Филипп Лунин и драконье училище

Пока я возвращаюсь на берег, чтобы оставить одежду в безопасном месте, всё остаётся в порядке. Но, уже когда я начинаю брести по воде навстречу выжидающе глядящей на меня Лууне, возбуждение является вновь. Причём бодро так является, активно… Судя по всё шире расплывающейся ухмылке гончей, глядящей мне между ног, мимо её внимания это никак не прошло. — Мне нравится твоё доказательство, что я тебе нравлюсь, — щурится она, внимательно-оценивающим взглядом меряя мою всё упорней воздвигающуюся «палатку» из трусов. — Нравишься! — с полувздохом-полусмешком развожу я руками. — Очень нравишься. Гончая размеренно кивает несколько раз подряд, а взгляд её делается задумчивым. А потом в нём, к моему удивлению, даже мелькает какая-то нотка… нервной тревожности. Лууна поднимает глаза на меня. — Ну-ка, сядь рядом, — канидка хлопает ладонью по бревну. — Я тебя слушаю, — послушно сажусь на указанное место. — Сейчас будет откровенный вопрос. Буду благодарна, если ответишь на него предельно честно. — Ну-у-у… — я несколько нервно почёсываю затылок. — Ай, ладно! Спрашивай. — Вчера я тебе посоветовала, когда мы расходились, подрочить и не терпеть. Ты на меня подрочил? Я даже попёрхиваюсь от неожиданности. Лууна с невозмутимым видом похлопывает меня по спине, но я при этом ощущаю напряжение её пальцев. — Ну… да, — сознаюсь я, приведя голос в порядок. — Вот прямо подрочил, думая обо мне? — Да не первый раз! — закатываю я глаза, всем телом поворачиваясь к ней. По губам Лууны начинает расползаться неуверенная ухмылка… нет, улыбка. — Прямо как к себе пришёл? — В душевой. Там удобней всего, сама понимаешь… — смущённо моргаю я, приопуская взгляд. — Удобней?.. А, понимаю. Следы смыть удобней, верно? — Ага. — Я в твоей фантазии была хороша? — Упоительна. Ухмылка превращается в улыбку уже неприкрыто. — Знаешь… — Лууна неторопливо опускает взгляд на «палатку», — мне кажется, у тебя вполне хороший член. — Эм… спасибо, — неловко отвечаю я со смешком. Как-то настолько прямые откровения мне раньше от девушек слышать не доводилось — ещё до всякого секса… — И я думаю, что как-то грустно будет снова заставлять его томиться в плену ткани всю обратную дорогу… — по губам Лууны медленно расплывается предвкушающая ухмылка. — М-м? — я вопросительно приподнимаю глаза, не торопясь разрешать себе поверить в чрезмерную удачу. — М-м, — насмешливо отвечает канидка, не разжимая губ, но с утвердительной интонацией. — На берег пошли. Молча кивнув, я разворачиваюсь в указанном направлении и чуть жду, чтобы она успела подняться на лапы и присоединиться ко мне. Идём мы неспешно, то и дело поглядывая друг на друга и тут же отводя глаза. — Раздевайся, — коротко велит гончая, едва выйдя на прибрежный песок и развернувшись ко мне. — Совсем? — уточняю я. — Абсолютно, — весело скалится она. Снова согласно кивнув, я отхожу немного в сторону, чтобы класть одежду на траву. Оставшись только в трусах, я бросаю вопросительный взгляд на Лууну, безмолвно уточняя взглядом. «Ты точно уверена?». Та нетерпеливо кивает в ответ несколько раз, сопровождая кивки побудительным жестом. «Как здорово, что я не выхожу на улицу без презерватива», — думаю я, неторопливо стягивая трусы. Успевший напрячься до предела член пускает те не сразу, упрямо сопротивляясь отведению вниз, а когда всё же уступает — немедленным рывком вскидывается обратно, едва освободившись от давления резинки. — Ну… вот, — бросаю трусы на прочую одежду. — Эм… и как я тебе? Лууна внимательно осматривает меня. — Повернись… так, полностью повернись… Ну, неплохо. Совсем неплохо, я бы сказала. Даже для меня, а я ведь другого вида. Думаю, с точки зрения человеческой сучки ты смотришься ещё лучше. — Сочту за комплимент, — слегка расслабляюсь я, фыркая одним носом. — Что теперь? — А теперь моя очередь, — Лууна спокойно берётся руками за края майки на боках, поднимая её к плечам. Она не пытается изобразить стриптиз, но почему-то именно это спокойное раздевание, безо всякого покачивания бёдрами и выгибания, смотрится сейчас вдвойне соблазнительней. Возможно, именно за счёт этой обыденности, как будто… как будто она привыкла раздеваться при мне. Как будто мы давно вместе… Под майкой обнаруживается топик. Гончая так же спокойно, бросив майку на траву, заводит руки за спину, расстёгивая его. Это заставляет её груди дразняще податься вперёд… Лёгкое напряжение ткани топика почти сразу сменяется его обвисанием. Лууна придерживает его одной рукой, второй освобождая лямки с того же плеча. Затем меняет руки и повторяет процесс. Бросив взгляд на меня и довольно улыбнувшись, канидка плавно опускает руки, позволяя топику сползти с её груди и немного покачаться на пальцах, прежде чем полететь на майку. Так же неторопливо Лууна расстёгивает шорты, прежде чем наклониться, спуская те с бёдер. При этом она всё-таки покачивает теми, но явно не специально для эротики, а просто чтобы помочь шортам слезть вниз. Гончая выпрямляется, оставшись только в трусиках. Шорты летят на остальную одежду, а Лууна, уже откровенно улыбнувшись мне, запускает большие пальцы рук за резинку и начинает не спеша стягивать уже последнее, что ещё прикрывает её тело. Вот теперь она уже явно добавляет в движения игривости, слегка повиливая тазом то влево, то вправо… Наконец трусики оказываются на песке. Лууна разом выпрямляется и, подцепив те пальцами правой лапы, легко отбрасывает в прочую одежду. На мгновение канидка поднимает руки и опускает себе на плечи, как бы заслоняя грудь от моего взгляда… но тут же, мотнув головой, отводит в стороны, а затем и неторопливо проворачивается на одной лапе, поднимая руки высоко над головой и сцепляя вместе. — Ну, Филипп? Что скажешь? У неё не слишком большая грудь. Возможно, она была бы несколько больше, если бы не физические упражнения, дающие эффект подтянутости. Через нежную шёрстку на животе смутно виднеются намеченные «кубики» пресса. Не настолько, как у профессиональной атлетки, но так смотрится просто прекрасно, объединяя не ушедшую до конца нежность с не заполнившей всё твёрдой силой. Ровная осанка, чёткая линия плеч, сильные бёдра, дразняще-упругий зад… Подтянутые, сильные, стройные лапы. Покачивающийся пушистый хвост. Грива, ниспадающая распахнутой волной до середины спины. Игра серой и белой шёрстки — ухоженной, где плотной, где нежной, но везде мягко-чистой. И алый взгляд, в котором таятся крепко обнимающиеся друг с другом надежда и нервность. — Я тебя хочу, как ни одну девушку ещё не хотел, — сглотнув, наконец отвечаю я, не отрывая от неё взгляда. — Ты… великолепна. Просто великолепна. — Это я и желала услышать, — Лууна меняет позу на более расслабленную. — А впрочем… Ты же ведь уже видел меня голой, не так ли? — Ну, формально да, но… — я невольно слегка морщусь. — Это… было не совсем то. Сейчас ты вдесятеро привлекательней против тогдашнего. — Могу понять, вряд ли я была сильно симпатична, налакавшись до отключки… — вздыхает Лууна, но тут же, мотнув головой, улыбается снова. — По счастью, сейчас всё не так. Значит, я великолепна? — Да! — решительно киваю я. По губам Лууны расплывается широкая улыбка. — Тогда пойдём. Канидка разворачивается и идёт обратно в воду, призывно махнув рукой. Я снова следую за ней. — Я сказала, что секса не будет, пока мы не разберёмся между мной, тобой и Кальцией, — без обиняков говорит гончая, усаживаясь на бревно. Бросив взгляд на меня, вопросительно замершего рядом, она хлопает ладонью рядом с собой: мол, садись. — Слово это я сдержать намерена, — канидка как-то загадочно улыбается, когда я присоединяюсь к ней. — Но тогда… зачем раздеваться? — осторожно уточняю я. Судя по выражению её лица, она с нетерпением ждёт этого вопроса. — А вот зачем, — довольно улыбается Лууна. — Секса не будет… пока не будет… но есть один момент. Если ты получишь возможность подрочить на меня, не обходясь лишь воспоминаниями да воображениями, а зря всю мою красоту воочию… Это тебе должно понравиться, не так ли? Но сексом это не будет… нет, совсем не будет. Ты же даже меня не коснёшься. Но всё равно так оно намного приятнее, чем лишь представлять… верно? Я глубоко сглатываю, снова лаская взглядом всё тело канидки. Член напряжённо подёргивается уже от мыслей о нём. — Полагаю, это значит «да», — с улыбкой кивает гончая. — Даже можно сказать, большое «ДА!», я права? — Безоговорочно, — наконец, вымолвливаю я, поднимая взгляд. — Чудесно, милый… кобель, — улыбка делается тонкой, но весёлой, а хвост размашисто качается у канидки за спиной, поднимая брызги воды. — Ну так чего же ты ждёшь? — Наслаждаюсь моментом. — О, понимаю, — хихикает Лууна. — Жаль, у нас не так много времени, чтобы затянуть этот момент как следует, а то я была бы совсем не против… Так что давай. Двигайся… во всех смыслах. Она меняет позу, в которой сидит. Теперь одна её лапа спущена в воду, другая же, согнувшись в колене, опирается на бревно. Левую руку Лууна отводит за спину, для опоры, а правой медленно проводит по всему телу, останавливаясь уже на промежности и слегка потирая ту пальцами. — Фас, кобель, — почти шёпотом произносит она. Грубость слов при этом странно увязывается с нежностью её тона и зовущим взглядом. — Давай. Я желаю увидеть, как ты на меня дрочишь. Сделай это. Глубоко вздохнув, поведя плечами и встряхнувшись, я устраиваюсь на бревне поудобнее. Сначала принимаю позу всадника, но потом, решив, что из-за немалой ширины бревна буду выглядеть глуповато, полувстаю, упираясь одной ногой в дно, другой, полусогнутой — в дерево, а левой рукой поддерживая наклонённое вперёд тело. Получается что-то вроде отражения её позы, только не вальяжно-раскрытое, а, напротив, жадно подавшееся вперёд. Ощущение собственных пальцев на члене и привычно, и нет. Ещё никогда я не занимался самоублажением в такой обстановке, да ещё то и дело глядя прямо в глаза той, на кого я это делаю! — Первый раз, да? — словно прочитав мои мысли, шепчет Лууна. — Почти, — хрипловато отвечаю я, облизывая губы и не останавливая движения. — Я… конечно, много раз, давно… но ещё никогда… вот так… — Что, ни одна из сучек не додумалась позировать для этого? — её дыхание начинает тоже делаться горячим. — Точнее, мы никогда не додумывались… на этой стадии… обычно дальше шёл уже секс… ну, прелюдия… — Вот видишь, благодаря тому, что мы не спешим с сексом, у тебя новые ощущения, — ласково шепчет Лууна. Её пальцы тем временем тоже начинают двигаться, мягко потирая половые губы. — Да… Это здорово, — вполне честно признаюсь я. Настолько здорово, что я не очень-то спешу догонять себя до оргазма. Растягиваю удовольствие, неторопливо водя рукой по члену туда-сюда, а взглядом — по её телу, то и дело встречая её взгляд и с наслаждением представляя полный контакт. Благо сейчас, действительно, это вообразить на порядок проще, чем когда ты один… — Быстрее, — наконец поторапливает меня гончая, весело щурясь. — Это, конечно, классно, что ты не скорострел, но пора бы уже и кончить. — Так неохота прерывать это удовольствие… — Понимаю… Так, а если я тебя несколько простимулирую? — Как? — коротко выдыхаю я, взволнованно расширяя глаза. — Бесконтактно, — аккуратно проговаривает Лууна, сладко улыбаясь. А затем, приняв более прямую позу, начинает скользить по своему телу уже обеими руками — то мягко взвешивая собственные груди на ладонях, то потирая подушечками пальцев ярко выдающиеся среди нежной шёрстки соски, то дразняще потягиваясь, закладывая обе руки за голову и скользя одной по другой… Всё это сопровождается нежным, как бы немного стеснительным лёгким постаныванием. Да, от такого зрелища неторопливо водить рукой уже не получается. Мои движения всё убыстряются под довольным взглядом Лууны. — Давай-давай-давай, — в такт им шепчет гончая, переводя взгляд с моего члена на мои глаза и обратно. — Кончай, кончай, кончай! — Лууна… Я… уже… скоро… — Кончай же! — довольно выпрямляется гончая, жадно глядя на меня. — Лууна… — я чувствую, что уже совсем недалёк от той грани, за которой оргазм неизбежен, даже если перестать двигать рукой. — А можно… — На меня? — канидка умудряется мгновенно всё понять без слов. — Запрещаю! — На твои лапы… — я замедляю движения, выигрывая несколько секунд. — Пожалуйста… Её возмущённо насторожившиеся уши неуверенно приопускаются, взгляд нервно мечется по сторонам. Гончая закусывает губу… а потом всё-таки с резким вздохом вытаскивает из воды и вторую лапу, вытягивая ко мне обе тесно прижатыми друг к дружке. — Ладно, кончай, кобель! Дважды повторять уже не нужно. Считанные движения, ещё меньше секунд — и я впиваюсь взглядом в её глаза, всеми силами воображая, что я сейчас внутри неё, и сладкая, жгучая звезда оргазма, вспыхнувшая сразу за членом, выбрасывает сейчас чередой толчков сперму именно в её прекрасное тело. Она не разрывает глазного контакта, дыша почти так же тяжело, как и я. Только спустя где-то полминуты гончая медленно, с явной неохотой, переводит взгляд на свои лапы. Туда же смотрю теперь и я. — Всю обкончал, кобель, — с шутливой укоризной говорит она, неторопливо шевеля пальцами, с которых теперь тянутся потёки спермы. — Спасибо… — выдыхаю я. — Это было… умопомрачающе. Гончая весело смеётся в ответ. — Да уж, не сомневаюсь. Но учти, отмывать будешь сам! — С удовольствием! — широко улыбаюсь я ей. — О, да. Верю… — хихикает Лууна, прежде чем зашевелить пальцами интенсивней. — Лапы-лапы-лапы… Это движение и без этого донельзя дразнящее в её исполнении, а уж сейчас, когда по плотной шёрстке и большим, шершавым подушечкам медленно стекает моя же сперма… Я не могу оторвать взгляд от этого зрелища под её довольный, весёлый смех. — Ладно, мой милый кобель, потом ещё налюбуешься. А сейчас, будь так любезен, продержись-ка твёрдым ещё некоторое время! — Зачем? — я бросаю взгляд на член, начинающий понемногу успокаиваться. — Затем, что теперь моя очередь, — сладко выговаривает Лууна. — Не думал же ты, что я откажусь на тебя пошликать, раз уж такое удобство образовалось? Ну-ка, прими позу посочнее! — Какую лучше? — Не знаю… неважно! Главное, смотри на меня с желанием! Будь таким… таким, ну… Короче, чтоб тело твоё было видно как следует, и чтоб я видела, что ты меня хочешь! — Это запросто, — широко ухмыляюсь я, разворачивая плечи. Позировать для ипсации мне самому тоже раньше как-то не доводилось, но тут уже несложно сообразить, что от меня требуется. Продолжая опираться одной ногой о дно, а второй — о бревно, я начинаю слегка ласкать себя левой рукой, останавливая падение возбуждения, а правой принимаюсь скользить по телу то тут, то там, выгибая мышцы и представляя, что эти ласки — уже её. Ролями удаётся поменяться очень легко. Теперь уже Лууна, усевшись поудобнее, запускает себе руку между ног. Её пальцы сначала интенсивно дразнят половые губы, а потом ныряют внутрь, начиная характерными движениями покачиваться в глубине. Большой при этом остаётся снаружи, ложась на клитор и начиная размашисто-неторопливо обводить «лучшего друга каждой девушки». Дыхание гончей становится не просто жарким, но и гулким, а взгляд так и вцепляется в мой в промежутках между оглядыванием моего тела. Кажется… чего-то недостаёт? Ах да, точно. Она же стонала. Издавать такие звуки сейчас мне кажется немного смешно. Но, раз уж мне такая «озвучка» нравилась… наверно, зайдёт и ей? Я постепенно перевожу своё тяжёлое дыхание в постанывания — сначала негромкие, а потом всё более откровенные. Кажется, угадал — взгляд гончей делается ещё более страстным. — Скажи что-нибудь, давай, — хрипло выдыхает она через некоторое время, срывается на кашель и раздражённо мотает головой, давя тот. — Скажи! — Про что? — спрашиваю я спустя секунду размышлений. — Про хорошее… про что-нибудь хорошее… сладкое! — Лууна, — ещё через несколько секунд отвечаю я. — Что — Лууна? — нетерпеливо закатывает глаза канидка, продолжая усердно ласкать себя. — Ну, ты просила сказать что-нибудь хорошее и сладкое… Мне пришла в голову ты! Алые глаза гончей изумлённо расширяются, прежде чем Лууна заходится кашляющим смехом. — Наглый… бесстыжий… милый кобель! — Всё для тебя, милая. — Скажи ещё! — властно требует она. Её пальцы бушуют между расставленными, мускулистыми бёдрами, мышцы на которых напряжены так, что чётко просматриваются даже под шёрсткой. — Ещё! — Лууна, ты самая сексуальная, самая влекущая, самая страстная адская гончая в мире! Я тебя хочу до безумия! Я готов разложить тебя прямо на этом бревне и трахать до тех пор, пока мы оба не потеряем сознания, а потом нести тебя на руках до самой Аднирваны! Я тебя хочу… Придумывается несложно, благо в таком возбуждении не до тонкостей словесности. Продолжать я готов, сколько потребуется, но тут тело Лууны начинает содрогаться — знакомой чередой сильных, неровных подёргиваний. Взгляд гончей уплывает куда-то в сторону, теряя сфокусированность, а с клыков разинутого рта рвётся сладкий, изломанный стон. Я жду, наслаждаясь от ощущения, что она сейчас кончила, лаская себя и думая обо мне. Сейчас я в полной мере понимаю то, как она была сама довольна несколько минут назад, видя, как я делаю то же самое для неё. Наконец, Лууна медленно выпрямляется, осторожно извлекая пальцы наружу. Наши глаза встречаются. — Охеренно, — нежно выдыхает она, протягивая ко мне руку. Я бережно касаюсь её ладони и пальцев — тех самых, которые ныряли вглубь. Они ещё покрыты её же соками, и сочащийся с ладони запах кружит мне голову. Я нежно провожу носом по её большому пальцу, затем потираюсь скулой… щекой… губами… В её руке начинает чувствоваться напряжение, но пока гончая не торопится отнимать её. Она лишь внимательно смотрит, всё ещё тяжело дыша, как я начинаю мелкими, осторожными лизками умывать её пальцы. Те то напрягаются, то расслабляются — кажется, Лууна сама сейчас не может решить, что лучше сделать. Я приоткрываю губы, делая движения языком шире, но всё такими же плавными — и гончая с глубоким вздохом всё-таки расслабляется, позволяя мне нежно вылизывать её пальцы и ладонь. Шёрстка слегка мешает, но не очень — здесь она короткая и больше походит на мягкий ворс меха. С другой стороны, то, что она не позволяет слизать всё разом — замечательный повод бережно пройтись языком ещё раз, и ещё, и ещё… Руку её я аккуратно держу обеими своими, держу достаточно плотно, чтобы уверенно действовать языком, но не так сильно, чтобы это выглядело жёсткой хваткой. Пусть знает, что она в любую секунду может освободиться, если захочет… Но она, видимо, и не хочет. Её дыхание успокаивается, но лишь отчасти, оставаясь всё таким же гулким, рвущимся наружу из открытого рта. Лууна внимательно наблюдает за моими движениями, иногда неровно вздыхая — видимо, когда мой язык касается особо сладкого местечка. Ближе к концу процесса, когда я начинаю посасывать кончики её пальцев, убирая следы разом со всех сторон, эти вздохи делаются чаще. Наконец, всё завершается. Я накрываю её ладонь своей, вторую подкладываю снизу, мягко зажимая, слегка опускаю… и впервые с момента начала этой ласки поднимаю глаза, вопросительно встречая её взгляд. — Теоретически я, возможно, должна была бы съездить тебе по наглой морде, — негромко, полушёпотом начинает Лууна, всё так же не отнимая руку. — Но после того, как я позволила тебе делать это… Смотрелось бы глупо. Даже лицемерно. — Твой запах ударил мне в голову, — так же негромко отвечаю я. — Не скажу, что не соображал, что делаю… но невыносимо было удерживаться. — Тебе так понравился мой запах… там? — последнее слово Лууна подчёркивает голосом. — Да. Он пьянящий… Её рука, наконец, высвобождается из моих, но лишь для того, чтобы подняться повыше и нежно погладить мне волосы. — Один наглый вопрос. Как ты относишься к куннилингусу? — Всецело положительно. — Ты… серьёзно? — её рука замирает. — Ну конечно! А что? Вслед за рукой замирает её взгляд, не отрываясь от моего. А затем Лууна закусывает губу. — То есть, если бы я, предположим, сказала сейчас «отлижи мне»… — Только скажи, и я это сделаю. Подарю тебе ещё один оргазм. Негромкое, грудное рычание вырывается у неё из горла. — Стоять… Стоять. То есть, сидеть, — поправляется она. — Верю… подожди. Я послушно жду, пока она успокаивает дыхание. — Не каждый кобель такое скажет, — наконец, снова поднимает она на меня взгляд. — А, знаю, — брезгливо морщусь я. — Есть такие, которые считают, что это, видите ли, ущемляет мужественность. — А ты, значит, так не считаешь? — Я считаю, что ничто не подчёркивает мужественность лучше, чем умение доставить девушке удовольствие в постели. А поскольку самый эффективный оргазм — клиторальный, а поскольку лучший способ воздействия на клитор — языком, то итог очевиден… Не могу себе представить, каким закомплексованным дураком нужно быть, чтобы считать, что мужественность парня пострадает от того, что он ублажит языком девушку. Лууна снова закусывает губу — почти до побеления. — Кальция, твою мать, — наконец вырывается у неё, и канидка резко отводит взгляд в сторону. — Ну почему ты его первым встретила?! Гончая раздражённо трясёт головой, словно пытаясь вышвырнуть из неё дурные мысли. — Ладно, ладно… Она всё же подруга. По крайней мере, хоть она от тебя удовольствие получает. — Ну, если ты про именно это удовольствие, то не совсем… Точнее, совсем не. — В смысле? — уставляется на меня Лууна. — Нет, я знаю, что она против секса с проникновением, но это же другое… — Я предлагал ей, — признаюсь я. — А она что? — Покривилась и спросила, неужели это вкусно. — То есть… — Ну да, я ей ни разу куннилингус не делал. — Кальция, ТВОЮ Ж МАТЬ! На сей раз Лууна яростно бьёт кулаком по бревну, рыча сквозь сжатые зубы. Её дыхание через нос настолько громкое, что я отчётливо слышу каждый вдох и выдох. Успокаивается гончая далеко не сразу. — Ну надо же быть такой дурой… — неожиданно тоскливо протягивает она. — Ну, не нужен тебе секс… бывает, я ещё и не такие странности видела. Но чего тогда за кобеля-то цепляться, если трах с ним тебе всё равно нафиг не сдался?! Отдала бы уже тогда! — Если ты желаешь… Лууна медленно переводит на меня взгляд. Она определённо колеблется, но всё же в итоге мрачно покачивает головой. — Нет, Филипп. Требование осталось прежним. Или ты больше не с ней… и тогда хоть сейчас… Или ты пока с ней. И тогда жди, пока мы не придумаем, как всё это совместить. — Второе, — медленно отвечаю я. — В конце концов, после всего, что с ней случилось этой ночью… я бы чувствовал себя последним подлецом, если бы бросил её. А разве тебе бы захотелось иметь дело с подлецом? — Грёбаный хороший мальчик, — почти с нежностью выдыхает Лууна мне в лицо, снова проводя рукой по волосам. Её пальцы перебираются на мой затылок, захватывают клок шевелюры и слегка трясут за него голову. — Грёбаный домашний кобелёк… Ты иногда такой дурак… но почему-то всё равно остаёшься очень милым… — Ты мне очень нравишься… — шепчу я первое, что пришло в голову. — Да. Знаю. И ты мне тоже… Какое-то время мы сидим на бревне, полууткнувшись друг в друга. Лууна то проводит пальцами по моим затылку, шее, плечам… то приотдёргивает. А потом снова кладёт. Я легонько потираюсь переносицей там, куда ею уткнулся — в место, где плечо канидки переходит в шею. — А ты снова возбуждён, — как-то даже отстранённо замечает гончая, не останавливаясь. — А? А, ну… да. — Кобель, — роняет она спокойно, как констатацию факта. — Вечно у вас либидо везде… Ладно уж, так и быть. Разрешаю второй заход. Только давай на этот раз всё же быстрее… — Второй заход? — кажется, я сейчас не очень быстро соображаю. Лууна со смешком отодвигается от меня, проводя руками по моим плечам и груди, прежде чем разорвать контакт. Её подушечки напоследок проходятся по моим соскам, заставляя меня вздрогнуть. Гончая широко и довольно улыбается, глядя на эту реакцию. А потом широко усаживается на бревне. Обе лапы полусогнуты, левая упёрлась в кору, правая опущена в воду. Правая рука поддерживает тело сзади, левая дразняще прираздвинула пальцами половые губы — увеличившиеся, раздавшиеся, блестящие от смазки. — Давай, мой милый кобель. Войду в твоё положение. Подрочи на меня ещё разок. Даже разрешаю снова кончить мне на лапы. — Обожаю тебя, — выдыхаю я, стремительно принимая более удобную позицию для самоублажения. — Надеюсь, не только за это? — хихикает гончая, с явным удовольствием глядя на мои движения. — За всё, Лууна, за всё… У тебя куча преимуществ, я даже пересчитать все не могу. — Я тебе помогу с этим, — смеётся канидка. — Как-нибудь непременно помогу. На этот раз я действительно не пытаюсь затянуть дело. Тем более что из тела словно ушла некая сложно различимая, мимолётная, но всё же нервная скованность, тенью маячившая поначалу в первый раз. Теперь же… Чего теперь-то стесняться? Нечего, абсолютно нечего… Лууне даже не требуется дополнительно себя оглаживать и постанывать — я и так не заставляю себя ждать. Едва я снова выдыхаю «Лууна… Я сейчас…», как она, понимающе кивнув, меняет позу, опираясь уже на обе руки и подставляя под мой выплеск спермы плотно прижатые друг к другу лапы. На этот раз я смотрю уже на те — и вижу в подробностях, как жемчужно-светлые, мутноватые струйки последовательно ударяются в подушечки, застревают между пальцами, оплывают вниз по плотной шёрстке. Лууна смотрит туда же, с некоей задумчивостью качая когтями, с пары которых тянутся, медленно удлиняясь под тяжестью капли на конце, нити спермы. — Ну, как? — наконец спрашивает она, и в голосе её слышится спокойная умиротворённость. — Хорошо тебе? — Очень. — Вот и мне хорошо, — задумчиво откликается она, прежде чем хмыкнуть и лукаво на меня посмотреть. — А теперь — разрядку всю нужную ты получил, так что давай-ка за массаж, мой кобель! Мои лапы тебя ждут. А собственную сперму можешь использовать в качестве массажного масла. — А интересная идея, между прочим, — я сажусь на бревно, принимая на колени её довольно протянутые лапы. Идея оказывается не только интересная, но и легко реализуемая — благо даже на той лапе, что до этого побывала в воде, смыться успело далеко не всё, а на второй вообще ещё блестит результат сразу двух оргазмов. Конечно, учитывая липкость спермы — если использовать этот результат действительно как массажное масло, то потом отмывать лапы Лууны придётся ещё дольше. С другой же стороны… Разве это не доставит только больше удовольствия и ей, и мне? Саму идею массажного масла придумали не зря — когда руки легко скользят по плоти под ними, осуществлять все нужные движения становится намного проще. Так что я с удовольствием этим пользуюсь, старательно и бережно разминая лапы гончей. Та даже глаза прикрывает от удовольствия, время от времени слегка вздыхая. Судя по всему, в основном тогда, когда я концентрируюсь на подушечках и пространстве вокруг них… Запомню. Когда основная часть массажа закончена, и я перехожу к успокаивающе-завершающим движениям, то внезапно замечаю, что её лапы начинают иногда вздрагивать. Возникшее подозрение подтверждается, когда до ушей доносится лёгкий, тихий, мимолётный смешок Лууны. — Тебе щекотно? — я незамедлительно останавливаю движения, прижимая ладони к её шёрстке тормозящим жестом. — Извини… — Чуть-чуть, — успокаивающе отвечает гончая. — Даже как-то странно… Вчера на тех же самых движениях ничего было, а тут вдруг пробрало. — А. Кажется, знаю, почему… — я задумчиво смотрю на шёрстку лап, всё ещё лоснящуюся от следов моей же спермы. — Ты кончила совсем недавно. Оргазм сильно увеличивает на некоторое время чувствительность тела к щекотке… во всяком случае, так дело обстоит у людей. Не знаю, как у твоего вида с этим, но вполне возможно… — Точно, — Лууна прищёлкивает пальцами и слегка морщится. — Точно-точно. Уже забыть успела. Да, всё так и есть, у нас то же самое. — Мне остановиться? Или подождать? — Ни то, ни другое, — мотает она головой. — Просто переходи уже к отмыванию… А если чуть-чуть дёрнусь, не останавливайся. Немного случайной щекотки вполне потерплю. — Хорошо, — согласно киваю я, начиная зачерпывать рукой тёплую воду. Как я и думал, времени это занимает не так уж мало, но в конце концов её лапы выглядят так, что у меня невольно всплывает в голове старая реклама про «ваша собака светится здоровьем». Да уж, если бы Лууна сейчас слышала мои мысли — подзатыльник бы точно отвесила.