна, не разжимая рук. — Клади меня на траву. Сделав ещё несколько шагов, я с облегчённым вздохом выполняю это указание, едва не рухнув при этом из-за смещения центра тяжести. Судя по напрягшимся мышцам гончей, она была к этому готова. — Молодец, — рук она разнимать не торопится. — А теперь… Резкое движение кольца рук, вильнувшая под моими ногами лапа — и я так-таки валюсь в траву с удивлённым вздохом. Канидка умудряется при этом ещё и скосить мою траекторию так, что падение оказывается довольно мягким. — А вот и награда, — Лууна притискивает меня поближе и кладёт голову мне на плечо. — Разрешаю обнять меня. Я неуверенно просовываю правую руку ей под плечи, а левой накрываю сверху. — Смелее, я не кусаюсь, — в её голосе слышится улыбка. — Во всяком случае, не собираюсь сейчас. — Если честно, я не очень тебя понимаю… — признаюсь я. — А ты спрашивай. Объясню, — отвечает гончая, не поднимая голову с моего плеча. — Ладно… Почему… почему ты сейчас разрешаешь обнять себя? — Потому что ты был послушным мальчиком, — хихикает канидка. — А мне понравилось. Примерно с полминуты я молчу, просто наслаждаясь теплом её тела. — Мне показалось, в прошлый раз ты не очень… — А. Ну, так я и сейчас не очень, — её голос заметно грустнеет. — Но тогда почему ты меня обнимаешь? — Никто не запретит. — Но почему… — А там запретят и на клюшку натянут. — Так. Кажется, я запутался… — признаюсь я. — Ожидаемо… — вздыхает Лууна. — Ладно. Объясняю на пальцах. Я не желаю быть элементом твоего гарема. Не желаю также и наставлять рога Кальции… даром что иногда она это заслуживает. Учти, скажешь это ей — буду всё отрицать. — Ладно. Э-э, в смысле, ладно, не скажу! — Молодец. Так вот, этого-то я не хочу… но это не значит, что… что ты мне противен, — Лууна коротко, почти несмело потирается носом о мою грудь. — Поэтому… — выждав некоторое время и убедившись, что я сам в ожидании, продолжает она, — поэтому я согласилась пойти с тобой охотиться… во многом поэтому, также, согласилась, чтобы ты размял мне лапы… поэтому сейчас я валяюсь с тобой на травке. Но не мну эту травку. Уловил? — Петтинг есть, секса нет? Если грубо. — Грубо тебе не идёт, — морщится гончая. — Тем более что петтинга тоже нет. — А объятия что же тогда? — Ну… объятия не в счёт, — слегка качает головой она, — они дружеские. Пока ты меня не поцеловал… или не запустил руку в трусы… или на грудь… это не считается. Это не петтинг. — Так. То есть обнимать тебя можно… — Нельзя! — торопливо прерывает меня Лууна. — Ну, то есть… нельзя, чтобы там, где нас кто-то может увидеть. Я не желаю расстраивать Кальцию… а что-то мне подсказывает, что она расстроится не только в случае секса. При том, что ей самой он не нужен… вот это меня немного злит. — Да уж, расстраивать её будет жестоко и несправедливо, — соглашаюсь я, проговаривая собственные мысли вслух. — Только я не понимаю одного. Если я могу обнимать тебя там, где никто не увидит… — Э, не всегда, — предупредительно постукивает меня пальцем по груди гончая. — Только если я разрешу. Вот как сейчас. — Пусть так, — киваю я. — Но, если можно тебя обнимать там, где никто не видит… Почему нельзя, м-м… нечто большее там, где никто не увидит? — Что, хочешь меня трахнуть, кобель? — со вздохом спрашивает Лууна. — Не трахнуть, а заняться с тобой сексом. Улавливаешь разницу? Трахнуть — это когда та же мастурбация, только в живое существо. А я желаю ублажить тебя так, чтобы ты наслаждалась до кончиков пальцев. Канидка слегка шлёпает меня по груди этими самыми пальцами. — Нашёл самое главное в женщине. Вот поэтому я и не собираюсь… заниматься с тобой сексом. Сейчас. — Думаешь, меня в тебе помимо лап ничего не интересует? — удивляюсь я. — Вряд ли. Именно поэтому я пока не желаю… знаю, что потом будет сложно удержаться от того, чтобы дальше идти. Я верю, что ты меня можешь ублажить. Ты же только что мне лапы массировал так, что я прямо вся в кайфе была. Не буду уж даже представлять, что ты можешь со всем остальным моим телом сделать… иначе очень сложно будет продолжить просто лежать. А я не хочу этого, понимаешь? Не желаю терять из-за тебя голову. Пока мы с тобой и Кальцией не разобрались — без поцелуев, без секса, без объятий на публике. — А если разберёмся? — Догадайся с трёх лап… тьфу, раз, — фыркает Лууна, снова шлёпая меня по груди, но уже сильнее. — У меня вон уже оговорочки по Фрейду пошли. Я фыркаю в ответ, поворачивая голову и слегка потираясь подбородком о макушку канидки: — Будь по-твоему. Я желаю, чтобы нам было хорошо, и чтобы Кальция тоже в накладе не осталась. Поэтому я понимаю тебя. — Кобель вежливый, — в голосе Лууны звучит улыбка, а сама гончая снова слегка потирается щекой о мою грудь. — А ещё послушный мальчик, — напоминаю я. — О, да. Очень послушный, — канидка ласково гладит ладонью меня по груди. — Будь уверен, это я тоже оценила. Мы лежим, держа друг друга в объятиях, наслаждаясь полуденным теплом, от которого нас прикрывают тени деревьев… и я чувствую себя удивительно хорошо. Почти так же, как если бы мы действительно только что переспали. Всем боком начинаю ощущать, как тело Лууны плавно расслабляется. Такое ощущение, что она собирается лежать так ещё довольно долго. М-м… а почему бы, собственно, нет? Здесь такая мягкая трава… Возвращаюсь я в сознание от того, что кто-то водит чем-то влажным и прохладным по моему уху. Мотнув головой, я поворачиваю её… чтобы тут же уткнуться носом в нос канидки. Алые глаза искрятся весельем. — Вставай, кобель спящий. Нам пора. — Я так-таки заснул… — Да не парься, я тоже. Плечо не ноет? — Немного… — Поднимайся, разомну, — машет рукой Лууна, усаживаясь возле меня. Даже под головой красивой девушки плечо может запросто затечь, если эта девушка выбрала его подушкой. Поэтому я довольно покряхтываю под сильными пальцами гончей. — Так ты это тоже умеешь… — Не так всё же, как ты, — признаётся Лууна. — Я больше за силовой массаж, но... В общем, мне реально понравилось, как ты это делаешь. — Лууна? — я кладу одну ладонь на её, слегка прижимая к плечу. — Что? — так же понижая голос, отвечает она, приостанавливая движения. — Пойдём завтра на охоту снова? Вместе. Она смеётся и шутливо щёлкает меня по затылку. — На охоту за моими лапами? — Я готов ублажать твои божественные лапы каждый день. Лууна взрыкивает так, что, пожалуй, я бы испугался, если бы параллельно не ощущал по возобновившимся движениям её пальцев, что этот рык означает вовсе не гнев. — Гр-р-рёбаный лапофетишист. — Или замечательное походное СПА. Гончая прыскает, а в следующую секунду просто взрывается хохотом, хлопая меня правой ладонью по правому плечу, а левой продолжая разминать левое. — А ты за словом в карман не лезешь, верно? — Стараюсь. — Угу. Ладно, согласна. Пойду с тобой… снова. По счастью, долго мы проспать всё-таки не успели — так, вздремнули часика на полтора. Солнце уже успело сдвинуться по небосводу, отдохнули мы тоже хорошо, так что обратный путь ощущался уже намного легче, в чём мы охотно согласились друг с другом. — Отличный сегодня был день, — подытоживает канидка, остановившись вместе со мной на том распутье, с которого наши дороги к искомым заведениям расходились в стороны. — Несмотря на не слишком удачное начало… дальше всё было отлично. Спасибо за… ну, и за это местечко, и за… хех, за СПА, — она весело подмигивает мне. — Если желаешь, можешь пойти со мной сегодня вечером в наш клуб, — предлагаю я. — Это Танатин-то? Поэтический? — Лууна вздыхает. — Извини, но откажусь. Во-первых, не больно-то мне сама Таната понравилась. Во-вторых, что-то слишком долго тогда получится… весь день вместе. Меру тоже знать нужно. Третье — Кальция тоже заслуживает своё право на твоё внимание. Так что… всё-таки нет. Завтра встретимся. — Завтра так завтра, — слегка вздыхаю я, но тут же улыбаюсь. — Буду ждать с нетерпением. — Подрочи и не терпи, — понизив голос, почти ласково отвечает Лууна и с размаху шлёпает меня хвостом сзади — от души, с оттяжкой. Сделав несколько шагов вперёд, она оборачивается и лукаво ухмыляется мне: — Ах да. Держи щедрый подарок. Сим официально дозволяю тебе невозбранно пялиться на мои лапы. Даже при Кальции. «Фетишист!» — читаю я по её губам последнее беззвучное слово, прежде чем те расплываются в полуулыбке-полуухмылке. «Люблю тебя», — так же неслышно, одними губами, отвечаю я. Кажется, понять она тоже смогла — во всяком случае, я второй раз за этот день вижу краску на её скулах. Фыркнув в ответ одним носом и закатив глаза, Лууна разворачивается и неспешно идёт в сторону её «добычеприёмника», а я позволяю себе немножко постоять на месте, пользуясь свежим разрешением и любуясь на её легко ступающие по камням дороги лапы. То ли она понимает это, то ли просто чует или слышит меня — но вышагивает неторопливо и, можно даже смело сказать, грациозно. Сдав всю добычу в «Девственном драконе», я вижу, что у меня осталось ещё немало времени до начала встречи в клубе. Ну, не то чтобы вот уж очень много, но всё же… Явно слишком много для того, чтобы просто валяться на кровати, но и слишком мало для того, чтобы позаниматься феральными полётами со Ртутью. Тогда — что же делать? Поразмыслив, я вспоминаю о полученном недавно кристалле памяти от Ярины. А ведь сегодня будет Жарегнев… Вполне удобно, если я посмотрю сейчас, а отдам ему на встрече. Надеюсь только, эти воспоминания не слишком долгие? Или, что ещё лучше, при просмотре этой памяти время будет течь не совсем так, как в реальном мире… На всякий случай лучше поставить будильник. Сделав это, я уже протягиваю руку к одолженному кристаллу, но тут внезапно словно что-то заставляет меня притормозить. Какое-то сомнение. Настороженность… Мирдал. Что я о нём знаю, на самом-то деле? Кто может поручиться за то, что здесь, в этом кристалле действительно правдивые воспоминания, а не поддельные… или специально подобранные? Я отвожу руку обратно. С сомнением оглядываюсь на Золотце — или, как я подозреваю, изображение того же Мирдала. Впервые его милый вид кажется мне подозрительным. — Посоветоваться бы… — неуверенно тяну я вслух. — Но с кем бы? В самом деле, кто мне сейчас может рассказать о Мирдале нечто такое, чего я ещё не знаю? Притом рассказать так, чтобы я был уверен, что это не приукрашивание, не для того, чтобы заманить меня в организацию его наследницы… Что-то такое, что… Знаю. — Ртуть? — я подхожу к моему драгоценному фолианту и мягко касаюсь ладонью его стража. — Мне нужно с тобой поговорить. «Конечно, я всегда рад тебя видеть!» — радостно отвечает дракончик, выгибаясь под моими пальцами так, чтобы площадь контакта была наибольшей. — «А о чём именно?» — Скажи, пожалуйста… ты можешь связаться с Радиной? На несколько мгновений в комнате повисает молчание. «С Радиной?» — наконец, неуверенно тянет Ртуть, ощутимо поёживаясь. — «Ну… в принципе могу, да. А тебе нужна именно она? Я не могу ответить?» — Боюсь, что нет, потому что речь пойдёт о том, кто был здесь, когда твоей книги ещё не существовало. Но, если тебе это неприятно, то не нужно. Сам разберусь. «Нет-нет, погоди. Раз такое дело… свяжусь, хорошо. Подожди минутку». Живой барельеф выпрямляется в изначальную позу и неподвижно замирает — так, что, не зная, даже не подумаешь, что он на самом деле живой. Секунды медленно текут одна за другой, и я уже начинаю тревожиться, прежде чем металлический дракончик оживает вновь. «Уф. Она сказала, чтобы ты подождал какое-то время, но, как я понимаю, не отказалась…» «Если я сказала «Жди, буду» — это не значит, чтобы Филипп долго ждал», — вторгается в мои мысли знакомый голос Радины. — «Это как раз значит, что я с секунды на секунду отвечу, глупое ты латунное трепло». «Не обижай его!» — не успев подумать, мысленно прошу я. — «Он хороший! Ну, недопонял, с кем не бывает…» На мгновение в мыслях повисает тишина, разряжающаяся смешком Радины. «Оставим это. Ты желал поговорить со мной, Филипп? Я слушаю». «Приношу свои извинения за то, что побеспокоил тебя… о королева», — мысленно начинаю я, поспешно вспоминая о титуле, которым она представилась. «К делу», — одобрительно подбадривает она. «Но мне очень важно узнать то, что, как я полагаю, в должной мере сейчас знаешь лишь ты…» «Я знаю очень много чего. Что именно тебя интересует?» «Мирдал», — мысленно выдыхаю я. — «Мне… я получил доступ к воспоминаниям о нём, но подозреваю, что мне могли подсунуть определённый набор, с целью сформировать у меня определённые представления, подать Мирдала в нужном свете… прошу прощения за каламбур. Я желаю не поддаваться тем, кто желает дать мне односторонний вид. Ты ведь знала Мирдала, когда он ещё ходил по этой земле… верно? Прошу тебя, расскажи мне о нём. Что он из себя представляет? Какое наследие мог оставить? Насколько, в итоге, можно доверять его наследникам, как духовным, так и физическим? Прошу твоего совета, мне он очень нужен… о королева». «Лично Мирдал?» — судя по слегка брезгливому тону мыслей Радины, я перебарщиваю с угодливостью. — «Это всё равно что спрашивать, каким был Иисус и можно ли исходя из этого доверять христианам, причём православным, католикам, катарам и скопцам сразу, без различий. Мирдал пока ещё жив, и хотя он строит из себя мудреца и ключевую фигуру, он вполне обычный разумный. Спасает своих, убивал лишь раз за жизнь, и то неисправимого злодея — хотя есть версия, что он не убил человеческого диктатора Латантарею, а промыл ему мозги начисто, что я считаю равным убийству. Но всё же он показал Светлым главное — Светлый может быть таким же хитрым и харизматичным, как Тёмный, при том продолжая следовать Светлым целям по духу, если не по букве. И, в отличии от многих своих последователей, Мирдал понимает разницу между Добром и Порядком. А почему ты спросил?» «Потому что Ярина, следуя упомянутой тобой параллели, тянет на апостола», — поразмыслив, отвечаю я. — «Я опасаюсь… точнее, не желаю лишний раз рисковать, что мне могут подсунуть слишком сахарную его версию. А от тебя, мне думается, я вряд ли её услышу. Даже если услышу сгущённый вариант — что ж, одно компенсирует другое. Да, и прошу прощения, если мой тон может показаться тебе слишком неподобающим, в ту или иную сторону. Я совсем недавно узнал о том, кто ты. Не было возможности детально изучить этикет. Если желаешь, чтобы я обращался к тебе определённым образом, только скажи. Я сам предпочитаю вежливые речи, так что тут абсолютно без проблем». «Вежливость пусть будет в делах, а не в словах. Но твои дела пока меня радуют. Ярина, думаю, сама верит в «сахарную» версию отца, ведь её он растил на Верхнем Слое, в райских тепличных условиях, а потом Ярина по собственной воле улетела в мир, по жестокости превосходящий и Землю, и Харадол. Поэтому не странно, что она воспиталась в очень полярных категориях», — говоря это, Радина передавала мне параллельно и размытые образы, похожие на воспоминания, но запомненные как будто со стороны, от «третьего лица». «Предельно странное решение с её стороны… Если бы я рос в раю или в чём-то в этом роде, жил бы себе счастливо да и жизни радовался. Но не мне её судить, не зная всех подробностей», — решаю я. — «Позволь спросить ещё: а какого именно рода дела тебя радуют? В прошлый раз ты сказала, что выбрала меня просто для развлечения, но осталась довольна. Но для меня всё случившееся много больше, чем развлечение. Я признателен тебе, и мне было бы приятно… сделать тебе приятное, извиняюсь за тавтологию, конечно». «Ты отвечаешь так именно потому, что не жил в раю и тебе есть, с чем его сравнивать. В раях», — мысль могла передать и множественное число этого слова, — «скучно и нет приключений. Ну а с твоей стороны — ты практически единственное моё окно в реальный мир из того места, где я нахожусь. Переживай самые разные события, путешествуй, не занимайся одним и тем же делом постоянно, за исключением приобретения знаний. И однажды мы с тобой выясним, как освободить меня из заточения в Лабиринте Ананты». «Я сам об этом подумывал, если честно», — признаюсь я. — «Это само по себе отвратительно — похищать мать со свадьбы дочери, а уж вечное заточение… Если только я до той поры не узнаю нечто, что заставит меня самым радикальным образом поменять текущее мнение — я буду только рад тебе помочь». «Если вдруг тебе скажут, что я насиловала жену и дочь Мирдала, а ещё Инанну и Зората, что это из-за меня, а не из-за Вилмира навы уничтожили Брамбург с окрестностями, а других навов я заставила помогать драконам в набегах на иные реальности, ну и, как шпиль пирамиды, что я деструктор, знай, что всё это правда. Остальное — наглая ложь», — подумала мне Радина слегка насмешливо. Я внимательно раскладываю услышанное, проверяя каждую деталь. «Что ж, не могу назвать все эти дела благонравными, но, в целом, я здесь не вижу ничего такого, что заставило бы меня от тебя отшатнуться. Ну, разве что деструкторство меня несколько напрягает, но, учитывая, что за столько времени они так своего и не добились… думаю, ничего страшного не случится, если к ним добавится ещё одна. Вот если бы ты призналась, что намерена после своего освобождения моих друзей перебить, родных поработить, а возлюбленных вообще съесть, а меня заставить за всем этим наблюдать, будучи закованным в глыбу льда — вот тут да, тут точно было бы… как там у нас говорится… «Большое НЕТ». А так… Насколько я успел понять, ничего из перечисленного тобой вообще не выходит за рамки допустимого для политиков Нашара». «Я деструктор, а не Ашмедай… И, как Мирдал, понимаю разницу между Хаосом и Злом. Уничтожать Вселенную лучше начинать с тех, кто тебе мешает, а не тех, кто помогает. На ближайший миллион лет будь спокоен, а там — посмотрим, доживём ли», — Радина успокаивает меня как может, но честно. — «Да и, когда ты меня освободишь, вряд ли ты будешь слабее меня и, в случае чего, остановишь. Но не всё сразу. Тебе пора к Танате, а мне — поражать красотой моих гостей. Удачи тебе!» «Благодарю! Тебе тоже! И спасибо за всё!» — стараюсь погромче думать я, ощущая, как её присутствие плавно развеивается. — Неплохо поговорили, — обращаюсь я уже к дракончику, всё это время бывшему безмолвным свидетелем нашего разговора. — Спасибо, Ртуть. Ты мне очень помог. «Да не за что… Только меня пугает то, что она перечислила. Я, конечно, знал, что она не сахар, но всё же не думал, что до такой степени». — А я? Тоже, наверно, тебя напугал? — спрашиваю я, поднимая изображение на уровень глаз. «Напугал бы, если бы это была наша первая встреча. А так — мне не верится, что ты способен будешь равнодушно смотреть на злодейства. Во всяком случае, те, что сочтёшь несправедливыми. Радине я не больно-то верю, да и тебе не советую. А вот тебе… тебе – верю». — Спасибо, Ртуть, — улыбаюсь я. — Знай, я очень это ценю. И ты мне очень дорог. Дракончик улыбается в ответ и приветливо качает лапкой. — Так, ну а что касается Танаты… — я смотрю на часы. — Сколько-то времени у меня ещё есть, не очень много, правда. Посмотреть, что ли, документалку от Ярины? Начать, как минимум… Или уж неспешно пойти на встречу в клубе? Может, успею до остальных перекинуться словечком с Танатой о том, о сём…