Кукла в виде мальчика

Она открыла двери черноты, Заставив бояться свободы, а не тьмы. Выпроводила с дому с помощью иглы На свободу в клетке лжи. И расставшись с темной мглою, Съел теплый пирожок с мечтою.

      13.05.1921       Эндрю двадцать и он не может поверить в то, что до сих пор находиться в этом проклятом доме.       Это не так сложно, но во что действительно верится с трудом, так это в то, что он может выходить раз в неделю из дома и видеться со своим вечно говорящим кузеном.       Пару лет назад он неожиданно вырвал этот билет на свободу, так щедро предложенный Тильдой. Но это предложение не могло быть без подвоха. Она могла убить его в любую минуту. Будь он хоть на другом конце Земли. Не поможет. Это было плохо, ужасно. Но кто Эндрю такой, чтобы надеется на лучшее. Ни в его жизни.       Но этот билет был его маленькой победой, которой он внутреннее гордился.       Это произошло, когда ему было семнадцать, в пятницу 10 мая 1918 года.       Благо это не было 13 мая. Когда была пятница, а на календаре висело огромным шрифтом «13», а снизу гласил месяц «май», Эндрю понимал, что в такие даты мать становится неконтролируемой, а ее сила возрастала в несколько раз. Но он понятия не имел, каким образом ей это удается.       Тильда множество раз приносила ему боль, при этом заставляя Аарона смотреть на все это «шоу». Его брат выглядел безразличным, но Эндрю не слепой. Он видел, как внутри младший близнец сжимается от боли, которую приносят Эндрю руки собственной матери. Она беспощадно вонзала давно заржавелые и старые иглы в куклу, которая была уже потрепана не жизнью, а смертью. Ноги, руки, шею - все части тела игрушки обвивали несколько мотков красных нитей, и Эндрю приходилось ходить с постоянными гематомами, которые, как зеркало, отпечатывались на нем.       Он не сопротивлялся. Снова пытался найти выход из этой клетки. И, конечно же, за свои деяния его ждало наказание. Аарон не мог даже шевельнуться. Одно движение и его кукла также познает истины иглового «лечения». Глаза Эндрю кричали ему: «Только попробуй, придурок, и я сам тебя убью».       Взгляд старшего Миньярда имел интересные свойства. За одну секунду он был способен поменять в нем миллиард различных эмоций, которых его близнец, видать, не видал. В то же время лицо зачастую оставалось совершенно спокойным, прямо как и у Аарона. Они заметили, что когда они совершенно спокойны, не пугаются, не беспокоятся друг за друга, Тильде становится скучно. Ей действительно становится очень скучно. И ей это надоедает. Она бесится и оставляет их в покое, хоть они и знают, что она придумывает планы, как насытиться страхом сыновей.       Она была в шаге от того, чтобы перейти на пытки Аарона.       Почти. Она не перешла. Эндрю смог вернуть ее пыточное внимание на себя.       Тильда вздохнула, ведь Эндрю не показывал внешнего страха. Его лицо было словно штиль, и просто смотреть на его безразличие стало невыносимым. Тильда чувствовала горький привкус поражения, но резко приняла другую схему, переставляя фигурку Короля так, чтобы избежать проигрыша. И она повернулась к Аарону, вынимая все иглы из маленькой копии Эндрю, а затем убирая ее себе в карман изношенного платья. И тогда к Эндрю вернулся здравый разум. Тильда стояла спиной к нему, глядя на Аарона, что сидел на последней ступеньке и так же невозмутимо глядел на нее.       Страх он испытывал постоянно, даже находясь в компании Эндрю. Он видел, как у того меняется настроение настолько быстро, что Аарон, моргнув, уже смотрит на близнеца, у которого на лице резко появляется истеричная улыбка, переходящая в жажду мести. И это весьма его пугало. Аарон постоянно оставался хмурым и спокойным, безотказно подчинялся Тильде и, казалось, жил себе спокойно. Если бы не частые боли в некоторых местах. Тильда приносила ему вред по ночам, собираясь позлить Эндрю, используя Аарона. Но он молчал, не говоря брату ни слова. Он боялся, что тот перейдет черту и его не станет. Они постоянно носили большую одежду, настолько, что заметить ушибы можно было лишь на шее и лице. Аарон делал вид, что с ним все в порядке, специально назло Тильде и во благо Эндрю. Аарон принимал тот эгоистичный факт, что он боялся, что Тильда начнет вредить ему слишком сильно.       А сейчас она смотрела прямо на него с небывалой кровожадностью, пока Эндрю не успел выпалить то, что заставило ведьму вернуть взгляд на него.       — Почему ты не можешь быть… — он сделал паузу, чтобы вобрать в легкие не достающегося воздуха, — добра к людям?       Взгляд Тильды с кровожадного сменился на удивленный, а улыбка оскала расползлась по ее лицу. Эндрю пытался подняться на ноги, но его спина безжизненно упиралась об входные двери. Вот он упирается в них, а по ту сторону — свобода, свежий воздух, жизнь! Но он умрет, только переступив порог, Тильда ни за что не даст ему выбраться от сюда живым. Сейчас она спрятала все свои орудия пыток себе в карманы и сложила руки за спину, придавая себе вид любящей матери. Как говорится: «Не суди книгу по обложке», весь вид женщины - лишь оболочка, которая создает иллюзию надежды. Смешно, что мальчикам уже по семнадцать, а она до сих пор не осознала того, что ее «добрая» оболочка не внушает им надежды. Возможно, Аарон и верит во что-то, но не Эндрю. Это бессмысленно.       — Ах, Эндрю-Эндрю, — парень сглотнул тот ядовитый ком в своем горле, который тут же вернулся на свое место. — Милый мой Эндрю…       Аарон скривился за спиной Тильды, понимая, что ее обманчивый голос с ноткой милости не ведет ни к чему хорошему, а лишь предупреждает о грядущей беде. Его руки покрылись дрожью, и он глядел на то, как Эндрю пытается вернуть власть над своими конечностями. Но дается ему это с трудом, ведь его тело жутко болит, а ссадины после игл оставались не только на кукле, но и на нем. Он выдавил из себя хриплый кашель и чувствует, что он застрял в маленьком тесном помещении, которое с каждой секундой все больше и больше сдавливает его.       Тильда рукой придавливала куклу Эндрю, наслаждаясь тем, как он мучается в попытках привести себя в чувство. Кукла Аарона лежала в другом кармане, но это не мешало чувствовать и ему те давящие стены и духоту.       Его мать подошла к нему настолько близко, что Эндрю видел все ее мысли в этих черных глазах, в которых стояло желание причинить боль и смерть. Казалось, она стоит прямо за спиной этой ведьмы и ожидает, когда она махнет рукой в знак того, что может забрать себе душу парня. Он видел, в какого монстра превращалась его мать. С каждым годом она становилась все отвратительнее и хуже.       — Доброта делает человека слабым, и им пользуются, как обычной куколкой, — она склонила голову, приближаясь смертельно близко к лицу Эндрю. Он сморщился, не желая видеть эти черные водовороты. — Если тебе так нужна доброта, — ее тон с каждым словом становился тише, а слова были схожи на шипение змеи, — то тебе прямая дорога в церковь!       Ее руки вцепились мертвой хваткой за шею Эндрю, и он сразу же почувствовал, как кислород перестал попадать в легкие. Он хотел схватиться за руку Тильды, но не смог. Его пальцы не слушались. Они онемели настолько, что только продолжали обвивать живот, пока холодные руки женщины все сильнее сдавливали его шею. Она смотрела прямо в его глаза, и он уже не мог их закрыть, а голова кружилась, мир поплыл перед глазами.       Аарон, увидев резкое движение матери, спохватился, не оставаясь в стороне. Он буквально подлетел к Тильде, хватая ее за плечо. Глаза метнулись на него, грозно въедаясь, словно заколдовывали, а женщина шептала и продолжала душить сына.       — Аа…рон, — прохрипел голос Эндрю и хватка на шее усилилась, что заставило его заткнуться. Он чувствовал, как сейчас потеряет сознание, но ему нельзя! Тильда что-то делает с Аароном, нашептывает ему, глядя на него и не моргая, пока Аарон внимательно вслушивался, поддерживая зрительный контакт. Эндрю широко распахнул глаза, видя, как все эмоции исчезали с лица его близнеца, а уголки губ безразлично упали. Взгляд стал мертвым. Тильда перестала шептать и хватку на шее Эндрю уменьшила.       Аарон не обращал внимания на Эндрю, продолжая держать руку на плече матери.       — Отпусти меня, Аарон, — она спокойно моргнула пару раз, и ее настроение сменилось также быстро, как у Эндрю, но она поменяла его на слишком наигранную добрую улыбку. Аарон все так же глядя на нее, покорно отошел, ничего не сказав. Эндрю хватался за воздух маленькими вдохами, пока Тильда внезапно снова не перекрыла воздух. Когти вонзались в глотку, и было чертовски сложно сдержать рвавшийся наружу кашель. Через мгновение она отпустила его.       Это позволило ему, наконец, вернуть контроль над телом и нормально вдохнуть.       Тильда дала оскалу явиться на ее лице, а затем бросила свой взор на двери. Эндрю спиной почувствовал, как они начали открываться, и это привело его в ужас, что рассеялся по всему разуму и телу. Как она это сделала? Не может быть такого… это невозможно!       — Прошу, — выплюнула она. — Иди в церковь, ищи доброту. Повидаешься со своим дядей и кузеном, ведь вы так давно не виделись, — она ухмыльнулась и зашагала прочь, а Аарон следом за ней. — Если через час не вернешься тогда… — Тильда повернула на него голову, вглядываясь своими черными глазами в его, которые были полны озноба и удивления, — не вернешься никогда.       Умрет. Он умрет.       Аарон насупился, не зная, куда ему деваться. Он смотрит на Эндрю, который пытается подняться с пола и хочет попытаться выйти из этого дома. Но Эндрю боялся не за себя, не за то, что это мог быть розыгрыш, не за то, что Тильда его убьет, если он переступит порог, нет. Он боялся, что она причинит вред Аарону, сделает с ним что-то, пока его не будет. Мать вглядывалась в него лишь взглядом, прогоняя его из дома на какой-то жалкий час. И это пугало. Это ужасало.       Эндрю не понимал, стоит ли ей верить. Он никогда не доверял такому монстру, которым являлась Тильда. Она - воплощения тьмы, зла и смерти. Ей достаточно сделать куклу, нанести на нее порчу и убить человека. А потом, когда он умрет, она спрячет куклу в шкаф к Аарону, пока в своей мастерской будет делать новые экземпляры, привязывая к ним души людей. И парни искреннее не знали, как все это возможно. Никто не знает, что делается в ее мастерской. Она запретила даже шаг туда сделать после их двенадцатилетия. Чтобы обезопасить мастерскую еще больше, она достает дверную ручку из латуни и носит с собой. И никто из них двоих не знает, что там все-таки творится.       Эндрю оглянулся. Его глаза метнулись на улицу, откуда дул свежий ветер. Парень ощущал его только тогда, когда открывал окно. Но сейчас он чувствовал его не только лицом, а всем телом. Легкие покалывания от холода прошлись по его коже, которую закрывала большая изношенная одежда. Он глядел на деревья, которые спокойно колыхались в соседнем дворе, в то время как в их было голое одинокое дерево, под которым в 10 лет Эндрю в одиночку похоронил отца.       Глаза отвернулись подальше от дерева и снова вернули свое внимание на Тильду. Она развернулась и ушла на второй этаж, перед этим снова достав ручку из двери. Тильда забрала ее с собой и закрылась в спальне. Аарон оставался на месте. Он решительно кивнул Эндрю, тем самым давая ему понять, что он может идти на волю и оставить его. Эндрю должен хотя бы немного почувствовать свободу. И Аарон очень хотел, чтобы он сделал это. Он любил своего брата и не хотел отбирать у него даже небольшую крупицу счастья.       — Иди, Эндрю, но, пожалуйста, вернись, — Аарон шептал, и он видел, что внутри Эндрю бушует ураган из множества эмоций, в то время как на лице ни одной. Он пусто глядел на своего младшего близнеца, стирая с себя весь озноб. Эндрю так и продолжал сидеть у порога, а пальцы уже были за ним и ощущали небольшое облегчение. Эндрю моргнул, и Аарон, кое-как сдерживая дрожащий от волнения голос, повторил: — Пожалуйста…       На лице Эндрю начала вырисовываться гнилая гримаса отвращения. Ему не нравилось, что Аарон умоляет его уйти, но вернуться, повторяя такое жалостливое «пожалуйста». Когда он его повторяет, у Эндрю щемит сердце. Он по-другому не может воспринимать это слово. Оно звучит как: «Умоляю». Умоляю, остановись. Умоляю, прекрати. Пожалуйста.       Насколько же противно эти слова пеплом осыпаются на его языке. Ведь когда он повторял эти слова, будучи ребенком, Тильда никогда его не слушала. И он потерял смысл этих слов, думая, что если он будет их проговаривать, ему будет только хуже, а матери только слаще. Эндрю категорически отказался их употреблять, понимая, что сам себе будет причинять еще больше боли. «Пожалуйста, прекрати» = «Сделай мне больнее».       Аарон снова кивнул на дверь, и Эндрю неуверенно поднялся, до сих пор чувствуя ствол иглы внутри себя, который переставал саднить. Но ощущение того, что он в тесном закрытом помещении, не уходило ни на минуту. Его брат натянул уголки губ и проследил за тем, как Эндрю неуверенно переступал порог. Он боялся. Боялся, что если сейчас шагнет, больше не сможет встать на ноги.       Доски притворно скрипнули под его весом, хотя казалось, что парень был пушинкой, настолько худощавым, что, вероятно, ветру не составит сложной задачей снести его с ног.       Эндрю поморщился от нового ощущения, когда холод досок прошиб его босые пятки, а дрожь заставляла задыхаться все сильнее и сильнее. Он сделал более уверенные шаги, кое-как сумев спуститься по нескольким ступенькам. Парень не видел за своей спиной Аарона, но знал - тот стоит возле дверного проема, глядя на него с такой жалостью, что Эндрю хотелось ударить самого себя от того, насколько же он жалко выглядел в глазах собственного брата. Ведь он всегда старался показать себя сильным, не испуганным, не побитым и не сломленным. Но он врал самому себе. И, видимо, Аарон это увидел. Лишь глухой хлопок двери привел Эндрю к осознанию того, где же он все-таки находился.       На свободе.       Но парень не чувствовал свободы, делая каждый шаг увереннее. Он ссутулился. Расправить плечи стоило бы ему сильной боли, как и шаги, когда трава неприятно колола его ступни. Эндрю не чувствовал себя свободным. Нет. Но он чувствовал взгляд Тильды, которая проводила его своими окаянными глазами, а в руках держала куклу, к которой был привязан Эндрю. И тому было уже глубоко наплевать, каким образом ей это удалось. По всей видимости, ее книги были не такими уж и сказками, раз уж ей удалось сделать то, чего она так желала.       Эндрю знал дорогу к церкви. В детстве он часто взглядом провожал Лютера и Ники, пока они не исчезали из поля зрения. Он знал, в какую сторону нужно направляться. Ему действительно хотелось пойти в церковь и увидеться хотя бы с Ники.       Когда Тильда еще позволяла им приходить, его кузен был весьма осторожен в общении с близнецами, не пытался к ним прикоснуться или запугать. Он будто бы знал, какие тайны прячет Тильда в шкафу, но на то время она их еще не имела. Женщина поддерживала связь со своим братом, священником в местной церкви. Лютер был довольно строгим и скандальным, как поняли Миньярды, когда услышали его высокий тон. Ники тогда выглядел слишком испуганным и пытался держаться на расстоянии от отца. Но Лютер мило беседовал со своей сестрой, и детей это пугало. Словно они что-то промышляли.       Мать Николаса, Мария, умерла еще при родах, а отец Эндрю и Аарона был испытуемой крысой, которую Тильда убила слишком легко, как и избавилась от остатков, что по большей части сделал десятилетний мальчик. Отец был слишком тихим и послушным, и он стал бояться своей жены сразу после того, как мальчикам исполнилось по три года, и они переехали в этот городок в 1904 году.       Raven Fox — маленький городишко, основанный еще в 1897 году в штате Южная Каролина, недалеко от города Пальметто. Лютер жил здесь еще до того, как Тильда вышла замуж. И именно это было его идеей — переехать сестре сюда, когда местные начали воспринимать Тильду за сумасшедшую, что убила своих же родителей и родителей мужа. Тогда-то ей и пришлось спрятаться в Рейвен Фокс, захватив с собой мужа, который не мог смириться с потерей родных, не мог смириться с тем, что его жена была убийцей. А ее брат лишь прикрывал ей спину и даже начал помогать финансово. При этом документы были оформлены именно на Тильду. А если у кого-то возникали вопросы насчет нее, этой ведьме хватало одного взгляда, дабы внушить смертельный озноб в человека.       И спустя столько лет и Рейвен Фокс стал называть Тильду ведьмой, а про ее дом ходило множество слухов: если ты ногой ступишь на ее территорию — ты умрешь. Никто не осмеливался даже близко к нему подходить, стараясь миновать его десятой дорогой. Соседи всегда следили за движениями в окнах, намереваясь покинуть свои поместья без каких либо проблем.       Эндрю окинул почтовый ящик взглядом, и его глаза расширились от увиденного. На металле было выгравировано «1930», этот номер дома напомнил парню о времени. 19:30 пятница 13 мая 1911 — смерть отца, которую ему озвучила собственными устами Тильда.       Однажды Аарон ради интереса спросил у матери, когда она родилась, и та ответила: «В пятницу в 19:30, 13.05.1881», и одарила мальчика лукавой улыбкой.       Эндрю пугала эта дата.       Он на ватных ногах отшатнулся от почтового ящика, пытаясь не смотреть на эти проклятые цифры.       Его синяки начали горько саднить, а движения сковывались. Он стоял посреди дороги и вглядывался на цифры, от которых глаза не могли отвернуться. Эндрю знал, что Тильда стоит и ухмыляется своей победе. Парень не знал, почему ему стало вдруг так мрачно. Это же просто набор цифр. Они ничего не значат. Просто даты. Просто какая-то чушь.       Он стоял посреди дороги в тумане, который окутывал его все сильнее и сильнее. А на небе темнело. Погода была свежей, дорога мокрой и босыми ногами Эндрю чувствовал приятную и неизвестную прохладу. Он смог оторвать взгляд от числа на почтовом ящике, куда никогда не клали письма, и ожидать их было бессмысленно.       Парень сделал шаг, и он уже чувствовал на себе не только взгляд матери, а и другие. Много взглядов, которые въедались в него, как хищник в свою жертву, поедали плоть и заглядывали прямо под кожу. Внутри все свело, а к горлу подкатился тошнотворный комок. Эндрю чувствовал, как нарастала головная боль, и что свежий запах свободы походил на железную клетку, в которую помещали грызунов, тем самым придавая иллюзию воли.       Эндрю поспешил убраться. Ему действительно хотелось увидеть кузена, которого он не видел довольно долго, хоть и жили они в одном городке. Лютер с Ники постоянно засиживались в церкви, и этот день наверняка не был каким-либо исключением. Парню хотелось видеть кузена, но не дядю. Он раздумывал и о том, как же Тильде удалось открыть дверь, не касаясь ее. Неужто и дом теперь был под ее влиянием. Но как заставить не живое ожить? Это не возможно. Или дом страдает от нее, а использует она уже мертвых. Но куклы детей в шкафу, а с собой она таскает только две — Аарона и его.       Парень вспоминал коварную ухмылку на треснутых губах матери, когда она своими длинными когтями постукивала по глазам-пуговицам. И Эндрю снова чувствовал это неприятное покалывание в глазах, а мир плыл, теряя всю ясность. Наверняка, Тильда снова проводила этот трюк, но он уже отходил на предельно длинное расстояние от дома, дабы перестать чувствовать этот гнилой взгляд на своей спине.       То, как Тильде все удается — было таинственной загадкой. Эндрю не понять этого. Ему не осознать того, откуда его мать могла набраться столько знаний в суевериях, и превратить их в реальность. Разве книги могут раскрыть столько тайн и возможностей?       Этого тебе не понять. Смирись, Эндрю.       Парень выдохнул, а на его лице возникла истеричная улыбка, которая могла сказать, что ему полегчало, но в то же время стало и хуже. Эндрю дышит свежим воздухом, а его босые ноги стоят на холодной дороге. Он на свободе, несмотря на то, что на самом деле витает в иллюзии и сам уверен, что заточен в клетку навеки. Он увидел огромный крест, что стоял на верхушке крыши церкви, и какое-то облегчение озарило его тело, а боль отступила на второй план, когда он заметил силуэт. Недалеко от церкви, ближе к клумбе с разными кустами стоял парень - скорее всего Ники. В детстве тот часто говорил, что ему досталась любовь к растениям от покойной матери. По крайней мере, это ему сообщил Лютер.       Эндрю поспешил направиться к нему. Даже если это не Ники, может быть, этот незнакомец направит его к нему. Но у Миньярда не было социальных навыков, он не привык общаться с людьми. Круг его общения — Аарон и Ники, с последним он то и дело общался давно. Он не знал, как ему подойти и что сказать, он застыл в непонимании, что ему вообще нужно делать. Было ошибкой замереть посреди дороги, ведь прямо на него двигалась машина. Благо он успел отскочить в сторону, но из-за испуга свалился в кусты. У парня-садовника выпал шланг с водой из рук, и он поспешил на помощь Эндрю. Не обращая внимания на агрессивные крики водителя, парень зациклился лишь на Миньярде. Он подбежал к кустам и аккуратно глянул на упавшего, зная, что Эндрю не может терпеть прикосновения. Блондин не двигался, оставаясь перевернутым среди веток.       — Эндрю! — встревоженно окликнул Ники. Его голос стал намного ниже, чем в последний раз слышал Эндрю. Но все же Хэммик оставался собой со своим вечно громким тоном, который то ли резал, то ли, наоборот, осчастливливал слух. Миньярд лишь с интересом взглянул на него сквозь пелену белесых волос, которые упали ему на лицо. — Эндрю? — теперь-то Ники действительно осознал, что перед ним его кузен.       Николас знал, что близнецам было категорично запрещено даже на крыльцо выйти: Тильда была сплошной ведьмой, и Хэммик ее искреннее ненавидел. Он очень любил своих кузенов, все время думал о них и переживал. В его голове начал выстраиваться план побега от их сумасшедших родителей, которые были заодно. Эндрю что-то неразборчиво пробормотал, а потом полностью завалился в куст, делая кувырок назад, тем самым сев на траву. Он чувствовал небольшие покалывания в некоторых местах, но это была легкая, совсем невесомая боль, которая ему понравилась. Теперь Эндрю понимал, каково это - получать травмы от чего-то другого, менее болезненного, чем проклятые иглы.       Ники глупо уставился на него, и Эндрю осознал, что перед ним Хэммик. У Николаса руки так и чесались обнять Миньярда хоть на секунду, притянуть к себе в крепкие объятия и подарить тепло. Как бы сильно Ники этого не хотелось. Он уважал границы и не хотел причинять ни малейшего вреда Эндрю, зная, как он относиться к этому и какие страшные раны скрываются под этой изношенной одеждой. Ники удивленно моргнул, когда Эндрю начал молчаливо разглядывать его смуглое лицо, стараясь запечатлеть в памяти каждый миллиметр лица кузена. Когда Миньярд поймал его взгляд, он не мог сдержать искреннего смеха, который не было возможно остановить еще на пути к горлу. Он начал расслабляться, чувствуя немую защиту, которая исходила от Ники. Он заливался смехом, и этот смех Ники слышал впервые, и ему чертовски хотелось разрыдаться от того, что Эндрю смеется.       Эндрю смеется от радости! Это не истерический смех, наполненный болью. Он озаряет Ники своей лучезарной улыбкой. И если раньше Эндрю походил на тучку с грозой, сейчас он выглядел как лучистое солнышко. И Ники не смог сдержать и своего смеха. Вваливаясь в кусты, он присел рядом с Эндрю на приличном расстоянии, дабы сохранить границы.       — Приве-е-е-ет, — задорно протянул Эндрю, пытаясь отойти от приятного тепла в груди. Он понимал, что с Ники можно быть самим собой. С Аароном он не мог. Парень всегда должен был показывать: он сильный, он защитит Аарона. Но на самом деле это Эндрю нужна защита, как думал Аарон. Он был навеки благодарен ему за это, но никак не знает, как сказать брату, что он на самом деле чувствует. Что Эндрю должен прекратить брать на себя все и принять помощь. Миньярд радостно глядел на Ники, а тот ему в ответ отвечал тем же.       — Приветики! — улыбка на лице Ники становилась все шире, а его тон все радостнее и задорнее.       Они сидели за кустами, пытаясь отдышаться от звенящего смеха, что до сих пор вырывался из их груди. В воздухе витал аромат комфорта, и Эндрю мог спокойно расслабить плечи. Парень чувствовал свободу, несмотря на то, что она была иллюзорной. Он наслаждался покоем и умиротворением рядом с кузеном, которого давно не встречал. Воздух был настолько приятным, что легкие обжигало невесомым покалыванием от того, насколько он был свободным. Манящий в неведанную белесую пустоту, где было одно лишь счастье. Вот оно: сидеть рядом с ним, хохотать, а слух приятно щекочет от легкого смеха, который был заразен. Залез под кожу, будучи маленьким существом, что въелось своими тупыми зубами, оставляя только щекотку. Настолько же было хорошо вот так вот лежать на прохладной траве, не видеть в небе ничего и смеяться от души.       Ники сидел в испачканном, довольно большом комбинезоне и такой же мешковатой поношенной толстой кофте, которая открывала вид на грудной карман, где что-то лежало. Пока Эндрю глубоко дышал и наслаждался каждой секундой, проведенной на траве, Ники вытирал руки о чистые участки одежды. Он походил на маленького мальчика, что загулял в грязи и вернулся домой, встречая возгласы родителей: «Ну и поросенок!».       Эндрю чувствовал, как трава колола всю его спину. Будь его одежда немного толще, он бы ее не почувствовал, но как же все-таки он рад ощущать это. Другие бы давно встали с земли, с раздражением проклиная природные иголочки. Эндрю они нравились. Он не придавал значению острым ощущениям, думая о том, что он действительно живой: может чувствовать абсолютно все, может чувствовать что-то, что не принесет боль.       Ники вынул из нагрудного кармана что-то, свернутое в бумажный пакет.       Миньярд заинтересованно поглядел на сверток, чувствуя какой-то манящий аромат, и единственное, что он сделал — выгнул от удивления бровь. Он не понял, что там находиться, пока его кузен с улыбкой на лице не поднес к его лицу пирожок. Все это время Эндрю улыбался, сам того не понимая, улыбка на его лице возрастала с каждым вдохом свежего воздуха. И вот они начинали падать. Что-то обрушилось на него тяжелой глыбой, ведь он смотрел на этот пирожок, как на восьмое чудо света. Такой шанс выпадает раз на всю жизнь. Он глядел на то, как очаровательно было приготовлено тесто, а внутри с краев совсем немного выглядывала начинка — мясо. Ники с лучезарной улыбкой вручал парню еду.       Хэммик видел, как его кузен голодным взглядом смотрел на пирожок. Эндрю и вправду боролся с желанием схватить мертвой хваткой еду: он был слишком сильно голоден. Тощее тело можно было заметить, несмотря на то, что он весь был закрыт поношенными мешками. Наверняка его выдавали худые пальцы и запястья. Хэммик невольно глянул на них, замечая синяки. Он мысленно скривился, но понимал, что лучше таких тем сейчас не поднимать и дать парнишке насладиться немного обычной жизнью. Плечи его были напряженными, пока он пытался не смотреть на гематомы Эндрю.       Ники уверенно кивнул, говоря глазами безмолвное «да». Эндрю аккуратно, словно пирожок — хрусталь и может разбиться от одного косого взгляда, взял его трясущимися руками, понимая, что сейчас он поступает как эгоист, когда в голове всплыл образ Аарона.       Я так не могу, думает Эндрю, это несправедливо, эгоистично с моей стороны. Пока Аарон сидит дома с ведьмой без защиты, совсем один, я наслаждаюсь свободой и нормальной едой.       Подавиться слюной и умереть от этого — было бы намного лучше, нежели такой поступок по отношению к близнецу, который тоже должен был сейчас чувствовать себя хорошо, так же, как сейчас себя чувствует Эндрю. Он понимает, что мать может и не навредить Аарону, когда он ей потакает. Но эта ведьма способна на все, что угодно. Лучше вернуться — совесть успокоится. Он только хотел подняться на ноги, как вдруг Ники остановил его своим голосом:       — Карманы у тебя большие, передашь и Аарону пирожков? — парень положил перед Эндрю несколько свертков, и спина блондина расслабилась, как и он сам. Это было зеленым светом для того, чтобы начать кушать, когда он был так голоден из-за несъедобной стряпни Тильды. — Не бойся, ты можешь съесть сколько влезет, если что, я сбегаю домой… — Эндрю внимательно его слушал, спокойно поедая пирожок за пирожком. Он чувствовал блаженство во рту и таял от внутреннего счастья, которое лилось в нем водопадом. Хэммику не удалось закончить свою мысль, ведь между кустов, за которыми они сидели, возник до чертиков взволнованный и такой… ухоженный, чистый парень. Эндрю мог видать таких только на иллюстрациях газет и представлять, читая книгу. Он приоткрыл рот, а после попытался проглотить кусок, что совсем не лез в горло. Одного пирожка было достаточно, чтобы он почувствовал сытость. Эндрю мысленно кричал. Глядя на этого парня, не скажешь, что он такой же подросток, как и Эндрю с Хэммиком, которым до 21, совершеннолетия, далеко, но с темпом времени — быстро.       Поверх идеально чистой и выглаженной рубашки был вручную связан женскими руками свитер, а на голове красовалась кепка восьмиуголка. Миньярд почувствовал себя весьма неловко, а краешки ушей поалели из-за прилива стыда. Но, видимо, Ники было совсем плевать на то, что он замарал руки в грязи и от появления юноши резко встал на ноги, дабы обнять прибывшего.        Эндрю не знал, куда ему деться. Все пирожки, которые Ники ему отдал для него и Аарона, он спрятал по карманам. Знакомый Ники только что и делал: глядел с приветливой улыбкой на копошащегося парня. Эндрю же было неловко от того, что он был не в чистом состоянии, но энергия Ники была слегка заразна, поэтому спустя несколько секунд его тело расслабилось, лицо приобрело оттенок скуки. Он по-птичьи склонил голову, глядя на бледного блондина, чьи волосы были еще белее, чем у самого Эндрю. Юноша с удовольствием и улыбкой отвечал на объятия Ники, не заботясь о том, что тот немного испачкал его.       Эндрю смотрел на обнимающихся парней, и что-то внутри него кольнуло, но благо не ржавая игла. Трепет. Мягкий, колючий трепет, что обнимал его за плечи, согревая. Ему было хорошо от осознания того, что его кузен имеет хорошего человека в друзьях. Видимо, они с этим парнем довольно близки, раз жмутся друг к другу с явно прекрасной ступенью доверия. И Эндрю действительно был рад ощущать радость за Ники. Он не стал задерживать долгий взгляд на Ники и незнакомого блондина, поэтому отвернул голову, разглядывая дорогу, которая была укрыта густым туманом.       Несмотря на непогоду, было тепло, а именно на душе, когда рядом стоял счастливый кузен, заменяющий любое солнечное тепло. Казалось, он и сам был этим солнцем, что излучал столько энергии, даже будучи окунутым в такую жалкую жизнь со своим отцом-священником-грешником. А дело было вовсе и не в вере да правде, а в том, что тот заговоры Отца Божьего готовит — Ники слышит и все знает. Иметь острый слух было в некой мере хорошо. Он в сию же секунду мог услышать даже тихий шепот за стеной спальни отца и узнать, что тот замышляет. А замышляет - дело грешное: ведьме, сестре своей с радостью поможет. Книгу он ей с разных источников смешал однажды, да по сей день продолжает это делать. Нашел — отдал.       Ники неловко отстранился от своего наверняка друга, как мог подумать Эндрю, и потер затылок, глядя на своего кузена, который продолжал сидеть на траве, глядя на них двоих. Это заставило неловкой паузе повиснуть в воздухе между тремя мальчишками, но обстановка смогла немного стать расслабленной, когда красивый незнакомец-друг Ники-прилежный джентльмен-блондин, смог протянуть руку Эндрю, а тот смотрел на нее, как на своего заклятого врага, и не осмеливался даже попытаться протянуть в ответ. Хэммик прочистил горло и взглядом сказал своему другу, что лучше не стоит прикасаться к мальчишке, тот лишь с пониманием кивнул.       — Пожалуй, следует познакомиться, — он натянул неуверенную улыбку и спрятал руки за спину, немного наклонив корпус в приветствии. Эндрю это немного удивило, что открыв немного рот, он неуклюже дернул головой. Ники лишь пытался скрыть какую-то радость, но проблеск в очах был виден слишком ярко. — Меня зовут Эрик Клозе, я… — он запнулся, перекидываясь странным взглядом с Ники. Этот взгляд Эндрю понял частично. Скорее всего последующие слова окажутся ложью. В этом Миньярд был уверен слишком хорошо.       — Мой друг! — немного испуганно выкрикнул Хэммик, цепляясь пальцами в руку Эрика. Они были немного встревожены, глядя на Эндрю, чьи брови медленно и верно ползли вверх, а во взгляде читались слова: «Вы врете. Я это знаю».       — Вы не друзья, — ровно проговорил Эндрю, и от его немного холодного тона, что явился настолько резко, Ники с Эриком дернулись, насколько же жестоко звучали слова Миньярда, хоть и не несли в себе никакой угрозы, только определенный факт. Настроение между тремя парнями сменялось с солнца на мрачную тучу, и Ники чувствовал, как в районе шеи и груди нарастала кишащая ужасом тревога. Эндрю слишком резко опустил, а потом нахмурил брови, прищуриваясь, мол, подозрительно. — Вы пара?       Такой вопрос застал Ники и Эрика врасплох, причем довольно сильно.       Глаза обоих забегали, и они не знали, как выразить те слова, которые рвались у них из горла, и они просто кивнули в неподдельно идеальной синхронности. Эндрю усмехнулся своей победе. Миньярд много читал, в его списке так же были и романы, но они ему наскучили. Однажды он задался вопросом: может ли женщина любить женщину, а мужчина мужчину? Сколько бы он себе вопросов не задавал, не было того или чего-то, кто мог дать точный ответ. Но он смог догадаться по одной цитате: «Любовь не имеет границ. Любить можно всё и кого угодно. Все имеют право на любовь, даже мертвые»       И теперь перед Эндрю стоял ответ на его вопрос. Все в этой жизни возможно, и он рад, что утихомирил свое любопытство. Возможно, позже задаст несколько вопросов уже не себе, а своему кузену, но это будет позже (если вообще будет, но он искреннее надеется). Он понимает, что время на исходе и лучше спешить домой. Поэтому парень аккуратно поднимается с земли, чувствуя в районе груди знакомое покалывание. Видимо, Тильда с помощью куклы наносит ему фантомную угрозу и пытается вернуть своего сына домой.       Ники хотелось спросить, как же Эндрю удалось покинуть дом, но он молчал, пока какая-то резвая мысль не посетила его спонтанно.       — Возьми святой воды! — от неожиданности Эндрю подскочил, а крик застрял у него в горле. Сердце почему-то начало колотиться слишком быстро, что было неестественно для того, кто блуждал по хаосу ужаса днями и ночами. Он живет в ужасе и давно привык к такому сердцебиению. Оно бьет по барабанным перепонкам намного быстрее и сильнее, и это не остается без его внимания. Эндрю морщится от ощущения ваты вместо ног и тела, кидает взгляд на Ники, и тот сжимается. Глаза Эндрю переполнены испугом, таким отчетливым, что даже Эрик хмурит брови от непонятного явления.       — Твоя мать ведьма, как все говорят, — начал тихо и осторожно он. Что действительно его заставило замереть на месте — глаза Эндрю. От испуга не осталось и следа, и в этот же миг там проскользнула опасная хладность. Парни будто бы ходили по тонкому льду, когда настроение Миньярда могло поменяться быстрее, чем ты сможешь моргнуть. Эндрю стоял на месте, и только сейчас Ники смог осознать, что тот дрожит. Слишком сильно, и это явно вызвано было не страхом, в мыслях себе произнес Эрик, а после заговорил: — Святая вода пойдет против ее темной магии. — Эрик не был уверен в своих словах насчет магии, потому что Ники не очень много мог рассказать о своей семье, поэтому информацию он складывал пазлом с разных отрывков слухов, которые блуждали по улицам вместе с туманом. Иногда кто-то заикнулся об этом: туман никогда не покидает поместье ведьм Тильды Миньярд.       Эрик неуверенно переглянулся с Ники и взял за руку, переплетая пальцы. Эндрю на это даже не взглянул. Он был сосредоточен только на глазах своих собеседников, а тех это не могло оставить в покое, и им было не по себе.       Ники свободной рукой выудил из кармана небольшой пузырек с прозрачной жидкостью и протянул к Эндрю. Этот жест был весьма осторожен, ведь Эндрю с пренебрежением глядел то на баночку, то на своего кузена, которой решил стереть всю гнетущую атмосферу своей неловкой улыбкой. Дарил он ее слишком часто. Это вызывало что-то легкое в районе груди, и Миньярд таял от теплоты. Он устало вздохнул и осторожно забрал предложенную авантюру.       — Я не знаю, как сделать так, чтобы ослабить ее коварные фокусы, но, наверное, следует в небольшом количестве выпивать каждый день или пару капель добавлять себе в воду. — Ники неаккуратно и нервозно жестикулировал, потому что действительно не знал, какой метод лучше всего ослабит боль Эндрю. Его хороший слух доносил к нему немало информации изо рта Лютера, отца, но об этом и слова не было. Хэммик рос со святым отцом, поэтому знал некие прелести всего триумфа, тем более о святой воде, которая была неотъемлемым атрибутом в церкви после крестов и икон.       — Спасибо… — тихо прошептал Эндрю, но парни смогли услышать сказанное и лишь кивнули, глядя на то, как Миньярд начал хромать, когда разворачивался и делал первые шаги на дорогу.       — Осторожно на дороге! — крикнул ему вслед Эрик.       — Приходи к нам еще, будем ждать! — Эндрю только махнул им рукой, но не был уверен, сможет ли выходить на свет еще раз.       И все же он смог выиграть эти моменты. Каждая пятница была выходом из дома, глотком свежего воздуха и новая порция святой воды, которая действительно уменьшала его боли. Но… …он много чего не знал.