Филипп Лунин и драконье училище

Уложив антродраконицу на постель в позу поудобнее и бережно укрыв её лёгким одеялом, я задумчиво останавливаюсь, размышляя, что же делать дальше. Теоретически, для приличия мне сейчас следовало бы уйти. Практически же… Абсолютно неохота оставлять несчастную осиротевшую драконицу одну в этом доме, где всё будет напоминать ей о случившемся. Конечно, я не могу тут остаться насовсем, но эту ночь уж точно лучше рядом побыть, присмотреть, чтобы всё прошло спокойно. Кошмары отогнать, если явятся, утром воды принести, постараться утешить, насколько получится… А там уже можно и на поиски душеведов. Ложиться рядом с Кальцией было бы совсем неловко, но, по счастью, в комнате обнаруживается вполне подходящий диван. Более того: поскольку рассчитан он явно на антродраконий размер, для меня он вполне сойдёт за полноценную кровать. Сбросив обувь, сняв верхнюю одежду, укрывшись простынёй и подбив под голову диванную подушку, я медленно засыпаю, посматривая в сторону Кальции. Дышит она ровно. Кажется, пока всё достаточно спокойно, чтобы поспать. Мне снится Кальция, танцующая в бассейне. Даже нервный, переломный день не отбивает у меня влечение к драконице. А, проснувшись, я с удивлением вижу сидящего у кровати Кальции полковника Нахожаева. Отставной военный с недовольной миной держит одну руку на лбу до сих пор спящей девушки, другую у её промежности, но вожделения, в отличии от меня, к ней не испытывает, а «промывает ауру» — такое у меня впечатление создаётся, когда я увидел, что он делает в энергетическом диапазоне. — Утро, — бормочет Фёдор Гаврилович. — Сказал бы «доброе», но это тот случай, когда оно добрым не бывает, — откликаюсь я, усаживаясь. — Как она? — Нашими трудами, — кивает одноглазый старик Нахожаев. — Энергетическую пуповину до матери я уже убрал, но в госпоже дочери полно комплексов, которые осталось вычистить. Я озадаченно морщусь, пытаясь понять. — Энергетическую… пуповину? Но Кальция уже давно взрослая, ей тридцать. А комплексы… разве они могут вычищаться так быстро? — Не за раз, — вздыхает Нахожаев. — И психолог с ней тоже будет работать. Да, представь, она и в тридцать была зависима от матери. Хотя, например, в нашей Родине это не то чтобы редкая патология. «Я же матери» не отпускают детей и в пятьдесят, а те не находят силы стать самостоятельными, не обособляясь. Я задумчиво киваю, вспоминая то, как покорна она была Танате. — Да, думаю, понимаю… Но я, признаться, гораздо больше сейчас тревожусь не за её комплексы, а за её душевное здоровье. Её мать… скажем так, вчера вечером она на её глазах приказала долго жить, то есть не следовать её примеру. Притом… в неблагоприятном виде, скажем так. Да, бывают ситуации, которые непросто вежливо объяснить. — Измаил сказал мне, что её забрал демон. И пуповина не оборвалась сама. Значит, Таната скорее всего жива, — поправляет меня полковник. — Мдям… — неопределённо протягиваю я. — Кальция ведь меня не слышит? Тогда… печально. Впрочем, полагаю, даже если она жива, то переродится во что-то демоническое. Её утащил не просто демон, а кто-то из весомых. Возможно даже, архидемон. — Тут уже не моя компетенция, к счастью, — качает головой Нахожаев. — Не слышит, но через несколько минут проснётся. К этому моменту я уже выйду из комнаты. Дом остаётся за Кальцией, девушку не решились выгонять на мороз. Только вот если мамаша вернётся, скорее всего здесь и будет дочурку искать. — Скверно, — морщусь я. — Очень скверно… А нет ли случаев… я не знаю, какого-нибудь предупредителя о её приближении? Раз уж след энергетический тянулся… Может, можно что-то такое сделать? Дело в том, что Кальция… скажем так, невольно поучаствовала. Если Таната вернётся, за жизнь её дочери я не дам не то что ломаного гроша, а и бумажного платочка. — По идее, этим занимается Измаил. Либо тот, кому он это перепоручил по своей части. Вы с Кальцией уже нагеройствовались и пока отдыхайте. В Нашаре всегда так весело, но тебе ещё привыкать к этому, — закончив с энергопромывкой, Нахожаев убирает руки и встаёт. — Это ей отдыхать, а у меня дела… — вздыхаю я, вспоминая о дневном расписании. — Впрочем… какой уж тут отдых. Будь на то моя воля, я бы продержал её в бессознательном состоянии до тех пор, пока полностью не привёл бы ей нервы в порядок. Вот только не умею я ещё такого, к сожалению… — Без сознательного состояния и психолога нервы не привести в порядок. Встретимся на занятии, — кивая мне на прощание, Нахожаев выходит. — Спасибо за помощь! — благодарю я его, поднимаясь на ноги. Так, значит, вопрос с душеведом пока решён. Что мне тогда делать сейчас? Ну, для начала — одеться и принести воды. Не уверен, что у неё будет аппетит, а вот напиться ей точно потребуется. К моему возвращению Кальция уже встаёт, но смотрит в стену потерянно. Не грустит, скорее, не понимает, что делать. — Кальция? — мягко зову я её, осторожно подходя. — Как ты? Если пить желаешь, то вот… Протягиваю ей полный стакан. Она выпивает всё, возвращает мне: — Привет, спасибо… — Есть новости, как водится, двух сортов… — потираю я затылок. — Во-первых, пока ты спала, тебе специалист ауру подчистил от неблагоприятных следов, наложенных Танатой. Во-вторых, дом этот решено пока оставить за тобой, чтобы не делать тебя уличницей. Третье… уж не знаю, насколько тебя порадует, а насколько напряжёт, но Таната, весьма вероятно, может оказаться жива. Проблема в том, что — и это четвёртое, — вряд ли она теперь тебе будет рада. Вплоть до… ну, думаю, ты понимаешь. Развожу руками, глядя на Кальцию. Она чешет переносицу, задумавшись. — Понимаю… Но что мне теперь делать, как кормиться? — Кормиться за счёт работы, я полагаю, — пожимаю я плечами. — А как ещё? Благо её тут найти несложно. Сколько-то еды в доме должно было остаться, на первое время найдётся. А там уже и дело отыщется. Вообще же… знаешь что? Думаю, тебе имеет смысл побеседовать с Яриной. Да, той самой. Полагаю, она не откажется помочь — как минимум, полезным советом. Скажем так, у неё был личный интерес. — Это что, мне полы в монастыре за еду подметать? — вдруг переполашивается Кальция. Зато эмоции у неё появляются! — Ну, думаю, это не самый страшный вариант… и уж точно не единственный, — хмыкаю я. — Тем более что… Кальция, работать тебе всё равно придётся. Можно, конечно, распродать часть вещей в доме, но не уверен, что этого надолго достанет. В принципе, я могу, думаю… да, могу прокормить тебя охотой. Правда, это потребует гораздо большего времени, которое мне придётся проводить на ней, так что встречаться будем реже… но всё же, в принципе, можно. Но учти, готовить тогда тебе придётся не из магазинных продуктов, а из свежатины. Самой свежевать, потрошить и всё такое прочее. Всё, как встарь. Даже не знаю, будет ли тебе это приятней, чем заниматься приборкой. Кальция пожевала челюстями, оглядываясь. — Большую часть мама получала за преподавание. Но у неё ещё остались контракты на Дмитрия Нагибова. Надо попробовать доделать их за неё. — Тоже вариант, — соглашаюсь я. — Может, тебе это даже понравится, сможешь на регулярную основу перейти. А заодно, между прочим, действительно имеет смысл осмотреть дом. Особенно если ты знаешь о возможных тайниках. Мне кажется, что какое-то наследство от Танаты должно было тебе перейти, причём не только в виде причиндалов для ритуалов. — Хорошо. В мамину комнату я не заходила, как и она в мою. Хотя… не уверена, что мне хватит духу, — вздрагивает драконица. — Прямо туда сразу не обязательно. Можно сначала глянуть ту же библиотеку, — предлагаю я. — Тем паче что я бы тоже лишний раз в её комнату предпочёл не соваться… Что-то мне кажется, что там вполне могут иметься какие-нибудь магические ловушки. — Библиотеку я знаю хорошо, — она запускает взволнованно руку в гриву. — Слушай, может, переедешь ко мне? Страшно будет одной оставаться, да и тебе возможность меня защитить. До охоты меньше идти, и после полётов не возвращаться в кампус… Отвечаю я не сразу, предварительно серьёзно поразмыслив. — Понимаю, что тебе страшно, и навещать я тебя, конечно, буду регулярно. Но чтобы совсем сюда переезжать… Видишь ли, это дурно отразится на репутации, причём не только моей, но и твоей. Таната имела немало поклонников, ты сама это видела вчера. Начнут говорить, что мы с тобой её очернили и подстроили ловушку, чтобы получить наследство. Или ещё чего похуже… Если я переберусь сюда, слухи станут на порядок ярче. Особенно если учесть моё недавнее призёрство… Единственный студент, который живёт в доме бывшей преподавательницы! Пришёл на место, ещё не успевшее остыть! Представляешь, что наговорят? Притом ладно ещё, если только наговорят… Лучше пока не дразнить гусей. — Тогда, значит, я к тебе? — Почему-то Кальция радуется. — И не найдёт меня разъярённая мама… — Сразу видно, что ты не видела размеров комнат у нас… — немного грустно хмыкаю я. — Кальция, спать тебе в этом случае придётся на полу. Опять же, я сильно сомневаюсь, что тебе позволят просто так жить в общежитии, если ты не студентка. Там, вообще-то, дежурные имеются. Впрочем, в самой идее что-то есть… Ты ведь, помнится, интересовалась у Мавинды возможностью тоже обучаться? Если ты официально станешь студенткой, сможешь спокойно обитать в комнате в общежитии. Не то чтобы это было вот прямо такой уж надёжной защитой, но ты права — как минимум, там тебя будет не так легко найти, явившись ночью. — Надо это обдумать, — Кальция глядит на окно. — А что теперь с горшком? — Горшком? А… — я перевожу взгляд туда. — Ну, теоретически, нужды в нём теперь нет… А впрочем, погоди-ка. Можно придумать новое применение. Вот что: пускай пока он на окне остаётся. Это будет значить, что всё в порядке. А если вдруг что-то… случится, убери его. Под любым предлогом, да хоть просто сбрось на пол, сославшись на неуклюжесть. Если, подходя к этому дому, я не увижу в окне этого горшка — я буду знать, что в доме что-то случилось, и мне не следует соваться внутрь без оглядки. — Если что-то случится, — она чешет ухо, — может не быть времени его снять. Но попробую. Спасибо, — и она обнимает меня. — Понимаю, но всё же имей в виду эту деталь. На всякий случай, — я обнимаю её в ответ. — В конце концов, можешь просто снимать его загодя, если будешь чувствовать нечто подозрительное. Ну и подумай над альтернативными местами проживания, да. Я бы мог, конечно, соорудить тебе землянку в лесу, туда Таната точно не сунется… Но не знаю, опять же, решишься ли ты на такую жизнь, особенно если учесть, что зима близко. — Я бы попросила другой дом себе, но не уверена, что мне дадут… — она крутит хвостом и не отпускает меня. — Да, понимаю, — согласно киваю я. — Собственно, уже то отлично, что этот-то оставили. Ну да ладно! Решим мы эту проблему, так или иначе. Справимся. Не тревожься, смотри в будущее бодрее. Ещё некоторое время мы стоим вот так, в обнимку. Не вот чтобы была мне охота её отпускать, но дела всё же не ждут. — Мне пора, — со вздохом говорю я, медленно разжимая руки. — Если я вдруг потребуюсь, ищи меня в общежитии. Просто можешь посидеть в фойе, рано или поздно я там пройду. — Рано бы, конечно, лучше… — тоже вздыхает Кальция, с явной неохотой выпуская меня из кольца рук. — Жаль, что у нас нет быстрого способа связи. — Думаю, появится со временем, — заверяю её я. — Наверняка такие чары существуют, притом, вероятно, даже не в единственном числе. Как найду — скажу. Ну… до встречи? Если появятся какие важные или срочные новости, я к тебе сам загляну. — Ага, хорошо, — согласно кивает Кальция. — Буду ждать! По дороге назад мысли мои не сказать, чтобы хороши. Если Таната жива, она может вернуться. Впрочем, вероятно, вернуться она могла и так, и причём ещё неизвестно, что хуже — иметь дело с ней живой или с ней же в виде нежити или демона. А счёты у неё ко мне теперь точно личные, Альру-то я ей похерил благополучно… Прощай, поэтическая магия, значит — ведь если бы Таната могла сама нормально сочинять это дело, не было бы нужды ей возиться с таким… «загробным багажом». М-да. Нужно вообще много с кем переговорить ещё. Во-первых, Измаил. Если верить услышанному, он должен как-то помешать ей вернуться. Нужно узнать, что там с этим. Во-вторых, как ни неприятно это признавать, Жарегнев. Мне нужно лично перед ним извиниться. Он, конечно, продолжает оставаться неприятным типом, но теперь мы с ним, увы, в одной лодке. Интересно, может, можно его напрячь сторожить дом Кальции, намекнув, что так он может, наконец-то, лично изловить Танату? Ну, а третья, с кем нужно побеседовать — это, конечно, Лууна. Благо это как раз случится прямо сейчас. По счастью, времени оказывается достаточно, чтобы привести себя в порядок, параллельно коротко отбояриваясь от любопытных Агниры и Ртутя короткими обещаниями рассказать всё позже. Через несколько минут после моего возвращения в комнату коротко стучится и входит Лууна. — Как спалось? — здоровается она, слегка потягивая носом воздух, и тут же хмурится. — Что-то Кальцией от тебя изрядно несёт… Никак у неё ночевал? Неужели наша девочка-припевочка тебе дала? Гончая складывает руки на груди, утыкаясь в меня пристальным взглядом и параллельно продолжая принюхиваться. — Чую кровь Танаты… Измаил рядом пробегал… А это ещё что, могильный прах? Ёлки могильные, где тебя носило этой ночью? Я озадаченно чешу за ухом. — Тебе как, коротко или с подробностями? — Самую суть, — машет рукой Лууна. — Босс Танаты пробовал меня завербовать, а когда обломалось, натравил её на меня. Она попыталась меня проклясть насмерть, но мы с Кальцией отправили её на внесрочную командировку к тебе на родину. Несколько секунд адская гончая ошарашенно моргает, а потом вцепляется мне в воротник, подтягивая к себе. — А вот теперь, милый, давай-ка с подробностями! От слова «милый» у меня тепло разбегается по всему телу, даром что Лууна, кажется, употребила его сейчас скорее в саркастическом смысле. Но взгляд у неё вместо раздражённого делается обеспокоенным, от чего тоже теплеет на душе. Значит, я ей серьёзно так нравлюсь, иначе бы сейчас так не тревожилась… Послушно начинаю рассказывать. Она внимательно слушает, кивая по мере рассказа. Когда дело доходит до попытки Танаты меня проклясть, руки гончей сжимаются в кулаки, а взгляд полнится яростью. — Хоть додумался кокнуть кувшин. Проблема ритуалов — они очень уязвимы… Так, дальше что? Я продолжаю рассказ. Когда он доходит до того, что я заснул в комнате Кальции, Лууна сначала со вздохом расслабляется, а потом неожиданно сильный удар отбрасывает меня на кровать. — Идиот! — с яростью рычит гончая. — Лоботряс несчастный! Нашёл, кому верить! Да на этой Танате клейма ставить некуда, сразу же видно! — левой рукой она вздёргивает меня в сидячее положение, а правой сразу же добавляет по лицу. Сначала по левой скуле. Потом, через несколько секунд, получает и правая. — Ты вообще соображаешь, что этой ночью мог сгинуть ни за ломаную монету? Не вчера же узнал, что она под демонами… — Да я же не… — Молчать! — голос Лууны в какой-то момент срывается на лай. — Молчать, болван, когда я тебя ругаю! Я получаю ещё несколько ударов. Из носа начинает течь кровь, а в верхней челюсти возникает подозрительно шаткое ощущение у некоторых зубов… Но тут Лууна внезапно останавливается, глядит на меня и… всхлипывает. Я изумлённо гляжу на неё. Вот не думал как-то, что она вообще на такое способна. — Прости… Где там твой камень? Давай, подлатаю… Да уж, можно только погладить себя по голове за прозорливость — мысленно, конечно. Страшно даже представить себе, с какой физиономией иначе пришлось бы сегодня идти на занятия. Под воздействием целебного артефакта боль быстро уходит, кровь останавливается, а подозрительные ощущения в челюсти исчезают. Я ощупываю зубы языком — кажется, всё в норме. — Цел? — опуская камень, Лууна внимательно осматривает моё лицо. — Вроде да. — Какой чудесный камушек, — она выдавливает из себя сардоническую усмешку. — Значит, я могу набить тебе морду, а потом снова подлатать. Как удобно. — Ну, не сказал бы, что это приятное времяпрепровождение… — Сам виноват, — устало вздыхает канидка, откидываясь на стену и опуская камень на кровать. — Да и я тоже хороша… Как я могла додуматься отпускать тебя одного в эту компанию? А если бы Таната не обосралась и осталась твоей «своей»… Лууна внезапно обхватывает себя руками, а потом… начинает плакать. Не в голос, не навзрыд, лишь негромко всхлипывая. Но на нежной шёрстке её скул начинают чётко промокать влажные дорожки от слёз. — Лууна! — тревожно встрепенаюсь я, осторожно касаясь её плеча. — Милая, ну не нужно… Не плачь… Терпеть не могу женские слёзы. Они меня с детства напрягают, совершенно не знаешь, что делать, а ведь делать точно что-то нужно. — Я же могла тебя потерять, идиот! — вскрикивает канидка, резко разворачиваясь ко мне. — Я ела, спала, качалась — и думать не думала, что прямо сейчас ты можешь быть уже мёртв! — Лууна, ну я… Я замолкаю, виновато глядя в пол. Сказать, в общем-то, нечего. Она права. Канидка с мрачным видом утирает слёзы, а потом решительно разворачивает меня за плечо обратно к себе. — А ну стой. Я ещё не весь пар сбросила. Слегка киваю, покорно вздыхая. Получать по лицу очень неприятно, даже если знаешь, что тебя немедленно приведут в порядок. Как минимум, потому, что это значит — получать таким макаром ты можешь неограниченно… По счастью, вторая серия ударов оказывается не такой жёсткой, да и не все приходятся по лицу — несколько раз кулаки гончей ударяют в грудь и плечи, к тому же по нисходящей траектории. Впрочем, это всё равно весьма чувствительно — на силу Лууна пожаловаться точно не может. Закончив, наконец, с экзекуцией, гончая коротко велит мне снять рубашку и снова принимается за лечение. Во время него она, кажется, окончательно успокаивается — во всяком случае, из её голоса уходят как ярость, так и слёзы. — Значит, ты провёл эту ночь, сторожа Кальцию… Блин, а ведь теперь я перед ней в долгу, получается. Она тебя здорово выручила. Думаю, впрочем, ты бы и сам справился. Альра здорово напутала с этим проклятием. «Совершил, таясь, донос» — это ведь никак не про тебя. Ей бы что-нибудь про нож твой боевой замутить, а она… Не исключаю, что это она нарочно напортила. Вряд ли у неё было к этой твари что-то, кроме ненависти… Да, жаль, что ты не разорвал Танату в клочья, надеюсь, ей уготовано нечто хуже. Значит, ты обещал ей, что её душа станет игрушкой для адских псов? Забава, однако. Признайся, никак про меня вспомнил? — Тобой вдохновлялся, — честно сознаюсь я. Лууна испускает короткое, но довольное урчание. — Считай себя пророком. Я, конечно, нашими не командую, но кое-какие связи у меня ещё со времён приюта остались. Черкну словечко, кому нужно. Будь уверен, если эта мразь решит сбежать — оттреплем её так, что пожалеет тысячу раз, что вообще демонологией занялась. — Ты восхитительна, — с улыбкой отвечаю я. — Льстец, — Лууна коротко шлёпает меня по груди. — Сиди спокойно, я ещё не закончила. Когда, наконец, лечение благополучно завершается, гончая возвращает мне исцеляющий камень и подтягивает к себе левую лапу, опираясь на колено подбородком и обхватывая голень руками. — Ладно, значит, с этим понятно. Дальше что было? Утром ты оставил её спящей? Нет, не думаю, не в твоём духе… — Утром к нам заглянул ещё кое-кто… Я снова начинаю рассказ. При известии о том, что Таната, вероятно, жива, Лууна испускает яростный рык, но почти тут же успокаивается, а по её губам расплывается злорадная улыбка. — Может, так оно и к лучшему. С огромным удовольствием выпотрошу эту гадину сама. Ну, тебе тоже кусочек оставлю. — Для начала её нужно найти, а это та ещё задача, — качаю я головой. — На твоё счастье, с тобой адская гончая — представительница лучшего племени охотников всех племён и народов, — приосанивается Лууна. — Выслежу я эту гниду, не сомневайся. — Лууна, это может оказаться очень опасно… — Ну, насколько я поняла, твоя бывшая литераторша по-настоящему опасна только тогда, когда веришь всей лапше, что она щедро развешивает на уши. А так — дура дурой. Ей ещё здорово повезло, что ты не всадил в неё нож сразу же, как только услышал её приказ Альре. Это ж нужно было додуматься: отдавать такое распоряжение немедленно, вслух, торча рядом с тем, кого проклинаешь и кто, совершенно точно, способен на убийство. — Я бы всадил… но не мог так сразу, — виновато признаюсь я. — Там же ещё Кальция рядом стояла. Не мог же я при ней её мать убивать. — Такую «мать» не должно быть жалко, — Лууна задумчиво ерошит себе загривок. — Ладно, когда будем окончательно укатывать старую суку в асфальт, нужно сначала позаботиться, чтобы Кальции рядом не было. Придумаем что-нибудь, — разговоре возникает небольшая пауза, во время которой канидка хмурится, задумчиво покусывая губы. — Я только надеюсь, ты смог допереть, что этот олень — никакой тебе не друг? — Да уж это было ясно изначально, — мрачно хмыкаю я. — Особенно если учесть, что, судя по словам Танаты, именно он приказал ей атаковать меня. — Конечно, она могла снова наврать, но вряд ли, её бы тогда могли сразу же разоблачить. Так что — да, полагаю, да. Вопрос только в том, кто он… — Ты знаешь кого-нибудь похожего? Я припоминаю, что среди списка Гоэтии был кто-то, любивший антрооленье обличье… — Маркиз Форнеус, тридцатый в списке, — незамедлительно отвечает Лууна. — Вот только я сомневаюсь, что это был он. Не его профиль, знаешь ли. Он больше по юрисдикции, репутации… Опять же, никогда не слышала, чтобы он интересовался наличием наследников в обычном мире. Да и… свечей оранжевого цвета там ведь не горело? — Не припомню такого. — Были ли подсолнухи? Пахло ли жасмином? — Точно нет. Такое я бы запомнил. — Ну, значит, не Форнеус, — Лууна качает головой. — Я уж молчу про то, что формула вызова тоже совсем другая требуется. — А кто же тогда? — Я затрудняюсь сказать точно, но припоминаю, что где-то я этого оленя со свечой видела… — гончая задумчиво потирает переносицу двумя пальцами. — Скажу, как вспомню точнее. Но сейчас меня больше волнует другое. Если Кальция действительно принесла ему клятву на верность… — А, проклятье!.. — я бледнею. На фоне всего, случившегося потом, этот факт как-то поблёк, но теперь выделился только ярче. — …То у тебя большие проблемы, — морщится Лууна. — Возможно, тебя спасло этой ночью только то, что ты благоразумно оглушил Кальцию? Я уж вообще молчу о том, что ты решил ночевать в логове врага… впрочем, ладно, на тот момент ты думал, что она уже точно не вернётся, так что простительно. Но теперь тебе никак нельзя там бывать ночью. Да и к Кальции спиной не поворачивайся. — Эту клятву можно как-то… расторгнуть? — я мрачно вздыхаю, нервно сжимая и разжимая пальцы, лежащие на коленях. — Из тех вариантов, что знаю я — перейти в услужение демону сильнее прошлого или покреститься куда-нибудь. Кальция… Вот уж какой судьбы я бы ей никогда не желал. — Может, обратиться к Ярине? — Ты уже к ней обращался. Когда было нужно, тебя даже на порог не пустили, — скептически фыркает Лууна. — Тогда уж лучше прочекать на этот вопрос Измаила, ему таким по должности заниматься положено. Хотя бы знать, что в этом случае делать. — Ладно, подходит, — соглашаюсь я. — Я всё равно собирался его проведать насчёт новостей. — Прямо сейчас? — Да нет, уже днём, после охоты, — пожимаю я плечами. — Деньги-то мне нужны, так что её никто не отменял… — Тоже верно, — с лёгкой задумчивостью кивает гончая. — Заодно по дороге ещё раз обдумаю всё, что ты рассказал. Может, ещё что всплывёт. Мы отправляемся к северу от кампуса, и Луна поворачивает ближе к моим угодиям, чем к её. Не попросить ли её, впрочем, снова охотиться в бору? Ведь мы можем параллельно заняться там… тем выслеживанием, о котором просил Измаил. Но, опять же… Имеет ли смысл её напрягать этим? Но, если уже Таната реально оказалась такой прошмандовкой… Но будет ли красиво, действительно, если адская гончая станет выполнять поручения типа ангельского сословия? Что же выбрать… А, впрочем, тпру. Для начала — а отчего, собственно, я выбираю? Лучше расскажу всё ей, а там уж пускай Лууна выбирает сама. — Измаил, кстати, заинтересовался нашей вчерашней… находкой, — задумчиво роняю я. — Даже сказал, что будет, мол, здорово, если ты возьмёшь след, забитый гарью. Не знаю уж, что он имел в виду, но намекнул, что мы тогда, мол, сами всё увидим. Совет выглядит как-то странно, я поначалу даже вообще думал тебя таким не напрягать, но потом… потом решил: я тебе это расскажу, а ты уж сама решай. Дёрнув ухом и уголком рта, она достаёт из кармана шорт огниво, нюхает. — Сходим проверим. А тот типа Форнеус, у него была свеча в форме йольской ёлки? — В точку! — киваю я. — Причём периодически она трещала. Перед тем, как ворвались в комнату клуба Жарегнев с Измаилом, точно треснула. — Тогда ясно. Не помню, как его звали, но это сын Пигритии, греха лености. В жизни себя не реализовал и вообще вагиновещатель, то есть, лапшевес… как это на вашем? — Луна оглядывает улицы, на которых ещё практически не было студентов, только техномагические роботы украшали самые широкие проспекты и площади к какому-то новому торжеству. — На нашем, если некультурно, это будет «п**добол», а культурного точного определения не придумали, — потираю слегка кончик носа. — Бесполезное трепло, если выразиться мягко. Что ж, не удивлён, что Таната себе такого отрыла. Горшочек нашёл крышечку. — Нет, на праговоре. И не мягко. А то, что ты сказал, это какой язык? Земной? — она на меня коротко обернулась. — Это, Лууна, русский мат, легендарная нецензура Земли… — хмыкаю я. — Одна из таковых, во всяком случае. — Чем же она легендарнее всех остальных её скабрезностей? — мы постепенно переходим из основного квартала в матемагический парк с ровными подстриженными кустами и правильной формы объёмными телами из воды, парящей в воздухе. Учитывая тему нашего разговора и его тон — ироничный фон получается. — Гибкостью выражений, — хмыкаю я. — Русский язык имеет флексивное строение, то есть новые слова образуются из базовых корней путём приделывания приставок, суффиксов, окончаний… В общем, если не залезать в эту глубину, такая система позволяет из базово всего четырёх слов мата наделать столько производных, что можно примитивный разговор вести исключительно ими. Ну, не считая предлогов, конечно. — Но ведь и в праговоре то же самое, и даже на моём родном, — Луна частично теряет интерес к теме, снова принюхавшись к огниву. — Так у праговора строение аналогичное, — развожу я руками. — Просто на Земле он практически неизвестен… Ты чуешь что-то интересное? — Знаешь легенду про огниво, которое вызывает адских созданий? Мне начинает казаться, что с ним провели похожий ритуал, — говорит она несвойственным себе задумчивым тоном. — Припоминаю такую сказку… — хмурюсь я. — Правда, уж не знаю, насколько там были адские, но там чирканьем огнивом можно было вызывать огромных собак. Правда, они приносили мешки с монетами. Как сейчас помню: один раз чиркнешь — медные, два — серебряные, три — золотые. — Помёт бесов, — Лууна убирает огниво снова и внезапно кидается бежать чуть в сторону от намеченного нами пути. Я пытаюсь за ней поспевать — на вопросы не хватает дыхалки. К тому же, кое-что мне понятно по отсвету аур. Там, куда мы несёмся, призраков не меньше двух десятков, и пара живых существ тоже есть! А у меня, как назло, ничего площадного. Да, нужно, нужно потолковать с Радиной! Не могу же я всё время ходить, полагаясь только на боевой нож и ментальный всплеск. Окей, пускай ещё на огненный выдох — всё равно этого мало. В конце концов, не всякого врага в принципе возьмёшь огнём… Призраки часто пропадают, и так же часто появляются новые. Когда мы добираемся достаточно близко, то вижу, как длинное существо — то ли восточного дракона, то ли драконикуса — осаждает небольшая, но восполняющаяся прямо из земли толпа нежити. Длинное создание, скалясь, отстреливается от них цветными брызгами, прыгая вокруг небольшой повозки. А за плотными кустами, скалясь, водит руками гноллиха в оборванном зелёно-чёрном плаще. — Лууна, вон та, гиеновидная — своя или чужая? — торопливо выдыхаю я, кое-как приводя дыхание в порядок и готовясь превратиться. — Бездомная, — Луна выхватывает пистолет, но не стреляет. — Отбила запах… В каком смысле бездомная, я не очень понимаю — точнее, не понимаю совсем. Но времени расспрашивать нет. Сосредоточившись, я принимаю антродраконью форму. Не уверен, что огонь им страшен, но, по идее, всякая нежить уязвима к нему. А в этом обличье мой огненный выдох, пускай ненамного, но всё же сильнее… Гноллиха чувствует, что у кого-то ещё к ней появляются претензии, и оборачивается на нас. Лууна поднимает ствол: — Только дёрнись, членоженщина! — Она на тебе, а я ему помогу, — коротко выпаливаю я и спешу на помощь «лапше», как любовно называет восточных драконов моя близкая подруга с Земли. Армия нежити прекращает прибывать, но скелетов остаётся ещё прилично, и часть переключается с драконицы на меня. Я смотрю на гладкие выбеленные кости, удерживаемые едва заметным силуэтом духа, и моей рациональной стороне не верится, что огонь может оказать им какой-то урон, но, исходя из лекции Лэнг, скелеты — это низшая нежить, иммунная к яду, а огонь ей вредит нормально. Тем более что всегда, как я помню, считалось, что нежить должна особенно бояться именно огня. Не думаю, что вот именно этим есть, чем бояться, но всё же… Окидываю взглядом тех, что бредут ко мне. Примерно полдюжины. Удобней всего было бы взлететь и раз за разом поливать этот… костяк вражеской армии огнём с неба. Проблема только в том, что взлетать с ровного места я толком ещё не обучен — успеют добраться. Ладно, пойдём иным путём. Они прутся на меня самой прямой дорогой — а, поскольку были до этого разбросаны, это означает сходящийся на меня конус. Идеально для огненного выдоха, он же тоже конус… Подпустив врагов на расстояние, позволяющее спокойно выдохнуть, но при этом не оказаться после выдоха на расстоянии удара от ближайшего — а то не факт, что им одного удара огнём достаточно будет — я от души бью пламенем навстречу нежити, целясь так, чтобы накрыть максимум скелетов. Морду обдаёт жаром, щедрый выдох накрывает почти всех. Корчась и обугливаясь, они распадаются на отдельные кости, а до остальной нежити доходит пламя по подожённой траве. И пожар не собирается останавливаться! — Ну, можно и так! — крикнула длинная драконица звонким женским голосом. — Мне просто растительность было жалко! Она выставляет передние лапы вперёд открытыми ладонями, из них с шипением густой струёй выбивается поток плотного пара, похожий на углекислый газ из огнетушителя. Несколько скелетонов, всё ещё полыхая, продолжают приближаться ко мне, но огонь уже пожирает восстановленные некромантией суставы вместе с обрывками одежды, заставляя кости отваливаться прямо на ходу, а связи духов, которые движут скелетами, становиться всё слабее. — Сударыня, я тоже люблю природу, но сейчас немного не до этого! — кричу я в ответ, размахивая хвостом. Колоть скелет бессмысленно, тем более шипом с гемолитиком… а вот сшибить с ног штуку, весящую вдесятеро меньше живого тела, несложно. Удары хвостом оказываются ещё эффективнее, чем я предполагал — догорающие скелеты разносит, точно малокалиберными фугасами, только кости кувыркаются. Пара или тройка успевают в меня вцепиться слабеющими пальцами, но что-то опасней царапин до полного рассыпания причинить просто не успевают. Драконикус вытаскивает свою тележку из тлеющей травы, сбивая хвостом сажу с разноразмерных, обитых цветной фольгой ящиков на ней, — ни дать ни взять, ограбила Деда Мороза. Да, это, пожалуй, скорее драконикус, судя по крыльям, форме розовой морды и копытам на задних лапах. — Почти как дома, — она улыбается мне. — Только не говори, что ты живёшь в некрополисе, — шучу я в ответ, оглядывая дымящиеся… хм, трупы скелетов? Как бы смешно это ни звучало… Между прочим, она очень недурно от тех отбивалась, а, оставшись лишь с половиной, быстро добила её сама. — В Хаосе. Там тоже не дают заскучать, — она посмотрела, как Лууна выводит из-за куста связанную гноллиху с кляпом во рту, и снова оборачивается на меня. — Отблагодарить тебя, что ли? У тебя есть двадцать очков забавы, за каждую десятку могу отдать одну из счастливых коробочек. Лууна сразу же подбирает скабрезную рифму. Я задумчиво склоняю голову набок. — А откуда эти очки забавы взялись и как восполняются? — За твой цветной портрет, — драконикус вырыла из тележки полуметровую доску с моим ростовым изображением, причём в форме, подаренной мне Тотски, с плюшкой Мирдала и книгой Ртути в руках. — Могу ещё по пять накинуть, если подберёшь себе музыку или составишь список пожеланий! — Ты бы лучше спросил про коробочки! — Лууна пихает некромантку перед собой, подходя к нам. — Там может быть что угодно, от золотого слитка до ядерной бомбы или гнилого яблока. В аду популярны шоу, когда провинившихся бесов пускают на полосу препятствий, где они бегут и открывают эти навские сосуды, пока не помирают или не доходят до финиша. — Ну, прежде чем спрашивать про коробочки, интересней узнать, какие есть возможности по использованию нового ресурса, — весело хмыкаю я в ответ. — А то вдруг я сейчас его потрачу, а потом узнаю, что имелась возможность распорядиться им лучше? — Можешь их сохранить до тех пор, как помощь Хаоса понадобится, в такой момент просто помолись моему батюшке Дискорду, — драконикус передаёт мне портрет и берётся за ручки тележки. Я чуть не подпрыгиваю на месте. — Дискорд — твой отец?! Где я могу тебя найти на будущее? Лууна немедленно вперивается в меня хмурым взглядом. — Да не для того, о чём ты подумала! — закатываю я глаза в ответ. — Как ты не понимаешь: Дискорд — свидетель той самой Эквестрии! — Свой телефон могу оставить, — драконикус подмигивает оскалившейся и тихо рычащей Лууне. Гноллиха смотрит на нас одновременно ошарашенно и скучающе, как на бесталанных циркачей. — У него нет телефона, — к Лууне возвращается членораздельная речь. — Да если бы был, зачем ему тогда мой? Держи, — розовая выдаёт мне подковообразную трубку с наборным диском посреди ручки. — Сама ж будешь на него звонить! Ну а мой номер записывай… — Записывать мне сейчас не на что, но запомню, — внимательно сосредоточившись, я аккуратно повторяю номер вслух. По телу бегут искры радости, и я весело подмигиваю Лууне, не в силах удержать улыбку. Телефон для связи с ней! Да, это стоит любой «счастливой коробочки»! — Ну да, считай, номер за коробку, просто заранее вскрытую, — добавляет драконикус после своего номера. — А телефон за вторую. Имя нужно или так запомнишь? — Думаю, будет невежливо звать тебя просто «Драконикус», не так ли? — улыбаюсь я в ответ. — Катайгида Берритвист, — она учтиво кланяется, а потом сцапывает гноллиху. — Мне по пути, я её тоже доставлю куда следует. — Филипп Лунин, — вежливо склоняю голову в ответ, прежде чем щёлкнуть зубами на гиеновидную. — А тебе, некрофилка фигова, ещё очень повезло! Добычей не станешь… Разумеется, её в «Девственном драконе» сдать было бы затруднительно, но отчего бы не припугнуть лишний раз вражескую мымру? Не прощаясь, Катайгида вместе с тележкой и гноллкой мчится на неимоверной скорости к университету. Лууна скептично косится на оставшиеся в моих руках портрет и трубку: — Что тогда, с ребёнком-призраком, что сейчас у меня от наших охот только один вопрос. Что на пенисе? «Чё за н*х», мысленно перевожу я формулировку на более привычный лад. — Меня настолько оригинальные завихрения судьбы тоже удивляют, — честно признаюсь я. — Но я полагаю так: если судьба вручила тебе лимон, сделай из него лимонад. Можно твой номер телефона? — Уже мой? — Лууна насмешливо вскидывает брови. — Милая, ну ты же понимаешь, что я собираюсь звонить по нему в первую и главную очередь именно тебе? Скулы гончей трогает румянец, видный даже через нежную белую шёрстку, а хвост машинально качается туда-сюда. Машинально потому, что через несколько секунд Лууна торопливо придерживает его рукой. — Кобель вежливый… А этой розовой? — Только из-за её отца. Если она не солгала, то через неё я могу поговорить с тем, кто лично знает Сестёр-Богинь! Ты представляешь, что это для меня значит? — Судя по твоей восторженной физиономии, рассчитываешь на божественный тройник? — вздыхает Лууна, но уже миролюбивее. — Ладно уж, запис… тьфу, запоминай. Восемь, девятьсот… По счастью, дальнейшая охота проходит спокойно — ну, насколько это в принципе возможно для такого занятия. Я даже обращаю внимание на растущие то там, то тут грибы. Интересно, это они мне раньше не встречались, потому что ещё не пробились через лесную подстилку, или же просто мне на этот раз повезло найти грибные делянки? На всякий случай я аккуратно срезаю каждого экземпляра по штучке — нужно будет показать в «Девственном драконе», спросить. Вдруг такое им тоже в дело пойдёт? Благополучно отохотившись, мы разворачиваемся в обратный путь. Лууна время от времени бросает на меня короткие задумчивые взгляды. Понять, в чём тут дело, я затрудняюсь, но на всякий случай не лезу с вопросами. Мы приостанавливаемся на том самом месте, откуда удобно повернуть к нашей заводи, — точнее, останавливается сначала Лууна, а я вслед за ней. Гончая бдительно осматривается во все стороны и даже, высоко подняв нос, пристально втягивает в себя воздух, прежде чем удовлетворённо кивнуть. — Ну что? — она оборачивается ко мне и весело щурится. — Есть у тебя сегодня время на СПА для меня? — На тебя у меня есть время всегда, — широко улыбаюсь я в ответ, с удовольствием подмечая, как за её спиной снова размашисто качнулся хвост. — Ну так пошли, пока нет никого, — подмигивает гончая, прежде чем первой двинуться вбок от дороги. Начало процесса, как бы смешно это ни звучало, уже налажено. Без дополнительных напоминаний мы сваливаем добычу в сторонке, Лууна отправляется за водой, а я начинаю подогревать нашу природную ванну. — Если не ошибаюсь, вот так тебе нормально? — встречаю я её у бревна, кивая на подёрнутую паром поверхность воды у него. — Ага, вполне подойдёт, — гончая усаживается на то и с наслаждением потягивается лапами. — Да в общем-то, я так понимаю, тут тебе легко что холодной водички подогнать, что подогреть её? — Недолго, во всяком случае. — Вот и чудесно. Давай, садись рядом, что стоишь? Я усаживаюсь рядом, пока не торопясь снимать джинсы целиком. Судя по виду Лууны, она сначала желает просто ополоснуть лапы в тёплой воде. Уютный, мягкий ветерок колышет над нами ветви, пятнистые тени скользят по воде, перемежаясь с солнечными зайчиками. На берегу шелестят тростник с рогозом и осокой. Вся обстановка удивительно умиротворённая, навевающая покой и в душе. — Вчера говорила, но сегодня тоже повторю — спасибо, что это место мне показал, — подтверждая мои мысли, говорит Лууна, запрокидывая голову и мягко улыбаясь. — Здесь реально здорово. Даже чувствуешь себя… безмятежней. — Счастлив, что смог тебя порадовать. Гончая снова улыбается, но уже лукавей, косясь на меня одним глазом. — Это ты сейчас ко мне клеишься, или искренне? — Я искренне к тебе клеюсь, — решительно киваю я под хохот Лууны. — Одобряю чувство юмора, — отсмеявшись, сообщает она. — Ещё один бонус в твою копилку. Я молча улыбаюсь в ответ — мягко и благодарно. Лууна подмигивает мне, а затем зажмуривается и снова потягивается обеими лапами по очереди, расправляя те до напряжённой дрожи последнего мускула. — Уфф, здорово. Намного лучше, чем топать по пыли дороги. Но, если так вдуматься… — голос гончей становится лукаво-игривым, — если бы кое-кто снова ублажил мои усталые лапки массажем, было бы ещё лучше! — Мммм, возможно, я подойду? — склоняю я голову набок, принимая игру. — Очень возможно, что и подойдёшь, — голос Лууны понижается до грудного тёплого шёпота, когда она оборачивается ко мне и медленно приоткрывает глаза. На некоторое время мы замираем, слившись в глазном контакте. — Какие у тебя красивые глаза, — наконец, вырывается у меня. — Они такие необычные… но яркие при этом… Завораживают. Сами по себе алые глаза не сказать, чтобы совсем уж необычные в интернациональной Аднирване. Но вот с инвертированным цветом, когда алый цвет у белка, а радужка, наоборот, белая… — Просто с непривычки, — негромко отвечает канидка, покачивая хвостом. — Это для моего вида норма. Твои глаза мне тоже кажутся… совсем необычными. Они такие тёмные. Тёплые, а не горящие. Это… успокаивает. — Рад, что имею такой эффект… Мои пальцы осторожно подаются вперёд и ложатся на её. Те сначала вздрагивают, но потом, спустя несколько секунд неуверенности, переворачиваются вместе с ладонью, пробираясь между моими, чтобы затем стиснуть в лёгком пожатии. Мне сейчас донельзя желается поцеловать её. Безмятежный покой природы здесь, шелест ветра в траве и листве, тепло её пальцев между моими, зовущие глаза — всё это словно топит в себе любые сомнения и возражения. Я начинаю медленно клониться вперёд, к ней… и сердце окунается в буйную радость, когда я вижу несомненно встречный наклон. Увы, когда наши губы разделяет не больше четверти метра, Лууна резко зажмуривается, издаёт болезненный выдох и торопливо разрывает контакт рук, тут же кладя освободившуюся ладонь мне на плечо — то ли останавливающим, то ли утешающим движением. — Нет! Нет… нельзя… Прости. — Да… — мой голос сейчас тоже звучит неровно. — Да, конечно… ты права… извини меня. Наши глаза снова встречаются, и мы читаем во взглядах друг друга виноватое понимание. Во всяком случае, читаю я — но, по всем ощущениям, у меня то же самое, что и у неё. — Что ж, глупо дальше притворяться, верно? — со вздохом спрашивает гончая. Её ладонь соскальзывает с моего плеча и неторопливым, поглаживающим движением скользит вниз по моей спине… чтобы, дойдя до поясницы, вернуться назад и повторить этот путь. — Я тебя хочу. — Я тебя тоже, — сглатываю я. — И… не только хочу. — Уверен? — её ладонь приостанавливается, а взгляд делается пристальней. — Уверен, что не просто желаешь симпатичную самку? — Лууна… разве стал бы я тогда сейчас останавливаться? — Стал бы — из нежелания получить по морде. М? — Я остановился не поэтому… — шепчу я в ответ, чуть покачивая головой. — Совсем не поэтому… Её взгляд на несколько секунд полнится ещё большей пристальностью, а затем внезапно расслабляется. Ладонь канидки снова начинает путешествие по моей спине. — Верю. Не в обиде на меня? Думаю, ты понимаешь, где я жила… ну, отчасти-то должен понимать. Мне непросто не только лапы тебе доверить… — Но лапам-то хуже не стало, верно? — шучу я, осторожно улыбаясь. К моему облегчению, я получаю ответную улыбку. — Даже лучше. А ты всё остальное тоже можешь массировать? — Мышцы — да. Если же вести речь о прочем… — мои глаза невольно соскальзывают на несколько секунд на её грудь, виднеющуюся через декольте топика, — ну… никто не жаловался. — А много у тебя самок было? Мне интересно, — склоняет голову набок Лууна. — Ну… зависит от того, как считать… — неуверенно повожу я плечами. — Какова граница? Потанцевал на дискотеке? Посидел в кафе? Погулял в парке? Обнял? Поцеловался? В постель лёг? Замуж позвал? — Мммм… — гончая серьёзно задумывается. — Давай так: сколько ты сам считаешь? Я сейчас не спрашиваю, где ты сам проводишь эту границу. Мне интересно, сколько, по твоему мнению, самок у тебя было. Или как лучше сказать? Сучек? Девчонок? — Минимум две трети вполне и первого термина заслуживают, — слегка мрачновато откликаюсь я. — Ну да ладно. Дай-ка подумать… Пока я размышляю, Лууна внимательно смотрит на меня. Её рука снова замирает, на сей раз — вернувшись на моё плечо. — Пятеро, — наконец, решаю я. — То есть минимум тремя ты доволен не остался? — вопросительно приподнимает брови гончая. — Ну, понимаешь… Если бы остался, отношения бы развились. Продолжились. Возможно, сейчас тогда меня просто бы здесь не было… — Ладно, понимаю. Почему разошлись? — Когда как. То интересы не совпадали, то характеры. А может, ещё просто я слишком молод был, плохо умел мосты наводить. — Интересно… — задумчиво тянет Лууна. — А кто первым бросал, ты или они? — Опять же, когда как. Но чаще, пожалуй, они. — Что, тоже не желали в комплект собираться? — насмешливо фыркает канидка. — Куда там. Всё намного проще. У одной родители оказались… неблагожелательные. Другая очень желала замуж и детей — вот прямо немедленно. Третья просто в другой город уехала… — А остальные две? С ними что было? — Ну, с четвёртой разошлись мирно — просто каждый из нас заинтересовался более привлекательным вариантом. Так-то я без этого бы остался с ней, но, когда узнал, что она тоже на сторону глядит с интересом… в общем, поговорили, разошлись, чтобы в цепях друг друга не держать. Ну, а пятая… Как бы тебе сказать, чтобы не слишком её очернять… — Да говори как есть. Что я, не знаю, что сучки иногда бывают сучками не только в видовом значении слова? — Мозги мне много выносила, — сознаюсь я, глядя на воду. — Работать требовала больше. Денег требовала больше. Ресторанов. Подарков. Я от неё устал… Она этим была недовольна. В общем, разошлись. Лууна задумчиво кивает, глядя чуть в сторону. — Давала хоть? — Реже, чем я того желал… Заметно реже. — Пфе! — канидка презрительно щурится. — Ну, тогда вопросов нет… Знаю эту породу. Небось, в основном после очередного подарка в постель пускала? — Не абы какого. — Пфе. Ну, всё ясно… Ладно. Давно у тебя последняя была-то? — Примерно полтора года, как разошлись. — Нормально, — Лууна кивает и начинает неторопливо проходиться ладонью от одного моего плеча к другому. — Про меня желаешь послушать? — Только если ты сама тоже этого желаешь. Насильно выспрашивать не буду. — Что, это упрёк мне? — хмыкает гончая. — Нет, я вполне был согласен поделиться. — Точно не злишься? — её ладонь снова приостанавливается. — Ну, слегка смущён такой внезапной темой… но не злюсь, нет, — отвечаю я, глядя ей в глаза. — Спасибо. Ну, а что до меня… Как тебе сказать… — её лицо грустнеет. — Был один милый щенок, ещё в приюте, которому я, кажется, нравилась… Мы какое-то время поддерживали контакт, но потом жизнь развела, не знаю даже, где он сейчас… Надеюсь, он нашёл себе кого-то хорошую. Или же хорошего. Кто окажется лучше меня. Потом, уже не так давно, кобеля одного встретила… Секси. Очень секси, — Лууна приостанавливается, закусывая губу и глядя куда-то вдаль. — Не знаю, что у нас с ним вышло бы… и вышло ли бы вообще… если бы мне срочно валить из родного мира не пришлось. — Ты скучаешь по нему? — сдвигаю я брови, неуверенный, что сейчас чувствую. — Отчасти да. Я очень желала привлечь его внимание. Он телохранителем при одной важной фифе работает. Весь такой из себя… ну, крутой. Шикарный… — Шикарней меня, я так понимаю? — мой голос делается мрачным. Лууна переводит взгляд на меня. Спустя несколько секунд её пальцы перемещаются на мою шею и начинают её слегка почёсывать. — Внешне? Да. В плане бабла? Да. Во всём остальном? Не уверена… причём уже сильно не уверена. Я приободряюсь, снова встречая её взгляд. — Если бы я собиралась просто подцепить тебя, чтобы на время обучения в постели было не холодно одной — я бы не стала сейчас о нём при тебе вспоминать, как ты понимаешь, — серьёзно качает головой гончая. — А… почему же тогда вспомнила? — Потому что ты согласился вспомнить о тех, кто у тебя был раньше. А я вспоминаю о тех, кто был у меня… — Обмен прошлым? — слегка улыбаюсь я. — В некотором роде, — возвращает мне улыбку канидка. Какое-то время мы молчим. Я жмурюсь под её почёсываниями, она время от времени улыбается. — Подогрей ещё воду, — наконец, снова размыкает Лууна губы. — Не желаю потом на мелочи отвлекаться. Кивнув, я встаю. Пока я всаживаю в воду несколько умеренных огненных выдохов то тут, то там, гончая подбирает лапы, целиком устраиваясь на бревне и обхватывая руками голени. — Проверь, нормально? — Ага, — кивает Лууна, осторожно поводя пальцами по воде прежде, чем довольно окунуть туда обе лапы. — Нормально, молодец. Ну… что, давай? — Что именно? Гончая закатывает глаза. — Кажется, кто-то обещал мне массаж лап? — Сей момент. — Джинсы снять не забудь, — хихикает Лууна. — А! Да, точно…